Предисловие к книге Т. Рускуле "За гранью сна"

Разделить одиночество с вами...


Бесстрастие противопоказанно искусству.
Поэт рождается,чтобы восхищаться, и потом всю жизнь вовлекает других в это своё мироощущение. Порою кажется, что и трагические ноты в творчестве тоже предмет тайного восхищения творца. Человек с оголёнными нервами, он воспринимает всё вокруг острее, красочнее, обобщённее, духовнее. У большинства людей душа изнемогает в немоте. Они тоже страдают, тоже не приемлют несправедливости. Но на уста их наложена печать молчания. У некоторых всё-таки прорезается умение выразить свои чувства. Как круги по воде, расходятся от них волны сопереживания, и мёртвую зыбь тысяч одиночеств сменяет слитное раскачивание постепенно объединяющихся судеб.
Татьяне Рускуле дан дар слышать и понимать сказочный язык природы — язык зверей, птиц, растений, а главное — голос охваченных немотой душ. И не только слышать. Но и перекладывать эти голоса в слова. Точнее — в стихи.
Главная тема поэта Рускуле — Родина и всё, что этому понятию сопутствует. Само собой разумеется, что ни один человек не существует вне родины, будь то держава в самом высоком значении слова («Родина. К чему уже кривляться, Чужестранный примерять наряд?») или принадлежность человека земле, на которой он родился, государству, в котором он проживает, зову крови предков, культуре, которая его взрастила. И чем больше в крови намешано, тем выше взлёт человека, тем шире кругозор, тем дольше память от далёких предков до наших дней, тем богаче образность и сила языка человека, творящего искусство. И всё же у писателя много больше ниточек, связывающих его со своим этносом, чем у любой другой личности, особенно, если корни её питаются соками разных этносов.
Татьяна Рускуле не забывает напоминать, что она ведёт свой род от двух легендарных народов — поморов и карелов, а взращена на древних славянских землях Латгалии. По праву происхождения она унаследовала всё от тех, от кого ведёт свой род. Но унаследовала, по праву поэта, ещё множество кусков нашего прекрасного и тревожного мира. Потому отстаивает своё творческое первородство на право владения всем, чего коснётся волшебный взгляд поэта. И с неукротимой энергией требует: «Отдайте то, что вам уже не надо, - Мой мир, который всем, увы, далёк». Владея всем миром, она чувствует тонкую грань, которая ограничивает её власть над ним и которая в то же время растворяет его во всём остальном пространстве. Поистине, поэт — гражданин мира, над которым «в ярких масках кружат времена». А пространств и времён у нас — космическое множество...
Врастать в мир и откликаться на него — это карма поэта, его крест. В этом мире «спелая луна», «на юном небе солнца письмена», «дали дальние, льняные». В нём , «отраженьем радужным играя, Пьют облака из озера рассвет» - совершенно есенинский образ, близкий к великому поэту и при этом абсолютно свой. Можно перелистывать строчки Татьяны и обнаружить родство и с другими поэтами. «Танцует дождик медленный фокстрот» - чем не розенбаумовский вальс-бостон, то есть слоу-вальс?
Творчество Татьяны Рускуле несёт в себе нежный лирический заряд. Он проявляется и в незаживающей памяти об ушедшей маме («Ах, будь жива сегодня моя мама, Она б сказала: «Доченька, держись!», «Над маминой рябинкой сиротливо Заплакал дождь и обречённо стих»). И в осознании своего места в поэзии («Я на этом спектакле одна, Не по мне карнавальные роли»). И в неизбывной жалости к брошенному псу («В парке, на газоне, Умирает пёс, Изморозь, как иней, на бровях»). И в ностальгии по северной столице России («Мне Петербург дороже и милее Заморских стран и чуждых городов»). Свойство всё заметить вокруг себя и откликнуться — признак большой души и чуткости поэта. У автора хватает смелости заявить: «Я как все — и живу, и нет»... Это уже не поэтическое украшение, не фигура речи. Это политический девиз, обобщение — все и живут, и не живут в нашем глобальном непреодолимом одиночестве. Раз за разом поэт возвращается к теме одиночества. Вот «голос наш уснёт, но мир проснётся, И будет всё дышать уже без нас» - здесь уснувший голос символизирует прощание навсегда, уход из жизни, загробное ледяное одиночество. Как писал Иосиф Бродский, «это не мы их не видим, нас не видят они». Вместе с тем смерть — это начало новой жизни, значит, конец всякому одиночеству. Так полная, абсолютная безнадёжность даёт росток новой надежды.
Конечно, главный мотив лирики Рускуле - любовь и женское счастье. Но для подтверждения этой темы надо цитировать целую книгу — не промахнёшься. Собственно, любовь — это и есть её мир. «Ты плачешь? Значит, скоро всё пройдёт, И мир войдёт в твои скупые строки». Пролитая слеза дочиста промывает глаза, и поэт может увидеть неувиденные образы. Например, «Небо над городом хмуро, неласково, Словно набухший слезами платок». Поэты часто называют осень слезливой. Но какое пронзительное сравнение неба с набухшим слезами платком! Здесь и сходство его с влажной рыхлой массой, и набрякшие мешки под глазами, и хлюпающая природа — и небо, и земля. Будто не весна, а осень предвещает начало жизни. По Андерсену, и сердце Кая оттаяло только тогда, когда он заплакал.
Отдельно следовало бы писать о поэтических приёмах Татьяны Рускуле. Делать это всё труднее из-за их обилия и богатства. Критики ещё поломают копья над секретами проникновенного мастерства поэта. Читатель сам имеет возможность найти и подумать над щедрыми строчками её стихов, а я приведу только один пример — изящную звукопись в одном из стихотворений:

Шипя и пенясь, вздох прибоя,
Ласкал и нежил край скалистый.
И мачты-сосны с ветром споря,
Шумели шёпотом смолистым.

Как удачно передают эти шелестящие звуки ш-сс-з, с-ж-сс, ш-ш-сс шёпот волны, накатывающиеся и тающие в песке, шорох трепещущих сосновых лап - звуки янтарного балтийского побережья.
Нет, это не книга одиночества, хотя одиночество непременный признак профессии пишущего. Стихи Татьяны Рускуле многослойны, отточены, лиричны, как говорится, хватают за душу. И бодрые они или жалостливые, они приносят читателям радость.

Феликс Суркис
Русский советский писатель, поэт, переводчик
(Санкт-Петербург)