"Грибною тропой"

...двинулась к выходу. Дверь за Зоишной со скрипом закрылась. Григорьич налил себе ещё "Kauffman" и наколол на гнутую вилку блестящий конгломерат солонцов. "-Света , а эти грибы..." - он повертел перед собой то , что было на вилке. "-Не припомню , чтобы прошлым летом были гладыши. А здесь , вот смотри , гладыши и серушки." Светлана Романовна монотонно дожевывала последние кусочки , расчленённой в дачных условиях, сельди. "-А тебе ли не всё равно?" Профессор выпил. "-Света , во всём должна присутствовать логика. Я давно взял себе за правило компилировать наблюдения , анализировать их и , наконец , эксплицировать." Дрэмп смерила мужа презрительным взглядом и подалась вперёд. "-А что же тогда ты рожу свою не моешь перед обедом? Вон , только нос обтёр , теперь как у свиньи , только рыльник белый , а остальная харя , как у шахтёра в забое!" Профессор приосанился в скрипнувшем полукресле. Выпитое придавало старику то неповторимое преимущество перед реальностью , от котрого самооценка прыгала вверх , подобно ртутному столбику , а приятие окружающего мира было a priori лояльным , даже всепрощающим. " Снаружи донёсся отдалённый , но пронзительный крик. "-Крик Дафэна." - артистически комментировал Григорьич , и налив себе из уже наполовину пустой бутылки , прислушался. В тишине веранды казалось , что даже пар от дыхания Дрэмпа слышен. "-Света , а почему вы обед в доме не накрыли?" -как бы невзначай спросил профессор. "-В доме?" - вкрадчиво переспросила супруга - "-А ты его сколько протапливать намерен? Дверью хлопать туда-сюда , выхолодите к чёрту всё тепло! Как потом спать будем?!" Григорьич вздохнул. "Света , но ведь в доме гораздо уютнее принимать пищу , согласись." "-Пищу? Это в лесу шишки белкам пища , а этот обед мы с Зоишной из города пёрли! Корячились,готовили , чтобы этот хромой неуд всё коту под хвост...! Вот , где он сейчас?!" Профессор призадумался на минуту , затем профессиональным лекторским жестом откинул голову назад , скрестил пальцы рук и хорошо поставленным баритоном промолвил: "- Валентин , вероятно там , где подобные мелочи , типа обеда , протопки и прочего теряют свою актуальность изначально. На миг призадумайся , Света , сколько лишнего , наносного в нашем , казалось бы , рационалистическом обиходе. Вот ты упрекнула меня в некоторой особенности умывания. Это же кажется уместным лишь в контексте главенствующего догмата суть иллюзорных представлений." Дрэмп с какой-то инквизиторской искринкой следила за мужем , как-будто выжидала удобного момента , чтобы выдвинуть аргумент , разящий того в самый жизненый центр , пульсирующий где-то в глубине его профессорского организма. На веранду вошла Зоишна. Григорьич замер... "-Зойка , ты пэшт доедать будешь?" - звонко спросила Дрэмп. Селицкая вытаращила глаза - "-Ну позовите же Павликова к обеду. Неловко как-то." Профессор осложнел. "-Зоя , а он разве не у забора?" - робко спросил Григорьич. Селицкая замотала головой. "- Следы ведут к туалету. Володя , сходи за ним. Только.. Как-нибудь деликатно спроси. Как-нибудь в шутливой форме. Чтобы не ставить человека в неловкое положение." Профессор пожал плечами и с явными усилиями приподнялся с полукреслока. Нетвёрдой походкой старик проковылял к двери. "-Стой!" - рявкнула Дрэмп- "- Накинь хоть что-нибудь , холодно." и Светлана Романовна проследовала на малую веранду , где было что-то напоминающее кабинет профессора. Там среди хлама , старого трепья и развалов обуви Дрэмп отыскала подростковый пододеяльник с гигантским изображением каких-то людей. "-На , завернись." Григорьич принял бельину и стал с интересом разглядывать изображение. Растянув пододеяльник на свет , профессор увидел крупную надпись "Tokio Hotel" "-Света , это что-то японское?" "-Да какая тебе , к чёрту , разница?!" - ощетинилась супруга. Профессор еще с минуту разглядывал молодые лица на пододеяльнике. "-Света , но ведь они не японцы." "-Да ты достал , Володя !!!" Григорьич перекинул пододеяльник через плечо и покачивая головой , вышел из помещения ,приговаривая : "- Как же обременительно находиться в обществе поверхностных людей". А солнце снаружи буйствовало. На небе ни облачка. Штиль был такой , что если бы оставленная кем-либо сигарета свободно тлела , то дымок серой ниточкой поднимался бы строго вертикально метров на пять-семь , прежде чем растаять в этой ослепительной зимней тишине на фоне вековых финских елей , хранящих чухонские легенды и грозди отливающих медью прошлогодних шишек. Григорьич любил Тэль всем своим организмом. Это не зависело ни от сезона , ни от погодных условий. Тэль обладал своей особой , ни на что не похожей аурой. Это было место восхитительное , животворное , почти магическое. Сюда всегда стремились оба профессорских сына , непременно таща с собой целую ораву приятелей и подружек. Сколько же здесь всего произошло..! Григорьич , покачиваясь и блаженно улыбаясь , стоял на трескучем морозе , но абсолютно не мёрз. Да.. Тэль вечен... И пусть совсем скоро этот финский хутор будут окружать безвкусные пёстрые садоводства , сетка рабица , профлист и щебень дорожек , навсегда уйдут в прошлое дивные туманы и нетронутые снега , нехоженые чащи лесов с грибными тропами , останется история Тэля.. В памяти старожилов , в любительских фотографиях , в рисунках и стихах творческих дачников. Профессор , увязая в снегу , подошел к туалету. Тихо.. На минуту Григорьич здадумался , как позвать , окликнуть Михалыча? Зоишна придавала такое значение этому.. Интересно , какие у них отношения все эти годы? Ведь они оба по-своему ущербны. Селицкая просила никак не смутить Павлова , пригласив того к обеду. Григорьич выпрямился , и глядя на закрытую дверь в туалет , громко спросил ; "-Боденшатц , Вы на гнезде?"