Иллюзии

Это утро нечем не отличалось от предыдущих, густая, вязкая тьма окутала комнату, плотные шторы не позволяли солнечным лучам проникнуть внутрь, а тишина, будто застоялая вода залила все щелки окон и дверей. Но всю эту идиллию нарушает пронзительный, режущий слух и отдающий стуком молотка в висках, звон будильника. После пары неудачных попыток выключить его, последняя все-таки увенчалась успехом, и я, все еще сонный и не открывший глаз сажусь на кровати, поставив ноги на холодный, покрытый линолеумом пол.
- Ужасное утро, правда?
Голос раздается из-за моей спины, только вот одеяла не шуршат, а кровать не прогибается под ЕЕ весом, даже пылинки в воздухе не вздрагивают. Но знаете, я привык. По первянке шарахался от нее, даже забивался в угол с истерическими криками, а теперь, теперь она как что-то само собой разумеющееся, теперь она часть моей жизни, как раковая опухоль, которая убивает медленно и мучительно, и ничего тебе уже не поможет.
Промычав чт- то в ответ я поднимаюсь с кровати и плетусь в ванну, все тело ноет, но и к этому я тоже привык, постоянно плохое самочувствие Она принесла с собой, будто мне одной ее мало.
Из зеркала на меня смотрит какое-то непонятное, совершенно не привлекательное и, пожалуй, даже мерзкое существо, но главное разочарование в том, что так не только по утрам, теперь это мое обычное состояние. Темные синяки под глазами, которые только и растут с каждым днем, и кажется скоро расползаться по всему лицу. Сами глаза потухли, померкли что ли, из изумрудно зеленых они стали болотными, и ничего красивого в этом так же нет. Губы постоянно трескаются и сохнут, так, что создается ощущение, будто я не пил уже несколько дней. Пожалуй, единственным приемлемым в моей внешности пунктом остались волосы, как были черными, так и остались. Это, пожалуй, незыблемо.
- Чего смотришь? Думаешь, что что-то изменится? Как был уродцем, так им и останешься.
Теперь она уже стоит за моей спиной, точнее она стоит в зеркале, по ту его сторону, но я чувствую ее руки на своих плечах, пальцы до боли сжимают кожу, и кажется, сейчас вопьются в нее ногтями. Но из моего рта вырывается лишь вздох, а глаза устремляются в раковину. Как бы я не старался ее не замечать, сколько бы препаратов не принимал, что бы там не говорили эти напыщенные, повернутые на деньгах психологи, она никуда не исчезнет. Никуда и никогда.
- Ты безнадежен.
В ее голосе чувствуется призрение, и я ее понимаю, ведь я и правда жалок, ей удалось довести меня до полного эмоционального упадка всего за два года и пять месяцев, а если быть еще точнее, за два года, пять месяцев и тринадцать дней. Теперь я только и делаю что считаю, читаю дни, часы, минуты, слежу даже за секундной стрелкой,, не знаю зачем, может потому, что этот порядок успокаивает. Что бы не произошло, стрелки часов не будут крутится в другую сторону, а время, ни смотря ни на какие твои мольбы, не остановит свой бег.
Из крана полилась живительная холодная вода, которая с каждой секундой только леденела, набрав ее в ладони и плеснув себе в лицо я вновь поднял глаза к зеркалу. Теперь ее голова так близко к моей, что наши щеки вот-вот соприкоснуться, но я во время шарахаюсь в сторону, при этом, чуть не навернувшись на постоянно скользком полу.
- Ты меня угробить хочешь?!
Но я уже знаю ответ на этот вопрос. «Да». Раздается в моей голове, а она лишь смеется, удаляясь на кухню, ее шаги беззвучны, но движения очень ощутимы, стоит ей махнуть рукой, как по моему телу пробегает легкая дрожь, я явно уже стал параноиком. Печально. Наверное, должно быть печально, но мне плевать.

- Ммм, чудесный запах гари.
Она сидит за столом, закину на него свои тонкие, стройные ноги, но они (как и все ее тело) совершенно меня не привлекают, и никогда не привлекали.
Я только сейчас замечаю что по кухне и правда расползается едкий запах гари, в секунду застегивая последние две пуговицы на мятой белой рубашке я подскакиваю к плите выключая газ. И опять вздох, казалось, только этими вздохами я могу хоть
как-то выразить свое недовольство.
- Что говорят в новостях?
Монотонным голосом спрашиваю я, а в ответ слышу звук включающегося телевизора, странно,как я еще не сошел с ума, а может уже и сошел.
- Как обычно все плохо. Ничего нового, смирись.
Ее голос звучит не только в моей голове, он сотрясает всю кухню, стаканы в шкафчиках подрагивают и тихо стучат друг о друга.
- Говори по тише, голова раскалывается.
И вновь этот смех, обнажающий идеально ровные белые зубы, только ее улыбки всегда напоминают мне оскал, будто она готова в любой момент вцепиться тебе в глотку, выгрызая кадык.
- Я смотрю ты сегодня не в настроении.
Она поднимается со стула и подходит ко мне сзади, пока я соскребаю со сковороды пригоревший омлет, который уже никак не спасешь. Значит опять придется есть на работе.
- Я не в настроении уже как два с лишним года.
В попытке разбавить свой мрачный тон саркастической улыбкой, я лишь искривляю уголки губ, и уже готовлюсь услышать «жалкий», но вместо этого отвлекаюсь на мужской голос, доносящийся из телевизора.
- Городской фестиваль, но ты ведь не пойдешь, будешь вновь отсиживаться дома.
Перебивая мужчину говорит она, и проводит руками по моим плечам и спине, возвращаясь на стул, каждое ее прикосновение до жути неприятно, но как вы уже могли догадаться, я и к этому тоже привык.
- А может и пойду, хорошо, что ты хоть двери перед о мной не закрываешь.
Но только вот я знаю, что это ложь. Я и правда никуда не пойду, раньше для меня подобные вечеринки и мероприятия были делом обычным, таким же, как и напиваться на них в хлам в компании симпатичных «девушек на одну ночь», но теперь все изменилось. Больше нет прежнего Марка Райнера. С ним все распрощались раз и навсегда когда поняли что имеют дело с психом, страдающим галлюцинациями, да и не только ими. Моей больничной картой можно убить слона.
Надеюсь, теперь вы понимаете, насколько в моей жизни все плохо.
- Конечно, не закрываю, ведь меня не существует.
Но на этот раз мы оба знаем что это не правда, она существует, очень даже, хоть у нее и нет имени и вижу ее только я, но она определенно не просто плод моего больного воображения, и никто не докажет мне обратного.

На работу я всегда ежу на машине, и в этот раз никаких изменений по этому пункту не предвещалось. Я сажусь за руль, а Она, неизменно растягивается на заднем сидении. Всегда было странно осознавать что она, как призрак, может проходить сквозь предметы, но сидеть на стульях, или валяться на столе, пока я ем – знает. Любит. Практикует.
Из-за июльской жары совершенно невозможно нормально дышать в раскалившемся до предела салоне автомобиля, а все потому, что я как обычно забыл (а точнее забил) на то, что бы поставить машину в тень. На лбу сразу проступают бисеринки пота, а рубашка начинает липнуть к телу, хуже и придумать нельзя.
- Видок тот еще.
Теперь я вновь вижу ее отражение в зеркале, только теперь это зеркало заднего вида, она любит играть с зеркалами, раньше это пугало, да что уж там, и до сих пор пугает.
- Ты не могла бы переместиться в другое зеркало, хоть я и не прочь сдохнуть, но явно не аварии.
Из-за открытых окон и пребывания в пробке, водители из стоящих рядом машин переводят на меня свои неодобрительные, насмешливые, иногда даже испуганные взгляды, и я поспешно замолкаю, истерично тыкая на кнопку поднятия водительского стекла, стараясь не замечать их взгляды на себе, которые прожигают одежду не хуже беспощадных солнечных лучей.
К этому я так и не смог привыкнуть.
А знаете, что убивает меня больше всего?
То, что завтра все это повторится.
Ведь я живу в вечном, непрекращающемся дежа вю.