-- : --
Зарегистрировано — 120 727Зрителей: 64 047
Авторов: 56 680
On-line — 4674Зрителей: 890
Авторов: 3784
Загружено работ — 2 081 114
СОЦИАЛЬНАЯ СЕТЬ ДЛЯ ТВОРЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ
«Неизвестный Гений»
Война всё спишет
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
29 января ’2014 
22:57
В октябре 1944 г. На созванном Тито совещании, в котором, кроме него участвовало несколько членов ЦК КПЮ и югославских военачальников и приглашенный на совещание начальник советской военной миссии генерал-лейтенант Н.В.Корнеев.
Югославы поставили перед Корнеевым вопрос о необходимости принять меры, чтобы исключить имевшие место случаи хулиганских действий, изнасилований, грабежей, убийств совершенных некоторыми солдатами и офицерами Красной Армии, части которой вступили на югославскую территорию и совместно с Народно-освободительной армией Югославии вели бои против гитлеровцев в ходе освобождения северо-восточных районов страны, включая Белград.
Согласно мемуарам Джиласа, присутствовавшего на этой встрече, Корнеев стал «от имени Советского правительства» резко протестовать против «инсинуаций» в отношении Красной Армии. Особенно остро он реагировал на замечание Джиласа о том, что подобные действия, совершаемые советскими военнослужащими, используют «наши противники», сравнивающие поведение красноармейцев и английских офицеров, которые так себя не ведут (Джилас имел в виду британских офицеров из числа военных представителей из состава военной миссии в Югославии).
Корнеев в ответ на это заявил решительный протест против «оскорбления» Красной Армии сравнением её с армиями «капиталистических стран»…
В этой ситуации Тито счёл необходимым обратиться непосредственно к Сталину, затронув возникшую проблему в послании к нему 29 октября 1944 г.. В нем отмечались «многочисленные неподобающие поступки со стороны отдельных солдат и офицеров Красной Армии, что нашей армии и нашему народу тяжело ложится на сердце, принимая во внимание, что наш народ и армия обожают Красную Армию, идеализируют её.
Тито делал вывод, что здесь допущено со стороны штаба фронта (3-го Украинского) упущение в том, что перед вступлением в Югославию армии не было объявлено, что она вступает в Югославию не для того, чтобы её оккупировать, а вступает как союзник Народно-освободительной армии, чтобы вместе освободить Югославию, что Югославия это не Румыния, не Венгрия и не Болгария (то есть страны, участвующие в гитлеровском блоке), а страна, которая с первых дней, ещё до нападения на Советский Союз, оказала сильное сопротивление немецким и другим оккупантам».
Очевидно руководитель Югославии опасался, что информация полученная Сталиным от начальника советской военной миссии, может иметь тот же характер, что и протесты, высказанные Корнеевым на совещании в Белграде. Поэтому в послании от 29 октября писал: «Я хотел Вам обо всём этом сообщить ещё раньше, но отказался и пригласил главу вашей военной миссии генерал-лейтенанта Корнеева и просил его срочно принять меры, чтобы хотя бы уменьшить такие явления, и в то же время просил его, чтобы он сам обо всём этом сообщил в Москву». В послании подчёркивалось: «Мне очень неприятно, что я должен вас этим беспокоить, но я считаю своим коммунистическим долгом известить Вас об этом и предпринять всё, чтобы сделать невозможными такие явления»…
Однако всё это не предотвратило серьёзного недовольства Сталина, выраженное в ответной телеграмме от 31 октября 1944 г.: «Я понимаю трудность Вашего положения после освобождения Белграда. Вы не можете не знать, что Советское правительство, несмотря на колоссальные жертвы и потери, делает всё возможное и невозможное, чтобы помочь Вам. Но меня поражает тот факт, что отдельные инциденты и ошибки со стороны отдельных офицеров и бойцов Красной Армии обобщают у Вас и распространяют на всю Красную Армию. Нельзя так оскорблять армию, которая помогает Вам изгонять немцев и обливается кровью в боях с немецкими захватчиками.
Не трудно понять, что семья без урода не бывает, но было бы странно оскорблять семью из-за одного урода…»
Таким образом, Сталин занял позицию, которая была выражена на совещании у Тито Корнеевым и, очевидна, сообщена им в Москву… Вероятно, недовольство Сталина было усилено безосновательными обвинениями Тито в адрес командования 3-го Украинского фронта. Дело в том, что политорганы войск фронта проводили широкую пропагандистскую работу, указывая положение Югославии, как союзной страны, линии советской стороны на тесное сотрудничество с её народно-освободительным движением, подчёркивая необходимость уважительного отношения к её народу, недопустимость оскорбительных или насильственных действий против населения, чести и имущества граждан. Об этом говорилось в специальной памятке-брошюрке «воину Красной Армии о Югославии», выпущенной политуправлением 3-го Украинского фронта при вступлении советских войск в эту страну. Как правило, военнослужащие, виновные в упоминавшихся выше преступлениях против жителей, отдавались советским командованием под суд военного трибунала и подвергались суровому наказанию вплоть до расстрела…
(Секретная советско-югославская переписка 1948 года. Стр.134 – 135 Вопросы истории 4-5/92)
--------------------------------
«…К утру они отоспались, зевнули, крякнули, подобрали ноги, рассунулись в разные углы – и началось знакомство.
– А ты за что?
Но смутный ветерок настороженности опахнул меня под отравленной кровлею СМЕРШа, и я простосердечно удивился:
– Понятия не имею. Рази ж говорят гады?
Однако сокамерники мои – танкисты в чёрных мягких шлёмах – не скрывали. Это были три честных, три немудрящих солдатских сердца – род людей, к которым я привязался за годы войны, будучи сам и сложнее и хуже. Все трое они были офицерами. Погоны их тоже были сорваны с озлоблением, кое-где торчало и нитяное мясо. На замызганных гимнастерках светлые пятна были следы свинченных орденов, тёмные и красные рубцы на лицах и руках – память ранений и ожогов.
Их дивизион, на беду, пришёл ремонтироваться сюда, в ту же деревню, где стояла контрразведка СМЕРШ 48-й армии. Отволгнув от боя, который был позавчера, они вчера выпили и на задворках деревни вломились в баню, куда, как они заметили, пошли мыться две забористые девки .От их плохопослушных ног, девушки успели, полуодевшись, ускакать. Но оказалось одна из них не чья-нибудь, а – начальника контрразведки армии.
Да! Три недели война шла уже в Германии и все мы хорошо знали: окажись девушки немки – их можно было изнасиловать, следом расстрелять, и это было бы почти боевое отличие; окажись они польки или наши угнанные русачки – их можно было бы, во всяком случае, гонять голыми по огороду и хлопать по ляжкам – забавная шутка, не больше.
Но поскольку это была «походно-полевая жена» начальника контрразведки – с трёх боевых офицеров какой-то тыловой сержант сейчас же злобно сорвал погоны, утвержденные приказом по фронту, снял ордена, выданные Президиумом Верховного Совета, – и теперь этих вояк, прошедших всю войну и смявших, может быть, не одну линию вражеских траншей, ждал суд военного трибунала, который без их танка ещё б и не добрался до этой деревни». (А.И.Солженицын Архипелаг ГУЛАГ М.2010 с. 34 – 35)
-----------------------------------
«Уже после войны другой сослуживец Захара Фёдоровича, старший политрук Рожнов Иван Пименович, из Харьковской области Богодуховенного района, разыскал семью Голяковых. В 1984 году вместе они съездили в Залегощский район в село Красное, где 8 марта 1943 года в бою за высоту был тяжело ранен шестью пулями в живот старший сержант и парторг роты Голяков Захар Фёдорович. Умирая, сильно мучился, просил не забывать его детей. Сослуживец Захара, майор Иванов, после Победы прислал в Домаху семье Голяковых посылку из Германии с одеялами, шарфиками и прочим добром.
Во время посещения села Красное, Рожнов И.П. показал, где находились советские части, речку, которая была красной от крови во время боя и братскую могилу, где похоронено более 800 советских бойцов. 16 августа 2009 года здесь перезахоронили останки ещё 100 человек… (Вл.Прохоров Воспоминания о лихолетье Брянск 2013 с.55)
О «трофейных» посылках из Германии связист Малкус: «Когда мы вошли в Германию, города стояли целые и абсолютно пустые. Везде на стенах висели лозунги и плакаты: "Если не хочешь попасть в Сибирь, вступай в ополчение". В страхе они все бежали. Страна была ухоженная, дороги прекрасные. Наши солдатики из бедных аулов не могли понять, зачем они к нам пришли. Когда такая страна, когда в коровниках чище, чем у нас в квартирах, всё чище! В коровниках автопоилки, в домах пуховые одеяла, кладовки с продуктами. Зачем они к нам пришли? В нашу бедную, разбитую, голодную страну? Ближе к Берлину мы стали перегонять колонны беженцев. Наши вели себя как солдаты-завоеватели: шуровали по барахлу, грабили. Война – это страшное дело, грязное, деморализующее человека. Жизнь ничего не стоит, изнасиловать ничего не стоит и свою, и чужую, украсть, убить – война все спишет... Хвалиться нечем». Малкус Борис Львович Воспоминания связистов
«О сексуальном насилии. Волна таких преступлений вызвала у населения шок, который по сей день устойчив в коллективной памяти австрийцев. Штальцть-Маркс исправляет завышенные данные, встречающиеся в современной литературе, и полагает, что насилию подверглось 6-7% женского населения, т.е. для Германии 1,9 млн. человек, для советской зоны оккупации Австрии – 240 тысяч человек… Как в результате романтических отношений, так и вследствие изнасилований в оккупированной Австрии появилось на свет около 20 тыс. детей. Они считались «детьми врага», а потому были объектом дискриминации, подвергались травле в школе и среди родственников и соседей». (Ерин М.Е, Ермаков А.М. Австрийский взгляд на советскую оккупацию1945 – 1955 гг. Вопросы истории 12/2012)
«Страшный труд, страшное напряжение, по нескольку дней и ночей не спать, бегать с кабелями. У нас было огромное хозяйство: прачечные, бани, хлебопекарни, железнодорожные войска, инженерные войска – огромное хозяйство, которое катится вперёд. Надо остановиться, закрепиться, накопить силы.
- А.Д.: Во время наступления: какова была Ваша функция?
- Надо было остановиться, закрепиться и подождать, когда все огромное хозяйство подтянется, а потом опять период накопления сил и снова наступление. Одно дело связь, которая устоялась, а другое дело, когда мы бежим или едем за наступающими войсками. Бывает, что мы наскакивали на группировки немцев – такое было уже в Германии, когда немцы наш взвод положили, 30 человек. Если требуется связь по радио, то она идет открытая, а если требуется закрытая связь: кабель, телефон или ВЧ, – то, как только остановка, мы двигаемся за наступающими и опять налаживаем связь.
- А.Д.: Вы к кому тянули, к дивизиям или к фронту?
- По-разному. Связь между соседями, корпусами и в штабы армии. Мы особо и не знали: нам покажут на карте – и бегом, с катушками.
- А.Д.: Организованного характера мародёрства не было?
- Нет. Были даже приказы: "За мародёрство, насилие – расстрел". Но... Солдаты заслужили... И им, фактически, отдавали на разграбление... Заходим в немецкий город: немцы ушли, да и войны-то там не было, всё целёхонькое, везде пуховые одеяла и перины. Войск очень много: движется армия! Остаёмся ночевать. Мы не знали, что такое газ, и я чуть не отравился. На кухне были газовые плиты, мы покрутили ручки и легли спать до утра. Ночью все проснулись в жутком состоянии, все отравились. А ведь и запаха никакого не было! Под утро выходим, и за нами всё горит. Зачем?.. Да я и сам, например, захожу в дом, там всё на месте, стоит чудесный хрусталь, и я из автомата поштучно его... Тоже варварство...
- А.Д.: А посылки посылали?
- Да, нас заставляли даже. Наверху понимали, что Россия голодная, бедная, ей каждая тряпка пригодится. Каждый месяц из того, что было под руками, мы собирали пятикилограммовые посылки. Офицеры по 10 кг, да ещё некоторые и по два раза в месяц. Я посылал тоже, для бабушки, думал помочь немножко. Я когда приехал с войны, то после себе пальто перешил из присланного и ещё что-то. Мы одевались за этот счет. Были хорошие минуты. Хорошая погода, конец лета, и ты лежишь под скирдой с соломой. Были кубанские казаки. Они пели песни на три голоса...
- А.Д.: Помните первого увиденного немца?
- Да, это было, когда они шли в плен на Дону. Их начали гнать: немцев, итальянцев. Идут раненые, несчастные, изможденные. Меня поразили итальянцы своими одухотворёнными, библейскими лицами, а вот немцы были все поджарые. У них были из соломы сплетенные "басы", куда они ноги засовывали, бумажные штаны под брюками, курточки.
- А.Д.: А вши?
- Вши были. И мы от них страдали, да и блохи нас тоже донимали. Зима – не зима, снимаешь рубашку... Потом нам стали давать дуст и "перетрум", я даже менял их на табак. Постепенно вывели.
- А.Д.: Что входило в сухой паек?
- Что есть! Например, летом, если рота стоит вся вместе, то есть и кухня и что-то готовят, а так – сухой паек. На батальон отпускали сколько-то мяса. Я помню, когда мы в Польше стояли, то мясо нам дали, а холодильников не было. Старались сохранить его как-то, но вскоре всё мясо было покрыто белым налетом. На нём уже червячки появились, мы их сгребали ножом, клали мясо в котел, ели, и так ничего никому и не было. Воровали много.
В Германии еда была под ногами, все кладовки забиты консервами: сахар там, сало. Ещё стреляли в диких коз, которые не боялись людей, стреляли в кабанов. Без хозяев оставался скот, но коров мы не трогали, их никто не доил, и они бегали, мычали. Потом их стали собирать те девчонки, которых немцы угнали на работы. Водку давали только зимой, а весной её не было. Но кончается война, надо выпить! Мы пили спирт-сырец, смешанный пополам с бензином – «автоконьяк». Почему так? Дело в том, что у немцев было много машин, которые ездили на смеси древесного спирта и бензина. Раза два и я это пил: двухсотграммовую кружку, а может даже больше. Я сжег себе пищевод и долго мучился, года четыре после этого не мог пить.
- А.Д.: Про трофеи расскажите, пожалуйста.
- Под конец войны кто в чем ходил. Я ходил в немецком френче, наш автомат поменял на лёгкий, немецкий. Уже в Чехословакии нас заставили принять нормальный вид. Я привез 4 фотоаппарата и 5 часов, и это было скромно, да у меня и хобби как раз было фотография. В Прагу я въехал на своем мотоцикле, который обменял потом на двое часов, я стал уже разбираться в них. Солдаты грабили то, что сверху: кто часы берёт, кто баян. Разбирали мотоциклы на части и привозили. Командир батальона заставил разобрать кабинетный рояль: разобрали и повезли домой.
Брали все. Командир батальона мог приехать во взвод и мог скомандовать: "Выложить вещмешки!", ходил и отбирал себе вещи. Мы слышали, что многие помогали грузить вещи в вагоны полковникам, генералам. Грабили бесстыдно совершенно! Есть то, чего не хотелось бы вспоминать. Хуже войны не бывает ничего...» (Малкус Борис Львович Воспоминания связистов там же)
«Мародёрство, особенно в начальный период оккупации было повседневным явлением в поведении как простых солдат, так и высокопоставленных генералов. Усилению грабежей способствовали приказы ГКО, такие как разрешение солдатам ежемесячно оправлять на родину посылку весом 5 кг, офицерам – 10 кг, генералам – 16 кг (приказ от 23 декабря 1944 г.). Для солдат посылки были бесплатными, офицеры и генералы платили 2 руб. за килограмм. 9 июня 1945 г. генералам было разрешено отправить домой автомобиль, фортепьяно, радиоприёмник, охотничье ружье и часы, офицерам – велосипед или мотоцикл. 14 июня для демобилизованных был отменен таможенный контроль. Всё это воспринималось как прямой приказ к мародёрству, и с марта 1945 г. количество посылок из Австрии в Советский Союз нарастало лавинообразно». (Ерин М.Е, Ермаков А.М. Австрийский взгляд на советскую оккупацию1945 – 1955 гг. Вопросы истории 12/2012)
Свидетельство о публикации №124263 от 29 января 2014 годаЮгославы поставили перед Корнеевым вопрос о необходимости принять меры, чтобы исключить имевшие место случаи хулиганских действий, изнасилований, грабежей, убийств совершенных некоторыми солдатами и офицерами Красной Армии, части которой вступили на югославскую территорию и совместно с Народно-освободительной армией Югославии вели бои против гитлеровцев в ходе освобождения северо-восточных районов страны, включая Белград.
Согласно мемуарам Джиласа, присутствовавшего на этой встрече, Корнеев стал «от имени Советского правительства» резко протестовать против «инсинуаций» в отношении Красной Армии. Особенно остро он реагировал на замечание Джиласа о том, что подобные действия, совершаемые советскими военнослужащими, используют «наши противники», сравнивающие поведение красноармейцев и английских офицеров, которые так себя не ведут (Джилас имел в виду британских офицеров из числа военных представителей из состава военной миссии в Югославии).
Корнеев в ответ на это заявил решительный протест против «оскорбления» Красной Армии сравнением её с армиями «капиталистических стран»…
В этой ситуации Тито счёл необходимым обратиться непосредственно к Сталину, затронув возникшую проблему в послании к нему 29 октября 1944 г.. В нем отмечались «многочисленные неподобающие поступки со стороны отдельных солдат и офицеров Красной Армии, что нашей армии и нашему народу тяжело ложится на сердце, принимая во внимание, что наш народ и армия обожают Красную Армию, идеализируют её.
Тито делал вывод, что здесь допущено со стороны штаба фронта (3-го Украинского) упущение в том, что перед вступлением в Югославию армии не было объявлено, что она вступает в Югославию не для того, чтобы её оккупировать, а вступает как союзник Народно-освободительной армии, чтобы вместе освободить Югославию, что Югославия это не Румыния, не Венгрия и не Болгария (то есть страны, участвующие в гитлеровском блоке), а страна, которая с первых дней, ещё до нападения на Советский Союз, оказала сильное сопротивление немецким и другим оккупантам».
Очевидно руководитель Югославии опасался, что информация полученная Сталиным от начальника советской военной миссии, может иметь тот же характер, что и протесты, высказанные Корнеевым на совещании в Белграде. Поэтому в послании от 29 октября писал: «Я хотел Вам обо всём этом сообщить ещё раньше, но отказался и пригласил главу вашей военной миссии генерал-лейтенанта Корнеева и просил его срочно принять меры, чтобы хотя бы уменьшить такие явления, и в то же время просил его, чтобы он сам обо всём этом сообщил в Москву». В послании подчёркивалось: «Мне очень неприятно, что я должен вас этим беспокоить, но я считаю своим коммунистическим долгом известить Вас об этом и предпринять всё, чтобы сделать невозможными такие явления»…
Однако всё это не предотвратило серьёзного недовольства Сталина, выраженное в ответной телеграмме от 31 октября 1944 г.: «Я понимаю трудность Вашего положения после освобождения Белграда. Вы не можете не знать, что Советское правительство, несмотря на колоссальные жертвы и потери, делает всё возможное и невозможное, чтобы помочь Вам. Но меня поражает тот факт, что отдельные инциденты и ошибки со стороны отдельных офицеров и бойцов Красной Армии обобщают у Вас и распространяют на всю Красную Армию. Нельзя так оскорблять армию, которая помогает Вам изгонять немцев и обливается кровью в боях с немецкими захватчиками.
Не трудно понять, что семья без урода не бывает, но было бы странно оскорблять семью из-за одного урода…»
Таким образом, Сталин занял позицию, которая была выражена на совещании у Тито Корнеевым и, очевидна, сообщена им в Москву… Вероятно, недовольство Сталина было усилено безосновательными обвинениями Тито в адрес командования 3-го Украинского фронта. Дело в том, что политорганы войск фронта проводили широкую пропагандистскую работу, указывая положение Югославии, как союзной страны, линии советской стороны на тесное сотрудничество с её народно-освободительным движением, подчёркивая необходимость уважительного отношения к её народу, недопустимость оскорбительных или насильственных действий против населения, чести и имущества граждан. Об этом говорилось в специальной памятке-брошюрке «воину Красной Армии о Югославии», выпущенной политуправлением 3-го Украинского фронта при вступлении советских войск в эту страну. Как правило, военнослужащие, виновные в упоминавшихся выше преступлениях против жителей, отдавались советским командованием под суд военного трибунала и подвергались суровому наказанию вплоть до расстрела…
(Секретная советско-югославская переписка 1948 года. Стр.134 – 135 Вопросы истории 4-5/92)
--------------------------------
«…К утру они отоспались, зевнули, крякнули, подобрали ноги, рассунулись в разные углы – и началось знакомство.
– А ты за что?
Но смутный ветерок настороженности опахнул меня под отравленной кровлею СМЕРШа, и я простосердечно удивился:
– Понятия не имею. Рази ж говорят гады?
Однако сокамерники мои – танкисты в чёрных мягких шлёмах – не скрывали. Это были три честных, три немудрящих солдатских сердца – род людей, к которым я привязался за годы войны, будучи сам и сложнее и хуже. Все трое они были офицерами. Погоны их тоже были сорваны с озлоблением, кое-где торчало и нитяное мясо. На замызганных гимнастерках светлые пятна были следы свинченных орденов, тёмные и красные рубцы на лицах и руках – память ранений и ожогов.
Их дивизион, на беду, пришёл ремонтироваться сюда, в ту же деревню, где стояла контрразведка СМЕРШ 48-й армии. Отволгнув от боя, который был позавчера, они вчера выпили и на задворках деревни вломились в баню, куда, как они заметили, пошли мыться две забористые девки .От их плохопослушных ног, девушки успели, полуодевшись, ускакать. Но оказалось одна из них не чья-нибудь, а – начальника контрразведки армии.
Да! Три недели война шла уже в Германии и все мы хорошо знали: окажись девушки немки – их можно было изнасиловать, следом расстрелять, и это было бы почти боевое отличие; окажись они польки или наши угнанные русачки – их можно было бы, во всяком случае, гонять голыми по огороду и хлопать по ляжкам – забавная шутка, не больше.
Но поскольку это была «походно-полевая жена» начальника контрразведки – с трёх боевых офицеров какой-то тыловой сержант сейчас же злобно сорвал погоны, утвержденные приказом по фронту, снял ордена, выданные Президиумом Верховного Совета, – и теперь этих вояк, прошедших всю войну и смявших, может быть, не одну линию вражеских траншей, ждал суд военного трибунала, который без их танка ещё б и не добрался до этой деревни». (А.И.Солженицын Архипелаг ГУЛАГ М.2010 с. 34 – 35)
-----------------------------------
«Уже после войны другой сослуживец Захара Фёдоровича, старший политрук Рожнов Иван Пименович, из Харьковской области Богодуховенного района, разыскал семью Голяковых. В 1984 году вместе они съездили в Залегощский район в село Красное, где 8 марта 1943 года в бою за высоту был тяжело ранен шестью пулями в живот старший сержант и парторг роты Голяков Захар Фёдорович. Умирая, сильно мучился, просил не забывать его детей. Сослуживец Захара, майор Иванов, после Победы прислал в Домаху семье Голяковых посылку из Германии с одеялами, шарфиками и прочим добром.
Во время посещения села Красное, Рожнов И.П. показал, где находились советские части, речку, которая была красной от крови во время боя и братскую могилу, где похоронено более 800 советских бойцов. 16 августа 2009 года здесь перезахоронили останки ещё 100 человек… (Вл.Прохоров Воспоминания о лихолетье Брянск 2013 с.55)
О «трофейных» посылках из Германии связист Малкус: «Когда мы вошли в Германию, города стояли целые и абсолютно пустые. Везде на стенах висели лозунги и плакаты: "Если не хочешь попасть в Сибирь, вступай в ополчение". В страхе они все бежали. Страна была ухоженная, дороги прекрасные. Наши солдатики из бедных аулов не могли понять, зачем они к нам пришли. Когда такая страна, когда в коровниках чище, чем у нас в квартирах, всё чище! В коровниках автопоилки, в домах пуховые одеяла, кладовки с продуктами. Зачем они к нам пришли? В нашу бедную, разбитую, голодную страну? Ближе к Берлину мы стали перегонять колонны беженцев. Наши вели себя как солдаты-завоеватели: шуровали по барахлу, грабили. Война – это страшное дело, грязное, деморализующее человека. Жизнь ничего не стоит, изнасиловать ничего не стоит и свою, и чужую, украсть, убить – война все спишет... Хвалиться нечем». Малкус Борис Львович Воспоминания связистов
«О сексуальном насилии. Волна таких преступлений вызвала у населения шок, который по сей день устойчив в коллективной памяти австрийцев. Штальцть-Маркс исправляет завышенные данные, встречающиеся в современной литературе, и полагает, что насилию подверглось 6-7% женского населения, т.е. для Германии 1,9 млн. человек, для советской зоны оккупации Австрии – 240 тысяч человек… Как в результате романтических отношений, так и вследствие изнасилований в оккупированной Австрии появилось на свет около 20 тыс. детей. Они считались «детьми врага», а потому были объектом дискриминации, подвергались травле в школе и среди родственников и соседей». (Ерин М.Е, Ермаков А.М. Австрийский взгляд на советскую оккупацию1945 – 1955 гг. Вопросы истории 12/2012)
«Страшный труд, страшное напряжение, по нескольку дней и ночей не спать, бегать с кабелями. У нас было огромное хозяйство: прачечные, бани, хлебопекарни, железнодорожные войска, инженерные войска – огромное хозяйство, которое катится вперёд. Надо остановиться, закрепиться, накопить силы.
- А.Д.: Во время наступления: какова была Ваша функция?
- Надо было остановиться, закрепиться и подождать, когда все огромное хозяйство подтянется, а потом опять период накопления сил и снова наступление. Одно дело связь, которая устоялась, а другое дело, когда мы бежим или едем за наступающими войсками. Бывает, что мы наскакивали на группировки немцев – такое было уже в Германии, когда немцы наш взвод положили, 30 человек. Если требуется связь по радио, то она идет открытая, а если требуется закрытая связь: кабель, телефон или ВЧ, – то, как только остановка, мы двигаемся за наступающими и опять налаживаем связь.
- А.Д.: Вы к кому тянули, к дивизиям или к фронту?
- По-разному. Связь между соседями, корпусами и в штабы армии. Мы особо и не знали: нам покажут на карте – и бегом, с катушками.
- А.Д.: Организованного характера мародёрства не было?
- Нет. Были даже приказы: "За мародёрство, насилие – расстрел". Но... Солдаты заслужили... И им, фактически, отдавали на разграбление... Заходим в немецкий город: немцы ушли, да и войны-то там не было, всё целёхонькое, везде пуховые одеяла и перины. Войск очень много: движется армия! Остаёмся ночевать. Мы не знали, что такое газ, и я чуть не отравился. На кухне были газовые плиты, мы покрутили ручки и легли спать до утра. Ночью все проснулись в жутком состоянии, все отравились. А ведь и запаха никакого не было! Под утро выходим, и за нами всё горит. Зачем?.. Да я и сам, например, захожу в дом, там всё на месте, стоит чудесный хрусталь, и я из автомата поштучно его... Тоже варварство...
- А.Д.: А посылки посылали?
- Да, нас заставляли даже. Наверху понимали, что Россия голодная, бедная, ей каждая тряпка пригодится. Каждый месяц из того, что было под руками, мы собирали пятикилограммовые посылки. Офицеры по 10 кг, да ещё некоторые и по два раза в месяц. Я посылал тоже, для бабушки, думал помочь немножко. Я когда приехал с войны, то после себе пальто перешил из присланного и ещё что-то. Мы одевались за этот счет. Были хорошие минуты. Хорошая погода, конец лета, и ты лежишь под скирдой с соломой. Были кубанские казаки. Они пели песни на три голоса...
- А.Д.: Помните первого увиденного немца?
- Да, это было, когда они шли в плен на Дону. Их начали гнать: немцев, итальянцев. Идут раненые, несчастные, изможденные. Меня поразили итальянцы своими одухотворёнными, библейскими лицами, а вот немцы были все поджарые. У них были из соломы сплетенные "басы", куда они ноги засовывали, бумажные штаны под брюками, курточки.
- А.Д.: А вши?
- Вши были. И мы от них страдали, да и блохи нас тоже донимали. Зима – не зима, снимаешь рубашку... Потом нам стали давать дуст и "перетрум", я даже менял их на табак. Постепенно вывели.
- А.Д.: Что входило в сухой паек?
- Что есть! Например, летом, если рота стоит вся вместе, то есть и кухня и что-то готовят, а так – сухой паек. На батальон отпускали сколько-то мяса. Я помню, когда мы в Польше стояли, то мясо нам дали, а холодильников не было. Старались сохранить его как-то, но вскоре всё мясо было покрыто белым налетом. На нём уже червячки появились, мы их сгребали ножом, клали мясо в котел, ели, и так ничего никому и не было. Воровали много.
В Германии еда была под ногами, все кладовки забиты консервами: сахар там, сало. Ещё стреляли в диких коз, которые не боялись людей, стреляли в кабанов. Без хозяев оставался скот, но коров мы не трогали, их никто не доил, и они бегали, мычали. Потом их стали собирать те девчонки, которых немцы угнали на работы. Водку давали только зимой, а весной её не было. Но кончается война, надо выпить! Мы пили спирт-сырец, смешанный пополам с бензином – «автоконьяк». Почему так? Дело в том, что у немцев было много машин, которые ездили на смеси древесного спирта и бензина. Раза два и я это пил: двухсотграммовую кружку, а может даже больше. Я сжег себе пищевод и долго мучился, года четыре после этого не мог пить.
- А.Д.: Про трофеи расскажите, пожалуйста.
- Под конец войны кто в чем ходил. Я ходил в немецком френче, наш автомат поменял на лёгкий, немецкий. Уже в Чехословакии нас заставили принять нормальный вид. Я привез 4 фотоаппарата и 5 часов, и это было скромно, да у меня и хобби как раз было фотография. В Прагу я въехал на своем мотоцикле, который обменял потом на двое часов, я стал уже разбираться в них. Солдаты грабили то, что сверху: кто часы берёт, кто баян. Разбирали мотоциклы на части и привозили. Командир батальона заставил разобрать кабинетный рояль: разобрали и повезли домой.
Брали все. Командир батальона мог приехать во взвод и мог скомандовать: "Выложить вещмешки!", ходил и отбирал себе вещи. Мы слышали, что многие помогали грузить вещи в вагоны полковникам, генералам. Грабили бесстыдно совершенно! Есть то, чего не хотелось бы вспоминать. Хуже войны не бывает ничего...» (Малкус Борис Львович Воспоминания связистов там же)
«Мародёрство, особенно в начальный период оккупации было повседневным явлением в поведении как простых солдат, так и высокопоставленных генералов. Усилению грабежей способствовали приказы ГКО, такие как разрешение солдатам ежемесячно оправлять на родину посылку весом 5 кг, офицерам – 10 кг, генералам – 16 кг (приказ от 23 декабря 1944 г.). Для солдат посылки были бесплатными, офицеры и генералы платили 2 руб. за килограмм. 9 июня 1945 г. генералам было разрешено отправить домой автомобиль, фортепьяно, радиоприёмник, охотничье ружье и часы, офицерам – велосипед или мотоцикл. 14 июня для демобилизованных был отменен таможенный контроль. Всё это воспринималось как прямой приказ к мародёрству, и с марта 1945 г. количество посылок из Австрии в Советский Союз нарастало лавинообразно». (Ерин М.Е, Ермаков А.М. Австрийский взгляд на советскую оккупацию1945 – 1955 гг. Вопросы истории 12/2012)
Голосование:
Суммарный балл: 20
Проголосовало пользователей: 2
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 2
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
|
Оставлен:
09 февраля ’2014 18:13Володя, ты пишешь очень интересные и познавательные вещи! Всегда читаю тебя с интересом,хотя политика не мой конёк.Мне ближе лирика.Спасибо за просвещение! С теплом.
|
SVETAROM117
|
|
Оставлен:
14 ноября ’2014 21:05Европейские женщины и советские солдаты.
Первой европейской страной, в которую в августе 1944 г. вступила Красная Армия, была Румыния. В записках поэта-фронтовика Б. Слуцкого есть такие строки: "Внезапная, почти столкнутая в море, открывается Констанца. Она почти совпадает со средней мечтой о счастье и о "после войны". Рестораны. Ванные. Кровати с чистым бельем. Лавки с рептильными продавцами. И - женщины, нарядные городские женщины - девушки Европы - первая дань, взятая нами с побежденных…" Далее он описывает свои первые впечатления от заграницы: "Европейские парикмахерские, где мылят пальцами и не моют кисточки, отсутствие бани, умывание из таза, "где сначала грязь с рук остается, а потом лицо моют", перины вместо одеял - из отвращения вызываемого бытом, делались немедленные обобщения… В Констанце мы впервые встретились с борделями… Первые восторги наших перед фактом существования свободной любви быстро проходят. Сказывается не только страх перед заражением и дороговизна, но и презрение к самой возможности купить человека… Многие гордились былями типа: румынский муж жалуется в комендатуру, что наш офицер не уплатил его жене договоренные полторы тысячи лей. У всех было отчетливое сознание: "У нас это невозможно"… Наверное, наши солдаты будут вспоминать Румынию как страну сифилитиков.... В Румынии, этом европейском захолустье, наш солдат более всего ощущал свою возвышенность над Европой." Другой советский офицер, подполковник ВВС Ф.Смольников 17 сентября 1944 г. записал в своем дневнике впечатления о Бухаресте: "Гостиница Амбасадор, ресторан, нижний этаж. Я вижу, как гуляет праздная публика, ей нечего делать, она выжидает. На меня смотрят как на редкость. "Русский офицер!!!" Я очень скромно одет, больше, чем скромно. Пусть. Мы все равно будем в Будапеште. Это так же верно, как то, что я в Бухаресте. Первоклассный ресторан. Публика разодета, красивейшие румынки лезут глазами вызывающе. Ночуем в первоклассной гостинице. Бурлит столичная улица. Музыки нет, публика ждет. Столица, черт ее возьми! Не буду поддаваться рекламе…". В Венгрии советская армия столкнулась не только с вооруженным сопротивлением, но и с коварными ударами в спину со стороны населения, когда "убивали по хуторам пьяных и отставших одиночек" и топили в силосных ямах. Однако "женщины, не столь развращенные, как румынки, уступали с постыдной легкостью… Немножко любви, немножко беспутства, а больше всего, конечно, помог страх". Приводя слова одного венгерского адвоката "Очень хорошо, что русские так любят детей. Очень плохо, что они так любят женщин", Б.Слуцкий комментирует: "Он не учитывал, что женщины-венгерки тоже любили русских, что наряду с темным страхом, раздвигавшим колени матрон и матерей семейств, были ласковость девушек и отчаянная нежность солдаток, отдававшихся убийцам своих мужей". Для воспитанных в патриархальных русских традициях бойцов культурным шоком оказались местные обычаи, согласно которым "девушка, прежде чем войти в брак, с одобрения родителей может испытать близость со многими мужчинами". "У нас говорят: кошку в завязанном мешке не покупают", - откровенничали сами венгры. +++++++++++++++ У молодых, физически здоровых мужчин была естественная тяга к женщинам. Но легкость европейских нравов кого-то из советских бойцов развращала, а кого-то, напротив, убеждала в том, что отношения не должны сводиться к простой физиологии. Сержант А.Родин записал свои впечатления о посещении - из любопытства - публичного дома в Будапеште, где его часть стояла какое-то время после окончания войны: "…После ухода возникло отвратительное, постыдное ощущение лжи и фальши, из головы не шла картина явного, откровенного притворства женщины... Интересно, что подобный неприятный осадок от посещения публичного дома остался не только у меня, юнца, воспитанного к тому же на принципах типа не давать поцелуя без любви, но и у большинства наших солдат, с кем приходилось беседовать... Примерно в те же дни мне пришлось беседовать с одной красивенькой мадьяркой (она откуда-то знала русский язык). На ее вопрос, понравилось ли мне в Будапеште, я ответил, что понравилось, только вот смущают публичные дома. "Но - почему?" - спросила девушка. Потому что это противоестественно, дико, - объяснял я: - женщина берет деньги и следом за этим, тут же начинает "любить!" Девушка подумала какое-то время, потом согласно кивнула и сказала: "Ты прав: брать деньги вперёд некрасиво»…" +++++++++++++++++ Иные впечатления оставила о себе Польша. По свидетельству поэта Давида Самойлова: "...в Польше держали нас в строгости. Из расположения улизнуть было сложно. А шалости сурово наказывались. Единственным позитивным моментом в Польше является красота польских женщин. Не могу сказать, что Польша сильно понравилась нам, тогда в ней не встречалось мне ничего шляхетского и рыцарского. Напротив, все было мещанским, хуторянским - и понятия, и интересы. Да и на нас в восточной Польше смотрели настороженно и полувраждебно, стараясь содрать с освободителей что только возможно. Впрочем, женщины были утешительно красивы и кокетливы, они пленяли нас обхождением, воркующей речью, где все вдруг становилось понятно, и сами пленялись порой грубоватой мужской силой или солдатским мундиром. И бледные отощавшие их прежние поклонники, скрипя зубами, до времени уходили в тень...". ++++++++++++++ Другой фронтовик, А.Родин вспоминал: "Поражало жизнелюбие поляков, переживших ужасы войны и немецкой оккупации. Воскресный день в польском селе. Красивые, элегантные, в шелковых платьях и чулках женщины-польки, которые в будни - обычные крестьянки, сгребают навоз, босые, неутомимо работают по хозяйству. Пожилые женщины тоже выглядят свежо и молодо. Хотя есть и черные рамки вокруг глаз… 5 ноября 1944 г. Воскресенье, жители все разодеты. Собираются друг к другу в гости. Мужчины в фетровых шляпах, галстуках, джемперах. Женщины в шелковых платьях, ярких, неношеных чулках. Розовощекие паненки. Красиво завитые белокурые прически… Солдаты в углу хаты тоже оживлены. Но кто чуткий, заметит, что это - болезненное оживление. Все повышено громко смеются, чтобы показать, что это им нипочем, даже ничуть не задевает и не завидно ничуть. А что мы, хуже их? Черт ее знает, какое это счастье - мирная жизнь! Ведь совсем не видел ее на гражданке!" +++++++++++++++ Его однополчанин сержант Н.Нестеров в тот же день записал в своем дневнике: "Сегодня выходной, поляки, красиво одетые, собираются в одной хате и сидят парочками. Даже как-то не по себе становится. Разве я не сумел бы посидеть так?.." В Австрии, куда советские войска ворвались весной 1945 г., они столкнулись с "повальной капитуляцией": "Целые деревни оглавлялись белыми тряпками. Пожилые женщины поднимали кверху руки при встрече с человеком в красноармейской форме". Именно здесь, по словам Б.Слуцкого, солдаты "дорвались до белобрысых баб". При этом "австрийки не оказались чрезмерно неподатливыми": большинство деревенских девушек вели интимную жизнь до брака, а горожанки традиционно отличались легкомыслием и, как утверждали сами австрийцы, "галантности достаточно, чтобы добиться у венки всего, чего хочется". ++++++++++++++++++++ И вот наконец Германия. И женщины врага - матери, жены, дочери, сестры тех, кто с 1941-го по 1944-й год глумился над гражданским населением на оккупированной территории СССР. Внешний вид немок, идущих в толпе беженцев, описан в дневнике В.Богомолова: "Женщины - старые и молодые - в шляпках, в платках тюрбаном и просто навесом, как у наших баб, в нарядных пальто с меховыми воротниками и в трепаной, непонятного покроя одежде. Многие женщины идут в темных очках, чтобы не щуриться от яркого майского солнца и тем предохранить лицо от морщин..." ++++++++++++++++++++ Как же вели себя немки при встрече с советскими войсками? В донесении зам. начальника Главного Политического управления Красной Армии Шикина в ЦК ВКП(б) Г.Ф.Александрову от 30 апреля 1945 г. об отношении гражданского населения Берлина к личному составу войск Красной Армии говорилось: "Как только наши части занимают тот или иной район города, жители начинают постепенно выходить на улицы, почти все они имеют на рукавах белые повязки. При встрече с нашими военнослужащими многие женщины поднимают руки вверх, плачут и трясутся от страха, но как только убеждаются в том, что бойцы и офицеры Красной Армии совсем не те, как им рисовала их фашистская пропаганда, этот страх быстро проходит, все больше и больше населения выходит на улицы и предлагает свои услуги, всячески стараясь подчеркнуть свое лояльное отношение к Красной Армии". ++++++++++++++++++++ Наибольшее впечатление на победителей произвела покорность и расчетливость немок. В этой связи стоит привести рассказ минометчика Н.А.Орлова: "Зашли в какой-то немецкий город, разместились в домах. Появляется фрау, лет 45-ти и спрашивает гера коменданта… Она заявляет, что является ответственной по кварталу, и собрала 20 немецких женщин для сексуального (!!!) обслуживания русских солдат… Реакция наших офицеров была гневной и матерной. Немку прогнали, вместе с ее готовым к обслуживанию "отрядом". Вообще немецкая покорность нас ошеломила. Ждали от немцев партизанской войны, диверсий. Но для этой нации порядок превыше всего. Если ты победитель - то они на задних лапках, причем осознанно и не по принуждению. Вот такая психология...". ++++++++++++++++++++ Аналогичный случай приводит в своих военных записках Давид Самойлов: "В Арендсфельде, где мы только что расположились, явилась небольшая толпа женщин с детьми. Ими предводительствовала огромная усатая немка лет пятидесяти - фрау Фридрих. Она заявила, что является представительницей мирного населения и просит зарегистрировать оставшихся жителей. Мы ответили, что это можно будет сделать, как только появится комендатура. - Это невозможно, - сказала фрау Фридрих. - Здесь женщины и дети. Их надо зарегистрировать. Мирное население воплем и слезами подтвердило ее слова. Не зная, как поступить, я предложил им занять подвал дома, где мы разместились. И они успокоенные спустились в подвал и стали там размещаться в ожидании властей. - Герр комиссар, - благодушно сказала мне фрау Фридрих (я носил кожаную куртку). - Мы понимаем, что у солдат есть маленькие потребности. Они готовы, - продолжала фрау Фридрих, - выделить им нескольких женщин помоложе для… Я не стал продолжать разговор с фрау Фридрих". ++++++++++++++++++++++ После общения с жительницами Берлина 2 мая 1945 г. В.Богомолов записал в дневнике: "Входим в один из уцелевших домов. Все тихо, мертво. Стучим, просим открыть. Слышно, что в коридоре шепчутся, глухо и взволнованно переговариваются. Наконец дверь открывается. Сбившиеся в тесную группу женщины без возраста испуганно, низко и угодливо кланяются. Немецкие женщины нас боятся, им говорили, что советские солдаты, особенно азиаты, будут их насиловать и убивать... Страх и ненависть на их лицах. Но иногда кажется, что им нравится быть побежденными, - настолько предупредительно их поведение, так умильны их улыбки и сладки слова. В эти дни в ходу рассказы о том, как наш солдат зашел в немецкую квартиру, попросил напиться, а немка, едва его завидела, легла на диван и сняла трико". +++++++++++++++++++++++ "Все немки развратны. Они ничего не имеют против того, чтобы с ними спали", - такое мнение бытовало в советских войсках и подкреплялось не только многими наглядными примерами, но и их неприятными последствиями, которые вскоре обнаружили военные медики. Директива Военного Совета 1-го Белорусского фронта № 00343/Ш от 15 апреля 1945 г. гласила: "За время пребывания войск на территории противника резко возросли случаи венерических заболеваний среди военнослужащих. Изучение причин такого положения показывает, что среди немцев широко распространены венерические заболевания. Немцы перед отступлением, а также сейчас, на занятой нами территории, стали на путь искусственного заражения сифилисом и триппером немецких женщин, с тем, чтобы создать крупные очаги для распространения венерических заболеваний среди военнослужащих Красной Армии". Военный совет 47-й армии 26 апреля 1945 г. сообщал, что "...В марте месяце число венерических заболеваний среди военнослужащих возросло по сравнению с февралем с.г. в четыре раза. ... Женская часть населения Германии в обследованных районах поражена на 8-15%.Имеются случаи, когда противником специально оставляются больные венерическими болезнями женщины-немки для заражения военнослужащих". +++++++++++++++++++++ Практичных немцев больше всего волновал вопрос о снабжении продовольствием, ради него они готовы были буквально на все. Так, некий доктор медицины Калистурх в разговоре со своими коллегами по вопросу отношения Красной Армии к немецкому населению заявил: "Нельзя скрывать, что я лично видел нехорошее отношение отдельных русских солдат к нашим женщинам, но я говорил, что в этом виновата война, а самое главное то, что наши солдаты и особенно эсэсовцы вели себя по отношению к русским женщинам гораздо хуже. - и тут же без перехода добавил: - Меня очень волновал продовольственный вопрос…". +++++++++++++++++++++ Общее впечатление от европейских женщин, сложившееся у советских военнослужащих, - холеные и нарядные (в сравнении с измученными войной соотечественницами в полуголодном тылу, на освобожденных от оккупации землях, да и с одетыми в застиранные гимнастерки фронтовыми подругами), доступные, корыстные, распущенные либо трусливо покорные. Исключением стали югославки и болгарки. Суровые и аскетичные югославские партизанки воспринимались как товарищи по оружию и считались неприкосновенными. А учитывая строгость нравов в югославской армии, "партизанские девушки, наверное, смотрели на ППЖ (походно-полевых жен), как на существа особенного, скверного сорта". О болгарках Б.Слуцкий вспоминал так: "...После украинского благодушия, после румынского разврата суровая недоступность болгарских женщин поразила наших людей. Почти никто не хвастался победами... Позже болгары гордились, когда им рассказывали, что русские собираются вернуться в Болгарию за невестами - единственными в мире, оставшимися чистыми и нетронутыми". Приятное впечатление оставили о себе чешские красавицы, радостно встречавшие советских солдат-освободителей: их дружелюбие и радушие было вполне искренним. +++++++++++++++++++++++++ Но в остальных странах, через которые прошла армия победителей, женская часть населения не вызывала к себе уважения. "В Европе женщины сдались, изменили раньше всех… Меня всегда потрясала, сбивала с толку, дезориентировала легкость, позорная легкость любовных отношений. Порядочные женщины, безусловно, бескорыстные, походили на проституток - торопливой доступностью, стремлением избежать промежуточные этапы, неинтересом к мотивам, толкающим мужчину на сближение с ними…". В целом следует признать, что образ европейских женщин, сформировавшийся у воинов Красной армии в 1944-1945 гг., за редким исключением, оказался весьма далек от страдальческой фигуры с закованными в цепи руками, с надеждой взирающей с советского плаката "Европа будет свободной!". |
|
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор
Про моего старшего односельчанина Б.- переводчика - рассказывали, что тот привёз в 4-х вагонах домой рояль, барахло и пр. Рассказывали с осуждением!
Конечно, такие "воспоминания" нужно давать параллельно: Германия//Россия, Россия//Германия. Плюс выискивать положительные примеры. Запад и так сейчас обвиняет русских в "славянизации" Германии. Как будто немцы были мирными овечками. В своё время император Византии жаловался на то, что русские ославянили его страну. А половцы подарили сыну князя Игоря девушку, которую он назвал Свободой. Арабы, побывавшие на Руси, где-то в 9 веке, писали, что рядом с умершим братом-славянином, его младшие братья совокуплялись с женщинами, как символ того, что их род в его отсутствие не прервётся... Так что стремление к продолжению жизни, пусть и таким "варварским" способом, есть языческое начало. Наши предки, побеждая врага, забирали женщин себе для продолжения рода и роста населения.
Это сейчас мы отдаём славянок в Европу и прочие страны...