О самом главном

О самом главном

Кому служит современная поэзия?

Недавно имел удовольствие ознакомиться с методической памяткой критика. Как следует разбирать стихотворения. Первым пунктом там шло требование «единства формы и стиля». Непонятно, откуда взялась подобная методичка. То ли какой-нибудь молодой критик надёргал из интернета ингредиенты и сварганил собственный винегрет, то ли фонд Сороса подсуетился, озабоченный разложением русской культуры. Трудно сказать. Но ещё труднее представить это самое «единство формы и стиля». Какая-то мозгодробительная конструкция. Или метафора такая. Как поэты лепят метафоры, так и критики стали лепить. Можно ведь всё. Всё равно никто ничего не поймёт. Зато умным покажешься. Как же! «Единство формы и стиля не соблюдено. Графомань!»

Дальше в этой памятке идут уже вполне вменяемые пункты: качество рифм, ритм, размер, инверсия, фонетика, метафоры, эпитеты. Кажется, всё перечислено. Кроме самого главного. Самое главное незаметно так пропущено. Словно его и не существует. И никогда не существовало. Но вспомним школьную классику:

Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил – и сердцем я спокоен…

А что сможет сказать поэт, взращенный по новым памяткам?

Я лиру посвятил метафорам и рифмам.

Разница есть? Конечно есть. Примерно такая, как между парадом влюблённых и гей-парадом.

Всегда, с самого начала, от самого первого поэта, всегда люди знали, что поэт служит. Это знание настолько глубинное, что оно укоренено уже где-то в бессознательном, оно присутствует даже во сне, где всё имеет своё подлинное значение: золото это дерьмо, а стихи это служба. Но служба рифмам и метафорам – какая же это служба? Так может служить только робот или компьютерная программа. Человек служить тому, что он сам производит, не может. Значит, нет больше поэта. Раз исчезло самое главное, самое глубинное, сама суть. Поэт умер. Поэзия мертва. Есть только кружки любителей рифм и метафор. Чем они отличаются от кружков любителей вязания или любителей домино? Да ничем! Потому и нет больше читателя. Потому что нет никакой ценности стихов. Иссякла на корню. Раньше поэт служащий говорил то, что задевало и волновало миллионы людских сердец. Потому о таких поэтах помнят веками и тысячелетиями, потому о них складывали легенды и мифы уже при жизни. А поэт только рифмующий нужен лишь самому себе. Это самозванец, паразитирующий на былой славе поэзии. Что сейчас может сказать потенциальный читатель о современном поэте? Ну, есть какой-то ботан, пришибленный на голову, высасывает из пальца какие-то рифмы или инверсии – а мне что с того? Я тут каким боком? Прохожу мимо!

Может, кто возразит. То, что делают поэты, это, мол, красиво. А любители вязания, они разве вяжут не красиво? А любители домино, они свои рыбы тоже складывают красиво. И любители кроссвордов, эти уверяют, что в составлении и разгадывании кроссвордов есть своя красота. Так чем лучше поэты, чем они отличаются? Вы, господа, слышали звон… Поэт, который служил, создавал Красоту. Потому что имел вдохновение. А в вашем настольном списке, простите, что сказано по поводу вдохновения? Ничего? Нет там такого слова?! А по поводу красоты? Тоже ничего нет? Там только про рифмы да про инверсии? Так о том и речь! Красота, это когда в маленьком (конечном) стихотворении можно каким-то чудом выразить бесконечное (то, что пребывает вечно). Каким образом это можно выразить при помощи случайной комбинации рифм? Никаким! Как в комбинацию рифм можно вложить содержание? Никак! (Да в вашей памятке нет вообще содержания, там вместо него уже стиль) А вот первые поэты совершенно не знали никаких рифм, зато красоту выражали в каждой строке. Почему? Да потому, что не о себе они думали, не своим умением восхищались, не развлекались, не забавлялись, а служили. Для них каждое стихотворение было подвигом – вот и живут теперь их подвиги в веках, а ваши бирюльки-забавы кому нужны? Никому! Ноль читателей. Вы читаете только сами себя. Если это можно назвать чтением. Есть негласное соглашение между вами: я читаю тебя, ты в ответ читаешь меня. Так и происходит взаимоопыление. Читатель из этого процесса исключён напрочь.

Нет содержания. Нет содержания в новых стихах. Только рифмы, метафоры, ритмы. Нет содержания. Нет общественной значимости. Всё, кранты. Умерла поэзия. Просто забыли похоронить (может быть, некому).

Со-держание, это то, что все люди содержат вместе. В своих сердцах, в глубинах души, как изначальное, нечто такое, что все они знают, но не могут припомнить без вдохновения, без внешнего толчка. Дух (или Муза) толкает поэта – и тот припоминает. Вырывается на волю из-под бренного спуда вечная красота. Люди читают поэта и припоминают тоже: да, это оно, да, мы знаем, мы вспомнили, это ведь точно, это именно оно. И восторг у людей, слёзы из глаз. Сослужил поэт службу. Ведь сослужил!.. А сейчас? Сейчас что? Бесконечное перебирание пустых рифм, мертворожденных, без души.

Красота-пустота-нагота-немота-дурнота-тра-та-та (ваши аплодисменты!)

Как, почему самая читающая страна в мире перестала читать и превратилась в самую пишущую? Сколько было раньше всевозможных кружков – и вязания, и гадания, и готовки, и просто бесед на завалинке – кажется, все эти сотни кружков ныне слились в один, универсальный. Кружок любителей рифм. Якобы поэзию. Люди перестали читать и даже разговаривать, вместо всего этого они теперь пишут. Якобы стихи. Люди больше никому и ничему не верят. Рухнула система ценностей, рухнула идеология, а взамен что? «Make money!» Может быть, это такой коллективный процесс, неосознанный, мутный, неоткристаллизовавшийся: раз ценностей нет, создавай сам себе ценность. Вот стихи. Новая ценность. Хоть какая-то связь с прошлым, с корнями. Раньше ведь были стихи общей ценностью, раньше считали, что все великие стихи принадлежат всем, у всех великих стихов один общий Автор, которому все сопричастны. Сейчас лишь жалкий отголосок тому великому. Частное как отголосок великого. Парадокс. Люди утратили ценности, люди больше никому и ничему не верят… но всё-таки верят стихам, пускай и своим собственным. Люди утратили душу, её заменяют как-будто-стихи.

Люди мертвы. Как-будто-стихи создают иллюзию жизни. Эти «как будто» заменяют и церковь, и домовой комитет, и библиотеку, и разговоры с друзьями, и походы в театр, и беседы с детьми, и… Что-то восстало внутри человека, что-то бунтует. Стихи заменяют всё, но почему стихи не-настоящие, не те стихи, что служат всем, что со-держат общее, единое, а лишь те, что служат одному своему автору? Что, нет больше всех? Социум распался на атомы – и нет души, слепляющей из атомов живое. Почему больше никому нет дела до другого, почему у каждого есть только своя рифмованная правда и больше ни-че-го?

Да, все пишут. Никто не читает. Нет, они вроде бы ходят друг к другу и там тоже пишут… комменты. «Я бы здесь заменил рифму, я бы здесь поправил инверсию, я бы»… Читая другого, они всё равно видят своё. Читая рифмы других, они всё равно видят рифмы свои.

Пора переходить к выводам. К печальным выводам.

Люди пишут эти вирши, чтобы не читать.
Люди пишут эти вирши, чтобы не думать.
Люди пишут эти вирши, чтобы не видеть.
Люди пишут эти вирши, чтобы не слышать.
Люди пишут эти вирши, чтобы не понимать ближнего.
Люди пишут эти вирши, чтобы заменить ими всякую духовную работу, чтобы отгородиться от мира мутным стеклом рифм, создать себе нишу куколки и там пребывать.
Люди пишут эти вирши, чтобы не-жить.

Мёртвая поэзия служит мёртвым людям.