Платоновский "Котлован" как матрица антиутопии

Платоновский «Котлован» как матрица антиутопии "светлого будущего".

"Повесть состоит из двух частей. Первая – городская. В центре повествования – копание котлована. Вторая – деревенская. Здесь основное внимание уделено созданию колхоза и раскулачиванию. Такая композиция возникает не случайно. Она соотносится с речью Сталина «К вопросам аграрной политики в СССР», произнесенной в конце декабря 1929 года на конференции аграрников-марксистов. В ней особенное внимание уделялось вопросу «уничтожения противоположности между городом и деревней». В финале действие возвращается в котлован – композиция закольцовывается".
https://goldlit.ru/platonov/1187-kotlovan-analiz

Краткое содержание "Котлована" Платонова
"Вощева, тридцатилетнего рабочего, увольняют с завода, так как он задумчив, и это мешает производству. Он уходит в другой город и засыпает в яме на пустыре. Его будит косарь и отправляет спать в барак. Наутро ему сообщают, что здесь живут рабочие, которые копают котлован.

Вощев чувствует необходимость знать истину. Все приходят на пустырь, где размечено место под котлован, землекопы принимаются за работу. Работа в котловане примеряет Вощева с собой, он решает быть с людьми.

Котлован строится для огромного дома, в который поместится весь город. Его разработчик инженер Прушевский хочет объединить всех в одном общем пролетарском строении.

Пожилой рабочий Чиклин идет на кафельный завод и находит там маленькую девочку рядом с умирающей женщиной – это внучка владельца завода, когда-то ее мать поцеловала Чиклина здесь. Женщина умирает, Чиклин забирает девочку. Рабочие находят гробы, спрятанные крестьянами, Чиклин берет два для девочки Насти: один становится ей постелью, во втором хранятся игрушки.

Самый слабый из рабочих Козлов становится главным комиссаром кооператива, начальство отправляет его и еще одного рабочего в деревню, где нужно создать колхоз, но их обоих убивают. Чиклин и Вощев отправляются в деревню, они охраняют трупы товарищей. Чиклину передают записку от Насти, в которой она призывает уничтожать кулаков и строить колхоз.

Деревенские жители сопротивляются Чиклину и Вощеву: они забивают скотину, чтобы не отдавать ее. Герои непреклонны, они делают плот, на котором должны отправить всех, кто не хочет в колхоз, в море. Найти всех кулаков им помогает медведь, который точно помнит, где когда-то батрачил. Когда все кулаки отправлены из деревни, устроен праздник в честь колхоза. Насте, которую привезли в деревню, достаются в качестве игрушек вещи-свидетели потерянных людей. Захваченные трудовым энтузиазмом медведь и Чиклин тратят весь уголь и железо в кузнице. Настя сильно заболевает после праздника.

Все герои, кроме Вощева, возвращаются к котловану, но видят, что он занесен снегом, а барак пуст. Настя умирает. Вощев возвращается вместе со всеми участниками колхоза, он не может осознать смерть девочки, потому что она противоречит коммунизму.

Все мужики из колхоза присоединяются к рытью котловану, потому что теперь он должен быть еще больше. Чиклин хоронит Настю так, чтобы ее никогда не потревожил шум жизни.

Повесть-антиутопия показывает гротескный мир коммунизма, где пытаются насильно построить такое будущее, к которому никто не готов и которое никто не хочет".
https://2minutki.ru/kratkie-soderzhaniya/platonov/kotlovan-kratko
Опыт комментированного прочтения:
При прочтении «Котлована» создаётся впечатление о «замахе на рубль и ударе на копейку» строителей «светлого будущего». Убогие замыслы убогих исполнителей построить даже не своё, а будущее счастье для потомков за счет собственных лишений, несчастья и даже жизни других – такова подноготная суть поврежденья умов под названием социализм-коммунизм, навязанного России Лениным сотоварищи после захвата ими власти в Октябре 1917 года.

Часть 2. О коллективизации, раскулачивании и создании колхоза как прообраза советского государства, его зеркального отражения в мини-масштабе.

с.103 Во время обеденного перерыва товарищ Пашкин сообщил мастеровым, что бедняцкий слой деревни печально заскучал по колхозу и нужно туда бросить что-нибудь особенное из рабочего класса, дабы начать классовую борьбу против деревенских пней капитализма.
— Давно пора кончать зажиточных паразитов! — высказался Сафронов. — Мы уже не чувствуем жара от костра классовой борьбы, а огонь должен быть: где ж тогда греться активному персоналу!
И после того артель назначила Сафронова и Козлова идти в ближнюю деревню, чтобы бедняк не остался при социализме круглой сиротой или частным мошенником в своем убежище.

*** Известно, что коллективизация, как и Октябрьская социалистическая революция были не результатом естественного проявления классовых противоречий будь то в российском обществе или в советской деревне начала 30-х гг. XX века, а волюнтаристским решением вождей большевиков Ленина в первом случае, и Сталина во втором. И Платонов показывает на данном примере «откуда растут ноги» надуманного обострения классовой борьбы в деревне и на кого делалась ставка в разгроме зажиточного и самого трудолюбивого слоя крестьян.

с.122 — Ступай, — ответил активист. — Только скажи мне свои данные, я тебя в мобилизованный кадр зачислю.
Активист наклонился к своим бумагам, прощупывая тщательными глазами все точные тезисы и задания; он с жадностью собственности, без памяти о домашнем счастье строил необходимое будущее, готовя для себя в нем вечность, и потому он сейчас запустел, опух от забот и оброс редкими волосами. Лампа горела перед его подозрительным взглядом, умственно и фактически наблюдающим кулацкую сволочь.

*** Судьба активиста, жертвующего «домашним счастьем» ради «необходимого будущего» – это в миниатюре судьба страны строящей коммунизм.

с. 123 - Редко проходила ночь, чтобы не появлялась директива, и до утра изучал ее активист, накапливая к рассвету энтузиазм несокрушимого действия. И только изредка он словно замирал на мгновение от тоски жизни — тогда он жалобно глядел на любого человека, находящегося перед его взором; это он чувствовал воспоминание, что он головотяп и упущенец, — так его называли иногда в бумагах из района. «Не пойти ли мне в массу, не забыться ли в общей, руководимой жизни?»— решал активист про себя в те минуты, но быстро опоминался, потому что не хотел быть членом общего сиротства и боялся долгого томления по социализму, пока каждый пастух не очутится среди радости, ибо уже сейчас можно быть подручным авангарда и немедленно иметь всю пользу будущего времени.

*** Но оказывается можно «иметь всю пользу будущего времени», если ты «подручный авангарда», т.е. активист и член партии, хоть даже и «головотяп и упущенец»!

с. 124 — Чего стоишь без движения? — сказал он Чиклину. — Ступай сторожить политические трупы от зажиточного бесчестья: видишь, как падает наш героический брат!

*** Уничтожение кулаков как класса встречало ожесточенный отпор со стороны обреченных зажиточных крестьян.

с. 126 Еще ранее отлета грачей Елисей видел исчезновение ласточек, и тогда он хотел было стать легким, малосознательным телом птицы, но теперь он уже не думал, чтобы обратиться в грача, потому что думать не мог. Он жил и глядел глазами лишь оттого, что имел документы середняка, и его сердце билось по закону.

*** Остальные не раскулаченные крестьяне, середняки, превратились в бесправную собственность коллективного фараона: социалистического государства, так как даже сердце (олицетворение самой жизни) могло биться только по закону, т.е. неестественному, людскому, а не природному установлению

с.127 Чиклин курил и равнодушно утешал умерших своими словами:
— Ты кончился, Сафронов! Ну и что ж? Все равно я ведь остался, буду теперь, как ты; стану умнеть, начну выступать с точкой зрения, увижу всю твою тенденцию, ты вполне можешь не существовать…

*** Новое, советское представление об уме: быть умным, значит иметь абстрактные, т.е. отвлеченные от конкретной жизни, «точку зрения» и «тенденцию», непонятные простому обывателю с его житейским здравым смыслом.

— А ты, Козлов, тоже не заботься жить. Я сам себя забуду, но тебя начну иметь постоянно. Всю твою погибшую жизнь, все твои задачи спрячу в себя и не брошу их никуда, так что ты считай себя живым. Вуду день и ночь активным, всю организационность на заметку возьму, на пенсию стану, лежи спокойно, товарищ Козлов!..

*** Бессмертным делает человека усвоение задач соцстрительства и такие качества как «активность» и «организационность».

с. 128 Чиклин помолчал и, чувствуя, что Сафронов и Козлов теперь рады, сказал:
— Пускай весь класс умрет — да я и один за него останусь и сделаю всю его задачу на свете! Все равно жить для самого себя я не знаю как!..

*** Борьба за дело рабочего класса по построение социализма-коммунизма оказывается не дает смысла жизни отдельно взятого человека, а значит и счастья.

с.131 - А истина полагается пролетариату? — спросил Вощев.
— Пролетариату полагается движение, — произнес активист, — а что навстречу попадается, то все его: будь там истина, будь кулацкая награбленная кофта — все пойдут в организованный котел, ты ничего не узнаешь.

*** Истину должна знать партия («партия – наш рулевой»), актив, а пролетарской массе остается лишь бессознательное движение. Это вступает в противоречие с пропагандистскими лозунгом: «Рабочий класс – гегемон (вождь) советского общества».

с.139 В то утро была сырость и дул холод с дальних пустопорожних мест. Такое обстоятельство тоже не было упущено активом.
— Дезорганизация! — с унылостью сказал активист про этот остужающий вечер природы.

*** Даже природу нужно организовать для строительства социализма.

с.141 - Активист находился здесь же на Оргдворе; прошедшая ночь прошла для него задаром — директива не спустилась на колхоз, и он опустил теченье мысли в собственной голове; но мысль несла ему страх упущений. Он боялся, что зажиточность скопится на единоличных дворах и он упустит ее из виду. Одновременно он опасался и переусердия, поэтому обобществил лишь конское поголовье, мучаясь за одиноких коров, овец и птицу, потому что в руках стихийного единоличника и козел есть рычаг капитализма.

*** Из этого хода мыслей активиста вытекает, что зажиточность порождает капитализм, а бедность, по такой логике, – социализм.

с. 147 Вышедши на свежий воздух, Чиклин и Вощев встретили активиста — он шел в избу-читальню по делам культурной революции. После того он обязан был еще обойти всех средних единоличников, оставшихся без колхоза, чтобы убедить их в неразумности огороженного дворового капитализма.

*** Единоличники тоже попадали под определение дворовых капиталистов, а значит и под возможное раскулачивание.

с. 151-152 — Чем же ты его зарабатываешь, поганый такой? — спросил Чиклин.
Поп сложил горечь себе в сердце и охотно ответил:
— А я свечки народу продаю — ты видишь, вся зала горит! Средства же скопляются в кружку и идут активисту для трактора.
— Не бреши: где же тут богомольный народ?
— Народу тут быть не может, — сообщил поп. — Народ только свечку покупает и ставит ее Богу, как сироту, вместо своей молитвы, а сам сейчас же скрывается вон.
Чиклин яростно вздохнул и спросил еще:
— А отчего ж народ не крестится здесь, сволочь ты такая?
Поп встал перед ним на ноги для уважения, собираясь с точностью сообщить.
— Креститься, товарищ, не допускается: того я записываю скорописью в поминальный листок…

*** Церковь не просто отделили от государства в 1918 г. но уничтожали как рассадник чуждой коммунизму веры.

с. 153 — Хочешь жить? — спросил Чиклин.
— Мне, товарищ, жить бесполезно, — разумно ответил поп. — Я не чувствую больше прелести творения — я остался без Бога, а Бог без человека…

***Жизнь без веры в Бога не жизнь, а обуза.

с.155 — Ты чего взарился? — спросил активист. — На тебе конфетку.
Мальчик взял конфету, но одной пищи ему было мало.
— Дядь, отчего ты самый умный, а картуза у тебя нету?
Активист без ответа погладил голову мальчика; ребенок с удивлением разгрыз сплошную каменистую конфету — она блестела, как рассеченный лед, и внутри ее ничего не было, кроме твердости. Мальчик отдал половину конфеты обратно активисту.
— Сам доедай, у ней в середке вареньев нету: это сплошная коллективизация, нам радости мало!

***Если от коллективизации радости нет, значит это дело обременительное для народа.

с.156 Организованные сели на землю и курили с удовлетворительным чувством, поглаживая свои бородки, которые за последние полгода что-то стали реже расти; неорганизованные же стояли на ногах, превозмогая свою тщетную душу, но один сподручный актива научил их, что души в них нет, а есть лишь одно имущественное настроение, и они теперь вовсе не знали, как им станется, раз не будет имущества.

*** Имущества нет, значит нет душевной привязанности к кому-то или чему-то.

с.157 Ну что же! — терпеливо сказал активист сверху. — Иль вы так и будете стоять между капитализмом и коммунизмом: ведь уж пора тронуться — у нас в районе четырнадцатый пленум идет!
— Дозволь, товарищ актив, еще малость средноте постоять, — попросили задние мужики, — может, мы обвыкнемся: нам главное дело привычка, а то мы все стерпим.
— Ну стойте, пока беднота сидит, — разрешил активист. — Все равно товарищ Чиклин еще не успел сколотить бревна в один блок.
— А к чему же те бревна-то ладят, товарищ активист? — спросил задний середняк.
— А это для ликвидации классов организуется плот, чтоб завтрашний день кулацкий сектор ехал по речке в море и далее…

***Сплавить людей по реке, как бесчувственные бревна обозначив их аббревиатурой «кулацкий сектор». "Окно Овертона" по Ленину и Сталину.

с.159 - Активист отстранился с крыльца и ушел в дом, где с жадностью начал писать рапорт о точном исполнении мероприятия по сплошной коллективизации и о ликвидации посредством сплава на плоту кулака как класса; при этом активист не мог поставить после слова «кулака» запятую, так как и в директиве ее не было. Дальше он попросил себе из района новую боевую компанию, чтоб местный актив работал бесперебойно и четко чертил дорогую генеральную линию вперед. Активист желал бы еще, чтобы район объявил его в своем постановлении самым идеологичным во всей районной надстройке, но это желание утихло в нем без последствий, потому что он вспомнил, как после хлебозаготовок ему пришлось заявить о себе, что он умнейший человек на данном этапе села, и, услышав его, один мужик объявил себя бабой.

***Пассаж насчет запятой направлен против статьи Сталина «О перегибах в колхозном строительстве», как попытки обвинить стрелочников в «головотяпстве» сплошной коллективизации.

с.161 — Ты мне, товарищ главный, скажи на утеху: писаться мне в колхоз на покой иль обождать?
— Пишись, конечно, а то в океан пошлю!

*** Свидетельство о том, что коллективизация было делом принудительным и сопровождалась угрозами и насилием.

с.164-165 - Ликвидировав весь последний дышащий живой инвентарь, мужики стали есть говядину и всем домашним также наказывали ее кушать; говядину в то краткое время ели, как причастие, — есть никто не хотел, но надо было спрятать плоть родной убоины в свое тело и сберечь ее там от обобществления. Иные расчетливые мужики давно опухли от мясной еды и ходили тяжко, как двигающиеся сараи; других же рвало беспрерывно, но они не могли расстаться со скотиной и уничтожали ее до костей, не ожидая пользы желудка. Кто вперед успел поесть свою живность или кто отпустил ее в колхозное заключение, тот лежал в пустом гробу и жил в нем, как на тесном дворе, чувствуя огороженный покой.

*** коллективизация сопровождалась массовым забоем скота не желающих отдавать ее задарма в колхоз.

Вощев тоже настолько ослабел телом без идеологии, что не мог поднять топора и лег в снег: все равно истины нет на свете или, быть может, она и была в каком-нибудь растении или в героической твари, но шел дорожный нищий и съел то растение или растоптал гнетущуюся низом тварь, а сам умер затем в осеннем овраге, и тело его выдул ветер в ничто.

***Бессмысленность действий, связанных с затеей сплавить людей по реке к морю на плотах и есть отсутствие внятной идеологии и истины которая обессиливает и деморализует человека.

с.168 - После целованья люди поклонились в землю — каждый всем, и встали на ноги, свободные и пустые сердцем…
— Хорошо вам теперь, товарищи? — спросил Чиклин.
— Хорошо, — сказали со всего Оргдвора. — Мы ничего теперь не чуем, в нас один прах остался.
Вощев лежал в стороне и никак не мог заснуть без покоя истины внутри своей жизни, тогда он встал со снега и вошел в среду людей.
— Здравствуйте! — сказал он колхозу, обрадовавшись. — Вы стали теперь, как я, я тоже ничто.

***Из Интернационала» «Кто был ничем, то встанет всем». Без имущества опять ничем.

с.170 - Поднявшись с земли, Чиклин приложил голову Насти к своей шее и пошел раскулачивать.
— Жачев-то не обижал тебя?
— Как же он обидит меня, когда я в социализме останусь, а он скоро помрет!

***социализм вроде рая на земле – вечное блаженство.

с.171 - Прушевского послал в колхоз товарищ Пашкин, потому что Елисей проходил вчера мимо котлована и ел кашу у Жачева, но от отсутствия своего ума не мог сказать ни одного слова. Узнав про то, Пашкин решил во весь темп бросить Прушевского на колхоз как кадр культурной революции, ибо без ума организованные люди жить не должны…

***О роли и назначении так называемых «двадцатипятитысячников – передовых рабочих и инженеров, посланных партией большевиков на укрепление и организацию колхозов как новой, коллективной, формы организации труда.

с. 171-172 Елисей пошел вместе с Чиклиным, чтобы указать ему самого угнетенного батрака, который почти спокон века работал даром на имущих дворах, а теперь трудится молотобойцем в колхозной кузне и получает пищу и приварок как кузнец второй руки; однако этот молотобоец не числился членом колхоза, а считался наемным лицом, и профсоюзная линия, получая сообщения об этом официальном батраке, одном во всем районе, глубоко тревожилась. Пашкин же и вовсе грустил о неизвестном пролетарии района и захотел как можно скорее избавить его от угнетения…
Чиклин с Настей на руках вошел в кузню; Елисей же остался постоять снаружи. Кузнец качал мехом воздух в горн, а медведь бил молотом по раскаленной железной полосе на наковальне.

с.179-180 Молотобоец вспомнил, как в старинные года он корчевал пни на угодьях этого мужика и ел траву от безмолвного голода, потому что мужик давал ему пищу только вечером — что оставалось от свиней, а свиньи ложились в корыто и съедали медвежью порцию во сне. Вспомнив такое, медведь поднялся с посуды, обнял поудобней тело мужика и, сжав его с силой, что из человека вышло нажитое сало и пот, закричал ему в голову на разные голоса — от злобы и наслышки молотобоец мог почти разговаривать.

***Гротеск на определения наемных работников или батраков по версии власти и на процесс раскулачивания в деревне.

с.180-181 Дальше кулак встречался гуще. Уже через три двора медведь зарычал снова, обозначая присутствие здесь своего классового врага. Чиклин отдал Настю молотобойцу и вошел в избу один.
— Ты чего, милый, явился? — спросил ласковый, спокойный мужик.
— Уходи прочь! — ответил Чиклин.
— А что, ай я чем не угодил?
— Нам колхоз нужен, не разлагай его!
Мужик не спеша подумал, словно находился в душевной беседе.
— Колхоз вам не годится…
— Прочь, гада!
— Ну что ж, вы сделаете изо всей республики колхоз, а вся республика-то будет единоличным хозяйством!

***Меткое и верное обобщение: вся республика Советов, как один колхоз!

с.181-182 — Не твое дело, стервец! Мы можем царя назначить, когда нам полезно будет, и можем сшибить его одним вздохом… А ты — исчезни!
Здесь Чиклин перехватил мужика поперек и вынес его наружу, где бросил в снег, мужик от жадности не был женатым, расходуя всю свою плоть в скоплении имущества, в счастье надежности существования, и теперь не знал, что ему чувствовать.
— Ликвидировали?! — сказал он из снега. — Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек!

*** Действительно, ликвидировав лучших, зажиточных и самых трудолюбивых крестьян, как класс, создали убыточные по производительности труда колхозы с лишенными материальных стимулов работниками. Социализм же пропагандировался как более эффективное форма ведения хозяйства и жизненного уклада.

с. 182 -183- — Покушай, Миша! — подарил мужик блин молотобойцу.
Медведь обернул блином лапу и ударил через эту печеную прокладку кулака по уху, так что мужик вякнул ртом и повалился.
— Опорожняй батрацкое имущество! — сказал Чиклин лежачему. — Прочь с колхоза и не сметь более жить на свете!
Зажиточный полежал вначале, а потом опомнился.
— А ты покажь мне бумажку, что ты действительное лицо!
— Какое я тебе лицо? — сказал Чиклин. — Я никто; у нас партия — вот лицо.
— Покажи тогда хоть партию, хочу рассмотреть.
Чиклин скудно улыбнулся.
— В лицо ты ее не узнаешь, я сам ее еле чувствую. Являйся нынче на плот, капитализм, сволочь!
— Пусть он едет по морям: нынче здесь, а завтра там, правда ведь? произнесла Настя. — Со сволочью нам скучно будет!

*** Вот такие «никто» от имени партии и производили по указанию её вождя «ликвидацию кулачества как класса», чтобы потом, как стрелочники, быть обвиненными в «перегибах» и «головотяпстве», для создания образа непогрешимости самой партии и её вождя. Совсем по поговорке: «левая рука не знает: что делает правая».

с.183-184 Дальше Чиклин и молотобоец освободили еще шесть изб, нажитых батрацкой плотью, и возвратились на Оргдвор, где стояли в ожидании чего-то очищенные от кулачества массы.
Сверив прибывший кулацкий класс со своей расслоечной ведомостью, активист нашел полную точность и обрадовался действию Чиклина и кузнечного молотобойца. Чиклин также одобрил активиста.
— Ты сознательный молодец, — сказал он, — ты чуешь классы, как животное.

*** Вот по такому звериному чутью и ломали судьбы людей при раскулачивании и коллективизации. И всё согласно теории «научного социализма» главным знатоком которого стал И.В. Сталин со своим тезисом «обострения классовой борьбы по мере строительства социализма».

с.185-186 - Ликвидировав кулаков вдаль, Жачев не успокоился, ему стало даже труднее, хотя неизвестно отчего. Он долго наблюдал, как систематически уплывал плот по снежной текущей реке, как вечерний ветер шевелил темную, мертвую воду, льющуюся среди охладелых угодий в свою отдаленную пропасть, и ему делалось скучно, печально в груди. Ведь слой грустных уродов не нужен социализму, и его вскоре также ликвидируют в далекую тишину.
Кулачество глядело с плота в одну сторону на Жачева; люди хотели навсегда заметить свою родину и последнего, счастливого человека на ней.
Вот уже кулацкий речной эшелон начал заходить на повороте за береговой кустарник, и Жачев начал терять видимость классового врага.
— Эй, паразиты, прощай! — закричал Жачев по реке.
— Про-щай-ай! — отозвались уплывающие в море кулаки.

***Такая логика и практика построения «социализма в отдельно взятой стране» вела к дальнейшим массовым чисткам общества от «вредителей», «диверсантов», «контрреволюционеров» и прочих «врагов народа» и просто моральных уродов с точки зрения господствующей в стране идеологии. Что, вообще-то, и нашло продолжение в перманентном массовом терроре, начавшемся с коллективизации и продолжавшимся до самой смерти «отца народов» в 1953 году.

с. 187-188 - — Эх ты, эсесерша наша мать! — кричал в радости один забвенный мужик, показывая ухватку и хлопая себя по пузу, щекам и по рту. — Охаживай, ребята, наше царство-государство: она незамужняя!
— Она девка иль вдова? — спросил на ходу танца окрестный гость.
— Девка! — объяснил двигающийся мужик. — Аль не видишь, как мудрит?!
— Пускай ей помудрится! — согласился тот же пришлый гость. — Пускай посдобничает! А потом мы из нее сделаем смирную бабу: добро будет!

***Ленин, согласно теории народника Ткачева, использовал аппарат государства, чтобы насилием втащить, загнать в социализм и осчастливить таким образом неразумные народные массы. Совсем как слепых котят приучают пить молоко, ткнув мордой в блюдечко. Но у простодушного и, с точки зрения большевиков, неразумного насчет своей выгоды народа было своё мнение о государстве и взаимоотношении с ним.

с. 188 Жачев ползал между всеми, подсекая под ноги тех, которые ему мешали, а гостевому мужику, желавшему девочку-эсесершу выдать замуж мужику, Жачев дал в бок, чтоб он не надеялся.
— Не сметь думать что попало! Иль хочешь речной самотек заработать? Живо сядешь на плот!
Гость уж испугался, что он явился сюда.
— Боле, товарищ калека, ничто не подумаю. Я теперь шептать буду.

***Яркая и емкая по своей образности характеристика со свободой слова и свободой мысли в СССР на долгие годы вперед.

с.191-192 - Тихо было кругом и прекрасно. Чиклин остановился в недоуменном помышлении. По-прежнему покорно храпел медведь, собирая силы для завтрашней работы и для нового чувства жизни. Он больше не увидит мучившего его кулачества и обрадуется своему существованию. Теперь, наверно, молотобоец будет бить по подковам и шинному железу с еще большим сердечным усердием, раз есть на свете неведомая сила, которая оставила в деревне только тех средних людей, какие ему нравятся, какие молча делают полезное вещество и чувствуют частичное счастье: весь же точный смысл жизни и всемирное счастье должны томиться в груди роющего землю пролетарского класса, чтобы сердца молотобойца и Чиклина лишь надеялись и дышали, чтоб их трудящаяся рука была верна и терпелива.

*** Подытоживание уничтожения «кулака как класса», а в широком смысле и других «эксплуататорских классов» в государстве-колхозе СССР для обретения не смысла жизни от этого, а всего лишь «томления» в груди «нового чувства жизни» у строителей социализма. Удовлетворение, так сказать, от проделанной и полезной (так убеждали вожди пролетариата Ленин и Сталин) работы по очистке общества от скверны паразитических классов: буржуев-капиталистов, помещиков, купцов и мелких буржуев – зажиточных крестьян, то бишь кулаков.

с.193-194 Колхоз непоколебимо спал на Оргдворе. В Оргдоме горел огонь безопасности — одна лампа на всю потухшую деревню; у лампы сидел активист за умственным трудом, он чертил графы ведомости, куда хотел занести все данные бедняцко-середняцкого благоустройства, чтоб уже была вечная, формальная картина и опыт как основа.
— Запиши и мое добро! — попросил Вощев, распаковывая мешок.
Он собрал по деревне все нищие, отвергнутые предметы, всю мелочь безвестности и всякое беспамятство для социалистического отмщения. Эта истершаяся терпеливая ветхость некогда касалась батрацкой, кровной плоти, в этих вещах запечатлена навеки тягость согбенной жизни, истраченной без сознательного смысла и погибшей без славы где-нибудь под соломенной рожью земли. Вощев, не полностью соображая, со скупостью скопил в мешок вещественные остатки потерянных людей, живших, подобно ему, без истины и которые скончались ранее победного конца. Сейчас он предъявлял тех ликвидированных тружеников к лицу власти и будущего, чтобы посредством организации вечного смысла людей добиться отмщения за тех, кто тихо лежит в земной глубине.

*** Завуалированная критика ленинского положения изложенного в «Очередных задачах Советской власти», где утверждалось, что главное для построения социализма – это организация учета и контроля по всей стране за общенародной собственностью.

с. 195-196 — Это утиль-сырье принесли? — спросила она про мешок Вощева.
— Нет, — сказал Чиклин, — это тебе игрушки собрали. Вставай выбирать.
Настя встала в свой рост, потопталась для развития и, опустившись на месте, обхватила раздвинутыми ногами зарегистрированную кучу предметов. Чиклин составил ей лампу со стола на пол, чтоб девочка лучше видела то, что ей понравится; активист же и в темноте писал без ошибки.
Через некоторое время активист спустил на пол ведомость, дабы ребенок пометил, что он получил сполна все нажитое имущество безродно умерших батраков и будет пользоваться им впрок. Настя медленно нарисовала на бумаге серп и молот и отдала ведомость назад.

*** Раньше безграмотные крестьяне ставили крест вместо подписи, как знак того, что клянутся или подтверждают чем-то святым свое обязательство. Теперь символом нового государства и новой религии Труда стал серп и молот.

с.197 — Прушевский! Сумеют или нет успехи высшей науки воскресить назад сопревших людей?
— Нет, — сказал Прушевский.
— Врешь, — упрекнул Жачев, не открывая глаз. — Марксизм все сумеет. Отчего ж тогда Ленин в Москве целым лежит? Он науку ждет — воскреснуть хочет. А я б и Ленину нашел работу, — сообщил Жачев. — Я б ему указал, кто еще добавочно получить должен кое-что! Я почему-то любую стерву с самого начала вижу!
— Ты дурак потому что, — объяснила Настя, копаясь в батрацких остатках, — ты только видишь, а надо трудиться. Правда ведь, дядя Вощев?

*** Заменив старую христианскую религию, обещавшей трудящимся рай на небесах и бессмертие души, новой – религией труда и социализмом-коммунизмом, как земным раем для тех же трудящихся, большевики вопросы человеческого бессмертия и воскрешения из мертвых поставили на практическую основу, сохранив мумию Ленина в Мавзолее.

с.198 — Неизвестно, — ответил Вощев Насте. — Трудись и трудись, а когда дотрудишься до конца, когда узнаешь все, то уморишься и помрешь. Не расти, девочка, затоскуешь.
Настя осталась недовольна.
— Умирать должны одни кулаки, а ты — дурак. Жачев, сторожи меня опять, я спать захотела.
— Иди, девочка, — отозвался Жачев. — Иди ко мне от подкулачника: он заработать захотел — завтра получит!

*** Трудись не размышляя, знания порождают тоску-печаль, а сомнения в религии труда рождают ярлык подкулачника – еретика социалистической веры.

с.198-199 - Все смолкли, в терпении продолжая ночь, лишь активист немолчно писал, и достижения все более расстилались перед его сознательным умом, так что он уже полагал про себя: «Ущерб приносишь Союзу, пассивный дьявол, мог бы весь район отправить на коллективизацию, а ты в одном колхозе горюешь; пора уж целыми эшелонами население в социализм отправлять, а ты все узкими масштабами стараешься. Эх горе!»

***Иронический пассаж на чисто волюнтаристское представление о социализме, не как об органическом и закономерным итоге развития общества, а как продукте насилия над естественным ходом социальных событий и экономических явлений.

с.199 — Там медведь стучит в кузне и песню рычит, весь колхоз глаза открыл, нам без тебя жутко стало!
— Надо пойти справиться, — решил активист.
— Я сам схожу, — определил Чиклин, — Сиди записывай получше: твое дело — учет.
— Это — пока я дурак! — предупредил активиста Жачев. — Но скоро мы всех разактивим: дай только массам измучиться, дай детям подрасти!

*** Пророчество краха ленинского понимания социализма «как всеобщего учета и контроля социалистической собственности»

с.200-201 Кузница была открыта в лунную ночь на всю земную светлую поверхность, в горне горел дующий огонь, который поддерживал сам кузнец, лежа на земле и потягивая веревку мехом. А молотобоец, вполне довольный, ковал горячее шинное железо и пел песню.
— Ну никак заснуть не дает, — пожаловался кузнец. — Встал, разревелся, я ему горно зажег, а он и пошел бузовать… Всегда был покоен, а нынче как с ума сошел!
— Отчего ж такое? — спросил Чиклин.
— Кто его знает. Вчера вернулся с раскулачки, так все топтался и по-хорошему бурчал. Угодили, стало быть, ему. А тут еще проходил один подактивный — взял и материю пришил на плетень. Вот Михаил глядит все туда и соображает чего-то. Кулаков, дескать, нету, а красный лозунг от этого висит. Вижу, входит что-то в его ум и там останавливается…
Около кузни висел на плетне возглас, нарисованный по флагу: «За партию, за верность ей, за ударный труд, пробивающий пролетариату двери в будущее».

*** Красный цвет являлся раздражающим фактором не только для быков или платоновского медведя (кстати, одного из символов русского народа), но и мобилизующим и предостерегающим знаком у людей. Те же римляне вывешивали красный флаг на Марсовом поле в минуты грозящей городу опасности. А тут ещё и нужный лозунг в добавок. Лозунги при социализме сыграли свою не последнюю роль в мобилизации масс как на трудовые свершения, так и на военные подвиги в годы войны с фашизмом.

с.201-202 Уставая, молотобоец выходил наружу и ел снег для своего охлаждения, а потом опять всаживал молот в мякоть железа, все более увеличивая частоту ударов; петь молотобоец уже вовсе перестал — всю свою яростную безмолвную радость он расходовал в усердие труда, а колхозные мужики постепенно сочувствовали ему и коллективно крякали во время звука кувалды, чтоб шины были прочней и надежней. Елисей, когда присмотрелся, то дал молотобойцу совет:
— Ты, Миш, бей с отжошкой, тогда шина хрустка не будет и не лопнет. А ты лучше по железу, как по стерве, а оно ведь тоже добро! Так — не дело!
Но медведь открыл на Елисея рот, и Елисей отошел прочь, тоскуя о железе. Однако и другие мужики тоже не могли более терпеть порчи.
— Слабже бей, черт! — загудели они. — Не гадь всеобщего: теперь имущество — что сирота, пожалеть некому… Да тише ты, домовой!
— Что ты так содишь по железу?! Что оно — единоличное, что ль?
— Выйди остынь, дьявол! Уморись, идол шерстяной!
— Вычеркнуть его надо из колхоза, и боле ничего. Аль нам убытки терпеть на самом-то деле!

*** Замечательный по образности и сарказму пассаж на тему: «Заставь дурака Богу молиться – он и лоб разобьет!». А также прозрачный намек на невозможность построить передовой в истории человечества общественно-политический строй в лапотной стране с людьми интеллекта уровня медведя.

с.202-203 - Но Чиклин дул воздух в горне, а молотобоец старался поспеть за огнем и крушил железо, как врага жизни, будто если нет кулачества, так медведь один есть на свете.
— Ведь это же горе! — вздыхали члены колхоза.
— Вот грех-то: все теперь лопнет! Все железо в скважинах будет!
— Наказание господне… А тронуть его нельзя — скажут, бедняк, пролетариат, индустриализация!..
— Это ничего. Вот если кадр, скажут, тогда нам за него плохо будет.
— Кадр — пустяк. Вот если инструктор приедет либо сам товарищ Пашкин, тогда нам будет жара!

*** Новые понятия общественно-политической жизни порождали и многочисленных приживал, демагогов, карьеристов, которые пользовались ими отнюдь не в интересах дела, а для собственной корысти.

с.203-204 А Елисей говорил меньше, но горевал почти что больше всех. Он и двор-то когда имел, так ночей не спал — все следил, как бы что не погибло, как бы лошадь не опилась, не объелась да корова чтоб настроение имела, а теперь, когда весь колхоз, весь здешний мир отдан его заботе, потому что на других надеяться он опасался, теперь у него уже загодя болел живот от страха такого имущества.
— Все усохнем! — произнес молча проживший всю революцию середняк. — Раньше за свое семейство боялся, а теперь каждого береги — это нас вовсе замучает за такое иждивение.
Вощеву грустно стало, что зверь так трудится, будто чует смысл жизни вблизи, а он стоит на покое и не пробивается в дверь будущего: может быть, там действительно что-нибудь есть. Чиклин к этому времени уже кончил дуть воздух и занялся с медведем готовить бороньи зубья. Не сознавая ни наблюдающего народа, ни всего кругозора, двое мастеровых неустанно работали по чувству совести, как и быть должно.

*** Недостаточно «работать по чувству совести», чтобы изготовить качественное изделие, а не брак. Нужна ещё такая малость как чувство хозяина, исчезнувшее у людей в процессе обобществления имущества в масштабах государства.

с.206 Уже проснулись девушки и подростки, спавшие дотоле в избах; они, в общем, равнодушно относились к тревоге отцов, им было неинтересно их мученье, и они жили как чужие в деревне, словно томились любовью к чему-то дальнему. И домашнюю нужду они переносили без внимания, живя за счет своего чувства еще безответного счастья, но которое все равно должно случиться. Почти все девушки и все растущее поколение с утра уходили в избу-читальню и там оставались не евши весь день, учась письму и чтению, счету чисел, привыкая к дружбе и что-то воображая в ожидании.

*** Обозначены проблемы разрыва преемственности жизненных ценностей между родителями и детьми с утверждением нового уклада жизни в советском обществе.

с.206-207 Прушевский один остался в стороне, когда колхоз ухватился за кузню, и все время неподвижно был у плетня. Он не знал, зачем его прислали в эту деревню, как ему жить забытым среди массы, и решил точно назначить день окончания своего пребывания на земле…
Ведь никакое сооружение, никакое довольство, ни милый друг, ни завоевание звезд не превозмогут его душевного оскудения, он все равно будет сознавать тщетность дружбы, основанной не на превосходстве и не на телесной любви, и скуку самых далеких звезд, где в недрах те же медные руды и нужен будет тот же ВСНХ.

***Здесь размышление о судьбе и самочувствии интеллигента осознающего себя по своим способностям не ровней с другими. Протест против равенства и уравниловки социализма, обезличивание индивидуальности человека принудительным равенством всех и вся в товариществе и товарищах. А ведь: «Гусь свинье не товарищ».

с. 210 Вышедши наружу, колхоз сел у плетня и стал сидеть, озирая всю деревню, снег же таял под неподвижными мужиками. Прекратив трудиться, Вощев опять вдруг задумался на одном месте.
— Очнись! — сказал ему Чиклин. — Ляжь с медведем и забудься.
— Истина, товарищ Чиклин, забыться не может…
Чиклин обхватил Вощева поперек и сложил его к спящему молотобойцу.
— Лежи молча, — сказал он над ним, — медведь дышит, а ты не можешь! Пролетариат терпит, а ты боишься! Ишь ты, сволочь какая!

*** Бездумность и терпение как незыблемость существования социалистического строя. Мысль рождает сомнение в правильности выбранного пути. Как в средние века инакомыслие есть еретичество и покушение на церковный образ мироздания и соответствующий этим представлениям порядок жизни.

с. 211-212 Слеза активиста капнула на директиву — Чиклин сейчас же обратил на это внимание. Как и вчера вечером, руководящий человек неподвижно сидел за столом. Он с удовлетворением отправил через районного всадника законченную ведомость ликвидации классового врага и в ней же сообщил все успехи деятельности; но вот спустилась свежая директива, подписанная почему-то областью через обе головы — района и округа — и в лежащей директиве отмечались маложелательные явления перегибщины, забеговшества, переусердщины и всякого сползания по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии; кроме того, назначалось обнаружить выпуклую бдительность актива в сторону среднего мужика; раз он попер в колхозы, то не является ли этот генеральный факт таинственным умыслом, исполняемым по наущению подкулацких масс; дескать, войдем в колхозы всей бушующей пучиной и размоем берега руководства, на нас, мол, тогда власти не хватит, она уморится.

*** Каково было простым активистам кампании по раскулачиванию и коллективизации почувствовать себя, в конце концов, «козлами отпущения» после статьи Сталина «О перегибах в колхозном строительстве»

с.212-213 «По последним материалам, имеющимся в руке областного комитета, — значилось в конце директивы, — видно, например, что актив колхоза имени Генеральной Линии уже забежал в левацкое болото правого оппортунизма. Организатор местного коллектива спрашивает вышенаходящуюся организацию: есть ли что после колхоза и коммуны более высшее и более светлое, дабы немедленно двинуть туда местные бедняцко-середняцкие массы, неудержимо рвущиеся в даль истории, на вершину всемирных невидимых времен. Этот товарищ просит ему прислать примерный устав такой организации, а заодно бланки, ручку с пером и два литра чернил. Он не понимает, насколько он тут спекулирует на искреннем, в основном здоровом, середняцком чувстве тяги в колхозы. Нельзя не согласиться, что такой товарищ есть вредитель партии, объективный враг пролетариата и должен быть немедленно изъят из руководства навсегда».

*** Замечательный по глубине и иронии пассаж на ленинско-сталинский волюнтаризм построение социализма путем создания коллективистских форм человеческого общежития и трудовой деятельности, которые якобы должны были сами по себе от этого преобразовать капиталистический уклад жизни человека в социалистический. Ленин и слепое орудие его задумок, партия большевиков-коммунистов, пытались взвалить на себя в соперничестве с естественным ходом Истории непосильное бремя демиургов новой жизни.

с. 219-220 Войдя в Оргдом, молотобоец обнюхал лежачего активиста и сел равнодушно в углу.
— Взял его в свидетели, что истины нет, — произнес Вощев. — Он ведь только работать может, а как отдохнет, задумается, так скучать начинает. Пусть существует теперь как предмет — на вечную память, я всех угощу!
— Угощай грядущую сволочь, — согласился Жачев. — Береги для нее жалкий продукт!
Наклонившись, Вощев стал собирать вынутые Настей ветхие вещи, необходимые для будущего отмщения, в свой мешок. Чиклин поднял Настю на руки, и она открыла опавшие свои, высохшие, как листья, смолкшие глаза. Через окно девочка засмотрелась на близко приникших друг к другу колхозных мужиков, залегших под навесом в терпеливом забвении.
— Вощев, а медведя ты тоже в утильсырье понесешь? — озаботилась Настя.
— А то куда же? Я прах и то берегу, а тут ведь бедное существо!
— А их? — Настя протянула свою тонкую, как овечья ножка, занемогшую руку к лежачему на дворе колхозу.

*** Недвусмысленный намёк, что без истины ни люди-пролетарии как отборные и самые подходящие строители нового социалистического общества, ни государство-колхоз никуда и ни на что не годятся по своей ограниченной механически-бездумным трудом функциональности, кроме как пойти в утиль истории.

с.221 — Как же, товарищи активы, нам дальше-то жить? — спросил колхоз. — Вы горюйте об нас, а то нам терпежа нет! Инвентарь у нас исправный, семена чистые, дело теперь зимнее — нам чувствовать нечего. Вы уж постарайтесь!
— Некому горевать, — сказал Чиклин. — Лежит ваш главный горюн.
Колхоз спокойно пригляделся к опрокинутому активисту, не имея к нему жалости, но и не радуясь, потому что говорил активист всегда точно и правильно, вполне по завету, только сам был до того поганый, что когда все общество задумало его однажды женить, дабы убавить его деятельность, то даже самые незначительные на лицо бабы и девки заплакали от печали.
— Он умер, — сообщил всем Вощев, подымаясь снизу. — Все знал, а тоже кончился

*** Характеристика взаимоотношений «умного» вождя (которыми нередко были самые негодные люди из прошлой досоветской жизни) и «неразумных» (не просвещенных истиной классовой борьбы) масс в советском обществе. Кто такой Ульянов-Ленин по прошлой жизни в царской России? Эмигрант и безработный журналист, живший, тем не менее припеваючи заграницей на деньги от «эксов» – «экспроприации экспроприаторов», проще говоря, ограбления в России почтовых карет и почтовых поездов, банков группой Кобы-Джугашвили («чудесного грузина», по выражению того же Ленина) и Камо (Тер-Оганесяна).

с. 222 - Вощев снова прилег к телу активиста, некогда действовавшему с таким хищным значением, что вся всемирная истина, весь смысл жизни помещались только в нем и более нигде, а уж Вощеву ничего не досталось, кроме мученья ума, кроме бессознательности в несущемся потоке существования и покорности слепого элемента.
— Ах ты, гад! — прошептал Вощев над этим безмолвным туловищем. — Так вот отчего я смысла не знал! Ты, должно быть, не меня, а весь класс испил, сухая душа, а мы бродим, как тихая гуща, и не знаем ничего!
И Вощев ударил активиста в лоб — для прочности его гибели и для собственного сознательного счастья.
Почувствовав полный ум, хотя и не умен еще произнести или выдвинуть в действие его первоначальную силу, Вощев встал на ноги и сказал колхозу:
— Теперь я буду за вас горевать!
— Просим!! — единогласно выразился колхоз.

*** Пародия на то, как став во главе будь то колхоза или партии в человека вселяется вместе с должностью «ум, честь и совесть» эпохи. Актив – это «партия – ум, честь и совесть нашей эпохи» согласно Ленину… а остальные – бездушная и глупая масса.

с.225 - Мимо барака проходили многие люди, но никто не пришел проведать заболевшую Настю, потому что каждый нагнул голову и непрерывно думал о сплошной коллективизации. (***Какое дело до ребенка, когда такое «планов громадьё»)
Иногда вдруг наставала тишина, но затем опять пели вдалеке сирены поездов, протяжно спускали пар свайные копры, и кричали голоса ударных бригад, упершихся во что-то тяжкое, кругом беспрерывно нагнеталась общественная польза.

(***тунеядец – общественно бесполезный человек по советским понятиям. Гриша Перельман, решивший 100-летней давности теорему Пуанкаре, тунеядствуя на мамину пенсию вовремя это сделал – в постсоветское время)

— Чиклин, отчего я всегда ум чувствую и никак его не забуду? — удивилась Настя.
— Не знаю, девочка. Наверно, потому, что ты ничего хорошего не видела.
— А почему в городе ночью трудятся и не спят?
— Это о тебе заботятся.
— А я лежу вся больная… Чиклин, положи мне мамины кости, я их обниму и начну спать. Мне так скучно стало сейчас!
— Спи, может, ум забудешь.

(***пьянство – сон ума наяву, позволяющий забыть тяготы и заботы жизни)

с.230 - Вощев стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении? Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человека, в котором истина стала бы радостью и движеньем?

***Смысл индивидуального существования в продолжении рода через детей, а не в абстрактном всеобщем счастье каким представляли коммунизм.

с. 232 — Зачем колхоз привел? Я тебя спрашиваю вторично! — обратился Жачев, не выпуская из рук ни сливок, ни пирожных.
— Мужики в пролетариат хотят зачисляться, — ответил Вощев.
— Пускай зачисляются, — произнес Чиклин с земли. — Теперь надо еще шире и глубже рыть котлован. Пускай в наш дом влезет всякий человек из барака и глиняной избы. Зовите сюда всю власть и Прушевского, а я рыть пойду.
Чиклин взял лом и новую лопату и медленно ушел на дальний край котлована. Там он снова начал разверзать неподвижную землю, потому что плакать не мог, и рыл, не в силах устать, до ночи и всю ночь, пока не услышал, как трескаются кости в его трудящемся туловище. Тогда он остановился и глянул кругом. Колхоз шел вслед за ним и не переставая рыл землю; все бедные и средние мужики работа и с таким усердием, будто хотели спастись навеки в пропасти котлована.

***С усердием обычно молятся в церкви, чтобы сошла благодать божия на верующих… «Зачислиться в пролетариат» во время коллективизации и создания колхозов стремились многие из крестьянства. Чтобы деревни совсем не обезлюдели от невыносимых условий жизни, усугубленных драконовскими законами типа уголовного наказания, предусматривающего высшею меру наказания – расстрел за сбор потерь (колосков) на скошенном колхозном поле, власти ввели паспорта для горожан, лишив такой «роскоши» жителей села.

с. 232 Колхоз шел вслед за ним и не переставая рыл землю; все бедные и средние мужики работа и с таким усердием жизни, будто хотели спастись навеки в пропасти котлована.
Лошади также не стояли — на них колхозники, сидя верхом, возили в руках бутовый камень, а медведь таскал этот камень пешком и разевал от натуги пасть.
Только один Жачев ни в чем не участвовал и смотрел на весь роющий труд взором прискорбия.
— Ты что сидишь, как служащий какой? — спросил его Чиклин, возвратившись в барак. — Взял бы хоть лопаты поточил!
— Не могу, Никит, я теперь ни во что не верю! — ответил Жачев в это утро второго дня.
— Почему, стервец?
— Ты же видишь, что я урод империализма, а коммунизм — это детское дело, за то я и Настю любил… Пойду сейчас на прощанье товарища Пашкина убью.
И Жачев уполз в город, более уже никогда не возвратившись на котлован.

*** Вера в коммунизм – «это детское дело», то есть несерьезная затея для взрослых людей. Если «детское дело», значит – несерьёзное. Забава. Коммунизм на уровне сознания масс или массового сознания – вопрос веры, а не постижение идеологической химеры путём каких-то умозаключений. Таков приговор напрашивается из практики строительства основ социализма каковыми явились индустриализация и коллективизация конца 20-х и начала 30-х гг. XX века, отображенных в художественном произведении А. Платонова «Котлован».

с.233 - В полдень Чиклин начал копать для Насти специальную могилу. Он рыл ее пятнадцать часов подряд, чтоб она была глубока и в нее не сумел бы проникнуть ни червь, ни корень растения, ни тепло, ни холод и чтоб ребенка никогда не побеспокоил шум жизни с поверхности земли. Гробовое ложе Чиклин выдолбил в вечном камне и приготовил еще особую, в виде крышки, гранитную плиту, дабы на девочку не лег громадный вес могильного праха.
Отдохнув, Чиклин взял Настю на руки и бережно понес ее класть в камень и закапывать. Время было ночное, весь колхоз спал в бараке, и только молотобоец, почуяв движение, проснулся, и Чиклин дал ему прикоснуться к Насте на прощанье.
Декабрь 1929 — апрель 1930 гг.

*** «Коммунизм – это молодость мира. И его возводить молодым!» Вл. Маяковский
Сберечь ребенка «как нежность революции» в суровости реалий социализма не удалось.
Преждевременная смерть платоновской Настеньки, как и подобная же по своей несвоевременности смерть тургеневского материалиста Базарова одинакова в своей закономерности.

Нет будущего у общества или учения хоронящих молодых или адептов вероучения, умерших на пике жизни.

Таков вердикт литературно-философского исследования Андреем Платоновым беспощадной практики по отношению к людям ленинско-сталинского "строительства социализма в отдельно взятой стране" ради достижения иллюзорных целей "светлого будущего человечества".

Есть "Поднятая целина" М. Шолохова о "великом переломе" в советской деревне на примере истории одной из донских станиц. Заканчивается повествование весьма грустно: дед Щукарь на кладбище у могил героев коллективизации на Дону.

Есть "Кануны" Вас. Белова о доколхозной деревне на Вологодчине и начале коллективизации глазами не её застрельщиков, а жертв - крестьян. Концовка повести тоже символична. Владелец жеребца -производителя перед сдачей живности в колхоз, кастрирует коня, превращая его в мерина.

Платонов в "Котловане" "коренной перелом" хребта хозяевам-единоличникам и фактическую "кастрацию" их путем лишения собственности (0,25 га при усадьбе вместо 6-10 десятин (1 дес. = 1,1 га), а значит и мотивации к труду, изображает трагедию коллективизации более обобщенно и глубоко, гениально подметив сходство колхоза с советским неэффективным по своим экономическим и самоубийственным политическим функциям, со ставкой на классовую борьбу, государством СССР.