Веста-неВеста

«Веста-неВеста».







Григорий Овсянников – художник. Худощавый, темноволосый. Очень отзывчивый, ранимый. Про таких говорят «не от мира сего». Очень похож на Эдгара Дега – печальные темные глаза, смугловатая кожа.
Елена – чуть полноватая, но старающаяся выглядеть этакой нимфой. С коротковатыми ногами и псевдо - хрустальным смехом.
Юрий – полный крикливый, глуповатый, грубоватый.
Нина - Очень худощавая черноволосая женщина с ярко выраженной татарской внешностью. Жеманна, хочет быть загадочной.
Женя – дочь Юрия и Нины.





Часть первая.




1996 год. Квартира Григория, незадолго до наступления нового года. На диване сидит Лена, она красиво одета, волосы перетянуты мишурой, в руках Лена кокетливо крутит бумажную елочную гирлянду. Рядом сидит Гриша, то и дело порывающийся взять Лену за руку, та отнимает руку, но скорей заигрывая, чем отталкивая.

Лена: Ну, и каково это, ощущать себя надеждой русской живописи? Награда в таком престижном конкурсе хоть кому должна вскружить голову! Но, картина стоит этого, безусловно! Такой трагичный болезненно-яркий образ – Офелия вглядывается в глубину обрыва. Хочется плакать и хватать ее за руку, умолять отойти!

Гриша: Так это же Вы мне подарили этот образ, Лена! Я никогда не видел более убедительного характера возлюбленной Гамлета. Кто сказал, что Офелия должна быть существом неземным, не от мира сего? Разве ангелам не скучно было бы жить среди нас? Я, признаться, никогда не понимал этих вымученных конвульсий актрис, выжимающих из себя какие-то запредельные эмоции. А ведь все мы всего лишь люди и ваша Офелия тому доказательство. Простая скромная девушка, переживающая по более чем понятным поводам. Почему мы должны оплакивать только экзальтированных особ, бредящих своей непонятостью и надуманными порывами? Разве обычный человек, погибший по воле судьбы так странно и неожиданно, не заслуживает наших слез?
Лена: Так вы верите, что она не убивала себя?
Гриша: Конечно! Она же любила и была любима, такие не уходят по своей воле, их забирают насильно, вырывают из земли с кусками мяса. Вы удивительно передали все полутона этого образа, мне он снился.
Лена: Гриша, Вы мне льстите. Это же был просто любительский спектакль, самодеятельность, одним словом.
Гриша: Неважно! Это все абсолютно неважно! Главное, что готовы отдать актеры, насколько они чувствуют своих героев, как сильно им сопереживают! Можно гладко и прилизанно – правильно выдать текст и воспроизвести все необходимые телодвижения, но остаться заводной мертвой куклой, набитой прописными знаниями, как опилками. А можно из каждой фразы вычленить ядро и взорвать его салютом! Ломано, задыхаясь, плача, негодуя прожить с персонажем каждую секунду его настоящей жизни. Вот, что я называю искусством. И ту картину, Лена, нарисовали Вы, а не я. Я лишь, как послушный зомби перенес все на холст и получил совершенно незаслуженную награду.
Лена: Папа говорит, что будущее российской живописи за авангардизмом. Это сейчас очень модно.
Гриша смеется, откинувшись на спинку дивана.
Гриша: Какая прелесть! И вы, и ваш папа! Мне намного ближе импрессионизм, но это не значит, что я не интересуюсь новыми веяниями.
Звонок в дверь.
Лена: Гриша, я пригласила своих друзей, вы не против? Папа говорит, что девушке одной бывать в гостях у молодого человека неприлично.
Гриша: Вы так целомудренны, что возражать было бы форменным кощунством. Я открою им и встречу, как родных.
Гриша уходит в коридор и возвращается с Юрием и Ниной.
Лена: Гриша, это…
Юра: Ленок, выдохни, мы уже представились Грише.
Юрий торопливо выгружает на стол бутылки, свертки, баночки. Нина идет к зеркалу, восхищенно себя созерцает, поправляет локоны и стирает со щеки капельки туши.
Юра: Гришка! Я очень рад нашему знакомству, отвечаю! Нинка всю дорогу тебя так расхваливала, что я немного на нее быканул. Думаю, что там за фраер такой. А ты нормальный парнишка, как я погляжу.
Нина: Юра, ну как ты можешь? Простите, Григорий, он груб, но честен, подлец.
Гриша: (подталкивая Юру локтем) Все хорошо, Ниночка! Юрка свой мужик, ему можно.
Юра: Вот! А ты говорила: богема! Хренема, блин!
Оглушительно смеется, запрокидывая голову, в это же время успевая откупорить одну из бутылок.
Юра: Кому накапать, ребзя? А? Мой батон такого бухалова нам подогнал, просто обосра…
Нина: Юра!
Юра: С ума сойти можно, короче. Не, без балды, подходите!
Гриша: А что это, Юр?
Юра: Вискарик! Односолодовый!
Лена: Фу, самогон, что ли?
Юра: Да какой, к монахам, самогон? Вискарь, говорю тебе!
Гриша смеется и протягивает Юре бокал.
Гриша: Леночка, подходите, давайте выпьем, в самом деле! Я так бессовестно счастлив, что от бокала самогона плохо мне не будет, я уверен!
Лена встает и подходит к столу, за которым уже все собрались и взяли бокалы.
Лена (Юре, тихо и злобно) Юрка, хорош меня перед пацаном позорить, хочешь, чтобы он сквозанул?
Юра (также тихо) Да не сикай ты, Ленок, мы его тебе в лучшем виде подадим. (Грише, громко и весело) Я так понял из разговоров, что ты практически национальная гордость, да, чувак? Что могу сказать: для нас большая честь и так далее и тому подобное. Нинка меня все время по музеям таскает, в каждую картину пальцем тычет, чего-то рассказывает. А я, в натуре, на третьей картине уже фигею, не понимаю ни черта. Один Моне, другой Мане, оказывается, ети его маму. Кикоз просто.
Нина: (деревянным тоном, недовольно глядя на Юру) Юрочка у нас своеобразный, но очень хороший, поверьте.
Наливают еще по бокалу, раскладывают по тарелкам еду.
Гриша: (поднимая бокал) Ребята! Я…Черт, даже не знаю с чего начать. Неужели бывает так чудесно, спрашиваю я себя и сам же себе отвечаю – да! Когда все кирпичики кладки твоего счастья собираются один к одному, когда перед новогодней ночью не отпускает…
Юра: (тихо) Заметно, что не отпускает.
Гриша: …не отпускает предчувствие близкого и безоговорочного блаженства. Может быть, придет Дед Мороз? А давайте, его позовем! Ну, ребят!
Все дурачатся, зовут хором Деда Мороза, хохочут. Гриша нежно обнимает Лену за плечи, осторожно поправляет ей волосы, Юра хватает Нину на руки и кружит. Та визжит и смеется. Наконец, все успокаиваются, садятся обратно, наливают еще алкоголь, берут бутерброды и закуски, все возбуждены и радостны.
Юра: Ой, ребзя, как хорошо! Это потому, что коммунисты в июне на выборах не выиграли. Стал бы Зюганов президентом, тогда и затихарились бы опять, как мыши под веником. За один этот вискарик всю компанию бы так напялили, что шары повылазили. Сидели бы, как кол проглотили и хором гимн пели.
Нина: Ю-у-у-рочка, ну зачем ты опять про политику, котик? Вообще, за столом о таком говорить – дурной тон. До десерта приличные люди важные вопросы не обсуждают.
Лена: Правда, Юрик, ты бы поаккуратней. Папа говорит, что все еще может вернуться на круги своя. Ельцин только один срок президентом был, а в этих выборах, я слышала, вообще участвовать не хотел. Еле уговорили. А коммунисты, между прочим, всего несколько голосов проиграли.
Юра: Не-не, ребзя, всё, мы теперь в демократической стране живем, так, что коммунистам – во!!!
Поворачивается к остальным спиной, наклоняется и хлопает себя по заду.
Нина: Боже мой!
Лена: Гадость какая!
Гриша хохочет и хлопает в ладоши.
Гриша: Юра прав, у нас теперь демократия!
Нина: Никогда нельзя знать наверняка. А вообще, нам, людям искусства, это все дико и непонятно.
Юра: Эли-и-ита, баа-алин. Гришан, где у тебя тут КПЗ?
Все испуганно и непонимающе смотрят на него.
Гриша: Я…не понял. Зачем тебе туда?
Юра довольно хохочет, хлопая себя по коленям.
Юра: Ну, КПЗ, блин – комната приятных запахов! Сортир, тубзалет, соображаешь?
Нина: Господи, Юрий, как ты можешь?!
Юра: А мне чего? Я ведь не искусствовед!
Гриша: Пойдем, покажу, там свет по-хитрому включается.
Ребята уходят.
Нина: Ну, что, Ленка, как у тебя с художником?
Лена: Круто все, Нинок! Папа говорит, что сейчас богема нарасхват, все бросились книжки писать, картины рисовать. Короче, надо вливаться, пока есть возможность.
Нина: Тебя отец по этому в самодеятельность засунул?
Лена: Ага. Видишь, не зря!
Возвращается Гриша, он успел нарезать фруктов, ставит тарелку на стол.
Гриша: Витаминчики приехали! Девчата, налетай!
Лена: Ой, Григорий! Вы такой воспитанный и обходительный, в наше сумасшедшее время таких людей впору заносить в красную книгу!
Гриша: Глядя на Вас, Леночка, хочется быть рыцарем, как бы ни пошло это звучало.
Возвращается Юра.
Юра: Народ! До Нового года всего ничего осталось, давайте накатим еще, потанцуем, проводим старый дряхлый год, ети его маму!
Юра подходит к столу наливает всем алкоголь, Гриша подходит к магнитофону включает музыку. К нему подходит Лена, подает ему бокал, они выпивают, идут танцевать, прижавшись друг другу, Нина и Юра сидят с бокалами на диване, Юра что-то рассказывает и обнимает Нину, та смеется, откидывает голову, Юра целует ей шею. Затем, все замирают, музыка обрывается, все замирают, не двигаясь, как на фотографии, как бы говоря: запомните этот момент, такими мы уже не будем никогда.


Часть вторая.
Картина первая.
2006 год. Комната в квартире Григория. Он стоит перед холстом, мучительно вглядываясь в него, тряся головой, временами что-то резко дорисовывает и опять задумывается. Входит Елена, она немного погрузнела, волосы уложены в высокую прическу, глаза ярко накрашены, и от этого стали грустнее.

Елена: Гриша! Скоро Юра с Ниной придут, на стол надо накрывать. Ты купил икры?
Григорий: (мучительно пытаясь всматриваться в картину, не отвлекаясь) Нет, Леночка.
Елена: (роняя вдоль тела руки и обиженно и безнадежно кривя рот) Как?! Гриша, ну я же тебя просила!!! Какой новый год, без икры, сам подумай! Папа говорит, что новый год и день рождения без красной икры превращаются просто в даты на календаре.
Григорий: Лена, мне казалось, бытовыми вопросами занимаешься ты! Сама посуди: я итак иду у тебя на поводу, беру халтуры, расписываю вокзал, чужие квартиры. Потому, что мой уважаемый тесть - Иван Степанович говорит, что муж обязан обеспечить свою жену. Я не против, Лен, хотя, мне казалось, когда ты выходила за меня замуж, ты уважала то, чем я занимаюсь, верила в меня, хотела быть моей музой! А теперь упрекаешь меня тем, что я не бегаю в магазин за деликатесом к столу.
Елена: Раньше! Это десять лет назад, Гриша, десять!!! Понимаешь или нет!!! Муза!!! А есть, есть каждый день ты, я вижу, не утомился, метешь очень даже исправно!!!
Григорий вздрагивает и отступает от жены, испуганно глядя на нее. Она, не замечая его реакции, продолжает обвинять его.
Елена: В дом надо что-то покупать время от времени. Посмотри, как мы живем, Гриш, на прошлой неделе папа сам покупал нам тумбочку для обуви, потому, что у нас не было на это средств! Мне стыдно, Гришенька, когда меня спрашивают, где работает мой муж, много ли получает, куда мы ездим отдыхать!!!
Елена сбивается, замолкает, чтоб унять подступающие слезы.
А ты меня попрекаешь, что я попросила тебя подхалтурить. Да эти деньги я на семью и потратила: коммуналку оплатила, остатки кредита за стиральную машину погасила!!! А ты, Гриш, даже не интересуешься, как жена умудряется выкручиваться каждый месяц, живешь, как наследный принц, на всем готовом!!!
Григорий: Каюсь, да, я не задумываюсь над бытовыми вопросами!!! В нашей семье всем этим занималась мама, и никаких претензий не высказывала!!! Я одного не могу понять, Леночка, неужели ты раньше не видела, что я беспомощней божьей коровки во всех этих повседневных делах? Я же тебя не обманывал! И теперь, разве я хоть раз отказался от работы, которая, по сути, мне противна и неинтересна, чтоб принести какой-то доход? Нет, соглашаюсь без звука, откладываю все дела, чтоб ты была довольна.
Елена: Что?! То есть, ты думал, что будешь лежать на диване, писать свои картины, ковыряться в заднице, а жена будет пахать, как конь, чтобы обеспечить тебе уют?!
Григорий: Лена! Что ты говоришь, какая еще задница, побойся Бога, я не могу не писать картины, понимаешь, не могу, почему ты сейчас меня этим попрекаешь, не пойму!!!
Елена: Да потому, что толку от них нет! Дали одну премию сто лет назад…
Григорий: Десять лет назад, если уж на то пошло.
Елена: Пардона прошу: десять лет назад. И все! О тебе же все забыли, Гришенька, никто не вспоминает, никуда не зовут, ничего не дают! Так зачем на это тратить время? Мы за эти десять лет даже из этой норы никуда не выехали!!! Ютимся тут, как бомжи!!!
Григорий: У нас хорошая двухкомнатная квартира, Елена! При чем тут бомжи какие-то. Для двух людей очень и очень неплохо!
Елена: Ну, если сравнивать лавочку в парке и эту дыру, конечно, здесь поприличней будет! Гриша, посмотри, какую Юрка квартиру купил для семьи! Я на новоселье чуть от зависти не сдохла!!! Четыре комнаты!!! Два!!! Слышишь?! Два туалета!!!
Григорий: Лена, зачем тебе два туалета? Будем перекрикиваться между собой, делиться впечатлениями от процесса? У Юры с Ниночкой дочь растет, им необходима большая квартира. А нам зачем, Лен?
Елена: Как у тебя еще язык-то поворачивается, подонок, про детей заикаться! Это же ты настаиваешь, чтоб их не было!!! Я два аборта сделала, тебе в угоду!!! А сейчас таблетками травлюсь, чтобы его Величеству дети не мешали кисточкой краски размазывать!!! Я же не молодею, Гриш, понимаешь, не молодею! У всех ровесниц уж дети, а у меня спросят – когда, мол, и я начинаю бекать, придумывать, выгораживать тебя!!!
Григорий: Я никогда не скрывал своего отношения к детям! Да, они милые, но это пока смотришь со стороны. А собственные отпрыски – это вампиры, высасывающие время и энергию, и силы, и деньги! С ними нужно играть, ходить в больницу, и еще миллион ненужных и тупых дел!!! Я тебя не понимаю, Лен. Помнишь, ты сама высмеивала женщин, которые, как наседки, квохчут только о семье, детях и деньгах!!! А теперь и дня не проходит, без того, чтоб ты не завела хотя бы одну из этих тем!!!
Елена: А ты сам-то чего хочешь? Чтоб я сдохла, а ты картинки писал? Да? Тебе рабыню надо было заводить, а не жену. Без права голоса, молчащую и покорную, чтоб подала, принесла и растворилась без единого звука!
Григорий: Знаешь, было бы неплохо. А если серьезно, что значит – заводить? Я тебя, Лена, не «завел», как ты изволила выразиться, а я на тебе женился по страстной оголтелой любви.
Елена: Гриша! Солнышко мое! Ты, правда, не понимаешь или просто не хочешь серьезных разговоров? Любовь, страсть, это все здорово, но есть много чего и кроме этого! Вот, хотя бы, на море съездить, хоть раз в год.
Григорий: Ты и так ездишь, Лен, каждый долбанный год, как по расписанию.
Елена: Так мне папа денег дает! Из жалости, понимаешь, чтоб я себя ущемленной не чувствовала!!! Он же нас с мамой постоянно возил куда-нибудь. Как же он тебя защищал сначала! Начну ему жаловаться, а он: «Елена, перестань, жить с гением непросто, зато на будущее перспективы просто грандиозные, умей ждать». А теперь вот помалкивает, вздыхает и денег дает.
Григорий: Какая мерзость! Это вы так меня обсуждали? Перспективы? Ждать? Все, что может заботить родителя, это наличие у его ребенка глубокого и искреннего чувства к избраннику! А тут, просчеты, анализ, стратегия целая!!! Как это отвратительно!!!
Елена: (тихо) Ты и правда, думаешь, что это главное? Кто кого любит, а кто кого нет? А остальное – ерунда? Пить, есть, одеваться, коммунальные услуги оплачивать – все это никому не интересная лабуда? Боже мой.
Григорий: Лена, ты не даешь мне заниматься любимым делом, понимаешь? Эти разговоры, сведение дебета с кредитом меня просто убивают!!! Я задумываю сюжет картины, проживаю каждый предмет, который там будет, а ты… Как - будто булыжники мне в голову кидаешь. Бац – дети! Бац – жратва! Бац – папа! Бац – деньги!!! И в итоге я думаю, не о том, как мне написать шедевр, а о том, что сделать, чтоб ты была спокойна. Лена, ты видела хоть одну женщину, которая оставалась бы беременной всю жизнь?
Елена: Ну, нет, конечно, так не бывает, а к чему ты это?
Григорий: К тому, что каждая моя картина – это моя беременность. У меня есть и токсикоз, и боли, и первое робкое толкание ножкой, и роды. Но вместо естественных, с мукой и отчаянием, с предсмертными криками родов у меня получается кесарево сечение. Быстрое, точное, равнодушное хирургическое действо. Почему? А потому, что ты не даешь всему процессу пройти как надо, торопишь, подгоняешь, попрекаешь. И мне приходится заканчивать картину быстро и виновато, как – будто какое-то паскудство стараюсь скрыть.
Елена: А знаешь, Гриш, я только что поняла: нам надо…
Раздается звонок в дверь
Ребята приехали!!!
Елена идет открывать дверь.


Картина вторая.

Накрыт стол, за столом сидят Елена, Григорий, Юрий и Нина. Юрий заматерел, одет в солидный пиджачный костюм, красиво подстрижен. Нина одета в вечернее платье, которое некрасиво подчеркивает ее выступающие ключицы и маленькую грудь.

Юрий: А я ему и говорю: слышишь, мудило, здесь тебе не девяностые, так дела решать нельзя, сейчас культура, блин.
Нина: Сказал культурный Юра, тыкая кому-то в нос пистолетом.
Юрий: Дура, что ли? Откуда у меня ствол взялся? Ты рот – то закрой лучше.
Елена: Ребята – ребята, перестаньте! Лучше скажите, чего Женьку не привезли? Мы ее так любим с Гришей, как родную доченьку.
Юрий: Так она вам почти, что родня и есть! Вот на этом диванчике и сделана! Новогодний праздник десять лет назад не даром прошел!
Юрий хлопает рукой по дивану и хохочет. Нина толкает его локтем.
Юрий: Я потолкаю сейчас, потолкаю. Толкану – вылетишь отсюдова!!!
Григорий: Юрок, не шуми, лучше расскажи, как…ммм…дела, бизнес.
Юрий: Да хорошо все, Гришань, дела идут, в общем… Гарнитуру для телефона новую купил сегодня! Самая крутая! Во, звонит как раз кто-то.
Включает гарнитуру за ухом
Алё! Говори, Мясников, я слушаю. Где – где, в…у друзей, а ты с какой целью интересуешься?
Елена: Ниночка, что у тебя там с последним аукционом? Ты так интересно рассказываешь!
Нина: Да, как тебе сказать, Ленок…
Юрий: Да лажа это полная, у пса под хвостом ему место.
Нина испуганно смотрит на Юрия, Елена и Григорий замирают в недоумении.
Юрий: (Нине) Че уставилась? С Сашкой Мясниковым разговариваю, не видишь что ли? (поправляет гарнитуру) Слышь, Сань? Лажа, говорю.
Нина: (Елене) А с аукционом все очень неплохо, как раз собираю экспонаты.
Елена: Нравится тебе?
Нина: Да, чудесно так! Собираю, высматриваю, договариваюсь. Есть где применить и ум и энергию!
Юрий: Вот чешешь!
Нина: Это он все еще с Мясниковым своим.
Юрий: Нет, женушка, я с Саней все обсудил уже. Ты чешешь! Ты же эту работу ненавидишь! Воешь, стонешь, ревешь в ванной, как теленок потерявшийся. А друзьям в глаза лепишь без зазрения совести.
Нина: Юрий, ты рассуждаешь, как мужлан!
Юрий: Я мужлан, это правильно. Зато всегда могу правду в лицо сказать, без балды. А ты, культурная, столько уже всего нагнала, что я в ужасе! Я! В ужасе! Думал, люди искусства, святые, непорочные, ядрен корень! Но, оказалось, что ты, разъети тебя, змея – то та еще.
Григорий: Юра! Я бы попросил! Ты у меня в гостях и я категорически запрещаю тебе обижать женщину!!!
Юрий: Прости, братан, накипело. На словах бла-бла, нематериальные ценности, духовность, а на деле: «Купи мне шубу как у Ирки!», «Почему мы летим не в Париж, а в Будапешт?», «Сам носи такое стремное дешевое кольцо!», «У ребенка должны быть трусы от Дольче с Габаною!». Я, по началу, так ей гордился, что вы – что вы! Неземная, возвышенная, розами какает! А на деле- то, вываливается из нее тоже, что и из самой обычной тупой коровницы, только коровница борщ варит и пельмени крутит, а эта – только считает, у кого сколько денег!
Нина: Ребята, вы должны извинить Юрия Ивановича, у него открытие нового магазина, он не спит неделями, и поэтому некоторые вещи вызывают у него чересчур эмоциональный отклик.
Юрий: Вот!!! Я об этом и говорю!!! Ни слова правды!!!
Елена: Юр, мы понимаем, бизнес, нервы… Ребята, а вы видели, как Гриша расписал наш вокзал? Чудо, правда?
Нина: Мы специально ходили посмотреть! Божественно! А тебе самому, Гришенька, понравилось?
Юрий: Ага, я думаю, он писался от восторга, когда голозадых купидонов и матрешек в платочках рисовал! Аж колбасило, наверное, всего, бедного! Вы же видели, что он рисует, там и глубина, и смысл, и… Блин, Гринь, скажи, че там ещё-то?
Григорий: Зачем ты так, Юр, это и правда было …эээ….забавно, новый опыт, так сказать…в общем.
Юрий: Ясно. А можно вас всех спросить: культура – это когда ты свистишь в глаза всем, да? Когда даже среди друзей не можешь расслабиться? Вот я в сауну пойду с пацанами, выпью пару стаканов пива и могу прямо сказать – жена у меня – тварь двуличная. А парни поддерживают: один от тещи устал, другой от любовницы беременной не знает, как отвязаться, у кого-то геморрой вылез, у третьего не встает. Все высказались, наорались вдоволь и домой поехали. А тут – «Как я счастлив, господа, вы не поверите». Ужас просто тихий, блин.
Нина: Да, людям, обремененным хорошим воспитанием, очень непросто. Мужлан может кассира за неправильную сдачу мордой в прилавок натыкать, а человек интеллигентный сто раз проверит, может это он сам не прав, потом будет мяться минут десять, а то и больше, потом спросит, все же, а уж когда в ответ нахамят – домой пойдет, чтоб не участвовать в публичном скандале.
Юрий: А, так это интеллигент называется? А мы таких лохами называем. Вот незадача.
Елена: Юр, не надо ерничать, Ниночка права, папа говорит, что…
Юрий: А вот за папу гнать не надо! Сейчас начнешь нам рассказывать, какой он белый и невероятно пушистый! А деньги заработал, переводя бабулек через улицу. Твой отец, Лена, очень серьезный бизнесмен, он не может быть трепетным, как девятиклассница.
Елена: Что-то у тебя, Юр, совсем полутонов нет. Черное – белое, горячо – холодно. Как подросток. И Нину зря обижаешь, она марку держать старается, в этом плохого ничего нет. А лучше, чтоб она на тебя орала при всех и дверьми хлопала? А через минуту в ноги кидалась: прости, милый, бес попутал?
Юрий: Да!!! Лучше!!! В миллион раз лучше!!! Чем с курицей этой замороженной просыпаться.
Григорий: Юра, мы договаривались обходиться без оскорблений.
У Юрия звонит телефон, он нажимает на гарнитуру.
Юрий: Да! Алё! Да чего там у вас! Ваще оборзели!
Нина: Гриш, не переживай, я не обращаю внимание. Приличный человек помалкивает о превратностях своей семейной жизни.
Юрий: ( в гарнитуру) Дебил, потому, что!
Григорий: Молодец, Нина, я всегда считал, что ты…
Юрий: ( в гарнитуру) Шмара облезлая!
Григорий: …образец порядочности.
Елена: Да, согласна, а я вот не устаю Грише повторять, что он…
Юрий: (в гарнитуру) Хрень из-под ногтя! И больше ничего!
Елена: …поражает меня своей мужественностью.
Елена: Ребята, а может нам…
Юрий: (в гарнитуру) Сдёрнуть пока при памяти! Вот, что могу посоветовать!
Елена: ...выпить за уходящий год, по старой нашей традиции?
Юрий: Ух, козлы драные, ни черта не могут без меня! С того света, якут твою мить, выдернут.
Нина: Юра, не нервничай, у тебя давление.
Юрий: Так оно у всех есть, Нинок, давление – то. Без давления жмурики только кайфуют в могилках.
Нина: Оно у тебя повышенно, дорогой, а это чревато…
Юрий: О, затвердила сорока Якова, одно про всякого.
Елена: А вот папа говорит, что после тридцати лет следует внимательно относится к своему здоровью. Повышается риск заболеваний сердца, инсультов.
Григорий: Леночка, зачем же такие мрачные прогнозы в канун нового года, праздник ведь, как-никак.
Елена: Инсульту, Гриша, все равно, праздник или нет.
Юрий: Старые вы у нас, девки, стали! Только про болячки и бубните! А давай, Гришка, рванем с молодыми тёлочками тусить, а? Пусть наши дамы тут геморрой и почечные колики обсудят, а мы…
Григорий: Юр, ну ты уж совсем разошелся.
Нина: Не переживай, Гриш, Юра любит пошутить на эту тему.
Юрий: Ага! Только в каждой шутке, как известно…
У Юрия вновь звонит телефон, он начинает с кем-то говорить.
Григорий неожиданно встает и мола уходит в другую комнату.

Картина третья.
Григорий увлеченно рисует, отступает немного назад, откидывает голову, замирает, начинает снова. Входит Елена.

Елена: И как это понимать? Гости за столом, ждут тебя, а ты ушел, сидишь как сыч один.
Григорий: Еленушка, смотри, как я придумал оживить мою картину! Сначала хотел написать бедную девушку, которая закладывает старинную роскошную диадему в ломбард, передать на аристократичном девичьем лице отчаяние и стыд от своего поступка, а потом понял – всё не то! Ростовщик и девушка должны быть написаны в полутонах, просто как серый безнадежный фон, а центром должна стать картина, висящая за спиной у еврея - оценщика! Она будет вся светиться, переливаться, на ней будут прописаны самые мельчайшие детали. Чтобы создать контраст между гнётом нищеты и прекрасной бухтой, колышущейся в прекрасной далекой стране! Представь, какой поворот!
Елена: Юра! Ты слышишь меня?! Гости! Сидят! За столом!
Григорий: Да что ж плохого, ну ушел я, не смог больше сдерживать себя, они же знают, что я художник, простят.
Елена: В первую очередь, дорогой, они знают, что существуют некоторые правила приличия, а это (показывает на картину) можно отложить на потом!
Григорий: Как отложить?! Что ты говоришь?! Это сильнее меня, это просыпается и зовет!
Елена: Гриш, я понимаю людей, преданных своему делу, это не зазорно. Но когда это дело…пустяшное! Ни к чему хорошему не приводящее! Тогда к чему такие жертвы?
Григорий: Пустяшное? То есть, не приносящее материальных благ?
Елена: Да, именно так! Хобби, безусловно, может быть у каждого, но тогда это вполне можно отложить на то время, когда гости разойдутся. Они итак приезжают раз в год.
Гоигорий падает на колени и протягивает Елене руки, растопырив пальцы.
Григорий: Лена! О чем ты говоришь! Она же здесь! На кончиках пальцев! Она уже здесь! (вскакивает, подбегает к мольберту и прикасается к нему) Она уже здесь! Томится и плачет, просит выпустить ее, прорисовать, дать жизнь! Как же я могу сказать всему, что уже есть: не до этого мне, там телевизор, салат. Это… Убийство, Лена, убийство! За что ты так со мной? За что?
Елена: Послушай себя, Григорий. Ты говоришь, как псих. Конченный псих. Трясешь руками, истерику закатываешь. А меня?! Меня кто понимает?! Кто-то спрашивает: Леночка, как тебе живется? О чем ты мечтаешь? Что тебе снится? Дети? Достаток? Нормальный праздник, твою мать, может быть, снится?!
Григорий: (устало, садясь на табурет) Что тебе снится, Леночка?
Елена: Нормальный муж! Приличный дом! Дочка с косичками! Сын в школьной форме! Отдых всей семьей!
Григорий: (тихо) А я ненормальный, выходит? Не страдаю запоями, не курю, не изменяю тебе, воскресным утром, с покорностью мула, еду на рынок за картошкой.
Елена: В магазине за эти, на пределе человеческих возможностей, заслуги ничего не купишь! Смотрите, какой святоша! Памятник, может, прижизненный тебе закажем? Только и слышу: «Ви́денье, концепция». Сижу, на картины твои смотрю, а сама только и думаю: « Вот скоро счет за квартиру придет. Надо халтуру на работе взять. На новую зимнюю обувь не хватит, так надо старую в ремонт сдать». И так из года в год.
Григорий: Я тебя не понимаю, Лен. И я…бессилен перед тобой.
Григорий встает, затем становится на колени и кладет голову на табурет.
Григорий: Давай, Ленусь, руби. Ничего из меня не вышло, из урода такого, и не выйдет уже, наверное. Давай одним махом – ррраз, и ты вдова, готовая встретить настоящего мачо.
Елена: Трагичный монолог из сериала для домохозяек, ей-богу! Жалкий кривляка! Ни о чем серьезном с тобой не поговорить! Я устала! Не могу я так больше!
Вбегает плачущая Нина, рыдает, закрывает лицо руками. Григорий вскакивает и подбегает к ней.
Григорий: Ниночка! Что случилось, хорошая моя?
Нина: Юра! Уехал к другой женщине! Представляете?! Она ему позвонила и так заорала в трубку, что в подъезде, думаю, слышно было! Кричала, истерила, материлась даже, по-моему! А он ей: «Я не думал, кисуля, что тебе ТАК без меня плохо. Сейчас приеду, жди, малышка». Я пыталась с ним объясниться, но куда там! «Ухожу – говорит – к любимой женщине, а ты, кляча, тухни и дальше»!
Елена: Что, так и сказал?! Как же это…
Нина: А вот так, Леночка, буду теперь одна куковать! С Женькой на руках! Ой, да как же это!!! За что же!!! А что я на работе бабам скажу? Разведенка! Позорище! Господи, чего же я пилила - то его? Ну, пусть бы анекдоты матерные рассказывал, пусть бы друзей к нам на дачу привозил! Выпила бы с ними, шашлыка поела, так нет, все ему говорила, что это не те люди, с которыми дружить можно! Просто мне так хотелось, чтобы он развивался, не стоял на месте. А зачем?
Елена подходит к Григорию и берет его за руку.
Елена: Гриша, родной, рисуй, мы сейчас уйдем. Пошли, Ниночка, я тебе коньячку хорошего налью, не успели еще на стол его выставить.
Григорий: Ниночка, мы всегда тебя поддержим, ты можешь в любое время…
Елена: Я сама с ней поговорю, рисуй, дорогой.




Часть третья.
Картина первая.
2016 год. Мрачный, сгорбленный Григорий сидит у мольберта. В руках у него фото. Он смотрит на фото и брезгливо водит кисточкой по холсту. Входит Елена, она похудела, бюст ее заметно увеличился, волосы завиты крупными локонами. Елена подходит к Григорию, немного прижимаясь грудью к его плечу и смотрит, как он рисует.

Елена: Гриша! Какая прелесть! Так здорово у тебя выходит, чудо просто! Ре́мизовы как живые получаются, можно срубить с них по полной. Как-никак, портрет на юбилей свадьбы, пускай расстегивают кошелек, нечего жаться. Искусство надо ценить!
Гргорий: Искусство, блин. С фотки морды на холст перерисовывать. И покупают ведь, находятся ослы такие.
Елена: (игриво)Бу-бу-бу, не выспался Гриша. (прижимается к его плечу бюстом) А кого красивая женщина очень-очень изобретательно поздравит с новым годом, а?
Григорий: Даже интересно стало: кого? Видно, кто-то интересней меня живет. И сколько раз просил: не трись об меня своими клизмами резиновыми! Вот бы папочка твой орал, если б знал, на что ты наследство, им оставленное, тратишь. Пришила себе хрень вместо титек и довольна.
Елена: Папа был бы доволен, что я счастлива и живу, как мне нравится, не сомневайся. А грудь очень красивая получилась, у меня уже сто семнадцать лайков в Инстаграм, между прочим.
Григорий: Говоришь, как о достижении на производстве. Стахановка Елена Овсянникова, не жалея поясницы, трясет своим выменем, небывалый удой составил аж сто семнадцать лайков! Поздравим же ее, товарищи, вручением благодарственной грамоты! Уррраааа!!!
Елена: Ну и не смешно и грубо. Фу, Гриш.
Григорий: Надушилась, аж в горле першит. Иди уже отсюда. Голова разболелась.
Елена: Ладно, не буду тебя отвлекать. Не забывай, сегодня Ниночка с Евгешей придут.
Григорий: Кто это – Евгеша? Каркушу – знаю, Степашку – знаю, а Евгешу –нет.
Елена: Гришка, ну не придуривайся. Женечка придет, дочь Нины, как-будто не знаешь.
Григорий: Так и говори: придет Женя. А то - Евгеша какая-то.
Елена: Нина, как высшее общество из себя завязала корчить, такая счастливая стала. Ездит челноком за шмотками, торгует, ругается со всеми, как портовый грузчик. Хохочет, песни татарские так здорово поет! Забавно, все слова татарские, а мат – русский.
Григорий: Какая прелесть, я очень рад.
Елена: Ты про Юру только у нее не спрашивай.
Григорий: Во-первых: с чего бы это? А, во-вторых: теперь-то что за трагедии? Нинка же с этим, бизнесменом своим живет. Как его, то ли Ренат, то ли Ахмет?
Елена: Дамир, вообще-то. Да, жить живет, но про Юрку все равно ей больно вспоминать. У него двое детей от новой жены, а на Женечку копейки не дает. Короче, темы неудачных браков и брошенных детей поднимать не нужно.
Григорий: Да могу вообще молчать, делов – то, вы же не затыкаетесь, слово вставить некуда. Ду-ду-ду, гу-гу-гу, как трещотки. Ширк-ширк своими метлами, хоть уши заткни и под диван лезь. Ты вискаря купила?
Елена: Гриш, «Макгрегора» не нашла, и чтоб долго по магазинам не бегать, я решила взять ром. «Баккарди», хороший.
Григорий: (передразнивает) «Баккарди, хороший»! Меня с этого говна полоскало, дальше чем я видел, на твоем дне рождения, а ты снова купила!!!
Елена: Гриш, там мы текилу пили, ты путаешь.
Григорий: Текилой не сумела угробить, так другим барахлом добить решила?
Елена: Ты еще даже не пробовал, а говоришь – барахло.
Григорий: Знаешь, я цианид тоже ни разу не пил, но как-то чувствую, что не полезно.
Елена: Ну-ну, не утрируй. Я пойду на стол подавать, скоро девочки придут.
Григорий: Давно пора, машешь языком без толку.
Елена выходит.
Григорий: Машет Ленка бойко, резиновыми дойками.

Картина вторая.
Стол накрыт, сидят Григорий, Елена, Нина.
Нина: Йееех, хорошо! Сейчас Женька сама водит, так, что я по дороге коньячку хряпнула! Настроение! Хоть в пляс сейчас пускайся!
Елена: А где Женя?
Нина: Машину паркует. У вас во дворе – каждый миллиметр занят. Вот в нашей старой квартире, которую Юрий покупал, парковка подземная была. Красота. Жаль, продать пришлось ту жилплощадь, чтоб концы с концами свести.
Елена: Нин, да заработаешь еще, не переживай, такой коттедж купите, что все от зависти мхом порастут. Сама не осилишь – так Дамир поможет, вы же так хорошо ладите.
Нина: Нет, Ленка, вот этому не бывать. Больше я от мужиков зависеть никогда не буду. Сама, только сама!
Входит Женя, на ней белое платье на бретельках, волосы уложены в высокую прическу.
Женя: Мам, тебя на лестнице слышно, зачем же так кричать?
Нина: А чтоб соседям было, что подслушивать, Женька! Хотите, я вам частушку спою?
«На горе стоит верблюд
Его четверо…»
Женя: Мама! Восьмой раз уже поешь!
Нина: «Двое в уши, двое в нос
Довели его до слез!»
Круто, да?
Елена: Ниночка, это очень старая частушка, хотя и забавная немного.
Нина: Старая? А мне ее недавно узбек один пел на рынке, я так смеялась!
Женя: Мамуль, не налегай на спиртное, а то, как бы не случилось конфуза.
Нина: Слышала, Ленок, как шпарит? «Конфуза». Весь мой поганый жизнь, есть одна такая балшой конфуз, майн кляйне мэдхен.
Женя: Началось, праздник жалости к себе распахивает свои гостеприимные двери. Спешите увидеть, только у нас, не проходите мимо, уважаемые граждане.
Елена: Женя, будет тебе мать-то по рукам бить. Пусть веселится, когда еще расслабиться удастся?
Женя: Действительно, когда же – когда же? Дайте-ка подумать. А! Так уже через неделю, в пятницу.
Нина: Вот заноза какая. Жень, а положи мне салатика.
Входит сгорбленный Григорий, видит Женю, замирает и распрямляется.
Григорий: Женя! Здравствуй, ты такая… Как жрица Весты в этом платье.
Женя: Привет, дядь Гриш, как ваши дела?
Елена: Все хорошо у нас, Евгеша, фотосалон вот третий открыли, Гриша рисует на заказ, клиенты в восторге!
При звуках голоса Елены Григорий опять горбится, на лице появляется выражение, как-будто внезапно заболел зуб.
Женя: Вы снова начали рисовать, дядь – Гриш? Это же замечательно! Никогда не забуду, как вы писали мой портрет. Мне тогда было пятнадцать и я порывалась надеть свое лучшее платье, требовала у мамы каких-то немыслимых драгоценностей, чтоб выглядеть солидно, но запечатлели меня все равно в старой футболке и клетчатой полудетской юбке. Как же я переживала! С меня рисуют Золушку, оборванку, бродячую кошку! А когда через неделю дядя Гриша дал мне посмотреть… Боже, там же каждый сантиметр холста дышал, даже жутко становилось. Во всем была жизнь, начиная челкой и заканчивая пальцами ног. Я никогда уже потом такого не видела.
Григорий: Не осталось во мне такого, Женечка, хоть выскреби все закрома и потряси меня вниз головой. Ни одной крупицы уже не высыплется.
Елена: Григорий Романыч кокетничает. Все заказчики ахают и руками разводят, видя свои портреты. На нашем сайте отзывы оставляют хвалебные, так приятно.
Нина: Мо-ло-дец!!! Давай тяпнем, Гришка! Подгребай поближе, не юродствуй. Я коньяк привезла, налетай, дружище!
Григорий: Уважила, Нина, что говорить. А то моя жена меня новомодным алкоголем поить надумала, так переживаю, как бы не избаловаться.
Нина: Старые мы уже, Грицько, переучиваться. Нальешься какой-нибудь трендовой дрянью, а из тебя потом кишечник пулеметной очередью всю хрень обратно выдает. Ладно, если дома, открыл форточку пошире, всего и делов. А если в гостях? Это уже, как Женька говорит, конфуз получается.
Нина наливает коньяк себе, Григорию. Тянется налить Елене, но та брезгливо закрывает свой бокал ладонью.
Елена: Спасибо, дорогая, за заботу, но я рома выпью.
Нина: Пей, конечно. Форточку открой и глотай спокойно.
Елена: Нина, не перегибай палку.
Нина: Грубый торгашный юмор!!! Я тоже сначала морду воротила, а когда слышала, что говорят «звОнют» или «ихний», уши зажимала. А теперь вот в лицо могу хоть кому сказать: да пошел ты, мудило гороховый! И ничего! Дура, чего вот с Юрочкой так не могла? Не кривила бы губы по каждому поводу, была бы проще, свободней, веселее, так он бы к Олесе этой не ушел. Она ведь ему, говорят, такие истерики закатывает, что посуда на три километра от дома разлетается, а он…любит ее.
Женя: Вот, говорила тебе, не хлещи коньяк в машине, подожди пока за стол, как люди сядем. Нет, на голодный желудок, после работы, выдула поллитра и снова плач по папе начался.
Нина: Да кого ты называешь папой, дурочка?! Он знать тебя не хочет, после развода ни разу не спросил: как там Женечка? Вкусно ли ест? С кем дружит? Какой последний фильм смотрела? Кому синяк поставила, а кого целовала? В школу, на выпускной, Дамир тебя отвозил, потому, что я за шмотками улетела. С кавалером твоим, излишне навязчивым, тоже Дамир разговаривал. Дамирка – Дамирка. Хороший ты мужик, честный, добрый, щедрый, сильный, но есть в тебе огромный недостаток: ты не Юра. Не Юра.
Женя: Говорю же, плач Ярославны начался. Собирайся домой, горюшко мое любимое и пьяненькое.
Нина: Не командуй, Женька! Никуда не поеду, я в гости к друзьям приехала, новый год встречать! Ребята, ну, что вы? Давайте выпьем, что ли?
Встает, тянется к бутылке, пошатывается, хватается за стол. Падает тарелка. Елена хватает Нину за талию и усаживает на место.
Елена: Нинок, а может тебе и правда немного отдохнуть? Давай, я тебя в спальню отведу, поспишь чуть-чуть и будем уходящий год провожать по старой традиции.
Нина: Ну, слегонца вздремнуть не помешает. Только ты, Ленка, со мной посидишь. И коньяк возьми.
Елена и Нина уходят.

Женя: Ты грустный. И…красивый до невозможности.
Григорий: Спасибо, Жень, какая уж красота в сорок три года?
Женя: Снова ты про возраст! Ты по носу меня опять щелкаешь, да?
Григорий: Я не хочу, чтобы ты из-за своего девичьего каприза испортила себе жизнь. Я не имею на это права, прости, Ева.
Женя: Ева. Когда ты так меня называешь, у меня все внутри переворачивается и плакать хочется. Мама с тетей Леной только до «Евгеши» додумались. Тетя Лена… Она тебя все-таки уговорила обслуживать свой второсортный бизнес? Ты три месяца назад метал молнии и кидался мебелью, грозил все бросить к чертовой матери, а теперь: (передразнивает Елену): «Клиенты оставляют хвалебные отзывы на сайте». Бла-бла-бла. Что ж тебя подвигло, Гриш? Разглядел достоинства ее нового модного бюста?
Гриша невесело смеется, хватая себя руками за голову.
Григорий: Что ты говоришь такое, Ева? Боже, что ты говоришь?! Да я после нее мыться не могу – в ванной запах стоит, как в машине новой из салона: каким-то кожзамом свежим.
Григорий берет со стола бутылку, наливает себе, выпивает, берет закуску.
Григорий: Ты не знаешь, девочка, что я чувствую, как переживаю, что по скотству своему втравил тебя в этот гадюшник.
Женя: Что ты называешь скотством и гадюшником? И что значит – «втравил»? Не люблю, когда ты такой…ядовито-юродивый. В сотый раз тебе напомнить, что я тебя люблю? Так может, это я тебя втравила? Хочешь, скажу, что и правда мне кажется наивысшей степенью животной тупости? Мне недавно один парень отправил ммс, я открыла и чуть со стула не упала: он мне член свой во всех ракурсах показывает. Я едва не плачу, мерзость эту из телефона удаляю, мечтаю о ванне с хлоркой и проволочной губке, а он минут через пять перезванивает, довольный: «Ну, как?» - спрашивает. И до сих пор искренне удивляется, отчего я с ним общаться перестала. А ведь я с этой мразью просто дружила, никаких намеков на близкие отношения не делала. Вот это – скотство. А ты о чем? Про Ялту?

Григорий: Я не должен был пользоваться любовью девочки, которая в дочери мне годится, должен был в узел завязаться, мехом внутрь завернуться, а устоять. А я…Увидел, какая ты легкая, грациозная, как ты по пляжу с Леной бегаешь, смеешься, как остроумно и необидно ухажеров на место ставишь и погиб. И вот тут бы мне, старому ничтожеству, собраться и улететь, но я…
Женя: А ты, вот же мерзавец и конченный извращенец: катал меня на лодке, читал стихи, заворачивал в свою кофту, когда я замерзла.
Григорий: Вот на этом и надо было остановиться.
Женя: Что же ты из-за одного поцелуя так убиваешься, как – будто изнасиловал меня на пару с приятелем.
Григорий: Дело не в том, что именно было, а в том, что этого быть не должно было.
Женя: Ого, как сложно. Но ведь вспоминал, да? Любил?
Григорий: Да! Вспоминал и любил, и радовался, и трясся, и краснел, и потел, и…Прости, Ева, не надо было мне с Ниной коньяк пить. Черт – те - что несу. Было и прошло. Нам никогда не простят. Я целовал ребенка, как это можно спокойно воспринять.
Женя: Мне было девятнадцать лет! Хорош ребеночек! Все мои одноклассницы уже с мужиками в полный рост в койке кувыркаются! Да Бог с ним, ты мне одно скажи – как ты хочешь прожить свою жизнь? Чтобы не дразнить сплетников, будешь жить с нелюбимой женой? Мучаться, ненавидеть, орать на нее поминутно, но все же гордиться собой: вот, мол, не ухожу из семьи, тяну лямку. Кто раздает эти императивы? Что жить, оказывается, надо именно так, а вот ты, мил друг, куда-то не туда лезешь, исправляйся, а то баба Клава у подъезда тебя не поймет. Вот это и есть мерзость и скотство!
Гриша: У тебя, Евочка, как у твоего папы, совсем нет полутонов. И опыта настоящей жизни нет совсем.
Женя: И титек силиконовых, как у тети Лены.
Григорий смеется и обнимает Женю, но сразу отсаживается и замолкает.
Женя: Вот опять. Боишься. Даже прикоснуться ко мне боишься. Ладно, не буду дальше тебя мучить.
Входит Елена, устало садится на диван, торопливо отпивает из бокала.
Елена: Нина совсем расклеилась, но спать категорически отказывается. Хочет на елку в парк отдыха идти. С горки там, что ли, надумала кататься или как, я не совсем поняла. Так, что, боюсь, придется вам вдвоем куковать. Или с нами идти, если хочется.
Григорий: Что ж мы, вдвоем-то будем? Неудобно как-то. Пойдем, думаю.

Женя: У меня колготки совсем тонкие и платье открытое. Боюсь, даже в шубе замерзну.
Лена: Придется тогда тебе, Гришенька, развлекать гостью.
Григорий: Разговором! Больше и нечем.
Елена: (смеется) А чем еще? Старенький ты уж для такой девчонки. А, Жень? Тебе, Гриша, только нравоучения какие – нибудь выдавать, ты это любишь. Кое-кто даже не верит, что мы с тобой ровесники. Я-то рядом с тобой, как школьница смотрюсь!
Женя: Вот, дядь Гриш, расскажете мне, как динозавры вымерли.
Елена: Расскажет, чего ему еще делать, ты его, Евгеша, после 12 сразу уложи, а то у него давление.
Женя: Конечно, теть Лен, а вы мне покажите еще, где у вас всякие сердечные препараты хранятся, а то вдруг в «Голубом огоньке» запоют слишком громко или ногу женскую покажут.
Елена: Так все в ванной, Женечка, найдешь. Пока-пока, Григорий Романыч, пойдем мы, ты много холодца не ешь, не тот уже возраст.
Григорий: У холодца?
Елена: Да ну тебя!
Григорий: Давайте, девчушки, гуляйте, да глядите, в подоле-то не принесите, мамки заругаются.
Елена: (кокетливо) Как знать, как знать…
Елена с Ниной уходят.
Женя: Что, деда Гриша, тебе сразу капель накапать, или держишься еще? Здорово она тебя мордой по полу возит. Понимаю, вероятно, у вас в постели…ммм…
Гриша: Что? Матрас лежит?
Женя: Не слишком часто и бойко. Вот она тебя в старики и записала. Да, обидно от бабушки слышать, что она еще ого-го, а ты – дряхлый импотент.
Григорий: Она такого не говорила, не придумывай.
Женя: Где уж мужчине понять. А вот женщина сигнал сразу улавливает – сбитый, мол, летчик, не парься даже по поводу него.
Григорий: Серьезно?
Женя: Ага.
Григорий хмурится, наливает себе полный бокал, выпивает.
Женя: Может и правда, напридумывала я себе лишнего. После таких разговоров задумаешься. Можно воспользуюсь твоей ванной?

Григорий: Конечно, зачем спрашивать?
Женя выходит. Григорий сидит на диване, выпивает еще коньяку, закусывает, угрюмо смотрит перед собой. Из ванной слышится звон и вскрик Жени. Григорий выбегает, из комнаты. Далее слышатся только голоса.
Григорий: Женя! Что там у тебя происходит? Ты поранилась? Нужна моя помощь?
Женя: Да, нужна. Кровь хлещет, зайди сюда, пожалуйста.
Слышится звук открываемой двери, которая тут же захлопывается снова, закрывается замок.
Григорий: Ева… Ты с ума сошла, надень платье, прошу тебя.
Женя: Тихо, Гриш, не кричи. Иди сюда. Просто обними меня.
Григорий: Перестань!
Женя: Что, годы не те?
Григорий: Да вот хрен вам… Евочка, пол холодный, ты простынешь, пойдем в комнату.
Женя: Я здесь хочу…Ну, не торопись, вот так…

Часть четвертая. Апрель 2017 года.
Григорий складывает вещи в огромный чемодан. Вбегает Елена.

Елена: Все, всех обзвонила и оббежала! Все знают!
Григорий: Так зачем было бегать, выступила бы по радио, или в интернете конференцию устроила.
Елена: Все знают, что ты – мразь! И девка твоя! Нина сказала, что знать ее не хочет, так, что с вашим приблудышем никто водиться не будет! И денег не дадут! Нинка вас обоих проклинает!
Григорий: Ай -яй-яй, то-то у меня спину с утра прихватывало.
Елена: Гришенька, ну, одумайся, как ты собираешься жить, чем? Квартиру я делить не буду, даже не надейся!
Григорий: Мы с Евгенией сами разберемся.
Елена: Гриша, подожди, посмотри на меня.
Берет его за руки, целует их.
Елена: Я прощу, правда, прощу. Забудем все. С кем не бывает, солнышко, перепил, на меня психанул, что до утра задержалась. Назло ведь мне, да?

Григорий: Я про тебя и не вспоминал даже.
Елена вскрикивает, дает Григорию пощечину.
Елена: У тебя ни денег, ни друзей! Да вы сдохните с ней и с ребенком вашим! Или ты думаешь: дал Бог зайку, даст и лужайку? Нет, не выйдет! На вокзал пойдете жить! Если ты сейчас уйдешь, я тебя на порог потом не пущу! Не пущу! Гриша, остановись, подумай! Мы столько лет прожили вместе, значит, ты любил меня!
Григорий: Не тем красива кобыла, что сива, а тем красива, чтобы воду возила. Слова твоего папы, если ты помнишь. Думал, все у нас как у людей, так чего выше головы пытаться подскочить? Ты убедила меня, что я бесталанный, ненужный никому, кроме тебя. А с Евой я все тот же молодой восторженный художник. С ней я стал собой, понимаешь? Я снова способен видеть сны, могу оценивать вещи не с точки зрения выгоды, а нащупывать в каждой из них связь с историей, фантазировать, примерять любой сюжет.
Елена: Ну, что за чушь ты несешь! Этот тифозный бред, да и только! Весеннее обострение у тебя! Давай, я тебе психолога найду, полечишься, успокоишься? Просто сейчас ты не понимаешь, как все это выглядит со стороны! Старый урод соблазнил невинную девочку, бросил жену, пустился во все тяжкие! Что люди про тебя будут говорить, об этом ты не думаешь?!
Григорий: И что? Что они сделают? Надают мне пощечин при встрече? Откажут от дома, как говорили в старину? Да я любое «нужное» знакомство без колебания поменяю на вечер с ней. На обычный вечер. Хоть на вокзале, но чтобы я мог взять ее за руку, увидеть, как она наклоняет голову, когда слушает, как смеются ее глаза, когда она пытается быть рассудительной. И у нас с Евой скоро будет ребенок, мой первый ребенок!

Елена: Но я тоже беременела, Гриша! Я же была готова родить, но ты настоял на абортах! Ведь у тебя мог быть ребенок от меня!
Григорий: Ты сама ответила на свой вопрос.
Елена: Ты не хотел ребенка от меня? Я не верю, что это говоришь ты, Гриша! Ты никогда не был таким жестоким!
Григорий: Мне не нужно потомство просто для оправдания факта моего существования. Вот, мол, оставляю после себя орлов, не хуже других. Ты и сейчас ничего не понимаешь, Елена, как двадцать лет назад.

Елена плачет, обнимает Григория, повисая на нем.
Елена: Прости-прости-прости! Хочешь, уберу силикон? Или буду сама бизнесом заниматься, а ты – картины писать будешь? Снова! Как раньше! Я тебе мешать не буду, принесу тихонько обед и уйду. Или вообще – поезжай жить на папину дачу, там никого, лес, тишина. Погоди…А не туда ли ты задумал Женьку свою везти, а?! Туда?! Урод! Не дам! Не дам! Чего ты хочешь, скажи! Останься, Гришенька, любимочка моя, останься!
Елена сползает на пол, плачет навзрыд. Григорий берет чемодан, идет к выходу. Елена пытается поймать его за ногу, но он отталкивает ее и выходит.

Часть пятая.
Картина первая.

Небольшая комната. Григорий рисует, входит Женя.
Женя: Гриша, я была на УЗИ, так нам мальчика обещали!
Григорий смеется, кладет ладонь на выпирающий Женин животик.
Григорий: Вот прямо так и обещали?
Женя: Да, представляешь? Забирайте, говорят, в роддоме, мы вам самого красивого оставим!
Григорий: Раз предлагают, надо брать! В хозяйстве пригодится.
Женя: Да, отказываться уж неудобно!
Смеются, взявшись за руки.
Григорий: Знаешь, звездочка, а я знал. Я даже рисовать начал его, по памяти, как во сне видел.
Женя подходит к картине, смотрит.

Женя: Как же ты это умеешь. Кажется, еще чуть-чуть и на руки попросится. А волосы пшеничные! Не может так быть, мы с тобой шатены, а сын – светловолосый.
Григорий: А вот увидишь! Мне кажется, я даже улыбку его вижу.
Женя: Улыбается – это здорово, такой же смешливый как ты будет. Гриш, сегодня мама звонила…
Григорий: Ну, Е-е-евочка, опять…
Женя: Нет-нет, послушай! Она уже не очень сердится, не кричит, про ребенка спрашивает, узнала, что внук будет – обрадовалась! Говорит: «Ну и хорошо, что парень, девкой-то тяжелее жить». У нее нет никого, Гриш, кроме нас.
Григорий: Нина просто еще не знает, что нам Юрий помог жильем обзавестись. Как узнает – опять проклятий наслушаемся.
Женя: А вот теперь ты очень сильно удивишься: знает. И даже больше: папа ей звонил, мозги вправлял.
Григорий (смеется): В Юркиной милой и тактичной манере?
Женя: Наверное, папа кроме крика и мата мало что признает. Мама об этом не сильно распространялась, сказала только: « Отец мне велел Ваньку не валять, Гришка, говорит, парень хороший, не обижай. А дочь у нас одна, а не табун, так что, не выпендривайся, дескать».
Григорий: Женька, так это ж здорово!
Женя: Что дочерей не табун?
Григорий: Что помирились! Я так переживал, что ты…
Женя: Что? Не выдержу, уйду? Так погоди, еще не вечер, вот как подхвачу пузо и в окно сигану.
Григорий (нарочито хмурясь): И куда, это вы, мадам Овсянникова, отправитесь?
Женя: Как куда? В стриптизерши подамся, конечно!
Григорий: А я тогда приду за тобой, и буду громко брюзжать: «Ева, детка, надень трусики обратно, застудишься!» Тебе будет стыдно, и ты меня поведешь домой, валидолом отпаивать.
Женя: Ну, так я уж лучше тут, тогда.
Григорий: Да, не уходи, моя звездочка.

Картина вторая.
Та же комната, лишь добавилось немного вещей: детская кроватка, сушилка для белья, увешанная пеленками и плазменный телевизор. Из кухни доносится плач ребенка, неприятный визгливый женский голос кричит: «Да не вертись ты! Ешь, тебе говорю!»
Григорий за очередной картиной, морщится и бросает кисточку. В комнату входит Женя, располневшая, в розовом тренировочном костюме.
Женя: Не ест! Я уже и масла в кашу больше добавила, и йогуртом полила. Врач в поликлинике говорит, что нам надо набирать вес, а Паша не ест совсем.
Григорий: Жень, я работаю, давай чуть позже.
Женя: Что чуть позже?! (срывается на визг) Как ты можешь, это ТВОЙ ребенок! Уткнулся опять во что-то. Ты папин заказ доделал?
Григорий: Вывеску для магазина? Конечно, отвез даже вчера. Я же продуктов купил, на что, думаешь?
Женя нервно ходит по комнате, заглядывая периодически на картину, стоящую перед Григорием.
Женя: Опять мазня какая-то. Папа сказал, что работой может тебя обеспечить, так, что бросай на время свое хобби и займись, наконец, семьей. Сыну твоему одежда нужна, мне сапоги.
Григорий: Тебе же предлагали вернуться на твою прежнюю работу. За Пашкой я сам присмотрю, дело не хитрое.
Женя: Что-о-о? Чтобы ребенок вырос без материнской ласки? Педиком стал? Или сатанистом? Ты этого хочешь?!
Женя всхлипывает, закрывая лицо руками.
Григорий: Женька, ты сама-то себя слышишь?! Тебя не просят уехать на год в Якутию за алмазами! Вечерами Паша сможет лицезреть свою маму. А сатанистов и педиков хватает и у не работающих матерей.
Женя: А ты чем собираешься заняться? Сваришь кашу Павлу и на диване корни пустишь?
Григорий: Я придумал сюжет для картины: детство Емельяна Пугачева. Хочу сделать анализ его характера, передать, как он…
Женя: И к квартире ремонт уже пора делать. На кухне вчера линолеум у плиты горбом встал. Я чуть не запнулась. Вот бы загремела-то, прямо мордой об плиту.
Григорий: Женя, подожди, я хотел рассказать…
Женя: Подождать? Пока потолок на голову не упадет? Давай, подождем, конечно. Дождемся, пока Пашка, в такой квартире, не вырастет извращенцем!
Григорий: Господи Иисусе! Да с чего вдруг?! Ты совсем больная, что ли?!
Женя визгливо всхлипывает, скулит и обрушивается на стул.
Женя: Конечно больная! Живу три года в этой норе! Если бы не помощь родителей, не знаю, где бы мы сейчас жили. На вокзале, или в коробке из-под телевизора!
Григорий: А как же это: «Гришенька, с тобой мне хорошо хоть где, ты свет очей моих…»
Женя: А, кстати, за свет ведь еще надо заплатить. Точно. Я пойду к папе, попрошу в долг, а ты за Пашкой смотри. Да не утыкайся носом в холст, а закинь белье стираться! Я попробую уговорить папу взять тебя на работу.
Григорий: В палатку «Овощи-фрукты»? И прочие, блядь, продукты.
Женя: Нормальный муж и туда бы пошел. Без звука. Но для Вас, Ваше Величество, подберем что-нибудь другое, конечно. Папе в магазины постоянно кто-то нужен. Приемщик на склад, хорошая работа, творческая практически.
Григорий: Сказка просто, а не работа, согласен. Грузчики, машины, вонь… Как бы не свихнуться от счастья.
Женя: Любишь кататься, люби и саночки возить.
Григорий: Искатался весь.
Женя: Умеешь молоденьким девочкам детей делать, так умей и обеспечить, в конце концов! Папа говорит, что…
Григорий: (отшатываясь от нее) К-а-а-а-к ты сказала?
Женя: Что, деменция старческая уже накрыла? Говорю, если тащить молоденькую девушку в койку, то…
Григорий: Нет-нет, до этого. Папа тебе сказал?
Женя: Ой, вот только не надо трагедий. Папа добра желает и, между прочим, ничего плохого про тебя не говорит, хвалит даже. У тебя же талант, Гриша, ты же такие картины можешь писать, что…Там и смысл, и глубина, и…еще че-то там.
Григорий: И это тоже…папа сказал?
Женя: Я и сама также считаю. Меня расстраивает, что у тебя какой-то творческий тупик. Что тебе не хватает? Творческого непокоя? Эмоций? Я уже столько для тебя сделала, можно цикл работ этому посвятить. И до́лжно даже. А ты только одну картину написал, «Весту». А как же перспектива на будущее? Не можешь придумать ничего доходного – иди к папе в кладовщики. Ну, какая-то польза должна быть от мужчины?
Григорий: Господи, Боже мой. «Папа, коммунальные платежи. Умей ждать, Елена, перспективы на жизнь…»
Женя: Что-о-о? Лена? При чем здесь эта престарелая макака? Видели, скотина какая? Скучаешь, значит, по этой старой перхоти? Скучаешь, да? Так может, туда пойдешь жить? А? Забудешь, как я отдалась тебе, совсем молоденькой и пойдешь?
Григорий хватает со стола ножницы, Женя визжит и отскакивает дальше, но из комнаты не уходит, только закрывает лицо руками. Григорий втыкает ножницы в картину, над которой работал, стоящую посредине комнаты.
Григорий (резко втыкая ножницы в картину) Боже-Боже-Боже-мой!!! Когда я вырвусь отсюда? Что это за бесконечность, кишащая злобными бабами и их разговорчивыми папами?! (начинает в такт словам кромсать картину) «папа сказал», «папа сказал», «папа сказал»…
Женя (заметно успокаиваясь): Что? Злобная баба? Ты все еще бывшую профитроль резиновую вспоминаешь? Да, та еще сука, согласна с тобой…
Григорий: Почему любо мое благое намерение начинает в итоге выплясывать у меня же на голове? Почему, когда я дотягиваюсь до желаемого, оно тут же обрастает шерстью и пытается отгрызть мне руку? Почему, каждая, даже самая милая, понимающая, нежная женщина, после свадьбы достает выкройки и начинает кромсать меня портновскими ножницами? Зачем?
Женя: Спасибо. Вот до чего договорился. Жена с сыном губят ему жизнь.
Женя выходит из комнаты.
Григорий: Идти за ней? Продолжать рисовать? Что же мне надо делать? Я забыл. Что же сделал бы настоящий я? Не знаю. Как я счастлив, господа, вы не поверите.
Гриша начинает бегать по комнате, расшвыривая все, что попадется под руку.
Григорий: Суки, суки! Что же вы сделали со мной? Где я? Кто я? От меня же ничего не осталось! Ничего!!! Вы же мне хребет вынули, остались только тряпочки от Гриши Овсянникова! (кричит в сторону кухни) Тряпки одни остались! Иди, собирая в совок! Вместо линолеума на кухню постелешь!
Вбегает Женя с веником и совком.
Женя: Что ты кричишь? Рассыпал что-то? Почему раскидано все? Видали барина: раскидал, а жена убирай. Орешь, как дурак. Ты о Пашке подумай, он от таких скандалов алкашом может вырасти…
Григорий не дает ей договорить и выталкивает обратно в кухню, затем вытаскивает из-под кровати чемодан, начинает запихивать туда свои вещи, какие попались под руку. Вещей слишком много, чемодан не закрывается, Григорий швыряет его на пол, запинывает под кровать и выбегает в дверь.

Картина третья.
Квартира Елены, она стоит у зеркала и внимательно себя осматривает. Грудь ее стала еще больше, намного больше стали ягодицы. Елена осторожно трогает свое лицо.
Елена: (поет) «Про-о-осто я работаю волше-е-ебнико-о-ом.» Черт, веко трясется. И рот до конца не закрывается. Хреново. Брови не двигаются. Ну, зато я на статую античную похожа. Неподвижная и прекрасная. Прекрасная Елена. Звучит. Губы, жалко, совсем не чувствую. Еда изо рта выпадает. Некрасиво, да. Надо пустить слух, что я поститься стала, верующая, типа. Наши постов все равно не знают, а мне повод на людях не есть. Пальцами разминает губы, осторожно хлопает себя по щекам. Собирает волосы в хвост.
Елена: Господи, кожа на шее вбок сползла! Как бумага гофрированная. Забавно выглядит. Водолазку придется носить. (поет) «Водолазы ищут клады, только кладов мне не надо...»
Раздается звонок в дверь. Елена вздрагивает и начинает поспешно расчесывать волосы, пытаясь полностью закрыть шею.
Елена: Андрей пришел! (кричит в сторону двери, стараясь, чтобы голос звучал звонко и сексуально): Андрю-ю-юша-а-а! Секундочку, я только что из ду-у-уша-а-а! Мокренькая, влажненькая…
Из-за двери слышится голос Евгении.
Евгения: Ужас какой! Не продолжай, а то я тебе всю лестницу заблюю, мерзость такую слушая.
Елена открывает дверь, в коридор вбегает Евгения.
Елена: Да я думала, это Андрюша.
Евгения: А это хренуша.
Евгения отталкивает Елену и начинает бегать по комнатам, заглядывая под кровати и открывая шкафы.
Елена: Ты что, на пару с мамашей теперь бухаешь? Зачем одежду-то из шкафа выкинула? Надеешься от зеленых человечков в Нарнию свалить?
Евгения: А где еще дезертиры прячутся? В шкафах сидят. Или в погребе. Ты мне мозг не трахай, говори, где он?!
Елена: Кто он? Мозг твой трахнутый? А он был?
Евгения: Гриша! Где Гриша?!
Елена радостно вздрагивает, не спеша подходит к зеркалу и начинает поправлять волосы.
Елена: Интересно-интересно-интере-е-есно. Значит, сбежал от тебя мой Гриша? (поет) «Потому, что круглая земля-я-я.»
Евгения: Тво-о-ой? Если он, поджав хвост, прибежал к тебе и прячется, это еще не значит, что твой. Или вы тут за два месяца уже окончательно спелись? До койки уже дошло? Дошло? А? Говори, пока я ножницами тебе весь силикон не выдрала!
Елена ставит руки в боки, и начинает злорадно смеяться, стараясь при этом минимально использовать мимику, открывая рот «куриной гузкой».
Елена: Он с тобой уже два месяца не живе-е-ет?! Вот это новость! Свалил от молодой жены? Понял, что не в животных прыжках в спальне семейное счастье? Ух, лучшая новость за последние три года! Сбежал Гришенька! (поет) «Я улетаю на большом воздушном шаре-е-е…»
Евгения: Заткнись-заткнись! Тебе, что, вместо последней подтяжки лоботомию сделали? Дрогнула рука хирурга и скальпель соскользнул? Я говорю тебе, позови мне… Подожди, ты же какого-то Андрюшу ждала… То есть, получается…
Елена: Получается, что дура ты, а не я. Самая здравая твоя мысль с…с рожденья, короче. Да, у меня полыхает новый роман, меня ублажает по полной программе молодой самец. Не чета твоему заплесневелому пеньку.
Евгения: Да ради Бога. Ты тетка богатая, парня можно понять.
Елена: Ты убедилась, что Гриши здесь нет. Топай уже к ребенку своему, не отвлекай меня.
Евгения: Ты про Пашку не мели языком, курица! Он со своей бабушкой, все нормально.
Елена: Учитывая, что Нинка пьет запоями, не самый лучший выбор няни.
Евгения бросается на Елену, начинает трясти ее, пинать. Елена защищается, но в какой-то момент вскрикивает и отшатывается к стене. Прижимается к ней спиной и высоко запрокидывает голову.
Елена (говорит, практически не разжимая губ) Истеричка, у меня же только новый подбородок стал приживаться. А сейчас в бок куда-то скользнул.
Евгения подходит к Елене, осторожно осматривает у той лицо.
Евгения: Да нормально все, не блажи. В порядке морда твоя.
Елена пересаживается за стол, все также держа голову запрокинутой. Сев на стул, помогает себе руками вернуть голову в прежнее положение: прямо.
Елена: Веста-говнеста. Ну чего ты кинулась, спрашивается? Я тебя с Гришей развела? Или про Нинку не правильно сказала? Че, не пьет, скажешь, она?
Евгения (всхлипывая) Редко просыхает. Сегодня еле уговорила ее с Пашей посидеть.
Елена: Ну, вот, дуреха, а ты руки распускаешь. А как Дамир терпит такое? Почему не повлияет на нее?
Евгения: Он ушел. Устал терпеть.
Елена начинает радостно смеяться, но Евгения никак не реагирует, сидит, уставившись в стену. Елена умолкает, пересаживается к Евгении поближе и гладит по плечу.
Елена: Жалко Нину. Жалко. Я ведь с ней в пух и прах поругалась, когда она вас с Гришей поддерживать начала. Стыдно сейчас. А мириться уже поздно.
Евгения: Поздно.
Елена: Что ты собираешься делать? Ждать Гришу? Или не ждать?
Евгения: А есть еще варианты?
Елена: Да куча целая! Можно притворяться, что не ждешь, а самой ждать, тогда можно левых мужиков не прятать. Что ж, мол, не жду ведь, так чего там. А самой в тайне надеяться. Или наоборот. Глазки в пол, мужа жду, честная, а самой плюнуть и не ждать. Но тогда мужиков нужно прятать, никак по - другому. А с работой что?
Евгения: Пока папа денег дает, но ты же его знаешь, просто так долго спонсировать не будет. Предложит в свой магазин устроиться или на прежнюю работу вернуться. Меня звали. А Пашку куда? С няней страшно оставлять, мало ли чего, с мамой…сама понимаешь, что без вариантов. До садика еще ждать надо. У меня поэтому крышу и сорвало, когда Гриша ушел. По чесноку-то, он мне быстро надоел. «Евочка, я перечитал «Отверженных», думаю, что образ Козетты должен быть…» и пошел зачесывать.
Елена: Или это еще: «Не могла бы ты помолчать, а то я…
Евгения: «… не могу сосредоточиться».
Женщины начинают смеяться, садятся вплотную друг к другу, берутся за руки.
Елена: А как тебе это: «В магазине за кассой сидела женщина, до безумия похожа на Лауру Петрарки. Я стоял и смотрел, пока…»
Евгения: «…меня не выгнал охранник» Да-да-да! Уткнется в свою картину или книгу, пыхтит, сопит, надуется..
Елена: …как индюк, а потом заявляет: « Выключи ты этот ящик, как можно смотреть эти сериалы они…»
Евгения: «…разжижают мозг и делают из людей двуногих жвачных животных». Боже, ну и урод!
Елена: А чего ж польстилась?
Евгения: На талант повелась, думала, он известным станет. Типа, я же муза, а он вдохновенный мастер. А потом хотела развестись, но папа сказал…
Елена подхватывает и они говорят хором: «Умей ждать, потенциал у Гриши очень большой».
Женщины весело смеются.
Елена: Кстати, насчет большого…
Наклоняется к Евгении и шепчет ей что-то на ухо, Евгения заходится в хохоте.
Евгения: Точно-точно! Именно, что на раз попи́сать свистулька, а туда же! К приличным женщинам все норовит. У таких сволочей на морде надо…
Елена: …дисклеймер наклеивать : «Я мудак, мои руки из жопы, пипитун подкачал».
А заешь что, Жень, выходи на работу, а Павла со мной оставляй. Я присмотрю.
Евгения: Серьезно? Блин, прямо супер! Ты ведь ему не чужая. И мне спокойней.
Елена: Конечно, не чужая. Мы с твоими родителями много лет дружили. Со школы, между прочим. Если бы кой-какой змей не вполз в нашу дружбу.
Евгения: Они может и не развелись бы. Если б не он.
Елена: Да ладно? Хотя знаешь, по сути верно. Будь Григорий нормальным мужиком, рявкнул бы на Юрку, поговорил бы по-мужски, тот бы и постеснялся из семьи уходить. Да-да. Так и было.
Евгения: Я тогда, завтра, приведу, что ль, Пашку-то утром?
Елена: Ну, конечно, Евгеша, приводи.

Часть шестая.
Прошло сорок лет. В большой кабинет адвоката входят Елена, Евгения и Павел. Елена совсем старая, но хорошо одета, держит под руку Павла. Евгения пополнела еще больше, через каждый шаг останавливается, чтоб вытереть пот со лба. Павел высокий, с пшеничными волосами, в самом расцвете мужской привлекательности. Их встречает юрист, помогает дамам удобнее сесть на стулья.
Елена: Сдох, паразит. Как собака, на чужой стороне сдох. Где он там жил-то?
Павел: В Италии, бабулек, в Равенне.
Елена: Вот! Ислам, поди, принял, оскотинился.
Павел: В Италии католики, баб – Лен.
Елена: Без разницы. Докатился отец твой, Паша. Докатился.
Павел: Он не отец, а спермодонор херов. Да, мам?
Евгения (жует булку и запивает ее йогуртом ) Правильно, сынок. Отцы так не делают. Чего он там оставил-то? Даже интересно.
Елена: Думаю, нажил он себе немало. Тут ему, уроду, не работалось, так он в Италии все свои лучшие картины написал. Дрянь неблагодарна. Как это получается? Родине шиш с маслом, а чужую страну прославил? Да?
Павел: Получается, что так. Раз ему гражданство там дали, значит и картины их считаются.
Елена: Продался повкуснее. И слава, и деньги. (поет) «Куш не дурной, за один поцелуй».
Адвокат: Прошу вашего внимания! Оглашаю положенное вам наследство!
Елена: Только давай без прелюдий и реверансов. Просто скажи, а мы просто свалим отсюда.
Адвокат: Хорошо. Григорий Романович Овсянников, завещал передать Елене Ивановне Овсянниковой послание. Обязательным условием было, прочитать его сразу и вслух. Потому, что, сейчас цитирую господина Овсянникова: «Она и выкинуть может, с нее станется». Читаю: «Дорогая моя Еленушка…
Елена улыбается, распрямляет спину.
Елена: Вот! Слышала, подстилка малолетняя? Меня он любил! Всю жизнь! Ха-а-а! А тебе шиш, сучья ты морда, поматросил он тебя и бросил!
Адвокат: …клятвенно обещаю тебе, родная, что когда я встречу в аду твоего папашу, я возьму самые большие вилы и буду проворачивать у него в заднице за каждый раз, когда его тупая дочь говорила мне : «Папа сказал, что…»
Евгения и Павел оглушительно смеются, Евгения толкает Елену локтем в бок.
Евгения: Ну, как, нимфа престарелая, чаровница – баловница? Понравилось любовное послание?
Адвокат: Павлу Григорьевичу Овсянникову достается автомобиль «Тойота Ленд Крузер» и московская квартира Григория Романовича, находящаяся по адресу…
Елена, Евгения и Павел (хором) Да знаем!
Евгения: Дальше давай!
Адвокат: Евгении Юрьевне Овсянниковой завещана…э…пачка презервативов. Я купил самые лучшие, большую упаковку.
Елена хохочет, вскакивает со стула, приплясывает, бьет себя ладонями по коленям.
Евгения: Очень смешно, я оценила. А серьезно?
Адвокат: Все. Больше никому из вас ничего не оставлено.
Павел: Да как? У него же куча всего? Он же умер знаменитым! А мне паршивая квартирка и машина не самая лучшая?! А кому все ушло?! Кому?!
Адвокат: Этого я вам рассказывать не имею права. Наследник уже оповещен в Италии.
Елена достает из кошелька купюру и отдает адвокату.
Елена: Скажите, нам это важно.
Адвокат (пряча купюру): Хорошо, только из человеческого участия скажу вам: четыре дома в Италии, миллионный долларовый счет завещан итальянке, девятнадцатилетней сотруднице индустрии любви на коммерческой основе. Как написал Григорий в завещании: «обладательнице самого большого сердца и самого узкого горла во всей Вселенной». Но если вас это утешит, Григорий часто вспоминал Россию, говорил, что она ему снится, рассказывал, что…
Елена, Евгения и Павел (вместе): Да насрать!
Елена: Пойдемте, дети, домой. Я вам каши сварю. Гречневой.

Конец.
Екатеринбург. Апрель 2017 год.