16+
Лайт-версия сайта

Концерт для предателя и героя

Литература / Пьесы / Концерт для предателя и героя
Просмотр работы:
16 декабря ’2018   09:38
Просмотров: 9934

Пьеса из сборника «Пьесы и сценарии для мультфильмов». Электронная книга распространяется бесплатно: https://ridero.ru/books/pesy_i_scenarii_dlya_multfilmov/


Действующие лица


Мальчиш Кибальчиш. Молодой человек в спортивном костюме.
Мальчиш Плохиш. Высокого роста слегка полноватый мужчина в дорогом костюме.
Бармен. Приятный мужчина чуть старше 30.


Пустой бар. За стойкой бармен неторопливо протирает бокалы.
Бармен: По мне, так люди для того и созданы, чтобы иногда зайти в бар попустить стаканчик, поговорить… А можно и не иногда...
Входит Мальчиш Кибальчиш и садится на табурет за стойку.
Бармен: Чего желаете?
Кибальчиш: Чего-нибудь от жажды.
Бармен: Надеюсь, вы не мормон?
Кибальчиш: Нет, а что?
Бармен (ставя перед посетителем рюмку водки): Не люблю мормонов. Алкоголь нельзя, чай нельзя, кофе нельзя… дай им волю, они запретят все, кроме воды. Другие, правда, тоже не лучше.
Кибальчиш: Оставь бутылку.
Кибальчиш залпом выпивает водку.
Бармен: Как скажете.
Бармен ставит на стол бутылку. Кибальчш во время дальнейшего разговора несколько раз наливает себе и пьет.
В бар входит Мальчиш Плохиш. Он садится у стойки рядом с Кибальчишем.
Плохиш: Как обычно.
Бармен ставит перед ним бокал с коньяком. Наслаждаясь напитком, Плохиш минуты две посматривает на Кибальчиша, затем удивленно восклицает:
Плохиш: Киба!
Кибальчиш (с легкой неприязнью в голосе): Мы знакомы?
Плохиш (радуясь встрече): И вправду Киба! Вот так дела!
Кибальчиш: Давно меня так не называли.
Плохиш: Еще бы! Ты герой, легенда. Ты не можешь себе принадлежать, как не можешь быть Кибой. Киба, Коба… Клички бандитов с большой дороги. У героев другие имена.
Кибальчиш (гневно): Ты мне Кобу не тронь!
Плохиш: Конечно. Ты за него готов мне горло перегрызть.
Кибальчиш: Да кто ты такой, что так хорошо меня знаешь?
Плохиш: Не узнаешь?
Кибальчиш внимательно смотрит на Плохиша.
Кибальчиш (неуверенно): Плохиш?
Плохиш: Он самый.
Кибальчиш (презрительно): Иудушка!
Плохиш: Сам ты… И нечего тут передо мной героя корчить. Я не пионер - салют мальчишу. Это для них ты герой Кибальчиш, а для меня - засранец Киба и друг детства. Тем более что ты всем обязан мне.
Кибальчиш (удивленно): Тебе?!
Бармен: Это уж точно.
Кибальчиш (огрызаясь): Тебе-то откуда знать?
Бармен загадочно улыбается. Вместо него отвечает Плохиш.
Плохиш: Он знает. Знаешь, кто сделал Иисуса Христом?
Кибальчиш (раздраженно): Религия - опиум для народа.
Плохиш: Временами и опиум лекарство.
Кибальчиш (слегка высокомерно): И кто же?
Плохиш: Иуда.
Кибальчиш (удивленно): Иуда?!
Бармен: Иуда.
Кибальчиш: Предатель?!
Бармен: Если бы не было предательства, не было бы и креста, а без креста не было бы воскрешения. Иисус никогда бы не стал Христом. Да и предательством это не было.
Кибальчиш: А что это, по-вашему?
Бармен: Инсценировка. Зрелище на потеху публике.
Кибальчиш: Можете говорить, что хотите. Легенда вытерпит все.
Бармен (удивленно): Легенда?
Плохиш: Он атеист.
Бармен (удивленно): Атеист, здесь?!
Плохиш: Он даже в загробную жизнь не верит.
Бармен: Но это уж слишком.
Кибальчиш (гордо): Я не предаю идеи!
Плохиш (язвительно): Как трогательно! Бывший герой…
Кибальчиш (перебивая Плохиша): Бывший?
Плохиш: Бывший, бывший. Теперь там другие герои.
Кибальчиш: И кто же эти герои?
Плохиш: Колчак, Деникин, царская семья.
Кибальчиш (разозлившись): Врешь, собака!
Бармен (тихо сам себе): Дети, дети на качелях…
Кибальчиш: Что ты бурчишь там под нос?
Бармен: Он прав. Злодеи становятся героями, герои злодеями и наоборот. История снова и снова раскладывает свои пасьянсы. Не ты первый, не ты последний.
Кибальчиш (растеряно): Но как?
Бармен: Как? Ты думаешь, герои всегда будут героями, а злодеи злодеями?
Кибальчиш: Конечно, и у героя могут быть минуты слабости.
Бармен: Я не об этом.
Кибальчиш: Не об этом?
Бармен: Маска героя - это не цвет волос, не группа крови, не черта характера. Герой - это оценка со стороны, каприз толпы, веяние моды. Но ничто так не переменчиво, как настроение черни.
Кибальчиш пытается возразить, но бармен не дает ему вставить слово.
Бармен: Хорошо, не чернь, народ. Сегодня ты злодей, преступник, а завтра бог, или наоборот. Народ - это мерзкая шлюха с лицом демона.
Кибальчиш (гневно): Замолчи, человеконенавистник. За что ты ненавидишь людей?
Бармен: Я ненавижу народ. Но я люблю людей, а это, заметь, не одно и тоже. В России так население всегда было врагом народа.
Кибальчиш: Герой - это герой, злодей - это злодей.
Бармен: Не скажи. На самом деле это одни и те же люди, да и движут ими одни и те же мотивы. Только для одних они герои, для других злодеи.
Кибальчиш: И ради этого…
Бармен (перебивая): Ты прекрасно знаешь, ради чего.
Кибальчиш (с вызовом в голосе): И ради чего?
Бармен: Ради нее, родимой, ради славы. Ради этой капризной шлюхи, предпочитающей кровь бриллиантам.
Кибальчиш: Но почему кровь?
Бармен: Такова слава героя. Кем бы были Цезарь, Жанна Д'Арк, Ленин, Сталин, Лазо без крови, без моря крови? И без своих предателей?
Плохиш: Да и у вас, помнится, не обошлось без разборок в саду.
Бармен: Имеющий уши, да не болтает языком.
Плохиш: Это точно. И мой бокал пуст.
Бармен: Повторить?
Плохиш: На этот раз чего-нибудь легкого и изысканного, как музыка Шопена.
Бармен подает Плохишу бокал вина.
Плохиш: И себе. Выпьем за встречу.
Бармен: Спасибо, не откажусь.
Бармен, наливает себе виски.
Плохиш (обращаясь к бармену): Вот всегда хотел вас спросить: вам то это зачем?
Бармен: Я всегда хотел быть барменом.
Плохиш: Я имею в виду, крест, воскресение… театральщину, одним словом.
Бармен: С ними по-другому нельзя. Они непробиваемы. А тут еще как назло кто-то… я уже и не помню, написал, как это должно быть. И попробуй хоть на шаг в сторону от протокола... Иуду пришлось подставлять.
Плохиш: А где он, кстати?
Бармен: Поехал затариваться. Никому больше нельзя доверить.
Кибальчиш (заметно опьянев): Так все это было зря?!
Плохиш: Почему зря? Глянь, какой бар.
Кибальчиш: Я не об этом.
Плохиш: Тоже не зря. Очень поучительная история вышла. С моралью. Даже с двумя. Как у него. (Кивает в сторону бармена).
Кибальчиш (непонимающе): Как это с двумя?
Плохиш: Ну, на первом плане героическая сказка для дураков с предателем и героем. Те же, кто поумнее, видят в ней руководство к действию.
Кибальчиш: Хочешь сказать, что все умные - предатели?
Плохиш: Одним нужны бананы, другим ящики для бананов. Кому что нравится. Одним слава, другим варенье с печеньем. Причем варенье с печеньем - это всегда хула. Как бы ты их ни зарабатывал - все равно будешь гадом. Восхищение у толпы вызывает только подвиг, причем, чем глупее, тем лучше. У них там культ глупости. Только они называют это нравственностью, и зорко следят друг за другом.
Бармен (с чувством): Ох уж эта нравственность! Вы здесь совсем недавно, а я с ними намаялся до поворота. Они что там жить не умели, что здесь.
Плохиш: Но одно доброе дело они все же сделали.
Бармен: Умерли?
Плохиш: Заставили вас подписать мирный договор.
Бармен: Ты представить себе не можешь, какая тут с ними была тоска.
Плохиш: Зато сейчас рай.
Бармен: Если бы не мормоны.
Плохиш: Чем они вам так насолили?
Бармен: Заявятся в лучшее время и начинают: То им накурено, то алкоголь - это грех, чай, кофе - грех, девочки - и те грех. Все настроение клиентам портят.
Плохиш: О здоровье на том свете надо было думать.
Бармен: Так и я о том же. Ладно, говорю я им, предположим, что там это все вредно, но здесь, здесь, что вам мешает?
Плохиш: А они?
Бармен: Не для того, говорят, мы Иисусу служили, чтобы тебя здесь слушать.
Плохиш, удивленно: Так и говорят?
Бармен: Так и говорят.
Плохиш (удивленно): И никто не узнает?
Бармен: Представляешь, из этих - нет. А твой приятель даже в жизнь после смерти не верит.
Кибальчиш (с вызовом в голосе): Я комсомолец, и идеи не предаю.
Плохиш (язвительно): Так они сейчас в церквях во втором ряду. Аккурат за коммунистами.
Кибальчиш (рассерженно): Ты коммунистов не тронь! Я за это…
Плохиш: Ну да, жизнь отдал, помню. Только ты не кипятись. Жизнь идет, времена меняются. Коммунисты теперь тоже другие.
Кибальчиш: Все равно не тронь.
Плохиш: Хорошо, хорошо, остынь только. Давай лучше еще выпьем. И себе, - напомнил он бармену.
Бармен (наливая всем): Спасибо.
Плохиш (Кибальчишу): А крутой мы тогда фейерверк устроили.
Кибальчиш: Полгорода как не бывало.
Бармен: Вы же вроде в степи были?
Плохиш: Ага. Сказка, как и про тебя. А когда склад рванул, так полгорода и накрыло.
Бармен: И не жалко тебе было людей взрывать?
Плохиш: Я то тут при чем? Это наш герой не знал, с какой стороны к орудию подходить. А на меня все свернули.
Бармен: Мы вот, помнится, тоже разок погуляли. Погуляли так погуляли. Даже глухой Лазарь прибежал попросить шуметь потише.
Плохиш: Так ведь он был мертв.
Бармен: Это ребята уже для понта приврали.
Плохиш: Это точно. Про нас вон тоже анекдоты ходят.
Кибальчиш: Не слышал.
Плохиш: Рассказать?
Бармен: Он еще спрашивает.
Кибальчиш: Я от третьего лица. Слушайте: Мальчиш-Кибальчиш бегает по бастиону, красным знаменем размахивает: «Измена! Измена!». Плохиш, уплетая варенье за обе щеки: «Да? А меня на хавку пробило».
Бармен с Плохишом смеются.
Кибальчиш (раздраженно): Вот только этого не надо. Этой мелочной пошлости не надо.
Бармен: Хороший анекдот. Чем тебе…
Кибальчиш (перебивая бармена): Не надо пошлости. Как вы не понимаете, что это подло, низко. Это еще хуже предательства.
Плохиш: Это слава. Тут ничего не поделаешь.
Кибальчиш (с раздражением): Избавь меня от такой славы. Мы не ради такой славы шли погибать.
Плохиш (заводясь по мере произнесения): Вы? Вы шли погибать? Это киты идут погибать, когда на берег выбрасываются. Вы же шли убивать, пожирать друг друга, а вместе с собой на тот свет старались прихватить как можно больше народу. Умирать они шли! Ну и что получилось? Что?
Кибальчиш: Кто же мог знать, что получится именно так. Идея…
Плохиш (передразнивая): Идея! (далее на повышенных тонах) А ты не знал, что чем красивее идея, тем в большее дерьмо попадаешь в результате? Не знал? Вон у него спроси. Тоже ведь про любовь говорил, а сколько костров зажгли? Сколько?
Бармен (тоже на повышенных тонах): А ты знаешь, сколько бы их было без меня?!
Кибальчиш (крича на Плохиша): Сам то ты кто, чтобы так говорить?!
Плохиш (тоже крича): Я жертва вашего героизма. Ваши подвиги прошли по мне асфальтовым катком. 1000 лет христианства и три четверти века большевизма сделали жизнь на одной шестой суши невыносимой. А у меня там дети. И все из-за таких, как вы. Перекоп, дом Павлова, Брестская крепость… Да лучше бы я сейчас немецкое пиво пил. Ну и что, что под домом Павлова погибло больше людей, чем при взятии Парижа? Париж вон стоит, до сих пор стоит, а что от дома Павлова осталось? Что? Тоже мне герои! (бармену) Водки!
Бармен (спокойно, наливая водку): Ты не прав. И в первую очередь ты не прав по отношению к этим людям. В большинстве своем это хорошие, достойные люди. Люди, которые были изначально преданы такими, как ты. Большинство из них погибло, а выжившие - дважды герои. И второй их подвиг на порядок выше первого, если конечно можно сравнивать подвиги. Им предстояло жить каждый день. Брошенным и всеми забытым, а многим еще предстояло пройти через ад, заботливо предоставленный родной страной.
Плохиш (пьет, затем спокойно): Подло все это, гадко.
Кибальчиш: Потому, что когда мы гибнем, вы жиреете.
Плохиш (вновь заводясь): А ты пробовал жиреть, герой хренов?!
Кибальчиш (язвительно): Твоими молитвами.
Плохиш: Нет, не моими. Я такая же кукла, как ты. Ирония судьбы такова, что предатель оказывается, предан еще раньше своей жертвы. Таков закон предательства.
Кибальчиш: А у предательства есть законы?
Бармен: Все есть закон.
Плохиш: Героизм - как уровень лейкоцитов в крови. В повышенном состоянии он хорош только во время болезни. В момент выздоровления они выходят гноем вместе с поверженным врагом. В мирной жизни герой будет только мешать. Лезть везде со своими подвигами, куда его не просят, обличать, экстремалить. Мешать людям спать в честно захваченных тепленьких креслах. Кому это надо? Герой же сам не живет и другим не дает. Поэтому нужен предатель, как защитный механизм общества. Точно также в организме все железы существуют со своими антиподами, которые служат для того, чтобы уровень секрета, не дай бог, не поднялся выше допустимого уровня. Предатель - это антигерой. К тому же предатель сам обычно бывает обманут. В конечном счете, его ждет скорая смерть и позор. Ибо те, кто загребает жар чужими руками, очень заботятся о сохранении тайны, как и об облике героя, о внешнем торжестве справедливости. Но справедливость торжествует всегда только после смерти героя, когда он уже не опасен, когда его можно подретушировать, подредактировать, подкрасить, поменять фасад. Предателя же ждет только позор, и зачастую предатель страдает сильнее героя.
Кибальчиш (язвительно): Какие мы бедные и исстрадавшиеся.
Плохиш: Какие есть. И не тебе судить. А кое-кто пошел на предательство, как на подвиг.
Бармен: Это и был подвиг. Он бы предал, если бы не совершил.
Кибальчиш (разозлившись): Что вы несете?! Предательство – это подвиг?.. конечно…
Плохиш (взволнованно, перебивая его): Ты же не понял, о чем… о ком идет речь!
Кибальчиш: Ну и о ком?
Плохиш: О ком? Да спроси хотя бы у него, как был предан Иуда.
Бармен: Никто его не предавал. Ни он, ни его. Наши роли были написаны задолго до нашего появления на свет. Кто-то должен был стать предателем, чтобы я пошел на крест. А на такое дело абы кого не отправишь. Гаутаме с учениками повезло больше.
Плохиш: Да и с судьбой, пожалуй, тоже.
Бармен: Я не жалуюсь на судьбу. К тому же по сравнению с Мансуром, я отделался легким испугом.
Кибальчиш (обиженно): Что за дурная привычка перебивать?
Бармен (не обращая внимания на реплику Кибальчиша): У Гаутамы был Ананда, который был его тенью двадцать четыре часа на протяжении двадцати лет, если я не путаю, ну да срок здесь не важен. И то каждая сутра начинается словами: «Я слышал». Не «Будда сказал», а «я слышал». Каково?
Плохиш: Все правильно. Будда мог сказать слово в слово, но совсем другое. Как бы точно не был написан текст, одной погрешности Ананда все равно не мог избежать. В тексте нет облика Будды.
Бармен (с горечью в голосе): Моих же интересовало лишь, кто какой куш урвет в царстве небесном. Настоящим учеником был один Иуда, да и тот должен был умереть.
Плохиш (сочувственно): Если бы только умереть.
Бармен: Так было написано. И я не мог поступить иначе. Евреи хуже чиновников - ничего не хотят видеть дальше своих книг.
Плохиш: Все равно они в тебя не верят.
Бармен: Да, но первые христиане были евреями.
Плохиш: Первыми и последними.
Бармен: Не скажи.
Плохиш: А кто еще?
Бармен: Франциск, например.
Плохиш: Франциск был Франциском.
Бармен: Так точно. Я, кстати, тоже не был христианином в их понимании.
Плохиш: Иудеем ты тоже не был.
Бармен: Я был собой, и в этом моя религия. Итак. Я подозвал к себе Иуду, пока все спали, и рассказал ему все. Я не скрывал от него, какая участь его ожидает. «Учитель, скажи мне, мы встретимся там?» - спросил он меня. «Сразу же после смерти», - ответил я. «Когда я смогу прийти к тебе?» «Дней через несколько». «Я сделаю, как ты скажешь». Больше он ничего не сказал, но я видел, что он близок к нервному срыву. На пиру я всячески пытался подбодрить его, но все переврали.
Плохиш: Прости их, Господи, они не знают, чего творят.
Бармен: Этого я тоже не говорил. На кресте, знаешь ли, не до лирики.
Плохиш: Но слова вполне в твоем духе.
Бармен: Не знаю, сколько там моего духа.
Плохиш: Много. Ты слишком яркая личность, чтобы тебя можно было полностью убить написанным словом.
Бармен: Ты не ведаешь силы слов. Иуда сделал все, что я ему сказал.
Плохиш: Не совсем все.
Бармен: Ты прав. Но это был наш последний поцелуй в той жизни. Как видишь, никто никого не предавал.
Плохиш: Иуду предали мы. И продолжаем предавать своими хулениями, забывая, что это он помог тебе стать Христом. Мы клеймим как предателя единственного преданного тебе ученика. Тогда как настоящие предатели те одиннадцать.
Бармен: Не будем вспоминать им эту минутную слабость. К тому же в дальнейшем…
Плохиш: Один только Фома умер своей смертью в Кашмире?
Бармен (наливая всем): Давайте лучше помянем их. Помянем стоя.
Встают, пьют, не чокаясь, садятся.
Кибальчиш (удивленно): А разве они не здесь?
Бармен: Здесь. Все живы, здоровы. Каждый занят, кто чем.
Кибальчиш (непонимающе): Но тогда…
Плохиш: Тебе не понять.
Бармен (Кибальчишу): Расскажи лучше о военной тайне.
Кибальчиш, (гордо): Это был блеф.
Плохиш (бармену): Дурь это была мальчишеская. Сам посуди: Откуда таким соплякам знать тайну, да еще и военную. Смех, да и только. На допросе все под столы попадали от хохота, когда этот заявил, что ни какие пытки не заставят его выдать военную тайну.
Кибальчиш (растерянно): Я…
Плохиш (не давая ему сказать): Наш герой готовился к пыткам, мучениям, к железу каленому, а его встретили хохотом. Как тут не обидеться?
Кибальчиш (заводясь): Никто не может надо мной насмехаться!
Плохиш (язвительно): Отож. И парень заговорил. Он выболтал все, что услышал от папика с братцем. Те наивно полагали, что он спит…
Кибальчиш (с демонстративным достоинством): Я доказал…
Плохиш (язвительно): Доказал, доказал. Когда он заговорил, все охренели.
Кибальчиш (гордо): Но я не выдал настоящую тайну.
Плохиш (насмешливо): Конечно. Ты и не мог ее выдать. К тому моменту, когда к тебе стали относиться с должным уважением, ты вдруг понял, что тебе уже не о чем молчать, героически перенося пытки. Ты все выболтал. Пришлось придумывать тайну.
Кибальчиш (гордо): И я выдержал пытки.
Плохиш (еще более насмешливо): Да, ты перенес пытки, а потом и расстрел. Честно говоря, в первый раз вижу такого идиота.
Кибальчиш (с обидой в голосе): Тебе не понять.
Плохиш: Ты прав. Мне не понять. Я могу понять человека, который делает все, чтобы избежать пыток, для этого они и придуманы. Ты же сделал все, чтобы тебя пытали.
Кибальчиш (словесно нападая): Да, я умер героем, а ты в это время варенье жрал.
Плохиш (смеясь): Варенье. Видел бы ты это варенье, сам бы бросил свой героизм и присоединился ко мне. Варенье. Похоже, это предел фантазии автора сказки.
Кибальчиш (защищаясь): Не так уж я плох, если…
Плохиш (насмешливо): Ты думаешь, это из-за тебя? Не смеши. Да если бы ты вовремя покинул позицию, никто бы о тебе и не вспомнил. Ты был побочным явлением, досадным недоразумением. Муха, влетевшая в дом, и то заслуживает больше внимания.
Кибальчиш (со злостью): Врешь, собака!
Плохиш (слегка кривляясь): Нет, милый. Это тебе другие врут, я же говорю правду. Но ты, да и не только ты, все мы настолько привыкли ко лжи, что готовы поверить всему, кроме правды.
Кибальчиш: Мне надо выпить.
Бармен: Чего налить?
Кибальчиш: Водки.
Плохиш: Мне тоже водки. И себе.
Бармен (наливая всем): Спасибо.
Плохиш (с легкой издевкой в голосе): Эти пролетарии никогда не предложат.
Кибальчиш (зло): Буржуйская морда!
Бармен (повышая голос): Давайте только без ваших классовых штучек! Это вам не бордель "У Ильича".
Плохиш: А что, такой имеется? Ясли я правильно помню, у них в партии была только одна проститутка, да и та Троцкий. Ему изменили пол, или это клуб для геев?
Бармен: Не забывай партийных жен.
Плохиш: Тоже мне жены сенаторов.
Бармен: Такие же шлюхи.
Плохиш: Как и мужья.
Бармен: Это точно.
Плохиш: А где Мария?
Бармен: Она отдыхает. Девочка вчера капризничала.
Кибальчиш (презрительно): Эта проститутка?!
Плохиш: Сам ты проститутка.
Кибальчиш (бармену): Как ты можешь с ней жить? У нее же перед тобой…
Плохиш (язвительно): А мы значит настоящие мужчины! Нам девочек подавай.
Кибальчиш (с вызовом в голосе): Не все могут питаться объедками. У некоторых еще есть гордость.
Плохиш: Дурость это, а не гордость. Зачем тебе девочка?
Кибальчиш: А зачем мне шлюха?
Плохиш: Любая шлюха была когда-то девочкой.
Бармен: Когда-то это имело свой смысл.
Плохиш: Не спорю.
Бармен: Для какого-нибудь Авраама это был единственный способ думать, что ребенок от него.
Плохиш: Поэтому и наследство получал первый.
Бармен: А королев дефлорировали еще и в присутствии подданных.
Кибальчиш: Все равно, после кого-то...
Плохиш: Да, ты можешь быть первым, но будешь ли ты последним, особенно после таких рассуждений?
Кибальчиш (с вызовом в голосе): Что ты хочешь этим сказать?
Плохиш: Обычно за такими рассуждениями кроется полная мужская несостоятельность.
Кибальчиш: Может тебе показать мою состоятельность?
Плохиш: Я так и думал.
Какое-то время все молчат.
Плохиш (после паузы): Как у Иуды дела. А то говорим, говорим, и все не о том.
Бармен: О, он пишет стихи.
Плохиш: Какие?
Бармен: О любви.
Плохиш: А у него есть кто?
Бармен: О, последние полторы тысячи лет у него любовь. Его единственная любовь.
Кибальчиш (офигивая): Охренеть можно! Полторы тысячи лет с одной и той же бабой!
Плохиш: А тебе каждую неделю новую подавай?
Кибальчиш: Ну не каждую неделю, Но полторы тысячи лет!
Бармен: На самом деле все меняется каждое мгновение, и, живя полторы тысячи лет с одной и той же женщиной, каждый раз ты встречаешь совершенно иную.
Кибальчиш: Не замечал.
Плохиш: Это потому, что ты слеп.
Кибальчиш: Сам дурак.
Бармен: Это все ловушка восприятия. Воспринимая предмет, ты не запоминаешь его полностью, а только некоторые характерные признаки. Встречая предмет в следующий раз, ты узнаешь его именно по этим характерным признакам. Впоследствии ты замечаешь только эти признаки, поэтому все новое кажется ярче. Когда же твои глаза открыты, ты видишь все изменения предмета, и он всегда остается новым.
Плохиш (делая ударение на слове «так»): Так ты исцелял слепых?
Бармен: Да, я открывал глаза души.
Кибальчиш: Ну вас с вашей метафизикой. Налей лучше еще водки. Всем.
Бармен наливает.
Плохиш (язвительно): Мы и такие слова знаем?
Кибальчиш: Нет, ты один у нас умный.
Они пьют.
Плохиш (вставая): Последняя была лишней.
Кибальчиш (тоже вставая): Да и мне пора.
Бармен: Заходите еще.
Занавес.






Голосование:

Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:



Нет отзывов

Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Логин
Пароль

Регистрация
Забыли пароль?


Трибуна сайта

Сказочный лес

Присоединяйтесь 




Наш рупор







© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Реклама на нашем сайте

Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal

Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft