16+
Графическая версия сайта
Зарегистрировано –  123 106Зрителей: 66 215
Авторов: 56 891

On-line20 154Зрителей: 3974
Авторов: 16180

Загружено работ – 2 118 813
Социальная сеть для творческих людей
  

По дорогам моей памяти

Литература / Политика / По дорогам моей памяти
Просмотр работы:
18 октября ’2017   21:46
Просмотров: 13614
Добавлено в закладки: 1

К столетию Великой Октябрьской социалистической революции.
1
Удивительно устроена память! До мельчайших подробностей помню картины детства, как будто и не прошло с тех пор более шестидесяти лет, и как будто прожил я всю свою жизнь на одном и том же месте. Вот я стою на берегу озера Лебяжье и смотрю на цветущие кувшинки, вот сельская площадь с деревянной церковью в центре, а вот полное воды Конопляное болото, где в начале мая мы сельские подростки открывали украдкой от родителей «купальный сезон»» … До сих пор помню людей, рассказанные ими истории; помню в подробностях происшествия, в которых участвовал сам, или свидетелем которых был в юности. Теплые чувства к человеку или несправедливо нанесенная им обида, почти неизменно сохранились, и при случае, всплывают из глубин памяти с ошеломляющими подробностями! Чувствую боль, когда вспоминаю трагические события, испытываю чувства досады, стыда и разочарования за те неудачи, промахи и опрометчивые поступки в своём поведении. При этом быстро стираются из памяти, те события, что произошли совсем недавно, но то, что попало в «поле долговременной памяти» моего детства и молодости, видимо, сохранится навсегда.
Помню, как весной 1953 года объявили о смерти Сталина. Из репродуктора звучали грустные, торжественные мелодии. Помню как мать, стоя посреди избы с веником в руках, задумчиво произнесла: «Да, попил народной – то кровушки!» Мне тогда ещё не исполнилось и семи лет. Было не понятно, как главный человек страны мог пить народную кровь? И уж совсем были не понятны слезы учителей сельской школы. Тогда я думал, что все, о чём говорила мать, как-то связано с недавно прошедшей войной. Ещё раньше родители строго настрого наказали держать язык за зубами и никогда и никому не рассказывать, о чём говорят дома. Репрессивный аппарат государства продолжал исправно работать. Не понятны были тревоги и волнения взрослых, их разговоры о новой войне да ещё с применением совершенно ужасного атомного оружия. Электричества в селе не было. Избы освещались керосиновыми лампами. Главным поставщиком новостей было радио. Программы передач были самыми различными: мировые новости, новости союзных республик, новости культуры, науки, новости стран социализма; изумительные по выразительности трансляции детских сказок и театральных постановок, передачи для молодежи, различные музыкальные концерты. Великие мастера комментировали футбольные матчи, но самыми любимыми были концерты по заявкам. Большинству передач отводилось своё постоянное время. Вечерние новости и концерт по заявкам собирали у репродуктора всю семью. И так было не только у нас. Молодые радио доверяли. Наслушавшись его, молодёжь, да и многие взрослые думали, что где-то совсем недалеко есть другая, интересная и счастливая жизнь, такая, какую показывали в сельском клубе в кинофильмах. Другая же часть взрослых говорили: «Насочиняют сказок и обманывают ими народ». Но народ устал от бесконечной нужды, от постоянного страха и давления государства и рад был быть обманутым показом лучшей жизни. Взрослые и дети валом валили в сельский клуб, но у детей не было денег, и они всячески старались прошмыгнуть внутрь бесплатно или посмотреть фильм в окна клуба. После кино молодёжь устраивала танцы. Патефон играл всем знакомые мелодии, и только по праздникам вальсы, танго и фокстроты на трофейном аккордеоне играл всеми уважаемый молодой односельчанин. Его жена, приодетая в «модную» одежду, непременно сидела рядом и с гордым видом внимательно разглядывала танцующих.
Жили бедно, но при этом старались не показывать нужду. Большая половина мужчин не вернулась с войны. Заплатки на повседневной одежде никого не смущали. Большинство
2
женщин в колхозе постоянно не работали, а были домохозяйками и занимались домом, детьми и домашним хозяйством. Детей в семьях с довоенных времён было много, доходы же у большинства были весьма скромными. Денег в колхозе почти не платили. Как шутили сами колхозники: «Работаем за палочки». Палочками они называли отметки бригадира в журнале учёта рабочего времени. Тем, у кого муж вернулся с войны или хоть кто-то работал на оплачиваемой работе, было легче, но и им платили «копейки». Надо было восстанавливать разоренную страну, строить новые заводы и фабрики. Вопреки ожиданию людей: «Эх, заживём после войны», - «светлое будущее» заблудилось где-то в разрушенных войной городах и поселках, в развязанной США гонке вооружений, в финансировании партийной элитой мировой социалистической системы и среди обыкновенного головотяпства. Зарплаты отца не хватало на налоги, на заем и прочие поборы. Помню, как плакала мать, когда принесли извещение об уплате годового сельхозналога в размере тысячи семисот рублей. Кроме того, надо было ещё выкупить «добровольно» облигации займа. Зарплата отца была сто рублей в месяц. Отец тогда взял свои удостоверения о военных наградах и пошёл хлопотать в район. Вернулся он к вечеру хмурый и сердитый. Какой-то чиновник в райисполкоме нахамил отцу: «Ты один что-ли воевал?!»- а на удостоверениях каллиграфическим почерком написал: «Не положено!» Я до сих пор храню эти удостоверения. Отец с тех пор перестал считать праздником День Победы, а в скором времени этот праздник отменили официально. От голода семью спасало домашнее хозяйство. Помню как мать, ласково обращаясь к корове, говорила: «Кормилица ты наша!» Сено и дрова заготавливали в лугах. Там же было множество озёр. В них отец ловил рыбу. После войны, он устроился работать в совхоз, который находился в райцентре. Райцентр был всего в двух километрах от нашего села. В нём было несколько предприятий, на которых работали многие односельчане. Я любил ходить в райцентр. Это было большое село, но мне оно казалось городом. В центре села с дореволюционных времён стояли несколько высоких кирпичных домов с лозунгами на крышах,- «Миру мир». Там я впервые увидел электрическую лампочку! Написанные краской на фанерных листах однотипные призывы: «Догоним и перегоним Соединённые Штаты Америки по производству мяса, молока и масла на душу населения», - висели чуть не на каждом столбе. При массовом дефиците, когда и за хлебом стояли огромные очереди, эти призывы только подчеркивали, что страна отстала и отстала серьёзно. А ведь по рассказам стариков до революции она кормила хлебом пол Европы! Объясняли нехватку продуктов просто - только что закончилась война!
Вспоминается рассказ отца, когда он однажды получил в кассе свою маленькую зарплату, вышел на высокое крыльцо конторы, закурил и стоял, глядя в сторону такого столба с лозунгом. В это время к конторе подъехал «козлик». За рулём сидел сам председатель совхоза, а рядом - молодой, энергичный первый секретарь райкома партии. В народе некоторые его звали «Хозяин района». «Хозяин» махом «влетел» на крыльцо, увидел отца и спросил: «Ну, что, батя, догоним мы их?» - спросил он, кивнув в сторону лозунга. «Вы, конечно, догоните»,- ответил отец. «Как это вы? А вы?»,- возмущённо спросил секретарь. «Так вы же на машине»,- ответил отец. «Хозяин» чертыхнулся и исчез в дверях конторы.
Чтобы накормить страну хлебом правительство решило увеличить площади зерновых полей за счёт целинных земель. Они были в Казахстане, на Алтае и в Поволжье. Тысячи молодых людей были направлены на решение этой задачи. По радио звучали песни: «Едут новосёлы по земле целинной… Ой, ты, зима морозная, ноченька яснозвёздная…», - и ехали в зиму, часто в совершенно не подготовленные места, где и жить-то было негде и не только зимой. Большинство
3
уезжали назад, но, героическим трудом оставшихся, целина была распахана и засеяна. Вот только «светлое будущее» для этих героев- тружеников там так и не наступило. Заработки были не большими, а условия жизни были как в песне: «…и неустроенность им заменяет уют». Однако это никого уже не интересовало? Дело было сделано. Из нашего села ранней весной на целину уехал один молодой тракторист. По радио звучали задорные частушки: «Убирать к нему поеду стопудовый урожай…». Сто пудов – это всего шестнадцать центнеров с гектара. Но тогда такой урожай считался рекордным. Тракторист по осени вернулся, а, когда к нему приставали с расспросами, отвечал: «Там мало платят и жить там негде». Очереди за хлебом исчезли, а в столовых хлеб сделали бесплатным. Продержалось это начинание не долго. Вскоре за хлеб снова надо было платить.
Вторая половина 50-х годов прошлого века мне 10 летнему сельскому пареньку запомнилась тревожной обстановкой в мире и разговорами о неминуемом начале атомной войны с США. Жители не успели забыть голод, холод и ужасы войны минувшей, не успели досыта наесться простого хлеба, а об угрозе ещё более ужасной войны вновь непрерывно говорили по радио. Добавляли страху своими рассказами демобилизованные из армии солдаты и матросы срочной службы, лекторы и пропагандисты всех мастей.
Новая беда пришла в село вместе со строительством Куйбышевской ГЭС. Предстояло затопление лугов, которые обеспечивали население, проживавшее в поймах рек Волги, Камы и их притоков, топливом, сеном, рыбой, строительными материалами. Это был удар по вековым устоям сельской жизни, и для сотен тысяч людей обернулся потерей малой Родины. Очередной «грандиозный план партии и правительства» сопровождался новым крайне нежелательным вмешательством государства в привычную жизнь местного населения. Многие города, посёлки и деревни подлежали сносу, а жители - переселению в другие места. Из рассказов отца и матери я знал, что сразу после Октябрьской революции началась ожесточённая борьба, которая сопровождалась массовым насилием над народом страны. Сама революция, гражданская война с её поборами, ликвидация дворянства и собственников, раскулачивание и ликвидация кулачества как класса, а под эту марку и середняка – крестьянина, не хотевшего вступать в колхоз, репрессии против военных, интеллигенции, духовенства и простых граждан породили в народе атмосферу страха и нужды. Обещания революционных лидеров «в недалёком будущем» хорошей жизни, земли крестьянам, заводов рабочим, всеобщего равенства и братства, мировой революции и, наконец, социализма с его «светлым будущим»,- так и остались обещаниями и стоили миллионам людей их жизней. Эти обещания были похожи на морковку у носа ишака, к которой он тянулся и бежал, но которая постоянно удалялась от него. Хитрый же погонщик непрерывно бил хлыстом ишака по бокам. По оценке представителей старшего поколения жизнь в деревне, по сравнению с дореволюционной, не улучшилась. Массовая гибель от голода в 1922 году населения Поволжья – только один пример. Решая «великие» задачи, лидеры страны видело в простом советском человеке «расходный материал», инструмент реализации своих глобальных планов. В народе об этом говорили, но тайно, в узком кругу надёжных людей, чтобы не попасть в руки «органов». По радио твердили о бесконечной заботе партии и правительства о народных массах. На деле же действовало, только теперь негласно, сталинское: «Лес рубят – щепки летят». Это правило продолжало оправдывать любое насилие властей над народом во имя того самого «светлого будущего». О том, что «благими намерениями устлана дорога в ад», что у любого родившегося только одна жизнь, - даже не вспоминали.
4
По радио пели песню: «Поют напевы Жигулей у берегов пяти морей..», когда мать впервые услыхала от отца новость о затоплении лугов и поникшим голосом спросила: « Как же мы тогда будем жить? Где брать дрова, сено для коровы и овец? Ответа не было. По опыту прошедших лет она знала, что помощи от государства не будет. Многие не верили и не представляли, как можно затопить водой столько земли, которая издревле были житницей многочисленных народов. Сколько тысяч людей надо переселить в другие места?! Где взять столько денег?!
Нашли! Нашли, не доплатив их тем же тысячам работающих. Луга и любимое озеро Лебяжье весной 1957 года скрылись в водах Куйбышевского водохранилища. Жители села выходили на берег, глядели на двадцатикилометровую водную поверхность и плакали. Плакали, понимая, что никогда уже больше не увидят до боли родные картины лугов, тенистых дубрав и многочисленных озёр. Плакали, понимая, что жить, как прежде, они уже не смогут. Появился рыбнадзор. Рыбаков, которые попробовали ловить рыбу сетями, стали задерживать, отбирать у них сети и штрафовать. В обиход вошло новое для местного населения слово – браконьер. Прокормить, одеть, обуть и, как тогда говорили «вывести в люди», трёх и даже двух детей одному работающему отцу или матери при таких зарплатах без привычного домашнего хозяйства было невозможно. Идеальной стала считаться такая семья, где один ребёнок, а отец и мать работают и получают зарплату. Вот она причина сокращения численности населения страны, а не только война, как считали некоторые деятели от науки! Вчерашним домохозяйкам надо было где-то искать работу. А где её найдёшь в селе? Молодые парни, отслужив срочную службу, в село уже не возвращались, а старались устроиться где-то в городе. Этому способствовал безудержный рост городов, а также радио и кино, показывавшие кипучую, интересную, сытую жизнь в городах. «Светлое будущее» в сознании сельской наивной молодёжи стало связано с большими городами и великими стройками. Некоторые семьи переехали в соседний райцентр, а большинство других постепенно оказалось в Казани и её пригородах. Новые «горожане» всех, кто продолжал жить в селах и деревнях стали считать «второсортными». Их унизительно называли «дерёвней».
Однажды утром в центр села въехала машина, в которой сидела бригада рабочих. Они, не долго думая, принялись ломать церковь. Сбежались жители села. В толпе послышались недовольные возгласы. Неизвестно откуда появился милиционер и, потрясая в воздухе какой-то бумагой, потребовал всем разойтись. Возмущенный народ подчинился. Остались только мы мальчишки. Мы продолжали наблюдать за рабочими. Когда вечером рабочие уехали, сельчане проникли в церковь, забрали все иконы и унесли их домой. Часть икон позднее оказалась за селом в дощатой часовенке на кладбище, которую, тайно два мужика построили за одну ночь из обшивки церкви. Внешний вид села без привычных куполов стал каким-то серым и убогим. Жить в нём становилось всё труднее. Корову пришлось продать, дрова теперь отец возил с санитарных вырубок из соседнего леса, который находился в пяти километрах от села. Благо для этого совхоз бесплатно выделял коня. Ни газа, ни электричества в селе по-прежнему не было. Мясо на рынке в райцентре подорожало, а с прилавков государственных магазинов оно вообще исчезло.
Первой в Казань уехала старшая сестра, а через год туда же в свои семнадцать лет переехала и другая. Сколько же им пришлось пережить горя и трудностей, скитаясь по съёмным квартирам и пытаясь найти своё место в жизни незнакомого города. У них не было достойного образования, и учиться им было не на что и некогда. Каждый раз, когда потом мы собирались вместе, сёстры со слезами на глазах вспоминали свою раннюю городскую жизнь и те трудности, которые пришлось
5
им пережить. Таких в стране были миллионы. Это были те самые пресловутые «народные массы», руками которых строились ГЭС, заводы, фабрики, добывалась нефть и уголь, создавались атомные и водородные бомбы; полетел в космос спутник, атомный ледокол стал крошить льды Ледовитого океана… Уровень жизни у большинства из них оставался низким, но они мирились с этим. А куда было деваться? Минимальная зарплата в сельском хозяйстве и на производстве порождала соответствующее отношение к работе. Постепенно приходило осознание того, что жизнь, о которой говорят по радио и показывают в фильмах, - это одно, а реальная жизнь – это совсем другое. Рабочие и колхозники стали украдкой уносить с работы нужные им в домашнем хозяйстве материалы, инструмент, мелкие изделия. Появился целый класс «несунов». Стало усиливаться пьянство и воровство. Начались проявления идеологических разногласий. Усиливалась нелюбовь простых тружеников к «начальству», особенно к партийному руководству страны. Среди самого партийного руководства разгоралась борьба за власть. Партийные лидеры знали обо всём этом. Нужна была очередная идея, которая отвлечёт «народные массы» от реальных проблем в их жизни и от реального положения дел в стране и увлечёт на новые трудовые подвиги.
Четырнадцатилетним подростком, едва окончив семь классов сельской школы, уехал и я. Поступил в техникум, потому что он приглашал, окончивших семь классов, к себе на учёбу. Для меня это был прорыв. Я вырвался из той обстановки безысходности, которая сложилась в селе и в семье.
Шёл 1961 год. Я учился на втором курсе техникума. Тридцать парней и девушек в рабочей одежде, расселись на солому в кузове грузовой машины и поехали в деревню Беляевка убирать картошку. Нам было по пятнадцать лет. В голове звучала музыка. Мы ехали и пели: «Дорога, дорога нас в дальние дали зовёт. Быть может до счастья осталось немного, быть может один поворот». Впереди была целая жизнь. Полёты космонавтов, строительство Братской ГЭС, освоение новых нефтяных месторождений, достижения науки и техники, разворачивающееся жилищное строительство в городах, непрерывный рост эффективности народного хозяйства, о которой день и ночь вещали радио и телевидение…,- вселяло в молодые сердца твёрдую уверенность, что «светлое будущее не за горами».
В Беляевке нас ждал бригадир. Он был здесь главный. Контора колхоза была в соседнем селе. В самой Беляевке было десятка три старинных домов, коровник с конюшней, клуб, маленький магазин и десяток молодых людей, не успевших никуда уехать. Деревня располагалась в живописном месте на берегу небольшой реки. Водяная мельница, плотина, большой омут, лиственный лес на противоположном берегу,- всё это напоминало картины из детских сказок. Нас расселили по домам деревенских жителей, им заранее выдали необходимые продукты. В доме, где поселили нас, четверых парней, жили две женщины: дочь, ей было около пятидесяти лет, и её мать – маленькая, но очень шустрая старушка неопределённого возраста. Дочь после удара молнии плохо слышала, но с помощью матери она могла вести беседу, она хорошо готовила и вообще заботилась о нас, как о родных. Дом был просторным. Нам для ночлега отвели просторные полати, на которые мы забирались с русской печки и на которых под потолком было уютно и тепло. В первый же день мы получили задание принести из леса шишек хмеля, что и было немедленно сделано. Оказалось, что из них они готовили дрожжи. На этих дрожжах потом в русской печке пекли удивительно вкусный хлеб. Вторым заданием было привести из леса дров. Его мы выполнили позднее, разобрав с молчаливого разрешения
6
бригадира какую-то полуразрушенную колхозную постройку и завалив брёвнами большую часть двора у дома. К концу нашего пребывания все брёвна были распилены и расколоты.
Утром по заданию бригадира нас научили запрягать коней в повозки, показали куда свозить картофель, как сгружать его, опрокинув повозку, предупредили не обижать коней, поить и подкармливать в течение дня. Началась работа. Маленький трактор таскал по полю картофелекопалку. Девчата, одетые в телогрейки и резиновые сапоги, руками выбирали картошку из рыхлой земли, выгружали вёдра в повозки, а мы отвозили её к картофельным ямам. Там картофель, укрытый толстым слоем соломы и грунта должен был храниться всю зиму, а с наступлением весны ямы вскрывали, а картофель перебирали и пускали в дело. Месяц был дождливым. Трудно было поверить, что мокрый картофель сохранится до весны. К обеду наша одежда становилась сырой. Приходилось досрочно уходить с поля. Девчата начали болеть. Только в конце сентября установилась сухая погода. Срок пребывания в колхозе нам продлили на неделю, а потом освободили от занятий ещё на неделю, чтобы мы могли съездит домой и привести себя в порядок.
В середине октября мы снова «сели за парты», а уже 17 октября в Москве открылся 22-й съезд КПСС, который принятой Программой построения коммунизма в СССР удивил весь мир. У нас в техникуме и в других учебных заведениях было начато изучение материалов съезда и сопутствующих документов. Эти уроки стали наиглавнейшими. Вела их у нас жена третьего секретаря райкома партии, который отвечал за идеологическую работу в районе. Мы были слишком молоды и доверчивы, чтобы подвергать сомнению принятые документы. Мы их просто запоминали и радовались, что через двадцать лет наступит такое время, когда будет изобилие всего и для всех! Пока же приходилось считать каждую копейку, а, когда задерживали выплату стипендии или задерживался денежный перевод от родителей, приходилось голодать. Меня как-то настораживало прозвучавшее в принятых документах съезда задание: «Догнать и перегнать наиболее развитые страны по производству продукции на душу населения». Получалось, что за прошедшие десять лет это сделать так и не удалось. Помню, как никто из нас внятно не мог объяснить, что такое коммунистические общественные отношения. Зато моральный кодекс строителя коммунизма каждый выучил наизусть. Радио и телевидение непрерывно вещали об итогах съезда. Газеты выходили с дополнительными вкладышами. Комсомол рапортовал: «Партия сказала: «Надо!», - комсомол ответил: «Есть!»
Зама в тот год была снежной. Я жил на квартире в большом частном доме. Игнатович, так все звали хозяина дома, во время войны был артиллеристом. В одном бою на полуострове Рыбачий под Мурманском его контузило так, что он с тех пор говорил медленно, нараспев, ещё и заикался. Однажды утром в выходной день мы с ним затеяли уборку снега, которым за одну ночь завалило и двор, и дорожки перед домом. Мы уже заканчивали уборку, когда из соседнего дома к нам подошёл старичок и попросил помочь ему справиться со снегом перед его домом. Мы согласились. По окончанию работы старичок пригласил нас попить с ним чаю. Дом у него, как и у большинства жителей городка был дореволюционный, большой с резными наличниками на окнах. Во дворе виднелся полу занесённый снегом сруб колодца. К дому примыкали сени и хоз. постройки, где когда-то, видимо, содержали домашних животных и птицу. Мы предложили ему убрать снег и во дворе, пока он ставит самовар и готовит чай, на что он с радостью согласился. Игнатович рассказал мне, что сосед - известный в округе революционер, участник Гражданской войны и подавления кулацкого восстания. Он недавно похоронил свою жену и теперь жил один.
7
Убранство дома было самым простым, только в передней комнате в углу стоял большой резной шкаф, до отказа заполненный книгами. Пока старшие вели беседу, я подошёл к шкафу и стал разглядывать книги. Книги были старинные, в добротных переплётах. Авторы мне были не знакомы. Неожиданно старичок позвал меня к столу, предложил ещё чаю. «А видел там в шкафу полное прижизненное издание стихов Сергея Есенина? – спросил он. «Да, впрочем, откуда ты его будешь знать? Он сейчас под запретом. Его не печатают. А какой был поэт! Вот переходи ко мне жить, оканчивай свой техникум, оставайся работать в городе. Я на тебя дом перепишу, и книги тебе достанутся». Я промолчал. Старичок продолжил: «Материалы-то съезда изучили?» Я утвердительно кивнул. Он отвёл глаза в сторону и продолжил: « Коммунизм они за двадцать лет хотят построить! Болтуны! Развалят страну! Всё великое делается под руководством великих людей. А где они сейчас эти великие люди? За двадцать лет можно воспитать одного «нового человека», десяток, сто, наконец. А как за двадцать лет переделать население всей многонациональной страны в «людей будущего?» При Сталине была дисциплина, каждая народная копейка учитывалась и расходовалась на дело. А сейчас? Мотовство, воровство и пьянство. Разбазаривают народные деньги налево и направо. Они, видите ли, решили крепить и развивать мировую социалистическую систему. А за чей счёт? Окружили себя подхалимами со всех сторон и за их дешёвую похвалу отваливают им миллионы народных денег. Захвалят они нас до смерти! Вы посмотрите, кто лезет в друзья СССР? Вся голь перекатная, которая наверняка не хочет работать у себя дома. Наши сегодняшние «серые» лидеры натворят таких же «серых», если не «чёрных», дел». Он бы и дальше продолжал свою гневную речь, но Игнатович встал, сослался на ждущие его дела, поблагодарил за чай, и мы пошли домой. На улице я спросил: « Смелый старичок. Он что, ничего не боится?» «Приходили к нему как-то милиционеры забрать наградной наган времён Гражданской войны, так он их чуть не перестрелял. Все знают, кто он. Махнули рукой»,- пропел Игнатович.
Газеты пестрели заголовками об очередных достижениях сельского хозяйства, науки и производства, а реальное положение дел было далеко не простым. Зарплаты, пенсии, стипендии, пособия по-прежнему оставались на уровне минимально допустимых. Повальный дефицит товаров, продуктов питания, услуг, очереди в магазинах даже за самыми простейшими и необходимыми вещами, за продуктами питания, коррупция и блат во властных структурах, породили массу анекдотов и странных явлений, как то: туристические поездки и командировки в Москву за колбасой, предварительные заявки на посещение и просмотр кинофильмов…
Основная часть населения с большим сомнением отнеслась к Программе, к тому, что через двадцать лет наступит изобилие товаров и услуг. Появился анекдот. Один другого спрашивает: «Как жизнь?» Другой отвечает: «Как в лесу. Наверху шумят, а внизу тихо, тихо!». Люди образованные задавались вопросом: «Неужели сами разработчики Программы, имея на руках все цифры доходов и расходов государства, затрат на оборону, на освоения космоса, расчёты необходимых затрат на коренную модернизацию и повышение уровня жизни населения, на бескорыстную помощь государствам мировой социалистической системы и просто друзьям СССР, не оценили возможности страны?» Наиболее прозорливые приходили к выводу: «Программу построения коммунизма разрабатывали под давлением высшего партийного руководства». Уже через три года многим стало ясно, что Программа – это очередная сказка, новая «морковка» для населения страны. Реакция молодёжи на программное заявление: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»- часто была совершенно не программной. Я помню молодых людей, которые говорили: « Нечего протирать штаны за учёбой! Всё равно через
8
двадцать лет наступит изобилие для всех». Дальнейшее развитие марксистско - ленинского учения, какими провозглашались материалы съезда, на поверку оказались началом конца этого учения.
Для многих жителей страны, обозначенная в документах съезда цель: «Повышение благосостояния населения до уровня личных потребностей»,- стала основной программой жизни: кто-то уехал на Север, где платили большие деньги; кому-то улыбнулось счастье уехать на работу за границу, а кто-то, никуда не уезжая, нашёл способ иметь дополнительный доход, пользуясь своим служебным положением. Реальными хозяевами жизни стали считать не только партийно- правительственную верхушку страны, но и всех, у кого было много денег, кто имел доступ к дефицитным товарам: директора больших магазинов, баз и складов, товароведы, торговцы рынков, а ещё жители Кавказских республик, которые прилетали в крупные города России с большим чемоданом гвоздик, мимоз или других цветов, а улетали с тем же» чемоданом, набитым деньгами». Доходы рядовых тружеников в городах и в сельской местности если росли, то недопустимо медленно и продолжали оставаться на низком уровне.
Осенью 1964 года лидер партии был лишён всех высоких постов, а период его правления был признан волюнтаристским. Последующие попытки исправить положение усилением пропаганды и агитации, углублённым изучением истории партии и положений марксизма- ленинизма дали прямо противоположный эффект. Формализм и равнодушие к проблемам страны стали нормой для большинства. Появилось новое правило поведения на работе: « Не высовывайся! Инициатива наказуема!» Позднее этот период назовут «застоем». Возможно это и был «застой», но перед стремительным падением вниз. Когда партийное руководство, наконец , поняло, что так руководить дальше нельзя и надо что-то менять, а «трудящиеся массы» поняли, что так жить больше не возможно. Начало же этому было положено на двадцать втором съезде КПСС. Всё больше и больше людей приходило к выводу, что «овладели не той теорией».
Фундаментальное правило: кто лучше работает, тот больше получает, было заменено уравниловкой. Зато на производствах было развёрнуто массовое социалистическое соревнование, движение ударников коммунистического труда, соревнование бригад и цехов… Вымпелы, грамоты, подведение итогов, доска почёта, «награждение не причастных и наказание невиновных»…,- вместо достойной зарплаты по труду! Всем этим занималась громадная армия бездельников, которые часто числились в цехах, но там не работали. Они вертелись в парткомах и профкомах и были глазами и ушами местных партийных и профсоюзных боссов. Они же инициировали принятие инженерно- техническими работниками и служащими личных планов по реализации пятилетних планов страны, а также следили за проведением политической учёбы среди рабочих, когда, отработавшим смену, усталым рабочим ещё 40 минут «промывают мозги» политикой партии и правительства». И это продолжалось не год и не два, а долгих двадцать лет! В стране не нашлось лидера, который бы убедил «правящую верхушку «отказаться от догм утопического коммунизма, и развернул бы страну к новой экономической политике, как в своё время это сделал Ленин. Возможно тогда удалось бы и страну сохранить, и не нужна была бы «перестройка до полного развала», когда «народные богатства» некогда единой страны, были расхищены и неудержимой рекой хлынули за границу в виде «законного» движения капиталов и незаконного их вывоза для приобретения яхт, домов в Лондоне и по всему миру, спортивных клубов и «Куршавелей»… Но, как известно, история сослагательных наклонений не знает.

9
Все, что ни делается, делается к лучшему! Вот только жаль напрасно расстрелянных без суда и следствия, погубленных в тюрьмах и лагерях, умерших с голоду и от болезней. Жаль миллионы погибших и искалеченных войнами. Жаль взрослых и детей, которые вынуждены были покинуть страну и скитаться по всему миру только потому, что в своей стране они не были бедными. Жаль тысячи сирот, оказавшиеся беспризорными. Жаль великие тысячи униженных и оскорблённых граждан своей страны, названных «врагами народа» и приговорённых к расстрелу или сосланных добывать руду, возводить мосты, прокладывать дороги, рыть каналы, строить заводы и фабрики, где они от непосильного труда и нечеловеческих условий существования закончили свой земной путь. Жаль десятки тысяч разрушенных церквей и храмов, символов смирения и человеколюбия. Жаль миллионы сограждан, отдавших свои жизни ради торжества коммунизма, и при этом, не запятнавших свою совесть насилием над своим народом. Призрак коммунизма, который выбрал мою несчастную Родину и более семидесяти лет ставил опыты над её населением, показал всем живущим на планете: «Самая благородная и привлекательная цель не оправдывает средства, со страданиями и гибелью народов!»
Автор: Котухов Леонид Павлович, Беларусь, 220028, г. Минск, ул Физкультурная, д 14, кВ 25. Тел. (017) 282-30-93 , e-mail  : Leonidklp@mail.ru







Голосование:

Суммарный балл: 10
Проголосовало пользователей: 1

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:


Оставлен: 13 ноября ’2017   08:05
Замечательное изложение своей биографии и истории строительства "светлого будущего"!

Оставлен: 13 ноября ’2017   12:00
Спасибо за высокую оценку! Мне это важно. Г.А. Зюганов тоже поблагодарил меня за"неравнодушие". Видимо ему не пришлось выполнять роль "погонщика" ишаков.



Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи

Трибуна сайта
235
ПОДАРОК СУДЬБЫ Приглашаем на премьеру!

Присоединяйтесь 



Наш рупор
Оставьте своё объявление, воспользовавшись услугой "Наш рупор"

Присоединяйтесь 






© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal
Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft