2 Ночной магазинчик

Лист второй

На работу я приехала не в лучшей форме и выдержала круговерть суматошного дня благодаря черному крепкому кофе, который умела варить моя секретарша Светлана. За работой мне удалось отвлечься от моего обреченного настроения и какой-то по-идиотски упрямой надежды, что у нас с Родионом все образуется.
И неожиданно, к концу рабочего дня, мои надежды начали сбываться. Телефонный звонок раздался в приемной. Я не стала отвлекаться, зная, что Света возьмет трубку и если дело не потребует моего личного вмешательства или сможет подождать, разберется с этим сама. За дверью кабинета Света, подняв трубку, о чем-то спросила, и сразу же заглянула ко мне, шепотом сообщив, что Родион Дмитриевич ждет на проводе. Моя рука, лежащая на мышке, дернулась так, что я чуть не удалила файл с отчетом над которым работала. Я убрала пальцы с клавиши и попыталась успокоиться. У меня так перехватило дыхание, что сердце сжалось до микроскопических размеров, и я судорожно задышала, словно рыба, выброшенная на сушу. Ни с того ни с сего, я загадала, что если наш разговор с Родионом коснется личного, а не окажется сухо деловым, то он останется со мной до конца и поможет одолеть мне моего демона. И только после этого, я подняла трубку:
- Да...
- Марина? - раздался бархатный голос Родиона. Он замолчал, ожидая моего ответа и не дождавшись, уверено продолжал. - У тебя отличная секретарша. Не хотела соединять меня с тобой, не смотря на то, что я все-таки ваш работодатель.
- Вы что-то хотели, Родион Дмитриевич? До конца рабочего дня осталось немного, а мне нужно закончить работу. Не хочу оставлять ее на завтра.
- Тогда я буду предельно краток, Марина Евгеньевна. Как насчет того, чтобы встретиться сегодня вечером и поговорить? Ведь нам есть о чем поговорить?
- Хорошо, - сохраняя ровный, отстраненный тон, сказала я, улыбаясь во весь рот.
- Тогда я подъеду к тебе домой. Ладно?
- Не теряй меня, если я ненадолго задержусь. Я зайду в магазин.
- Договорились.
Какой к черту отчет! Мне хотелось заорать во все горло, встать на голову или сплясать на столе. Сама не знаю как, но я закончила отчет и даже успела его распечатать. Рабочий день как полчаса закончился. Я накинула жакет, переодел туфли на лодочки, взяла сумочку и, поискав в ящике стола ключ от кабинета и приемной, вышла.
К моему удивлению, Светлана все еще сидела за своим столом. Обычно, без пятнадцати пять ее место уже безнадежно пустует, поскольку дома, как ее, так и ужина с нетерпением дожидается муж и сын дошкольник, так что приемную и кабинет я закрываю сама. Сейчас же, даже не собравшись, Светлана сидела за столом и, подперев щеку кулаком, читала газету.
- Что случилось? - испугалась я. - У тебя что, дома неприятности?
Очнувшись, она непонимающе посмотрела на меня, потом на часы.
- Ужас какой-то, - побормотала она, не двинувшись с места, кое-как складывая газету. - Вы читали? Уму непостижимо, что вот уже месяц у нас здесь творятся страшные дела, а милиции, похоже, все до лампочки. Только и делают, что регулярно печатают в газете сводку об очередной жертве этого маньяка.
- Какого маньяка? - спросила я, запирая кабинет.
- Как какого? - раздраженно отозвалась Светлана, шурша пакетами. - Про него все газеты печатают. Нашли звезду, видите ли! А главное он в нашем районе орудует. Сволоч! И только одна газета предупреждает, чтобы по вечерам носа из дома не показывали, не ходили поодиночке и были предельно внимательными. А вот чем милиция занимается — про то ни словечка.
- То, что его не могут поймать, понятно. Он ведь свидетелей не оставляет... да где же он, - я никак не могла отыскать в сумочке ключ от машины. Неужели в спешке оставила его на столе. Придется снова открывать кабинет и искать там. - Свидетелей нет, никто его не видел и неизвестно кого искать... Ага!
Ключ нашелся, и пока Света выволакивала свои, битком набитые продуктами, сумки, я выключила ее компьютер.
Так то, оно так, нервничала Света, натягивая курточку, следя, чтобы сумки, стоящие в ногах, не повалились на пол. - Но и у милиции много возможностей при современной технологии. Они же не с лупой до сих пор работают. Вон в сериалах криминалисты по найденному волосу и слюне на окурке, определяют пол и рост преступника и даже чем он в детстве переболел. Ни за что не поверю, что на растерзанных трупах женщин этот нелюдь не оставил следов. Может, кто нибудь из бедняжек, перед смертью, сопротивлялась.
Если он не оглушал их ударом по голове, может и сопротивлялись, - я никак не могла дождаться, когда же Света подхватит свои сумки и выйдет за дверь. - И потом, ты больше сама себя пугаешь. Минусуй то, что пишут газеты. Давай я подброшу тебя домой, но с условием: про маньяка мы больше не говорим.
Света мигом подхватила свои сумки, оборачиваясь ко мне на ходу, затараторила:
- Как я вам благодарна, Марина Евгеньевна, а то я сижу и думаю, как домой пойду, и дойду ли я вообще до него живой. Все, больше ни словечка об этом не скажу. Была бы охота об этом изувере говорить. Женщин вот жалко. Ведь тут берегись, не берегись, кто-то все равно заканчивает работу поздно. Не каждую же до дома может подбросить начальство.
Высадив Свету у ее дома, я доехала до своей стоянки и, поставив машину, поспешила домой, по привычке замедлив шаги у «Короны». Вчера ночью я постаралась на славу, одна допив бутылку вина. Едва я ступила на крыльцо магазинчика, как меня окликнули. Обернувшись, я с удивлением увидела, подходящего ко мне, Родиона.
- Я ждал тебя у супермаркета, - объяснял он, улыбаясь моему изумлению.
Похоже, он, не смотря ни на что, был рад видеть меня. Так же, как и я его.
- Ты говорила, что заедешь в магазин, вот я и решил перехватить тебя у супермаркета. Потом увидел твою машину, подрулившую к парковке, и подумал, что успею догнать тебя там, но видимо мы разминулись. И, все равно я, как видишь, перехватил тебя. Нам обязательно сюда заходить?
О выпитом вине, разумеется, говорить было нельзя, неудобно, и я сказала первое, что пришло в голову: у меня закончился хлеб и ватные диски. Но главное, мне необходимо было время, чтобы подготовиться к предстоящему объяснению.
- Хорошо, пойдем, - согласился он и, взяв меня под локоть, открыл передо мной дверь магазинчика.
На меня пахнул знакомый аромат бакалеи. Пахло свежим хлебом, сахаром, копченостями. Мы вошли. Пальцы Родиона стискивали мой локоть. Он огляделся с видом человека непонимающего, как его сюда занесло и что он здесь делает. Я же была неприятно удивлена тем, что у прилавка стояла небольшая очередь. По какой-то необъяснимой прихоти, именно сегодня, когда я зашла сюда с Родионом, здесь толпился народ и, как на грех, за прилавком, вместо Людмилы, сновал Сеня, правда, похоже, ему некогда было пререкаться. Заняв очередь, я уже пожалела, что затащила сюда Родиона.
- Женщина, извините, но не могли бы вы купить мне хлеба?
Со своего места в очереди, я посмотрела вперед. Говорившая оказалась сомнительного вида тетка, неопределенного возраста. Вытянувшаяся футболка бесформенно висела на ней, а мятые спортивные штаны пузырились на коленях, но одежда хоть и была мятой, выглядела чистой. Собранные в хвост волосы, собраны под выцветшую обтрепанную бейсболку. Все это время она топталась у витрины с нарочитой внимательностью, разглядывая лежащие за ней продукты, время от времени, не уверенно поглядывая на отоварившуюся плотную женщину в дешевом синтетическом жакете с люрексом и трикотажной юбке. Она придирчиво оглядывала продукты, выкладываемые перед ней Сеней, однако без всяких замечаний, запихивала их в пакет. Две стоящие передо мной женщины, до этого неприязненно оглядывая попрошайка, тут же насторожились, готовые сорваться на скандал, если та вздумает сунуться без очереди.
Почувствовав общее настроение, бомжиха приложила руку к груди и просяще произнесла:
- Простите, что я без очереди... мне бы только хлебушка...
- Всем хлебушка, - последовал быстрый и суровый ответ, я даже не успела понять, которая из женщин сказала это, но та, что стояла передо мной, вдруг завелась:
- Не пила бы, так и не побиралась. На вас на всех хлеба покупать никаких наших денег не хватит, - с какой-то радостью выплеснула она свое раздражение на подвернувшуюся попрошайку.
- Во-во, - поддержала ее другая. - Ты ей хлебушка, а она тут же за угол с мужиками водку жрать, да нашим хлебушком закусывать...
- Мы же еще ее кобелей должны кормить, а у нас дети...
- Куда смотрит администрация магазина? - шепнул мне Родион, брезгливо оглядывая попрошайку. - Тут, явно, попахивает антисанитарией.
Я осторожно принюхалась и оглядела попрошайку внимательнее. Она не походила на тех опущенных, грязных, безликих существ, роющихся по помойкам. Ее лицо не было испитым, опухшим, а голос звучал чисто, без характерной для пьющего хрипотцы. По какой-то причине, она оказалась без работы, муж, наверняка, пьет и бьет, а на руках, наверное, еще и дети, из-за которых она бьется и держится из последних сил.
Отоварившаяся тетка, враждебно взглянув на нее, подхватила свои пакеты и молча, направилась к двери. Все, что надо она взяла, остальное ее не касалось.
- Говори какой тебе хлеб. Я куплю. Только побыстрей, видишь у меня очередь, - устало проговорил Сеня.
Его длинная челка, что вечно падала ему на глаза, на этот раз была убрана под ободок, открывая лицо.
- Да какой дадите, - с робкой надеждой повернулась к нему попрошайка.
- Не, ну интересно, кто его есть-то будет? Я что ли?
Если можно то, белый, нарезной, - испуганно косясь на оторопевших баб, заикаясь попросила она.
- Вот, - Сеня выложил на прилавок батон белого хлеба, - тогда уж и булочку возьми, что ли. Какую будешь?
Та, что стояла передо мной, судорожно вздохнула, но не произнесла ни слова.
- С повидлом, - прошептала попрошайка и, прихватив булочку и хлеб, поклонилась Сене и очереди. - Дай вам бог всем здоровья.
- Что, собрался кормить всякий сброд? - сварливо начала выговаривать ему та, что стояла перед нами, когда подошла ее очередь. - А им, вот увидишь, это быстро понравиться. Скоро косяками к тебе пойдут.
- Что для вас? - холодно спросил у нее Сеня.
Взяв свиную вырезку, хлеб и горох, она молча ушла, как и та, что стояла перед ней за пельменями на развес.
- Вам? - глянул на нас с Родионом Сеня.
- Будьте добры, милейший, хлеб, только свежий, - опередил меня Родион, не дав и рта раскрыть. - Ватные диски и сигареты «Кофе-крим», и сложите все это, будьте любезны, в пакет.
Я закусила губу. Зря Родион так разговаривал с Сеней, тот не потерпит, чтобы его низвели до уровня лавочника. Сеня быстро и послушно сложил покупки в пакетик.
- Желаете-с еще чего-нибудь? - с преувеличенно подобострастным поклоном протянул он пакетик Родиону.
В магазинчик, с шумом и гвалтом ввалилась пара подростков и пристроилась за нами, увлеченно решая на что хватит их карманных денег, на «пепси», или чипсы.
- Нет, у меня все, - проговорил Родион таким тоном, словно закрывал совещание у себя в кабинете. Неужели всерьез принял его кривлянье за чистую монету?
Но Родион, достав кожаный бумажник, неторопливо вынул купюру и положил на прилавок.
Сдачи не нужно, - небрежно бросил он.
Сеня, подобострастно склонив голову набок, следил за ним озорным взором. Подростки притихли, глядя во все глаза то на него, то на Родиона. Весь вид Родиона: его дорогие вещи, вальяжность, может, невольное высокомерие с которым он вел себя, все это являлось резким диссонансом всей обстановке магазинчика. Выглядело все так, словно какого нибудь аристократа, волею судьбы, вдруг занесло в убогую крестьянскую хижину. И Родион всячески старался подчеркнуть эту разницу, как и то, что он здесь случайно. Зацени!
Небрежно подхватив пальцем пакетик с хлебом и ватными дисками, Родион взял меня под руку и повел к выходу.
- Нет уж, вы извольте забрать свою сдачу, - донесся до нас голос Сени. - Мы не какие там нибудь... Мы ни-ни... доверием клиентов не злоупотребляем-с... Нам, знаете, чужого не надоть... - и пока он, сосредоточенно сдвинув брови и шевеля губами в показном усилии, отсчитывал на ладони мелочь, тинэйджеры, отвернувшись к витрине, давились от смеха.
- Вот... - Сеня с гордостью протянул ладонь с горстью монет, наверняка выгреб все мелочь из кассы, глядя на нас круглыми и невыразимо честными глазами. - Вот! Все до копеечки... и даже не сомневайтесь... мы честные, не какие там нибудь... можете пересчитать... да что бы мы... да ни-ни...
Поняв, что над ним попросту потешаются, Родион напрягся и побагровел. Я поспешила к Сене. В конце концов, кто-то должен был положить коней этому фарсу. Он, испуганно заморгав, склонился над моей протянутой рукой и высыпал монеты мне в ладонь, с подобострастием купеческого приказчика.
- Милости просим к нам еще... Вы уж осчастливите нас... не забывайте, так сказать...
Стараясь не обращать внимание на его ерничанье, я вернулась к Родиону, сжимая в кулаке мелочь и поспешила вывести его из магазинчика. Как только за нами захлопнулась дверь, до нас донесся дружный хохот тинэйджеров, выкрикивавших с восторгом: «Здорово ты их сделал!»
- Подонок! Недоносок! Быдло! - прорвало Родиона, едва мы спустились с крыльца. - Со мной никто так не смеет обращаться! Щенок!
- Успокойся, прошу тебя. Парень же дурачился. Тебе просто не следовало вставать в позу барина, вот он и подыграл тебе.
- Что?! Ты же его еще и защищаешь? Ну, знаешь ли...
Он же просто пацан, будь же снисходителен... - пыталась я успокоить, не на шутку разошедшегося Родиона.
- У меня такие молодчики вот где сидят, - в ярости сжал кулак Родион. - и пикнуть не смеют. И умоляю тебя, не суй ты мне эту мелочь. Что мне с ней делать?
- Но, ведь, это твои деньги. Мне-то, что прикажешь с ними делать? - я едва удерживала рассыпающуюся горсть монет в кулаке.
- Что хочешь, - последовал спокойный ответ Родиона, задумчиво глядящего на меня. - Не пойму я тебя, Марина, зачем надо было заходить в эту конуру, если рядом есть приличный супермаркет. И, вообще, я бы не советовал тебе употреблять в пищу то, что приобретено в этом сельпо для люмпенов.
- Дело не в магазинчике, Родион, - я взяла у него пакет, который он держал на пальце на отлете, отстранив подальше от себя, - а в том, что ты не сумел достойно принять шутку этого мальчишки.
Мне не в чем было оправдываться перед ним.
- Прекрасно. Видимо, разговора у нас с тобой сегодня не получиться, - холодно отрезал он.
- Не получиться, - согласилась я.
Повернулась и пошла от него прочь. Ему, все-таки, удалось навязать мне чувство вины. Обида и досада давили, выжимая из глаз предательские слезы. Ну сколько же можно быть сильной? Я шагала по тротуару с пакетом в одной руке и с пригоршней денег в другой, пока не догадалась ссыпать ее в пакет.
Впереди меня брела женщина в застиранной футболке, и я поспешила догнать ее. Она встревоженно обернулась на стук моих каблуков.
- Постойте, - попросила я, когда женщина, прибавив шаг, свернула было в подворотню.
Она послушно остановилась с подозрением глядя на меня.
- Возьмите вот это, - я протянула ей свою визитку. - Завтра с утра придете с нею по указанному в ней адресу, - длинным ногтем я очертила его на визитке. - Попросите охрану проводить вас в отдел кадров. Вам ведь нужна работа?
Женщина недоверчиво и печально смотрела на меня.
- Не забудьте паспорт, - напомнила я.
- Так ведь мой-то его пропил, - всхлипнула она. Робкая надежда, появившаяся было на ее лице, угасла и она протянула мне визитку обратно. - А то разве я бедствовала да побиралась?
Визитку я не взяла, а отдала ей пакетик с хлебом, ватными дисками, дорогими сигаретами и звякавшими на его дне, деньгами.
- Тогда возьмите с собой те документы, что у вас имеются. Попробуем восстановить ваш паспорт.
- Я уже пробовала, а в милиции мне одно говорят, что я, мол, беженка, выдающая себя за саму себя. И все намекают, что б денег дала, а где у меня деньги, если сама с детьми с голоду подыхаю. Я же не обманываю...
- Хорошо, - перебила я ее, чувствуя, что она уже готова к слезной исповеди, выслушивать которую у меня не было никакого настроения. - Соберите все документы, что у вас имеются, и завтра с утра в отделе кадров посмотрим, что можно будет сделать.
Я отвернулась и быстро ушла, пресекая с ее стороны всякую попытку благодарить меня. Благодарить, пока, еще было не за что.
Этой ночью мне опять приснился мой обычный кошмар. Он всегда начинался одинаково: я лежу на холодном сыром асфальте, не в силах не то что подняться, а даже шевельнуться, при этом понимая, что если сейчас же не поднимусь на ноги, то погибну. Мой взгляд упирается в потрескавшийся кирпич и выщербленную плитку, которой выложен фундамент какого-то развалившегося, уже давно не жилого дома. Откуда я уверена, что он нежилой, не знаю. Слышу приближающиеся ко мне неторопливые шаги, понимая, что обречена. Шаги останавливаются возле меня и кто-то, тяжело дыша, наклоняется ко мне. Тогда я вскакиваю в постели в холодном поту и потом уже не могу ни успокоится, ни заснуть.
И на этот раз, вскочив от кошмара, я с сильно колотящимся сердцем, зная, что уже ни за что не усну, переместилась из спальни на кухню. Часы показывали четыре утра. Я сварила кофе и, устроившись на угловом диванчике за столом, принялась пить его мелкими глотками, смотря в окно. В доме напротив светились два окна. Кому-то тоже не спалось в такую рань. Темную громаду дома снизу доверху, ровными стежками, прошивала вереница, слабо освещенных, подъездных окон.
Как всегда, после кошмара, я принялась раздумывать о возможной связи этого сна и моей неспособностью ответить на мужскую страсть, хотя никакой связи тут не видела. Что общего могло быть между тем, что я валяюсь на асфальте и тем, что испытываю панику от невинных ласк любимого. Хотя интуитивно чувствовала здесь тесную связь и поэтому раз за разом задавала себе одни и те же вопросы: почему этот сон снится мне регулярно, и что я хочу сказать самой себе?
Уже давно пора было прекращать с подобными ночными бдениями и вплотную заняться этой проблемой, обратившись к специалистам. Но их методы не давали мне уверенности в конечном результате. Начнут они с того, что переворошат мое прошлое, а его у меня почти нет. Было беззаботное детство, примерная юность и усидчивое студенчество, была успешная карьера молодого специалиста и, наконец, есть женщина все больше осознающая себя глубоко несчастной.
Кофе был давно выпит и я, сложив руки на груди, начала мерить кухню шагами. И ведь то, что со мной происходит не зацикленность на моей фригидности, а настоящая патология, противоречащая природе. Я остановилась, нахмурившись: о чем я сейчас думала? О сне или о моих отношениях с мужчинами? Я запуталась. Мне нужна помощь. Одна я не справлюсь. Родион? О чем он хотел со мной поговорить? Явно, о нашем, так и не состоявшемся свидании и если я расскажу ему все, как он поступит? Поверит, утешит или просто уйдет? Чем он сможет помочь? Легче всего помогать, когда твоя помощь не требует от тебя ни усилий, ни лишних хлопот — подал милостыньку и все, твоя совесть чиста. Но биться до конца над чужой проблемой, тратя свое время и нервы...
Не много ли я требую от Родиона? Но ведь я хочу дать ему именно то, чего он добивается. Если бы только он знал, что ломиться в открытую дверь. Я опять загадала, что если после нашей ссоры, Родион объявится вновь, то предельно честно объясню ему причину своего вчерашнего поведения, как бы сумбурно это не звучало. Если он согласиться подождать меня, если поверит, я пройду всех специалистов, приму любое лечение, ради него, ради нас.
Сварив еще кофе, я позавтракала и начала собираться на работу. После утреннего совещания у Быкова, меня отыскала Света. Оказывается уже два раза звонили из отдела кадров с вопросом, имею ли я какое-то отношение к некой странной особе, что явилась устраиваться на работу, предъявив мою визитку. Я позвонила в отдел кадров и сказала, что эту женщину рекомендую на ставку уборщицы.
- С чего вы взяли, что у нас имеется ставка уборщицы? - иронично поинтересовался зав. отделом кадров.
- Мне известно, что еще месяц назад у нас была свободная ставка уборщицы, а новой уборщицы, я пока что не вижу.
- Мы не берем людей с улицы, - последовал ответ. - У нас все-таки не какой-то там овощной ларек...
- Что значит с улицы? Этот человек пришел по моей рекомендации, - Света начала делать мне какие-то знаки. - Ну как, Владислав Анатольевич, увижу я свою протеже с завтрашнего утра на работе?
- У нее нет паспорта, - сухо заметил зав. отделом кадров. - Вы в курсе?
- Разумеется. Но пока Света занимается его восстановлением, можно оформить по имеющимся у нее документам временно, хотя бы на три дня.
- Мы не нанимаем временных сотрудников, - и Владимир Антонович положил трубку.
- В чем дело, Света? - спросила я, повернувшись к ней.
- Ох, Марина Евгеньевна, вы разворошили осиное гнездо. Ведь эта, якобы, свободная ставка уборщицы, на самом деле давно занята. И знаете кем? Тещей нашего незаменимого Поппи, - торопливо сообщила вездесущая Светлана.
Меня охватило раздражение. Опять этот мозгляк Поппи. С другой стороны, стоило ли связываться с ним из-за неудачницы, о которой я ничего не знаю, кроме того, что она сама мне о себе рассказала.
- Я ни разу не видела, чтобы его теща убирала холл или кабинеты в нашем заведении.
Она просто числиться.
То есть получает деньги за здорово живешь?
Света кивнула и добавила:
- В выходные и праздники холл убирает тетя Галя.
Господи, когда же она отдыхает, эта тетя Галя? Эта добродушная и простая женщина каждое утро мыла наши кабинеты и места общего пользования. Теперь, выходит, она работает еще и в выходные, убирая холл.
- Галина Викторовна получает за это доплату? - начиная злиться, спросила я.
- Сущий мизер. Вы же знаете, она тянет всю семью и согласна подработать за любую копейку.
- Кто-нибудь в курсе этого безобразия?
- Да все! Ну, а что мы можем сделать? Вы ведь знаете,что с Поппи бесполезно связываться.
Еще бы мне не знать. Я отлично понимала, что мое покушение на «свободную ставку» не останется без последствия, и оно, это последствие, заявило о себе минут через пятнадцать. Я листала свой органайзер, чтобы найти телефон поставщика для которого составляла смету, когда звякнул селектор внутренней связи.
- Марина Евгеньевна, зайдите ко мне, - попросил Геннадий Александрович Быков.
- Уже иду, - и захлопнув органайзер, я отправилась на прием к директору нашей фирмы.
- Марина Евгеньевна, - напомнила мне вслед Светлана, прося попридержать стервозность.
Она слышала звонок селектора и отлично поняла, что причиной моего вызова послужил визит Поппи к Быкову.
Глеб Поппи, фамилию которого наши сотрудники переиначивают и перевирают, ставя ударение на первом слоге, являлся двоюродным братом жены Быкова. До того, как устроиться сюда, этот дальний родственник Геннадия Александровича прозябал инженером с копеечной зарплатой на загибающемся предприятии, пока его двоюродная сестра не замолвила за кузена словечко перед своим мужем. И Быков устроил бедного родственника у себя.
Отъевшись, Поппи огляделся и развернулся вовсю, начав пристраивать к сытым хлебам богатого родственника свою семью, для чего уволил двух толковых ребят без ведома Быкова, освободив место для своей тещи и братца своей жены. Вернувшись из загранкомандировки, Быков не сразу узнал об этих кадровых перестановках. Они обнаружились, когда сорвалась одна крупная сделка, потому что клиент вовремя не получил нужных расчетов. Быков угрюмо поинтересовался у зав. отдела статистики, почему он заваливает работу, и тот пожаловался на то, что у него не хватает специалистов и вообще, рабочих рук. Слово за слово и правда всплыла наружу. После зав. отдела статистики рассказывал, что никогда в жизни ему не приходилось слышать такого потока сплошной нецензурщины, как в тот день от Быкова.
К ответу притянули Поппи. На того было просто жалко смотреть. Разбирательство закончилось тем, что Быков выкинул родственника на улицу без выходного пособия, мотивируя свой поступок, (а точнее яростно крича, перемежая каждое слово матом) тем, что Поппи своими действиями нанес фирме убыток. Света рассказывала, что в отделе статистики по такому поводу даже открыли бутылку шампанского. А на следующий день, ничего не понимающие сотрудники фирмы, смотрели на, как ни в чем ни бывало, разгуливающего по коридорам Поппи.
Оказалось, что Поппи, как только разъяренный Быков вышвырнул его за дверь, сразу же бросился жаловаться его жене, своей кузине. Та не просто устроила ему скандал, а призвала на семейный совет всех родственников и Быкову пришлось пойти с ними на компромисс — он оставляет Поппи в соей фирме, но его теща и шурин увольняются, освобождая ставки в отделе статистики. Так Геннадий Александрович вновь собрал в этом отделе специалистов, вернув, уволенных Поппи, ребят и положив им оплату выше, чем они получали до этого. И сейчас выясняется, что теща Поппи вновь объявилась в нашей фирме уже в качестве уборщицы, теперь, очевидно, уже с попустительства самого Быкова. Что ж от уборщицы не зависит судьба фирмы, но премии она получает неплохие. Бесит и то, что вкалывающая за двоих тетя Галя, получает ее наравне с тещей Поппи, которую никто в нашей фирме и в глаза не видел.
Входя в приемную Быкова, я столкнулась с, выходящим от него Поппи. Он с вызовом посмотрел на меня и, не посторонившись, вышел в дверь первым. Едва кивнув ему в ответ, я вошла в приемную и с молчаливого согласия Элеоноры Михайловны, секретарши Быкова, постучала в дверь директорского кабинета и, открыв ее, вошла.
Геннадий Александрович, крупный мужчина лет пятидесяти, читал документ, требовавший его подписи. Наш директор был человеком дотошным и держал в голове все, что касалось работы, вплоть до мелочей. Я, например, могла не вспомнить о газетной статье, анализирующей российский рынок, а Быков мог напомнить о ней через месяц, точно сказав в каком номере ее искать. В море бизнеса Геннадий Александрович являлся одной из акул, пожирающих конкурентов словно мелких рыбешек, не отступая перед сильным врагом, не позволяя потопить себя. Он умел выживать, вытягивая свое дело, выкладываясь сам и выжимая соки из своих сотрудников все силы и нервы, заставляя порой работать их на пределе своих возможностей. Разумеется, подобные авралы обрушивались на наши головы не часто, но мы всегда были готовы к ним.
Сам Геннадий Александрович производил впечатление флегматичного, медленно реагирующего на все, тугодума, которого с трудом можно вывести из себя. Но те, кто проработал с ним не один год знали его способность схватывать все на лету и мгновенно просчитывать информацию в свою пользу. Что касается его флегматичного темперамента то, став один раз свидетелем его гнева, подозреваю, что он сознательно культивировал это свое поведение. А если добавить, что кроме жены у него имелась еще и любовница, то это служило подтверждением к моей догадке.
Присаживайтесь, Марина, - пригласил Быков, не отрываясь от документа.
Я устроилась на одном из кресел, стоящих вдоль длинного стола, на то же самое на котором сидела во время утреннего совещания. Дочитав документ и размашисто расписавшись на нем, Геннадий Александрович отложил его в сторону.
- Неважно вы что-то сегодня выглядите, Марина, - проговорил он не глядя на меня, рассеяно завинчивая колпачок паркера. - Я еще на совещании это заметил. Можешь вам взять недельку отпуска? Съездите в Египет, или в Испанию, или еще куда-нибудь. А всех поставщиков и их клиентов передадите мне. Связь с Родионом Дмитриевичем буду держать через вашу Светлану. Не впервой уже...
- Спасибо, Геннадий Александрович, я, честное слово, не хотела смущать вас своим видом. Просто не подумала, что кто-то обратит на него внимание.
- Как же не обратит... Вы у нас красавица, лицо, так сказать, нашей фирмы и вас, да не заметить. Скажете тоже... - он укоризненно покачал головой.
Судя по тому, как он подмасливал и льстил, мне была уготована горькая пилюля.
- Со мной все в порядке, и я не хочу брать отпуск. Просто не спала эту ночь.
- Что так? - немного намеренно удивился Геннадий Александрович.
- Я читала книгу о меценатстве. Ее автор рассказывает о некой теории, подтверждая ее примерами из жизни. Он доказывает, что богатство и успех приходят к тому, кто умеет отдавать и помогать.
- Ну, на Руси об этом давно известно. Автор, поди, американец, а они до этого недавно додумались, - он помолчал и добавил: - Вы, конечно, в курсе. Что мы спонсируем местный драмтеатр.
- Да, но на Руси никогда не путали благотворительность и милосердие с меценатством.
- Хм, какая интересная книжка, - хмыкнул Геннадий Александрович, шевельнувшись и заскрипев своим креслом. - Дадите почитать?
- Обязательно. Но я вот, что заметила: иногда труднее помочь конкретному лицу, чем какой-то организации.
- Ага, теперь я понимаю ваше желание видеть конкретное лицо, моющее пол в холле, чем какую-то абстрактную тещу.
- Извините, Геннадий Александрович.
- Извиняться не стоит, и тут вы правы, но... вот Владислав Анатольевич говорит, что вы протежируете какой-то сомнительной личности, не имеющей документов, и он отказывается брать на себя ответственность, приняв ее в нашу фирму.
- Ее паспорт пропил муж. Она находит временные заработки, чтобы кормить детей и нахлебника мужа. Она его выгнала, но он периодически приходит к ней ворует вещи ее и детей, и дерется. Света сделала запрос в милицию и там удосужились поднять все те заявления, что она писала по поводу утерянного паспорта.
- Что вы говорите? - пробормотал Геннадий Александрович, постукивая ручкой по столешнице. - Ее дети учатся или еще маленькие?
- Девочка в третьем классе. Мальчика нужно устраивать в детский сад. Учительница не раз обращался в детскую комнату милиции с просьбой оградить детей от отцовских побоев.
- И что?
- Ничего. Он ведь с ними не живет, и где обретается не известно. Появляется, когда у него заканчиваются деньги.
Какое-то время Геннадий Александрович молчал, о чем-то сосредоточенно думая, потом сказал:
- Оформим ее пока временно по тем документам, что у нее имеются. Пусть Светлана передает дело с утерянным паспортом Владиславу Анатольевичу. Он лично займется им. Я наведу о ней справки. А с ее мужем пусть разберется наш охранник, Игорь. Ему достаточно будет достаточно просто взглянуть на муженька, чтобы тот больше не появлялся у своей жены. Мерзавец! Это ж надо, детишек бить! Развод-то у них оформлен?
- Да.
Геннадий Александрович задумчиво посмотрел на меня и улыбнулся.
- Вы, Марина, открываетесь мне с совершенно другой стороны. Вы всегда казались мне этакой холодной, равнодушной красавицей. Рад, что ошибся. Ну, хорошо! - он хлопнул по столу ладонью. - Я устанавливаю вашей протеже месяц испытательного срока с тем, разумеется, чтобы она об этом не знала. Если она оправдает наше доверие — оформим на постоянную работу. Лично вас это устраивает?
- Да конечно... Спасибо вам... - я встала.
- Но альтруизм, Марина Евгеньевна, все же должен иметь свои границы, - последовал мягкий выговор.
«Как и местничество» - подумала я и спросила:
- А как быть с теще Глеба Германовича?
- Не беспокойтесь за нее. У нее довольно неплохая пенсия и насколько я знаю, строительство дачки уже закончено.
- Вы тоже открываетесь мне с другой стороны Геннадий Александрович, - улыбнулась я. - По тому с каким видом вышел от вас Глеб Германович, я приготовилась к трудному разговору.
- Ну, он тут все расписал в черном цвете, обвинив вас в корысти. Я пообещал ему разобраться, и я разобрался.
Мы тепло распрощались. Что ж, я сделала что могла, дело теперь за Викой, так зовут мою протеже. Либо она воспользуется предоставленным ей шансом и докажет, что мы в ней не обманулись, либо подведет не только меня.
День взял меня в оборот дел, и я на время позабыла обо всем, что не имело отношения к работе. Сообщение Светланы о том, что меня разыскивает Родион Дмитриевич, застало меня за переговорами с представителем фанерной фабрики. Вполне надежные ребята, которых я без колебания могла рекомендовать, как надежных поставщиков Родиону. Правда были некоторые сомнения в том, что требования мебельного предприятия окажутся для них чрезмерно высокими. Об этом у нас и шел разговор, но меня заверили, что фанерная фабрика справится с заказом, каким бы привередливым ни был заказчик, так как недавно они приобрели новое оборудование. К тому же они порекомендовали мне одну фирму по изготовлению фурнитуры. Наконец мы поставили точку в наших переговорах и я, вежливо отклонив предложение остаться на ужин, поспешила в офис.
Едва я вошла в приемную, как Света глазами указала на дверь кабинета, давая понять, что Родион ждет меня там. Я кивнула и тихо сказала:
- Не знаю, насколько затянется наш разговор, так что можешь уйти пораньше, чтобы не попасться с полными сумками в руки маньяка.
Упоминание о маньяке, заставило Свету живо вскочить с места и поспешить со сборами.
- Думаю, Родион Дмитриевич, тоже не задержит вас на долго, - принялась шепотом утешать меня она, прибирая на своем столе и выключая компьютер. - Я слышала, как он по телефону договаривался со своей женой...
О чем Света говорила дальше, я не слышала: меня словно заморозили. Какую-то долю секунды, я пребывала в ступоре, ни чего не видя и не слыша. Потом смысл Светиных слов постепенно начал доходить до меня, вползая в сердце юркими ядовитыми змеями, отравляя его. У меня было одно противоядие - не верить им.
- Почему ты решила, что он говорил со своей женой, а не с любовницей, например? - донесся до меня со стороны собственный, какой-то деревянный, голос.
- Ну что вы, Марина Евгеньевна, - беспечно бросила Света, занятая перекладыванием продуктов из пакетов в сумку, - любовнице обычно не докладывают, что ребенка из садика заберет теща, а яблоки и молоко завезет домой шофер. Ну, я пошла, да? Тогда, до завтра.
Натянуто улыбнувшись в ответ, я кивком попрощалась с той, которая только что разрушила мои надежды на будущее. Опять, в который раз, я осталась ни с чем. Я тяжело опустилась на стул. Через стену, за закрытой дверью моего кабинета, меня терпеливо ждал Родион.