4 утра

Она бессмысленно ходила по комнате и каждые пять минут смотрела на часы. Уже 4 утра. Где он? Может, с другой? Нет, не может быть. Ведь он так любит и её, и их ещё не рождённого ребёнка. Что же случилось? Он ушёл около полуночи. Сказал, что пойдёт просто покурить перед домом с друзьями, которых давно не видел. А теперь она сходит сума. Где же он? Малыш беспокойно давал о себе знать. Она переживала, беспокоилась, и маленькое существо внутри неё тоже не хотело спать и вести себя спокойно. Она ходила по комнате и гладила свой круглый животик, успокаивая малыша и пытаясь успокоиться сама. Его нет. За окном стало светать. Она подняла покрасневшие от невыплаканных слёз глаза к часам и охнула – половина седьмого! Почти восемь часов его нет дома. Она взяла расчёску и подошла к зеркалу. Да уж, видок тот ещё. Тёмные круги под глазами, бледное, осунувшееся и как-то сразу постаревшее лицо. Кто это? Неужели она? Хлопнула дверь. От неожиданности она рванула вниз расчёску и поморщилась от боли. Вошёл он. Немного пьяный, уставший и такой одинокий, что ей захотелось прижать его к груди, приласкать, сказать что-то ласковое.… Но она только дёрнулась вперёд и беззвучно заплакала. Он стоял и в упор смотрел на то, как по её щекам текли слёзы. И ему не хотелось, как раньше, смахнуть их с этого красивого лица. Он больше не хотел смотреть на это лицо, он больше не хотел видеть её вообще. Он просто хотел уйти. Но надо было хотя бы что-то сказать. Он молчал. Только глаза его кричали, просили о помощи, но не у неё…. Она всё-таки оказалась сильнее. Вытерла слёзы и бесцветным голосом произнесла:
- Ты устал?
Он ни словом, ни жестом не ответил на заданный вопрос. Он просто молчал.
- Почему ты молчишь?
Он слегка подрагивающими о волнения руками вынул сигарету, но вспомнив, что она, будучи беременной, не переносит табачного дыма, хотел положить её обратно. Но потом подумал, что ему уже всё равно и закурил. После нескольких глубоких затяжек он выдохнул вместе с едким табачным дымом два слова:
- Я ухожу…
Она отвернулась к окну и произнесла:
- Уходи.
- Сына я заберу.
Она так резко повернулась к нему, что он отшатнулся. В её зелёных, в пол-лица глазах, была решимость и что-то похожее на злость.
- Когда родишь себе – тогда и заберёшь. А пока он у меня в животе, он никогда не будет твоим. Да и дальше тоже.
Он уже успокоился и спокойно выпускал дым в потолок.
- Нет, я его заберу. Он так же мой, как и твой. Ты его не поднимешь.
Она откинула со лба рыжую прядь волос и бросила ему в лицо лживый чёрный козырь:
- Ещё неизвестно, твой ли он. То, что он мой, это всем понятно. А то, что твой это вопрос спорный.
Он подошёл к ней и наотмашь ударил по лицу. Она упала в кресло и закрыла нос, из которого сразу пошла кровь. Он взял куртку и вышел. Через несколько минут, когда кровь остановилась, она подошла к окну и долго смотрела на то, как он шёл по мокрому асфальту и жёлтым листьям. По лицу нещадно текли слёзы, глаза не выражали ничего. Когда он скрылся из виду, она вернулась в кресло и закрыла глаза.
Через два месяца, ровно в четыре утра, она родила светловолосого и голубоглазого мальчика, и назвала его , как они и мечтали, Кирилл. Он вырастет, и, наверняка, никогда не узнает о человеке, который так стремительно ушёл по осенней аллее. А он никогда не услышит желанного слова ПАПА.