XII. Каландар

Привычное зеленоватое свечение кристалла сменилось глубоким синим, на фоне которого одно за другим стали проступать жёлтые пятна, в чьих очертаниях Масуф увидел отвесные скалы, нависшие над морем. Если бы не горящие на солнце камни и не блестящая капельками света листва свисающих вниз кустарников, Масуф вполне мог принять густую синеву неба за ночную. Но всё-таки это было ликующее сияние дня. Деревья на вершинах скал променяли свои зелёные кроны на почти чёрные – такова была пугающая глубина неба, и деревья, казалось, совсем растворились в ней. Между скал сочился горный ручей, у которого не было сил пробить в камне надёжное русло, но хватало упорства широкой полосой обозначить себя, покрыв скалы тончайшей плёнкой текущей воды. Капельки влаги налипали на листья, скатывались по травам, выступали из щелей в камне и пребывали в постоянном движении, что не отвечало учению Бхами об идеальном мире, погружённом в состояние покоя.
Эльазар кивнул Масуфу – причастный к тайнам миллионов судеб, юноша проявлял исключительную терпимость к людским заблуждениям, однако к Бхами он был менее снисходителен:
– Как ты думаешь, Масуф, отчего Бхами противоречит сам себе?
– Бхами не доверяет словам. Возможно, какие-то смыслы в них непредставимы, оттого и создаётся неверное представление о несоответствии с тем, что он говорит.
– Когда человек, подобно тебе, замкнут на самого себя, и несвободен от внешнего мира только потому, что сам его воплощает, то такому человеку не нужны никакие истины Бхами. Однако такое случается нечасто – люди редко так счастливо одиноки. С обычными людьми – совсем иная история. Когда собираются двое – между ними возникает непонимание и неприязнь. Трое – то ко всему этому добавляется ещё и зависть, и вражда, и соперничество. А если вместе оказывается много людей, то часть из них превращается в солдат, угрожая всем остальным порабощением и гибелью.
– Не всегда так. Между двумя, тремя, и даже двенадцатью возможно и деятельное участие, и солидарная взаимопомощь, и уважение, и дружеская привязанность, наконец.
Эльазар покачал головой.
– Об этом ты ещё поговоришь с Другим Предстоящим. Бхами-то здесь причём? Всякий приходящий за истиной предполагает, что учитель научит его всему тому, что ты перечислил, не догадываясь, что на один и тот же вопрос может быть получено несколько правильных ответов.
– Истина бесполезна, если она никак не меняет жизнь.
– Истина меняет не жизнь, а самих людей к ней причастных. Вот если бы ты спросил Бхами, чем можно помочь человеку, то ваш разговор с ним был бы совсем коротким.
– Это оттого, что ответов на него бесчисленное множество.
– Нет. Бхами бы ответил, что человеку нельзя помочь ничем – если бы он вообще захотел отвечать на подобный вопрос.
– Пожалуй, это так. Ведь в его идеальной стране нет людей. Там, если присмотреться, присутствует движение как таковое, однако Бхами рассматривает его как покой, если оно не касается человека. А каждый из нас способен справиться со своими проблемами самостоятельно. Другие лишь не должны мешать. Но для этого человеку необходимо знать и понимать себя.
Эльазар задумался.
– Это и есть самая сокровенная истина Бхами. Всякий человек одинок, только либо не догадывается об этом, либо не желает этого знать. Одиночество может быть осознано как испытание, как проклятие, а может быть воспринято как спасение. Бхами может сколько угодно говорить об одиночестве, только никогда не произнесёт это слово. Хотя одиночество и самопознание – не одно и то же. А покой необходим разве что для осознания того, о чём никогда не устаёт повторять Бхами.
Масуф хотел заметить Эльазару, что тогда эта истина так и останется непонятой, и всё новые и новые люди будут искать «покоя» Бхами, так и не догадываясь, что они обретают, не понимая ни себя, ни мира вокруг, только Эльазар был уже далеко.
На фоне ярких жёлтых скал хорошо была видна его фигура, также как и его спутников: Эльсахара и Эмелеха. Они шли куда-то к густой синеве неба, за чёрные деревья, за брызжущие искрами солнца горные ручьи.
Масуф вдруг остро почувствовал и их одиночество, и их единство, когда любой их них образует с остальными неразделимое целое, к которому и он сам немыслимым образом причастен. А ещё Масуф ощутил и ту пресловутую точку опоры, о которой так и не сумел договорить Бхами. Однако пожалуй, Бхами тут был совершенно не при чём: он и ранее знал, что она находится в нём самом, в левой части груди, где-то на уровне сердца.