Дневник актрисы

— Гуковский! Гуковский!
— А? — протяжно отозвался Павел, не понимая, кому он мог понадобиться в эту минуту, когда материал ещё не готов, на столе полным-полно доку¬мен¬тов, а вклю¬¬чённый комп начинает доставать однотипной заставкой.
«Поменять её надо»,— пронеслось у него в голове.
— Зайди к главному,— материализовался голос в виде его коллеги Светы.
Паша кивнул. В редакции уже было шумно. Каждый бегал со своими бумагами, что-то кому-то показывая. Светка, передав ему просьбу главного, села за свой стол и стала звонить по мобильнику, при этом одной рукой подкрашивая губы.
«Как она всё совмещает?» — подумал Паша.
«Мудило» (это кличка Александра Плетнёва — худощавого светловолосого парня высокого роста, который постоянно издевался и подшучивал над Павлом) что-то втирал Натахе. Почувствовав, что Павел на него смотрит, обернулся.
— Чего уставился, Челентано? Иди, тебя главный зовёт. Чего ты уставился, тормоз?! — протянул он послед¬нее слово.
Наташка, пышногрудая шатенка, как всегда рас¬смеялась.
«До чего ж хороша баба!» — подумал Павел.
Он встал, поправил свой модный шарф и направился к главному.
— Эй, Челентано,— окликнул его мудило.— Вот, ты, Гуковский,— поляк или еврей?
— Я — жидомассон! — резко ответил Павел.
— Сань, ну, чё ты прицепился к парню! — вмешалась Светка.
— О, у нас защита проснулась!
— Ой, всё! — Светка отмахнулась и уставилась в монитор.
— Он сам за себя постоять не может! — не отступал Александр.
— Тебе на голову воды вылить? — поинтересовал¬-ся Паша.
— Я тебе вылью!!!
— Ладно, всё! — сказал Павел.
Он махнул рукой и удалился в кабинет к главному редактору, находящийся напротив. Дверь была закрыта, и он тихонько постучал.
— Гуковский, заходи.
— Откуда вы узнали, что это я? — войдя, поинтересовался Павел.
— Оттуда! Только ты так заходишь — всегда виновато и очень долго.
Выслушав мораль о том, как надо заходить в кабинет, Павел подумал, глядя на этого, уже немолодого человека: «Почему они все так одинаковы? Лысина на голове, обязательно белая рубашка, животик и короткие ножки (как же без них!), поросячьи глазки, шныряющие по тебе в поисках очередных недостатков. Может, главред — это национальность? Вон, китайцы — все на одно лицо».
— Короче, Гуковский, с тебя материал! Ты у нас — светский лев. Тебе даже дали кличку, которой позавидуешь,— Челентано! В общем, надо что-то написать о Яр¬ской… Извини,— раздался звонок, главред поднял трубку.
В комнату вошла секретарь и положила на стол документы на подпись. Редактор указал ей рукой на стул, договорил и стал подписывать документы.
— Я сказал — о Ярской!
— Хрен по ветру! — после паузы отрезал Павел.
От неожиданности главред даже привстал.
— Ты как со мной разговариваешь?!
Секретарь, молодая девушка, выпускница журфака, крашенная блондинка в короткой юбке, сидевшая на стуле, засмущалась и тоже уставилась на Павла.
— Я о Ярской ничего писать не буду!
— Деликатно, мягко обольёшь её грязью.
— Нет!
— Паша, ты з/п получать хочешь?.. Всё, Лида, иди,— приказал он секретарю. Та послушно вышла.
— Семён Семёныч, эта женщина останется в истории российского кино. Нас с вами не будет, а её будут помнить. Это звезда, каких мало. И новая такая на небосклоне никогда не появится.
— Паша! Паша! Паша! Ты не о том говоришь! Это ж им тоже на рекламу пойдёт! Ярская — имя яркое. Сейчас о ней говорят все... Ну, или возьми у неё интервью.
— Она до осени интервью не даёт.
— Я тебя до осени уволю! — сказал он тихим, размеренным голосом.— Ты понимаешь? — он пристально взглянул на Павла.— Вот тот твой поступок, когда ты Сане воду на голову вылил… Ну, над тобой все смеются. Все знают, что ты влюблён в Ярскую, как мальчик, а тебе уже столько лет. Ну, надо как-то… Друга обидел.
— Плетнёв мне не друг!
— Ну, и … хрен с ним… я вот...
— Я о Ярской и слова плохого не напишу! — перебил его Павел.
— Вон отсюда! Ты уволен! Ты сидишь здесь, и ни одного толкового материала! Жалкий писака! Все пишут! Все врут! А ты у нас типа порядочный, аж противно! Газета должна покупаться, а для этого там должно что-либо писаться… Ты вот приди в магазин без денег и возьми колбасы. А на предложение заплатить, скажи: «У меня денег нет. Я, знаете ли, не стал писать гадости про Ярскую, и мне не дали з/п…». Вот, когда тебе при этом дадут колбасу, тогда мы не будем писать гадости! Все понятно? Ой, да кому я всё это рассказываю! Так, или увольняйся, или проведи интервью с Ярской. Нет — тогда ты уволен! И без разговоров!
Главред сильно кричал. От крика он даже покраснел.
— Вы знаете…— Павел сделал паузу. По лицу было видно, что он собрался сказать нечто такое, что… Давно вам хотел сказать. Какой же вы всё-таки… козёл! — Павел смачно произнёс последнее слово, акцентируясь на каждой букве.
— Что? — глаза у главреда стали выходить на нужную орбиту.— Я...— козёл?! Ты… Вон отсюда!!! — заорал он, что есть силы.
Павел вышел, специально громко стукнув дверью. Он зашёл в кабинет. Светка пристально на него взглянула. Затем она встала и подошла поближе, чтобы успокоить друга.
— Паш, ты чё?.. я прям отсюда слышала.
— Да, надоело всё! — Павел присел на стул.— Пашешь тут, пашешь… Я ж у него с самого начала работал… Уйду я, наверное, Свет.
— Паш, чё? — она наклонилась поближе к нему, коснулась его рукой.
— Я… я,— он стал водить рукой из стороны в сто¬рону.— Я — жалкий писака, ни на что не годный!
— Та ну, брось! На это всё обращать внимание?
— Всё мне вспомнил: и отсутствие личной жизни, и кли¬чку Челентано, потому что я страшненький, а не такой же обаятельный, как он…
Павел надул щёки и стал медленно выпускать воздух. Глаза под очками заморгали и стали наливаться слезами.
— Я ухожу.
Он потёр руками глаза, уже полные слёз, и тяжело вздохнул.
Достал из верхнего ящика стола мобильник, бумажник и вышел.

* * *
— Лен, ну куда ты?! — спрашивал Сергей, пытался её остановить.
— Сережа, отстань! — Лена одёрнула его руку и направилась к прихожей.
— Лен, не уходи! Лен, не уходи! — он стоял посреди прихожей и повторял одно и то же.
— Серёж, я тебя не люблю! Ты же знаешь.
— Как же ты прекрасна, ты не представляешь…
— Да вы меня достали уже все!!! — крикнула она, что есть силы и заплакала.— Я ведь ещё и человек, а не только актриса. Я ведь не играю роль, я что-то хочу сказать, и меня надо просто выслушать.
Сергей подошёл и обнял её.
— Серёнь, я не хочу так больше жить. Я от тебя ухожу! — оттолкнула она его.
— К чебурашке?
Она зло взглянула на него.
— Мишка от него, да? Ведь правда? — Сергей пристально взглянул ей в глаза.
— Мишка от меня,— тихо ответила она и спокойно вышла за дверь.
— Елена Михална, ну, куда вы? — пытался остановить её охранник Михаил, наблюдая за тем, как его заплаканная начальница идёт в коротком облегающем платье, а ведь скоро уже вечер.
Роскошное облако волос, развивающееся при каждом её шаге, ложилось на плечи. Походка была от бедра. Причём, от таких роскошных бедёр! Она шла так грациозно, казалось, будто лебедь плывёт по реке. Черты лица, румянец были настолько хороши, что создавалось впечатление, будто она пользуется очень дорогой косметикой, а на самом деле она пользовалась ею крайне редко и, в основном, на съёмке. Складывалось впечатление, будто Господь снова решил создать Еву, только имя её — Елена Ярская.
Михаил нервно теребил рацию в левой руке и провожал её взглядом. Он чувствовал, когда начальницу лучше не трогать, но вместе с тем ему по работе полагалось знать, где она.
— Мишань, зай,— подошла она к нему.
— Так мишка или зайка? — переспросил он, желая развеселить Елену. Удалось. Сквозь слёзы появилась обаятельная улыбка.
— Какая у вас доверительная улыбка!
Он стоял напротив и искренне восхищался. Взяв у неё из рук пальто, тихо сказал:
— Позвольте, я вас провожу. Пальто накиньте, а то вечером холодно.
Она кивнула. Михаил был личным телохранителем и вскоре стал близким человеком. Они сдружились. Он стал ей подругой в брюках, которой можно было доверить многое из того, что её подруги и не потянули бы из-за своего бабского языка и природного хронического любопытства. Михаил часто выручал её из разных перипетий: назойливых богатых поклонников, любовных интриг и прочих неприятностей.
— Мишань!..
Он не дал договорить.
— Вы к чебурашке?
— Нет, я поеду развеюсь… Не пила! — она догадалась о его подозрениях.
— Смотрите мне, а то…
Теперь не дала договорить Елена.
— Я помню — «хороший удар в лобешник»,— как-то скучно произнесла она его приевшийся довод.
— Что,— замялся Михаил,— совсем не страшно?
— Да, ты всё угрожаешь и угрожаешь,— сказала Елена, открыв дверцу авто.
Она забрала из рук охранника пальто и бросила его на сиденье.
— Мишань, я тебя очень люблю. Я, вон, сына в честь тебя назвала. Ты мой самый близкий друг!
— Ну, идите, я вас поцелую, так уж и быть.
Миша развёл руки в стороны. Она рассмеялась ещё сильней, заметив взгляд мужа из окна, и кончиками губ слегка коснулась щеки Михаила.
— Пока, Миш.
— Звоните, если что.
— Пока,— произнесла она ещё раз и резко стартанула.
Мелькали улицы, огни большого города. Она включила дальний свет. Первые минуты ни о чём не думалось. Всё осталось где-то там, позади. Ей всегда казалось, что проблемы именно там, где живёшь. Вся местность, где обитаешь, обрастает твоими мыслями. Стоит только вы¬браться за её пределы, и становится намного легче на душе, свобода переполняет уставшее сердце.
Она вздохнула, и тут…

* * *
Павел вышел на улицу вдохнуть свежего весеннего воздуха, перемешанного с московской гарью машин, мерцающими баннерами и бесконечным потоком куда-то бегущих людей. Ему было легко: он сделал, что хотел: сказал начальнику, что тот козёл.
«Господи, всего-то два слова, а как легко на душе! Как спокойно! Непонятно только, что будет дальше. А, ладно, завтра будет завтра».
Он решил пройтись. По ходу соображая, куда идти, и идти ли вообще. Перебежав через дорогу, он подошёл к кафешке, решил взять там горячий капучино. Скоро вечер, и ему становилось прохладно, хоть он и был в джинсовом ко¬стюме. В кафе был вай-фай, он попросил сеть.
Зашёл на «Рамблер» и прочитал: «…Разбилась Елена Ярская на проспекте Абакумова. На дорогу неожиданно выбежал ребёнок, она вывернула в сторону и врезалась в грузовик. Её…»
Он выбежал из кафе, успев бросить деньги за капучино, и помчался на место аварии. Это было совсем недалеко, стоило пробежать два квартала. Павел пробежал их без оглядки, расталкивая людей, перебегая под носом у машин. Вскоре он увидел место аварии: грузовик, стоящий поперёк трассы, то, что осталось от машины Ярской (БМВ цвета мокрый асфальт) — груда искорёженного железа, и толпу людей, глядящих на весь этот ужас. Он подбежал ближе. Она была в машине. Лицо, пышные волосы — всё было в крови. Павел растолкал толпу и попытался её достать. По звукам, которые она издавала, он понял, что ещё жива.
— Кто-нибудь вызвал скорую?! Кто-нибудь вызвал скорую?..— крикнул Павел что есть силы.
Все стояли как вкопанные: и худощавый студент в очках, спадающих джинсах и дурноватом синем свитере, и женщина с четырьмя сумками в двух руках, и какой-то лысый кабан, снимающий всё происходящее на камеру мобильника, и ещё человек десять прохожих.
— Это же Ярская! — кто-то сказал в толпе.
— Вот я и снимаю, потому что Ярская,— спокойным тоном пояснил кабан.
Павел пощупал пульс — жива!
Помня приёмы оказания первой помощи, так как недавно получил права, Павел аккуратно вытащил её из машины, вызвал скорую и позвонил в ГАИ. По правилам её нельзя забирать с места происшествия, но и оставлять в таком состоянии на проезжей части тоже, зная «скорость» наших скорых. Да и для оказания первой помощи ему нужна была аптечка. Он взял на себя смелость и перенес её в маленькое кафе, которое находилось напротив через дорогу.
— Правильно, давай туда,— поддержал его водитель грузовика, грузный мужчина невысокого роста в бейсболке и робе.
Он провёл рукой по усам, перехватил её у Павла из рук и помог донести.
Ты приводи её в порядок, а я гайцов здесь подожду.
Павел кивнул и внёс Елену в кафе.
Официанты — двое парней лет двадцати — замерли от увиденного: женщина в крови на руках у мужчины!
— Это Ярская! — выпучив глаза, произнёс один из них.
— Ярская! — подтвердил второй, не менее шокированный увиденным.
Официант, который был покрепче, перехватил тело и уложил Ярскую на диван.
Тем временем она потихоньку пришла в себя, и теперь только стонала.
— Вася, вешай на двери табличку «Закрыто». Ничего, побухают в другом месте. Тут такое!!! — скомандовал крепыш своему худощавому коллеге.
— Есть, понял,— послушный мальчик-практикант умчался выполнять задание.
— Так, давай: вата, спирт, аптечка, если есть,— скомандовал Паша.
— Я щас,— официант убежал.
Пока тот бегал, Паша достал влажную салфетку и вытер кровь со лба Лены. Вскоре официант вернулся с аптечкой. Паша обработал рану и дал ей понюхать нашатырный спирт.
Елена приходила в себя, вздыхая, постанывая.
Она открыла глаза.— Ой, вы кто? Там девочка... а где я?.. Надо идти!..— она попыталась встать.
— Никуда идти не надо,— спокойно сказал Павел.— С девочкой всё хорошо. Как вы себя чувствуете?
— Как не надо?! — стала кричать Елена, и снова попыталась подняться.
— Лежите!
— Да не надо мне лежать! — грубо оттолкнула она его руку.— Надо идти спасать бедного ребёнка! Я пошла! Немедленно дайте пройти! — она снова предприняла попытку встать. Павел насильно усадил её на диван.
— Держи её! У неё шок!!! — крикнул Павел официанту.
Тот схватил Ярскую. Хватка, надо сказать, была крепкой. Она сразу замолчала и уставилась на официанта, выпучив глаза. Паша тем временем открыл пузырь с чистым спиртом и налил его в чашку.
— Пейте! — протянул он Елене.
Она выпила и откинулась на диван, успокаиваясь. Паша и официант стояли в сторонке и смотрели на неё, не сводя глаз, как завороженные. Затем переглянулись.
— Спирт — лучшее антишоковое! — прокомментировал Павел.
— А, — протянул официант, восхищенно глядя на Павла.
— Тебя как зовут? — поинтересовался Павел.
— Паша.
— Тезка! Очень приятно!
— А Вы — Челентано? — не дал ему договорить официант.
— Да, Адриано,— с иронией заметил Паша и затем добавил...— Ладно, прости. Паша, нам надо плотно поесть. Принесите теперь вместо спирта ещё чего-нибудь.
— Понял,— кивнул официант.
— Я оплачу,— крикнул ему вслед Павел.
— Всё за счёт заведения. О чём речь! — сказал официант, уходя выполнять заказ.
Павел подошёл к Ярской и присел напротив. Он окинул взглядом кафе. Место было приятное во всех отношениях. Полумрак, тусклый свет в красивых люстрах, картины на стенах — всё это создавало обстановку уединён¬ности. Правда, деревянные столы и белые скатерти на них смотрелись очень стандартно и как-то не по-московски, без пафоса, который присущ местным ресторанам. Но интерьер был подобран крайне удачно.
— Ну, как вы? — он склонился над Еленой.
— Да ничего! Так всё быстро произошло: грузовик, эта девочка, её мамаша, я так растерялась…
Она сильно жестикулировала. Было видно, что она ещё не в себе.
— И тогда я…
Павел протянул ей стакан воды. Лена с жадностью выпила.
— У вас нет зеркала и расчёски?
— Вы — настоящая женщина,— восхищённо произнёс Павел.
Она не ответила. Павлу даже показалось, что она уже устала от комплиментов. Он добыл ей всё, что она просила. Пока Елена приводила себя в порядок, Павел то боялся потревожить её взглядом, то сидел и таращил на неё глаза.
Вскоре стол был накрыт и они сели ужинать.
— Необычное у нас с вами знакомство! — заметила она, улыбнувшись, и глубоко вздохнула.
— Ничего, ничего. Сейчас будет становиться спо¬койнее.
— А чего так? — живо поинтересовалась она.
— Я недавно закончил водительские курсы. Там хорошо слушал лекции по оказанию первой помощи при аварии.
— Гм, пригодилось, видите.
— Да уж,— ответил Павел.— Давайте выпьем.
— Ну, я так понимаю, за знакомство? — поддержала она, поднимая свой бокал.
Они чокнулись.
— А я вас знаю. Вы — Челентано.
— Н-да,— с иронией заметил Павел.— Адриано.
— Ну, чего вы? Вы — человек обаятельный… Да, я не представилась. Я — Елена.
— Я знаю, кто вы,— деликатно произнёс Павел.
— Ну, представиться всё равно надо. Как вы здесь, спаситель?
— Да, я… знаете… проблемы навалились, я вышел пройтись, а тут вы... в такой ситуации. Я вообще в сети прочёл, что вы разбились насмерть.
— О! Хорошо, что-то новенькое обо мне! Я уже «была» лесбиянкой, переспала со всеми мужчинами российского кинематографа. Вот, ещё не писали, что я — зоофилка. Она немного оживилась.
— Сильно страдаете от «жёлтой» прессы?
— Да вы знаете… сносно. Есть, правда, один журналист. Вот, уж, действительно,— представитель самой древней профессии…
— Кто?
Павел ожидал услышать «Александр Плетнёв», но она отмахнулась. Возникла пауза.
— Ну, а Вы? Куда ехали Вы?
— Я,— она перевела дыхание,— ехала от нелюбимого мужчины к любимому. Хотела сказать ему, что я его очень сильно люблю, и чтобы он принял решение — с кем будет. Мне не очень-то по душе роль любовницы.
— Да, приятного мало. Вроде и от слова любовь, а…— подключился Павел.
— Вот именно, что это «а». В нём всё дело. Всё должно быть на своих местах. Любимые должны быть вместе. Это нормально,— с грустью произнесла она.
— Знаете, Лена, пока встретишь взаимность… У меня были женщины. Только тогда, когда я позволял себя любить, сразу становился самым лучшим и замечательным. Но потом приходилось спать без любви, а это аморально. Да и удовольствие, притянутое за уши…
— По-моему, Паша, мы с вами — сильно правильные,— послушав его слова, сделала вывод Елена. Павел рассмеялся.
— Мне многие нечто подобное говорили.
— Вот, я и не доехала,— она опять перешла на грустные нотки.
— Ну, я могу подвезти,— предложил Павел.
— Да то разберёмся,— махнула рукой Елена.
Она подозвала официанта и спросила:
— Паша, у вас есть сеть?
— Сделаем.
Вскоре он появился с ноутом. Они вошли в Интернет. По всей сети мелькала новость о том, что Елена Ярская разбилась в автокатастрофе: «Известная актриса мертва! Страшная автокатастрофа произошла на про¬спекте Абакумова».
— Нда,— она отодвинула ноут и задумчиво прикусила палец.
— Я могу позвонить… Сообщу, что вы живы,— предложил Павел.
— Нет!!! Мертва, значит, мертва!!! — она ответила резко и даже грубо.
— Гм,— от неожиданного повышенного тона Павел вздрогнул.
— Простите, пожалуйста,— извинилась она.
Павел кивнул головой.
Она опять откинулась на спинку дивана и задумчиво уставилась в окно.
— Поешьте,— через время предложил ей Паша.
— Да, давайте покушаем. Надо попросить официантов, чтоб меня не сдавали. Скажем, что вы меня сами отвезли в больницу.
Она долгое время молчала, потом вдруг сказала:
— Паша, у меня есть желания, которые я давно хотела исполнить. А сейчас уникальная ситуация — все считают, что я мертва. Поможете мне?
— С удовольствием,— растворился он в собственной улыбке.

* * *
Недалеко от кафе была парковка. Павел всегда там ставил свою машину, новенький «Вольво», который он смог купить сразу после курсов. Они выехали со стоянки и направились в сторону окружной. Длинная дорога всё время уходила вправо. Машин становилось всё меньше. В основном, в это время суток люди ехали навстречу — в город.
Они проехали последний микрорайон и оказались за чертой города.
— Я плохо попрощалась с ним. Я о муже,— начала Елена свой рассказ.— Вам можно рассказать,— она невольно улыбнулась и задумалась.— Мы познакомились давно, ещё на моей первой съёмке. Он — мой первый режиссёр.
Павел взглянул на неё, потом перевёл взгляд на дорогу.
— Первая роль в кино. Я была в диком восторге. Первый режиссёр — и без ума от меня! Я была счастлива! Потом, получив первые цветы, я поняла, что он влюблён. Дальше — больше. Он старше меня, и всегда мне казался таким опытным. Я — наивная, всё полагала, что стерпится, слюбится, утешала себя мыслями, что один любит, второй позволяет себя любить. Потом захотелось любить самой. Не знаю, когда бы я всё это успевала. Для отношений всё равно нужно время, а с моей занятостью… Сергей стал сильно ревновать. Слава Богу, хоть не поднимал руку. Паша, я просто хотела заехать и сказать ему спасибо. Я давно ему это не говорила. А сейчас, когда я умерла,— она хихикнула.
— Вы мне вот это не говорите! Что за новости!? — Павел возмутился.
— Ну, извините.
— Я…— Павел стал жестикулировать.— Ладно, ничего!
Пока она рассказывала, на горизонте появился элитный посёлок, где жили новые русские, звёзды кино, телевидения и прочие знаменитости.
— Мне туда? — спросил Павел.
— Да, Паша. Вон второй дом. Там, слева паркуйся.
Красивое трёхэтажное здание из красного кирпича еле выглядывало из-за высоченного забора. У массивных ворот было две видеокамеры и два прожектора, подсвечивающие дорогу. Павел подъехал ближе и остановился.
— Вы меня берите с собой, уже поздно,— Павел включил свет в салоне.
Она задумалась.
— Да, пожалуй,— и решительно вышла из машины.
Подойдя к воротам, они позвонили. Никто не ответил, звучала лишь мелодия звонка. Лена с Павлом переглянулись. Затем Лена попыталась сама открыть ворота. У неё получилось. Ворота были открыты. Она осторожно заглянула.
— Паш, пошли,— тихо шепнула она.
От забора к дому вела асфальтированная дорожка, подсвеченная прожекторами. Вокруг неё — зелёный газон, работал автоматический полив травы. Но в доме, где находилось порядка двадцати человек, была абсолютная тишина.
— Паш, тут что-то случилось,— шепнула опять Елена.
Оглядываясь, они направились к дому по асфальтовой дорожке.
— Позвольте, я первый, я всё-таки мужчина,— тихо сказал Павел и пошёл вперёд.
Он тихонько открыл дверь, они вошли внутрь. Громко работал телевизор, сообщая о смерти Елены Ярской, в зале горел свет. Они приблизились и замерли.
— Кто здесь? — раздался чей-то голос.
— Серёжа, это я,— она вышла из укрытия.
— Лена! Ты же...
Коротко стриженный черноволосый с сединой мужчина лет сорока пяти стоял и смотрел на супругу. На нём были потёртые джинсы и темно-синий свитер.
— Что с тобой? — она подошла ближе и коснулась его лица, увидев на нём следы от побоев.
— Ты жива! Главное — ты жива! — он обнял супругу и заметил Павла.
— Вы кто? — спросил Сергей.
— Серёж, я не представила, это мой спаситель.
— А как так вышло…? — он хотел было сказать о том, что её считают мертвой. Но она не дала договорить.
— Ну, значит, так надо.
— Искали твой дневник, Лен. Мне, кстати, и ваше фото показывали,— обратился Сергей уже к Павлу.— Скоро 4 апреля — выборы президента. Да, да, чебурашка может и не пройти.
— Скоты! — Елена тяжело вздохнула и опустила голову.— Серёж, никому не говори, что я приезжала. Хорошо?
Павел понял, что им надо поговорить, а ему удалиться. Он вышел на улицу и сел в машину.
— Серёж, я хотела сказать тебе спасибо за всё, что ты для меня сделал…
— Ну, подожди, чего ты,— он попытался её обнять.
— Не перебивай меня,— отрезала Елена.— Спасибо за то, что ты для меня сделал. Мы больше с тобой никогда не увидимся.
Сергей смотрел на неё, не отводя взгляд. Она развернулась и вышла. Сергей стоял. Он не хотел за ней бежать, понимая, что всё это бесполезно. Ему и так досталось очень много: пять лет её жизни, совместной с ним жизни. А сейчас он стоял в пустой прихожей и слушал стук шагов её — любимой женщины, которая уходит навсегда и уже никогда не вернётся. Сев в машину, Елена долго ничего не говорила. Павел молчал и ждал команды.
— Поехали,— проговорила она.
— Куда? — переспросил Павел.
— Прямо.
Он тронулся. Они снова заехали в город. Елена по-прежнему ничего не говорила. Только подсказывала, как дальше ехать. Павлу показалось, что от этого визита ей легче не стало.
— Вот я,— весело начал он,— сегодня сказал своему начальнику, что он козёл!
Лена удивленно взглянула на него.
— И настроение выше крыши! А вы как-то прощаетесь не весело! Есть ведь священная женская заповедь: «Не грусти, а то не будет грудь расти».
Шутка его удалась. Елена заулыбалась и оживилась.
— Что так? Совсем достал?
— А,— отмахнулся Павел.— Козёл он и есть козёл. Терпишь, терпишь, потом срываешься… А вообще, стало легче. Я вот после этого и вышел пройтись.
— А, понятно. И что вы теперь?
— Найду другую работу.
— Обязательно найдёте. Всё у Вас будет хорошо.
Они ещё некоторое время помолчали.
Вскоре Павел стал ориентироваться, куда они заехали, местность показалось ему очень знакомой.
— Ново-Огарёво?! — переспросил он.
— Да, это он. Здесь живёт чебурашка.
— Резиденция президента, класс! Это и есть любимый человек?
— Ну-у-у,— стала жестикулировать Елена.— Так вы¬шло,— добавила она с юмором.
— Мы познакомились на приёме в честь очередной годовщины чего-то там. Долго говорили, потом сбежали от всех на балкон, и пили шампанское. Три минуты, и я влю¬билась. Смотрела на него, открыв рот, а он всё что-то рассказывал, рассказывал. Потом он признался, что с ним было то же самое. Я ещё никогда так не любила, и при¬шло это ко мне поздно, я уже была замужем. А потом он проводил меня домой пешком по ночной Москве. Оказывается, чтобы узнать, как живут люди, он очень часто гуляет по городу сам. Мы заглядывали в самые не¬обычные места столицы. Всё-таки у нас удивительный город. Потом стали встречаться, и появился Мишка — лучший в мире мужчина. Но… он женат, а потом у него есть ещё одна любовь — политика… Я вчера ехала к нему сказать, чтобы он на что-то решался: то ли бросал жену и политику и оставался со мной, то ли нет…
Елена тяжело вздохнула. Потом усмехнулась.
— Ты знаешь, я хотела сказать ему, что он — мудак! Так была рассержена. Не могу оставаться с Сергеем, не люблю его, всё это стало невыносимо… Пойдём?
— Елена Михайловна, ну кто ж нас пустит? У вас, может, и есть вход, но меня так точно.
— Паша, не дрейф, это ж Россия. Здесь в каждом заборе есть дыра! — весело начала она.
— Что, и в этом тоже?
Павел уставил на Лену удивлённые глаза. Она ничего не ответила, а просто улыбнулась. Подойдя к длинному белому забору, за которым находилась резиденция, Лена сняла с себя туфли. Бросила через забор один из них, затем второй.
— За мной! — скомандовала она. Павел покачал головой, но послушался.
Охрана была увлечена залетевшими предметами, они же с Павлом пролезли через тайный ход и оказались на территории резиденции — перед огромным дубом в сквере — и стояли там, широко расставив ноги и держа руки за спиной.
— Елена Михайловна! — кричал на неё начальник охраны в окружении своих подчинённых.— Вон, там дверь! Выше неё звонок!
— Мальчики,— игриво начала она, повернувшись.— Мы шли с Павлом мимо резиденции, и у меня было хорошее настроение. На улице никого, и я позволила себе слабинку, от удовольствия подкинула туфлю вверх, она случайно перелетела через забор. Вот я и решила пролезть, но я ведь не полезу в одной туфле, как дура. Вот и кинула вторую.
— Костя! — крикнул начальник охраны своему подчинённому, стоявшему поодаль.— Иди сюда, ты должен это послушать.
Молодой человек подошёл ближе.
— Вот, за что я вас люблю, Елена Михайловна, что каждый раз, когда Вы сюда проникаете, вы придумываете новое объяснение, и в своих объяснениях вы ещё ни разу не повторялись!
— Я думала, чебурашка не один,— виновата поясняла Лена.
Начальник охраны вздохнул и ответил:
— Виктории Эдуардовны нет. Будет не скоро.
— Вашу руку, Павел,— Елена подошла к Павлу. Он молча протянул ей локоть. Она взяла Павла под руку и, провожаемые взглядами шестерых охранников, они направились к двухэтажному домику в конце сквера. Двери им открыли другие охранники. Павел с Леной вошли и поднялись на второй этаж. Там у двери она остановилась.
— Паша, я не могу его видеть!
Она разволновалась, как волнуется человек перед важным в жизни разговором.
— Ну, здрасьте! Мы тут через такое прошли! — стал возмущаться Павел.
Она замялась.
— Послушай. Ты начни первый: представься, то, сё, а я… вот тут спрячусь, а потом выйду из-за угла.
— Ну, что-то за…— завозмущался Павел. Но, посмо¬трев на то, что ей тяжело, пошёл ей навстречу. Тем временем к двери кто-то направлялся и, узнав знакомый силуэт, Елена спряталась-таки за угол.
— Анатолий Михайлович, здравствуйте.
— Павел Николаевич, здравствуйте.
— Вы знаете, как меня зовут?
Павел не ожидал. Внутри он понимал, что есть охрана и прочие осведомители, но было приятно, когда лицо такого ранга называет тебя по имени-отчеству.
— Вы ведь не один приехали,— деликатно начал хозяин дома.
— Да. Она просила передать, что по-иному видит ваши с ней отношения, что они должны строиться на другой основе, основе взаимопонимания.
— Я прямо чувствую, что на совещании, где она? Она жива?
— Да, да, всё нормально. Она просила передать…
— Мудак ты! Вот, что я хотела тебе передать,— она вышла из-за укрытия, поставив руки на пояс.
— Паша, иди, погуляй!
Павел спустился на один лестничный проём вниз и вышел на улицу.
— Проходи,— предложил Анатолий Михайлович Елене.
Она вошла и осталась стоять у дверей.
— Толя, послушай меня, не перебивая, мне надо идти… Мне надо тебе многое сказать.
— Я читал, что ты погибла, чуть с ума не сошёл.
Она замолчала. Молчал и он, глядя на неё, боясь до¬тронуться, подойти ближе.
— Ты знаешь, я мечтаю, что ты будешь жить в деревне в огромном особняке. Когда будут звонить в дверь, ты будешь выходить в своём каштановом халате, деловито затягивая пояс, и спрашивать: «Что вы хотели?» А я буду жить рядом с тобой, у нас будет много детей, и самый старший, Мишка, будет за всеми приглядывать… Это будет моя лучшая роль. Спасибо тебе за всё, что я испытала… Да,— она изменила тон,— у Сергея искали мой дневник. Скоро выборы, а там…
— Да знаю я, что там. Занимаемся мы уже.
— Не надо ничем заниматься, вот он.
Она протянула ему маленькую книжечку.
— Я больше не буду ничего вести. Пусть это останется у тебя на память.
Она вышла и тихо закрыла дверь.
— Легче стало?
Павел ждал Лену в машине. Она совсем поникла и уставилась в окно. Он не стал дожидаться ответа и стал заводить машину.
— Я больше никогда сюда не вернусь. Ничего больше не будет… Поехали,— грустным тоном прошептала она.
— Куда?
— Есть одна дрянь — Александр Плетнёв.
Павел удивлённо взглянул на нее. «Значит, всё-таки мудило».
— Столько крови из меня выпил. Есть такой коллега твой. Вот только я не знаю, где он живёт.
— Я знаю,— ответил Павел.
— Что, серьёзно? — Елена удивлённо повела бровями.
— Мы вместе работаем.
— Так это твоя газетёнка?! — сказала она на повышенном тоне.
— Не моя,— он пытался назидательно её усмирить.
— Прости, Паша.
— Давай тогда к нему домой. Ты знаешь, все эти публикации не проходят безболезненно. Сергей закатывал такие сцены, что… А как ему объяснишь? Он видит, что написано, под это подложено безобидное фото, но ведь всё можно перевернуть. А Мишка всё это ещё слушал. А для психики ребёнка очень опасно. Очень!
— И что вы хотите?
— Я хочу набить ему морду. Банально набить морду. Никогда этим не занималась, но попробую. Думаю, у меня всё получится.
— План действий?
— Давай по обстоятельствам.
Обстоятельства оказались такими, что Павел стоял в засаде перед дверью Плетнёва, Елена же позвонила в дверь, спустила бретельку с платья и взъерошила волосы. Сиреневое облегающее платье, роскошные бёдра в чулках телесного цвета, высокий каблук. Павел представлял, какую картину увидит перед собой Плетнёв. Взгляд её изменился. Ему показалось, что она начинает играть роль. Жертвы? Проститутки? Сексуальной незнакомки, позвонившей в дверь? Павел ещё не знал. Но он мог поспорить, что перед ним не Елена Ярская, а абсолютно другая женщина.
— Кто там? — Плетнёв открыл не глядя.— Вы? — он застыл на пороге, разглядывая прелести Елены.
— Ты ведь всегда меня хотел, правда? — сказала она, потянув его за пуговицу на рубахе.
— Вы?! Вы умерли. Я видел в сети! — он попя¬-тился назад.
— А ты давай, пока тёплая.
— Да, ну вас!
Она зашла в квартиру и закрыла двери. Он прижался к стене, стоя в своих джинсах, клетчатой рубашке и разорванных тапках, замерев, не в состоянии отвести от неё глаз. Елена подошла совсем близко. Кончики её волос касались его лица. Он наслаждался линией её губ, они становились всё ближе и ближе. Он чувствовал каждый её вздох, как поднималась её грудь, как её холодные пальцы касались его тела. Она расстегивала одну пуговицу за другой. Он стал глубоко дышать. Глаза стали закрываться от удовольствия… Она ударила в пах.
— Это тебе за то, что я шлюха и со всеми переспала!
Второй удар.
— Это за истерики у меня дома после твоих статей!
Ещё удар.
— Это за то, что я потеряла роль в штатах из-за якобы подмоченной репутации. И запомни, жалкий писака, если ты хоть что-нибудь напишешь из моего дневника, я вернусь!
Она вышла и хлопнула дверью.
— Валим! — она сбегала по лестнице.
— Чё там было-то?
— Сделала, что хотела. Давай, пока милицию не вызвал.
Вскоре они неслись по трассе.
— Елена Михайловна, я всё-таки мужчина. Как-то не «комильфо», что Вы меня оставили за дверью, а сами пошли морду бить! Я волновался, между прочим! Куда едем? — спросил он на одном дыхании.
— Дом актёра… Паша, не обижайся, мне нужно было самой это сделать.
— Было так смешно на вас смотреть, когда вы кричали: «Валим».
Она тоже засмеялась, представив, как это смотрелось от неё, интеллигентной женщины.
— Вводная по дому актёра? А, ну да,— начал с иронией Павел,— по обстоятельствам. Ваш излюбленный метод!
— Гм, гм,— ответила Лена.
В знаменитом здании было очередное заседание, посвящённое чему-то во имя чего-то. Как только она вошла, раздался гром оваций. Она взяла слово и говорила без бумажки минут сорок. Павел всё это время стоял, облокотившись, у стены, и спокойно слушал. Аплодировали все стоя, в том числе и завистники, а точнее сказать, завистницы.

* * *
— У нас осталось одно место, Паш. Мишка — лучший в мире мужчина. Я ему кое-что обещала.
По пути они заехали в супермаркет и взяли огромный конструктор. Мишка жил с мамой Лены в частном доме на окраине города. Когда они подъехали, увидели, что свет в окнах не горел. Только в одном окне был виден свет: горела настольная лампа. Нас встретила пожилая, лет семидесяти, женщина в байковом белом платке и тёмно-синем платье.
— Паш, познакомься, это моя мама.
— Мария Сергеевна,— представилась женщина, и на одном дыхании спросила.— Ой, доць, чего ж ты так поздно? — старушка подошла и обняла Елену, пригласила их в дом.
— Мишка? — спросила шёпотом Лена, понимая, что сын, вероятно, уже спит.
— Спит,— заулыбалась бабушка.— Иди, посмотри на него. Ангелочек, на чебурашку похож, как и папа.
Елена улыбнулась. Она зашла в спальню к сыну. Он укутался в одеяло. По сладкому выражению лица было видно, что сон у малыша приятный. Она присела на постель, провела рукой по его волосам. Ещё какое-то время посидела, любуясь лучшим в мире мужчиной, затем встала и пошла на кухню к матери.
— Ма…
— Ну, чего ты стоишь, иди, попей со старушкой чайку.
Она облокотилась о дверной проём и пристально смотрела на мать.
— Доць, не нравится мне твой взгляд, будто, прощаешься ты. Нехорошо это.
— Мамочка, милая, ну, если надо идти, то что ж делать?
Она подошла ближе, мать обняла её, поцеловав, как в детстве, в лобик. На минуту от маминых объятий стало тепло и спокойно.
— Пора, мам,— она встала.— Ты у меня самая лучшая на свете.
Взгляд её изменился. Она стала какая-то грустная, на лице появилась безысходность. Старушка проводила её до двери. Она вышла и тихонько закрыла за собой калитку. Павел ждал ее у машины. Небо было звёздное, красивое. Там, за городом, оно казалось ближе и звезды ярче. Павел стоял и любовался теплотой весенней ночи, положив руки на машину. На звук её шагов он обернулся.
— Всё, Паша, спасибо. Дальше я сама.
— Как сама? Я подвезу? — удивленно спросил он. Она пристально на него взглянула… и сказала:
— Паш, ну, ты же знаешь, что этого ничего не было…
После паузы она добавила:
— Ты же знаешь, что вытащил меня из машины мёртвой.
Павел ничего не ответил.
— Тебе пора… Иди, живые там… за твоей спиной… Спасибо тебе. Я сделала, что хотела.
Она повернулась к нему спиной и пошла. Павел стоял и смотрел ей вслед. Она подняла руку и помахала ему, не оборачиваясь. Павел стоял и смотрел, пока её фигура не слилась с темнотой ночи.

* * *
Она права — ничего этого не было, а была совершено другая история…
Я вытащил её из машины мёртвой и очень долго кричал от боли. Мне очень нравился этот человек, а познакомиться пришлось вот так. Я прижал её к себе, испачкал свой пиджак в крови и увидел, что рядом с ней лежала какая-то тетрадь. Не знаю, почему, но я её взял. На титульном листе было написано «Дневник актрисы». Сунул её во внутренний карман пиджака. Уже когда приехала скорая я сел в машину и уехал оттуда куда подальше. Остановился у бордюра и стал читать. Я прочёл всё, и был шокирован. У меня закралось сомнение: может, это убийство? Там было обо всём: о депутатах, чем они занимаются на самом деле. О высших чинах страны и о наших знаменитостях: наркоманах и извращенцах. Нет, это была действительно трагическая случайность. Девочка оторвалась от маминой руки и выбежала на дорогу. Чтобы спасти жизнь ребёнка, Елена выкрутила машину и вре¬залась в грузовик. Девочка, которую она спасла, собирается стать актрисой, зовут её Елена, как сказала её горе-мама. Непонятно мне было одно: почему мой сосед Семён, пьянь редкостная, живёт? Да пусть живет, конечно. А вот людей, которых мало, уже нет, и никогда не будет. Об этом, конечно, можно долго размышлять! Но… нет никакого желания. Я фильмы с её участием смотрел много раз. Я на них и плакал, и смеялся, и чему-то радовался, и о чём-то тосковал. Это было так неподкупно и искренне! В общем, я жил!
А ещё она писала о том, что бы ей хотелось сделать. У неё было несколько желаний. Я подумал: поеду-ка я, выполню это всё за неё. Я представлял, как бы это сделала она. Уверен, именно так, как я и написал в первой главе. Мне хотелось, чтобы она ещё пожила в моём воображении! Хотя бы ещё один вечер, ещё одну ночь. Это была аферистка в самом хорошем понимании этого слова. С кем бы я ещё проникал на территорию резиденции президента?! А теперь… Да что об этом говорить!
После я поехал к Сергею. В его доме действительно был обыск. Искали её дневник. Мы с Сергеем поговорили и решили кое в чём схитрить. Внимательно посмотрев фильм «Гардемарины вперёд», я уловил оттуда одну деталь. Помните, как Бестужев сделал вид, будто его переписка подлинная? Он отдал пару настоящих писем, а в них вставил несколько липовых. Точно так же сделали и мы с Сергеем — из одного дневника (он был отрывной) у нас получилось четыре. Она много писала и предпочитала листок бумаги, а не файл в компе. Поэтому у нас всё получилось. Ему действительно показывали моё фото, и я понял, что просто так от меня не отстанут. Четвёртого апреля выборы и из-за этого дневника в стране может быть избран другой президент. Затем я поехал к чебурашке, он открыл мне дверь. Я сказал:
— У меня сообщение от Елены Ярской. Она ехала к вам. Она хотела вам кое-что передать.
— Я знаю,— тихо ответил он, опустив голову.
От него сильно разило спиртным. Я на какое-то время замолчал, затем сказал:
— Она просила передать, что вы — мудак, но она вас сильно любит.
Я осмелел, прочитав её дневник. Думал, что меня прибьют там же.
— Проходите,— сказал он.
За столом был Миша — её охранник и лучший друг. Мы выпили, затем чебурашка спросил о дневнике. Я отдал ему дневник.
Далее направился на съёмочную площадку Мосфильма (Дома актёра не было — это всё я придумал). Там меня подняли на высоту, и я прочёл из её дневника то, что она хотела всем рассказать. Раздался шквал аплодисментов. Я подошёл к режиссёру со словами:
— Я хотел бы вам передать её дневник.
Я чувствовал, что за мной следят. Не знаю, кто — спецслужбы? чебурашкины недоброжелатели? Но кто-то постоянно был. В каждом своём месте пребывания я оставлял по одному дневнику. Пока суть да дело, пока они разберутся, настоящий он или нет, я тем временем буду уже в другом месте, а именно — у Плетнёва. В пятницу вечером он как всегда пил с друзьями. Заведение было одно и тоже. И мне не составило особого труда его найти.
— А, дебил, ну, что, сдохла твоя Ярская? Так хотелось её трахнуть,— он сделал затяжку и выпустил дым.
— Пойдём, поговорить надо,— резко начал я. Застал я его тогда в предбаннике, где народ курил.
— Пойдём, погода хорошая,— ответил Плетнёв.
Он затушил сигарету и направился за мной к выходу. Мы вышли на улицу. Задний двор ресторана был местом безлюдным. Я оглянулся и понял, что мы наедине.
— Слушай, дефективный. У тебя дневник Ярской настоящий, а не то фуфло, которое ты толкаешь.
«О! — подумал я.— Мой расчёт верен».
— Ничего ты не получишь. Она хотела набить тебе морду. Это было её последнее желание. Так это сделаю я.
Я отшатнулся, подумав, что он ударит меня первым. Он лишь рассмеялся. Я замахнулся, чтобы ударить его в челюсть. Он поставил блок рукой и нанёс встречный. Я оказался на асфальте. Я почувствовал, что у меня полный рот крови. А при падении я ещё и ударился головой. Резкая боль разламывала голову на части.
— Ну, что, дефективный, дневник! — сказал Плетнёв и ударил меня ногой в живот.
Я заорал. Выплюнув кровь, я попытался встать, по¬следовал ещё один удар ногой, но уже в челюсть. Тут помог мне дневник Ярской, а именно то место, где описывались съёмки боевика. Прочитав его, я запомнил, как делать подсечку — этот приём нравился ей самой, и она очень хорошо его изложила. Мой противник оказался на земле. О! Вот тут я оторвался. Я запрыгнул на него и отметелил так, что его лицо превратилось в кровавое месиво.
— Это тебе за то, что Ярская шлюха! Это тебе за то, что я дефективный…
Долго я вспоминал все его задрочки.
— Сука, на тебе твой грёбанный дневник! Ей уже ничем не поможешь. А то, что в стране может быть избран другой президент... А, хрен с ним, и его переживём!
Я полез за пазуху и достал тот вариант дневника, который хотел отдать ему. В общем, я всё преподнёс так, будто дневник настоящий. Я знал, что он купится. В ток-шоу первого канала он обложался по полной, на всю страну. Все поняли, что никакого компромата там нет. Я же, весь избитый, поехал к её сыну, через бабушку передал ему конструктор. И дневник его матери — настоящий, конечно. Он вырастет и будет сам решать, что с ним делать. Да и лучше ему о матери никто не расскажет.
На место аварии я вернулся уже под утро. Ночь вышла… не дай Бог ещё одну такую. С перебитой физиономией сел на ограду и выпил бутылку пива. Такое количество стресса очень сложно пережить за одну ночь, тем более на трезвую голову. Место аварии было уже убрано, что, конечно, естественно. Чистота. Коммунальщики в Мос¬кве работают исправно. Пустая трасса, никого нет. Раннее утро. Закрыты все магазины, кафе. Скоро всё оживится. Правда, вся трасса усеяна цветами. Милиция их обозначила красной лентой. Скоро начнётся день. Первый день, когда её не будет!
В то утро я пришёл в редакцию задолго до начала рабочего дня. Сел за свой стол, написал заявление об уходе. Взял ещё один листок бумаги и написал название своего первого рассказа: «Дневник актрисы».