«КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ»

Эта статья, состоящая из двух сокращённых работ, является дополнением к статье Николай «Кровавый». Первая, это работа В.И. Ленина, написанная в январе 1917г, в которой показан не только сам расстрел рабочих, но и раскрыта тема о том, о чём твержу постоянно –
к социалистической Революции подталкивают и провоцируют не какие-то революционеры, а в первую очередь сама власть, своим действием или бездействием. Именно ГНЁТ, НИЩЕТА И НЕЗАЩИЩЁННОСТЬ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН ПОДЫМАЮТ ИХ В ОПРЕДЕЛЁННЫЙ ПЕРИОД НА ЗАЩИТУ СВОИХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРАВ. И если в этот период у руля восстания появляются политически грамотные люди, понимающие где «корень зла» и знающие теорию марксизма, то ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ТРЕБОВАНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПЕРЕРАСТАЮТ В ПОЛИТИЧЕСКИЕ. Ну а если «рулевыми» становятся говоруны пустышки, или, как их называл Ленин - буржуазные фразёры, а то и просто провокаторы, то всё заканчивается очередным жестоким, кровавым подавлением. Это подтверждается всей российской и мировой историей революций и личным признанием Ленина из этой же работы о том, что, скорее всего социалистическую Революцию в России придётся совершать не им, а уже следующему подрастающему поколению. Вот только власть богатеев во все времена и на всём земном шарике никогда ничему не учиться и вместо делания выводов продолжает ужесточать репрессии.
Чтобы меня в очередной раз не обвиняли в однобокости показа, раскрою эту тему и с другой стороны - глазами настоящего монархиста, воспитанника кадетского корпуса и юнкерского училища, армейского офицера поступившего на службу в охранку жандармерии и за время карьеры дослужившегося до генерала. Книга эта была напечатана за границей в 1921г. И хотя через всю книгу идёт тема выгораживания царя и обвинение во всех бедах социалистов, видимо как человек беспринципный (насколько это возможно при работе в жандармерии), он признаёт часть вины в случившемся проводимой политикой интриг самим окружением царя. Это как обычно. ЦАРЬ, ПРЕЗИДЕНТ И Т.Д. ВСЕГДА НЕ ПРИЧЁМ, А ВИНОВАТА СВИТА. Но как бы не идеализировалась им монархия (в том числе и сама жандармерия), в книге, может и невольно, проглядывается в происходящем ответственность царя. В вопросах бесправного труда рабочих Николай II полностью встаёт на защиту фабрикантов. Когда начальник охранки и ярый монархист, мастер вербовки агентов провокаторов Зубатов попытался смягчить (знаменитая зубатовщина по оболваниванию рабочих) жизнь рабочих и всё для того чтобы вывести их из под влияния социалистов, то был уволен по указанию царя. Сегодня идёт много шума о мировой прослушке всех и каждого Соединёными Штатами и чтением личных писем времён руководства Сталина. Не могу ничего сказать о чтении писем времён правления монархии зарубежья, но в царской России узаконенное чтение личной корреспонденции началось ещё с Николая I (незаконно, почта вскрывалась и раньше), а при Николае II получило более широкое применение. И об этом свидетельствует не кто-либо, а монархист и генерал жандармерии Спиридович: «По вступлении на престол Николая Павловича, в поданной государю записке об образовании корпуса жандармов, граф Бенкендорф называет перлюстрацию весьма полезным делом и говорит, что перлюстрация корреспонденции есть наилучший помощник полиции, следящий за всем происходящим на всем пространстве империи». «Агентурные сведения, данные наружного наблюдения и перлюстрация являлись тремя главными источниками осведомления политической полиции».

«ДОКЛАД О РЕВОЛЮЦИИ 1905 ГОДА»
«Тысячи рабочих, — и притом не социал-демократических, а верующих, верноподданных людей, стекаются под предводительством священника Гапона со всех частей города к центру столицы, к площади перед Зимним дворцом, чтобы передать царю свою петицию. Рабочие идут с иконами, и их тогдашний вождь Гапон письменно уверял царя, что он гарантирует ему личную безопасность и просит его выйти к народу. Вызываются войска. Уланы и казаки бросаются на толпу с холодным оружием, стреляют в безоружных рабочих, которые на коленях умоляли казаков, чтобы их пропустили к царю. По полицейским донесениям, тогда было более тысячи убито, более двух тысяч ранено. Возмущение рабочих было неописуемо. Чтобы сделать вам нагляднее историческое значение этого события, я прочту вам несколько мест из петиции рабочих:
«Мы, рабочие, жители Петербурга, пришли к Тебе. Мы — несчастные, поруганные рабы, мы задавлены деспотизмом и произволом. Когда переполнилась чаша терпения, мы прекратили работу и просили наших хозяев дать нам лишь только то, без чего жизнь является мучением. Но все это было отвергнуто, все показалось фабрикантам незаконным. МЫ ЗДЕСЬ, МНОГИЕ ТЫСЯЧИ, КАК И ВЕСЬ РУССКИЙ НАРОД, НЕ ИМЕЕМ НИКАКИХ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ПРАВ. БЛАГОДАРЯ ТВОИМ ЧИНОВНИКАМ, МЫ СТАЛИ РАБАМИ».
«Государь! Не откажи в помощи Твоему народу! Разрушь стену между Тобой и Твоим народом! Повели и поклянись, чтобы исполнились наши просьбы, и Ты сделаешь Россию счастливой; если нет, тогда мы готовы умереть тут же, У нас только два пути: свобода и счастие или могила».
Невольно напрашивается параллель между этой наивной петицией и современными мирными резолюциями социалпацифистов, т. е. людей, которые хотят быть социалистами, а на деле являются лишь только буржуазными фразёрами. Несознательные рабочие дореволюционной России не знали, что ЦАРЬ ЯВЛЯЕТСЯ ГЛАВОЙ ГОСПОДСТВУЮЩЕГО КЛАССА, именно класса крупных землевладельцев, которые готовы защищать всеми средствами насилия свою монополию, привилегии и барыши. ОЖИДАТЬ «ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО» МИРА ОТ БУРЖУАЗНЫХ ПРАВИТЕЛЬСТВ, КОТОРЫЕ ВЕДУТ ИМПЕРИАЛИСТСКУЮ ХИЩНИЧЕСКУЮ ВОЙНУ, ТАК ЖЕ ГЛУПО, КАК ГЛУПА МЫСЛЬ, БУДТО КРОВАВОГО ЦАРЯ МОЖНО МИРНЫМИ ПЕТИЦИЯМИ СКЛОНИТЬ К ДЕМОКРАТИЧЕСКИМ РЕФОРМАМ. Современные социалпацифисты в большой степени — лицемеры, которые кроткими внушениями стремятся отвлечь народ от революционной борьбы, в то время, как необразованные русские рабочие дореволюционной России доказали делом, что они — прямые люди, впервые пробудившиеся к политическому сознанию.
«В России еще нет революционного народа», — так писал за два дня до «Кровавого Воскресенья» господин Петр Струве, тогдашний вождь русских либералов. Таким абсурдом казалась этому «высокообразованному», высокомерному и архиглупому вождю буржуазных реформистов идея, что безграмотная крестьянская страна может родить революционный народ! Однако в течение нескольких месяцев картина совершенно изменилась. Сотни революционных социал-демократов «внезапно» выросли в тысячи, тысячи стали вождями от двух до трех миллионов пролетариев.
Это говорит о том, что В РЕВОЛЮЦИОННУЮ ЭПОХУ ПРОЛЕТАРИАТ МОЖЕТ РАЗВИТЬ ЭНЕРГИЮ БОРЬБЫ ВО СТО РАЗ БОЛЬШУЮ, ЧЕМ В ОБЫЧНОЕ СПОКОЙНОЕ ВРЕМЯ. История русской революции показывает нам, что именно авангард, отборные элементы наёмных рабочих вели борьбу с величайшим упорством и с величайшим самопожертвованием. Впереди шли самые лучшие элементы рабочего класса, увлекая за собою колеблющихся, пробуждая спящих и подбадривая слабых. Исключительно своеобразным было сплетение экономических и политических забастовок во время революции.
Отсюда с полной ясностью вытекает, что тОЛЬКО ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БОРЬБА, ТОЛЬКО БОРЬБА ЗА НЕМЕДЛЕННОЕ, НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ УЛУЧШЕНИЕ СВОЕГО ПОЛОЖЕНИЯ СПОСОБНА ВСТРЯХНУТЬ НАИБОЛЕЕ ОТСТАЛЫЕ СЛОИ ЭКСПЛУАТИРУЕМОЙ МАССЫ и превращает их в течение немногих месяцев в армию политических борцов.
ЧУДОВИЩНЫЕ УЖАСЫ ИМПЕРИАЛИСТСКОЙ ВОЙНЫ, МУКИ ДОРОГОВИЗНЫ ПОВСЮДУ ПОРОЖДАЮТ РЕВОЛЮЦИОННОЕ НАСТРОЕНИЕ, и господствующие классы — буржуазия, и их приказчики — правительства, все больше и больше попадают в тупик, из которого без величайших потрясений они вообще не могут найти выхода.
Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв грядущей революции. Но я могу высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции» (том 30).

«Записки Жандарма»
«Мастером по приобретению сотрудников считался сам начальник отделения – Зубатов.
Зубатов был убежденным монархистом. «Без царя не может быть России, – говорил он нам не раз, – счастье и величие России – в ее государях и их работе. Те, кто идут против монархии в России – идут против России; с ними надо бороться не на жизнь, а на смерть».
РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ БЫЛО В ТО ВРЕМЯ НА ПЕРЕПУТЬЕ, И ОТ ПРАВИТЕЛЬСТВА В ЗНАЧИТЕЛЬНОЙ СТЕПЕНИ ЗАВИСЕЛО ДАТЬ ЕМУ ТО ИЛИ ИНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ. Рабочие являлись той силой, к которой жадно тянулись революционные организации и особенно социал-демократические. То был момент, когда правительству надлежало овладеть рабочим движением и Зубатов, как развитой, вдумчивый, много читавший человек, понимал, что с рабочими нельзя бороться одними полицейскими мерами. Следствием этого явилась легализация рабочего движения, прозванная «зубатовщиной». Основная идея Зубатова была та, что при русском самодержавии, когда царь надпартиен и не заинтересован по преимуществу ни в одном сословии, рабочие могут получить все, что им нужно, через царя и его правительство. Через своих первых развитых и энергичных рабочих Зубатов приступил к образованию в разных частях города рабочих кружков. Эти кружки были враждебно настроены к революции и ее вождям. Маркс был для них врагом, как заядлый ненавистник России, как один из вреднейших мировых социалистов.
По воскресеньям в охранном отделении офицеры и чиновники принимали заявления и жалобы от рабочих по всем вопросам. Таким путем в рабочих внедрялось сознание, что они могут добиваться своих желаний без социалистов, мирным путем, и что власть не только не мешает, но и помогает им.
Витте рвал и метал. Московские капиталисты не раз обращались к нему с жалобами, что полиция вмешивается в их взаимоотношения с рабочими; жаловалась и фабричная инспекция. Плеве доложил государю о том, что главным виновником одесской забастовки является Зубатов, действовавший самовольно и без всякого ведома министра и высказал мнение о необходимости увольнения Зубатова, на что и последовало высочайшее соизволение. Зубатов был уволен. Ненавидимый революционерами, непонятый обществом, отвергнутый правительством и заподозренный некоторыми в революционности, Зубатов уехал в ссылку.
Нервный, экспансивный, честолюбивый, с горящими черными глазами аскета, Гапон был беспокойная мятущаяся натура. Он любил царя безотчетно и считал, что через него можно достигнуть всего, что только нужно народу. Скоро незаурядный священник-провинциал заинтересовал собою и академическое начальство и некоторые салоны петербургского аристократического общества. Он начал входить в моду. Открылись для него и двери гостиной статс-дамы ее величества Е. Н. Нарышкиной.
На четвертом курсе Гапона уволили из академии из-за какого-то недоразумения, но затем вновь приняли не без протекции со стороны охранного отделения, которое уже тогда знало Гапона и покровительствовало его работе среди бедного люда. Он был против полицейской опеки над движением и стоял за его большую самостоятельность. Это не мешало, однако, ему быть с Зубатовым и Медниковым в самых близких отношениях, бывать часто у них на Преображенской улице и принимать от Зубатова денежную помощь. НА ПОДДЕРЖКУ ОТДЕЛОВ ГАПОН ПОЛУЧАЛ ИНОГДА ДЕНЬГИ И ОТ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ И ОТ ГРАДОНАЧАЛЬНИКА КЛЕЙГЕЛЬСА.
В самом конце года на Путиловском заводе из-за увольнения нескольких рабочих со службы вспыхнула забастовка, перебросившаяся затем на все заводы. Гапон бросил в массу мысль идти всем народом с челобитной к государю и просить его о своих нуждах. Мысль эта с восторгом была подхвачена рабочими. Понравилась она и Фулону. Среди рабочих царило необыкновенное воодушевление. Все горело желанием: к царю, к царю. На окраинах были расклеены о том воззвания, их никто не срывал, о них знала полиция, и весьма естественно, что они считались разрешенными.
8 января Гапон явился к министру юстиции Муравьеву для переговоров о завтрашнем дне и для передачи ему заготовленной петиции, но Муравьев уклонился от обсуждения вопроса по существу и направил Гапона к князю Святополк-Мирскому. Князь Мирский не принял его. Что же думали всемогущий министр внутренних дел и градоначальник? Как эти два почтенных генерала, носившие вензеля государя на погонах, прозевали столь лестное для престижа монарха народное движение?
Наступил скверный, нехороший вечер 8 января. Министр внутренних дел собрал у себя совещание, на которое пригласил: министра финансов Коковцева, министра юстиции Муравьева, своих товарищей Дурново и Рыдзевского, Тимирязева, начальника штаба войск гвардии Мешетича. Присутствовал также, не принимая участия в совещании, директор департамента полиции Лопухин. Князь Святополк-Мирский в немногих словах посвятил присутствующих в происходящие события. Градоначальник Фулон доказывал невозможность допустить рабочих до Зимнего дворца, при чем напомнил ходынскую катастрофу.
Было решено, наконец, рабочих ко дворцу не допускать, при неповиновении действовать оружием, Гапона же арестовать. Генерал Фулон за несколько дней перед этим дал Гапону свое «солдатское» слово, что он его не арестует, и сдержал свое слово, хотя и вопреки приказанию своего высшего начальника министра внутренних дел. Факт вопиющий.
После совещания министр внутренних дел поехал с докладом к его величеству. Вот что записал после этого доклада государь в своем дневнике: «Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в сто двадцать тысяч. Во главе союза какой-то священник-социалист Гапон. Мирский приезжал вечером с докладом о принятых мерах». Очевидно, государю не доложили правды, надо полагать, потому, что и сам министр не уяснил ее себе, не знал ее.
С утра 9 января со всех окраин города двинулись к Зимнему дворцу толпы рабочих, предшествуемые хоругвями, иконами и царскими портретами. Поют «Спаси Господи люди твоя… победы благоверному императору…» Впереди пристав расчищает путь крестному ходу.
Войска встретили рабочие толпы залпами и разогнали их. Были убитые и раненые. Рабочая масса негодовала на правительство и на царя. Во всех кругах общества недовольство, недоумение и возмущение и ВОЛНА НЕГОДОВАНИЯ ПРОКАТИЛАСЬ ПОВСЮДУ, ПО ВСЕЙ РОССИИ. То там, то здесь вспыхивают забастовки, сыплются протесты. Лидер же наших либералов П. Струве разразился в «Освобождении» статьей, направленной против государя и озаглавленной «Палач народа». «Царь Николай стал открыто врагом и палачом народа».
Так совершилось величайшее по своей трагичности и последствиям событие, прозванное революционерами «Кровавым воскресеньем». Провокация революционных деятелей и Гапона, глупость и бездействие подлежащих властей и вера народная в царя – были тому причиною. ТО БЫЛО ВОСКРЕСЕНЬЕ, УБИВШЕЕ В ПЕТЕРБУРГСКИХ РАБОЧИХ ЭТУ ВЕРУ, ДАВШЕЕ ПРОТИВ ГОСУДАРЯ ЖГУЧИЙ, ОБИДНЫЙ ОСАДОК ОБМАНУТОЙ, РАЗБИТОЙ НАДЕЖДЫ. Печальная, грустная, позорная для правительства, запачканная провокаторством революционных партий страница русской истории последнего царствования.
19 января, в Царскосельском дворце, государь принял депутацию петербургских рабочих. Государь внимательно выслушивал пожелания рабочих и говорил с ними удивительно просто. Когда державший от рабочих речь высказал желание, чтобы хозяева делились с ними частью прибыли, государь разъяснил им, что приказать этого он не может, как не может приказать и рабочим брать меньшую заработную плату; не может приказать работать или не работать и т. д., что это дело частного соглашения двух сторон. Государь, между прочим, сказал рабочим: «Знаю, что не легка жизнь рабочих, многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливым и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах преступно. Я верю в честное чувство рабочих людей и непоколебимую преданность их мне и потому прощаю их вину им» (1921г.).

Даже эти сокращённые мною работы показывают, что Николай II был не просто в курсе предстоящей демонстрации рабочих, но и санкционировал их расстрел. Бездарный правитель, бездарный политик, профукавший внешнюю политику и внутреннюю, и подтолкнувший к народным волнениям, к Революции. Очень верно подметила Лидия Денисова из Иланского: «Никчемный человек, на совести которого войны и гибель русских мужиков» и добавила о лживости церкви, приравнявшего Николая II к лику святых.