Письмо другу

Геннадий Покрасс
(Лондон)
Письмо другу

Дорогой Боря! Спасибо за хлопоты с моей пьесой: какой бы интересной она ни была, без связей и денег её даже читать не будут, о чем тебе и сказал свинообразный Марк Розовский.
Ты упомянул безразличие Юры к твоим просьбам: не обижайся на него, он – часть нашей молодости. Помнишь, он читал свои мемуары, я в одном эпизоде сломал вставную челюсть одному из Вайнеров. Дикая выдумка, продиктованная комплексом неполноценности: придавить кого-то, чтобы выглядеть выигрышно на его фоне. Чисто российская черта.
Опять же, я не обижаюсь. Мне кажется, я его понимаю лучше, чем он меня. Юре всегда хотелось, чтобы им любовались, а тут даже в семейной жизни не получалось.
Первая жена из Тулы, где он был в Суворовском, когда я в том же приблизительно возрасте был в военно-морском, презирала его измены и требовала денег. Он тогда всем рассказывал, что жена ему дает только за деньги.
Вторая жена – Инна, глупа до изумления, причем это было видно через 5 минут общения с ней. Вероятнее всего, она забеременила до свадьбы: он держал в Союзе писателей подшивки газет на полу, и в машинописном бюро спорили, чья очередь нести ему отпечатанный материал.
Юра по натуре сатирик, но подпускать острое словцо в сторону руководства он мог тольно во время пьянки с друзьями. Иначе конец разнообразным привилегиям, загулам в Коктебеле, поездкам на конференции (с гитарой), а позже и заграницу. Ты, конечно, знаешь, что значит получить хорошую квартиру в Москве; Юра чесал пожилую кадровичку в Союзе писателей, которая с партийной принципиальностью убыстряла весь процесс с получением жилья.
А сейчас Юрочка без привилегий, без любви детей из-за болезненных разводов, без признания публикаций, хотя в то время он мог печататься широко, было бы что.
Третья жена – Татьяна, человек добрый, чувствующая Юрину жажду похвалы, но сама-то она поэт- романтик, а Юре это, как говорится, по барабану. К тожу же он часто попадает не туда: стал писать хлесткие эпиграммы, значительная часть которых антисемитская, и сразу вызвал презрение, хотя и скрытное, своих писателей-дружков.
Ведь еврейство по крови – это нацистский подход, а позже – коммунистический. Это все равно что считать Пушкина представителем эфиопского народа.
А теперь о прошлом и веселом. Юра тесно связан с моими двумя периодами: Марксистским, когда я жил на Марксистской, и он приводил отборных комсомолок из актива, размягчив их стихами под гитару и писательскими байками.
Затем у меня был Воронцовский период, когда Юра приводил на Воронцовскую чужих жен, в основном сорокулек. И здесь уместно вспомнить классику: «Я лежу с чужой женою, груди белые крутя, то как зверь она завоет, то заплачет как дитя».
Помню, он напоил одну даму, и она двигаться не могла. Он делил женщин на «дам» и «не дам». Я пришел в назначенное время, а он сказал, что надо бежать к жене и предложил мне ввести ей по-нашему, по-рабочему – у него остались пролетарские обороты после работы в заводской многотиражке. Я не смог бы при всем желании: она блевала так, что съеденная закуска долетала до потолка.
Помню, он пришел на Марксистскую в панике: жена (первая) приезжает из Тулы, а он поймал мандавошек. Я, говорит, их и одеколоном, и керосином, а толку нет. Что делать? Я ему сказал, что «поймал мандавошек» - это грубо, на флоте говорили «поймал блондинок». Тебе,говорю, нужны две сестрички – Поля и Таня. А «Что делать?» - это работа Ленина.
Что ты городишь, вскричал поэт. Я объяснил: Поля и Таня – это полетань, продается во всех аптеках. Пошли с ним в аптеку, а он стыдится спрашивать. Тогда я спросил: - У вас есть две сестрички – Поля и Таня? - Продавщица хихикнула: - Выбивайте 49 копеек.
Другое приключение было у троих: у Юры, у покойного работника отдела писем «Известий» Кошехлебова и у покойного сотрудника журнала «Советская милиции» Маципуры, который, кстати, пробуравил свой партийный билет, говоря всем, что он пробит вражеской пулей (его призвали в 1946 году). Надо сказать, что Маципура с красным удостоверением шнырял на трех вокзалах, освобождая из милиции за бутылку «парашютистов» - мешочников, приезжавших в Москву за продуктами.
Так вот, Юра, Маципура и Кошехлебов решили взять на троих проститутку на трех вокзалах и выянить, кто из них лучший садун. Все происходило на квартире Кошехлебова.
Маципура взялся помыть женщину в ванной. Она сообщила оттуда: - Спекся! – Это он кончил ей на трудовую спину. Позже она всех похвалила. Они заплатили ей щедро.
Через три дня Маципура сообщил, что у него капает с конца. Ребята в панике, ко всем троим приезжают ненаглядные жены. Все трое поехали на Кировскую, в частную венерологическую лечебницу. У них взяли мазки, и доктор предложил прийти через два часа.
Несколько отвлекусь. На Таганке был в свое время вендиспансер имени Короленко. Там, ожидая приема, больной заметил: - Где справедливость? Все врачи – евреи, а больные – русские!
Как не вспомнить задушевную песню о желании иметь крепкую советскую семью: «Все ждала и верила, думала рожу, а потом проверила – с триппером хожу».
Итак, ребята ходят по Кировской, ощупывая через карман воспаленный член. Наконец, зашли. Стоят и ждут приговора.
Как Юра рассказывал, доктор прокаркал: - Кто Маципура? – Я! – отозвался ветеран. Врач сказал: – У вас, Маципура, гонорея, у остальных засорение полового канала.
Маципура вскричал: - Почему у них нет? Мы сношали одну и ту же женщину! - Врач ответил: - Вы, видимо, первый макнули и сняли все сливки.
Сейчас те, кто еще не умер, постарели, и даже метафоры изменились. Раньше Юра пел: «Крокодил дядя Гена, член пониже колена, для девчонок прекраcный сюрприз». А сейчас, когда растегиваешь ширинку в туалете, шепчешь: - Самое главное – найти.