Распутин пришёл ко мне тихо. «Привет. Я - Григорий».
Кафтан распахнулся в расстреляно розовых клочьях.
Мадеру разлил по стаканам, как чёрное море.
Луна покатилась лимоном над стылою ночью.
Присел. Закурил сигарету. Весь серый, холодный.
"С тобою решил покалякать в оккультной манере.
Земля мне не пухом. Для ада я тоже негодный.
Что делать, не знаю. Свой крест утопил я в мадере".
"Скажи-ка мне, Гриша, а был ли с царицей в интиме?
Лежал с Александрой в постели, мозги ей запудрив?"
Стакан опрокинув, и вытерев рот в паутине,
весьма матерясь, он ответил мне, очи сощурив:
«Дурак ты, Орешник. Она Николашку любила.
Конечно, мы парились с ней. Она баба как баба.
Но чувствами к Гришке её никогда не знобило.
Так, чисто грешила по жизни. Утеха. Забава.
Потом же царевич Алёша ко мне привязался.
Сынок для неё был как бог. Мармелад и печенье.
В нём солнечный свет навсегда, до конца оставался.
Однако, всё это давно потеряло значенье».
Григорий вздохнул. Опустил почернелые руки.
В мохнатых глазах засверкали алмазные слёзы.
Мадеру разлил по стаканам, как влагу разлуки.
И снова растаял в тумане. Фантазии. Грёзы.