Песнь господина Никто

(из эпической сказки "Сказ про Явана Говяду")




Когда Вневременный и Творчеством Обильный
Вселенский Сад на поле воли посадил,
Я самым первым был, и этот мир любил я,
И лучезарно сердцем радостным светил.

                    Я молод был!
                    Я был горяч!
                    Я бурно жил!
                    Я нёсся вскачь!

О, это упоение твореньем,
Лелеемое вместе с самомненьем!

Мне удавалось многое и часто.
Я напролом дорогу торил к счастью
И, засучив по локоть рукава,
Работал много
И качал права...

Я понял твёрдо, что Свобода нам дана:
Творцом миров была дарована она.

                     И совершил ошибку роковую:
                     Решил Вселенную я переделать
                     На другую!

Как самый сильный, умный и крутой
Я рьяно к цели повернул... не той,
И возмутил я бурною волною
То наше время дивно золотое!

Не внял Отца я тихим наставленьям:
Своим я только покорился представленьям.

                      И я сумел!
                      Ведь я был смел!
                      Я знал и делал
                      Что хотел!

Мои вокруг взыграли в мире смерчи,
И твари все подвластны стали... смерти!

Имея целую Вселенную в наличьи,
Я ощутил надменное величье,
Испытывая к прочим безразличье,
Основанное на моём отличьи.

Растя в душе духовную отраву,
Измыслил я Великую Державу,
Себя поставя в центр,
Из Мира сляпать,
И сделал я акцент
На праве брать и хапать.

Я ж главный был тиран,
                              Диктатор веры
                                                    И терзатель,
А прочим всем – главарь,
                              Во всём пример,
                                                     И мод законодатель.

Я постепенно сокрушал мне противленье,
И лишь свои везде внедрял установленья...

                     И, наконец – о, бог!
                     Я своего добился!
                     Я создал всё же то,
                     К чему стремился!

Узрел я радостно послушные миры,
Где пели славу мне покорные хоры,
И лестью ложною спесиво я упился,
И коркой гордости мой властный дух покрылся.

                     Я всё постиг!
                     Я высь достал!
                     До дна достиг!
                     Я – богом стал!!!

И я... устал.
Да, да –
Я уморился.
Я брагой славы
Видно перепился.

Надоедать мне стали кубки славы,
И тяжкое похмелье вдруг настало.

                       О, пресыщенья
                       Тошнотворный яд,
                       Когда и ладу
                       Ты уже не рад!

Хлебнул я ныне подозренья грязной пены:
Мне мнились всюду отпаденья и измены.

Да, поразительна души метаморфоза,
Когда засела у вас в духе зла заноза!

И Устрашитель
                    Принялся бояться.
Терзатель –
                    Пуще жертв своих терзаться.
Веселие моё
                    Змеёю ускользнуло
И горечь злобы
                    Сердце полоснуло.

Тогда неистово и с гневом беспримерным
Я стал искать везде предателей неверных!

Я требовал покорности у тварей,
И угрожал им невозможной карой.

Я ревновал,
                     Кнутом махал,
                                           Взывал меня любить,
Я блефовал,
                     Я трепетал,
                                           Я всех хотел убить!

И вот венец – все твари
Вконец меня признали!

Тогда я успокоился немного
И сам себя в душе признал я... богом!

Я восхитился моим принципом насилья,
Которое всё в мире пересилило,
И обеспечило полнейшую мне власть,
Которой невозможно стало пасть.

В горячке страстной
                       Я забыл Отца.
Я приучил себя
                       О Нём не думать.
Да Он, наверное,
                       И не существовал,
А если был –
                       То уж давно Он умер...

И только было я как следует собрался
В помпезной пышности на лаврах почивать,
Как что-то вредное в миру образовалось
И стало вдруг мне докучать опять.

Во гнев войдя
                         И снизойдя
В миры свои для сыска,
                         Я стал летать,
                                              Я стал витать
И в преисподних рыскать...

И, к вящему моему изумлению,
Прежалчайшее сыскал я явление,
Которому, к большому удивлению,
Не нашёл я нигде применения.

                       То была мразь!
                       То была рвань!
                       То была грязь!
                       То была дрянь!

Я стал с презреньем хохотать:
На что мне эта чепуха?!
Пустая, словно шелуха!
Ничтожная поделка!
Никчёмная безделка!

А это отвратительное тело,
Которое в дыре своей сидело,
Отверзло свой хулу творящий рот
И вот, меня, прекраснейшего,
                                          До себя зовёт!

И что же я от твари услыхал?
Смеяться я мгновенно перестал.
Она сказала мне:
                                           Мой милый, дорогой!
Ты должен лучше стать –
                                           Ведь в духе ты другой!
Давай возьми меня скорей
                                           Из сего места
К себе в чертог –
                                           Ведь я... твоя невеста!

Глупее я не ведал положенья,
Сиё от гадины услышав предложенье.
На миг отнялся даже мой язык,
Который мямлить вовсе не привык.

Сильнее прежнего я оказался раздражён:
                      Я был унижен,
                                              Опозорен,
                                                                     Был взбешён!

И я взгремел:
                       Как смело ты, отродье,
Помыслить оскорбить
                       Моё высокородье?!!!
Весь этот мир
                       Я для забавы разделил,
И даже высших
                       От себя я отделил!
Ты кто такая,
                      Чтобы покуситься
На то, чтоб к богу
                       Нагло возноситься?!

И сказала мне жаба:
                      О, мой голубок!
Ты жестокий тиран,
                     А не бог!
Если б только не я,
                     Ты б давно уже пал,
И был бы провал твой
                     Глубок!

Тут меня всего от яри
                     Скорёжило.
Подскочил я к сей дряни
                    Мгновенно.
А вреднюга от страха
                    Вся съёжилась.
Я же сгрёб её и выбросил
                    Из Вселенной!

И с каким злорадством
                    Я расхохотался
Что с уродкой гадской
                    Я навек расстался!

Только я напрасно
                    Пел и ликовал,
Ибо меня к жабе
                    Кто-то приковал.
И едва она в бездну
                    Нырнула,
Как меня вслед за ней
                    Потянуло.

И я орал,
                             Я горло драл,
                                                      За всё вокруг хватался,
Но я стал мал,
                             И я пропал,
                                                      И тяге той... поддался.

И вот, мой смелый человек –
Я в этой пустоте
                              Навек...


                    * * * * * * * * * * * *

Она мне казалась отвратной,
А жабою был ведь я.
Теперь она стала отрадой,
Единственная моя.

Она мне дарует надежду,
Она мне даёт любовь,
И в тёмную душу невежды
Нить веры спускает вновь.

Здесь нет даже искорки света,
И жизнь тут – застывший крик,
Но с совестью в мраке этом
Я всё ж до конца не поник.

Главнейшею в мире планетой
Считалась душа моя.
У неё было море света,
И был океан огня.

Теперь того света нету,
И дивный огонь погас,
А душу призвал к ответу
Кто в мире явил всех нас.