ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ и ЛЕОНИД ЕНГИБАРОВ

25 июля 2014 года исполнилось 34 года со дня смерти Володи Высоцкого, и 42 года со дня смерти Лёни Енгибарова... захотелось сегодня что-то вспомнить обоих....Как же летит время... всё вроде только вчера ещё!И конечно без моего обожаемого ТАРИВЕРДИЕВА не смогла обойтись...

автор Владимир ВЫСОЦКИЙ

ЕНГИБАРОВУ - ОТ ЗРИТЕЛЕЙ

Шут был вор: он воровал минуты -
Грустные минуты, тут и там, -
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован -
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: "Да разве это клоун!
Если клоун - должен быть смешной!"

Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
"Вышел на арену, так смеши!"-
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненье - век двадцатый:
Цирк у нас, конечно, мировой, -
Клоун, правда, слишком мрачноватый -
Невеселый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал -
Горе наше брал он на себя.

Только - балагуря, тараторя, -
Все грустнее становился мим:
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы -
Шут сгибался в световом кольце, -
Делались все горше пантомимы,
И морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас -
Будто обезболивал нам роды, -
А себе - защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,
Весело по нашим временам:
Ах, как нас прекрасно обокрали -
Взяли то, что так мешало нам!

Время! И, разбив себе колени,
Уходил он, думая свое.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами ее.

Злое наше вынес добрый гений
За кулисы - вот нам и смешно.
Вдруг - весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь - и тишина...
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего - и сломана спина.

Зрители - и люди между ними -
Думали: вот пьяница упал...
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался - и переиграл.

Он застыл - не где-то, не за морем -
Возле нас, как бы прилег, устав, -
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперед неукротимо,
Но успев склониться перед ним.
Этот трюк - уже не пантомима:
Смерть была - царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты -
Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради
Не давались: проживем и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно - на руках...

Сгинул, канул он - как ветер сдунул!
Или это шутка чудака?..
Только я колпак ему - придумал, -
Этот клоун был без колпака.
1972

АВТОР ЛЕОНИД ЕНГИБАРОВ

А Я ЛЮБЛЮ ТВОИ ГЛАЗА

Я завтра скажу твоему мужу: «Я люблю ее глаза!».
Он все поймет, он поймет, что хлеб пахнет полем, а земля после дождя дымится. Он же поймет! Утро наступает потому, что ты открываешь глаза.
А еще я люблю твои глаза потому, что это окна, через которые я смотрю на мир.

ДОРОГА

Я уезжаю.
Я завтра уеду.
Дорога длинная-предлинная.
И такой же длинный поезд.
Состав из десятков, а, может быть, сотен тысяч вагонов.
Сто окон в каждом вагоне, потому что каждый вагон - это столетие.
Я войду в последний вагон, чтобы быть хоть немного ближе к тебе.

ПАДЕНИЕ

Когда я разбился, меня положили в «холодную» палату. Оттуда не выходят, оттуда вывозят на лифте. А я хотел уйти из этой палаты по лестнице.
Я пытался вспомнить, ради чего стоит жить.
Ради солнца?
Оно есть у всех.
Ради весны? Ради первого снега? Ради первомайской грозы?
Я выжил. Я вспомнил дрожь твоих ресниц, когда ты прижималась к моей щеке. И понял солнце, весну, первый снег, первую майскую грозу.
Еще хоть раз прижмись к моей щеке.