АРИНА. Русская космическая сказка. (Заключительная часть)

* * *

Время сборов миновало,
стартовать пора настала
и к тому же поскорей,
потому как из дверей
с тесаком булатным, длинным
вышел скотобой-детина,
чтобы нашего бычка
разрубить в окорочка.
Но пока Ноэма ищет
в книге «О здоровой пище»
калорийности раздел,
наш «Привет» уже взлетел
с Миней на борту, с жар-птицей,
так что сёстрам потесниться
чуть пришлось, смиряя нрав,
ведь в полёте меньше прав.

Снова звёзды засверкали,
в чаше космоса хрустальной
вновь первичный водород
голубые шлейфы вьёт,
где угасших звёзд покой
устрашает чернотой…

«Третий день как стартовали, -
запись делает в журнале
микробык. – Со мной друзья.
Снова мы – одна семья.
В тесноте да не в обиде,
хоть Авдотья с Аглаидой
натащили барахла,
что «Привет» взлетел едва.
И сейчас, пока Аглая
в сундуке перебирает
платья из салона мод,
Дуня коржики жуёт
и долбит одно и то же,
дескать, как это возможно,
чтобы бык мог говорить
да ещё и кофе пить.
Штурман наш косится глазом,
он-то всё решает разом.
Гаркнул как-то раз в ответ
и к нему вопросов нет.
Да и то, сказать по чести,
что за сказочницы, если
в толк не могут уяснить –
в сказке всё возможет быть.»

«День шестнадцатый полёта.
Мы в системе Пылеглота,
и звезды железной свет
ржаво светит в космопед.
Меркаша над головою
и «Привет» уже кормою
развернулся. Скорость – ноль.
Бац! – таможенный контроль.
Налетели словно банда.
Отыскали «контрабанду».
Оказалось – это лук.
Отобрали триста штук.
Долгрошей у нас негусто,
если точно – вовсе пусто.
Делать нечего, на штраф
модных платьев дали шкаф.
Аглаида изрыдалась  :
ей осталась только малость –
где-то лишь десятка два,
лишь прикрыть себя едва.
У Авдотьи тоже убыль  :
скорбно поджимает губы,
вспоминая словно сон
с луком пирожков вагон.
Но зато «Привету» легче
и уже плывёт навстречу
рыжеватый континент,
полосатый словно тент.
Сели в местности без знаков
на краю долины маков
в полдесятого утра.
Всё. Конец. Идти пора».
…
Да и нам пора, читатель.
Поднимайся-ка с полатей,
на икону покрестись,
да со мною разомнись.




Уж собрался для совета
с пассажирами «Привета»
экипаж. Петух сказал:

- Я к тому вас всех созвал,
чтобы знать, кто остаётся,
а кому идти придётся
вместе с девой и мечом.
- Да закрыть корабль ключом
и идти за кладом кучно.
Так, по-моему, всех лучше. –
подала тут голос свой
Аглаида.

- Не простой
наш поход, не за грибами, -
молвил штурман, - Нужно с вами
нам пройти по трём местам,
где бессилен меч Асвам.
Первый камень придорожный –
это знак долины Ложной.
Надо здесь беречь глаза,
потому как лишь слеза
пыль от чёрных маков смоет,
а иначе пеленою
он закроет вам пейзаж,
видеть будете мираж,
и в ловушку упадёте
и без вести пропадёте.

- Коли так, я остаюсь, -
молвит Дуня, - здесь дождусь.

- Это ж, сколько плакать надо, -
молвит старшая с досадой, -
с детства плача не терплю,
хоть и лук сырой люблю.
- Потому-то на планете
лук в особенном запрете.
Я, по совести сказать,
спрятал под крылом штук пять.

- А скажи, какой бедою
место нам грозит второе? –
поддержала разговор
младшая их трёх сестёр.

- Через Пьяную трясину
надо нам пройти, Арина,
где воды нет ключевой.
- Так возьмём воды с собой!
- Брать с собою бесполезно.
Свойством места неизвестным
жажду ей не утолить.
Ты ж не будешь брагу пить?
- Разумеется, не буду.
Значит, там, в спиртное чудом
Превращается вода?
- В том ещё не вся беда.
Жарко там, Арина, очень,
пить особенно захочешь.
- Что ж, придётся потерпеть.
- Но не мне, сестра, заметь. –
заявила Аглаида. –
Я останусь с Дуней, видно,
и к исходу дня для вас
будет сделан с мёдом квас.

- Вот теперь всё ясно, вроде, -
молвит штурман, - а в походе
с капитаном буду я.
Миня старшим корабля
остаётся тоже с вами
и его без пререканий
слушайте. Дверь – на замок
и ни шагу за порог.

Завершив совет на этом,
вышли двое из «Привета»,
к западу свой путь держа,
мимо Долгого Гроша.

* * *

Ветер вихри завивает,
очи пылью засыпает ;
труден, ох, нелёгок путь
через чёрных маков жуть.

День прошёл, второй доходит
и вода уж на исходе ;
стала дева уставать,
лечь бы навзничь да поспать.
- Нет! Нельзя здесь спать, Арина!
Лучше спать на поле минном, -
беспокоится петух. –
В этих травах – ведьмин пух.

Вот и третий день сгорает,
лук уже не помогает
и во рту, в ушах, в глазах
ядовитых маков прах.
Хороводы тварей страшных
окружили деву нашу.
Шепчут, мол, перед тобой
отдых, тишина, покой
посреди цветов прекрасных.
- Здесь особенно опасно! –
Феникс деве говорит. –
Глюк на глюке здесь сидит.

Только в пятый день под вечер
серебром блеснула речка –
Настоящая вода.
Дева бросилась туда:
- Ой, ты реченька глубока,
сократи мой путь немного
и листочком до трясин
на струе нас отнеси!

И ответила ей речка:
- Ради щедрости сердечной,
за словес твоих красу
мигом к месту донесу!
Тотчас путников обоих
ласковой обняв волною,
словно матери рука,
понесла их вдаль река.

Вот уже глубокой ночью
вынесла их на песочек
речки тёплая волна.
Тучи скрылись и луна
серебром речным умылась.
Тут травою принакрылись
и уснули крепким сном
наши дева с петухом.

Через Пьяные трясины
в жаркой местности пустынной
тоже не подарок путь.
негде даже отдохнуть ;
грязь и жижа по колено
да пузыристая пена
разливают жуткий смрад.
В общем – чистый Дантов ад.
Хоть воды кругом и вдосталь,
для питья – достать не просто,
а вернее – нет её,
ну не пить же то гнильё,
где лишь змеи да лягушки.
А ведь деве ещё нужно
на плече и птицу-жар
в грязь нести как самовар.

Вот и день уж на исходе.
Кое-как найдя в болоте
из гнилушек островок,
воду вылив из сапог,
прикорнула на пенёчке
дева, продремав полночи.
Утром, чуть набравшись сил,
встали, словно из могил,
двое путников и к цели,
шевеля ногами еле,
через марево и гниль
по трясинам побрели.

Уж идти не стало мочи.
- Ветер, ветер, ветерочек,
грудь, лицо мне освежи,
путь до рощи укажи ! –
Дева крикнула с тоскою
и в ответ над головою
ветерок прошелестел  :
- Я на зов твой прилетел.
За твои, Арина, сказки
я тебе отвечу лаской  :
и дыханье освежу
и до рощи провожу !

Сколько есть чудес на свете !
Вдруг подул с востока ветер
и прямой, широкий брод
высушил среди болот.
Ай да мощное ветрило !
Дева ветру угодила
сказками своими, знать  :
роща – уж рукой подать !
…
Чую, наш читатель ропщет,
дескать, почему о роще
штурман раньше не сказал.
Отвечаю  : он не знал.
Слышал лишь, что к краю влево
в роще той железной древо
рассыпает тучи спор –
вот запас его информ.
…
Но пойдём-ка на опушку,
да поможем, если нужно
обмануть старуху-смерть.
Выжить надо здесь уметь ;
двигаться, ходить – с опаской.
Даже и с жилетом, с каской
и с титановой броней
нелегко пройти тропой.
Словно в диком подземелье
иглы кактусовых елей,
а меж них кустов крюки
норовят вонзить клыки
прямо в сердце или в печень.
И уж рану не залечишь,
потому как ядовит
местной флоры каждый вид.

Тропка узкая всё уже ;
стало всё мрачней и глуше.
Даже дятлы не стучат,
вороны – и те молчат.
Путники себя лишь слышат,
а кусты, деревья ближе
наступают на тропу ;
хуже только лишь в гробу.
Наконец, когда не стало
и тропы, вздохнул устало
Феня, встав перед стеной
острых зарослей сплошной,
и сказал  : «Теперь похоже,
только лишь Асвам поможет.
Вынимай, Арина, меч,
начинай на запад сечь !»

С первым только лишь ударом
полыхнуло вдруг пожаром  :
вместо срубленных ветвей
огненный потёк ручей.
- Стоп, Арина ! Не годится.
Как бы нам не очутиться
в огненном кольце внутри.
Вон как весело горит.
- Что же будем делать, Петя ?
Не пройти нам дебри эти. –
молвит дева, а петух
словно бы утратил слух
и бормочет с изумленьем  :
- Что за дивное виденье
машет нам с тобой рукой ?
Что за дедушка такой?

Смотрит девица и что же
видит ? Рядом, на дорожке (!),
в армячок простой одет,
седенький какой-то дед
их рукою подзывает.
Тут Арина подбегает
к деду с петухом своим,
а прохожий молвит им  :

- Не своё, Арина-дева,
ты затеяла здесь дело.
Не срубить твоим мечом
древо споров нипочём.
Можно только Божьим словом.
Возвращайся-ка ты снова
к сказкам, к белым кружевам.
В них и есть твой меч Асвам.
- Дедушка, а с древом что же ?
Так и будет черной ложью
белый наш поганить свет ?
Молвит старичок в ответ  :
- Дам тебе живой водички.
Окропи своих сестричек,
как воротишься назад.
Это вам и будет клад.
Ну а с древом споров этим
можно только милосердьем
справиться. Ты, знай, твори
дело правды и любви.

Это молвив, старичок наш
подал маленький бочонок,
осенив своим крестом
деву с чудо-петухом
и исчез внезапно также
как явился деве нашей.

Взял бочонок тут петух
и читает деве вслух
древней азбуки славянской
надпись «Николай Можайский».
- Что ж, Арина, нам с тобой,
видно, путь лежит домой.

...
Да и нам поторопиться
к дому надо б. Как ни виться
сказке, тропке ли, конец –
делу всякому венец.

Путники тропой чудесной
вышли, чудом неизвестным,
прямо к космокораблю.
Там историю свою
рассказали сёстрам, тут же
водяным опрыскав душем
вещи все и их самих.
И скажу вам, что от них
ругани с тех пор не слышал.
И вещей не терпят лишних
девы, любят подавать
да друг другу угождать.