Я люблю тебя.

- Всё, брат, ты попал. Вернее, снайперски точно попали в тебя, не целясь.
Это я сам с собой разговариваю. Шагаю по весенним лужам, как пьяный, не разбирая дороги, и улыбаюсь. А мне казалось, что я – труп. Не в прямом смысле, конечно. Просто ем, пью, сплю, занимаюсь любимым делом и даже имею собственное жильё,  но радости от жизни не испытываю. Живу, как жвачку жую: рот полон, а сытости и вкуса нет. И тут,  как частенько говорят: капец подкрался незаметно. Нет, не капец, а полный аут! Я вырвался! Я живу! Мир снова цветной и звонкий. Когда она откроет дверь, я прямо с порога скажу: «Я тебя люблю!» Нет… Не с порога. Идиот ты, товарищ Фомин! Любишь, как воюешь. А воюешь, как с лютым врагом, по принципу Цезаря: пришёл, увидел, победил. Тут надо аккуратнее, чтобы не получилось: пришёл, увидел, наследил и ушёл, сгорбатившись, ни с чем. Она вполне может принять твой натиск за обычный гормональный всплеск, перепихнин, если уж выражаться привычным языком. Да! Смотри, Цезарь, не забудь ещё одно: фильтруй базар, то есть, следи за речью. А если ситуация вырулит не в твою пользу, то сразу отходи на запасные позиции, что означает: ной арию голодного из оперы «Дайте пожрать!» Голодным она даже врага не выкинет за дверь. Это тебе хорошо известно. Вот пока жевать будешь, и подумаешь, как поправить положение. Я чётко набрасываю план предстоящего "сражения", а сам улыбаюсь, представляя её глаза. Так. Хорош представлять! Вот - дверь и чёрная пуговка звонка. Ну, с Богом!
- Дрень-дрень-дрень! – заливается звонок.
Она открывает, и у меня все слова испаряются вместе с улыбкой. В её глазах – слёзы и такая обида, что я мгновенно зверею:
- Кто?
Она старательно улыбается:
- Вы о ком, Саша? У меня - всё в порядке. Просто…голова сильно болела.
- Бам-с. – падает тёплая и такая забавная капелька её детской наивности на меня, заледеневшего.
Она шире распахивает дверь:
- Правда, правда – болела, но уже прошла. Проходите скорее.
- Дзяк, – тревожно звенит чувство опасности, отреагировав на последние слова.
- А почему скорее?
По вновь заблестевшим глазам я понимаю, что попал в точку. Она захлопывает дверь, прижимается к ней спиной и, как ни старается, не может взять себя в руки. Сейчас она похожа на ребёнка, которому обещали показать цирк, а привели на мясокомбинат. Я присаживаюсь перед ней на корточки, чтобы видеть её глаза:
- Вы потеряли кошелёк с зарплатой, сломали ноготь, пролили красное вино на белую блузку?
Длинные, слипшиеся от слёз ресницы удивлённо распахиваются:
- Нет… Ничего такого... А что?
Я выдыхаю с наигранным облегчением:
- Фу… Самые главные беды Вас миновали. Остальное - мелочи.
Она робко улыбается:
- Какой же вы непредсказуемый, Саша.
- Не обо мне речь, - я беру её руки в свои, - могу чем-то помочь?
Она печально машет головой, но рук не отнимает:
- Нет, Саша… Как можно помочь тем, кто во всём и во всех видит только плохое?
Всё ясно: она узнала, что думают её соседки по поводу моих визитов. Последнее время я спиной чуял ядовитые взгляды, когда проходил мимо тёток, сидящих на лавочке у подьезда. Ну, это - не та проблема, из-за которой можно отложить цель моего визита. Разберёмся со временем, а сейчас… Я поднимаюсь во весь рост и осторожно притягиваю её к себе. Очень сложно выбрать более-менее приличный эпитет из тех, что крутятся у меня на языке, но можно:
- Не стоит расстраиваться из-за всяких там… глупых куриц. Сплетни нейтрализовать достаточно легко.
Она доверчиво смотрит снизу вверх и очень серьёзно спрашивает:
- И что нужно делать, чтобы… нейтрализовать?
Всё… Планы мои рухнули перед этой обезоруживающей чистотой и наивностью. Я опускаю голову, смотрю в пол и сосредотачиваюсь, как перед прыжком в горящий дом. Пусть будет или выжил, или погиб. Третьего не дано. Когда я поднимаю на неё глаза, она испуганно отступает на шаг назад. Не пытаясь её удержать, я выдыхаю одной фразой:
- Пошли они… со своими сплетнями… Я люблю тебя. Я очень тебя люблю.
Несколько секунд тишины. Внутри всё переворачивается. Сердце бухает, как колокол, созывающий на вече. Мысли бегут обрывками: « Аут… Пошлёт… Напьюсь… А если…». Но всё замирает, даже дыхание, когда она тихо шепчет:
- Саша… Я тоже…
Губы у неё мягкие, податливые и пахнут черешней….