Блог пользователя Secrets

..."Вы не похожи на счастливого человека" -сказал мне кот.
Он лежал на тротуаре и подставлял свое мертвое тело апрельским лучам.
Я посмотрел на него взглядом бетонных многоэтажек,
сцепил руки в замок и со всей своей мещанской пренебрежительностью ответил:
"Знаете что кот, вы тоже не походите на любимца судьбы".
Кот хотел было улыбнуться, но он забыл, что он кот, да ещё и мертвый.
Его когда-то мягкая, пушистая, с серым оттенком шерсть сейчас походила на сгусток крови и пыли. И, наверное, если бы ни этот стеклянный взгляд вселенского равнодушия с под полуприкрытых век, обрамленных по бокам белыми ресницами. Я бы и в жизни не подумал, что это был когда-то одушевленный предмет.
Кот недовольно хмыкнул, продолжая смотреть в одну точку и так, насмешливо с каким-то не чуждым для котов лицемерием проговорил: "ни уж то вам, сударь, противно стало говорить со мной, мертвым скитальцем?"
Я задумался на секунду, отведя взгляд на медленно ступающего по тротуару старика, посмотрел на кота и немного вальяжно проговорил: "Знаете что кот, вы мертвый уличный ободранец, одинокий, бесполезный, жалко просуществовавший растратив себя понапрасну. Вы такой же как и любой другой кот. Я без труда найду вашу копию. Вы отнюдь не особенный.
Да и тратить свое время на разговоры с мертвым животным мне, да и не только мне, покажется странным. Я предпочту поговорить с фонарным столбом или с будильником, нежели с грязным, пахнущим разложением животным…"
Так я ответил коту. Развернулся на пятках, и уже было хотел идти, но тут я понял, что у меня, как у Есенина: я один, разбитое зеркало, а под ногами пропасть бессилия от собственного откровения.
Мой кот умер, умер, так же как и ваши коты...

На руках ожоги от чужих, потрепанных взглядов. Белые дымные облака по комнате. Я уже давно не выхожу курить на балкон. Ведь нам в привычку было сидеть там, часами обсуждая дым.
В зелёном я нашел чужие чайные глаза. Они смотрели с упреком, ты смотреть только с нежностью. В прокуренных комнатах мне почему-то легче дышится. В прокуренном тебе я видел вселенную. Вселенную, которая оказалась моей надгробной плитой. И, вот что запомнилось, там не было эпитафий. Может, просто камень? Огромный камень нашего одностороннего одиночества.
Гнилые цветы пахнут километрами недопонимания, что между нами. А молоко стало единственным лекарством от ощущения бесполезности. В сером небе я вижу солнце твоих белоснежных улыбок. А в потрескавшейся от гнилой, морозной обиды земле я вижу тебя.
Ты ошибся в том, что я ошибся в тебе. Ты не был очередным экспериментом моей не очередной любви. Ты вообще не существовал за приделами моих снов. Тебя не должно было быть там, где не было меня.

Сегодня тот день, когда хочется бросить всё и написать кому-то далёкому, совершенно не знакомому, но сквозь все полнометражные «я» родному. Сегодня тот день, когда влюбленные пары шагают по аллеям и улыбаться, друг – другу, прохожим, деревьям, небу. Но только не мне.
Знаешь, это как твоя шершавая кожа служит для их красивых лакированных туфелек и грязных обшарпанных ботинок единственным пристанищем. Как только их не дорогая, плохо сшитая обувь пахнет грязью целой вселенной. А твое лицо, руки, глаза и уши остаются для их улыбающихся ликов всего лишь бесполезной, отвратительной, покрытой глубокими и почти не заметными морщинами кожей, по которой они могут разве что шагать.
Я чувствовал тепло человеческого ребенка у себя на руках, но оно показалось мне омерзительным. Этот жуткий запах жизни, счастья, стремления. Эта беззаботность и юношеская удовлетворенность всем миром. Он, просто лежал на моих руках, и смотрел на звезды. Мимо нас проходили пара за парой лакированные туфельки. Их женственные обладательницы кривились. Они ненавидели смотреть на меня. Для них я был слишком «не миленьким». Но им приходилось обращать свои взоры на то, что они бы так никогда и не заметили, потому что на моих руках лежал он, мерзкий и глупый ребенок своего времени.
Я думал о нем. О его блестящих, даже в тусклом, ночном свете фонаря, золотистых локонах. О его запахе, который веял жизнью и моих серых, холодных, безжизненных, морщинистых руках. Я хотел заговорить с ним, но не сумел.
И вот сейчас, я сжимаю в своих руках грязный тетрадный лист бумаги и плохо заточенный карандаш. Я не знаю, куда мне писать. Не знаю, как зовут того маленького человека чье лицо я так и не увидел. Я просто хочу, что бы завтра, когда смерть вновь прейдет, поглумиться надо мной я больше ни о чем не жалел. Я хочу, что бы он знал, что теплота его кожи, намного теплее, чем жаркое июльское солнце…
Аноним

Ты как жжение, от растекающегося по горлу виски. Как капли воска попадающие на нежную кожу в районе угасающего пульса, где-то на запястьях. Ты как он и она только совсем другие. Рядом, но так далеко, что даже звездам не докричаться, к ним одновременно.
Вся соль, высыпанная на открытую, кровоточащую рану превратится в гной. А вся сладость от поцелуев в яд.
«Я буду твоей вечностью» - говорил я. Зная, что за этими словами стоит лишь крест. «Я буду твоей пустотой» - повторяла эхом за мною реальность.
Твои волосы пахнут детством. А твои руки – руки шлюх. Тонкие пальчики ловко скользят по обнаженной коже. Мягкие губы растекаются в легких полуулыбках и светлые локоны водопадами падают тебе на плечи.
Я бы назвал тебя иначе, но это имя подходит тебе больше всего.
Сладко-горькая, грубая, нежная, с каплей лицемерной обиды, женщина, которая впитала в себя все пороки и достоинства любви – Ревность.
Я готов был целовать эти тонкие пальчики. Вдыхать запах чужого детства и верить, что ты так же реальна как вечность. Но даже у вечности есть срок годности. И у тебя для меня лишь мгновение.
Я сделаю пару глотков, закурю, и может быть, исчезну. А ты останешься. Ведь ты как она. Моя женщина с грубостью шлюх и нежностью детства. Моя сладко-горькая, как сказал мне однажды мой друг. Моя ревность.
Аноним

Когда мы с тобой познакомились, снег ещё лежал где-то в тысячекилометровой преграде от нас. Но уже тогда ты был для меня снегом. Вся твоя невинность состояла из замороженных капель воды. Но тебе ни за что нельзя было таять. Иначе колеса и подошвы, черные руки и мерзкие люди измазали бы тебя.
И вот они превращали тебя в грязь на моих глазах, и всё что я мог сделать, это лишь кричать. Так надрывно и беззвучно, для их остывших взоров. Так не досягаемо для их каменных, безразличных лиц что, в конечном счете, они слышали лишь глухое завывание ветра.
Я пил падающие с неба капли горького октябрьского дождя и слушал, как острые камни поют о тебе свой реквием.
Ты был снегом, и я любил тебя. Ты был грязью, и я ждал, когда же твоя чистота победит всю мерзость этой реальности. Тебя не стало, но я всё ещё был уверен в том, что ты сможешь оттаять и подняться к небу.
После, в моих воспоминаниях ты бил легендой. Несуществующим ребёнком холодного газового шара, который так ласково назвали звездой. Я верил, что ты существуешь где-то там, в тех параллельностях, к которым мне не добраться даже за миллиарды лет. Я верил, что ты думаешь, обо мне и это спасало меня. Меня, и острые, серые камни.
Аноним.