"Грибною тропой" повесть (продолжение)

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение. ...растафари. За бревенчатыми стенами , снаружи столетнего финского дома лютовал скрипучий мороз. Казалось , что сам снег за какие-то минуты превратился из пушистой и рыхлой крупы в алмазную крошку. Павлов , поёживаясь и поминутно сморкаясь , сидел на заботливо оббитом старой рубахой стульчаке и отчаянно сопротивлялся спастическим болям в низу своего многострадального живота. Над узкой дверкой едва теплился свет от издыхающей лампочки , размером не больше виноградины. Перед лицом Михалыча было только трёхслойное окошечко , размером с небольшой портфель , которое они же вместе с профессором смастерили взамен тоненького витража из пионерской комнаты лагеря "Молния" , что был неподалёку. Идея оправданного утолщения туалетного оконца пришла однажды Григорьичу и он воплотил её незамедлительно посредством трёх армированных стёкол с тиснёным узором. Когда старший сын , заинтригованный столь сложным монтажом , осторожно спросил отца , зачем вдруг на тридцатый год дачного туалета подобные усовершенствования , профессор , не отводя сосредоточенного взора от двери , задумчиво промолвил : " Децибелы... Децибелы..." Дверь усилили еще двумя фанерными листами и отметили это событие помпезным открытием трёхлитровой банки консервированных помидоров из Болгарии. Михалыч повернул голову вправо. Там тоже было окошко , но втрое меньше дверного и в отличие от того прозрачное. Сквозь него днём можно было видеть забор с хлипкими воротами , картофельный надел и дальнюю опушку леса за полем. Рядом с туалетом профессор любовно , вплотную посадил красную рябину и за истекшие тридцать лет дерево образовало над домиком роскошный купол. Особенно эффектно это смотрелось в середине лета , когда алые гроздья ягод ,буквально, пылали на фоне тёмной зелени кроны. За туалетом мощным шатром разросся орешник , создавая рябине мягкий фисташковый фон. Страсть к озеленению Тэля овладела и старшим сыном , который на искалеченной многими владельцами тележке привозил из окрестных рощиц и лесов разные экзоты. Красавец дуб вот уже двадцать семь лет стоит при въезде в гараж и своей свободной , молодой кроной символизирует крепость традиций тэлианского хутора и уж совершенно по воле случая (а быть может велением свыше ) - дубовые листья... Павлов стал замерзать , но не решался покинуть своё маленькое прибежище страстотерпца-неуда. Снаружи послышался хорошо различимый скрип снега. Павлов весь замер и насторожился. На стульчаке он напоминал одновременно и застывшего кабана-бородавочника и чучело на Масленицу. За толстыми стёклами со всей чёткостью и доскональностью было слышно , как Дрэмп поправляет во рту съёмные протезы. Жиденький свет от лампочки дрогнул , но не погас. "-Эй , ты , как там тебя Вальдемар называет? Обстрадамус? Ты там не околел?" Павлов всем своим существом хотел уменьшиться , чтобы исчезнуть в этой чёрной дыре и никогда не показываться на глаза этой бесцеремонной и безнаказанной женщине , так вероломно блокировавшей его в этом жалком состоянии.Все человеческие стыды , казалось , подбежали со всех сторон к сердцу Павлова и обступили его плотным кольцом , скорчив самые отвратительные рожи. Михалыч едва слышно подобрался. "- Ты что там уснул , неуд?" Павлов практически беззвучно запахнул одежды и в ужасе посмотрел в темноту дыры. Он стоял перед выбором , а снаружи снова донеслись слова. "- Эй , если ты ещё там , знай - мы ложимся спать , дом я запру , можешь спать в бане." Михалыч затравленно озирался ,ища выхода и стараясь не шуметь. Дрэмп помедлила и ,подойдя к двери, стала искать ручку. " Опять ручку переставил , профессор хренов! По шесть раз за лето переставляет , квестер бесов!" Найдя ручку в новом положении , Света дёрнула дверь. Из маленького помещения в морозную ночь беззвучными нитями повеяло скверно и безыскусно. Скорчив неимоверную гримасу японской маски , лицо Дрэмпа было неузнаваемым и лишь по характерной одежде из гардероба малийских гаулов , можно было предположить смело - " Мы из Тэля." Туалет был пуст. "-Ушел.." - подумала Света , выключая хилое освещение. При перестройке летней уборной , Павлов помогал Григорьичу во всём , начиная с многочисленных чертежей до рытья боковой галереи для подхода к "священному акцептору" , как шутливо называл профессор самодельный миниатюрный септик , приспособленный из старой , отслужившей свой срок , скороварки. Валентин часто переспрашивал Григорьича , не мала ли ёмкость? На что профессор удивлённо отвечал : "-А куда больше?!" Вот так многие годы все и задавались разными вариациями этого вопроса , "Куда больше?" "А больше куда?" "А вот куда...?" Тэль всегда был богат историей. Наверное , ни одна дача не хранит столько легенд , сколько выпало на душу этого неприметного , старинного хутора , переходящего от одних хозяев к другим. Павлов пролез через дыру в боковой ход и оказался в тесной мгле казематика , где обычно профессор хранил короткий багорик и исплешный веник-пометун , наспех связанный из трёх таких же веников-лысаков. Михалыч наощупь пробрался к люку , но поднять его не смог , вероятно из-за толщи снега. И не позвать-то никого... Павлов прислушался... Как в могиле. Однажды в Тэле гостил родной брат Михалыча Женя-Пипон. Так его оставили спать в бане , предварительно всё объяснив и показав. А Пипон-Пипольфен , являясь от природы человеком примитивным , наподобие неандертальца , проснулся ночью по нужде и , обнаружив себя в полной темноте в незнакомом месте , запаниковал и стал ломиться во все стороны с дикими криками о помощи. Утром незадачливого гостя нашли стоящим посреди огромной лужи с выражением лица , свидетельствующем как минимум о полной перешивке личности с вторжением в сферы подсознательные и даже где-то кармические. Пипон помогал Зоишне поливать огурцы и при этом всё приговаривал : "- Коли бросили обоз , не пеняте на обосс.." Пещерный человек. А тем временем на веранде было непривычно безлюдно и даже как-то сиротливо. Зоишна в тёплом доме медлительно громоздила на своей кровати какие-то курганы из различных пальтушек , покрывалец и одеялок. Под высокой кучей подобных утеплителей раскатисто храпел профессор в тускловатом отсвете старой-престарой люстры с потемневшими от времени , некогда белыми шарообразными плафонами , на которых невесомо покручивались от потоков тёплого воздуха паутинки. Резко и нервно в комнату вошла Дрэмп. "-Софья , твой этот , как ты его называешь , снова в бегах." Зоишна вытаращилась на сестру , как будто увидела её впервые. "-Что?! Что ты вылупилась-то на меня как с другой планеты?! Он опять нам спать не даст?! Чтоб я ещё раз его на дачу пригласила!!! Вот , неудобный человек!!! Дом я закрыла , мы ложимся , свет гасим. А это существо пусть снаружи кукует , или за грибками идёт , чего он там хочет ! Я ложусь! И ты тут не валандайся со своим тряпьём , а ложись! Вон , на этого посмотри в красных носках." - она ткнула пальцем в сторону храпящего вороха. "-Ложись , я тебе говорю! И отдай,ты,эту чёртову кофту , это моя !" Дрэмп пихнула грузное тело Зоишны в мягкий хаос пастели и забросав чем попало , направилась к своему дивану у окна.