"Грибною тропой" повесть

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение повести. Вообще , явление субъекта в нетипичном для него облике всегда было беспроигрышным драматическим или юмористическим эпизодом в любом произведении. Но вид Гигоиша наводил на мысли отнюдь не юмористические. Старик нёс на своих одеждах слой льда , сравнимый разве , что с найденным в расселине пропавшим альпинистом , или даже древним антропоидом , прекрасно сохранившимся до наших дней. Подобно стеклянному кокону , лёд равномерно покрывал всю фигуру профессора с головы до ног и негромко потрескивал при движениях. На чумазом и небритом лице ледяная корка образовывала некую фантастическую капсулу , придавая закованному в неё лицу поистине космический вид. Начинающая подтаивать влага бесшумно мерцала проворными капельками внизу у подбородка , просачиваясь сквозь ледяные щели. В руках у Гигоиша был не-то жезл лешего , не-то обломок архаичного весла из ладьи древних викингов. Каждый шаг "замороженного" отдавался в помещении веранды гулким металлическим эхом , из-за стука железных вёдерных крышек на обеих ногах. Вцелом впечатление было такое , что все присутствующие перенеслись на несколько тысячелетий назад и являются свидетелями давно минувшей сцены. Первой молчание нарушила Зоишна , протянув руку к Гигоишу и робко потрогав его за жезл. Дрэмп покачала головой а Михалыч , изумлённо вытянув тонкую шею , завыл в своей неповторимой грибной манере. Профессор оглядывал дачников взглядом победным , даже с нескрываемым оттенком снисхождения. "-Где ты болтался , неуд?" - проронила Дрэмп , разглядывая смёрзшиеся в ледяном колпаке седые прядки. Профессор поставил в угол веранды обломок допотопного весла и с тонким ледяным скрипом присел к столу. "- Ээээ , нет! Так не пойдёт!" - вскрикнула Дрэмп , пытаясь ухватить Гигоиша за обледеневший воротник грибницкого пальтугана. "-Иди-ка ты , человекообезьяна , переоденься. За стол в таком виде я тебя не пущу." Гигоиш повиновался и , громыхая железными снегоступами , удалился с веранды. Повисла пауза. Михалыч поминутно сглатывал набегающую слюну а Зоишна методично дохлёбывала из своей щербатой тарелки густое варево с кусочками сосисок и лимона. Светлана Романовна укоризненно покачивала головой и яростно жевала мелкие куриные хрящики из супа. "-Светуль , а может быть баню затопим?" - предложила Зоишна. Мужики уже несколько дней не мылись , в одном и том же ходят , как эти , дриопетеки." "- А что , у дриопетеков была одежда?" - тихо переспросила Дрэмп. "-Да какая разница-то? Всё одно - шмуньки." Павлов загоготал хрипло и надрывно , кривя своё буроватое морщинистое лицо в нелепой клоунской гримасе. "- А дрова-то есть?" - спросила Дрэмп , отпив из малюсенькой рюмочки холодной водки. "- Япинесуыстроисааая!" - вскочил Михалыч и кривовато семеня , поскакал к выходу. "-Володю-то покормить надо." - предложила Зоишна , доедая третью тарелку густого супешника. Дрэмп недобро зыркнула на сестру и прошипела : "- Этот членистоногий не сдохнет." Зоишна пожала плечами и вскинула брови. Павлов уже предвкушал самый прекрасный из всех дачных ритуалов. Даже лес с его грибными тропами не мог сравниться с этим хуторским изобретением , которое в 1976м году возвёл прозорливый и рачительный профессор. На небольшом возвышении на углу участка у самой калитки была построена восхитительная бревенчатая банька с таким просторным предбанником и техническими усовершенствованиями. Печь была сложена неким Лёшей или Лёней , бывшим мужем тёти Нюры , человеком странным и загадочным. Леонид Палыч прожил долгую и таинственную жизнь среди своих овец , коз и баранья. Был он и плотником и столяром и гончаром , вызывая зависть у деревенских бабок. Но жизнь его обрывалась тяжело и длительно , лёжа на старой-престарой панцирной кровати в тёмной закопченной финской избе под зловещие завывания лютой метели. Чудовищный асцит со всеми вытекающими факторами мучил и глумился над беспомощным стариком , заставляя человека среди ночи плакать и просить у своей старухи верёвку и мыло. Зима в тот год буйствовала. Голодные лоси приходили из леса и выедали мох-конопатку между брёвен старой избы. В старом скотнике , примыкавшем к дому , поселились целых две семьи куниц , что для этих эгоистичных и неуживчивых хищников совсем не характерно. Тётя Нюра одна управлялась на этом заброшенном хуторе , который раньше назывался Волчьим. Дядя Лёня вспоминал , как делал прочные мостки от дома к колодцу , как клал профессору печь , как первый раз все мылись в той новой бане. Жизнь - штука непонятная и крайне противоречивая. Она даёт человеку возможность либо жить по-совести, даря людям свет и добро , либо оставить о себе недобрую , брезгливую молву , как бы в награду за ложь , зависть и мелочность. А время - оно не такое уж бесконечное , как эти вековые леса да просторы. Вот оно всё в ладошке. Было много , а теперь нет.. И глядим мы на беспечные игры детишек , да всё вспоминаем. Михалыч копался в дровяном сарае , как мышь в навозе. Примёрзшие поленья напоминали спаявшиеся оковалки , а отсутствие лампочки не давало возможности приспособиться. Павлов то стонал , то всхлипывал , а то и завывал подобно лесному волку. Подошел полуоттаявший Гигоиш. "- Ну , что ты тут вошкаешься , кривая шарага? Иди-ка лучше за водой с вёдрами. Колодец , возможно , подмёрз , так ты не ломай , а меня позови." Михалыч радостно закивал и метнулся к вёдрам. В Тэле любая работа в охотку! И Павлов , нелепо размахивая звенящими вёдрами , проваливался в глубокий снег. Колодец был за верандой под неимоверным снежным сугробом. Нужно было сперва раскопать доступ к дверце , которая была сколочена из остатков проклеенного шифера и сломанной детской кроватки. Павлов осложнел. Копать принялся руками , кривясь от холода и талого снега. Передохнув , Михалыч залюбовался вечереющим деньком среди этого непролазного леса и угрюмых сугробов. На полянке с неугомонным писком мельтешили синички , затеяв возню среди крон молодых пихточек. Ярко-лиловые шишки мерцали на вечернем солнце свежей смолой. Павлов помнил , как старший сын профессора привозил маленькие саженцы пихт из финского бора. Теперь деревца поднялись и красовались на опушке ровными зелёными пирамидами. Деревья нужно сажать непременно. Это как , своего рода , творчество. Живёт человек равнодушно , потребляет да таращится. Совсем иное дело - участвовать в созидании , помогать природе быть еще краше , еще полезнее. А деревья ,ведь, благодарные. Посадишь дерево малое , а через несколько лет оно тебя своей красой да ладностью благодарит. Смотришь на него и думаешь , вот выросло оно , к небу тянется , потомкам о человеческих руках ведает. Важно это. Может быть более важно , чем корысть да стяжательство благ да богатств. Но понять эти вещи дано не каждому , далеко не каждому. Михалыч докопался до дверцы. Ручка была изготовлена в лучших традициях Тэля. Это была пластмассовая игрушка-кенгуру со спиленными для удобства ушами. Насквозь прикрученная шурупами к деревянной рейке кроватки , она предоставляла идеальное прилегание ладони. Михалыч усмехнулся и приоткрыл дверцу. То , что он увидел было одновременно и неестественно и завораживающе. Всё пространство под крышей колодезной надстройки было заполнено причудливыми сталактитоподобными крсталлами замёрзшей воды. Длиннющие иглы , украшенные сверкающими кристаллами льда переплетались и скрещивались в невиданном фантастическом пересечении. Это было невероятно красиво! Павлов икнул. Протянув руку , он осторожно дотронулся до сверкающей хрупкой иглы. Тут же вниз полетели невесомые снежинки и в тёмных недрах колодца исчезли. Михалыч трогал ещё , трогал ещё. Под огрубевшими пальцами старика крошилась и исчезала в тёмной глубине трепетная и нежная красота. Из-за веранды раздался окрик Дрэмпа "- Ну где этот промысловый таракан? Его только за смертью посылать." Михалыч с грустью смотрел на сыпавшиеся в тёмную воду кристаллики. "Примитивы.. Они все безнадёжные примитивы."