Предстание юной Бейры в монастыре секты каннибалов. ROVOAM GALLERY

Прекрасный стих Вадима Васильевича Лавриненко о картине "Предстание юной Бейры в монастыре секты каннибалов " ROVOAM GALLERY 1998 Вообще, еврейские бабульки

хотели выручить деньжат…

Но людоеды смотрят:

- Дульки!

И брать такое не хотят!

Утлое тельце, астенична,

по сути, юное дитя.

Покупка б стала нелогичной…

Но, может, стоит взять, шутя!?

Спина прямая, смотрит Бейра,

не отводя горящий взгляд.

Как будто воин капоэйры…

И губы что-то говорят:

- Меня хотели замуж рано

за деньги бо́льшие отдать.

Какой-то старый иностранец

решил со мной поворковать.

Чего им всем далась та юность?

Что я сама-то? Не ценна́!?

Я бы во взрослость окунулась,

и с ней мне было б не до сна!

Гуляла бы до поздней ночи,

сластей бы ела сколько хошь…

Всё кулинарных, между прочим!

- С ума сойти! Ну ты даёшь!!

- И где жила ты, мышь худая?

Среди тех ветхих рабанит,

Что-цену-то тебе не зная,

в смраде пришли сюда хламид?

Уж лучше б сами тебя съели,

чтоб соки юности твоей

Впитать…

Да видно, не сумели…

Не так уж мудр, поди, еврей!?

- А об отце что помнишь, детка?

Какой он был, что завещал?

- Мала была, жила, как в клетке,

он лишь во снах и навещал.

Высок, с уверенной походкой,

чуть седоват, красив лицом.

С такой окладистой бородкой.

Похож вон с тем Святым Отцом.

Тут каннибалы взор на старца

все обратили, как один.

- Так был похож он на испанца?

Каков, однако, господин...

И ты по папеньке испанка?

Нездешних, видимо, кровей!?

Ты сможешь выжить куртизанкой

в стенах таких монастырей!

Девчонка молча оглядела

всех сводов мрачные углы,

Где копошились, то и дело,

монахи за вуалью мглы.

Плевки их в множестве полётов

заляпали нечистый пол.

- Увы! Я дочь искариотов,

а дед – и горец, и хохол.

Мать – та из Речи Посполитой,

(где бабка сызмальства в жидах),

Хоть стала там антисемиткой

на свой последний риск и страх.

Но мне как будто бы знакомы,

(словно уж видела, в игре?),

Палаты, кельи и хоромы,

и звонница в монастыре.

Я будто каждой клеткой тела

их ощущаю хладный пыл…

Как разузнать бы я хотела,

быть может, здесь отец мой жил!?

Печать неброская набита,

то помню, на плече,

вон там…

Рукою твёрдою отлито

в ней было имя «Rovoam».

Всё ощущаю его руки,

на фоне твёрдости, нежны…

Вдруг странные раздались звуки

у монастырской у стены.

- О, Rovoam!? Печатка силы?

Мир полон тайн, непостижим!

- Он был здесь!?

- Нет его могилы!

Она развеялась, как дым…

Грудина, сердце, печень почки,

бедро и крепкая рука…

- Эй! Проведите в келью дочку!

Ступай, дитя, ступай, пока!

Ошеломлённые мужчины

смотрели девушке вослед,

На то имелись две причины:

стан Бейры, памятный обед…

Была стройна младая Дева,

как выяснилось, и умна!

Обед же, сонм традиций древних,

давно лишил монахов сна!

Им по ночам шептали дали,

(да каждая с собой звала!),

Как каннибалы расчленяли

особой важности тела…

Как то, покрытое печатью,

на сто разбитое частей,

Они испробовали знатью

под мерные огни свечей.

Как информацию внимали,

о жизни, смерти, – сто картин…

Писали всё, объединяли,

создав таинственный «Кулин», –

Книгу магических рецептов,

средь казематов тишины,

Для самых избранных адептов, –

детей безмолвия и тьмы.

Шла коридором тёмным Бейра,

как будто кто-то её звал…

И холод по каналам нейро

в её сознанье проникал.

Те неприметные частицы:

влеченья, страха, воли суть,

Что изменяют наши лица,

и могут всё перевернуть.

Листает записи «Кулина»

в библиотеке каннибал.

Отца он Бейры, право, лично,

Можно и так сказать, знавал…

Теперь она, Дитя, со знатью

в родстве, как будто, состоит.

Поправит молча рясу-платье

задумчиво иезуит.

И дале, к вящей славе божьей,

извечный продолжая путь,

Он улыбнётся осторожно,

чтоб никого, нет, не спугнуть…

Дышали тихим сапом стены

монастыря своей чредой…

Ты обретёшь здесь, несомненно,

Дитя, усладу и покой…

Спускалась тихо ночь на крыши,

поглаживая камень стен,

Широких столь, что не услышит

никто в округе криков…

Тлен…

Vlado, Rovoam Gallery, 10.08.2020

* * * * * * * * * * * *