Поезд

Уже, как дня два, постоянно хотелось есть. Поезд скрипел и стонал под тяжестью человеческих организмов и урчание в животе не было слышно. А если иногда, даже и было, то это уже никого не смущало. Все ждали прибытия на мирную станцию. Девочка лет шести, с огромными голубыми глазами и светло-русыми волосами, держалась за руку отца, и не задавала глупых вопросов, чем казалась старше своих сверстников.
Только на самом деле ей было не шесть, а десять лет. В силу не большого роста, генной моложавости и голода, ее возраст казался моложе.
Вагоны были набиты эвакуированными жителями Польши, потому и речь была слышна смешанная. Громко никто не разговаривал, будто боясь, что немец услышит и прилетит бомбить. Все аккумулировали внутри себя желание скорее попасть в безопасное место.
Поезд живой веной пульсировал через лесные массивы и поля.
Люди понимающе делились тем съестным, что успели взять с собой. Конечно, малышам старались дать больше, но резко повзрослевшие дети не принимали таких жертв и поровну делились со старшим поколением.
- "Скоро, скоро доберемся! "- повторял Мае на ухо отец.
Мая старалась больше спать, что б не хотеть есть, или смотреть в окно.
Представляла она, как на перроне их встречает молодая, тонкая женщина с большими голубыми глазами, как у неё. Она улыбается, тянет руки и обнимает ее... Затем их обоих обнимает папа и они едут домой.
Она и раньше представляла маму, но в последнее время эти образы стали возникать чаще и ярче. Папе она не говорила о своих фантазиях. Все, что ей было известно о маме от отца, то что она была знатного происхождения англичанкой и, не могла поступить иначе, оставила маленькую Мэри на попечительство отца, а затем исчезла из их жизни, так получилось — навсегда. Девочка не винила маму или папу, она любила их и ждала чудо. Но чудо не происходило.
Мая проснулась от внезапно налетевших грохота взрывов и нарастающих криков.
Отец уже тянул ее за собой за руку, наружу из поезда. Все смешалось, крики, люди, запахи, мысли... Вдруг, она поняла, что не рука отца, а толпа тянет ее наружу. Высыпаясь из вагона люди бежали кто куда. Грохот от разрывающихся бомб лишал зрения и слуха. Бомбили с воздуха. Немцы.
Она бежала, уверенная, что догоняет отца, бежит вслед за ним. Все же, на минуту остановившись, оглянулась и обмерла. Поезда не было. Были два вагона и куски металла, тел, дерева перемешанные с землей, что летала, подскакивала в воздухе, не успевая приземлиться, от нового взрыва вновь поднималась вверх. Огонь и едкий запах горевших человеческих тканей, раскаляли и без того горячий июльский воздух 1941 года.
Кто-то схватил Маю за руку и она снова побежала. Плохо разбирая то, что под ногами, она бежала через открытое поле, к видневшемуся в дали спасительному лесу. Несколько раз она падала, но чьи-то руки тут же ее поднимали, и она снова бежала. Страх и желание добежать до леса, укрыться заглушал боль ободранных рук и коленей.
Наконец, звук удаляющихся самолетов дал сбавить бег, и она подняла голову.
Вот, и спасительный лес.
Самолетов уже почти не было слышно. Люди попадали на траву. В ушах еще стоял гул и звон, и свое, и чужое дыхание. Кто-то всхлипывал. Постепенно установилась тишина. Люди будто перестали дышать и стали слышны обычные звуки леса.
Мая видимо отключилась на какое-то время, а когда очнулась, ее гладила по волосам какая-то женщина. Она увидела, что девочка проснулась и спросила
-"Как тебя зовут? Как ты себя чувствуешь, не ранена, идти сможешь? Нужно идти дальше."
Мужской голос, добавил:
- "Да, нужно идти, а то, неровён час, вернуться добивать, гады!"

Мая села и задала вопрос женщине, где ее папа.
-"Так ты полька? Не понимаешь о чем я?"- сказала женщина на русском языке, с ярким украинским акцентом.
Девочка продолжала спрашивать, и уже волнительно искала отца глазами. Поднялась, начала ходить между деревьев и людей, зовя его. Людей спаслось не много, человек 30, и она быстро осознала, что отца среди них нет.
Те, кто говорил по польски отвечали что не видели его, бежали и не видели ничего. Женщина ходила следом за Маей и спрашивала, по-русски и украински,
-"Может кто видел отца девочки?" Никто не мог ничего сказать.
И тут, мысли развернули ее в обратную сторону и Мая побежала.
Женщина почему-то бежала за ней, но она не останавливалась и не понимала, что та ей кричит. Единственная мысль двигала ее уставший организм, что она сейчас доберется до поезда и отец там, тоже ее ищет, живой. Ведь, он был жив, как и она, выбегая из уцелевшего вагона. Конечно он там!
Но вот, девочка, и следовавшая за ней женщина, уже не бежали, сил хватало на то, что бы только идти шагом. Стало видно, что некоторое время назад происходило вокруг.
Воздух уже стал прозрачным, но раны от бомб на поле еще были горячими. Женщина подошла ближе, взяла Маю за руку. Та не понимала ее речь, но по тону догадывалась, что она ее успокаивала и подбадривала. Девочка, в ответ, благодарно сжимала ее руку, иногда поднимая на нее свои большие глаза, пытаясь улыбнуться и не заплакать.
-"Ох, дите, куда ж ты идешь? А вдруг его там нет или того хуже. Господи, помоги! Пусть он будет жив!"
Порой они останавливались, порой резко ускорялись и отворачивали головы в сторону. Кое, где лежали тела тех, кто не добежал до леса. Чем ближе они подходили, тем больше тел лежало вокруг и вот, уже некуда было отвести взгляд. Женщина попыталась остановить девочку.
-"Может не стоит дальше идти?"- говорила она по-русски.
-"Пойдем!" - отвечала ей Мая, каким-то образом, понимая ее вопрос.
Вдруг, Мая остановилась, повернулась и сказала на польском
-"Стой тут. Я поищу отца. Если его нет среди убитых, значит он жив!"
Женщина поняла, что ей нужно ждать и остановилась, а девочка пошла вперед, аккуратно переступая через обломки и тела. Ее глаза тщательно осматривали погибших. Несколько раз екнуло ее сердечко, показалось что-то фрагментарно знакомое, среди пепелища, но нет — показалось.
Она дошла до самого вагона. Живых не было. И отца среди мертвых тоже не было.
Собрав всю волю в кулачек девочка залезла в то, что осталось от вагона.
-"Может он, ждет меня внутри, на том месте, где мы ехали?" - бормотала она.
-"Папа! Папа! Папаааа!"
Вагон был пуст. Она опустилась на свое место и слезы полились из ее больших, небесного цвета глаз, маленькое тельце начало сотрясаться от накатившего рыдания.
-"Папаааа! Папааааа!Мамаааа! Мамаааа! Папааа! Мамааа!"
Она звала обоих, не задумываясь о том, что мамы с ней и не было вовсе. Просто, из маленькой сильной духом девочки, тоска и горе выплеснулись наружу, и затопили все пространство вокруг.
Женщина тихо села рядом и крепко прижала Маю к себе.
-"Поплачь, поплачь родная! Легче станет, поплачь!"
Девочка снова на пару минут отключилась. Очнулась под успокаивающий голос женщины
-"Не бойся! Я с тобой. Мы теперь вместе. Я тебя не оставлю. Может, и папка найдется. Да, точно найдется, раз нет среди мертвых, так точно жив."
Она посадила ее, вытерла ладонями лицо и, глядя в самую душу ребенку, произнесла
-"Я тебя не оставлю! Пойдем вместе дальше! "
Вечерело. Две одинокие фигуры удалялись от вспоротой, кровоточащей,еще недавно живой, вены в лес. Обе думали о том, что дойдут до деревни или города, и у каждой все наладится.
Но война только начиналась...
(Рассказ посвящен памяти Садовской Мэри Станиславовны, собранный по кусочкам из её личных воспоминаний, той самой маленькой Майи. На фото уже взрослая Мая, которая пережила войну. Продолжение следует...)