Искушение

У Лёхи Арбузова случилась в жизни аномалия. Вдруг, ни с того ни с сего, стали нравиться ему всякие фуги и симфонии, которые раньше он считал нудной тягомотиной. Мало того, при виде балетных порханий душа его замирала и, млея, оползала ниже центра тяжести. Стоило лишь, какой балерине засеменить ножками – всё, у Лёхи столбняк и такое выражение лица, что хоть воду с него пей, а то и благородный нарзан.

Лёхина жена, наблюдая за переменами, происходящими в её супруге, поначалу приняла их за блажь. Мол, корёжит мужика кризис среднего возраста, бьёт, так сказать, по психике культурной колотушкой – вот он, Лёха, и дуреет. Однако вскоре ей пришлось изменить поставленный мужу диагноз. И не из-за того, что стал Лёха перегибать с деликатной вежливостью – «позволь», «благодарю», «будь так любезна», или же интересоваться напряжённостями семейного быта – вовсе нет. А из-за того, что впал он в тишайшую меланхолию – непонятную для супруги, а от того и тревожную.

Придет, бывало домой с работы, поужинает, вытрет губы салфеточкой – и в кресло. Сидит, запрокинув голову и, глядя в потолок, резонирует с настырными нотами Вагнера. Долго так резонирует… и даже водку не жрёт… сволочь. Вот эта последняя перемена в Лёхиных привычках была особенно раздражающей и нервировала его жену не меньше, чем мысль о том, что, а вдруг завёл он, Лёха, увлёкшись Валькириями, себе какую Гретхен? Однако элементарные подсчёты денег и свободного Лёхиного времени говорили о том, что эта Гретхен лмбо дура дурой и обожает Лёху за эскимо в обеденный перерыв, либо её попросту нет, что было более правдоподобным. Потому как любой Гретхен кроме мороженого и всяко разных баварских сосисок надобно, - они, Гретхены, без этих сосисок чахнут.

Проведя столь всеобъемлющий анализ, Лёхина половина успокоилась и стала разрабатывать план будущей совместной жизни. В этот план вошли: регулярные посещения оперного театра с балетом – она в платье с шарфиком и причёской, Лёха при бабочке; новые знакомства с приличными гражданами – она в манто на каблуках, Лёха при бабочке, а так же непременные чаепития на приёмах-раутах – она вся в голубом с брошью, Лёха при бабочке, в новых носках.

От всех этих планов и перспектив у Лёхиной супруги аж дух захватило, а чуть успокоившись, она и начала действовать. Действия женщины, желающей вкусить от щедрот культурного образа жизни так же напористы, как пар в паровозе – он уж и свистит, и шипит, и всякие шатуны-кривошипы толкает.

И буквально за пару – тройку дней ею были изучены репертуары «подходящих» театров, отмечены места сборищ ценителей громких и подвижных искусств, а так же куплен отрез голубой ткани – на платье.

Однако осуществиться радужным мечтам мадам Арбузовой, было не суждено, так как самозабвенное почитание Вагнера рухнуло в Лёхе так же внезапно, как и зародилось. Обрушение это произошло в воскресный день за обедом. Сначала слетела с Лёхи его таинственная меланхолия вместе с деликатной вежливостью, после чего ему страсть, как захотелось грамм сто казённой. Захотелось сто, а принял он все двести… сволочь. На вопрос же супруги, - А как же теперь быть с операми-балетами? – Лёха махнул рукой и, закусывая солёным огурчиком, ответил – К чёрту эти оперы-балеты. Надоело…
После этого Лёхиного заявления у его благоверной вдруг и возникло такое сильное желание овдоветь, что попадись ей под руку что тяжёлое, то лежать бы Лёхе Арбузову на кухонном кафеле, в лучшем случае, с весьма тяжёлой контузией…

***
Старый Змей-искуситель хрустнул антоновским яблочком и, прожевав, наставительно произнёс, - Искушать человеческое существо можно чем угодно – любой глупостью, надобно только сделать из неё «ценность».
В ответ молодой аспид живо закивал головой и затараторил, - Да-да, учитель… я всё понял… любой глупостью. Так как Вы сейчас с этим Лёхой… я, честно говоря, чуть не надорвал брюхо от смеха. Здорово Вы его – дудки-музыки, а потом «бац»и… знай своё место!

Старый Змей откашлялся и, нацепив очки, долго посмотрел на ученика. После чего он выдохнул неопределённое, - Мда-а-а-а… - и добавил, - друг мой, при чём тут какой-то Лёха? Кому интересен этот бесхребетный рамолик?
А видя непонимание в глазах подопечного, Змей вновь произнёс своё, - Мда-а-а…- и закончил, - Всё это время я искушал его женщину…