Дело было в Москве в июне 1987 г. Я ехал в полупустом автобусе. Вдруг моё внимание привлёк стоявший на задней площадке высокий парень лет 25. Он, вероятно, зашёл только на предыдущей остановке и сейчас, заметив каких-то знакомых, завёл с ними шумный разговор. Лицо и руки этого человека были в ссадинах и кровоподтёках, мятая рубаха была порвана по швам в нескольких местах, о брюках вообще лучше ничего не говорить. В общем типичный «бич» и бродяга, вид которого отталкивал.
Долговязый что-то возбуждённо толковал своим дружкам про вытрезвитель, ухарски описывая какие-то свои сомнительные приключения. Речь его выдавала выпившего человека. И вдруг, как бы между прочим, он сунул руку в пакетик с рекламой выставки ФРГ и достал оттуда маленького котёнка. Не прекращая разговора, он посадил его себе на плечо.
Я не мог отвести взгляда от котёнка: вид его был жалок и даже ужасен. Кошачий детёныш был, наверное, самым неприглядным, из тех, каких я когда-либо видел. Он был весь какой-то взъерошенный, грязный, шёрстка свалялась и неряшливо лохматилась. Один глаз его почти не открывался, и, казалось, был затянут какой-то плёнкой. Крошке было очень страшно и неудобно сидеть на плече пьяного парня. Котёнок без конца переступал своими жалкими лапками, жалобно пищал, его оттопыренный хвостик дрожал от страха.
Автобус нёсся как бешеный и, делая головокружительные повороты, раскачивался из стороны в сторону. Дорога шла по холмам, напоминала аттракцион «американские горки», подъёмы и спуски следовали одни за другими. (Кажется, это было в районе Крылатского). Долговязый действительно был «под мухой» и с трудом мог сохранять равновесие даже и при более ровном маршруте. Тем не менее, он почти не держался за поручни, и его раскачивало как мачту в сильный шторм. Бедный котёнок жалобно пищал и напрягал свои крошечные лапки, силясь удержаться на плече, но его хозяин не обращал на его крики никакого внимания и продолжал что-то пьяно рассказывать своим знакомым. На одном из особенно крутых поворотов котёнок не удержался и покатился вниз по спине пьянчуги, судорожно пытаясь уцепиться лапками за рубаху. Верзила прижался спиной к двери, чтоб задержать это падение, а потом вновь водрузил котёнка себе на плечо с таким видом, будто дрессировщик львов после сложного трюка.
Я смотрел на эту странную пару и пытался понять как они оказались вместе. «Паршивый кот и шелудивый пёс», - мелькнула грубая мысль. То ли из жалости подобрал долговязый котёнка где-нибудь в подвале, на чердаке или другом месте, где выпивал с дружками. То ли взял этого кошачьего уродца на злую потеху себе и сотоварищам. Какая же судьба ждёт этого жалкого и ущербного человека и этого, ещё более жалкого и ущербного, детёныша кошки? Скорее всего, весьма незавидная участь суждена обоим. Меня пронзила мысль, что их судьба уже практически предопределена. Верзила, скорее всего, в ближайшие годы сопьётся или окажется за решёткой. Быть может, загнётся в пьяной драке или, перебрав водки, замёрзнет, не дойдя до своего пристанища зимой. Одноглазый котёнок, если сумеет вырасти и не умрёт в ближайшие дни от голода или мучений, обречён на гонения за то, что больной и уродливый. Возможно, даже сородичи будут его сторониться. А у многих людей его вид будет вызывать скорее отвращение, чем жалость, его будут (и наверное, не без основания, считать заразным), будут гонять от него детей и когда-нибудь просто убьют камнем или палкой.