Вольная вставка в роман "Графиня Рудольштадт". Часть 1

Альберт и Консуэло, кочуя, как известно, только вдоль бедных деревенских селений, иногда останавливались в домах местных жителей на ночлег, или чтобы немного отдохнуть, если не находили другого подходящего места.

Молва о них уже распространилась далеко за пределы пройденного пути, люди рассказывали друг другу о двух прекрасных артистах, похожих на цыган – поющей молодой женщине и красивом мужчине чуть старше её, играющем на скрипке.

Многие были готовы принять их. Если они не располагали ничем, что могли бы отдать за предоставленный кров и еду, они пели и танцевали, и на звуки прекрасной музыки выходили все, кто хотел на время забыться от крестьянской жизни, полной повседневных, земных забот. Веселились все – дети, взрослые и старики…
Уходили они так же, как и приходили – быстро и внезапно.

Однажды, уже собираясь прощаться с отцом семейства, любезно позволившего им переночевать в своей избе, Альберт, подойдя к нему на улице, обратился со словами:

- Простите, можно попросить у Вас один предмет - в обмен на любую вещь, которую Вы захотите взять? Разумеется, кроме моей скрипки, потому что люди вашего сословия не имеют традиции держать такую вещь в своих жилищах, и мы не сможем нигде найти даже похожую, а значит, лишимся возможности выполнять свою миссию – нести в мир свет и добро.

- Да, для Вас всё, что угодно, - тоном, в котором читалась доброжелательная простота, проговорил человек лет пятидесяти с короткой светлой бородой, обернувшись к нему.

- Я видел, что на стене вашего дома висит…, - он замолчал в нерешительности, а затем произнёс, - топор. Спешу Вас уверить, что я не собираюсь причинять никому зла, - быстро добавил молодой мужчина. - Я знаю, что для Вас не представляет трудности изготовить такой же, если вы вдруг по воле судьбы лишаетесь того, что имели прежде.

- Но…, - в глазах крестьянина отразились испуг и замешательство, - позвольте... - зачем...

- Я знал, что этот вопрос последует... Я не могу сказать Вам правду – это слишком священно для меня и касается только меня и Консуэло, но прошу не сомневаться в моих благих намерениях.

Всё это время человек с опаской смотрел на бродячего артиста, но всё же по окончании его речи отправился к себе за тем, что попросил молодой человек, вскоре вынес и передал ему.

- Искренне благодарю вас. Что бы вы хотели взять взамен?

- Мне ничего не нужно. Ступайте с Богом.

- Но…

- Ради бога… Вы доставили нам радость своим выступлением, больше нам ничего не нужно.
Молодой человек понимал, что страх заставляет бедного крестьянина скорее прощаться и ничего не брать из его рук, но видел, что не мог ничего сделать, чтобы исправить его впечатление.

Тут подошла цыганка.

- Альберт..., - она похолодела, увидев, что держит в руках её муж, и не обращала внимания на уходящего человека. В её сдавленном голосе звучал ужас.

- До свидания, Консуэло..., - обернувшись, сказал он.

- До свидания... вы были очень добры... если Бог даст, то мы встретимся вновь..., - рассеянным тоном проговорила она, наконец, повернувшись к крестьянину.

- Боже мой... священно... Пусть Бог даст, чтобы мы никогда больше не встретились..., - тихо сказал последний, идя вперёд и не оборачиваясь, чтобы проводить взглядом Консуэло и Альберта.

- Ради Бога, скажи мне… зачем… зачем тебе топор?.., - в её душу закралось подозрение, что он вновь во власти древнего отмщения, чувства справедливости, которое пробудила в нём чужая душа по воле какого-то злого рока, и на сей раз её друг намерен претворить свой замысел в жизнь. И она не чувствовала себя уверен в том, каким именем называть своего мужа, на какое он откликнется сейчас.

Когда он подошёл к девушке, она, повинуясь инстинкту, отступила на несколько шагов.

- Моя Консуэло, прошу, не бойся... Неужели ты думаешь, что я способен причинить тебе вред?.. Если это так, то я очень расстроен…, - в его глазах отразилось отчаяние, - Разве я когда-нибудь давал тебе повод так думать?..
В лице Консуэло читались вина и раскаяние, но и страх оттого, что она не понимает его намерений, не покидал её.

- Прости меня… но… я не знаю, что думать… я не хочу верить в то, что ты можешь…
- Я совершенно спокоен и счастлив. Прости за то, что напугал тебя, я очень сильно раскаиваюсь, клянусь, что никогда бы не вознамерился сделать этого. Я знаю, какие мысли сейчас теснятся в твоей голове, и какие чувства обуревают тебя. Я ожидал всего этого. Но, поверь – они не имеют подтверждения. Ко мне пришло озарение – сейчас, когда тебя не было рядом. Мы уже попрощалась со здешними жителями - так пойдём же. Мне нужно поделиться с тобой… Эти слова не должны слышать чужие люди...

Такая таинственность ещё более насторожила Консуэло. Альберт, всегда такой открытый перед каждым встречным человеком... Что он до сих пор скрывал от неё?.. Цыганке казалось, что, исходив с ним рядом столько дорог, услышав от него множество захватывающих историй о прошлом чешского народа, гонениях и войнах, страшных видениях, где ему являлись духи прошлого, - она проникла во все самые сокровенные тайны его души... Но что сейчас заставляет его говорить таким тихим голосом, удаляясь от «чужих людей», при этом держа в руках топор? Если бы не этот предмет, она бы восприняла такое поведение своего мужа спокойнее, почтя за свойственные ему иногда странности в поведении, которые никогда не возникали для неё как что-то слишком неожиданное.

Наконец он заговорил:

- Консуэло… Мне нужно сказать тебе… Мы уже несколько лет странствуем по земле вдвоём… С нами нет никого… И ты знаешь, что я люблю тебя... очень люблю… как никого другого...
Эти слова одновременно и успокоили её, и вселили ещё больше тяжёлого волнения в душу девушки – зачем он говорит так… как будто бы… прощаясь?.. Печаль в её груди усилилась. Может быть, он что-то предчувствует, какую-то опасность, грозящую его или её жизни?.. Она помнила, как однажды Альберт предсказал грозу, и теперь подумала, что, возможно, его дар может прозревать и человеческое будущее?.. Но тогда почему на его лице вместе со смертельной мукой отражается волнение жизни – румянец, слегка учащённое дыхание… «С нами нет никого…» - что это может значить в его устах?.. Она чувствовала, что вновь перестаёт понимать его, к Консуэло возвращался тот самый страх – как было при первых встречах.

Цыганка, продолжая смотреть ему в глаза, медленно и мягко взяла молодого человека за свободную руку - она чувствовала, что так поможет ему открыть своё сердце. Девушка откуда-то знала, что нужно это сделать - несмотря на непонимание и серьёзные опасения. Он заткнул топор за пояс и взял Консуэло за вторую руку.

Альберт принял этот жест за знак того, что Консуэло наконец поняла смысл его слов.

- Ты... ты понимаешь, что я хочу сказать?.., - горячая надежда прозвучала в его голосе, а глаза заблестели.

- Прости, но... нет..., - в её глазах по-прежнему читался страх.

На лице молодого человека вновь отразилась мука, но тепло, которое почувствовал друг Консуэло от её ладоней, придало ему сил.
Она должна терпеливо его выслушать, пытаясь постичь смысл его слов. В её взгляде читалась теперь и нежность, хотя она до сих пор сама не до конца осознавала, почему.

- Я понимаю, что не должен сейчас говорить всего этого… Я обязан был дождаться момента, когда в тебе проснётся это желание… Но сколько бы мне пришлось ждать… И пришло ли бы это время… Но прости меня… Я не понимаю, почему провидение подало мне знак именно сейчас – так рано… Но, видимо, я пока не в состоянии постичь все его пути, неисповедимость которых распространяется и на меня...

- Ради Бога, Альберт… что ты хочешь мне сказать?.. Ты вселяешь в мою душу тревогу…

- До сих пор наша жизнь походила на жизнь самых близких друзей… но теперь… я не знаю, как решиться сказать тебе – моя душа терзается… Мы любим друг друга… Кто будет продолжать наше дело, когда нас не станет?.. ты знаешь, что это для меня это очень важно – чтобы плоды наших трудов не канули в лету, просуществовав ровно столько, сколько нам отмерено прожить на этой земле… Господи... я хотел сказать совсем не то, я хочу, чтобы ты поняла меня, но... не знаю… Я сейчас думаю совсем не о том, чтобы наши идеи жили вечно… то есть, и о них тоже – я никогда не позволяю себе забыть об этом – но всё же сейчас для меня гораздо важнее не это… Я не хочу обидеть или оскорбить тебя… Если ты откажешь мне, я… я приложу все усилия, чтобы пережить это… но я всё равно буду рядом…, - последние слова прозвучали после паузы, хрипло и сдавленно. Молодой человек совершил над собой чудовищное усилие, чтобы произнести их.

Страх, страх будущего отчаяния читался в глазах Альберта. Он знал, что не переживёт, если Консуэло скажет «нет». Но при этом готов был дать ей свободу от своих желаний и просто каждое мгновение находиться рядом, просто смотря на неё и изредка целомудренно касаясь. Для него и этого будет достаточно. Столько, сколько сможет после пробыть на этом свете. Если сможет...

Когда прозвучала последняя фраза, Консуэло поняла всё.

- Господи… Альберт…,- её рука крепче сжала его ладонь, её глаза заблестели от слёз облегчения и какого-то доброго чувства, схожего с любовью. Она продолжала смотреть ему в глаза. Едва заметная улыбка появилась на её губах. Но кроме этой нежности в её сердце поселился какой-то безотчётный страх. Кем она будет для него в назначенную провидением ночь?.. Где она их застанет?.. И кем будет он – для себя и для неё?.. Что будет дальше, после?.. может быть, в тот момент им вновь овладеет чужая душа, и он раскается в своих действиях по прошествии затмения - в том, что совершил их не так, как велело ему его сердце. Что греха таить - Консуэло боялась и за себя - в беспамятстве её супруг может причинить ей боль. Помня силу порывов, которыми молодой человек бывал обуреваем её друг, живя в замке и обитая в подземельях Шрекенштейна, она могла предположить, какое напряжение будет он ощущать в ту, может быть, самую знаменательную, сакральную ночь в своей жизни. Ещё не являясь мужем Консуэло, пребывая в бреду, Альберт только говорил об отмщении, но никогда не претворял свои слова в жизнь. А когда рассудок вновь вернётся к нему, он станет буквально казнить себя, и кто знает, что он может сделать с собой... Цыганке даже не хотелось думать об этом.

Хотя, был возможен и совершенно противоположный исход переживаний девушки - значимость таинства может произвести на него благотворное действие, и её супруг останется таким, каким она знает его в последние годы - почти всегда безмятежным и радостным.

- Провидение сказало мне, что время пришло… Я построю для нас дом, сокрытый от чужих глаз…

- Так вот зачем… Господи… как же я испугалась…

Он мягко заключил её в свои объятия, отчего Консуэло стало очень тепло, и закрыл глаза. Несколько мгновений они стояли так, а затем пошли вперёд по дороге.

Наконец мужчина остановился. Девушка поняла, что Альберт хочет начать воплощать свой план.

- Вот здесь – самое подходящее место, - он обернулся к цыганке.

Сюда, к самому началу леса, не выходили опасные дикие звери, и деревня, стоящая поодаль, в которой они остановились на время, была достаточно большой и находилась на близком расстоянии, чтобы предупредить любую возможную опасность, исходящую от случайных злоумышленников.

- Я полностью доверяю тебе.

Девушка знала, что Альберт бывал в этих местах. Он принялся искать лежащие на земле ветви и рубить тонкие деревья и складывать их в постройку, изредка прерываясь, чтобы отдохнуть или поесть в одном из домов ближайшей деревни. Во время отдыха он садился на один из пней рядом с Консуэло и, обнимая её, смотрел на бледно-розовый горизонт. Консуэло неизменно встречала его улыбкой.
Иногда она напоминала ему, слегка касаясь плеча, что нужно восстановить силы, видя, как устал её друг. Охваченный неистовым желанием в совершенстве подготовиться к предстоящему ритуалу, он не замечал ни усталости, ни течения времени.

Ночи они проводили там же, где и получали еду от добрых жителей, не знавших, куда скрипач и цыганка уходят каждое утро.

Она была бесконечно удивлена и восхищена, когда увидела, с каким знанием дела Альберт собирает эту сложную конструкцию. Консуэло поняла, что ещё многого не знает об этом поистине загадочном человеке.

- Скажи, Альберт, где ты этому научился? Ты никогда не рассказывал мне о подобных вещах.

- Десять лет назад - я помню этот день и час - когда ощутил непреодолимое желание уйти как можно дальше от Замка Исполинов, от Шрекенштейна - от всего, что напоминало бы мне о столетиях чудовищных мучений и гонений моего народа... Призраки и память прошлого тогда неустанно преследовали меня, и я боялся, что мой рассудок не вынесет этого более, и я покину этот мир против своей воли... Но я знал, знал, что ещё рано, и что Господь испытывает меня... И я стал размышлять над тем, как мне устроить свою жизнь в течение этих дней. В конце концов, я решил посещать библиотеки ради изучения чертежей. Я делал их копии, брал с собой и не однажды пытался строить такие дома. Но то, что нужно, получилось у меня далеко не сразу.

- Господи... Это так удивительно...,- вырвалось у молодой цыганки, - Чего ещё я не знаю о тебе, Альберт?..

- Я бы никогда не забывал об этом, если бы знал, как сложится моя жизнь дальше. Я не считал это чем-то существенным - это была просто необходимость. Тебя удивляет, что ни тётушка, ни принцесса Амалия, ни отец никогда не рассказывали об этом? Понимаешь - я хотел уединиться на достаточно долгое время, так как не хотел, чтобы кто-то нашёл меня. Если бы я рассказал им, то их боль не дала бы мне совершить задуманного. Я знал, что причиню своим близким много горя, что они будут искать меня и переживать. Они и раньше рассказывали мне, что проходили дни и даже недели, прежде чем я возвращался в замок. Теперь я понимаю, что нет оснований не верить им. Тогда же я намеревался делать это осознанно, и это усиливало во мне непомерное чувство вины. Но я осознавал необходимость этой жертвы, я знал, что только так я смогу защитить себя от разгневанных за какой-то неведомый проступок духов прошлого... Всё так и произошло - провидение помогло мне, и я провёл здесь пять дней и шесть ночей в полном спокойствии и гармонии, и никто не нашёл меня. Это был ещё один горький период в жизни моей семьи, но так было нужно... По возвращении я объяснил им всё, хоть это и не оправдало меня в их глазах и не возместило пролитых слёз...

С этих пор она ещё внимательнее следила за мужем, пытаясь уловить в выражении его лица любое изменение, не свойственное обычным гармонии и свету. В прежние годы Консуэло изучила все проявления и черты Яна Жижки в лице своего супруга, и к концу его работ тревожилась всё сильнее, но с улыбкой наблюдала, как он заканчивает создание этого дома, оставаясь самим собой.
Ведь он посвящает его ей... Столько непомерных сил и трудов было вложено в строительство - ради неё... Она не могла не оценить таких самоотверженных стараний.
Временами, оборачиваясь, Альберт видел, как Консуэло благодарна ему, и, улыбаясь девушке в ответ, подтверждая своё право быть счастливым счастьем своей возлюбленной, ещё раз убеждался, что все делает правильно.

- Поистине неисповедимы пути судьбы..., - думала Консуэло, - А ведь я должна была ждать подобного от Андзолетто - моей первой любви... К Альберту же вначале я не испытывала ничего кроме робости и страха. И вот как всё изменилось... Человек, которого я боялась, возводит в честь меня здание, как возвёл Шах-Джахан в честь своей жены... но она тогда умерла, а я ещё жива... да, он не из камня и мрамора, скромнее в тысячу раз, в нём нет роскоши, но сколько сил и трудов вложено... И какое же оно красивое...

Последнее действительно было правдой - нарвав большую охапку бледно-кремовых цветов - такой был подарен Консуэло матерью как талисман, защищающий от бед - молодой мужчина вплетал их в просветы между ветвей.