Её 8 Марта

Влада решила, что сегодня на работу не пойдёт: как-никак, канун восьмого марта.
«Могу себе позволить, – зевнула она, вальяжно разлёгшись на диване, – Я сама на себя работаю».
Действительно: Влада соответствовала своему имени и привыкла повелевать. Уже лет с четырнадцати, с ноутбуком уйдя из дома, зарабатывала себе на жизнь и пропитание самостоятельно, ибо очень хорошо соображала в программировании. Ей всегда везло, и она умудрялась одновременно и работать, и учиться, снимая при этом квартиру на свои деньги. И к тридцати девяти годам человеческой жизни в Санкт-Петербурге сформировалась настоящая Владислава, по левую руку которой была власть, а по правую – слава.
«Я сделала себя сама; я никому ничего не должна, – часто напевала она свою любимую песню в исполнении Лолиты».
Светская львица, которая идёт по головам ради своих убеждений дома, на улице, в магазине и в ток-шоу; бизнес-леди, которая поедает конкурентов заживо и владеет сетью салонов красоты; ярая последовательница идей феминизма и матриархата, ратующая также за права ЛГБТ; успешная блоггерша, у которой несколько миллионов подписчиков и десятки миллионов просмотров; почти идеальная мать (правда, один из её мальчиков выведен путём ЭКО, а другой усыновлён).
– Да? – Нехотя подняла трубку Влада.
– Я тебе привёз подарок... Выгляни в окно! – Сказал знакомый голос.
– Такой же, как и на четырнадцатое февраля? – Ехидно съязвила дамочка. – Больше не звони.
К мужчинам Влада относилась настороженно и нелицеприятно, пренебрежительно и с предубеждением; вела себя с ними крайне независимо, высокомерно и отчуждённо – словно они и не люди вовсе, но скот, рабы. И детей растила соответственным образом.
«Если кто и будет пресмыкаться – то они, а не я, – пафосно заявляла Влада, – В двадцать первом веке править, главенствовать, верховодить будут исключительно женщины!».
– Ну, кто там ещё? – Возмущённо бросила в трубку особа.
– Это я, Павлина... Владислава Кирилловна, я проконсультироваться хотела: у нас тут два резюме, а вакантное место барбера только одно.
– Вы беспокоите меня по таким пустякам? Сами, что ли, не можете определиться?
– Просто вы сами просили в исключительных случаях связываться непосредственно с вами. Одно резюме составлено неграмотно, мигрантом из Армении, другое – грамотно, но нашим, местным. Оба утверждают, что профессионалы высочайшего уровня. Кому отдать предпочтение? Дать каждому испытательный срок и выбрать из двух кандидатов одного?
– Бери первого! Он работать будет не покладая рук. И ныть не будет, что зарплата маленькая. Объективно и логично, что выгоднее взять на работу именно его, пока второй будет присматриваться да качать права. В двадцать первом веке белые больше не нужны...
Повесив трубку, Влада снова предалась своим размышлениям.
«Завтра мой день. Завтра я должна блистать, как королева. Мы отстояли этот праздник...».
Но восьмому марта две тысячи двадцать четвёртого года в жизни Влады не суждено было случиться: вместе с детьми она разбилась в автокатастрофе, грубя, браня и матеря другого водителя-мужчину на чём свет стоит даже в последний день своей роскошной, но морально убогой жизни. Она так и не узнала, что виновницей ДТП была сама...
Очнувшись, Влада не поняла, где находится.
Какие-то просторные поля, луга; бесконечные пастбища и сенокосы. И невероятно чистый воздух!
– Что за Средневековье ещё? – поразилась она, вставая и отряхиваясь.
Её детей рядом не оказалось. Зато повстречался какой-то мужлан, неотёсанный чурбан.
– Ты чё здесь валяешься, как кобыла после родов? – Неприветливо окликнул он бизнес-вумен.
– А ты мне не тыкай, урод! – Яростно взвизгнула Влада. – Ты как со мной разговариваешь, придурок? Ты в зеркале себя видел? Тыкает он мне... Я потом так ткну, что ляжешь и не встанешь! Место своё знай вообще...
– Что-о-о?! – Взревел незнакомец, не на шутку разозлившись. – Да кто ты такая, женщина, чтобы в таком тоне разговаривать с Мужчиной?
Он немедленно подошёл ещё ближе и с размаху ударил её по лицу.
– Вы что делаете??? – Разревелась Влада, сразу перейдя на «вы». – Нельзя бить женщину...
– Кто сказал? – Рассмеялся незнакомец.
Бесцеремонно взяв Владу за волосы, мужлан поволок её по тропинке, с обеих сторон которой вскоре стали появляться избы, точно грибы после дождя.
Попаданку привели в избу, отличающуюся наибольшим убранством.
– Куда вы меня привели? – Хныча, растерялась феминистка. Слёзы струились по её уже не столь красивому лику, смывая дорогую «стойкую» косметику и обнажая истину.
– Ты в доме верховного патриарха; скоро он прибудет. Веди себя тихо, дщерь, а то не поздоровится!
Оглядываясь, Влада заметила, что изба и впрямь справная. Здесь не сыро и не холодно; растоплена печь и пахнет свежей сдобой. Также она заметила, что люди, попеременно снующие вокруг неё туда-сюда, общаются между собой на современном диалекте русского языка, хотя внешне выглядят, словно какие-нибудь холопы-старообрядцы.
Пришло время, и в избу пожаловал хозяин, которому все от мала до велика поклонились в пояс – изба была просторной, и спокойно вмещала в себя дюжину взрослых и дюжину чад.
– Итак, я слушаю. Объясни, почему не трудилась в поле, как все мы.
– А я обязана? Я из двадцать первого века вообще-то! Я женщина совершеннолетняя и самодостаточная, и мне глубоко плевать на ваши средневековые порядки с высокой башни.
– С высокой башни, говоришь? – Сузил глаза верховный патриарх, чуть не поперхнувшись от такой наглости. – Вот туда-то мы тебя и справим! Строптивая, непокорная бабёнка... Ты всего лишь женщина, поняла? Мы же – Мужчины; Мужчины из будущего. Мы те самые выживальщики-сурвивалисты, которые уцелели после конца света в високосном две тысячи двадцать четвёртом году от Рождества Христова, и было это пятьсот лет назад. Мы – потомки великой цивилизации, потомки колонизаторов, остатки нормальных людей, сумевшие возродить патриархат на Мужском острове в Правильном государстве, и ты есть прах пред нами.
Влада не нашлась, что ответить на это – но если бы она не была связана, то вцепилась бы в эту рожу своими длиннющими когтями. Кусалась бы и царапалась, но своего бы добилась.
– Мы собьём с тебя всю твою спесь и гордыню, – пинали Владу Ратмир и Ратибор, таща по винтовой лестнице в большую и высокую чёрную башню. – Уж мы-то тебя приучим, перевоспитаем, поганка, дьяволица! Испокон веков, сотни, тысячи лет женщина знала своё место! И ты обретёшь своё. Через «не хочу»; это уже вопрос решённый.
Сутки просидела Влада в темнице сырой, в этом чёртовом зиндане. Ни пищи, ни питья, ни нормального крова в виде комфортной, уютной кровати.
– Я хочу в туалет! – Крикнула она в темноту, в пустоту.
– Да ради Бога! – Ухнули ей в ответ. – Умеешь плеваться сверху на землю, которая взращивает урожай, и на людей, которые трудятся не покладая рук – умей и под себя ходить. Выскочка! Стерва!
– Выпустите меня! Что я вам сделала? Что вам от меня нужно?
– Мы отпустим тебя, мерзкая тварь и противная, вредная дрянь, только тогда, когда научишься правильно себя вести – в особенности с Мужчинами.
– Ага, щщас! Разбежалась... – Рявкнула Влада в пространство. – Замучаетесь пыль глотать! Женщина – не служанка! Не прислуга и не рабыня вам, «Мужчинам»!
– Но и Мужчина не раб женщине!
– В смысле?!
– В прямом. Вспомни, какую жизнь ты вела до аварии, и задумайся, правильно ли ты поступала с Мужчинами, справедлива ли была по отношению к ним.
Влада вдруг задумалась. Нет, она ни о чём не сожалела – она и сейчас считала, что современная женщина должна быть именно такой, как она сама. Нет, она задумалась о другом.
«Что же это? Своеобразное чистилище? Наказание за прегрешение?».
Само естество Влады как женщины противилось всё время находиться в пыли и грязи, среди сена и навоза в одинокой башне без окон и дверей, со спёртым воздухом и лазом, через который она самостоятельно не выберется, ибо у неё были связаны глаза, и блуждала она в туннеле, в лабиринте много вёрст, прежде чем оказаться здесь, в Богом забытом месте.
Тогда Влада решила пойти на хитрость. Она перестала поносить стражу (оставленную, видимо, на всякий случай, ибо ей всё равно отсюда не сбежать) и попросту умолкла.
«Безнадёжные деревенщины», похоже, клюнули на эту её уловку – сегодня гуси-лебеди сбросили ей сверху через амбразуру еду и питьё получше, а завтра она и вовсе идёт к верховному патриарху «на поклон».
– Исправилась ли ты, девица? – Такой вопрос ей задал глава Мужчин.
– О да, государь, – вела ту же линию Влада. А сама незаметно схватила давно приглянувшийся и лежащий позади неё на столе нож за рукоять и попыталась пырнуть хозяина избы в брюхо.
– Никак ты шельма?! Окаянная... – Зарычал зверь в своей берлоге.
И взял он эту упрямую, упёртую дамочку силой, взял жестоко и трижды – по воле, по прихоти и бонус. После, оплёванную, поруганную её выволокли из избы на площадь, к лобному месту. И заставили встать на колени и положить голову на какой-то трухлявый пень. Вот и рука палача тянется за острым топором...
– Довольно, – изрёк верховный патриарх, – ибо щедр и многомилостив Я даже к таким нравственно падшим, пропащим и заблудшим душам, живущим во грехе. Пусть идёт в поле и трудится, аки пчела; пусть после следует в избу, дабы сготовить пищу и выдраить полы. Далее пешком, без повозки с лошадью должна ступать к реке с коромыслом на плечах и набрать воды.
Владу подняли и повели прочь.
– Я тебя проучу! – Грозил Владе кулаком напоследок верховный патриарх! – Я тебя приучу к труду физическому и к речи вежливой! За все свои злодеянья Мне ответишь, ибо Я – глава теперь твоя и совесть. Отныне Я буду тебе и Ум, и Честь, и Достоинство.
Влада же выглядела жалко и только прохрипела что-то в ответ.
– Что? Что ты сказала?
Вокруг неё снова столпились, сгрудились люди.
– Я солгал. Мой народ из прошлого. Но Я бывал в твоём мире, мире будущего. Я видел, что происходит там. Я знаю, я помню, как разлеглась ты на своём диване вся такая-растакая, расфуфыренная, напомаженная вся! Отдающая не просьбы и поручения, но команды и приказы. Абсолютная гадина, «вся из себя». Королева красоты и начальница Мужчинам... Как бы не так! Отныне не Владислава ты, а Смирна, ибо смиренной быть должна. С Мужчинами – доброй, ласковой, покладистой. По первому же зову, по первому же требованию ублажать должна, ибо на Мужском острове ты, и Я здесь господин. Поняла?
– Поняла, – пристыженно кивнула та.
– Вот и замечательно, вот и прекрасно, – остался доволен ответом верховный патриарх.
Целый месяц дрессировали Мужчины несчастную Смирну, и обучилась она многим полезным ремёслам.
Ранее, бывало, закинет она в стиральную машину грязную одежду, насыплет необходимое количество порошка и прочего – и стирает машина сама да выжимает. Теперь же Смирна стирала вручную, и руки у неё стали крюки.
Ранее, бывало, задаст она программу круглому пылесосу – и катается тот по всему дому, очищая его. Теперь же Смирну можно было застать не иначе, как с метлою наперевес, да с ведром. И подметает, и тряпкой вымывает – всё на радость Мужчинам – которые вот-вот придут уставшими с охоты на бурого ведмедя.
Ранее, бывало, закажет она через Яндекс пиццу – и прибудет доставка немедля. Теперь же Смирна печёт караваи сама, обливаясь седьмым потом.
Ранее, бывало, сядет-посядет в креслице офисном, да пальчиками кнопки жмёт – теперь же загибается в поле ни свет не заря, вставая с первыми лучами Солнца и с первыми петухами, дотемна не разгибая спины.
«Господи, как же я устала, – буквально падая на пол, прошептала Смирна».
«О Боге вспомнила? – нашлась тут совесть, – а про детей своих ты ещё помнишь? Не произноси имени Господа твоего напрасно! Дура...».
«Дети! Мои дети! – охнула Смирна. – Ёлки-палки...».
И направилась она на поклон к верховному патриарху.
– Не поздновато ли спохватилась? – Изумился тот. – Один трудится в поле, другой в рабстве.
– Как это? – Опешила Смирна.
– Вот так. Один из них даже побывал на настоящей охоте и лицезрел, как разделывают тушу.
– Вы в своём уме? С ума сошли? Маленький ребёнок видел убийство реального медведя? Это же самая натуральная травма для мальчика! Нужно срочно связаться с психологом!
– Какой психолог, мамаша? Ты где находишься? Я видел смерть, мой отец видел смерть, мой дед видел смерть. Это обычное явление, к которому следует привыкнуть. Это жизнь, и это неизбежно. Так было, так есть, и так будет – хочешь ты того, или нет. Смерть ли человека, чужого али родного, или вовсе животного... От руки ли убийцы, или несчастный случай, или межплеменная военная распря... Это всё – ровным счётом то, что делает сильнее и крепче, что закаляет. От этого не убежать, и этого не нужно бояться. Это норма, и психолог в этой ситуации не нужен. Вы совсем, что ли, взбрендили в своём двадцать первом веке? Вы правда считаете, что растите и воспитываете правильно? Подрастает какая-то инфантильная цаца, которой до сорока лет (а то и всю жизнь) попу подтирают. Не пацан растёт, а рохля какая-то! Избалованная, невоспитанная, сопливая нюня, размазня и тютюха, но никак не Мужчина. Если с детства не заложишь основы, не вдолбишь ремнём, прутом и розгою верного пути – пиши пропало. Вот мы и пристроили твоего мальчугана, чтобы он с детства приучался к труду и обороне, смог себя защитить и обеспечить, а не ходить под ручку с психологом. Травма у него... Тьфу! У нас насчёт этого всё строго и правильно. У нас дети в девять лет и скот умеют пасти, и хозяйство вести, и тушу разделывать, и из лука стрелять, а ваши и в двадцать сидят себе, уткнувшись в смартфон, ни к чему иному не приученные. Им даже мусор лень вынести. Да будет тебе известно, что жизнь не состоит из одних лишь развлечений.
– А мой второй сын? Почему он в рабстве?
– Потому что он нигер. Ты ведь усыновила ребёнка из США, а негры США – это потомки рабов, которых веками вывозили из Африки батрачить на плантациях. Потомок раба – сам раб. К тому же у него кожа цветом, как человеческие испражнения. Неприятно рядом с таким находиться... Вот только не надо говорить про глобализацию и всё такое, хорошо? Припомни хоть одного учёного-негра! Не помнишь? И я тоже. Негры – они, знаешь ли, хороши в музыке и в спорте, а вот в работе... Как говориться, негр работает, пока белый за ним присматривает. То же и в отношении прочих, меньших в своей благородности рас. Каждому своё, понимаешь?
– Но тогда вы сами себе противоречите! Ратуете за истину и справедливость, якобы выступаете за равноправие, а на самом деле ужасающие расисты, мизогины и консерваторы, не способные меняться...
Тут перед Смирной всё начало плыть, и морда верховного патриарха почему-то стала точь-в-точь, как физиономия её ухажёра, который дарил ей подарки на Дни Рождения, Восьмые Марта и Дни Святого Валентина.
– Влада, Влада! – Тормошил её кто-то. – Влада, очнись...
Больничная палата, и она сама – на кушетке, над которой склонились её дети, доктор с медсестрой и ухажёр.
– Ты что-нибудь имеешь против цветных? – Слабым голосом спросила она у последнего, глядя на того внимательно, пристально и даже пронзительно. – Поднимал ли когда-нибудь руку на женщину? – И это были первые два вопроса, которые она задала после операции.
– Нет, конечно... Да что с тобой?
Влада отвернулась.
«Какой отвратительный сон... Или не сон?».
Теперь у неё два пути: либо относиться к Мужчинам ещё хуже за причинённые ей тяготы, лишения, муки и страдания, либо извлечь из всего этого урок и пересмотреть свою жизнь в корне, поскольку на каждое действие найдётся противодействие – вдруг Мужчины в двадцать первом веке воистину ущемлены в своих правах и таким образом хотели донести через неё до всех женщин, что доминирование одних над другими (без разницы, кто в доминанте) ни к чему хорошему не приведёт, что к Мужчинам нужен подход, что они тоже люди, со всеми своими стремлениями, желаниями, увлечениями, талантами и недостатками, и владеть, обладать, руководить ими нельзя. Что женщина – не пуп земли, и за угнетение мужчин те могут восстать и произвести революцию. И что Восьмое марта – день не только прав женщин, но и их ОБЯЗАННОСТЕЙ.