Лит. соревнования на портале ЧХА 029. О Жизни

Открываем тридцатое заседание гостиной.


Рецензируем Ляну Аракелян с рассказом «Петушиное озеро» и Игоря Колесникова с рассказом «Возвращение».


Олег Фурсин

Читал я Ляну Аракелян, ее «Петушиное озеро», и завидовал. Завидовал тому светлому, радостному настроению, в каком она пребывает зачастую. Той гармонии, в которой она живет…
Не перебивайте меня, пожалуйста, словами: «Откуда ты можешь знать…». Это верно, я не знаю, что там, у Ляны по жизни.
И никто из нас не знает, и ближних, и дальних. Нет такой необходимости: знать; напротив, думаю, вряд ли автор жизнерадостных строк хотел бы вывернуть перед нами свою жизнь наизнанку. Вспоминается по этому поводу Зощенко, такой преисполненный юмора, такой грустный человечек. Но на пространстве своих рассказов и фельетонов он был весел каким-то необыкновенно брызжущим, заразительным весельем. Не означает ли это, что таким хотел быть в наших глазах? Ведь каждый из нас, рисуя героев, рисует и себя, пусть где-нибудь внизу, в конце страницы. Пусть только росчерком авторского пера.
Так вот, на пространстве своих рассказов Ляна такая, каковы сами рассказы. Она веселая, задорная и заводная, смешливая… или насмешливая?
Не суть важно, не будем стараться проникнуть в личное пространство, будем ценить приватность. Важно то, что испытываю я, читатель, когда листаю страницы Ляны. Кажется, для этого и пишутся автором произведения.
Я искренне отдохнул, читая «Петушиное озеро». Посочувствовал мужику: бог с ней, с ухою, но кадр какой в тещи попался, на всю жизнь подарок. Боевая дама, куда там. Я уже не в первый раз думаю о том, что некоторые герои Ляны «второго плана» заслуживают не «Оскара», наверно, но уж приза особых зрительских симпатий. Они выписаны так, что художника не надо, внутреннего зрения более чем достаточно. Автору удается «живописать» словами, что не маловажно. Картинка – как в кино, без всякого напряжения. Я очень ценю подобную манеру написания, верно, потому, что не умею сам быть простым и доступным. И язык такой ценю, легкий, простой, но при этом лишенный неинтеллигентной интонации, которая так принята нынче.
Словом, Ляна – спасибо, и мой голос – Вам.

Я не могу сказать, что работа Игоря Колесникова была мне совсем неинтересна. В ней есть смысловая нагрузка, именуемая усталостью от цивилизации. Есть побег. Есть красивые описания природы вечно манящих нас мест родной страны. Рассветы и закаты, и друг-волк, и все прочие прелести робинзонства. Это красиво, куда более красиво, чем компьютерная война, которая, к тому же, оказалась настоящей. Открылась еще одна грань Колесникова-человека­:­ поэтическая. Впрочем, как и в случае с Ляной, не будем делать личностных выводов на основе работы. Нет, делать, верно, будем, а вот писать дальше об этом – нет.
Но…я не верю во все это. Не верю в то, что полное и окончательное забвение человечества отдельным человеком возможно. То есть, наверно, само забвение возможно. Но то, что при этом человек сумел сохранить человеческое лицо?! То есть мыслить, читать книги, говорить… сомнительно. Человек ведь существо социальное, и невозможность молвить слово, протянуть руку кому-то еще, человеку, но не волку, она необходима. Иначе неизбежно впадение в животное существование. Из которого вывести, как из комы тяжелой степени, четвертой, запредельной, невозможно. Забывается даже речь, если ею не пользоваться, тем более – за двадцать семь лет. Вторая сигнальная система человека умирает. И то, что герой работы Игоря – не из разряда Маугли, детенышей, не успевших научиться цивилизации, не спасает, он все-таки не выжил бы как человек, думаю. И, по крайней мере, был бы не тем, который все это рассказывает. На языке, присущем Игорю Колесникову, человеку двадцать первого века. Отточенном, красивом языке человека, который живет в миру, а не в тайге.
Да и сама идея такого отшельничества мне не нравится. Это уж чересчур. Даже на самой заре человеческого существования предки сбивались в стаи. Природа человека такова, что он живет среди себе подобных. Выбор героя иной, это его право (ну, и судьбы веленье), только я не с ним в этом выборе.
А это значит, что голос отдаю Ляне. А Игорю – спасибо, и мое «не верю» по Станиславскому.

5:1. Вторая гостиная размочила счёт.


Игорь Колесников.

Олегу Фурсину-Станиславско­му­ хотел бы напомнить про Агафью Лыкову. Она осталась одна, но не ушла со своей заимки, не потеряла человеческий облик, не разучилась разговаривать. Думаю, и у моего героя не было причин превращаться в обезьяну. Он думал, принимал решения, изобретал какие-то штуки, читал книги. Молчун-молчуном, но вполне мог он разговаривать сам с собой или с домашними животными. Много кто разговаривает с собаками или кошками, а волк и козы были социализированны, слушались хозяина. Нет, не станет опускаться человек, если сам этого не захочет.
Но мой герой не Агафья Лыкова. Ушёл в отшельники он не совсем по доброй воле, а вынужденный скрываться от правосудия. И страх держал его долгие годы в заточении, не дремучие стены тайги и не религиозно-этические­ убеждения. Собственно, не он сделал выбор - так распорядилась судьба.
Одельный разговор про стиль героя-рассказчика. Вот тут очень интересно! Я всегда стараюсь совместить героя и рассказчика. Читатель должен быть уверен, что слышит историю от первого лица. Поэтому я применяю некоторые нехитрые "отличительные черты" - особенности речи персонажа, сорные слова, диалектизмы и т.д. Даже здесь герой говорит "садить" вместо "сажать", потому что он так привык. При внимательном чтении можно обнаружить и другие примеры, характеризующие личность человека-рассказчика­.­
Но автор не может чрезмерно увлекаться подобными экспериментами. Ведь далеко не все люди обладают литературным даром. Естественно, читатель вправе не верить. А изыски автора могут быть восприняты негативно. Например, мне вменяли в вину, что стиль рассказа, написанного от имени девочки-подростка, несколько примитивен и наполнен молодёжным сленгом. А как иначе? - восклицал я. Нет, оказывается, все слова в тексте должны быть правильными и на своих местах.
Поэтому важно не переусердствовать. Да, я воспринимаю и стараюсь показать весь текст, как один монолог, рассказ живого человека. Но у меня есть, например, рассказ от имени собаки. Что тогда писать? Гав-гав? А если я захочу сделать гланым героем, допустим, шкаф?
Поэтому, Олег, замечание Ваше весьма актуально, но ситуация для меня довольно-таки безвыходная, коли я сам загнал себя в рамки собственных ограничений.


Олег Фурсин.


Открытие семьи Лыковых для цивилизации состоялось в 1978 году. На заимку Лыковых вышли геологи, исследующие этот район Сибири. На момент открытия учеными хутора Лыковых семья состояла из пяти человек. В октябре 1981 года умер брат Агафьи Димитрий, в декабре скончался второй брат Савин, а еще через 10 дней умерла единственная сестра Агафьи — Наталия.

В течение семи лет Агафья жила вместе со своим отцом Карпом Осиповичем, который скончался 16 февраля 1988 года. После смерти отца Агафья связалась со своими родственниками, отношения с которыми, однако, так и не сложились. В 1990 году Агафья Лыкова переехала в старообрядческий женский монастырь, принадлежащий часовенному согласию, и прошла через чин «накрытия» (пострижения в монахини). Однако по прошествии нескольких месяцев Агафья вернулась обратно, сославшись на нездоровье и идейные расхождения с монахинями часовенного согласия.

С этого момента Агафья практически безвыездно проживает на заимке Лыковых. За это время у неё побывало немало путешественников, журналистов, писателей, представителей религиозных общин разных конфессий. Также у Агафьи жили монастырские послушницы и добровольные помощники, помогавшие по хозяйству. Агафья состояла в переписке с местными властями и нередко просила о помощи.

Губернатор соседней Кемеровской Области Аман Тулеев неоднократно распоряжался доставить отшельнице всё необходимое, а также оказать медицинскую помощь.


Что касается языковой проблемы, возможно, есть выход: вести речь от третьего лица. Быть может, потеряется некая взволнованно-интимна­я­ часть обращения к читателю, зато возобладает логика. Двадцать семь лет полного одиночества - очень, очень много. Если Вы обратитесь к прототипу Робинзона у Дефо, почитаете о том, в каком состоянии его нашли моряки...Совсем не то и не так у Даниэля Дефо, там ведь тоже "не верю", Вы не одиноки...


Похоже на Вашего отшельника, Игорь?


Игорь Колесников.

И да, и нет... Агафья, как видим, тоже не смогла существовать в лоне цивилизации. Но в плане общения, конечно, ситуация несколько иная. Для моего героя выход - следить за своим уровнем развития, разговаривать сам с собой, читать книги и т.д.
Повествование от третьего лица не люблю. Видите ли, я обычно как-бы проживаю жизнь героя сам, мысленно. Мне, чтобы достоверно описать чувства и эмоции, нужно испытать их самому. Этакое перевоплощение. Поэтому и писать про себя легче и естественнее.





                                       ***