Неугомонный дедушка

Рассказ автобиографический



В 2003 году мы с семьёй решили перебраться в Россию. В Ташкенте было невозможно найти работу с более или менее приличной зарплатой. Начальник отдела в моём проектном институте получал до 40 долларов в месяц. Да и не тянуло меня трудиться на «чужого дядю». У меня была маленькая посредническая торгово-закупочная фирма. Настолько маленькая, что бухгалтера я приглашал только на время составления отчётов. А тут в Узбекистане начали один за одним выходить какие-то немыслимые, взаимоисключающие законы, окончательно подорвавшие мой «очень малый бизнес». С одной стороны разрешалось открывать частные посреднические фирмы, но с другой стороны запрещались какие-либо отношения с госпредприятиями, разрешалась закупка в других странах, но невозможно было перевести узбекские деньги в валюту и т. д. и т. п.
На моё счастье, а может и несчастье, перед Новым годом случилась у нас стихийная незапланированная встреча одноклассников. Приехавшие из России просто светились достатком и благополучием. У одного даже, говорят, был личный самолёт! Там-то и решено было оказать мне финансовую поддержку, чтобы я съездил на свою историческую родину (я в Туле родился) для поисков лучшей доли. Не буду рассказывать о своих мытарствах в Москве и в ближайшем подмосковье. Это, как говорится, совсем другая история.
В конце лета со мной созвонился мой двоюродный брат из Тулы и сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. Оказалось, что у него в Туле есть несколько магазинов и ему срочно нужен помощник. Он уверял, что за год я смогу спокойно откладывать МИЛЛИОН!!! В Москве мне все завидовали и просились «ко мне на работу». Но действительность оказалась менее радужной. Магазинчики были маленькие и устроенные по принципу Сельпо. Магазин «1000 мелочей» отдыхал. Здесь можно было найти и бытовую технику, и всевозможные настенные и наручные часы, игрушки, калькуляторы, сувениры, обувь, нижнее бельё и верхнюю одежду и, даже, тампоны «o.b.». В мои обязанности входили поездки с Василичем (брат так всем представлялся) на закупки в Москву на Черкизон и последующий ремонт возможного брака. А брака, надо сказать, было навалом.
У моей матери осталось в Туле «наследство» - 8 кв. метров жилой площади в «нашем родовом гнезде», что представляло из себя кусок 2х4 м. в общем зале давно распроданного двухэтажного дома. Мои многочисленные родственники очень удивились, что я отказываюсь там жить, сообщили мне, что я совсем «зажрался в своём Ташкенте», что я пустой и никчемный человек, чтобы я не ждал от них никакой помощи и, чтобы я вообще возвращался в свой Узбекистан. Поле этого они отказались помочь мне с временной регистрацией и окончательно от меня отвернулись.
И только Василич, добрая душа, меня не бросил и, даже, временно приютил у себя в двухкомнатной квартире, где помимо нас ещё жила его девятая гражданская жена с двумя детьми.
У меня начали появляться небольшие денежки и я решил снять себе отдельное жильё. И опять помог Василич. У его родственников пустовала маленькая избёнка, где ещё недавно проживал его какой-то многоюродный дедушка, который в этой избёнке и помер от старости. Через несколько дней деда нашли взволнованные его долгим отсутствием родственники, похоронили и с тех пор избушка стояла заколоченной. Вот туда-то я и вселился за 500 руб. в месяц. Меня не очень смутило, что здесь нашли мёртвенького дедушку, что дед от нищеты не провёл в своё время газ и воду, что из-под обоев, как песок, сыпалась штукатурка – уж очень велико было желание жить отдельно. Да и что может напугать человека, который всю сознательную жизнь проводил по три месяца в году на сборе хлопка, винограда и прочих арбузов, а в свободное от сельхозработ время бродил по тайге и жил в палатках и вагончиках. Да ничего напугать не может.
Сделав небольшой косметический ремонт, я начал обживать «новое» жилище. На вид избушке было лет 200. Маленькая, не более 20 кв.м.площадью, с тремя маленькими же мутными не открывающимися окнами, с такой же старой потрескавшейся маленькой Русской печью. Но зато это было отдельное жильё. Запасливый хозяйственный дед заготовил огромную кучу дров, которых нормальному человеку хватило бы на несколько лет, но только не мне. Я же печь впервые в жизни увидел так близко. Правда, мне подсказали, как с ней обращаться, но это не спасло дедовы заготовки. Да и зима что-то прохладная выдалась.
К избе сравнительно недавно была пристроена небольшая застеклённая веранда с погребом, далее шёл узкий тёмный коридорчик, заканчивающийся туалетом типа «толчок» - огромное удобство в зимние месяцы. В коридорчике была массивная дверь, обитая 200 лет назад дерматином, из которого местами вылезали большие пучки ваты. Дверь закрывалась на амбарный замок и вела в жилое помещение. Туалет являлся продолжение сарая, пристроенного сзади избушки. Стенки между туалетом и сараем не было. Всё пространство между входом в сарай и туалетом было завалено до потолка 4-х метровыми досками. Сам же вход в сарай был закрыт на основательно проржавевший амбарный замок. В общем; мой дом – моя крепость.
Как пишут не в самых лучших романах – «ни что ничего не предвещало». Но однажды, выскочив спозаранку в туалет, я понял, что справить естественную нужду будет затруднительно; примерно на уровне головы сидящего человека из общей кучи досок была выдвинута широченная доска на всю ширину туалета. Удивлению моему не было предела. Благо, доска довольно легко засунулась назад. В несколько растерянном состоянии я пошёл осматривать избушку снаружи. Дверь в сарай, как всегда, была закрыта на замок. Для пущей уверенности я подёргал его – замок не открывался. А входную дверь на веранду я сам на ночь закрыл на большущий крючок, так что в дом ночью никто проникнуть не мог. За день этот случай как-то подзабылся, но утром всё повторилось снова. Тут мне стало уже не до шуток. Ну, не нравится мне, когда кто-то ночами шляется по моему жилищу, когда я там должен быть один. А тут ещё вечерами, приходя домой после работы, я стал замечать, что некоторые предметы в комнате явно кто-то передвигал. Я побежал к Василичу с жалобой, что его родственники в моё отсутствие заходят в дом и, возможно, проверяют, как я устроился и чем там занимаюсь. После звонка родственникам эта версия отпала, так как они в один голос заявили, что ничего подобного не делали и что ключи от дома имеются только у меня и в одном экземпляре. Приняв с Василичем «на грудь» и пообщавшись со старожилами, мы пришли к выводу, что это шалит домовой, либо не успокоившийся, почему-то, дух дедушки. И это было заявлено мне – атеисту в третьем поколении. Атеизм атеизмом, а чашечку с молоком, кусочек хлеба и конфетку я стал оставлять на кухонном столе или на полу на ночь и перед уходом на работу. Не помогло.
В один из выходных мы с друзьями решили обследовать весь дом на предмет обнаружения тайных лазов. В комнате я оставил включённую видеокамеру и обследование началось. Обшарили всё от погреба до чердака, заколотили все хлипкие места, ещё раз перепроверили все запоры и задвижки и, удовлетворённые, сели «обмывать» это дело. По ходу принятия горячительных напитков, мы включили камеру на воспроизведение. Сначала на экране ничего не происходило, а потом с печки упало большое полено и аккуратно «встало» в углу. Эта съёмка у меня сохранилась до сих пор. А утром в туалете доска была снова выдвинута.
Однажды зимой, придя затемно домой, я растопил печь, сварганил чудесный ужин, принял граммов 150 водочки и перед сном вышел во двор покурить и полюбоваться плавно падающими крупными снежинками. Вокруг лежал девственно чистый снег и даже мои следы уже почти запорошило. Слегка подмёрзнув, я вернулся в дом, предварительно закрыв двери на все возможные крючки и задвижки. Уютно устроившись под тёплым одеялом, я стал смотреть какой-то фильм по маленькому переносному телевизору. Ну, просто полная идиллия.
В это время в коридорчике послышались шаги, какое-то бормотание и лязг металла. Этого не могло быть потому, что этого не могло быть никогда. Я как ошпаренный выскочил из-под одеяла, схватил кочергу и, не одеваясь, попробовал выйти в коридорчик. Но не тут-то было. Дверь не открывалась. Подёргав дверь, я понял, что с той стороны кто-то накинул массивную чугунную щеколду на скобу. Хорошо, что ещё на замок не закрыли – замок лежал на кухонном столике. Просунув в щель большой кухонный нож, я скинул щеколду со скобы и. наконец-то, вооружённый «до зубов» ножом и кочергой, вылетел в коридор. Вокруг было тихо. Включив везде свет, я убедился, что дверь на веранду закрыта изнутри на крючок, как и положено, окна на веранде не выбиты, вход на чердак тоже не повреждён и закрыт на задвижку и из сарая через кучу досок пробраться в туалет и в коридор невозможно. Я вышел во двор. Снегопад прекратился, и вокруг дома не было видно ни одного следа. Чаша моего терпения была переполнена. Я стал рассуждать, по мере сил, логически; шум мог исходить с улицы или из соседнего двора, а щеколда могла сама накинуться на скобу, когда я сильно захлопнул дверь. Не откладывая в долгий ящик, слегка одевшись, я решил провести следственный эксперимент; пол часа я с остервенением хлопал дверью, но щеколда ни разу даже не шелохнулась. И тут я вспомнил, что одна бабка мне как-то сказала, что приведения и всякая нечесть не любят и боятся обычного мата. Глупость, конечно, но я, встав посередине комнаты, громко и внятно произнёс: «Послушай, дед, ты меня зае..л! Хрен ты меня напугаешь своими выходками! Да пошёл ты на …!». Я выдал весь свой запас мата, а он у меня довольно значительный. Как это ни странно – с тех пор безобразия прекратились.
Летом я перевёз в Тулу жену с сыном, и мы сняли обычную квартиру. После меня в избушке поселился знакомый парень с молодой женой, но через месяц они в ужасе сбежали оттуда. Он рассказывал, что почти каждую ночь они с женой слышали шаги на чердаке и на веранде. Периодически с веранды слышались пьяные угрозы в адрес молодой семьи. Но когда парень, как и я, выскакивал в коридор и на веранду с той же кочергой, то вокруг было всё тихо.
Избушка и сейчас цела, но кто там живёт и ладит ли он с приведениями мне не ведомо.