ЛЮБОВЬ, ВЕРА И НАДЕЖДА Очерк

ЛЮБОВЬ, ВЕРА И НАДЕЖДА
Очерк
В девять лет Любочка потеряла маму. Она ушла из жизни также тихо, как и жила: настрадавшись от измен мужа, от унижений и предательства, от его очередного ухода к очередной возлюбленной. В Иркутск за сироткой поехала старшая сестра матери Антонина Ивановна, тётя Тоня - добросердечная, как и Любочкина мама, женщина. Она привезла племянницу в небольшой городок Заозёрный, что в Красноярском крае. Тепло встретила маленькую испуганную девчушку новая семья - муж тёти Тони ласковый дядя Павлик и её дочка Фая, скромная красивая девочка, почти девушка. Была она старше Любочки на семь лет.
Внимание, забота и любовь близких людей сделали доброе дело - излечили надломленную душу ребёнка. Любочка выросла умненькой и открытой девочкой, она хорошо училась в школе, ей легко давались гуманитарные науки. Тётя Тоня искренне радовалась успехам приемной дочки: Люба была активной участницей художественной самодеятельности - обладая хорошим голосом, чёткой дикцией, читала стихи на всех конкурсах, запевала в школьном хоре. И вместе с тем была бойкой, по-детски озорной, большой выдумщицей, настоящей заводилой - легко могла убедить почти весь класс сбежать с уроков на новый кинофильм. Потом, конечно, покорно склонив головку, просила всепрощающую тётю Тоню пойти к директору...
- И что удивительно теперь для меня, взрослой женщины, матери двух дочерей, - вспоминает Любовь Ивановна, - тётя Тоня, женщина резкая и требовательная, ни разу не дала мне подзатыльника, не накричала, а только укоризненно так на меня посмотрит и скажет:
- Так что мне еще ждать от тебя, проказница? Школу спалишь или вместо учителей пойдёшь учить таких же сорванцов, как сама?
Как в воду смотрела мудрая Антонина Ивановна: получив аттестат, Любаша заявила - пойду в педагогический! Семья дружно поддержала: гордилась выбором воспитанницы тётя Тоня, на радостях напился тихоня дядя Павлик, Фая нежно обняла сестру и обещала помогать - она уже окончила медицинское училище в Бородино, получила профессию фельдшера-акушера и работала по специальности.
На историко-филологический факультет Енисейского государственного педагогического института Любовь Борсукова успешно поступила, ей дали место в студенческом общежитии. Училась девушка хорошо, сессии сдавала без троек и получала стипендию.
… Мне, однокурснице Любы, дали место в студенческом общежитии уже в начале учебного года на втором курсе. Комната рассчитана на шесть человек: четверо – Галка Чернышова, Люся Смыкова, Римма Козенко и Люба Борсукова – одноклассницы из города Заозёрного. Анка Бушменко - из Боготола и Нина Заборцева из Кежмы. Я была уже седьмой. Девочки позвали парней из соседней комнаты, те быстро принесли еще одну кровать, матрас, постельные принадлежности…
Общежитие располагалось в старинном трёхэтажном кирпичном здании бывшей уездной жандармерии. Крутые полувинтовые лестницы, узкие коридоры на этажах и просторные комнаты. В комнатах высокие, когда-то лепные потолки, и узкие двухметровые арочные окна. Из мебели (например, у нас) – семь железных кроватей, длинный обеденный стол посередине и небольшой столик в углу за платяным шкафом (его мы отгородили ширмой из простыни и оборудовали кухонку).
… Нынешней весной (через 53 года после окончания института) я по давней традиции была на дне рождения у Любочки Борсуковой, естественно, у неё давно другая фамилия…. Мы созвонились с её старшей дочерью Вероникой (в семье она просто Верочка) и через три часа на её автомобиле уже были в Зеленогорске: накануне подруга заказала для меня пропуск – город-то закрытый. Дружеское застолье, за которым только самые близкие: дочери Любаши – Вера и Надя и бодрая ещё восьмидесятилетняя сестра Фаина Павловна, приехавшая из Заозёрного.
… Давно уже ушли в мир иной дорогие для Любы и её семьи люди – мама, супруг и отец дочерей Анатолий Дмитриевич, тётя Тоня и дядя Павел… и мы в этот день вспоминали их тепло и благодарно. Вечером, оставшись в спальне вдвоём, мы с Любой вернулись в студенческую юность – в годы, прожитые в нашей восьмой комнате, почти одновременно выдохнув: как нам повезло с девчонками!
У нас действительно была очень дружная комната – девочки домашние, неизбалованные, не ленивые, чистоплотные, порядок, при всех бытовых неудобствах - отсутствии централизованного отопления и водоснабжения - поддерживался строго. Сами во дворе кололи дрова, носили их на второй этаж и топили печи. С цокольного этажа, где стоял огромный чан, носили воду в свою комнату и в общий (для всего этажа) умывальник. По вечерам, а иногда и днём, по мере заполнения двухведёрных баков, помои по крутым ступенькам дежурные девчата выносили во двор. Удобства, как в общежитии, так и в институте, были во дворе…
В каждой комнате свои порядки. Студенческая столовая хоть и находилась во дворе общежития, но мы подсчитали, что наших «капиталов» даже на одноразовое питание не хватит. А потому по существующей в студенческом общежитии традиции организовали «коммуну» - скидывались на питание по 15 рублей в месяц. Дежурный на выделенную на три дня сумму закупал продукты: с утра, пропустив в институте две «ленты», отстаивал в ближайшем магазине очередь за хлебом (да, было такое в тот сложный для страны период), а потом готовил обед.
Время было непростое – начало шестидесятых годов, особого достатка не было ни у кого у студентов, даже у норильчан. Стипендия скромная - 26 рублей (повышенная на 10 рублей выше, если сессия сдана отлично). А если еще и родители вышлют рублей пятнадцать, то ты уже богач! Меню у нас было более чем скромное: на завтрак чай с хлебом и ложкой сгущенного молока или какао, на обед рыбный суп из сайры или баночные щи, ужинали либо жареной картошкой с тушонкой, либо макаронами по-флотски. На занятиях, между «лентами», в буфете с удовольствием съедали по ливерному пирожку с лимонадом. Деликатесами были присланные от родителей продукты и хранимые в сетках за окном – сало, пельмени, вареники с картошкой… Ими мы лакомились по выходным и праздникам, но чаще берегли до сессии - на период экзаменов «коммуна» распускалась.
Это сейчас, оглядываясь на полсотни лет назад, удивляемся: как мы, семнадцатилетние девчонки, оторванные от семей, выживали в таких сложных условиях?! А мы учились, влюблялись и радовались жизни! В нашем девичьем коллективе были строгие правила – лекции и семинарские занятия не пропускать, на все консультации ходить, в студенческой библиотеке добросовестно работать с литературой и … не сквернословить – ведь мы будущие учителя! За этим наша Люба, строгая и требовательная, следила чётко. Вся комната училась без троек, «хвостов» никогда ни у кого не было.
Перед сном мы вели задушевные разговоры: кто-нибудь первый начинал рассказывать интересную историю из своей жизни, из жизни одноклассников или соседей, добродушный смех, подколы, остроумные реплики, вопросы – так постепенно мы узнавали почти всё друг о друге, тайн не было. Именно так мы узнали и про нашу Любашку, про её детство, юность и первую школьную любовь…
Четыре года породнили и сблизили нас. Приближалось распределение по школам района, выпускные экзамены и расставание…
Позади волнительный и тревожный день. Мы собрались в комнате и обсуждали каждое распределение. В дверь постучали, но никто не входил. Обычно после предупреждающего стука гость входил сразу же. А тут пауза, значит, кто-то чужой… Зычным голосом Люба пригласила: войдите. Вошла незнакомая статная женщина и командирским голосом, очень похожим на Любин, поздоровалась и представилась: Лидия Фёдоровна Войтенко – директор Нижне-Шадринской восьмилетней школы. Гостья, присев к столу, сразу же объяснила причину визита:
– Ищу в свою школу учителя истории. Ищу не через деканат, а чтобы лично, глаза в глаза, познакомиться и убедиться в порядочности и честности человека, который способен жить и работать в селе, который не бросит своих учеников посреди, а то и в конце учебного года. Жильё будет сразу, нагрузку обеспечу полную, заработки сельских учителей достаточно высокие, учитывая приличные северные надбавки, молодёжи в селе много, есть комсомольская организация, клуб и художественная самодеятельность. Посёлок лесозаготовителей находится не на крайнем севере Енисейского района, и климат почти не отличается от того, к которому вы привыкли в Енисейске…
Мы, притихнув, слушали, и я уверена, почти каждый из нас тогда подумал: сказки рассказываете, Лидия Фёдоровна! И вдруг в этой затянувшейся тишине наша Любашка слегка изменившимся голосом произнесла: «А я согласна, поеду к вам!». Мы были в шоке – она получила распределение в восьмилетнюю школу в небольшое село в Казачинском районе, всего в ста пятидесяти километрах от Енисейска, и вдруг такой поворот – школа на севере! Назавтра вместе с Лидией Фёдоровной Люба сходила в институт, оформила новое направление…
Три года наша Любаша отработала в Нижне-Шадрино, вышла там замуж, как говорится, за первого парня в посёлке. О своей жизни, о работе в той, первой для неё школе, Любовь Ивановна рассказывает с такой теплотой и нежностью, будто не было никаких трудностей и проблем. А они ведь всё-таки были. Ну, во-первых, с жильём – поселили её не в отдельную квартиру, а к одинокой пенсионерке, правда, очень доброй и заботливой. Та мигом обрисовала новой квартирантке её права и обязанности, уклад жизни в рабочем посёлке и, ни с того, ни с сего, добавила:
- Ну, и молодец Лидия Фёдоровна, – привезла будущую жену своему родственничку. А ты, Любавушка, присмотрись, присмотрись к нему – Анатолий у нас председателем сельсовета работает, хороший парень, умный, из порядочной семьи, его старший брат Пётр женат на директорше, она к нам тоже несколько лет назад учительницей приехала, да вот задержалась, семьёй обзавелась – сына и дочку воспитывают. А Анатолий наш Дмитриевич – парень хозяйственный, добряк редкий, характер мягкий, но волевой, неизбалованный, не бабник… Я ещё никому из приезжих учителок его не советовала, а из вас такая пара получится – оба красавцы! Тебе он точно понравится – привлекательный такой, голубоглазый.
В самом начале учебного года, в октябре, накануне очередной годовщины ВЛКСМ, на отчётном собрании новенькую учительницу избрали секретарём комсомольской организации посёлка. Тогда Любовь Ивановна и увидела близко этого председателя: и впрямь парень отвечал всем её вкусовым пристрастиям. Но виду не подала. А местные парни наперебой стали ухаживать за молоденькой историчкой - поджидали у выхода из школы, провожали до дома, некоторые, самые смелые, замуж предлагали. А в субботу в клубе чуть ли не в очередь выстраивались, чтобы на танец пригласить. Только Анатолия Дмитриевича в этой очереди никогда не было. Но ведь видела она, замечала, какими глазами он на неё смотрит, как вечерами не один раз мимо её окон проходит. И на репетиции в клуб, где она пела в дуэте с секретаршей директора лесопункта, тоже стал приходить. Впервые он отважился пригласить Любу на вальс на новогоднем вечере в клубе, но когда музыка заканчивалась, кавалер не отпускал девушку, и танец этот затянулся до четырёх утра, пока молодёжь не разбежалась по домам встречать Новый год по Москве.
Зима проскочила быстро, и отношения молоденькой учительницы и председателя сельсовета так и застыли на том новогоднем вальсе. Позади первый учебный год в школе, Любаша была довольна результатами: отстающих по её предмету не было, отношения в учительском коллективе, с учениками, их родителями, слава Богу, сложились удачно. Довольна была работой молодого учителя и директор Лидия Фёдоровна, о чём и доложила коллегам на последнем в учебном году педагогическом совете.
Едва прошёл лёд на Енисее, комсомольцы села с обменным концертом отправились на теплоходе в Ярцево - в большое старинное село. До праздничного вечера в Доме культуры было достаточно времени, и девушки, уже не раз бывавшие здесь, позвали Любу за покупками в универмаг. Вот здесь-то в обувном отделе универмага и произошло то, что подтолкнуло застенчивого председателя сельсовета к решительным действиям. Купив себе пару туфель и босоножки, Люба перешла к мужской обуви и увидела шикарные туфли из натуральной кожи – светло-коричневые, с перфорацией, взяла в руки, посмотрела – известная немецкая фирма Саламандра. И такая роскошь в далёком северном посёлке!? Парни уже из-за плеча выглядывают – каждый примерить хочет, а размер-то небольшой – 41-й. Люба (вот озорница!) тут же пошутила: ну, что, кавалеры, кому туфли подойдут, за того и замуж пойду. Молодёжь здесь рабочая, крупная, этим здоровякам нужен размер по крайней мере 43 или 44-й. Конечно, никому из ребят туфли не подошли, некоторые даже ногу не могли всунуть. И тут кто-то из них с ехидцей так предлагает:
- А, ты, председатель, что не примеряешь штиблеты, боишься, что не подойдут?
Молча, не торопясь, Анатолий надевает один туфель, другой, приплясывает и говорит:
- Ну, что, Любовь Ивановна, слово сдержишь – пойдёшь за меня замуж?
- Я же сказала – пойду! - Не то шутя, не то серьёзно пообещала Люба.
Вечером, в день возвращения из Ярцево свататься к Любе пришла вся семья Анатолия – брат Пётр Дмитриевич с супругой Лидией Фёдоровной, сестра Мария. Сам жених выглядел официально – в бежевом костюме с галстуком, в тех самых новых туфлях; смущённый и счастливый, он не сводил с избранницы восторженных глаз. Люба же давно, ещё зимой, поняла, что «по уши» влюблена в этого нерешительного голубоглазого красавца.
Вот так на семейном совете и порешили, что сыграют свадьбу в июле, а в июне жених с невестой поедут в отпуск в Заозёрный - знакомиться с тётей Тоней...
Через 9 месяцев после свадьбы родилась у молодой четы дочка, имя ей дали ещё до рождения – Верочка, Вероника.
Отработав три года, Любовь Ивановна уволилась – пришло распоряжение из Енисейского районного отдела образования о закрытии восьмилетки в Нижне-Шадрино. Лето молодая семья провела у тёти Тони в Заозёрке. В начале августа Люба поехала в Енисейск, в районный отдел народного образования за новым назначением…
Новокаргино – красивое село на высоком обрывистом берегу Енисея! В школе встретили новую учительницу приветливо - директор уже получил с прежнего места её работы отличную характеристику. Пять лет в Новокаргинской школе, где Любовь Ивановна преподавала историю и одновременно была завучем-организатором, пролетели незаметно, наверное, она так бы и осталась в этом живописном посёлке навсегда: всё устраивало и её, и супруга – любителя рыбалки и охоты. Но появление второй дочки Надежды круто изменило жизнь семьи – новорожденная тяжело заболела: ни участковая врач, ни терапевты районной больницы не могли поставить точный диагноз, а направления в краевую почему-то не давали. Спасение родители видели только в том, чтобы показать ребёнка опытным специалистам в крае. Срочно, не теряя времени, наспех собравшись в дорогу, на арендованной машине рванули в Заозёрный – сестра Фаина обещала помочь, у неё были кой-какие связи в краевой больнице.
Полгода ушло на восстановление ребёнка. Как Любочка выдержала такое испытание, один Бог ведает, да тётя Тоня с её материнской заботой о племяннице и её дочках. А Анатолия пригласил к себе на работу в охотничье хозяйство (ведь нужно было содержать семью!) старший брат Пётр. Сразу после закрытия школы в Шадринке он получил приглашение на работу и выехал с севера в посёлок лесозаготовителей и шпалопильщиков Усть-Кемь, что в двух десятках километров от Енисейска. Здесь Лидия Фёдоровна тоже возглавила среднюю школу и не скрывала ни от кого своего намерения – заполучить в лице Любови Ивановны стоящего историка.
Выбора у Любаши не было, да и какой выбор! Анатолий уже перевёз все оставшиеся в Новокаргино вещи в Усть-Кемь, сельский совет обещал дать новому учителю трёхкомнатную квартиру. Вот в этом посёлке на берегу Енисея и обосновалась на многие годы семья Любови и Анатолия. Подрастали девчонки, умненькие, разносторонне развитые, школу «хорошистки» окончили с почётными грамотами. А на вид и сейчас просто красотки: старшая Вероника – копия мамы, кареглазая, с копной чёрных волос; Надежда – вылитый папа, светловолосая, голубоглазая. Такие разные, но такие похожие в своём отношении к жизни, к родителям, к дому, к семье…
Я помню, как росли эти девочки, как радостно встречали нас с супругом, когда мы приезжали к ним в гости. Как Вероничка играла нам на аккордеоне какую-то модную песенку, а мы удивлялись: надо же, на слух подобрала мелодию – ведь в посёлке нет музыкальной школы! А Надюшка, показывая альбомы со своими рисунками, заглядывала мне в глаза и спрашивала: правда, мама похожая получилась?..
С Любашей, единственной из нашей восьмой комнаты, мы всю жизнь поддерживаем связь, и уж я точно знаю, что и второй выбор в своей жизни она сделала правильный – её Толик оказался самым надёжным и любящим мужем и отцом. Как-то в разговоре (это было ещё в Усть-Кеми) я вспомнила историю про те импортные штиблеты, Любашка вдруг встала и принесла из спальни коробку:
- Вот она, наша семейная реликвия! Эти туфли Толик очень бережёт – надевает в гости и по праздникам, костюмов за двадцать с лишним лет много износил, а вот обувь на торжественный выход - эти туфли. И, знаешь, я ведь только через несколько лет узнала, что туфли ему тогда, на примерке, были чуток маловаты…
В Усть-Кемской средней школе Любовь Ивановна преподавала историю, много лет совмещала преподавание с работой завучем, была на хорошем счету в посёлке; на августовских педагогических совещаниях района фамилия учителя истории из Усть-Кеми была в числе первых. Работать рядом с родственницей - директором школы – задача непростая. И это при всей принципиальности и нетерпимости моей подруги к несправедливости! Но надо отдать должное и Лидии Фёдоровне – она не давала никаких поблажек, требовала по полной. А вот поставить завучем человека с такой же, как у неё самой фамилией, – не решение директора, а желание и требование всего педагогического коллектива. Интересный факт – жёны двух родных братьев всю жизнь называли друг друга по имени-отчеству и в школе, и даже на семейных встречах и застольях. И это не было дистанцией, это было взаимным уважением.
… Наутро после дня рождения мы Любашей пересматриваем семейные альбомы: вот моя подруга на Кавказе, в Средней Азии, вот групповой снимок из Прибалтики, вот Чехословакия, Германия, Болгария…
- Да, я почти каждое лето на две-три недели ездила на курорты или экскурсии – это было нашим общим решением: Толик считал, что я должна отдыхать после напряжённого учебного года. Конечно, мы выезжали всей семьёй на море, в гости к тёте Тоне, пока она была жива… А вот отдыхать только вдвоём мы не могли – девчонок не с кем оставить. На мужа я надеялась, как на себя, – и еду приготовит, и обиходит дочек, они его просто обожают, и на огороде у него полный порядок – всё растёт и ни травинки лишней. Он не уставал повторять: какая разница, кто из нас домашние дела делает – мы семья, а значит единое целое! Ты же знаешь, какая у меня была работа – с утра до позднего вечера в школе, а дочки с папой, он же ради них и меня сменил серьёзную работу на должность страхового агента. И потом, когда я его пыталась убедить, что неприлично мне, замужней женщине, одной в отпуск ехать, он возражал: а когда я осенью ухожу в тайгу на целый месяц и оставляю тебя одну с девчонками – это прилично, это нормально?
Правда, буквально через несколько листов в альбоме рассматриваем снимки, сделанные тоже на разных курортах, а на них её Анатолий – тот же ясный и открытый взгляд, та же полуулыбка на симпатичном лице. Бывалый таёжник, рыбак, на вид здоровый и полный сил, всегда доброжелательный и приветливый, супруг Любаши не был абсолютно здоров – перебои артериального давления серьёзно осложняли его жизнь, а потому домашнее медикаментозное лечение и санаторно-курортное были не просто желательными, а обязательными.
…Ушёл Анатолий Дмитриевич из жизни внезапно – инсульт. Для моей семьи это был не просто шок, я даже не могла представить, как они, его девчонки, три любящих женских сердца, вынесли эту утрату…
Тридцать один год Любаша и Анатолий прожили в любви и согласии. Волевая, не слезливая, моя подруга, стиснув зубы, с болью выдавливает из себя: - Похороны, поминки, застолья, чужие люди в квартире с соболезнованиями – всё, как в тумане, как в каком-то кошмаре. Сижу со взрослыми дочками в их детской комнате, а выйти нет сил – нет нашего папы… Нет его ни дома, ни во дворе, ни в огороде, ни на реке – нигде нет. Только всё, куда ни глянь, о нём напоминает, - лодочные моторы, вёсла от резиновой лодки, рыболовные сети, всякие снасти, канистры, бачки… Каждый день видеть это – сплошная боль. Не знаю, как мы выдержали, но только единодушно решили – надо отсюда уезжать.
… Уже который год моя Любаша с младшей Надеждой живут в Зеленогорске (до Заозёрного всего двадцать пять километров). Почти каждый день после работы дочка забегает к маме то на минутку, а то и на весь вечер – чем-нибудь помочь да и просто поболтать, поделиться новостями. Вероника после института так и осталась в Красноярске, у неё солидная работа и взрослый сын, она тоже заботится о матери – приезжает на машине на выходные с подарками для мамы и сестры один, а то и пару раз в месяц. Нынешним летом они снова планируют поездку в Усть-Кемь, навестить папу…
Я с восхищением смотрю на эту троицу – Любовь, Веру и Надежду – на их трепетно-нежные, а иногда доброжелательно-ироничные отношения, немного завидуя и одновременно радуясь. И в который раз убеждаюсь - они действительно единое целое.
Тамара Колесник-Добринская