275 лет со дня рождения Ивана Хемницера

«В природе, в простоте он истину искал…»
Опубликовано 15.01.2020 автором Родное слово

16 января 2020 года исполняется 275 лет со дня рождения русского писателя, баснописца, нашего земляка Ивана Ивановича Хемницера. Иван Хемницер, предшественник баснописца Крылова — русский поэт и переводчик, член Российской академии (1784). Его басни пользовались большой популярностью у современников в начале XIX в. Считается самым значительным русским баснописцем до Крылова, на творчество которого оказал определённое влияние. Среди лучших его басен — «Метафизик», «Дерево», «Богач и бедняк».

Родился будущий поэт и баснописец 1745 году в Енотаевской крепости. Отец его, штаб-лекарь, выходец из саксонского городка Хемница, был образованным человеком и заботливо относился к воспитанию сына. В пять лет мальчик был уже отдан на обучение местному пастору. Русскому языку его учили другие преподаватели. Впоследствии Хемницер самостоятельно выучил французский и итальянский языки. В 1755 г. семья переехала в Петербург. Отец хотел сделать из своего сына медика. Но тот, познакомившись с каким-то офицером, увлекшим его рассказами о военной службе, в тринадцать лет ушёл из дома и, скрыв свой возраст, добровольно поступил в Нотебургский пехотный полк. В армии Иван Хемницер прослужил двенадцать лет. В 1766 году был произведен в поручики, участвовал в военных походах. Через три года без сожалений он оставил армию и поступил на службу в Горное ведомство, всерьёз занимаясь минералогией. В Петербургском горном управлении, где служил Хемницер, он близился с Николаем Львовым. Вместе с ним в 1776 г. Иван отправился в заграничное путешествие. Пребывание в Париже позволило ему познакомиться с французской литературой, театром, изобразительным искусством.

Хемницер перевёл на русский язык книгу И. Лемана «Кобальтословие или описание красильного кобальта». Этот труд интересен попыткой создать русскую научную терминологию по горному делу. В 1779 году появился первый сборник басен Хемницера. Вышел он анонимно, так как автор боялся неприятностей по службе.

Хемницер приобрёл известность именно благодаря своим басням. Часть из них переведена из Лафонтена, Геллерта, Вольтера и других авторов, остальные – оригинальные. Басни Ивана Хемницера пользовались у современников большим успехом. До середины XIX века вышло тридцать шесть изданий басен – рекорд среди писателей XVIII века. В фонде редкой книги Астраханского музея-заповедника хранятся «Басни и сказки И.И. Хемницера» 1886 года с биографией автора (КП №15653). Книга была напечатана в Санкт-Петербурге в типографии известного в те годы издателя А.С. Суворина в серии «Дешёвая библиотека». Лучшие из басен Хемницера направлены против кичливости дворянства («Боярин Афинский»), богатых выскочек («Барон»), злонравных помещиков, которые вместо того, чтобы стричь шерсть со своих «овец», сдирают с них всю шкуру («Волчье рассуждение»), корыстных чиновников и лихоимных судей («Стряпчий и воры», «Паук и мухи»), бесплодного теоретизирования («Метафизик»). Интересом к философии отмечены басни «Строитель», «Резчик и статуя», «Буквы». Решался Хемницер и на осуждение политики Екатерины Второй за войны, в которых проливалось немало крови («Имение и ссора», «Два льва соседи», «Дом»).

Басни Хемницера строились по методу сцен или диалогов, отличались жанровым разнообразием – от басни-эпиграммы до басни-сказки. Многие выражения из его басен стали крылатыми, некоторые перешли даже в пословицы и поговорки. Основная историческая заслуга Хемницера в том, что его басни имели сатирическую направленность, идейную глубину, в них он защищал интересы простого труженика, критиковал феодально-крепостнические порядки. Произведения Хемницера отличает отсутствие прямых нравоучений, обращённых к читателю, что характерно для других баснописцев. В сочинениях Хемницера, как правило, мораль вытекает из самого действия. Простота и разговорная лёгкость языка, элементы реализма, народность, демократические мотивы произведений И.И. Хемницера делают его прямым предшественником И.А. Крылова.

«Его басни были узнаваемо целенаправленны, злободневны, едки и смешны одновременно. Трудно вспомнить сатириков, которые могли бы соперничать с Хемницером в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого веков по массовой популярности», — писал Павел Морозов в предисловии к «Антологии астраханской поэзии» в 2003 году.

Иван Иванович Хемницер по праву считается самым значительным русским баснописцем до Крылова, на творчество которого оказал определённое влияние. Как и его великий последователь Крылов, Хемницер искал загадки в таинствах славянских букв и звуков.

В 1770 г. Хемницер написал подражательную «Оду на победу при Журже». Но одический жанр был чужд его дарованию. Следуя примеру Сумарокова, он начал писать сатиры («На худых судей» и «На худое состояние службы»), в которых обрушивался на взяточников. С конца 1770-х гг. Хемницер — активный участник львовско-державинского кружка. Здесь произошло самоопределение Хемницера как поэта-баснописца. В 1779 г. он издал тоненькую книжечку «Басни и сказки», куда включил 27 басен. В 1782 г. вышло издание с дополнением 36 новых басен (как и первое, оно было подписано инициалами N….N…).

В 1782 г. по рекомендации Львова Хемницера назначили генеральным консулом в турецкий город Смирну. Отъезд оказался роковым: поэт тяжело заболел. Незадолго до смерти Хемницер был избран в члены Российской Академии. В возрасте тридцати девяти лет Иван Хемницер скончался и был похоронен в Николаеве на Украине. В 2002 году Администрацией Енотаевского района и Астраханским отделением Союза писателей России была утверждена литературная премия, носящая имя знаменитого земляка-баснописца. В селе Енотаевка его именем названа одна из улиц. После смерти Хемницера его друзья отобрали в сохранившихся бумагах поэта ряд басен и, вместе с ранее опубликованными им самим, издали их в 1799 году под названием «Басни и сказки И.И. Хемницера в трёх частях».

Основная историческая заслуга Хемницера в том, что его басни имели сатирическую направленность, идейную глубину, в них он защищал интересы простого труженика, критиковал феодально-крепостнические порядки. Его поэтическое кредо определено словами:

В природе, в простоте он истину искал:
Как видел, так её писал.

Но Хемницер сочинял не только басни, он писал сатиры, едкие эпиграммы, стихи, многие из которых перешли в пословицы и поговорки: «Чужого не замай, а береги своё», «Иному и в делах лужайка – океан», «Уж легче нет, как дураком прожить» и многие другие.

Умер Иван Иванович Хемницер 20 марта 1784 года в Смирне (Турция), где, после выхода в отставку, работал генеральным консулом. По свидетельству современников, он отличался добродушием, прямотою и честностью, чем заслужил себе доброе имя среди знавших его людей. Всей своей жизнью баснописец оправдал безрадостную эпитафию самому себе:

«Жил честно, целый век трудился
И умер гол, как гол родился».

Эти строки высечены на надгробном камне его могилы.

Знаковым событием, притом для всей России, а не только для астраханского края, стал выход в свет полного собрания стихотворений Ивана Хемницера, осуществлённый Астраханским отделением Союза писателей России по заказу Администрации Енотаевского района в 2006 году. На Родине одного из первых русских баснописцев, предтечи «дедушки» Крылова не просто хранят память о замечательном земляке, но память эта – действенная.

Каждый год объявляют имя очередного лауреата ежегодной литературной премии имени Ивана Хемницера, по доброй традиции вручаемой 16 января – в день рождения уроженца крепости Енотаевской, одного из первых российских баснописцев.

Наверное, немало в российской глубинке сёл, в которых чтят свою историю, гордятся земляками, проявившими себя, защищая Отечество, на литературном поприще, в науке и других сферах человеческого бытия. Мы помним и любим обрусевшего немца, сына коменданта крепости Ивана Хемницера, который прожил недолгую жизнь, но оставил заметный след на земле. В местном музее ему посвящена целая экспозиция, его творчество изучают, ему, если хотите, стараются подражать, сочиняя пусть немудрящие, но басни. В разные годы литературная премия имени Ивана Ивановича Хемницера вручалась известному московскому поэту и публицисту Станиславу Куняеву, народному поэту Дагестана Магомеду Ахмедову, нашим землякам Юрию Мартыненко, Юрию Щербакову, Борису Свердлову, Олегу Севастьянову, Ирине Левитан, Марине Лазаревой, Татьяне Дробжевой, Наталии Ложниковой, Александре Жмуровой, Сергею Короткову, Николаю Загребину и многим енотаевским литераторам..

Ежегодно в январе проходит конкурс на лучшую детскую творческую работу (сочинение, эссе, стихотворение, рисунок), посвящённую творчеству поэта, где подводят итоги, награждают лучших. Из года в год растёт число участников конкурса.

Из литературного наследия Ивана Хемницера:

ЛЕВ-СВАТ


Лев, сказывали мне, любовницу имел
(Ведь занимаются любовными делами
Не только меж людьми, но также меж скотами),
И жар к любовнице его охолодел.
А для того он то ж (как люди поступают,
Что за другого с рук любовницу сживают,
Когда соскучится им всё одну любить)
Хотел красавицу, но не бесчестно, сжить:
Он барса пестрого хотел на ней женить.
Но как он ни старался,
Жених замеченный никак не поддавался,
Да лев бы только приказал, —
Любить указ ведь не дается;
А в случаях таких политика ведется
И у зверей,
Как у людей.
К тому же дело щекотливо
Любовницу себе в жены такую взять,
Котору ищет сам любовник с рук отдать.
А потому ничуть не диво,
Что жениха не мог невесте он сыскать.
Но свадьбы не хотел уж больше отлагать;
Без всех чинов осла он прямо избирает:
«Послушай, — говорит, — назначил я тебя
Любовницы моей супругом.
Возьми ее ты за себя,
А я за то тебя
Пожалую в чины, и будешь ты мне другом».
Осла, не как других, раздумье не берет:
Осел в бесчестье не зазорен,
На предложенье льва осел тотчас сговорен,
Сказав: «Хоть чести мне в женитьбе этой нет,
Как говорит и судит свет,
Да милость львиную она мне обещает.
К тому и меж людьми то ж самое бывает».

1772

МУХА И ПАУК


В прекрасном здании одном,
Великолепном и большом,
В котором сколько всё искусством поражало,
То столько ж простотой своей равно прельщало,
В сем самом здании на камне заседала
Одна премрачная из мух и размышляла,
Так, как бы, например, ученый размышлял,
Когда глубокую задачу раздробляет.
А что у мух всегда вид пасмурный бывает
И часто голова ногою подперта
И бровь насуплена, тому причина та,
Что много мухи разумеют
И в глубину вещей стараются входить,
А не вершки одни учености схватить.
Премудрой мухе, здесь сидящей в размышленьи,
В таком же точно быть случилось положеньи.
Нахмуря плоский лоб полдюжиной морщин
В искании вещам и бытиям причин,
«Хотелось бы мне знать, — сказала, —
Строенье это от чего?

И есть ли кто-нибудь, кто сотворил его?
По-моему, как я об этом заключала,
То кажется, что нет; и кто бы это был?»
— «Искусство, — пожилой паук ей говорил, —
Всё, что ты видишь, сотворило;
А что искусство это было,
Свидетельствует в том порядок всех частей
Тобою видимых вещей».
— «Искусство? — муха тут с насмешкой повторила.—
Да что искусство-то? — спросила.—
И от кого оно? Нет, нет, я, размышляя,
Другого тут не нахожу,
Как то, что это всё лишь выдумка пустая
А разве я тебе скажу,
Как это здание и отчего взялося.
Случилось некогда, что собственно собой
Здесь мелких камушков так много собралося,
Что камень оттого составился большой,
В котором оба мы находимся с тобой.
Ведь это очень ясно мненье?»

Такое мухи рассужденье,
Как мухе, можно извинить;
Но что о тех умах великих заключить,
Которые весь свет случайным быть считают
Со всем порядком тем, который в нем встречают,
И лучше в нем судьбе слепой подвластны быть,
Чем бога признавать, решились?
Тех, кажется, никак не можно извинить,
А только сожалеть об них, что повредились.

1772

ИМЕНИЕ И ССОРА


Невесть разбойники, невесть князьки какие,
Да только люди не простые,
И счетом двое их всего
(То есть, вот этих только двое,
А их число совсем другое),
С своими войсками соседа своего
Сложились выгнать вон из кровного владенья
И разделить потом промеж собой его.
Ну как отступишься бессорно от именья,
Да от имения родного своего?
Где между частных спор случится о именьи,
Там можно способы через судей найти
Кое-как ссору развести;
Но в этом ссорном положеньи,
Где всяк считался сам большой,
Чем тут решить, как не войной?
Пошла война; людей без счету побивали,
Так что со стороны смотреть и те устали,
Которые войной и грабежом живут.
А должно знать, что тут
Нимало не на стать поэм происходило,
Где войски за себя богов пускают в бой,
Как скоро только лишь сраженье наступило;
Здесь каждый сам дрался, без помощи чужой,
И вот зачем людей так мною побивали.
И для того иной желал,
Чтоб уж хоть правый проиграл,
Лишь только б драться перестали.
«Да что — тут некто рассуждал. —
Хоть ссориться втроем уймутся, —
Став двое, из того ж именья подерутся».

1772

ДРУЗЬЯ


Давно я знал, и вновь опять я научился,
Чтоб другом никого, не испытав, не звать.
Случилось мужику чрез лёд переезжать,
И воз его сквозь лёд, к несчастью, провалился.
Мужик метаться и кричать:
«Ой! батюшки, тону! тону! ой! помогите!»
— «Робята, что же вы стоите?
Поможемте», — один другому говорил,
Кто вместе с мужиком в одном обозе был.
«Поможем», — каждый подтвердил.
Но к возу между тем никто не подходил.
А должно знать, что все одной деревни были,
Друзьями меж собою слыли,
Не раз за братское здоровье вместе пили;
А сверх того между собой,
Для утверждения их дружбы круговой,
Крестами даже поменялись.
Друг друга братом всяк зовет,
А братний воз ко дну идет.
По счастью мужика, сторонние сбежались
И вытащили воз на лёд.

1774

КОНЬ ВЕРХОВНЫЙ


Верховый гордый конь, увидя клячу в поле
В работе под сохой
И в неге не такой,
И не в уборе, и не в холе,
Какую гордый конь у барина имел,
С пренебрежением на клячу посмотрел,
Пред клячею крестьянскою бодрился
И хвастал, чванился, и тем и сем хвалился.
«Что? — говорит он кляче той. —
Бывал ли на тебе убор когда такой,
Каков убор ты видишь мой?
И знаешь ли, меня как всякий почитает?
Всяк, кто мне встретится, дорогу уступает,
Всяк обо мне твердит и всякий похваляет.
Тебя же кто на свете знает?»
Несносна кляче спесь коня.
«Пошел, хвастун! — ему на это отвечает. —
Оставь с покоем ты меня.
Тебе ль со мной считаться
И мною насмехаться?
Не так бы хвастать ты умел,
Когда бы ты овса моих трудов не ел».

1775

МЕДВЕДЬ-ПЛЯСУН


Плясать медведя научили
И долго на цепи водили;
Однако как-то он ушел
И в родину назад пришел.
Медведи земляка лишь только что узнали,
Всем по? лесу об нем, что тут он, промичали;
И лес лишь тем наполнен был,
Что всяк друг другу говорил:
«Ведь мишка к нам опять явился!»
Откуда кто пустился,
И к мишке без души медведи все бегут;
Друг перед другом мишку тут
Встречают,
Поздравляют,
Целуют, обнимают;
Не знают с радости, что с мишкою начать,
Чем угостить и как принять.
Где! разве торжество такое,
Какое
Ни рассказать,
Ни описать!
И мишку все кругом обстали;
Потом просить все мишку стали,
Чтоб похожденье он свое им рассказал.
Тут всё, что только мишка знал,
Рассказывать им стал
И между прочим показал,
Как на цепи, бывало, он плясал.
Медведи плясуна искусство все хвалили,
Которы зрителями были,
И каждый силы все свои употреблял,
Чтоб так же проплясать, как и плясун плясал.
Однако все они, хоть сколько ни старались,
И сколько все ни умудрялись,
И сколько ни кривлялись, —
Не только чтоб плясать,
Насилу так, как он, могли на лапы встать;
Иной так со всех ног тут о землю хватился,
Когда плясать было пустился;
А мишка, видя то,
И вдвое тут потщился
И зрителей своих поставил всех в ничто.
Тогда на мишку напустили,
И ненависть и злость искусство всё затмили;
На мишку окрик все: «Прочь! прочь отсель сейчас!
Скотина эдака умняй быть хочет нас!»
И всё на мишку нападали,
Нигде проходу не давали,
И столько мишку стали гнать,
Что мишка принужден бежать.

1775

БУКВЫ

Чтобы ученых отучить
В словах пустых искать и тайну находить,
Которую они, по их речам, находят
И в толки глупые свои других заводят,
Царь у себя земли одной
Их шуткой осмеял такой:
Под городом одним развалины стояли,
Остатки башен городских,
А около обломки их,
Землей засыпаны, лежали.
На сих обломках царь, ученым в искушенье,
Иссечь по букве приказал;
Потом те буквы на решенье
За редкость по своим ученым разослал.
«Посмотрим, — царь сказал,—
Какое выведут ученые значенье.
Уж то-то толки тут
Пойдут!»
И подлинно, пошли. Хлопочут, разбирают,
Чтоб тайный смысл найти словам,
Рассылка букв по всем ученым и землям;
Все академии к решенью приглашают,
Записки древностей, архивы разбирают;
Газеты даже все о буквах говорят;
Робята все об них и старики твердят;
Но мрачность древности никто не проницает.
Царь наконец, хотев их глупость обличить,
Всем приказал к себе своим ученым быть
И заданные сам им буквы объясняет.
Весь смысл неразрешимых слов
Был тот: здесь водопой ослов.
1772

СТРЕКОЗА


Всё лето стрекоза в то только и жила,
Что пела;
А как зима пришла,
Так хлеба ничего в запасе не имела.
И просит муравья: «Помилуй, муравей,
Не дай пропасть мне в крайности моей:
Нет хлеба ни зерна, и как мне быть, не знаю.
Не можешь ли меня хоть чем-нибудь ссудить,
Чтоб уж хоть кое-как до лета мне дожить?
А лето как придет, я, право, обещаю
Тебе всё вдвое заплатить».
— «Да как же целое ты лето
Ничем не запаслась?» — ей муравей на это.
— «Так, виновата в том; да что уж, не взыщи,

Я запастися всё хотела,
Да лето целое пропела».
— «Пропела? Хорошо! поди ж теперь свищи».

Но это только в поученье
Ей муравей сказал,
А сам на прокормленье
Из жалости ей хлеба дал.

БАРОН


Жил был скупой богач, и у него один
Был сын.
Отец его скончался;
Наследства миллион молодчику достался,
И захотел сынок, имевши миллион,
Бароном сделаться, — и сделался барон
Баронство куплено. Теперь задумал он
Быть сверх того ещё и знатным господином
И слыть бароном с чином.
Хоть знатных он людей достоинств не имел,
Да он их представлять умел;
И всё сбирался и хотел
Министром быть при кабинете,
Чтоб в царском заседать совете,
Иль славным полководцем быть
Барон! достоинство за деньги не купить!
Но всё барон не мог решиться,
К чему бы лучше прилепиться,
Где б больше чести доступить:
Министром быть ли добиваться
Иль в полководцы домогаться?
И так в намереньях одних живёт барон,
А всё достоинство барона — миллион.
Он удивленье был народов
Толпою гайдуков своих и скороходов;
Доходами его почти весь город жил,
Он в золото себя и слуг всех обложил;
И ежели когда в карете проезжался,
То больше лошадей своих он величался.
Льстецам он покровитель был
И ревностно тому служил,
Кто, ползая пред ним, его о чём просил;
А кто поступки все и вкус его хвалил,
Талантами его бесстыдно восхищался,
Тот верно помещён в число друзей тех был,
Которые на счёт баронов ели, пили,
Смеясь в глаза, его хвалили;
И в тот же самый час мешки его щечили,
Как уверяли все его,
Что против глаз таких, какие у него,
И Аргусовы — ничего.

Надолго ль моту миллиона?
Ему другого нет закона,
Как только чтоб по воле жить,
Страстям и прихотям служить.
Барон наш перестал уж больше говорить,
Министром, полководцем быть,
И только к роскошам одним лишь прилепился;
Пил, ел и веселился.
А как весь миллион баронов истощился,
То стал опять ничто барон,
Таков, как был и прежде он;
Без денег он от всех оставлен очутился,
И доказал своим житьём
Барон наш правду эту всем,
Что детям только зла родители желают,
Когда лишь им одно богатство оставляют:
Богатство — пагуба и вред
Тому, в ком воспитанья нет.

Примечания:
Барон. Перевод басни Геллерта «Пожалованный в бароны мещанин». Впервые изд. 1779 г., стр. 37. Печ. по изд. 1782 г., ч. 1, стр. 47. Редакция ст. 49—50 предложена Львовым в экз. изд. 1779 г., где вместо них было: «Пока весь миллион баронов истощился». В изд. 1799 г. исключен ст. 11 и между ст. 44 и 45 вставлен стих: «Своим богатством величаться». По сюжету к этой басне близка басня И. А. Крылова «Мешок».
Гайдуки — здесь: слуги.
Щечить — таскать украдкой, воровать.
Аргус (герой греческой мифологии) — многоглазый великан, часть глаз которого бодрствовала и во время сна.

Иван Хемницер

Басни

ДУРАК И ТЕНЬ

Я видел дурака такого одного,

Который всё гналсЯ за тению своею,

Чтобы поймать её, да как? бегом за нею.

За тенью он, — тень от него.

Из жалости к нему, что столько он трудится,

Прохожий дураку велел остановиться:

«Ты хочешь, — говорит ему он, — тень поймать;

Да ты над ней стоишь, а чтоб её достать,

Лишь только стоит наклониться».

Так некто в счастии да счастия ж искал,

И так же этому не знаю кто сказал:

«Ты счастья ищешь, а не знаешь,

Что ты, гоняяся за ним, его теряешь.

Послушайся меня, и ты его найдёшь:

Остановись своим желаньем

И будь доволен состояньем,

В котором ты живёшь».

1799.

ПРИВИЛЕГИЯ

Какой-то вздумал лев указ публиковать,

Что звери могут все вперёд, без опасенья,

Кто только смог кого, душить и обдирать.

Что лучше быть могло такого позволенья

Для тех, которые дерут и без того?

Об этом чтоб указе знали,

Его два раза не читали.

Уж то-то было пиршество!

И кожу, кто лишь мог с кого,

Похваливают, знай, указ, да обдирают.

Душ, душ погибло тут,

Что их считают — не сочтут!

Лисице мудрено, однако, показалось,

Что позволение такое состоялось:

Зверям указом волю дать

Привольно меж собой друг с друга кожи драть! —

Весьма сомнительным лисица находила

И в рассуждении самой, и всех скотов,

«Повыведать бы льва!» — лисица говорила,

И львиное его величество спросила,

Не так чтоб прямо, нет, — как спрашивают львов,

По-лисьи, на весы кладя значенье слов,

Всё хитростью, обиняками,

Всё гладкими придворными словами:

«Не будет ли его величеству во вред,

Что звери власть такую получили?»

Но сколько хитрости её ни тонки были,

Лев ей, однако же, на то ни да, ни нет.

Когда ж по львову расчисленью

Указ уж действие своё довольно взял,

По высочайшему тогда соизволенью

Лев всем зверям к себе явиться указал.

Тут те, которые жирнее всех казались,

Назад уже не возвращались.

«Вот я чего хотел, — лисице лев сказал, —

Когда о вольности указ такой я дал:

Чем жир мне по клочкам

сбирать с зверей трудиться,

Я лучше дам ему скопиться.

Султан ведь также позволяет

Пашам с народа частно драть,

А сам уж кучами потом с пашей сдирает:

Так я и рассудил пример с султана взять».

Хотела было тут лисица в возраженье

Сказать своё об этом мненье

И изъясниться льву о следствии худом,

Да вобразила то, что говорит со львом…

А мне хотелось бы, признаться,

Здесь об откупщиках словцо одно сказать,

Что также и они в число пашей годятся;

Да также думаю по-лисьи промолчать.

1799.