16+
Лайт-версия сайта

Опасные странствования

Литература / Переводы / Опасные странствования
Просмотр работы:
12 июня ’2021   18:02
Просмотров: 5681

Чель Э. Генберг

Опасные странствования*


Исторический авантюрный роман

Перевел с шведского Е. Шараевский








© 1996 и 2008 Kjell E. Genberg. Fasornas färd.
All rights reserved.

ОТЧЕГО ЗАТОНУЛ ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ "ВАСА", БЫВШИЙ КОРОЛЕВСКОЙ РЕГАЛИЕЙ?
Ответ на этот вопрос, возможно, кроется в этом насыщенном приключениями романе, действие в котором происходит в великодержавную для Швеции эпоху – первую половину ХVII века.
Челя Э. Генберга называют "самым плодовитым автором развлекательных произведений в Швеции". Этот роман свидетельствует о том, что он пишет не только захватывающие развлекательные книги, но и обладает солидными историческими познаниями.
Нам предлагается проследить за странствованиями по темным водным просторам молодого парня Дагвинда Мартинссона – фельдшера на военном корабле "Васа", шпиона короля Густава II Адольфа в Финляндии и Лифляндии, подневольного матроса на паруснике голландской Ост-Индской компании, жертвы кораблекрушения совместно с красивой и рассудительной женщиной на негостеприимном необитаемом острове, лейтенанта и командира на британском военном корабле в насыщенной пороховыми газами морской битве с пиратами и каперами…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Швеция

ПРОЛОГ


Дети, игравшие в саду, не могли удержаться, чтобы время от времени не взглянуть на старика с седыми волосами, сидевшего на дамбе.
Старик был весь изломан и согнут и казался детям немного странным. Он постоянно рассказывал о своих путешествиях по морям-океанам, о страшных битвах, из которых его корабль всегда выходил победителем.
Когда они были поменьше, они верили каждому его слову, но постепенно они выросли, сами уразумели кое-что о жизни и стали подвергать сомнению рассказанное. Хотя они никогда не осмеливались спросить своих родителей, можно ли ему верить. Это было бы неделикатно и могло повлечь за собой наказание.
Никто не сомневался в том, что старик был странным. Вот сидит он в бледном солнечном свете с пледом на коленях и возится со своими корабликами. Он всегда играет, хоть и такой старый. Это было так странно.
Свои кораблики старик искусно мастерил сам. Корпус был из коры, мачты из ошкуренных ивовых прутьев, а паруса из настоящей льняной ткани. Иногда детям самим хотелось поиграть с корабликами: они выглядели такими настоящими, почти как суда, стоявшие в порту ближайшего города Гётеборга, только меньшего размера. Но им не разрешалось даже потрогать эти кораблики. Старик берег их как зеницу ока.
Вот опять он там сидит, как всегда, когда день солнечный и не очень ветреный и не чувствуется перемены погоды. Когда менялась погода, у него постоянно ныли суставы и он вынужден был сидеть дома с кружкой рома, которая всегда стояла у его постели.
Они хихикали, тайком поглядывая, как он подталкивает кораблики, набирая пригоршни камешков, лежавших на дорожке у дамбы. Они слышали, как он говорит сам с собою, потому что с годами он стал почти глухим и разговаривал очень громко, даже когда никто, кроме него самого, не мог его слышать.
- Целься как следует, мистер МакБрайд! Бей по парусам! Бортовые орудия, огонь!
После этого он прищурил один глаз, поднял руку и стал кидать камешки в крайний кораблик. Когда камень попадал в кораблик и тот опрокидывался, он, квохча, довольно посмеивался сам себе, наслаждаясь результатом. – Молодец, мистер Роббинс! Мы победили этого гаденыша!
И тут он услыхал шаги детей по гравию и резко повернулся к ним. В глазах его они увидели злость и раздражение
– Убирайтесь отсюда! – прошипел старик. – Здесь ничего интересного для посторонних!
Они бросились прочь от него, давно зная вспыльчивый характер этого старого чудака. Не раз случалось, что он швырял в них оставшиеся у него камни, если они подходили слишком близко.
- Это мы, дедушка, - попытался объясниться один из мальчишек.
Но тот не слушал его. Вместо этого он взял свою клюку и с ее помощью стал подгонять к себе кораблики. Один кораблик перевернулся, намочив паруса, и старик положил его сушиться на дамбу. Другой кораблик он положил в свой синий короб, в котором всегда хранил свои кораблики, когда не играл с ними.
- Он сумасшедший! – прошептал старший из мальчишек. – Все так говорят. Совсем чокнутый… Тот, что командует слугами, говорит, что старик страдает манией величия, потому что утверждает, что когда-то был высокопоставленным капитаном, которого, кстати, слушал сам король!
- Да он никогда и не слыхал о короле Карле, - сказал его брат. – До того у нас была королева, а когда совсем уже старый король погиб, старика здесь не было. Нет, он врет, как сапожник.
- Сапожник пьет. А врет сивый мерин!
Они начали прыгать на лужайке недалеко от старика, показывали на него пальцем и хором дразнили его. Старик покраснел от злости и распрямился, опираясь на свою клюку.
На террасу вышла мать детей.
- Перестаньте дразнить деда! - крикнула она. – Идите домой. Бабушка Бет запекла яблоки и сделала сироп из ванили, которую отец купил вчера в порту.
Они торопливо вбежали в дом и вскоре сидели уже за столом, наслаждаясь лакомствами. Через покосившееся окно они видели, что дед снова сел на корточки. Его голова казалась белой кочкой на приподнятых плечах.
Бабушка отошла от печи и уселась в кресло-качалку, где она обычно и пребывала.
Младший мальчишка отер желтый соус с губ и посмотрел на старуху.
- Ты, бабушка, так много рассказывала о странных случаях на море, - громко сказал он, чтобы старуха услышала. – Он ведь врет, бабушка, правда врет? – Но Ингве! Что ты говоришь! – возмущенно воскликнула мать, однако женщина в кресле-качалке лишь улыбнулась и махнула рукой, как бы защищая. – Ну, он, конечно, здорово привирал в свое время... хотя были дела и похуже... но все, о чем он рассказывал, к сожалению, в основном было правдой, - ответила она. – Я бы здесь не сидела, если бы это было не так…
Ингве сделал большие глаза. И посмотрел в окно. На дамбе старик вновь сталкивал берестяные кораблики в воду. И снова набрал пригоршню гравия, готовясь к бою.

ГЛАВА ПЕРВАЯ


Дагвинду Мартинссону был 21 год и три месяца с небольшим, когда он впервые встретился с королем Швеции Густавом II Адольфом. Сам король был всего лишь на пять лет старше парня из усадьбы Энггорден в Эргрюте, что в Нюа Лёдэсе. Было 4 июня 1621 года; король сидел за старым тяжелым столом с пером в руке, готовясь подписать указ о привилегиях нового города Гётеборг.
Дагвинд один раз видел короля до этого в своей не столь еще длинной жизни. Густав II Адольф побывал в этих местах три года назад. Он переночевал в усадьбе Мартинссонов в Эргрюте. На следующий день его величество во главе своего кортежа взобралось на утес. Оттуда он показал, где бы он хотел, чтобы стоял новый город.
– Я желаю, чтобы морские ворота Швеции в Западное море были здесь, - сказал он.
У юного короля явно были хорошие советники. Город был совсем не случайно заложен между крепостью Эльвборг на западе и фортом Гульберг на востоке. Эти земли часто захватывали датчане и норвежцы, и вполне вероятно, что они могут вернуться. Новый город будет хорошо защищен этими мощными крепостями.
Дагвинд побывал на утесе вместе со свитой короля, но к его величеству не приближался. Он подумал, что правитель - красивый и хорошо сложенный мужчина, но, пожалуй, слишком юн, чтобы править целой Швецией. Дагвинду хватило ума оставить свое мнение при себе. Он надеялся, что король вернется в их дом и проведет у них еще одну ночь, но этого не случилось. Он предпочел остановиться у знатного голландца Абрахама Кабельо, ловко торговавшего шведской медью.
Через девять месяцев после этого визита дочь Кабельо Маргарета родила сына. Злые языки, говорят, рассказывали, что этот ребенок, который был наречен Густавом и стал графом Васаборгским, был отпрыском самого короля.
Абрахам Кабельо жил в Нюа Лёдэсе, или Нюлёсе, как это место называли местные. Его омывала река Гёта-Эльв, а неподалеку стоял средневековый город Лёдэсе, заложенный в XII веке и со временем ставший одним из самых значительных торговых центров страны. Возможно, это объяснялось тем, что он был единственным городом, ориентированным на Запад. Для того времени это был крупный торговый город, более чем с тысячью жителей. Его значение усиливалось тем, что там печатали монету. В 1455 году Лёдэсе сильно пострадал от пожара, и через 18 лет после этого Стен Стуре старший решил, что город надо перенести поближе к реке. Нюлёсе располагался в устье реки Сэве, к северу от того места, которое указал Густав II Адольф для строительства Гётеборга.
Нюлёсе в то время был чем-то вроде новостройки. Слухи о том, что шведский король собирается заложить новый город на западном побережье, распространились быстро, как это и свойственно слухам, и из Голландии прибыло сюда множество искателей счастья. Некоторые соорудили себе временные хибарки, в то время как другие жили на постоялом дворе Горн, жалуясь на то, что там ночи на пролет орали, так что невозможно было как следует выспаться.
Строительство города Гётеборга было также поручено голландскому градостроителю Якобссену, который призвал в помощь своих земляков. Он нанял мастеров в области фортификации - Яна Арендтца и Йоста ван Вердта. Те начали со строительства главного – порта. Из той же страны прибыл "стратмакер" – мастер по улицам, обязанностью которого было правильно проложить улицы. Звали его Ян Хендрихсен.
Хоть и на бумаге, главным начальником строительства города Гётеборга был управляющий дворцом Эльвсборг Нильс Шерншёльд. Он, конечно, знал о том, что получил это поручение благодаря своим военным успехам. О мирном времени ему было известно немного, а о строительстве городов еще меньше. Он знал, что голландцы были настоящими профессионалами, и предоставил им, в основном, свободу действий.
Постепенно на западное побережье Швеции прибывало все больше людей, которых привлекало освобождение от налогов на шестнадцать лет, от набора в армию, а также – не в меньшей степени – тот факт, что Гётеборг должен был стать зоной свободной торговли. Купцы чуяли, что ранняя пташка могла заработать кучу денег.
Но не одни лишь пекуниарные соображения заставили многих жителей нижних земель взять свои семьи и бежать в Швецию. Им стало известно, что в этой стране протестанты и лютеране могли жить совместно, без ссор и кровопролития ради Христа. В Швецию бежали и из более дальних стран, спасаясь от папской инквизиции.
Вернувшись сюда три года спустя, король не очень-то был восхищен Гётеборгом. Там стояло не более семи-восьми готовых домов, большинство из которых принадлежало иностранным строителям, позаботившимся о том, чтобы прибрать к своим рукам самые лакомые пустоши вдоль городских каналов.
Густав Адольф отложил перо, и адъютант посыпал песком указ о привилегиях со всеми его 37 пунктами.
- Проследи за его опубликованием, - тихо сказал король, вставая из-за стола. – Теперь пора и перекусить, не так ли?
- Для вас накрыто в усадьбе Мартинссонов в Эргрюте, - прошептал адъютант.
Король помрачнел.
- Мне что, надо так далеко ехать за куском хлеба?
- Ваше Величество сами так распорядились еще утром.
- Дай мне тогда промочить горло, чтоб не упасть с голоду! - проворчал Густав Адольф.
Он получил желаемое, и через минуту королевская свита покинула новый город. В усадьбе Энггорден в Эргрюте ждал обильно накрытый стол. Семейство Мартинссонов было благородным, но обедневшим, однако сейчас оно выставило все, что было в доме и даже еще больше.
Это был старый дом, но он не всегда был собственностью этой семьи. Одно время он был королевским и использовался Густавом Васой , когда тот объезжал свое королевство. Позже он был выкуплен и несколько раз достраивался.
Чтобы попасть в него, надо было миновать сторожку, стоявшую на краю участка вокруг дома, напоминавшего парк. Это не был настоящий парк, так как семья была не в состоянии разбить парк и содержать его. Когда-то в сторожке жила охрана и прислуга, но сейчас там жили только те немногие, что остались в услужении у семьи. Недалеко от сторожки были скотный двор и подсобные помещения.
У ворот король приказал кучеру остановиться. В дороге правитель пропустил несколько глотков и хотел пройти остаток пути пешком, чтобы прояснить мозги и нагулять аппетит, наверное.
Выходя из кареты, он увидел Дагвинда, сидевшего на коне среди свиты. Королю показался знакомым этот парень, и он жестом подозвал его к себе.
- Пройдемся вместе, - сказало его величество.
Дагвинд поклонился и составил компанию королю по дороге к дому. В ветвях деревьев вдоль расчищенной граблями дорожки гулял весенний ветерок, донося ароматы недавно распустившихся цветов.
Дагвинд отметил себе, что Густав Адольф был немного выше его самого, имевшего рост без обуви чуть более ста семидесяти сантиметров. Его можно было назвать рослым. У него было узкое светлое лицо, белокурые до белизны волосы и острая бородка, отдававшая в рыжину. Глаза были большие, нос с небольшой горбинкой. Дагвинд вспомнил, что народ дал ему прозвище "Горбоносый". У него был довольно маленький рот, будто собранный в пучок, а сверху небольшие тонкие усики. Он был одет как рыцарь, но в более дорогие доспехи, чем простые солдаты. Плащ с высоким воротником был из лосиной шкуры, широкополая шляпа была с плюмажем.
Они прошли молча бок о бок почти половину пути до дома, когда король сказал:
- Я не знаю, как тебя звать, знаю только, что ты из этой семьи.
- Меня зовут Дагвинд, Ваше Величество.
- Дагвинд! Замечательное имя.
- Прадеда так звали, Ваше Величество.
Меж бровей короля появилась складка.
- Что ты заладил "ваше величество да ваше величество", - раздраженно сказал король. – Мы здесь одни, и никто нас не слышит. К тому же мы почти одногодки. Обращаясь ко мне с почтением, можешь не величествовать.
- Благодарю, Ваше… в общем, спасибо.
По лицу Густава Адольфа пробежала тень улыбки.
- У тебя есть какая-нибудь профессия, Дагвинд? - спросил он затем. – Занятие?
- У семьи есть усадьба, требующая ухода, - ответил юноша. –Это занимает у меня много времени. Мать стареет, а у отца больная нога. Незаживающая рана.
- Старый солдат, конечно, - кивнул король. – Мне приходилось много встречать таких. Защита королевства оставляет свои отметины.
Дагвинд не сказал, что рана отца носила другой характер, что его укусила разъяренная свиноматка, не желавшая идти на бойню.
- Это хорошо, что ты работаешь в усадьбе, - продолжал король. – Усадьба – это натуральное хозяйство. Хорошо все то, что натурально и является результатом земледелия или скотоводства. Я встречал дворян, занимающихся торговлей. Она дает деньги, но это ненатуральная собственность, искусственная и дурная,
Дагвинд остановился. Король тоже.
- Почему это? – спросил молодой дворянин.
- Дело в порядке. В универсальном порядке, созданном Богом. На нем стоит дворянство, и его надо сохранять. Все сословия должны решать свои задачи и не вмешиваться в дела других. В Швеции существует иерархическая система, где каждый зависит от другого. Так повелел Господь, а то, что угодно Богу, угодно и мне. Дворянство существует за счет земли и войны, горожане – за счет своих ремесел, крестьянство - за счет сельского хозяйства, а духовенство - за счет прихожан. Каждый нужен друг другу, и все должны тянуть в одну сторону. Тогда страна будет благополучной.
Он замолчал, переводя дух, и посмотрел на Дагвинда. Сзади них телохранители короля внимательно следили за этими двумя медленно идущими мужчинами, готовые вмешаться, если они заметят что-либо неподобающее или опасное.
- Ты уклонился от ответа на вопрос об интересах, Дагвинд, - продолжал король. – Надеюсь, ты не делец?
- Да нет.
- Отлично! Торгашество пусть прибережет для себя знать. Купить-продать для нее все же лучше, чем пиратство, грабеж или воровство. Это нарушает порядок. Честь тому, кто хранит порядок, а честь многого стоит. Дворянин готов все отдать, даже жизнь за честь.
- Если вы так плохо думаете о торговле, то я хотел бы знать…
Дагвинда резко оборвали.
- В Швеции феодальная система! Швеция – страна привилегий. Сила королевства зависит от крестьян. Таков порядок, и его нельзя менять!
- В Голландии иначе, - сказал Дагвинд. – Там правит коммерция. А вы нынче пускаете голландцев в страну и позволяете им строить новый Гётеборг. Он станет видным торговым центром. И как же вы это допускаете?
Густав Адольф остановился и посмотрел на Дагвинда, который тоже застыл на месте. Он широко оценивающе улыбнулся.
- Ты не глуп, мой друг! – сказал он. - Верно, что голландцы представляют определенную угрозу порядку, однако поскольку они полезны при строительстве моего города, пусть себе продолжают.
Они вошли на площадь перед домом. Самое большое строение было срублено из бревен в замок и состояло из двух этажей, которые венчала крыша.
Немного левее середины дома было крыльцо с остроконечной башенкой над ним. Дом был с мезонином – выступавшей наружу постройкой на крыше, напоминавшей маленький домик с двумя окнами, за которыми также было жилое помещение.
От каждого торца дома отходила кирпичная стена, окружавшая огород и яблоневый сад. В ней было двое ворот в башенках – по одному с каждой стороны большого дома. Левые ворота в стене открывали дорожку к квадратному бревенчатому дому, в котором была пивоварня и кухня. Над его крышей посередине возвышалась мощная печная труба.
На большом доме было пять печных труб, некоторые из них с двойным дымоходом, потому что дым надо было отводить из восьми печей.
Из погреба в кладовой выскочил скрюченный мужичок с окороком на плече. Он скрылся в кухне, и Густав Адольф с интересом посмотрел на погреб.
- Погреб в скале, - сказал он. – Как вам удалось так хорошо выдолбить его?
- Он тут очень, очень давно, - ответил Дагвинд. – Насколько я знаю, один человек когда-то рассказывал, что скала была разломана с помощью костра, в котором спалили много дров. Об этом рассказывал отец, а сам он узнал это от своего отца. Ну что, войдем? Стол накрыт.
Обед был обильным и продолжался долго. Красное и белое вино, вишневая наливка, мед и пиво лились рекой. Там был толстенный говяжий стейк, присыпанный тертым сотовым медом, дичь с терном, ветчина, грудинка, свежекопченая баранина и свинина, свежая и малосольная говядина, зайцы, косуля, цыплята и рябчики, жареные голуби, сложная яичница и сырники, а также выдержанный сыр с фруктами.
Была подана также капуста, холодец и жареные колбаски, свиные ребрышки с жареной и вареной репой, жареная селедка, вареные миноги, малосольный угорь в бульоне и страшно вкусная свежая рыба с вареными в соленой воде свежими яйцами, вяленая рыба с горохом, изюмом и миндалем, горный сиг в масле, сушеная щука, соленый лосось и разные рыбные паштеты.
В тот вечер подавали не обычные слуги. По случаю визита короля вместо них стол обслуживали знатные дамы.
Одна из юных дев, которые прислуживали за столом, удостоилась королевского шлепка по заду. Густав Адольф что-то прошептал ей на ушко, от чего она покраснела.
Дагвинд поражался королевскому аппетиту на пищу и питие. Много было говорено о том, что Густав Адольф любит спартанский образ жизни. Что-то этого не наблюдалось. Чем дольше шел обед, тем довольнее он выглядел; было также заметно, что на него подействовало спиртное, которое он влил в себя.
Когда он насытился и с довольным видом отвалился от стола, с которого начали убирать посуду, он призвал к себе Дагвинда сдержанным взмахом руки.
- Да? – сказал Дагвинд.
- Когда мы на людях, ко мне следует обращаться "Ваше Величество", - сказал Густав Адольф, подавляя отрыжку. – Окажи мне услугу. Я собираюсь идти в мою комнату и я сказал моей страже, что ты пойдешь со мной. Там есть задняя дверь. Мы с тобой выйдем через нее. Ты покажешь мне, как пройти к леску с высоким дубом. Я не знаю, где он, я всего лишь слышал о нем.
Дагвинд сразу понял, о чем речь. Выпитое подогрело чувства его величества. Оно решило побаловаться с служанкой. Сам по себе это был неплохой выбор, так как девушка была красивой и зрелой и явно владела уже искусством любви.
Однако Дагвинд почувствовал некоторое разочарование. Всего лишь год назад король женился на Марии-Элеоноре, против воли ее брата, как говорили. Он внимательно посмотрел на своего повелителя, стараясь найти признаки того, что этот брак был также против и его желания, но таковых не обнаружил. Он понял, что не смог бы их распознать, даже если бы они и были.
- Ваша воля – закон для меня, Ваше Величество, - ответил он.
Король оставил его и пошел в ту часть дома, которая была отведена для него и его приближенных. Дагвинд увидел, как одна из служанок внесла поднос с едой в комнату отца. Дверь в нее была закрыта на протяжении всего обеда. Теперь, когда она открылась, Дагвинд увидел, что его отец сидит в постели, подпертый большими подушками, и курит свою старую глиняную трубку. Тут дверь закрылась.
Дагвинд ждал. Высокие часы в углу отсчитывали минуту за минутой, но час ожидания был долгим. Наконец этот час прошел, и юноша поспешил к королю.
Густав Адольф снял с себя военные доспехи. Шпага лежала на стуле у кровати, а тяжелый плащ из лосиной шкуры висел на крючке у двери. Король обулся в низкие сапожки и надел на себя тонкую накидку. Когда Дагвинд вошел в комнату, после того как стража отворила ему дверь, Густав Адольф сидел перед зеркалом, наващивая усы и эспаньолку.
- Готов быть Вашим проводником, Ваше Величество, - сказал Дагвинд.
- Без титулов. Мы здесь одни… а теперь к приключению! – ответил Густав Адольф со смешком. – Но сначала по глотку.
Он вынул бутылку вина из буфета и наполнил два стакана до краев. Один из стаканов достался Дагвинду. Он успел лишь пригубить кислый красный напиток, в то время как король уже опорожнил свой стакан.
Из коридора задняя дверь вела в огород. Дагвинд шел впереди с небольшим фонарем в руке, так как уже стемнело. Король нес сумку. Они вышли с огорода в лес через маленькую калитку, окрашенную в красный цвет, и пошагали к ручью, весело журчавшему после снежной зимы.
Они прошли вдоль ручья пару сотен метров, а затем перешли его по мостику, бывшему там с незапамятных времен. После этого им надо было пройти через лиственную рощу, чтобы попасть в лесок, посреди которого царил тот старый дуб. На его мощном стволе была закреплена зажженная сальная свеча.
- Теперь я сам, - сказал Густав Адольф. – Ты подожди здесь, Дагвинд. Ты мне потом понадобишься, а то я никогда не найду дорогу назад.
Снова часовое ожидание. Дагвинд старался не обращать внимание на доносившиеся до него звуки. Наконец, король вернулся. Жилет его был косо застегнут, а сумка пуста. В ней он нес вино, и теперь шел пошатываясь.
Это произошло у ручья. Величество покачнулось, потеряв равновесие посреди мостика, вскрикнуло и очутилось в воде.
Дагвинд поставил фонарь на мостик, прежде чем прыгнуть за своим правителем. Ручей не был глубоким. Вода доставала ему до паха. Она была холодной и такой стремительной, что он сам с трудом сохранял равновесие, когда стал поднимать Густава Адольфа, прочно ухватив его под мышки. Король вновь застонал.
- Вы ушиблись?
- Я ударил ногу о камень. Ничего страшного. Только помоги подняться.
Король был тяжелым, и Дагвинду потребовалось несколько минут, чтобы вытащить его на крутой берег. Когда он его отпустил, он заметил, что Густав Адольф сильно хромает.
- Садитесь! – приказал он. – Мне надо взглянуть.
- Ты что, разбираешься в ранах?
- Я многому научился у доктора Ладеманна из Нюлёсе, а еще больше у лекаря Петера á Налдвика, недавно появившегося здесь, - ответил Дагвинд, задрав штанину у короля. - Ну и опухло! Растяжение и ужасный порез. Полежите тут, я сбегаю за своей аптечкой.
Он прислонил короля спиной к пеньку у мостика и поспешил к дому. Нашел аптечку и вернулся. Наложил на рану мазь, которая лечила и успокаивала, а кроме того, знал Дагвинд, она ускорит выздоровление. Забинтовав рану разорванной на полосы нижней рубашкой, он тщательно осмотрел опухшую ногу.
- Это всего лишь растяжение, - сказал он с облегчением. – Я наложу шину. Если вы будете вести себя спокойно остаток ночи и отдохнете пару лишних часов, рано утром опухоль спадет.
Король молча сидел, пока Дагвинд накладывал шину, привязывая ее кожаными ремешками. После этого король смог встать. Опираясь на Дагвинда, его величество вернулось в свою комнату.
- Ты ничего не говорил о том, что можешь быть санитаром, когда я расспрашивал тебя о твоих интересах, - сказал Густав Адольф, когда Дагвинд уже собирался уйти.
- Я не успел всего перечислить, - улыбнулся юноша. – Однако действительно, это интересует меня. Важно уметь ставить людей на ноги, если хочешь управлять именьем. Мне приходится сейчас это делать, коль мой отец не в силах.
- А ему ты не можешь как-нибудь помочь?
Дагвинд покачал головой.
- Так далеко я не продвинулся в учении, - ответил он. – Надеюсь научиться, пока отец еще не смертельно болен.
- Ты учишься у голландца, - сказал король. –Значит, ты знаешь их язык?
- Здесь их столько, что нельзя его не знать, - ответил юноша. – Прежде я учил немецкий; ребенком я часто ходил с отцом в гавань. Он часто покупал немецкие семена. Там я немного научился разговорному немецкому, а между немецким и голландским разница не столь велика.
- Выходит, у меня произошло сегодня ценное знакомство, - усмехнулся Густав Адольф. – Я последую твоему совету и отдохну немного сегодня утром. Пока буду отдыхать, подумаю, какую пользу можно извлечь из тебя в будущем.
Дагвинд поклонился. Густав Адольф снова издал свой короткий смешок, останавливая того жестом руки.
- Еще один вопрос, пока мы не расстались на ночь, - сказал король. –Ты что-нибудь смыслишь в мореходстве?
- Кое-что. Когда живешь на побережье, вернее в той его части, что клином уходит в море, с норвежской провинцией Бохуслен на севере и датской провинцией Халланд на юге, ты должен достаточно знать о море. Это существенная часть нашей жизни.
- Так ты ходил в море?
- Конечно. Но не столько, сколько хотелось бы. Я люблю море, но мне начертано судьбой быть сухопутной крысой, привязанной к усадьбе и земле.
- Посмотрим, мой друг, посмотрим! Ну, ступай теперь. Мне надо поспать.

ГЛАВА ВТОРАЯ


Мальчонка родился посреди лютой зимы. Он увидел дневной свет 16 января 1600 года Господня и получил имя Дагвинд. Роды оказались тяжелыми для матери Кристины Мартинссон, настолько тяжелыми, что после этого она не могла уже иметь детей. Злые языки говорили, что она не желала больше подвергать себя таким страданиям, поэтому сдвинула ноги и более не пускала своего мужа между них.
Стоял январь, месяц Тора , в котором был 31 день. Согласно старому Альманаху крестьянина – экземпляр его, раздобытый в Германии, стоял в массивном книжном шкафу в большой комнате – продолжительность дня была 8 часов и 10 минут. Солнце пребывало в созвездии Водолея с 10 января по 10 февраля.
Семейство Мартинссон было знатного происхождения и соблюдало правила своего сословия. Однако они никогда не забывали, что были земледельцами, и потому слушались, насколько это можно было понять, советов и наставлений из Альманаха крестьянина. Так, в отношении месяца Тора в нем говорилось следующее:

В это время я копчу мясо
Я ем и пью умеренно
Не допущу я кровопускания
Ибо в этот месяц это не пойдет на пользу

В этот месяц надо пить хорошее вино на голодный желудок. Кроме того, следует есть натощак острые специи, такие как имбирь, перец, гвоздика, а c напатикум полезно пустить кровь, вскрыв вену на левой руке, а иначе кровопусканием заниматься не надо.
В созвездии Водолея не надо строить дом, переезжать в другой дом, вступать в брак и праздновать свадьбу. Плохо также применять медикаменты к голени.
Но одно очень обрадовало новоиспеченных родителей. В Альманахе были в основном добрые слова о новом члене семьи.
В нем сообщалось, что ребенок, родившийся в созвездии Водолея, будет хорошо себя вести, будет иметь хорошую репутацию и сможет вполне постоять за себя. Он будет спокойным и не будет ябедничать. Он верит всему, что ему говорят, он прямодушен, беспечен и уравновешен, говорит правду и ненавидит ложь и лжецов. Зачастую у него шрам или иной знак на руке или ногте. Он лучший из своих братьев и переживет своих родителей. Его дети будут глупы и легко воспитуемы, и он будет иметь много женщин.
Водолей должен быть веселым, беззаботным и прямодушным. В знаке Рыб ему суждено иметь счастье и достаток на море. В то же время в знаке Рак он мог легко заболеть, а в знаке Девы умереть. В Весах ему должно повести, и потому он должен уехать. В Скорпионе имелись признаки того, что он станет богатым, а в Стрельце у него должно получаться все, что он предпримет.
В Козероге наоборот, он не должен ничего начинать, так как из этого ничего не выйдет. Если он уже дожил до 32 лет, он доживет и до шестидесяти.
Улоф Мартинссон прочитал эти предсказания много раз, точно так же он читал написанное и про себя самого. Это были хорошие пророчества, и он надеялся, что они сбудутся. Дожить до шестидесяти значило прожить долгую жизнь. Достичь 32-летнего возраста было в рамках возможного.
Хотя полной уверенности в том, что все так и будет, у него не было. Несмотря на то, что в Альманахе в предисловии и других местах говорилось, что предсказания основаны на Христовых словах и Библейских заповедях, Улоф заметил, что иногда они были ошибочны.
Или он сам ошибался и сам не так толковал закрученные формулировки? Во многом написанное в Альманахе сильно смахивало на магические руны, и надо было уметь читать между строк, чтобы понимать написанное.
Оставалось надеяться на лучшее.
С надеждой надо было относиться и ко многим другим вещам. Семейство Мартинссон не было богатым, но все же было знатным и должно было поддерживать видимость богатства. Поэтому их двор в Эргрюте был одним из самых больших в округе. Дом не был крепостью из камня с башнями и бойницами, что порой печалило Улофа Мартинссона. Средств на его постройку не было, и даже тот дом, что они имели и содержали, требовал непомерных, с хозяйственной точки зрения, затрат.
Времена и обстоятельства были таковы, что знатное семейство должно было показывать свою принадлежность к высшему классу. Все вокруг должны были знать, кто здесь хозяин, который знает, как надо себя вести, как правильно жить. Семейство вынуждено было показывать, что купается в деньгах. Надо было устраивать празднества и пирушки, охоту, которая была нечто большим, нежели сборищем для добычи дичи. Как только происходило что-то значительное, надо было праздновать это событие.
Рождение малышки Дагвинда было отмечено грандиозным праздником с множеством гостей. С наступлением темноты черное зимнее небо осветилось фейерверками, на которые любовались друзья и знакомые в шелках, кружевах, жемчужных ожерельях, драгоценностях и золотых галунах.
Улоф Мартинссон скорее всего никогда бы не расплатился со своими долгами, - коих было множество, - если бы ему не повезло и он не наследовал от своего отца должность объездчика, своего рода лесничего. В связи с этим он был освобожден от налогов и получил полугодовой стол от эльвсборгского замка вместо платы наличными за работу. Коли на то пошло, эту работу он никогда не выполнял. Ее исполнял один из работников, состоявших на жаловании в усадьбе Энггорден.
Еще ребенком Дагвинд проявил бурную нетерпеливость, сопровождавшую его многие годы. Иногда она проявлялась в том, что он грыз ногти. Это страшно не нравилось его матери, которая всякий раз, когда она это видела, требовала, чтобы он прекратил это.
Однажды, как раз накануне его седьмого дня рождения, они приехали в Нюлёсе, чтобы сделать покупки. Дагвинд остался сидеть в открытой коляске, изучая переменчивую уличную жизнь и думая о том, что ему надо сделать по возвращении домой. Испытывая некоторое беспокойство, он стал грызть ногти, что заметила его мать Кристина, когда вышла с покупками из магазина вместе со служанкой. Дагвинд узнал тогда обо всех своих недостатках.
Тут как раз появился тот человек в рваном солдатском обмундировании. О остановился у коляски. Катарина вынула кошелек, чтобы подать солдату монетку, думая, что это нищий. Но солдат выпростал руки из карманов и протянул их Дагвинду. Пальцев на руках не было, только остатки фаланг. Остальное исчезло при взрыве бомбы на войне.
- Ты должен слушаться свою мать, пацан! - сказал этот бородатый дурно пахнущий мужик. - Будешь обкусывать ногти - станешь таким, как я!
Солдат получил свою монету, а шестилетний малыш перестал после этого грызть свои ногти.
Какое-то время спустя он до смерти напугал свою мать. Они поставили на кухне большую лохань, чтобы искупать Дагвинда. О сидел в воде, дожидаясь, когда придет служанка и намылит его. Но она с чем-то замешкалась, и Дагвинду пришло на ум узнать, сколько он вытерпит не дыша. Он наполнил легкие воздухом и нырнул под воду. Он лежал на дне лохани, как мертвый, с закрытыми глазами, считая про себя.
Когда пришла мать, он уже насчитал до двухсот пятидесяти трех и начал меняться в лице. Кристина Мартинссон закричала от ужаса. Подбежала служанка, и они вдвоем вынули его из воды. Тут он открыл глаза.
- Ты меня до смерти напугал! -закричала мать.
- И меня тоже, - вторила служанка.
- Зачем вы меня вынули? - спросил Дагвинд. - Теперь я не узнаю, сколько я могу выдержать. Я хотел досчитать до трехсот. И уже немного оставалось!
Одним летним днем он повторил свой опасный опыт в ручье, бежавшем за домом. Тут он досчитал до трехсот, и поскольку он считал медленно, то решил, что выдержал примерно четыре минуты. Это было дольше, чем смог кто-либо до него, насколько это было ему известно.
Дагвинд рос и превратился в рослого и здорового парня, получившего приличествующее его сословию воспитание. Он уяснил себе, что праздники и приемы были мерилом статуса усадьбы, и как важно было принимать каждого гостя чуточку лучше, нежели требовалось по рангу. Скудный прием - признак неуважения к гостям. Бедный стол означал принижение гостя.
Главным в воспитании было умение вести себя. Кто не умел вести себя, был достоен презрения. Этикет определял разницу между сословиями.
Дагвинду быстро надоели все эти показные помпезные церемонии, но он знал, что они необходимы, и был вынужден терпеть их.
Он знал, что Швеция была четырехэтажным строением. На первом этаже были крестьяне и работники, выше - мещане и жадные до денег буржуа; на третьем этаже - священнослужители, а выше всех стояли дворяне и знать, которые имели контроль и власть над всеми. И только король был выше, но и он так или иначе принадлежал к дворянскому сословию.
Как и другие молодые дворяне, Дагвинд обозначал свое положение дорогим гардеробом. Это проявлялось, когда он выходил куда-нибудь, да и, кроме того, нельзя было слишком часто появляться в одном и том же.
Домашнего учителя звали Юхан Русѐн; он был сыном священника в провинции Вестергётланд. Ему удалось научить Дагвинда немецкому и латыни, математике и философии помимо всего прочего, что могло понадобиться в жизни. Сам Русѐн учился в Германии и знал, как себя вести во дворце и хибаре. Он был очень охоч до женского пола, каковой познавал на практике. Как-то он взял Дагвинда с собой в припортовый квартал в Нюлёсе. На втором этаже пивной "Горн", названной в честь мыса Горн в Южной Африке, Дагвинд в четырнадцать лет расстался с невинностью, унаследовав интерес своего учителя к эротике.
Когда Улоф и Кристина Мартинссон поняли, что сын не может научиться ничему новому дома, в Швеции, они отправили его для продолжения обучения в Париж. Он не утратил своего интереса к учебе, а также ни в коей мере к тому, что вкусил в "Горне".
Отец часто писал письма своему единственному сыну, в которых беспрестанно подчеркивал важность того, чтобы Дагвинд приобрел хорошие манеры. "Ты должен стать благородным юношей", - писал отец. "Важно уметь вести себя по-светски. Что хорошего в том, что ты вернешься домой ученым педантом".
Он вернулся домой всецело обученным. Теперь он мог размахивать шляпой с плюмажем на французский манер и говорить с учеными людьми на двух-трех живых и мертвых языках.
Кроме того, он умел фехтовать, метко стрелять из пистолета и мушкета и обучился военной стратегии, хотя и на довольно среднем уровне.
Когда он жил во французской столице, он часто бродил вдоль набережных, наблюдая кипящую там жизнь. Там он вспоминал свой дом и тосковал по нему. Суда он связывал с рекой Гёта-Эльв и городом Нюлёсе. Иногда его пронизывало желание стать морским офицером. "У них униформа красивее", - считал Дагвинд, - "чем у кавалеристов и артиллеристов".
Когда он вернулся домой, он навестил поэтому своего соседа - Йохена Брандта в Стура Горда. Он тоже был голландцем и принадлежал к большой голландской колонии, обитавшей в округе. Но самым важным был тот факт, что он был морским офицером, сперва в британском флоте, а затем в шведском, где он был ранен и навсегда списан на берег в ранге капитана корабля.
Йохен пользовался дурной славой среди своих соседей, но Дагвинд ладил с ним. У Брандта юноша быстро научился большинству из того, что Йохен Брандт знал о военном деле на море, и когда его пригласили в месячный рейс на судне, ему удалось - во многом благодаря своей упертости - убедить отца и мать, что это было ему необходимо. Тогда ему было 16 лет.
Месяц в море вылился в 50 дней. Но когда он вернулся, Дагвинд чувствовал себя настоящим морским волком и знал теперь, кем он хочет стать.
Но в молодости планы меняются. Еще во время своей учебы у Брандта он познакомился с аптекарем и практикующим врачом Ладеманном в Нюлёсе. Это был похожий на черта человек с трубкой в зубах, который взял Дагвинда под свое крыло. Любопытный парень узнал все, что знал Ладеманн о болезнях и лекарствах, о том, как надо лечить раны и сращивать сломанные кости. Дагвинду Мартинссону это показалось даже интереснее, чем морское дело.
- Это говорит о том, что ты толковый парень, - сказал ему Ладеманн. - В конечном счете важнее латать народ, нежели гробить его на поле брани.
Дагвинд записывал все, что узнавал, в тетрадь в черной обложке. Ладеманн порой забавлял себя тем, что задавал ему самые трудные вопросы, но юноша всегда давал на них правильные ответы.
- Ты мог бы уже перенять мою практику, - сказал доктор. - Но ты этого не сделаешь, потому как таким, как ты, это не пойдет на пользу.
Чуть позже тем летом в Нюлёсе приехал один из друзей Ладеманна. Это был лекарь Петер á Налдвик из Амстердама, соблазненный перспективой стать городским врачом в Гётеборге, строительство которого планировалось. Ладеманн представил Дагвинда вновь прибывшему доктору, и они стали без проблем общаться, потому что юноша на тот момент говорил по-голландски столь же хорошо, что и по-шведски.
Неприятности начались для Налдвика почти сразу по приезде. Как иностранец и недавно приехавший, он не мог работать в Швеции как заблагорассудится. И никакой роли не играл тот факт, что его пригласили сюда правители города. Он должен был ждать, пока Гётеборг не появится на отведенном для него месте. Но пока что города, в котором он мог бы быть городским врачом, не существовало.
Когда Дагвинд узнал, что Петер á Налдвик может лечить животных ничуть не хуже, чем людей, он решил помогать ему. В его усадьбе Энггорден было много больных лошадей и других животных, так же как и у многих знатных знакомых его семейства в округе. Налдвик мог не беспокоиться более о том, как выбраться из своего затруднительного положения, и в благодарность пообещал, что Дагвинд мог изучать медицину у него.
Налдвик был весьма ученым человеком, он привез с собой большую библиотеку из Голландии. Дагвинд много времени проводил у голландца. Он сидел, уткнувшись носом в книги, а доктор царил у своего секретера.
- Что это вы пишете, доктор? - спросил Дагвинд после одного из домашних экзаменов. - Вижу, что это на латыни, что-то о лошадях, но…
- Это книга, которая будет издана лейденским университетом у меня на родине, - гордо ответил Налдвик. - Ты прав, она о лошадях, об их характере, о том, как надо выбирать себе лошадь, как обучать ее и как за ней ухаживать.
Он показал первую страницу рукописи. Под заглавием стояло: "Auctore Petro а Naldevyk, Batavo doctore medicine apud Gothob".
- Голландский доктор медицины среди гётеборжцев? - спросил Дагвинд.
- Еще нет! Буду со временем, мой молодой друг. Еще до того, как выйдет книга.
Когда Дагвинду исполнилось 18 лет и он начал считать себя готовым врачом, пронесся слух, что приезжает король. Зачем - никто не знал, по крайней мере никто из тех, кто знал, ничего не говорил о причине его приезда. Дома в Энггордене тоже много судили и рядили об этом. Отец и мать начали задирать нос.
- Что за таинственность, отец? - спросил Дагвинд.
- Пора и тебе знать, - услыхал он в ответ.
И он узнал следующее. Густав II Адольф действительно приезжает. Мало того, его величество почтит своим присутствием семейство Мартинссон и проведет одну ночь в одной из комнат усадьбы. Когда же это произошло, Дагвинд с трудом попал домой. Повсюду стояла вооруженная стража, которая следила за тем, чтобы никто посторонний даже близко не подходил. В тот вечер, когда к ним пришел король, Дагвинду пришлось сидеть далеко за большим столом, там, где его никто не видел, потому что все свечи были возле Густава Адольфа. На следующий день рано утром его величество во главе своего двора поскакало на вершину горы, стоявшей за несколько километров от усадьбы Энггорден. Оттуда король указал, где бы он хотел построить город. Город должен носить звучное имя Гётеборг. В тот раз Дагвинд больше короля не видел.
Однажды он сидел в своей комнате и читал, когда отец и мать вошли в его комнату, как всегда без стука. Он отложил книгу в сторону и поклонился им.
Они не сразу перешли к делу.
- Ты уже не ребенок, Дагвинд, - сказал отец. - Пришло время обзавестись тебе женой.
- Я еще не думал об этом, - ответил сын. - Я слишком занят учебой, чтобы еще и о семье заботиться. Да я и не знаю никаких других девушек, кроме тех, что живут поблизости. Те, что подходят по возрасту, не подходят по другим причинам.
Он начал перечислять девушек, с которыми встречался, объяснять, почему он не хочет ни одну из них взять себе в жены. Мать тайком улыбалась, скрываясь за своим платком.
- Я поговорил о тебе с королевской свитой, - сказал Улоф Мартинссон. - Есть одна девица знатного происхождения, которая подойдет тебе. Во всяком случае, она устраивает нас!
- Кто это?
- Элеонора Шютте. Дочь барона Юхана Шютте, бывшего учителя короля. Я пригласил ее к нам. Она приедет.
Дагвинд большими глазами посмотрел на своих родителей.
- И что с ней не так? - спросил он.
- С ней все в порядке, как я знаю!
- Слыхал я о роде Шютте, - сказал Дагвинд. - Это не какое-то занюханное дворянство. И сколько ей лет?
- На пару лет старше тебя, сынок.
- Принцесса на горошине! Я так и думал, - ответил юноша, развеселившись. - Она не сумела никого заловить, и я у нее последний шанс.
- Думай, что говоришь! Мы не менее знатны, чем она.
- Взгляни правде в глаза, отец…
Он умолк, увидев в глазах отца нечто иное, чем правду. Взгляд отца стал жестким, глаза потемнели. Дагвинд понял, что зашел слишком далеко, и тотчас сменил тему. Он вновь поклонился в знак уважения.
- Когда она приезжает? - промолвил он.
- Через три дня. Оденься как следует, и немного розовой воды не помешает. Ты знаешь, что от тебя несет коровником? Общение с этим иностранцем-ветеринаром не идет тебе на пользу. Он забивает тебе голову глупостями. На что тебе медицинские знания, если ты никогда не сможешь извлечь из них пользу?
- Знания никогда не повредят, отец. - Я смогу сам лечить нашу скотину, когда буду ухаживать за ней.
- Поживем - увидим!
Элеонора Шютте прибыла, как и ожидалось. С ней была свита из четырнадцати персон. Они разместили ее в самой красивой комнате, где она проводила бóльшую часть дня у зеркала, когда ее служанка и пару других дам пудрили ее и делали все, чтобы она стала красивой.
Дагвинд никогда не видел более некрасивую и безвкусную особу. Элеонора была небольшого роста, минимум на двадцать пять сантиметров короче его самого, с заостренным личиком, покрытым какой-то сыпью. Она никогда не улыбалась, а во взгляде ее читалось презрение к окружавшему ее.
Он попытался поговорить с ней, когда им пришлось сидеть рядом, но его слова упали на бесплодную почву. Когда она от них уехала после пяти бесконечных дней и ночей, он почувствовал большое облегчение.
Немного спустя Улофу Мартинссону пришло письмо. Оно было изысканно сформулировано, но его содержание привело его в ярость. Элеонора Шютте писала, что имение у них маленькое и бедное, не подходящее для дамы ее положения. Помимо того она считает Дагвинда занудой, не знающим, как ублажать благородных дам.
Потребовалось много времени, прежде чем хозяин усадьбы Энггорден нашел в себе силы написать и поблагодарить за визит. Написать-то он написал, но послание вышло коротким и отдавало обидой.
Нюлёсе начал наполняться людьми из ближних и дальних мест. Они собрались там в надежде получить работу на строительстве нового города. Но поскольку за строительство отвечали голландцы, лучшие рабочие места получили их соотечественники. Были там и немногочисленные шведы, которым поручили носить камни и рыть землю, вот и все.
Как раз в то время у Дагвинда появились основания усомниться в искусстве врачевателя. Во время осеннего забоя скота вырвалась одна кобыла, и в бешеной погоне это смертельно испуганное и разъяренное животное сильно укусило Улофа за ногу. Позвали Петера á Налдвика, который призвал на помощь все свои знания и способности, но рана не желала заживать. Улоф Мартинссон стал прикован к постели с не прекращавшей гноиться ногой.
Дагвинд был теперь вынужден больше времени уделять управлению усадьбой. Ему никогда не нравилось работать на земле, но поскольку это было сейчас необходимо, он с большой энергией включился в работу. По ночам он продолжал читать, все больше медицинские трактаты, которые одолжил ему Петер á Налдвик. Нигде не говорилось, как лечить постоянно гноящиеся раны.
Но он узнал кое-что иное. На усадьбу работали бедняки, пытавшиеся прокормиться на том клочке земли, которым сами владели. Для них скотоводство было нечто бóльшим, нежели земледелие. Весной и летом, когда можно было найти корм для скота, дела шли еще более-менее хорошо. Тяжелее было обеспечивать кормом в зимнее время. Дагвинд разрешал им пользоваться тем, что оставалось на полях после сбора урожая, но этого не хватало. Один поденщик пришел с вопросом, нельзя ли им косить на заболоченных лугах по краям владений семейства Мартинссон. Дагвинд ответил, что можно, за что получил нагоняй от своего отца.
- Дай только нищему палец, так он руку отхватит, - сказал отец. - Мы должны беречь то, что имеем.
- Они должны выживать, чтобы мы могли использовать их и в дальнейшем, - ответил Дагвинд.
- Это раньше так было! - с горечью пробормотал отец, немного подвинувшись на постели, чтобы не было пролежней.
Дагвинд сдержал свое обещание. Он поехал посмотреть, как идет косьба, и увидел исхудавших мужиков с косами, стоявших по колено в воде. Женщины выходили из леса, нагруженные содранной корой, мешками с листвой, вереском, еловыми лапами, мхом и лишайником, - всем тем, чем будет питаться скот в зимнее время.
И все же часто наступал зимой голод, даже в этих краях.
Одного из поденщиков в усадьбе звали Маттиас Янте. Он был надежным работником, и Дагвинд частенько общался с ним, потому что тот много чего умел и ничего не имел против обучения своему мастерству.
Однажды солнечным днем, когда они сидели на краю канавы и Дагвинд угощал его домашним лимонадом, пришла дочь Маттиаса с обедом для своего отца. В груди Дагвинда подпрыгнуло сердце. Несмотря на бедное, плохо сидящее платье, девчушка была настоящей красоткой. Ей было, должно быть, шестнадцать, может, семнадцать лет. Волосы были у нее светлые и длинные, немного всклокоченные, но это картины не портило. Ноги были длинные и стройные, и когда она стояла против солнца, сквозь тонкое платье просвечивало ее тело, бросая Дагвинда в жар от возбуждения.
Маттиас заметил это.
- Прошу вас быть с ней осторожнее, - хрипло сказал тот, когда девушка ушла, оставив горбушку хлеба и кувшин с водой. - Ваш отец так вот побаловался с ее матерью, и она подцепила французскую болезнь. Она уже умерла, мир праху ее, но умирала она тяжело.
- Мой отец? Французская болезнь? - с ужасом забормотал Дагвинд. - Неужели это правда?
Поденщик отвел глаза в сторону.
- Давно это было. Он пожаловался, что ваша мать не дает ему. Что мне было делать, кроме как послушаться своего хозяина? Но я хочу, чтобы Лувиса избежала такой участи.
- С ней это не произойдет! - пообещал Дагвинд.
Он вернулся в дом расстроенный и задумчивый. В библиотеке было все, что касалось семейства. Он нашел требуемые бумаги - все, за исключением некоторых. Тогда он продолжил поиски. Там был шкаф, который был всегда заперт, сколько он себя помнил. Ключа он и сейчас не нашел, однако замок был настолько прост, что его можно было открыть и гвоздем. В нем тоже были бумаги и ларец, который он вскрыл.
Дагвинда чуть не стошнило, когда он прочел то, что написал домашний врач Альвар Хаке. Когда мать родила его, она чуть не умерла, но не от обычной болезни, которая стала причиной того, что она больше никогда не могла иметь детей.
Этот недуг был льюисом, также называемым сифилисом, и Дагвинд прочитал черным по белому, что ее заразил отец. Кристина Мартинссон скорее всего должна была умереть от этой болезни, писал Хаке, но этого не случилось. Ему были известны случаи, когда эта болезнь по неизвестным причинам отступала.
Дагвинд преисполнился гневом. Он уже многое знал из медицины, в частности то, что зараженная сифилисом мать могла заразить через кровотоки свой плод во чреве. Его собственный отец не только заразил свою жену этой болезнью, но и подверг своего ребенка риску, что тот родится с этой страшной болезнью.
Он вернул бумаги на место и пошел в свою комнату. В течение нескольких часов он вынашивал планы, как наказать своего отца, но потом его мысли свернули в другое русло. Он не был судьей или палачом. Доктор Петер á Налдвик крепко вбил ему в голову, что единственной обязанностью смыслящих в медицине людей было лечить других.
И он взялся за книги и узнал, что сифилитики могут страдать от неизлечимых ран. В них было написано, что застарелый сифилис с трудом поддается лечению, но также и то, что вполне возможно устранить симптомы.
Лекарство было трудно приготовить, да и в доме не было всех необходимых ингредиентов. Поэтому он приказал запрячь лошадь в коляску и через некоторое время уже ехал в Нюлёсе. Ему открыл доктор Ладеманн, который с удивлением посмотрел на список, протянутый ему Дагвиндом.
- Ты попал в беду, парень? - спросил он.
- Не задавай вопросов. Просто помоги мне!
Через какое-то время он вернулся домой с основанным на ртути лекарством и мазью того же содержания. Он собрался с духом, чтобы не выдать свое отвращение, когда он давал отцу микстуру и смазывал рану мазью. Он сменил повязку на ноге и вышел из комнаты.
Улоф Мартинссон не произнес ни слова. По лицу сына он понял, что не время для разговоров.
Через два месяца рана стала гноиться меньше. Отцу тоже стало лучше, так что он вновь стал баловаться своей глиняной трубкой.
В эти два месяца Дагвинд несколько раз встречал Лувису, дочь поденщика Янте. Она была красива и все больше нравилась ему, но он страдал от того, что не может поговорить с ней ни о чем ином, как о погоде и ветре. Лувиса не была глупа или неразумна, но она в основном не знала ничего из того, что не имело отношения к сезонным растениям и поведению скота.
За три недели до того, как король Густав II Адольф во второй раз объявил, что собирается в эти края, и требует, чтобы его поселили в усадьбе Энггорден, Дагвинд впервые побывал дома у Маттиаса Янте и его дочери. Ему показалось почти невозможным, что за двадцать один год, что он прожил здесь, он никогда не был вблизи домишек работников усадьбы. Когда он был совсем маленьким, он играл с их детьми, но на приличном расстоянии от их жилищ.
По Божьей воле положение людей было разным, но Дагвинд был поражен тем, как велика была эта разница.
Домишки в небольшой деревне недалеко от сторожки у ворот усадьбы скрывались в густой роще. Это были одноэтажные бревенчатые избы четырехугольной формы, рубленые в замок. Крыши были покрыты дерном, и на одной из них стоял козел и щипал траву. В избе было также маленькое квадратное окошко стороной в пол локтя, затянутое пергаментом. Оно было единственным в избе. В деревне стояла вонь, хотя и иная, чем в Нюлёсе, как отметил Дагвинд. У него перехватило дыхание, когда Маттиас открыл дверь, приглашая его войти. Дверной проем был таким низким, что пришлось согнуться, чтобы пройти внутрь, осторожно перешагивая через высокий порог, чтобы не споткнуться.
- Это от молодняка, - объяснил Маттиас. - Мы не хотим, чтобы он заходил в дом.
Внутри стоял стол длиной чуть ли не во всю избу. Вместо печи был открытый очаг, в котором горел огонь, дававший хоть какой-то свет. Единственная комната не была обита досками, так что были видны бревна. Щели между ними были замазаны коровьим навозом, смешанным с глиной.
Дагвинд отскочил в сторону, почувствовав, что наступил на змею, растянувшуюся в тепле избы. Лувиса, сидевшая за столом вблизи очага, штопая чулки, засмеялась, заметив его испуг.
- Выброси ты этого змея! - выдохнул Дагвинд.
- И не подумаю, - ответила Лувиса. - Он домашний, наш домовой, и если мы будем плохо относиться к нему, он нашлет на нас несчастье.
Она отложила в сторону чулок и иглу. Дагвинд огляделся в полутемной комнате. У каждой из торцевых стен стоял шкаф для спанья . Маттиас уловил его взгляд и потупился.
- Я оставлю вас одних, - хрипло выговорил он.
Дагвинд секунду рассматривал девушку. По ней было заметно, что она готовилась к чему-то, чего явно не желала. Она, видимо, испытывала те же чувства к нему, что и он к ней. У нее, как и у него, слова застряли в горле. Она не горела желаньем улечься с ним, но была готова это сделать - ведь он был хозяином, владельцем усадьбы.
Дагвинд покачал головой и вновь надел шляпу.
- Я зашел, только чтобы посмотреть, как вы живете, - соврал он. - Теперь я знаю, так что я пошел домой.
Он ее больше не видел до приезда короля. Тогда она трудилась на кухне. После этого она снова исчезла на какое-то время. Две недели спустя, когда его величество уехало из усадьбы Энггорден, он заметил ее в поле и вновь почувствовал жар в паху. Однако он подавил свои чувства и подошел к Маттиасу, который стоял в стороне и правил косу, чтобы скашивать траву на обочине.
- У меня пока не будет времени работать в поле, - сказал Дагвинд. - Я убедился в том, что ты настоящий знаток в сельхозработах. Я хочу, чтобы ты возглавил их в качестве управляющего или как он там называется. Ты будешь получать за это дополнительную плату, Маттиас.
Крестьянин сгреб с головы шапку и поклонился.
Дагвинд вернулся домой. В последнее время отцу становилось все лучше и лучше. Мазь помогала, может, и настойка тоже.
Дагвинд сменил повязку на ноге, отметив, что рана начала зарастать.
- Спасибо тебе, сынок, - сказал Улоф Мартинссон. - Еще недавно я велел тебе прекратить эти медицинские глупости. Ты сказал, что можешь лечить больной скот. Похоже, что тебе это удается.
- Когда знаешь в чем дело, легче лечить, - холодно ответил Дагвинд.
- Так ты знаешь?
- Да, знаю! - сказал он. - Ты мой отец, и я не хочу видеть, как ты лежишь в постели до конца жизни. Я вынужден принимать тебя таким, какой ты есть, родителей не выбирают. Я, может, и вылечу твою ногу, но не саму болезнь. Она у тебя давно… и с ней ты натворил много бед, так что я не могу тебя простить!
- О чем ты говоришь? - рявкнул старик. - Это уже наглость! К чему тебе прощать меня?
- Был бы я более верующим, может, я бы и простил тебе, что ты причинил моей матери и жене Маттиаса Янтеса…и, возможно, мне!
- Ты несправедлив! Я не знал…
- Я тебе не верю, отец! - сказал Дагвинд. - Но я продолжу лечение. Еще немного, и ты встанешь на ноги.
Отец опустился на подушки, и в глазу его что-то заблестело, а потом выкатилась и сползла по скуле слеза.
- Правда в том, что я не знал, но я не хочу пережевывать это с тобой, ведь ты уже все для себя решил, - хрипло вымолвил он басом. - Но здорово, что я смогу встать с постели. Выдвинь-ка ящик в буфете!
Он указал на буфет, стоявший в углу комнаты. Дагвинд послушался. В ящике лежали два конверта. Оба были адресованы ему.
- Письма мне? - вопросительно воскликнул Дагвинд.
Когда он их перевернул обратной стороной, он увидел, что печати сломаны, и в нем вновь поднялась неприязнь к старику в постели.
- Да, я их прочел! - сказал отец. - Ты мой сын, вот я и прочел их. Первое от управляющего королевским двором Нильса Шерншёльда из Эльвсборга. Он получил письмо от господина Брандта из Стура Горда, который утверждает, что ты знаешь все, что нужно знать морскому офицеру. Он присвоил тебе звание лейтенанта. Поздравляю.
- Спасибо.
- Второе письмо из королевского дворца в Стокгольме. Должно быть, ты произвел впечатление на короля. Он хочет, чтобы ты приехал к нему, у него для тебя есть поручение. 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ


Дагвинд стоял во дворе с котомкой на спине. Мать обняла его. Отец протянул руку на прощанье, но Дагвинд не пожал ее.
Он старался простить Улофа Мартинссона, но у него ничего не вышло. Теперь старик был вновь на ногах. Рана более-менее залечилась, и Дагвинд заготовил новую большую порцию мази с инструкцией служанке, как ее применять. Имелась также настойка для внутреннего применения, которой должно было хватить на какое-то время.
Мать Кристина заплакала, услышав, что король хочет отнять у нее сына.
- Он пошлет тебя на войну! - сказала она. - У королей на уме только война на суше и на море. Молодые парни должны умирать не весть за что.
- Ты не ведаешь ни о чем, - взорвался ее муж. - А король знает, что делает. Страну надо защищать.
Кристина подготовила все, что, по ее мнению, могло потребоваться ее сыну на долгом пути в Стокгольм, и с ней чуть ли не истерика случилась, когда Дагвинд заявил, что он не может столько взять с собой.
- Мне некого попросить отвезти меня в столицу, - сказал он. - Дорога, как сказано, дальняя, и поскольку отец не очень-то трудоспособен, все должны оставаться дома и работать. Я буду добираться на своих двоих. В письме от короля не было сказано, что я должен спешить.
Однако случилось так, что первый десяток километров он проехал в двуколке. Ну что ж, целее будут башмаки.
Во двор въехала старая двуколка, и Дагвинд не без удивления увидел, что на облучке сидел Маттиас Янте. Котомка была уложена в багажное отделение двухколесной коляски, а Дагвинд уселся на сиденье. Мать снова заплакала.
- Поехали! - приказал юноша. - Не могу видеть, как взрослые плачут.
Маттиас натянул вожжи, и лошади пошли. Они ехали по длинной аллее по направлению к сторожке. Когда коляску не стало видно со двора, Дагвинд перебрался на козлы и уселся рядом с Маттиасом Янте.
- У тебя что, есть время на извоз? - спросил Дагвинд.
- По правде говоря, нет, но мне хотелось использовать эту возможность, чтобы поблагодарить тебя, - ответил поденщик. - Большое тебе спасибо за то, что ты сделал, или, скорее, не сделал, когда ты был у нас дома. Ты знаешь, что я никогда бы не протестовал, если бы ты пожелал взять Лувису, но тогда мы бы больше не были друзьями. Но теперь мы по-прежнему друзья,.. если ты не против.
Дагвинд потупил взгляд.
- Мне она нравится, может, даже больше, чем я могу признать, но мы так далеки друг от друга, - сказал он. - Между нами не может быть ничего серьезного, как бы нам того ни хотелось. Я, наверное, не вернусь из этой поездки. И я хочу, чтобы ты и Лувиса по-доброму вспоминали меня.
Они купались в лучах утреннего солнца. Оба сидели молча, ведь все уже было сказано. Дорога на север была ухабистой, дрянной. Пару раз они останавливались, чтобы перекусить, в местах, которые именовали себя постоялыми дворами, хотя они были всего лишь жалкими харчевнями.
Ближе к ужину Дагвинд благоразумно решил сказать Маттиасу, что тому пора возвращаться, чтобы попасть домой до полуночи.
- Тут есть еще один постоялый двор, - с усмешкой сказал поденщик. - Такой же, как и те два, но там ты, по крайней мере, сможешь переночевать. Может, кто-нибудь подвезет тебя дальше.
В лачуге была лавка с грязным рваньем вместо постельного белья, но у Дагвинда теперь не было выбора. Он уплатил те гроши, которые от него потребовали за ужин и ночевку. Потом подошел к забору и увидел удаляющуюся коляску Маттиаса.
На следующий день он был один, не найдя никого, кто мог бы его подбросить, поэтому он закинул котомку за спину и двинулся в путь пешком. До Стокгольма было действительно далеко. Больше двухсот четвертей шведской мили. Старая четверть шведской мили означала, что надо было девятьсот раз поставить одну стопу вплотную за другой стопой. Но нормальные люди так не ходят, во всяком случае на расстояние этих двух тысяч шестисот семидесяти двух метров .
Однако ноги надо переставлять, чтобы вообще куда-нибудь прийти.
Шли дни и ночи. Иногда он не находил постоялого двора и ночевал под открытым небом. Время от времени его нагоняла какая-нибудь повозка, и он проезжал на ней отрезок пути, давая отдых ногам. Но редко бывало, чтобы этот отрезок был длинным.
Одна ночь из многих других на его пути ему запомнилась. Он набрел поздним вечером на отдельно стоящую крестьянскую лачугу, в окошке которой мерцал свет. Он осмелился постучать.
Его впустила женщина, и за монету он получил ужин и обещание переночевать вместе с коровами на скотном дворе. Однако ему не пришлось ночевать с животными. Женщина, - которая была не намного старше его, хотя уже выглядела старой и измученной, - рассказала ему, что ее муж ушел на войну. От него уже давно не было вестей. Дагвинд слушал ее жалобы, а она, поняв, что он готов ее слушать, достала фляжку. В ней было старое вино, отдававшее уже уксусом. Женщина разделила с ним содержание фляжки, а ночью - постель.
Он пришел в столицу Швеции ночью и под дождем добрался до дворца. Его не впустили, хотя он показал письмо короля начальнику стражи.
Позвали адъютанта, и Дагвинду было сказано, что ему надо идти в Замок и показать свое письмо там. Там, может случиться, ему позволят переночевать. Если он вернется сюда утром следующего дня, он может встретиться с королем или с кем-то, кто ближе к королю, нежели адъютант.
Дагвинд получил инструкции, как ему идти, но все же заблудился. На часах было уже начало второго ночи, когда он, наконец, добрался до указанного места, где опять была стража, не желавшая его впустить.
Бумага не помогла, так как стражник не умел читать. Но он позвал фельдфебеля, который худо-бедно по складам прочел письмо, после чего позвал своего начальника.
- Лейтенант уже побывал во дворце? - полюбопытствовал офицер, тщательно прочитав все письмо. - Вам надо туда!
Дагвинд Мартинссон вздохнул и рассказал всю историю сначала и после этого был впущен в казарму, в которой лежала масса людей. Запах пота и прочих человеческих отправлений был ошеломительный.
- Сожалею, но я не могу предоставить ничего лучшего в столь короткий срок, - сказал офицер. - В этот поздний час я не хочу никого будить в помещении для офицеров.
- Понимаю, но мне все равно, - ответил Дагвинд. - Мне приходилось ночевать по дороге сюда в местах похуже этого.
Нары были устланы соломой, поверх которой было наброшено старое одеяло, но Дагвинд настолько устал, что заснул мгновенно. Однако ему недолго пришлось отдыхать. После часового сна, который длился, как ему показалось, лишь пару секунд, он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел темный силуэт, едва видневшийся в свете фонаря.
- Лейтенант должен немедленно встать! За вами пришла карета.
Он узнал этот голос: он принадлежал офицеру, показавшему ему дорогу к казарме. В помещении слышался непрерывный храп и кашель, а воздух стал еще гуще от смрада. Дагвинд уселся на нарах, протирая глаза.
- Карета? - переспросил он, не понимая.
- Из дворца.
Он спустил ноги с нар и накинул кафтан. Офицер взял его суму.
Возле казармы на промокшем от дождя гравии экзерсис-плаца в свете луны, пробивавшимся сквозь рваные тучи, стояла карета. Она была высокой, черной и крытой, а на облучке сидел человек в грубом плаще и большой шапке. В одной руке он держал вожжи, а в другой - кнут. Меж оглоблей перебирала копытами пара лошадей. В лунном свете был виден золотой орнамент на карете.
Угрюмый человек в темной униформе принял суму Дагвинда и открыл дверцу кареты.
- Что все это значит? - спросил Дагвинд. - Кому я понадобился в такую рань?
Ответа не последовало, молчун лишь пожал плечами, а затем закрыл дверцу кареты за ним, уселся рядом с кучером на кожаное сиденье, и колеса закрутились.
Через короткое время он увидел дворец с высокой кирпичной стеной. На верху стены была насыпана земля, на которой росла трава. На валу и за стеной стояли деревянные домишки. Большинство из них были крыты берестой или просто утрамбованной землей. В них проживал служивый люд самого низкого ранга, а ряд домов использовались как складские помещения.
Карета остановилась перед воротами, над которыми был вырублен год 1548. Стражи проснулись, и один из них пошел к карете. Молчун соскочил с облучка и что-то сказал стражу, который тут же вытянулся.
Дверца кареты открылась, и молчун, не говоря ни слова, показал, что Дагвинду пора выходить. Он протянул суму своему пассажиру и опять же жестом пригласил Дагвинда следовать за ним по деревянному мосту, на этот раз покрытому сухим гравием.
Пройдя еще через одни ворота с двумя украшенными вензелями башнями, они очутились на большой дворцовой площади. Снова пошел дождь, и лунный свет исчез, как по волшебству. На безлюдном дворе был лишь патруль, совершавший обход.
Молчун направился к широкой беломраморной лестнице на южной стороне квадратного двора. Балдахин над лестницей промок от дождя и напоминал огромный гамак. Можно было различить только то, что он был красным. Часть дворцовой площади освещалась факелами. Подсвечивались также мраморные ступени лестницы, ведущей к небольшой площадке в десяти метрах выше уровня площади. На этой площадке возвышалась башня, называвшаяся "Тре Крунур", - главный ориентир крепости. Весь район обрамляли великолепные дома.
Они прошли через несколько залов по коридорам, в которых стояли часовые с остроконечными копьями. Наконец, молчун, которого Дагвинд к тому времени счел немым, остановился перед высокой украшенной орнаментом дубовой дверью. У двери стояли два красиво одетых лакея.
- Пропустите нас, - сказал немой. - Нас ждут.
За этими большими дверями находилась спальня. Посреди этого большого покоя стояло ложе - огромная кровать под балдахином, а в кровати лежал человек, в котором Дагвинд признал Густава II Адольфа.
- Стоит ли тревожить его величество в его личных покоях? - прошептал Дагвинд в ухо своему провожатому. - Думаю, это неприлично!
Тут с лица провожатого впервые слетела его мрачная маска. На губах появилась едва заметная кривая улыбка, а глаза сверкнули.
- Это королевское ложе для приемов, - прошептал тот в ответ. - Еще пару шагов, и мы останавливаемся и кланяемся!
Дагвинд последовал его примеру и отвесил довольно глубокий поклон. Густав Адольф приподнялся на своей перине, заняв более удобное положение, и жестом пригласил их придвинуться поближе.
Где ты был, Дагвинд Мартинссон? - спросил король, не тратя время на приветствие. - Столько времени прошло с тех пор, как я написал письмо с приглашением приехать сюда!
- Я шел пешком из Эргрюте, - ответил юноша. - На это требуется время, Ваше Величество!
- Ты всю дорогу шел пешком?- сказал король, и теперь в его голосе послышались одобрительные нотки. - Ничего себе!
- Я пришел сюда вчера поздно вечером.
- Я узнал об этом какой-то час назад, - сказал Густав Адольф, показав рукой молчуну на выход. - Сожалею, что прием во дворце оказался несколько прохладнее, чем задумывалось. Если бы я узнал, кто это пришел, тебя бы впустили немедленно.
Дверь за мрачным провожатым закрылась, и они остались вдвоем в спальне.
- Ничего страшного, Ваше Величество.
- Теперь, когда мы одни, Дагвинд, можно сказать тебе, что все это значит. Сядь на этот стул. Коли ты прошел такое расстояние, твои ноги, должно быть, устали.
- Благодарю.
- Я призвал тебя потому, что полагаю, что ты можешь принести мне и королевству бóльшую пользу. Но об этом позже. А сейчас мы будем есть, пить и говорить о том, что произошло с момента нашей последней встречи.
Он дернул за сигнальный шнур у кровати, и минуту спустя открылась дверь в конце комнаты. Слуга внес столик, не похожий на те, что приходилось видеть Дагвинду ранее. Крышка стола была перекинута через королевское ложе, и с другой стороны была быстро прикручена пара ножек. Со стороны Дагвинда столик изгибался углом, так что пришлось подвинуться. В комнату вошли молоденькие девушки с подносами, полными яств. Они принесли также вино, и все это было выставлено на стол после того, как стол был покрыт скатертью из толстого полотна.
Король оторвал ножку цыпленка и впился в нее зубами. Затем он наполнил свой серебряный кубок рейнским и сделал пару больших глотков. Слуги исчезли, и дверь закрылась.
- Ешь! - сказал Густав Адольф.
Дагвинд набросился на стоящие перед ним лакомства. Внезапно он понял, насколько он был голоден. Последний раз он ел на постоялом дворе за три мили от столицы, и это была трапеза, которую он предпочел бы забыть. Почти гнилая репа с холодной кашей комками и пиво домашнего приготовления, в котором все еще плавали дрожжи. Теперь все было по-другому. Он кивком выразил свою благодарность правителю королевства и стал лихорадочно поглощать яства.
Король с интересом разглядывал его; на его губах блуждала легкая улыбка. Его величество то и дело поднимало свой бокал и чокалось с юношей из Гётеборга. Дагвинд попробовал пиво из Ростока и пиво из Гамбурга, Людека, Штеттина и Штральзунда. Большими глотками он отведал рейнское и испанское вина. Густав Адольф смотрел с прищуром. Он наслаждался видом своего гостя, отдававшего должное накрытому столу.
- Попробуй вот это! - сказал он, когда Дагвинд, съев кусок щуки, вытирал губы салфеткой.
- Что это? - полюбопытствовал юноша, разглядывая стоявшие на столе маленькие глиняные графинчики, напоминавшие луковицы.
- Ром! - сказал король. - Добрый напиток для настоящих моряков. Этот ром привез специально для меня владелец Южной компании Виллем Усселинкс.
Дагвинд наполнил свой бокал. Он уже потерял счет выпитому им, но это не имело значения, когда его король желал, чтобы он продолжал пить. Хотя и у него начала кружиться голова и появилось чувство неустойчивости, даже сидя на стуле. Ром был крепким, но вкусным. По знаку короля он вновь наполнил свой бокал.
Они вели беседу в процессе жевания; Густав Адольф расспрашивал, что произошло на западном побережье после его отъезда. Дагвинд отвечал, насколько это ему удавалось, промывая горло ромом в промежутках между ответами. Ром в одном из глиняных графинчиков закончился, но ничего страшного: на столе стояло еще четыре таких же.
Вдруг Дагвинду почудилось, что его крепко ударили по голове. Тело поплыло. Он неотрывно смотрел на лежащее перед ним величество, отмечая в то же время, что не может управлять своим телом. Его качало из стороны в сторону. Король рассмеялся, и чувствовалось, что ему доставляет безграничное удовольствие то, что он видит.
Тут в глазах Дагвинда померкло, и голова его поникла.

Дагвинд пробудился с ужасной головной болью. Открыв глаза, он не понял, где находится. Он лежал в комнате с красными с позолотой обоями. Каменный пол был покрыт роскошным ковром, а постель, в которой он лежал, была не от мира сего. Он не знал, от чего проснулся. Сквозь окно, огромное, как ворота на скотном дворе в его родной Эргрюте, лился дневной свет. В дверь вновь постучали. Дагвинд хотел сказать "войдите", но раздалось лишь карканье.
Дверь все же отворилась, и в комнату вошла девушка с питьем и закуской на подносе.
- Завтрак, мой господин, - сказала она, сделав книксен.
Дагвинд уселся в постели, и на него напала страшная тошнота. Он понял, что его лицо запылало всеми цветами радуги, но он выдержал, пока девушка не вышла, и только затем выскочил из постели и нашел горшок под кроватью.
Чтобы съесть что-нибудь, не было и речи. Но на подносе стоял графин с водой, и он опустошил его. После этого он заметил конверт, выглядывавший из-под салфетки. Дрожащими руками он вскрыл его, тот час же узнав почерк. Он был такой же, что и в письме, которое он получил дома в Энггордене, в том, что позвало его в Стокгольм.
Это письмо тоже звало его: он должен немедленно быть в Рикссалене.
У входа в зал стоял паж. Казалось, что мальчишка ждал его. Паж с удивлением взглянул на фигуру Дагвинда в дверном проеме. Неужели надо было проводить в Рикссален к правителю страны этого оборванного нищего?
- Где это я? - простонал Дагвинд.
- Во дворце для знати. Мне велено проводить господина в Рикссален.
Когда Дагвинд пришел сюда накануне, в коридорах и на лестницах никого не было. Теперь все изменилось. Здесь был, казалось, нескончаемый поток людей. Они приходили и уходили. Один мальчишка пронесся мимо них на лестнице с охапкой бутылок с вином. Надо было подняться на несколько пролетов лестницы. Дагвинду пришлось остановиться и прижаться лбом к прохладной стене. Он чувствовал себя ужасно плохо, но сознавал, что здесь нельзя блевать.
Паж остановился, поджидая его.
- Мы… сейчас придем, - мой господин.
Рикссален был огромным залом. Дагвинд не имел ни малейшего представления, который час. Он посмотрел в окно, но из-за серой пелены дождя и темных низких туч на небе ничего не понял. Но все же догадался, что было уже не раннее утро. В этом большом зале стояли группы мужчин, видимо поглощенных беседой друг с другом. Подавляющее большинство из них были офицерами, облаченными в различную униформу.
- Подождите здесь, - сказал паж, когда они вошли в зал. - Я доложу, что господин уже здесь.
В зале было сыро, и Дагвинда пробрала дрожь. Тяжелые портьеры и толстые ковры на стенах не во многом способствовали тому, чтобы в зале стало теплее.
Он сразу узнал короля, хотя теперь величество не было одето в ночную сорочку. Дагвинд подумал, что король несколько поправился с тех пор, как они встретились на западном побережье. Пуговицы камзола вели себя сомнительно на мощном животе. Под камзолом был вязаный свитер, ворот которого покрывал плечи и грудь, а кожаные штаны были заправлены в подвернутые кожаные сапоги на высоком каблуке. На боку висела шпага, рукоять которой была покрыта золотом.
Паж обратился к человеку, стоявшему рядом с Густавом Адольфом. Когда этот мужчина обернулся, Дагвинд узнал его по описаниям, которые слышал. Он был выше короля, облачен в черную бархатную одежду с ослепительно белым воротником вокруг шеи. Лицо было очень светлым, а волосы на голове и в бороде казались только что вымытыми. Это был самый могущественный человек в королевстве после самого короля, риксканцлер Аксель Оксеншерна.
Король выпрямил спину, пальцы его невольно потянулись к усам, он покрутил их кончиками пальцев, хотя необходимости в этом не было, так как они были достаточно навощены, чтобы самостоятельно топорщиться вверх.
Он двинулся к Дагвинду с канцлером Оксеншерна по пятам.
- Ты позеленел в лице, - засмеялся король, подойдя к нему. - Что произошло?
- Ром - явно предательский напиток, Ваше Величество, - ответил Дагвинд Мартинссон.
- Совершенно верно, - сказало величество. - А теперь поговорим серьезно, с глазу на глаз. Но не здесь, где слишком много ушей. Следуй за нами!
Они перешли в небольшую комнату с задернутыми шторами. Дагвинд отметил про себя, что король говорит по-шведски с меньшим акцентом, нежели во время встречи в Эргрюте, однако было ясно, что он охотнее говорил бы по-немецки. Он что-то сказал канцлеру Оксеншерна, перемежая свою речь латинскими словами.
В комнате был диван, несколько стульев и письменный стол. Оксеншерна жестом пригласил Дагвинда сесть. Король разместил свой обширный зад на диване, а Дагвинд опустился на один из стульев. Оксеншерна же уселся за письменным столом. Он обмакнул гусиное перо в чернильницу и положил перед собой чистый лист бумаги.
Дагвинд удивился. Встреча была столь важной, что надо было вести протокол?
- Ты, конечно, хотел бы знать, зачем я вызвал тебя в Стокгольм, - сказал король Густав Адольф.
Подданому не подобает задавать себе такие вопросы, Ваше Величество, - ответил Дагвинд. - Когда правитель призывает тебя, ты должен повиноваться и только.
Король улыбнулся. Говорили, что он холерик, но признаков этого Дагвинд не заметил. Густав Адольф хлопнул его по плечу, получив неодобрительный взгляд канцлера.
- Посмотрим, можешь ли ты угадать!
- Может, Вашему Величеству нужен лекарь… или фельдшер на войне?
Правитель рассмеялся, и смех его эхом прокатился меж каменных стен.
- Чуть не забыл, что ты исправил мое растяжение в Гётеборге. Но нет, не в этом качестве. У тебя есть несколько нужных мне свойств, дорогой мой Дагвинд Мартинссон. Ты говоришь по-немецки!
- Проходя через Рикссален, я слышал разговоры, которые заставляют меня думать, что немецкий - это язык, который все знают.
- Именно так! Но люди, на которых я смею полагаться, говорят на слишком хорошем немецком. Ты сказал, что ты можешь говорить на народном языке.
- На языке простолюдинов?
- Именно! К тому же ты знаешь голландский, это чуднóе кудахтанье. Ты образован, но выглядишь, как простолюдин. Тот, кто тебя не знает, никогда не поверит, что ты принадлежишь к знати. И уж никто из тех, кто видит тебя сейчас, таким оборванцем!
- Прошу меня извинить, Ваше Величество, - сказал Дагвинд. - Но путь сюда был тяжелый, и одежда, которую я взял с собой, в дороге поистрепалась.
Король уставился в стену, и казалось, что он не слышит извинения. Оксеншерна в упор рассматривал Дагвинда, и взгляд его контрастировал с дружеским выражением на его лице.
- Ну, это понятно, что от того, кто воспитывался в таком окружении, нельзя ожидать иного, - продолжал король, и казалось, что он обращается к самому себе. - Это хорошо, очень хорошо!
- Я по-прежнему ничего не понимаю, Ваше Величество!
- Тебе придется пройти обучение, молодой человек, - сказал король. - Школу, которая будет трудна во многих отношениях. Можно назвать это политическим образованием. Через год или два я собираюсь направить тебя за границу, Дагвинд!
- Ваше Величество?
- Ты поможешь мне быть в курсе того, что происходит в Европе! Узнать, что эта нечисть в Польше и на германском побережье думает о Швеции, боятся ли они нас, кем нас считают.
С глаз Дагвинда спала пелена. Теперь он понял: Густав II Адольф думал сделать из него шпиона.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


Время шло - турбулентное и хаотическое время. Хотя это было так давно, что сейчас воспринималось как нормальное состояние.
Турбулентность носила личный и одновременно политический характер, и эти особенности ее были диаметрально противоположны друг другу. Двумя противоположностями были война и любовь. С военными аспектами справлялся король и его подданные. На долю Дагвинда пришлась любовь.
Но эта любовь не была лишена риска. Женщину, завоевавшую его сердце, звали Эмилия Поссе, и она была замужем за графом. Они встретились на одном из бесчисленных мероприятий, которые организовывались в стокгольмском дворце. Дагвинд стал жертвой ее красоты и мудрости. Он начал ухаживать за Эмилией, и она не могла не заметить это. Сперва она, конечно же, благонравно уклонялась от сближения, довольствуясь болтовней о том о сем, но довольно скоро поняла, что Дагвинд не принадлежал к числу искусных собеседников. Однако постепенно она обнаружила в нем другие качества, и чувства симпатии друг к другу у них стали обостряться.
Они обострились настолько, что Эмилия стала все легче забывать, что вообще-то она была замужней дамой. Мужа, конечно, дома не было. Она, фактически, не виделась с ним уже более года. Граф Вильгельм Поссе был одним из королевских офицеров, которые удерживали население Ливонии под шведской пятой.
Прошло не более полутора недель с момента встречи Дагвинда и Эмилии, как они стали любовниками. Не менее трех раз в неделю Дагвинд уходил из своей продуваемой сквозняком холостяцкой квартиры у площади Йернторгет и шел по тысяче улочек и переулков старого города к ее дому - особняку с завидно красивым фасадом. На эти три вечера в неделю Эмилия отпускала свою челядь домой.
Они изо всех сил старались держать свою любовную связь в тайне, но Стокгольм, что ни говори, был все же маленьким городом, и поскольку Швеция была в состоянии войны, власти держали своих граждан под контролем.
Однажды Дагвинда вызвали к канцлеру Оксеншерна, который сделал ему замечание и предупреждение.
- Вы стараетесь в тайне держать свои отношения, - сказал канцлер. - Очень правильно, что вы это делаете в данных обстоятельствах. Но то, что известно мне, могут узнать и другие. К тому же у Вильгельма Поссе есть друзья, которые могут донести ему и через море.
- Это приказ? - спросил Дагвинд.
- Нет, на данный момент я ничего не приказываю, - ответил Оксеншерна. - Но будет плохо, если ваш роман сведет на нет планы на тебя, Мартинссон, имеющиеся у короля и у меня. Если Вильгельм Поссе, этот вспыльчивый упрямец, узнает, что ты спишь с его красавицей женой, он постарается отомстить. Можешь быть уверен. И у него есть друзья в Стокгольме, которые не колеблясь помогут ему в этом.
Но Дагвинд был слишком влюблен, чтобы отдать должное серьезности этого предупреждения. Он продолжал встречаться с Эмилией и теперь возвращался от нее. Он ушел от нее, как обычно, очень рано, чтобы не встретиться со слугами, вернувшимися на работу.
Лейтенант Дагвинд Мартинссон зевал тем ранним утром. Он посетил торговые ряды в Слюссене, где была харчевня, в которой предлагали на завтрак действительно съедобные блюда. Теперь он был сыт и весьма доволен. Утренний туман все еще висел над водой в стокгольмском порту, но на набережных уже вовсю кипела жизнь. Жены лодочников-перевозчиков точили лясы с береговыми и моряками. Все места на причалах в Коггхамнене были заняты. Там борт о борт стояли большие и малые суда, так тесно, что желающие могли пройти по ним из дальних уголков порта, не ступая на набережную.
Он шел прогулочным шагом вдоль набережной в сторону дворца, хотя ему в тот день там нечего было делать. Он наконец-то получил задание. Он впервые отправлялся шпионить после месяцев основательной учебы.
Одним из его учителей был вообще-то капитан корабля, который должен был доставить его по Аландскому морю в важный город Або в Финляндии. Это был морской волк и государственный служащий Клас Ларссон Флеминг, умелый малый, всего лишь на восемь лет старше Дагвинда, который, как все считали, в обозримом будущем должен стать по меньшей мере королевским советником.
Несмотря на столь раннее утро, на своем обычном месте сидел нищий. Дагвинд вынул монету и готов был бросить ее в шляпу нищего, проходя мимо него. Поговаривали, что существо в гадких лохмотьях, распространяющее отвратительную вонь, когда-то было благородным человеком, который читал и толковал писания. Его звали Йоран Бенгтссон; с годами он становился все более безумным. Не то что он был буйным, но он вбил себе в голову, что никто в стране не может толковать писания так, как он. Но не так много письменников удостоились его милости, и от него отвернулись.
Бенгтссону пришлось прекратить свою работу. Одно время говорили, что он ведет где-то детские игры, выступая в роли судьи на мероприятиях, на которых дети разгадывают загадки. Но поскольку только сам Бенгтссон знал верный ответ, он и там не удержался. Теперь он жил на ту скудную милостыню, которую давали ему прохожие на его месте возле дворца.
Минуту спустя Дагвинд был уже на стокгольмской верфи. Там вовсю кипела жизнь. Закладывали новый корабль. В ближайшие годы требовалось много новых военных судов. Король принял решение вновь идти на Ливонию, а оттуда на юг, в Пруссию. Швеции надо было получить контроль над важными торговыми путями к Балтике, множество которых проходило по Польше. Это должно было укрепить положение Швеции как ведущей морской державы.
На верфи работали три сотни искусных корабелов. Многие были простыми рабочими, но их число росло по мере необходимости. Важнейшими из них были разного рода специалисты, находящиеся в подчинении хольмадмирала и его заместителя гордскаптена . Первыми из специалистов были, конечно же, корабельный мастер Хенрик Хюбертссон де Грот и его брат Арендт. Оба были из Голландии и оба управляли корабельными плотниками, пильщиками, токарями, кузнецами, канатчиками и смолокурами, а также всеми другими, кто был необходим для того, чтобы поставить морское судно на киль.
Мастер Хенрик, как Дагвинд узнал за короткое время своего пребывания в Стокгольме, был искусным кораблестроителем, снабжавшим шведов новыми кораблями с начала столетия.
Чтобы попасть на верфь, Дагвинду пришлось сделать большой крюк, ведь судно, на котором он должен был идти в Финляндию, он уже прошел. Но приказ есть приказ. Именно здесь он должен был получить конверт за печатью с заданием на Або.
Его несколько удивило, что сам де Грот вышел из своей конторы и уверенно пошел к нему.
- Гудеморген , Дагвинд, - сказал де Грот, когда парень с западного побережья поздоровался с ним на его языке, как это обычно бывало раньше, когда они встречались. - Пойдем в контору. Я должен передать тебе кое-что.
Конверт лежал в запертой шкатулке. Дагвинд сунул его под плащ, узнав, что его нельзя было вскрывать до того, как он выйдет из порта и уйдет достаточно далеко в сторону своего финского пункта назначения.
С его языка готов был сорваться вопрос, но де Грот покачал головой, и Дагвинд понял, что ответа не получит. Вместо этого он подошел к окну и выглянул наружу. На верфи появился обоз, до верху груженый дубовыми бревнами различной формы и размера. Лошади были взмыленные, и только возница на передней повозке выглядел так, будто он как следует заложил за воротник на завтрак.
- Много дуба требуется, - сказал Дагвинд.
- Для строящегося сейчас корабля у нас достаточно и местного материала, - ответил корабельных дел мастер. - То, что прибыло сегодня, заготовлено в средней и южной Швеции. Но через пару лет будет хуже…
- Почему?
- Мне намекнули, что будет заказ на большой, ну просто огромный корабль. Я уже начал работать над корабельным набором к нему. Думаю, что этот корабль будет называться "Новый Васа". Вот бы тебе на него попасть, Дагвинд.
- Поживем - увидим, - ответил, улыбаясь, Дагвинд Мартинссон. - Сейчас мне надо думать о другом. Разрешите поблагодарить вас и одновременно пожелать вам удачи, - менеер де Грот .
Дагвинд вышел из конторы на верфи. Он остановился и стал рассматривать корабль, строящийся на голландский манер. К килю были присоединены шпангоуты, которые теперь обшивали досками снизу вверх, соединяя их специальными гвоздями. Было видно, что не так-то много недель пройдет, когда корпус будет спущен на воду, где он будет доведен до готовности. Это будет небольшой военный корабль водоизмещением 100-150 ластов , требовавший экипаж в количестве до сорока человек.
В военно-морской гавани он вскоре отыскал корабль, который должен перевести его через море. Он был больше того строящегося, которого видел Дагвинд, водоизмещением около 200 ластов. Дагвинд поднялся на борт и был сопровожден в каюту капитана.
У командующего Флеминга на него было не так-то много времени.
- Я знал, что ты должен подойти, - сказал он. - По моему приказу тебя должны высадить на землю в Або.
- Так точно.
- Тебя не занесут в судовую роль, - продолжил Флеминг. - Так что не буду притворяться перед тобой. Найди себе место на время рейса.
Он показал рукой, что Дагвинд может идти, и не успела закрыться за вновь прибывшим дверь, как командующий вновь склонился над бумагами и картами на капитанском столе.
Дагвинду показали укромное место на верхней пушечной палубе. Ничего особенного, такие места были обычно отведены для старшего командного состава, во всяком случае ему не придется спуститься в трюм, где теснилась команда и где приходилось спать там, где удавалось улечься на палубу.
Он отложил в сторону свою котомку, проверил конверт под плащом. После этого он вышел на палубу и облокотился о планширь. На корабле и внизу на причале все было в движении. Корабль свободно стоял на воде, освободившись от швартовов, кормой вперед. На причале группа плохо одетых мужчин начала тянуть толстый канат, привязанный к корме, и корабль стал медленно разворачиваться. Корма была приведена в движение усилиями выбирающих трос мужиков, и через минуту корабль начал идти вперед.
Через какое-то время трос был выбран, но к тому моменту корабль уже медленно скользил к открытой воде. На борту засвистели боцманские дудки, и матросы стали взбираться по вантам, другие выбирали концы , поднимая паруса. Паруса, представлявшие собой большие полотна ткани, распрямились от ветра, наполнявшего их. Рулевой налегал на штурвал, преодолевая сопротивление набирающего ход корабля. Корабль выпрямился, нос его был направлен к выходу из гавани, где, казалось, несли вахту зеленеющие острова.
Они добрались до острова Фурусунд только к вечеру и встали там на ночь на якорь. Дагвинду приходилось слышать, что моряки на военных судах живут очень просто, однако он не ожидал увидеть на борту судна, находящегося вблизи берега, такую пищу.
Поскольку он был пассажиром, не занесенным в судовую роль, ему пришлось довольствоваться той же пищей, что и нижние чины, - сушеной соленой рыбой, убогим куском тухлого мяса, ломтем хлеба, намазанным прогорклым маслом, и двумя кружками корабельного пива. От этого пива ему стало еще горше: он все же был офицером и ему был положен, по крайней мере, фогдеэль, который пил младший командный состав. Старший командный состав получал, конечно, господское пиво, которое было значительно крепче и вкуснее пива, которое полагалось нижним чинам.
Однако он понимал, что лучше было не жаловаться. Он должен был быть незаметным в этом рейсе, чтобы его не видели и не слышали.
Ночью стало холодно на палубе, и он стал замерзать несмотря на то, что завернулся в свой плащ. Утром его угостили кашей, но все его члены и мускулы так окоченели, что он с большим трудом смог вытащить ложку из внутреннего кармана.
Шпиль, вокруг которого ходили матросы, поднимая якорь, скрипел и скрежетал. Все тяжко трудились, чтобы поставить паруса. Этот изнурительный труд согревало ожидание того, что этим днем они выйдут в открытое море, и больше не надо будет становиться на якорь на ночь до прихода в пункт назначения.
Переход через Аландское море был спокойным. Им повезло с ветром. Поэтому не прошло и трех дней, как показался город Або на реке Аура. В устье ее на холме стояла мрачная крепость Або.
Спустя два часа после того, как показалась крепость, корабль пришвартовался у деревянного причала на протяженной набережной, окруженной складскими помещениями. Дагвинд Мартинссон одним из первых сошел на берег. Солнце светило на него сверху, воздух был пронизывающе свеж, но он уже знал, зачем он был здесь.
Несколько лет назад разразилась война. Часть света, хорошо известная шведам и их соседям, стояла в огне. Швеция и Польша были заклятыми врагами и могли начать войну друг с другом по окончании войны с Данией и Россией.
Вражда между Польшей и Швецией объяснялась тем, что король Польши Сигизмунд, двоюродный брат короля Густава II Адольфа, не желал уступать в своих притязаниях на шведскую корону. Во всяком случае, это была официальная версия. В действительности причина заключалась в том, кто должен был контролировать земли, некогда принадлежавшие орденскому государству. Более всего оба этих регента хотели бы подчинить себе Лифляндию, очень важную с экономической точки зрения страну.
В тот самый год, когда Дагвинд впервые встретился с королем, - 1621 год, - Рига была захвачена шведами. Это был самый крупный и богатый город в Лифляндии. Однако оккупация страны была ненадежным делом. Шведские оккупационные войска беспрерывно подвергались нападению. Кроме того, солдаты сильно болели, вероятнее всего из-за плохого питания и обмундирования.
Ныне Густав Адольф вынашивал планы нового нападения со свежими войсками на Лифляндию и польскую Пруссию, где заманчивой целью был город с немецким названием Пиллау, иногда называвшийся также Балтийск.
Чтобы на чем-то основывать свои дальнейшие планы, королю надо было знать, о чем думают простые люди в этих краях, какая часть знати - а с ней и ее подданных - поддержит Швецию, если шведские войска окажутся сильнее.
Шпионы, которые могли бы это разузнать, там имелись. Однако поскольку они были разбросаны по разным местам и не могли иметь всей картины, их донесения надо было свести воедино. А такую тонкую работу мог провернуть не всякий. В данном случае "не всяким" был Дагвинд Мартинссон. Он обучался этим вещам много месяцев. Вначале он мало что понимал, но постепенно научился, как складывать вместе разрозненные части головоломки.
- Тебе легко дается стратегия, Дагвинд, - говаривал его учитель. - Это хорошо. Без нее ничего путного не добьешься.
В замке Або он должен был встретиться с человеком, прибывшим в Ревель с такими разрозненными донесениями. Там ему также должны были предоставить помещение, в котором он мог бы работать над анализом обстановки. Через две недели в Або должен был прийти еще один шведский корабль, на котором он должен был вернуться в Стокгольм с разгадками всех военных и стратегических проблем.
Дагвинду надо было срочно размять ноги. Все тело его болело, как будто он побывал в драке, приняв на себя тяжелые удары. Он, конечно, не был избалован, во всяком случае сам он себя таким не считал, однако большей частью ему приходилось спать в кровати, на мягкой постели, в отличие от жесткого ложа, которое предоставила ему деревянная палуба.
Чтобы размять члены, он не пошел к замку, а некоторое время шел по берегу моря. Через несколько сотен метров от причала он увидел речку Аура, а затем - дома, составлявшие город Або. На берегах речушки стояли товарные склады, давшие этому месту название "Або" - сараи на реке. Он знал, что по-фински это место называется Турку, хотя это было не финское слово, а изначально русское. Торговая площадь называлась "торг" по-русски.
Он повернулся и пошел назад. До выезда из Стокгольма он отыскал в дворцовой библиотеке все, что там было написано о крепости или замке Або, как это предпочитали называть шведы. Замок стоял здесь еще с 1280-х годов, хотя сначала он представлял собой прямоугольное лагерное укрепление с двумя башнями - по одной с каждого торца, и четырьмя воротами - по одному с каждой стороны. Внутри крепости был только один дом, в котором жил наместник.
Несколько лет спустя лагерь был со всех сторон окружен стенами, превратившись в крепость, в которую можно было попасть только через ворота в восточной башне. Крепостные стены надстраивались, а поперек крепостного двора была построена еще одна стена. Восточная часть крепости стала передней крепостью. Наместник переехал теперь в северную часть крепости. Там у него была зала и спальня.
Уже тогда время было военным. Замок был сожжен во время осады в 1365 году, но был восстановлен и стал еще роскошнее, чем когда-либо прежде. Королевский зал получил новые своды, а поблизости был построен небольшой Божий дом, который впоследствии получил название "Монашья часовня".
Он прошел к восточной входной башне, построенной в начале 1400-х годов. К нему подошла охрана, и он вытащил документ, дававший ему право на вход в замок. Один из охранников взял бумагу, уставился на печать Густава II Адольфа и изящную подпись. После этого он позвал старшего. Наконец Дагвинда впустили в замок и повели по узкой лестнице. Он был вынужден идти осторожно, поскольку ступени лестницы имели разную ширину и высоту. Но это не было для него неожиданностью. Большинство замков на побережье имели лестницы такого типа. Враг, пробивавшийся в замок, должен был следить за тем, чтобы не потерять равновесие на такой лестнице, благодаря чему с ним было легче договориться.
Дагвинд был вынужден остановиться и дать отдых своим натруженным ногам в одной из ниш на лестнице. Внезапно он вскрикнул от боли и обернулся. Старший охранник с ненавистью смотрел на него, сверкая зубами в пышной бороде.
- Поспешай, а то я вновь пощекочу тебя, - сказал он и потряс своей алебардой.
С языка Дагвинда уже были готовы сорваться хорошо известные ему слова, но он прикусил язык и продолжал идти.
Лестница привела к тесной прихожей с кирпичными стенами. В ней была дверь черного цвета. Охранник жестом приказал Дагвинду открыть ее, и Дагвинд повиновался.
За дверью оказался обширный зал с побеленными мелом стенами и сводчатым потолком, дававшим впечатление, что он вошел в церковь. За тяжелым столом в одном из концов этой большой комнаты возвышалась личность в темных одеждах. У нее была шляпа на голове, и это было разумно, так как в комнате было сыро и холодно несмотря на огонь в угловом камине с потрескивающими дровами.
Дагвинд подошел к этому человеку.
Вдруг он понял, что в комнате были еще люди. Он бросил взгляд через плечо и обнаружил полдюжины рыцарей сзади него.
Человек за столом протянул руку, но не для приветствия, а для того, чтобы потребовать документ. Его колючий злой взгляд был направлен на Дагвинда. Как только он получил бумагу, он взглянул на нее, прочитал первые строки рекомендательного письма.
- Смотри-ка! Абоский замок посетил опасный враг, - хрипло промолвил он. - Дагвинд Мартинссон - именно о нем меня предупреждали. Стража! Бросьте этого человека в темницу!

ГЛАВА ПЯТАЯ


Дагвинд почувствовал, как его сгребли сильные руки. Он попытался протестовать, объясняя, что все это какая-то ошибка, но его никто не слушал. Они вытащили его из комнаты, бесцеремонно проволокли вниз по небольшой извилистой лестнице и вытолкнули наружу через портал из известняка. В один момент он оказался на свежем воздухе в сверкании дня, но уже открылась дверь в стене немного в стороне от церковного здания с куполообразной крышей.
Проход, по которому его проталкивали, был очень узким. Он сильно, до синяков ударялся плечами об обе стены. Через бойницы был местами виден окружающий мир, и он понял, что находится внутри северной стены. Потом открылась еще одна дверь, и он очутился в комнате, в которой было так темно, что ему пришлось поморгать, чтобы что-нибудь увидеть.
У стола возле камина в углу сидел одетый в шубу человек, старавшийся раскурить свою глиняную трубку угольком из камина. Он сделал пару крепких затяжек, чтобы табак задымил, и выбросил уголек обратно в огонь.
- У тебя еще один гость, надзиратель, - сказал старший стражник. - За ним надо так же строго следить, как и за тем, что уже сидит у тебя.
- Ничего страшного, - ответил человек в шубе.
Он пошел в восточный конец комнаты. Там он ухватился за железное кольцо и изо всех сил потянул за него. В стене приоткрылся люк. Один из стражников пошел помочь ему, и отверстие в стене стало достаточно большим, чтобы через него мог пройти человек. За этим люком была лестница, напоминавшая стремянку. Дагвинд почувствовал толчок в спину и стал падать вниз через проем, не держась за лестницу руками. В последний момент он пришел в себя и начал спускаться вниз по лестнице. Он не достиг еще и половины лестницы, как вверху с грохотом захлопнулся люк. Вокруг стало почти темно. Но не совсем темно, так как на одной из стен, по которой струилась влага, был факел в гнезде. Он давал немного света и был явно единственным источником тепла.
Дагвинд ступил на пол. Он был каменным. В одном углу, самом дальнем от факела, была куча соломы. Дагвинд медленно осмотрелся вокруг в полумраке. Здесь никого не было, однако у него было такое чувство, что он не один. Он увидел плащ на соломе, рядом на каменном полу стояли оловянная кружка и небольшой кувшин с водой. Ему почудились буквы, вырубленные в стене над кувшином, и он подошел поближе, чтобы разглядеть их.
Там было неуклюже написано "Якко Илкка". И тут он услышал звук - стон, эхом отдавшийся от каменных стен. Он быстро обернулся, и рука его скользнула по боку, но он быстро вспомнил, что у него отняли кинжал. Тут он увидел небольшую нишу в правом углу. Дагвинд осторожно просеменил к ней и заглянул в нее.
Там был клозет с двумя очками. На одном сидел человек с изнуренным лицом и длинными темными волосами. Стон шел от него, и Дагвинд попятился в камеру, поняв, что его сокамерник не представляет опасности.
Минуту спустя и он вышел из ниши. Теперь Дагвинд увидел, что это бледное лицо с глубоко запавшими глазами было обрамлено темной бородой. Человек был облачен в шведскую военную форму, которая превратилась в лохмотья.
Это ты Якко Илкка? - спросил Дагвинд.
Тот издал булькающий горловой звук. Если постараться, можно было понять, что это был горький смех.
- Нет, я не он, - сказал человек по-шведски с лифляндским акцентом. - Илкка умер. Он сидел здесь лет тридцать назад, этот финский крестьянский вожак, поднявший бунт против шведской короны и поплатившийся за это.
- Кто же ты тогда?
- Я тоже хотел бы знать, кто ты, - ответил человек.
Дагвинд горько улыбнулся и сказал, кто он. Собеседник недоверчиво посмотрел на него.
- Можешь чем-нибудь доказать, что ты тот, за кого себя выдаешь? - спросил он.
- Едва ли.
- Если ты Дагвинд Мартинссон, ты пару лет назад должен был встретиться с одной важной персоной. Можешь рассказать что-нибудь об этом?
Тут до Дагвинда дошло. Он кивнул и начал рассказывать о том случае, когда он сопровождал Густава Адольфа в рощу, где король должен был осчастливить одну молоденькую девушку. Человек рассмеялся, когда услышал о том, как глава королевства свалился в ручей.
- Ты верный человек, - сказал он затем. - Об этом мало кому известно. Так милейший наш король отправился из усадьбы Энггорден, чтобы переспать с молоденькой дамой? У меня была более скромная версия этого происшествия, но я больше верю тебе.
- И?
Сокамерник протянул руку для приветствия, и Дагвинд пожал ее.
- Меня зовут Маркус Едда, - сказал он. - Мы были должны встретиться в замке Або, ты и я, вот мы и встретились.
- Так ты осведомитель из Лифляндии?
- Да. Меня послали сюда передать тебе сведения, которые должны были попасть в стокгольмский дворец, но как только я появился в Або, меня схватили и бросили в этот застенок. Средь нас предатель, Дагвинд.
Маркус Едда уселся на дурно пахнувшую кучу соломы в углу, жестом пригласив Дагвинда составить ему компанию.
- Может, это свой человек короля в Финляндии? - спросил Мартинссон. - В таком случае королевство в большой опасности.
- Во всяком случае это возможно. Нет, я не думаю, что предатель Грегер Якобссон. Он слишком глуп для этого. Он был назначен наместником сюда после пожара 1614 года, когда молодой король посетил замок Або и вспыхнул пожар. В тот раз крепость была полностью уничтожена. Теперь она кое-как восстановлена, но используется только как склад. Вот почему нас бросили в застенок в передней крепости на неизвестный срок. Нет, не думаю, что это Якобссон.
- Если не он, то кто?
- Якобссон никто иной как строитель и управляющий, делающий то, что ему сказано. То, что он занимает эту должность, объясняется тем, что он ею доволен и не требует повышения жалованья. Нет, я подозреваю…
- Что?
- Что предатель, наверно, не здесь, не в Або.
Теперь Дагвинд удивленно взглянул на своего сокамерника. Ничего более странного он не слышал. Несмотря ни на что, именно здесь их заточили в тюрьму, бросив в эту камеру. Но он ничего не сказал, а сидел тихо в ожидании разъяснения.
- Быть разведчиком в чужой стране - не всегда легко, - сказал Маркус Едда через минуту размышления в тишине. - Нельзя находиться в абсолютном вакууме, в некоторых случаях надо обзаводиться союзниками, но при этом можно обратиться к не тому лицу.
Он нащупал в куче соломину, выглядевшую довольно свежо. Она все еще была желтой и не почернела от давности и гниения. Он отломил кусочек получше и засунул его в рот. После этого он, сидя, жевал ее какое-то время, будто жевательные движения помогали ему думать.
- В Лифляндии я отыскал шведского офицера, о котором все хорошо отзывались. Его зовут Вильгельм Поссе…
Дагвинд резко выпрямился.
- Вильгельм Поссе?
- Ты его знаешь?
-Только по имени. Продолжай!
- Я сделал его своим поверенным. Я был, скорее, вынужден сделать это, - сказал Едда. - Надо иметь, на кого можно положиться, и Поссе, по крайней мере по моему разумению, был таковым, к тому же его квартира занимала стратегическое положение. Там я мог принимать народ со всех сторон и получать от него сведения. Поссе распоряжался своей охраной так, как я его просил. Мои разведчики всегда имели возможность приходить и уходить. Он очень хорошо помогал мне. Но что-то произошло… Когда он узнал, что я должен отправиться в Або на встречу с тобой, он внезапно изменился. Конечно, только на короткий миг, но мне показалось, что глаза его почернели от ненависти. По дороге сюда я почувствовал слежку за собой, хотя это было только ощущение, никаких существенных признаков. В Ревеле я должен был сесть на судно, чтобы отправиться сюда. Оно должно было ждать меня, но его не оказалось. Я был вынужден искать другую оказию. Когда я прибыл сюда, я увидел шведского офицера, которого, как мне показалось, я видел раньше у Вильгельма Поссе. Он выглядел очень довольным, когда меня схватили и препроводили сюда.
Дагвинд Мартинссон тихо выругался, но не достаточно тихо, чтобы это не услышал Маркус Едда.
- Кажется, я прав! - сказал шпион из Лифляндии, проницающее посмотрев на своего сокамерника.
- Да, ты прав, наверно, - ответил Дагвинд. - В этом случае это может быть не предательство в полном смысле. Речь может идти о мести, но и эта личная месть может представлять собой покушение на шведскую корону. Предательство…
- Ну-ка поясни поподробнее!
Дагвинд начал было рассказывать об Эмилии и о предупреждении, полученном им от Акселя Оксеншерны, когда сверху, из комнаты охраны послышался какой-то шум.
Тяжелый каменный люк приподнялся, и луч света проник в темницу.
В луче света плясала пыль.
По ступенькам лестницы стал спускаться надзиратель в огромной шубе. Он делал осторожные шаги, пробуя пространство перед собой вытянутой рукой. В другой была корзина. Надзиратель поставил корзину на пол и ногой придвинул ее поближе к узникам.
- Обед, - пробурчал он, поднимаясь по лестнице.
Через люк наверху виднелись ноги двоих стражников. Дагвинд что-то невнятно промычал, а Маркус Едда поднялся, чтобы взять корзину. В ней была оловянная тарелка, несколько ломтей черного хлеба и пара кусков солонины. Маркус потряс кувшин с водой, стоявший на полу.
- Нам нужно больше воды, - крикнул он вслед надзирателю. - Этой не хватит. Мне дали ее три дня назад.
- Тогда экономьте, - ответил человек в шубе, прежде чем люк с грохотом упал на свое место.
Двое узников поставили корзину промеж собой и начали есть. Черный хлеб был таким черствым, что его с трудом можно было откусить. Дагвинд отгрызал маленькие кусочки и съедал их. Было трудно глотать, если не запивать, но он не хотел тратить воду из кувшина, коль уж у них было мало воды. Солонина жгла губы и небо, и он понял, что скоро наступит жажда.
Во время еды он рассказывал, что было у него на уме. Маркус тряс головой, показывая, что не верит.
- Странно, что Вильгельм Поссе рисковал головой только потому, что ты наставил рога ему, - сказал он. - Но раньше случались вещи и постраннее.
- Можно себе представить, - откликнулся Дагвинд. - Хотя я мало знаю об этом. Но я вычислил все же… Если Вильгельм Поссе обзавелся здесь шпионом и договорился с ним отомстить мне, они не выпустят нас отсюда живыми. Они просто обязаны уничтожить нас, иначе король нанесет ответный удар. Но и повесить нас по закону они не могут, так как тогда власти в Стокгольме должны узнать об этом, они должны попробовать нечто иное…
Только он произнес эти слова, как Маркус вскочил на ноги. Едда сделал большой глоток из того, что осталось в кувшине, и бросился к туалету. Там он вставил два пальца в рот и освободился от всего, что он только что проглотил. Дагвинд сразу понял, в чем дело, и мгновение спустя сделал то же самое в соседнее очко.
- Ты уверен, что они хотели нас отравить? - спросил Дагвинд, когда они вернулись к куче соломы.
- Никогда нельзя быть в чем-то уверенным, - ответил тот. - Но хочешь жить - следуй этому правилу.
- И если мы хотим выжить, нам надо делать отсюда ноги, - продолжил мысль Дагвинд Мартинссон. - Король должен узнать, что ты для него разведал, и воздать должное Вильгельму Поссе за его "заслуги".
- Чтобы ты продолжал баловаться с его женушкой?
- Только ради этого стоит попытаться бежать! Как я понимаю, бумаги, что ты привез из Лифляндии, конфискованы?
- Какие там бумаги? - промолвил Маркус Едда. - С ними нельзя рисковать. Все у меня здесь.
Он постучал кулаком по лбу.
- Значит, меньше упаковываться, - кивнул Дагвинд. - Тогда займемся побегом. Ты тут уже давно сидишь и должен знать расписание стражи. В нем есть что-нибудь полезное для нас?
Едда сломал новую соломину и начал жевать ее.
- Ты верно мыслишь, - сказал он, помолчав. - Когда к надзирателю приходит стража, - а это не часто случается - он спускается сюда с корзиной. Когда же он один, он спускает ее сюда на веревке. Так же и обратно. Думаю, нам трудно будет с ним справиться… а если мы все же выберемся отсюда, мы не уйдем дальше его комнатки наверху. Он такой же узник, как и мы, с той лишь разницей, что у него там очаг, у которого он может погреться.
- Тогда через туалет?
Едда изобразил гримасу отвращения.
- Думаешь, я не думал об этом? - ответил он. - И тюремное начальство понимает, что узники подумают воспользоваться туалетом. Дерьмо идет по трубе, которая настолько узка, что и ребенок через нее не пролезет. Забудь об этом.
- Тогда остается только надзиратель, - вздохнул Дагвинд. - Когда он обычно забирает корзину?
- Вечером.
- Тогда надо ждать, - сказал Дагвинд Мартинссон.
- Что ты имеешь в виду? Ты уже что-то придумал?
Дагвинд безрадостно улыбнулся.
- Думаю, что знаю, как мы попадем наверх, но и только. Ты когда-нибудь бывал в абоском замке до этого?
- Три раза. Ты не первый мой контакт из Стокгольма. Но все другие уже мертвы…
- Звучит не очень успокаивающе, - пробормотал Дагвинд. - Но я чувствую себя по-прежнему бодрым и здоровым. Ты должен знать замок, имея такой опыт. К тому же замок теперь не такой уж большой.
- Здесь много узких и извилистых проходов, - вздохнул Едда. - Все сделано для того, чтобы обезопасить врага.
В глотке у Дагвинда пересохло. Он освободился от солонины, но соль осталась. В кувшине еще была вода на дне, и он сделал маленький глоток. Если вода простояла здесь столько, что на это жаловался Маркус Едда, пить ее можно было без опаски. После того, как он проглотил эту пару капель, жажда немного отступила.
- Именно так, - сказал он после этого. - Крепость построена таким образом, чтобы враг не мог в нее проникнуть. Но это также значит, что из нее легче выбраться.
- Но только не отсюда, - вздохнул Маркус Едда. - Если нам и удастся добраться по лестнице до люка, стоит только пнуть ногой, и мы будем вновь внизу.
- Я имел в виду, что он спустится к нам сюда. Тогда будет легче.
- Он не такой дурак, чтобы добровольно спуститься к нам.
- А кто говорит, что добровольно? - спросил Дагвинд, посмотрев на лестницу. - Должно получиться, если мы сделаем так…
Он рассказал свой план, и мрачное лицо Маркуса Едды посветлело.
- Может получиться, - сказал он под конец.

ГЛАВА ШЕСТАЯ


Люк открылся, и вниз посмотрел надзиратель. Он выглядел заспанным, что было естественно, так как он только что пробудился от своего послеобеденного сна. Прежде чем открыть люк, он взял пару поленьев из поленницы у стены и бросил их в огонь. Это должно было помочь.
На его толстых губах появилась улыбка, когда он увидел, что Маркус Едда корчится, как от боли, на куче соломы.
- А где второй? - крикнул он.
Не получив ответа, он повторил свой вопрос еще более злым тоном.
- Он сидит и срет! - крикнул в ответ Едда. - Позови, пожалуйста, лекаря, чтобы помог нам. У нас обоих болит живот… кишки трещат от боли. Аай… оой… как больно!
- Это пройдет, - сказал надзиратель, зная, в чем дело, и одновременно бросил кожаный ремень через дыру на пол камеры. - Погрузи-ка все, что осталось, в корзину и нацепи ее покрепче на крюк на ремне.
Казалось, что Маркус Едда его не слышит. Он катался по полу, держась за живот, словно его разрывали все боли на свете.
- Лекаря! - с трудом выдавил он из себя.
- Давай сюда корзину! - крикнул надзиратель. - Если не будешь делать, что тебе сказано, получишь дополнение к своей компании. Но это будет не лекарь, а стражник, который научит тебя слушаться.
Узник встал на колени. Он уложил в корзину оставшийся хлеб и солонину.
- Положи туда кувшин с водой и кружки! - проревел надзиратель. - Надо все поднять наверх.
Надзиратель на самом деле не знал, зачем это все понадобилось. Но старший стражник приказал это, и если он это не выполнит, он рискует сам очутиться в камере.
Важно было убрать хлеб и солонину, чтобы ни один бедняга не позарился на них, лишив себя жизни. То, что яд подействовал на этих двоих, было ясно видно. Завтра рано утром стражники спустятся вниз и поднимут наверх тело того, что на соломе, и того, что в сортире.
Маркус Едда, шатаясь, медленно приближался с корзиной к лестнице. Он чуть не упал, но ухватился за ремень. Надзиратель склонился над люком, чтобы посмотреть, куда девался пленник. Тот скрылся за лестницей и не был виден сверху.
Надзиратель стоял, наклонившись над люком: ноги его прочно стояли на полу, а бóльшая часть тела нависла над дырой в полу. В таком положении было трудно сохранять равновесие. Внезапно из-за лестницы появился Маркус Едда. Он отскочил в сторону и потянул за ремень.
Ремень, как обычно, был намотан на руку надзирателя, чтобы тот не упустил его. Поэтому он не мог выпустить его из рук. Он вскрикнул, когда ноги его потеряли опору и он нырнул головой вперед в дыру. Он описал дугу и приземлился на спину. От удара он не мог дышать, и казалось, что он сломал позвоночник.
Но это было не так. Надзиратель с трудом поднялся на ноги и встал, опершись о стену. Тут из проема в туалет появилась темная фигура. Она набросилась на него, и надзиратель заметил, что Едда встал на ноги за лестницей.
Тут надзиратель понял, что его одурачили. Никто из пленников не умирал от яда. Он набрал в легкие воздуха, чтобы крикнуть, но не успел. Маркус Едда крепко держал в руке оловянный кувшин, который был тяжелым. Раздался звонкий удар, когда кувшин попал надзирателю в висок. После этого тот без чувств свалился на каменный пол.
Дагвинд Мартинссон наклонился и стал разматывать ремень с руки надзирателя.
- Какой ты умница, что носишь с собой свои оковы, - сказал он с усмешкой. - Помоги мне запихнуть его в сортир, мы его там привяжем.
Надзиратель был жирным и тяжелым от неподвижного образа жизни в комнате над люком, но им все же удалось запихнуть его в туалет. Там они как следует привязали его к сиденью. Чтобы он не смог вытворить что-нибудь, когда очухается, они обвязали ремнем каждую из его ягодиц. После этого он сидел, как привязанный. Но он мог крикнуть, если в туалет кто-нибудь нечаянно заглянет. Поэтому Дагвинд снял один свой сапог, вынул из него пропитанную потом портянку и засунул ее в рот надзирателю. Они прикрутили ее, чтобы он ее не выплюнул, полосками ткани, разорвав рубашку Маркуса Едды.
Через люк было видно, что начало темнеть.
- Подождем здесь еще немного, - сказал Едда. - Скоро смена караула. Тогда во дворе будет много народу и караульные у главных ворот не будут обращать особого внимания на тех, кого они впускают и выпускают. В это время много служивого люду, спешащего после работы домой.
Они услышали тяжелые шаги на внешней лестнице. О камень ударялся металл, и этот звук гас, распространяясь вниз.
- Время! - скомандовал Маркус.
Они вышли в тесный проход, миновали бойницы и очутились на лестнице. Далеко внизу слышались шаги стражи.
- Поторопись! Нам надо выйти наружу, прежде чем мы встретим развод караула.
И они спустились вниз. Дверь в крепостной двор была закрыта, но через нее слышались резкие команды. От каменного настила двора эхом отдавались шаги, и средь этого синхронизированного шума Маркус открыл маленькие воротца. За ними была узкая лестница с пятью ступенями, находившаяся в самой темной части крепостного двора.
- Не надо красться! Надо выглядеть так, будто мы одни из них! - шепотом сказал Маркус Едда, направляясь к воротам крепости.
Дагвинд последовал за ним с выпрямленной, как спинка стула, спиной и взглядом, направленным прямо перед собой, целеустремленно, словно выполнял важное задание. Перед аркой ворот уже стояла очередь желающих выйти из крепости. Они стояли друг за другом, а сзади подходили все новые люди. Очередь медленно проходила через арку. Стражник, стоявший в воротах, опираясь на алебарду, выглядел не заинтересованным в выполнении своих обязанностей. Он едва ли видел мужчин и женщин, выходивших из крепости. "Неудивительно", - подумал Дагвинд, - "ведь это был ритуал, повторявшийся каждый вечер. Назавтра утром большинство из них будут толпиться, чтобы войти в крепость, где они работают, получая за это свой кусок хлеба".
Так они вышли из крепости. Справа на высоте стояли склады, которые Дагвинд видел в тот день утром. За ними возвышались мачты судна, на котором он приплыл сюда. Он понимал, что туда ему была дорога заказана. Вместо этого он последовал за людьми, шедшими к мосту на материк. Там была параллельная реке Ауре дорога. Она вела в город Або, но, как оказалось, Маркус Едда не думал туда идти.
Он свернул с дороги на узкую тропинку, огибавшую холм справа от дороги. Холм зарос лесом, и на самой его вершине стояла пара домов, силуэты которых вырисовывались на фоне вечернего небосклона. Еще несколько человек из крепости свернули на эту тропинку, но постепенно они исчезли в домишках и хижинах. Сумерки стали превращаться в настоящую темень.
- Куда это мы идем? - полюбопытствовал Дагвинд.
- К берегу моря, - ответил Маркус. - Там есть пара рыбаков, которых я знаю с прежних времен. Они должны нам помочь!
Дагвинд поежился. Отчасти это объяснялось вечерней прохладой, отчасти тем, что будущее было неясным.
- Только бы они не были мастаками ловить щуку , - пробормотал он, и Маркус, видно, расценил это как шутку, потому что громко и раскатисто рассмеялся.
- Не беспокойся за это, - сказал он. - Рыбак Маттиас и его сын Раймо как-то доставили меня сюда из Ревеля и еще пару раз в другие места. Им хорошо заплатили за все эти рейсы, так что они будут очень приветливы и готовы помочь.
Вдоль берега моря, пригнувшись, стояли низкие домишки рыбаков. Возле них на мощных сушилах были развешаны на просушку сети. По улице деревушки трусила пара тощих собак, которые тотчас исчезли, заметив незнакомцев. Дагвинд и Маркус прошли чуть ли не через всю деревню, когда Едда свернул во один из дворов и постучал в дверь серой избы с загаженной чайками соломенной крышей.
Дверь приоткрылась немного, и в образовавшуюся узкую щель Дагвинд смог разглядеть любопытный глаз.
- Терве, Раймо, - сказал Маркус Едда. - Твой отец тоже дома?
Разглядев, кто стоит за дверью, юноша распахнул дверь и впустил пришедших в дом. У огня стоял сгорбленный пожилой мужчина, помешивая в кастрюле что-то пахнувшее рыбой.
- И что это таким благородным людям понадобилось в деревне? - спросил Маттиас, не переставая мешать пищу.
- Мне нужна твоя помощь, - без обиняков сказал Маркус.
- Опять в Ревель? - спросил старик. - Поздно уже, да и шторм приближается. Не очень-то хочется выходить в море.
- Да нет, не в Ревель, - ответил Маркус. - На Чёкар.
- На Аландские острова? Ну, это, по крайней мере, в шхерах.
- Надо прямо сейчас!
Рыбак снял свою кашу с огня. В его глазах светилось любопытство, но он не задавал никаких вопросов. Вместо этого он обратился к сыну.
- Загрузи в лодку немного хлеба и воды, Раймо, - сказал он. - Поедим суп, когда вернемся!
Рыбацкая лодка была небольшой. Дагвинд посмотрел на нее с определенным недовольством. Суденышко было не такое остойчивое, как те, что использовались на западном побережье. В середине лодки лежала сложенная мачта, а под банками лежал свернутый парус. Раймо засунул провиант в рундук в кормовой банке, на которую затем уселись Маркус и Дагвинд, плотно прижавшись друг к другу. А двое рыбаков опустили весла на воду и начали грести, выводя лодку в сгущавшуюся ночь. Покачивало, но не так уж и сильно.
Суденышко отошло уже довольно далеко от устья реки Аура, когда отец и сын установили мачту и подняли парус. Он моментально наполнился ветром, и скорость заметно увеличилась. Под носом лодки забелели буруны.
Обернувшись назад, Дагвинд заметил какое-то движение в крепости Або. У стен мелькали факелы. Он ткнул Маркуса Едду локтем в бок.
- Да вижу, - ответил Маркус с улыбкой. - Это стража, видно, бегает вокруг с факелами. Что же это они потеряли…
Ушла целая ночь и несколько утренних часов, прежде чем лодка добралась до аландского острова Чёкар. Во время этой поездки Маркус заявил рыбаку, что не сможет прямо сейчас уплатить ему за беспокойство, но пообещал, дав честное слово, что заплатит позже.
- Тебе надо было сказать это до того, как мы вышли в море, - горько ответил Маттиас.
- Это было бы неразумно с моей стороны, - ответил Маркус Едда. - Тогда мы, наверно, никуда не тронулись.
- Можно подумать, - кивнул рыбак. - Теперь я вынужден положиться на твое слово.
- Ты можешь выловить немного рыбы по пути домой. Нет худа без добра.
Гавань поселка Чёкар была почти пустой. Не было лодок у причалов, которые должны были вернуться, когда рыбаки возвратятся с уловом, дарованным им морем. Здесь тоже бегали по берегу моря взад-вперед собаки. Женщины в черных одеждах с косынками на голове возились кто с чем возле своих домов. На скамейке у одного из домов сидела молодая женщина и кормила грудью своего ребенка. Увидев незнакомцев, она поднялась и вошла в дом.
Там и сям пахло едой, и Дагвинд почувствовал, как у него сосет в желудке, хоть он и поел хлеба, принесенного Раймо в лодку. Это был такой же черный хлеб, какой он ел в темнице, хотя этот был безопасен и не такой черствый. Через полчаса они оставили за собой рыбацкую гавань и вышли за околицу деревни.
Чем более вступал в силу день, тем становилось все теплее. С безоблачного голубого неба безжалостно палило солнце. Дагвинд вспотел и почувствовал, что назревала мозоль в сапоге, из которого он вынул портянку.
- Куда это мы путь держим? - спросил он, когда Маркус взял паузу и уселся на большой согретый солнцем камень у дороги.
- С той стороны перешейка есть рыбацкий поселок, - ответил Маркус Едда, показывая на поросший лесом хребет за лугами, на которых паслись тощие коровы. - Я знаю там одного рыбака… хотя он, скорее, контрабандист, чем рыбак. За ним должок передо мной за одну оказанную ему услугу, и теперь, думаю, пришло время взыскать его. Его лодка достаточно большая, чтобы покрыть путь до Стокгольма.
Они продолжили путь, дав небольшой отдых ногам, и вошли в лес, где стало попрохладнее. Лес этот был небольшой. Всего через какой-то час они вновь увидели синеву воды перед собой.
На самом берегу, где была гавань, защищенная заливом, напоминавшим лагуну, живописно раскинулся поселок. Здесь рыбацкие лодки были больше и солиднее, чем те суденышки, которые видел Дагвинд возле Або. Но это был единственный признак богатства. Домишки были такими же серыми и покосившимися, как и в большинстве мест в Швеции и Финляндии. Улица в поселке была пыльная, и нигде не было видно людей.
- Странно, - пробормотал Маркус Едда. - Здесь обычно бывает оживленно.
- Рыбаки должны быть здесь, - откликнулся Дагвинд. - В гавани масса лодок, и сети на просушке.
- Немного дальше по этой дороге есть пивная, - сказал Маркус. - Надо заглянуть туда.
Улица поселка шла, изгибаясь, вдоль побережья, на котором была возвышенность с несколькими деревьями, доходившая почти до воды. За этой возвышенностью стояло низкое строение с небольшой вывеской над входом. Вывеска была до того избита ветрами и непогодой, что нельзя было различить, что на ней было когда-то написано, однако это была явно пивная.
У коновязи перед входом в пивную стояла лошадь в оглоблях повозки. Она медленно жевала сено из мешка, висевшего на коновязи.
Маркус открыл дверь, и они вошли. Оба застыли у порога. И уставились внутрь. На скамьях у противоположной стены сидели минимум двадцать человек. Они были просто одеты, как обычно одевались рыбаки, но странным было то, что ни перед кем из них на столе не было никакой выпивки.
Люди смотрели прямо перед собой, не замечая, казалось, что кто-то еще вошел в пивную. За небольшой стойкой в торце комнаты стоял хозяин - пухленький человечек. Он выглядел так же, как и его гости, уставившись в пустоту отсутствующим взглядом.
Внезапно дверь за спинами Дагвинда и Маркуса растворилась. Раздался скрип, и оба товарища обернулись.
Теперь на них смотрели три мушкетных дула. Оружие было в руках солдат в шведской униформе. Был там и четвертый человек, унтер-офицер.
- Кажется, именно этих господ мы и ждали! - сказал тот грубым голосом.
- В чем, собственно, дело? - властно вопросил Маркус. - Зачем это слуги короны направили оружие против своих земляков?
Унтер-офицер выступил вперед, чтобы получше разглядеть пришедших.
- Обыскать их! - проревел он
Один из солдат отставил в сторону свой мушкет и подошел к ним.
По телам Дагвинда и Маркуса зашарили руки.
- Ничего нет! - разочарованно сказал солдат. - Никакого оружия и никаких денег.
- Они явно все спрятали, прежде чем идти сюда, - прокаркал унтер-офицер. - Но мы заставим их во всем признаться!
- В чем признаться? - спросил Дагвинд.
- Заткни свою поганую глотку, жалкий контрабандист! - проревел унтер-офицер. - Здесь я задаю вопросы, и если тебе дорога жизнь, лучше будет, если ты будешь на них отвечать правдиво и честно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ


В бухте полмили от берега стоял, укрывшись, военный корабль. На него и доставили Дагвинда и Маркуса какой-то час после того, как солдаты в пивной получили подкрепление в виде патруля, вернувшегося с обхода. Как только пленники и их стражники показались на берегу бухты, с корабля спустили шлюпку.
Дагвинд успокоился, только когда очутился в капитанской каюте и понял, что знает этого седобородого капитана.
- Нильс Бьюртен! - удивленно воскликнул он, уставившись на своего бывшего учителя в шпионской школе.
- Что ты, черт тебя дери, здесь делаешь, Дагвинд Мартинссон? - спросил его старший товарищ, подымаясь со стула. - Ты ведь должен быть сейчас в Або! А это кто с тобой?
- Это длинная история, - ответил Дагвинд, и капитан удалил из каюты других членов экипажа, прежде чем дал знать, что готов слушать, что произошло.
По мере того, как Дагвинд рассказывал, что случилось, лицо Бьюртена мрачнело. Наконец он ударил ладонью по бумаге, лежавшей на столе.
- Это похоже на государственную измену! - сказал он. - И об этом надо немедленно сообщить королю. Нас прислали сюда, чтобы препятствовать контрабандной деятельности, которой так любят заниматься эти чертовы рыбаки. Но твой вопрос важнее.
Этот большой корабль вышел из тихой бухты как только начало смеркаться. Дагвинд вышел на палубу, подставив лицо прохладному ветру. В рыбацкой деревне зажглись огоньки, которые отражались в темнеющей воде гавани. На небе показалась луна, хотя солнце еще не полностью исчезло за горизонтом. "Удивительно", - подумал Дагвинд, - "что огненный шар, каким было Солнце, так вот просто огибал Землю, на которой он стоял, и что Земля вообще называлась землей, хотя было столько много воды".
Когда он так стоял, держась за релинг , а паруса над ним наполнялись ветром и в ушах стояли крики моряков, огненный шар исчез полностью и земля быстро погрузилась в темноту. Луна превратилась из бледного старичка в румяную деву, сзади которой были пришпилены звезды.
Все имело свой порядок, и этот порядок был создан Богом, который все сделал идеально, до малейшей песчинки, как и должно было быть, неизменно, до конца света.
Через полтора дня он снова стоял почти что на том же месте у релингов, но была уже не ночь, а было утро, и корабль медленно огибал один из островков, открывая перед ним вид на Стокгольм.
В этом узком проходе в шхерах они повстречали другое судно, несшее флаг Южной компании. Владельцем этого судна, как и всеми остальными судами пароходства, был Виллем Усселинкс, только что получивший королевскую привилегию торговли с Африкой, Азией и Америкой. Суда Усселинкса ходили в Стокгольм и из Стокгольма, повышая благосостояние тех, кто ценил его.
Как только стал виден корабль со штандартом Нильса Бьюртена, в Шеппсхольмене выстрелила пушка, и когда они подошли поближе, они увидели множество народу на набережной. Нильс Бьюртен стоял на палубе. Он был бледен, но собран. Он знал, что ему зададут много вопросов:
почему он прервал свою экспедицию?
почему он вернулся в столицу без приказа на это?
После того как был опущен трап, первым на причал сошел капитан Бьюртен. Он поспешил к высокому офицеру, стоявшему на причале с полудюжиной солдат. Они о чем-то поговорили. В основном говорил Бьюртен, энергично жестикулируя и показывая на корабль, на котором компанию Дагвинду у релингов составил Маркус Едда.
Офицер подозвал к себе одного из солдат и что-то сказал ему. Солдатик бросился выполнять приказ, словно ему ткнули в зад факелом, а капитан Бьюртен с офицером подошли к трапу. Капитан посмотрел вверх на Дагвинда и Маркуса.
- Прошу господ сойти на берег, - приказал он. - Когда во дворце узнают о вашем прибытии, устроят праздник в Капернауме, так что господам не стоит на него опаздывать.
Немного спустя Дагвинд Мартинссон снова стоял в Рикссалене во дворце. Несмотря на раннее утро, там уже были группы и группки разного рода людей, стоявших, болтая, вдоль стен в ожидании приема у вышестоящих на лестнице власти, чтобы подать прошения, жалобы или ходатайства. Дагвинду ждать не пришлось. У подъемного моста его ждала стража, которая эскортировала его в большой зал. Маркуса Едду оттеснили в сторону и не позволили следовать за ними.
По бокам Дагвинда стали стражники, сопроводившие его до высокой двери комнаты, в которой с глазу на глаз принимал король.
Эта комната была больше той, в которой принимали Дагвинда в первый раз, когда он попал в Рикссален. Стены были обиты красным и золотым атласом, на них висели большие портреты в золоченых рамах, а на красивом кресле за чистым столом сидел Густав Адольф. Там был и Аксель Оксеншерна. Как только за Дагвиндом закрылась дверь, король встал.
- С какими вестями ты прибыл сюда, Дагвинд? - спросил он. - У меня восстание в Финляндии?
- Не думаю, Ваше Величество, - ответил молодой человек из Эргрюте. - Но дела таковы, что можно сказать и так!
Вперед выступил Оксеншерна.
- Если сообщение капитана Бьюртена соответствует действительности, в этом твоя большая вина, Мартинссон, - сказал риксканцлер. - Я предупреждал тебя однажды о том, что может случиться, если ты не будешь держать себя в руках. Вильгельм Поссе - человек чести. Он не потерпит статус рогоносца.
Король сделал рукой жест несогласия.
- Я видел Эмилию, - объяснил он. - Красивая полнокровная молодая женщина. Таких нельзя оставлять одних. Какую бы цель ни преследовал Вильгельм Поссе, - если за этим стоит он, - его действия несомненно представляют собой предательство… на грани государственной измены. Корона не может это терпеть. Послушаем теперь твою версию.
Новый жест величества показал, что Дагвинд может сесть. Он так и сделал, после чего еще раз рассказал, что с ним приключилось после того, как он прибыл в абоскую крепость.
Король немного помолчал, выслушав Дагвинда. Затем кивнул в знак согласия.
- Ты правильно поступил, возвратившись ко мне с этой новостью как можно скорее, -сказало величество. - Должен сказать, что тебе повезло, что ты встретился с Бьюртеном. Другой капитан не посмел бы прервать экспедицию против контрабандистов на Аландских островах. Нильс - достойный уважения человек… и умный… Ты можешь идти, Дагвинд. Мы еще встретимся!
Дагвинд толком не понял, как следует понимать эти прощальные слова. Может, это была угроза? Он поднялся, поклонился и попятился к двери под мрачным взглядом Оксеншерны. Он также не мог понять этот взгляд. Мог ли канцлер быть на стороне Поссе в этом деле?
Выйдя в Рикссален, он увидел Маркуса Едду, ожидавшего приема в окружении гвардейцев короля. Подходя к выходу из зала, он увидел через плечо, что дверь в королевскую приемную открылась. И Маркус исчез.
Неприятное чувство охватило Дагвинда. Король - или Оксеншерна? - решил говорить с ними по-отдельности. Значит, полного доверия не было ни к одному из них.
В то же время это означало, что каждого из них могут ожидать проблемы.
Однако сейчас особых проблем не было, хотя, когда Дагвинд несколько дней спустя попытался войти в дом Поссе, чтобы увидеться с Эмилией, дорогу ему преградили солдаты, расставленные вокруг дома.
- У нас приказ никого не впускать сюда, - сказали ему.
- И кто же отдал этот приказ?
- Этого я не имею право обсуждать.
Дагвинду пришлось повернуть восвояси. Он, конечно, догадывался, кто отдал этот приказ. Оксеншерна и никто иной!
Из дворца больше ничего не было слышно. Дни перерастали в недели, недели в месяцы. Дагвинду стало казаться, что он стал персоной нон грата после событий в Або, хотя он не понимал, почему. Через пару недель после того, как Дагвинда Мартинссона не пустили в дом Поссе, он встретил Маркуса Едду. Дагвинд совершал свою обычную долгую прогулку. Это был его способ разгонять тоску. Каждое утро он выходил из своей квартиры в обветшалом доме недалеко от Стрёммена и шел куда глаза глядят, пока голод не заставлял его зайти в одну из харчевен по пути.
В это утро ноги привели его к таможне у Южных ворот. Он бывал там и раньше. Поэтому он не обратил особого внимания на черепа, висевшие в клетках у желтой деревянной входной двери. Это были черепа казненных за разного рода предательство, выставленные напоказ, чтоб неповадно было другим.
У таможни толпились крестьяне, пытавшиеся заключить сделку с таможенником. Никто не хотел платить тридцать вторую часть стоимости товара, установленную в качестве пошлины за ввоз в город. Один человек, приехавший с мехами из Вестманланда, кричал громче всех. Его оценка товара не совпадала с оценкой таможенника.
Дагвинд резко развернулся и пошел назад в город. Хотя воздух еще не совсем прогрелся, отвратительная вонь стала действовать на его обоняние. Он с трудом переносил этот смрад. Он смотрел прямо перед собой, чтобы не встречаться глазами с попрошайками от мала до велика, набрасывавшимися на каждого прошедшего через таможню новичка, который по своей неопытности был легкой добычей.
На площади Йернторгет он увидел Маркуса. Узнав его, он поспешил к нему. Подойдя поближе, остановился. Маркус Едда заметно постарел с тех пор, как они виделись в последний раз. Лицо его и раньше было бледным, почти изможденным, и это впечатление усугублялось из-за его черных волос. Теперь волосы сильно поседели, хотя Маркус все еще был молодым мужчиной. На лице были отметины, как после оспы, и он немного прихрамывал.
- Маркус! - крикнул Дагвинд.
Тот остановился и оторвал взгляд от земли. Когда он увидел, кто зовет, на его изможденном лице появилось подобие улыбки.
- Дагвинд! Давно не виделись!
- Да уж точно не вчера. Я искал тебя, но безрезультатно. Где ты был?
- Так ты не знаешь, - ответил Маркус Едда. - Я думал, что канцлер рассказал тебе. После встречи с королем я снова побывал в Або. Не очень-то приятная была поездка.
- Я весь внимание, - ответил Дагвинд. - Но здесь не место для разговора…
Над ним распахнулось окно, и женщина выплеснула содержимое ночного горшка. Он едва уклонился.
- Сам видишь, что здесь опасно, - продолжил он. - Позволь угостить тебя выпивкой, пока ты рассказываешь.
Маркус кивнул в знак согласия, и они пошли в сторону моста Шеппсбрун. Там был трактир, над входом в который висела кованая вывеска, качающаяся на ветерке с моря. Внутри была буфетная со столами, окруженными деревянными стульями с высокими прямыми спинками. Там было несколько свободных столов, и они уселись за одним из них. Подошла девушка, все еще тонкая в талии, и спросила, чего они желают.
- Я бывал здесь раньше, - сказал Дагвинд Маркусу. - Их любекское пиво вполне можно пить.
- Пойдет.
Им принесли их пиво, и Маркус начал рассказывать. Всего лишь через несколько дней после встречи с королем и канцлером была организована карательная экспедиция. Небольшой корабль, доверху нагруженный солдатами, отправился в Або. Управляющий крепостью был арестован, а с ним и большинство его приближенных. Маркус должен был указать всех, кто был причастен к заточению его и Дагвинда. Эти несчастные были допрошены, и если они не рассказывали, что хотел бы услышать начальник карательной экспедиции, их подвергали пыткам.
Наконец стало окончательно ясно, что за всем этим предательством действительно стоял Вильгельм Поссе. Тогда процесс для всех замешанных в предательстве был короток. Голова управляющего крепостью была отсечена мечом. Некоторые другие были позорно повешены, а ряд солдат были вывезены в Лифляндию, где они должны были занять первые ряды в случае сражения.
- Кое-кто не пожелал разделить их участь и оказал сопротивление, и я попал в эту свалку, - сказал Маркус Едда. - Вот почему я теперь хромаю. Но лучше хромать, чем расстаться с жизнью, что произошло с пятью протестовавшими.
- Но что случилось со всеми твоими донесениями, которые я должен был анализировать? - спросил Дагвинд.
- За тебя это сделал кто-то другой, - ответил Маркус, отхлебнув пива. - Я днями и ночами сидел с офицерами, рассказывая все, о чем я узнал. Так что я почти не помню переход через Аландское море. Я почти все время спал.
- А что произошло с Вильгельмом Поссе?
- Ну да! Ты был влюблен в его красавицу жену. Насколько я знаю, она сейчас красавица вдова. Густавус Адольфус - беспощадный властитель.
Дагвинд торопливо огляделся вокруг. Такое было опасно произносить вслух. Но он не заметил, чтобы кто-то прислушивался.
- И тебе пришлось вернуться в Стокгольм, - сказал он затем. - Здорово. Теперь мы можем чаще встречаться, возобновить знакомство.
Маркус затряс головой. В его бороде висел клок пены, который затем упал.
- Нам не удастся пообщаться, - сказал он. - Уже завтра рано утром я должен отправиться обратно в Лифляндию за новыми сведениями для моего дражайшего короля и его высокочтимого канцлера. Я должен идти, Дагвинд, а то не успею сложить в мешок три пары моих кальсон. Тебе большое спасибо за угощение.
Они никогда больше не виделись после того, как Маркус исчез из трактира. Дагвинд размышлял о том, что могло произойти, что заставило Маркуса Едду так страшно измениться. Может, казни в Финляндии, но, думал он, солдат и шпион за рубежом должен был встречаться и с более страшными вещами.
Время шло, наступила зима, пришла весна, а затем лето. Услуги Дагвинда, видимо, больше не были никому нужны. Он жил хорошо, ведь корона платила за комнату, в которой он проживал, и каждую неделю он ходил к квартирмейстеру в дом военно-морского флота и получал жалование, обещанное ему по прибытии в столицу.
Он и сам замечал, что становится усталым и вялым, что растет живот от обильного поглощения пива. Время от времени он встречал нищего Йорана Бенгтссона, и в руку этого бедняги, если Дагвинд шел от квартирмейстера, попадал клиппинг.
"Вот как я закончу свою жизнь", -думал он иногда, бредя домой на подгибающихся ногах стокгольмским вечером. Подчас он подумывал, что может вернуться домой. Как-то он поднял этот вопрос у квартирмейстера, но узнал, что будет считаться дезертиром, если покинет Стокгольм. Когда он пожелал узнать, почему, тот лишь поджал губы и отвел от него взгляд.
В Стокгольме ему было нехорошо. Тебе будет нехорошо везде, если тебе нечего делать. Небольшого жалования, которое он получал, хватало на еду и пиво; если он ел не так много, то мог позволить себе больше пива. За всем этим угадывалась рука Оксеншерны. Это было в наказание за то, что произошло с Поссе. Оксеншерна полагал, не зная наверняка, что Поссе никогда не стал бы предателем и не был бы повешен, если бы его жена была оставлена в покое.
Оксеншерна был бы рад, если бы Дагвинд также исчез с лица земли. Но Дагвинд был под защитой короля. Ведь это Густав Адольф пригласил его в Стокгольм, пожелав принять его на службу. Король, возможно, и не знал о том, как Дагвинд проводил теперь свои дни.
Стокгольм был адом.
А в октябре Стокгольм стал адовым пеклом.
Все началось с небольшого возгоранья на юго-западе. Две женщины варили пиво в сарайчике, не справились с огнем, и сарайчик вспыхнул, искры были подхвачены сильным ветром, и пожар пошел дальше. Скоро должна была начаться ярмарка, и во многих складских помещениях в округе скопилось много дегтя и пеньки, повсюду хранились дрова, заготовленные на зиму. Вскоре горело все в этом скопище домов, представлявших собой столицу. Народ пытался тушить, но это было почти невозможно сделать.
Дома рушились, хороня под обломками людей. За одну только ночь была уничтожена пятая часть Стокгольма.
Среди боровшихся с огнем был и Дагвинд. Он бегал по крышам, пытаясь с помощью смоченной водой парусины и других мокрых тряпок сбить все поглощающее пламя. Он стоял в цепи людей, которые передавали друг другу ведра с водой, чтобы тушить горящие дома. Там он увидел, как на брадобрея , спешившего к пострадавшим, лежащим на улицах и в переулках, упала балка.
Дагвинд бросился к нему, но было поздно. Брадобрей был мертв. Тогда Дагвинд взял его сумку, посмотрел, какие в ней были лекарства помимо бритвы, расчесок и ножниц, и стал оказывать помощь вместо погибшего.
Всю ночь он боролся за жизни людей, кричавших от боли и смертного страха. Он ампутировал руки и ноги детей и взрослых, которые без этого могли не выжить или оправиться.
Несколько раз он ошибался, однако в основном делал все правильно. Все, чему он научился у доктора и аптекаря Ладеманна и лекаря Петера á Налдвика, крепко засело в мозгу.
Пожар полыхал аж до полудня следующего дня. Крепкий ветер ослаб, и можно было бороться с остатками огня. В некоторых местах огонь погас из-за недостатка топлива.
Когда опасность миновала, появился король во главе конной свиты, чтобы оценить причиненный ущерб. Сгорела дотла бóльшая часть домов на юго-западе города между мостами. Там остались стоять лишь черные печи и выгоревшие каменные дома.
Дагвинд только что закончил бинтовать сильно обожженную женщину, как услышал топот копыт. Он поднялся на ноги и обернулся.
Менее чем в пяти метрах от него в седле крупного коня сидел король Густав II Адольф. Дагвинд ладонью убрал сажу из глаз, выпрямился и посмотрел в глаза своему властителю.
- Подойди ко мне, лекарь! - сказал король, вынув свой кошель. - Ты достоин поощрения за свою добрую работу.
- Нет необходимости, Ваше Величество, - ответил Дагвинд Мартинссон. - Иметь работу - достаточная награда!
- Мне знаком этот голос, - воскликнул Густав Адольф. - Боже мой, да это же Дагвинд! Что ты здесь делаешь? Разве ты не в Лифляндии?
- Нет.
- Когда ты вернулся?
- Я в Стокгольме с тех пор, как отчитался за то, что произошло в Або.
Король ничего не сказал. Он пристально посмотрел на своего испачканного сажей и обгоревшего подданного. Затем он развернул коня и поскакал назад той же дорогой, что привела его сюда, - мимо дымящихся пожарищ, на которых копались в золе люди в поисках уцелевшего имущества.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ


В мире вот уже десять лет шла война, и настала очередь Дагвинда Мартинссона пережить отведенную ему в ней долю.
В 1618 году богемцы подняли восстание против династии Габсбургов, а год спустя они избрали королем вожака евангелистов Фридриха Пфальцского. Но королем он пробыл лишь до ноября 1620 года, когда восстание было подавлено генералом Тилли в битве при Белой горе недалеко от Праги.
Фридрих был вынужден отправиться в изгнание. В 1623 году войска католиков заняли пфальцские наследные земли, и пфальцское курфюстерство переехало в католическое герцогство Баварии.
Английский король Яков I, - которого на родине звали Джеймс I, - занял, между тем, сторону своего зятя Фридриха Пфальцского, и Нидерланды и северогерманские земли почувствовали угрозу со стороны католической лиги, вступавшей в Северную Германию.
Война превращалась в войну престолов, где объединенные немецкие государства в определенных ситуациях поддерживали противную сторону, опасаясь, что кто-нибудь из союзников получит слишком большое влияние. В 1625 году король Дании Кристиан с подачи Франции и Англии решил вмешаться в войну. Датская армия была разбита при городе Луттер-ам-Баренберг в 1626 году. Королевские войска заняли Ютландию, захватив бóльшую часть побережья Балтийского моря, в то время как королевский главнокомандующий Альбрехт Валленштайн, сменивший Тилли, осадил Штральзунд.
Захватив в 1621 году город Ригу в Лифляндии, король Густав Адольф пять лет спустя перенес театр военных действий в нижний Вайхзель. Во время прусской кампании король научился оригинальному военному искусству, особенно в области тактики.
Твердая внешняя политика короля, направленная на превращение Швеции в великую державу, имела большое значение и для внутренней политики. Было заложено много новых городов, он следил за тем, чтобы создавались торговые компании, развивались железные промыслы, и все это для того, чтобы добывать деньги на войну. Густав Адольф знал, что со временем вражда стихнет, и для мирных и военных целей потребуются знающие, образованные люди. Поэтому он позаботился о том, чтобы реорганизовать университет в Уппсале.
Граф Аксель Оксеншерна сохранил свое влияние на Густава Адольфа, точно такое, какое он имел при Карле IX. Что же касается Дагвинда Мартинссона, король долгое время не имел никакого представления о том, что случилось с этим юношей из Эргрюте.
Король не был глуп. Оксеншерна до самого конца ходатайствовал о пощаде для Вильгельма Поссе, и это было понятно Густаву Адольфу, так как он знал, что эти двое долгое время были близкими друзьями. Однако на этот раз король пошел против своего советника. Если бы предатель остался жив, это могло быть нежелательно истолковано.
Поначалу Густав Адольф не понимал, почему Оксеншерна так поступил с Дагвиндом Мартинссоном, но вскоре после того, как он повстречался с юношей на улице после большого пожара, он получил недостающую информацию, и связь между Дагвиндом Мартинссоном, Эмилией Поссе и Вильгельмом Поссе стала очевидна.
- Государство потратило кучу денег на образование Мартинссона, - сказал король своему государственному секретарю. - Этот молодой человек умен и предприимчив, хоть он и не проявил свою мудрость, связавшись с Эмилией Поссе.
Оксеншерна поднял брови, но промолчал.
- Валленштайн идет к Штральзунду, - продолжал Густав Адольф. - Там нужен человек, который мог бы взглянуть на ситуацию свежим глазом. Таким человеком будет Мартинссон. Ему надо поехать туда под маской фельдшера. Парень смыслит в медицине. Я сам видел, как он работает брадобреем. Он с честью с этим справится.
Таким вот образом Дагвинд Мартинссон три месяца провел в древнем ганзейском городе Штад у Штральзунда, напротив острова Рюген. В его распоряжении была старая потрепанная квартира возле рынка Альтер Маркет. Чтобы никто не заподозрил, что он не тот, за кого себя выдает, он каждый день несколько часов оказывал врачебные услуги шведским офицерам. Простые солдаты должны были довольствоваться услугами других фельдшеров в гарнизоне.
Каждый день, окончив прием, он бродил по Штральзунду, любовался старинной ратушей с ее проваленными декоративными фронтонами, слушал звон колоколов трех старинных церквей - Николая, Марии и Якова.
Его вскоре стали узнавать в маленьких пивных на окраине города. Когда посетители узнали о его профессии, они стали подходить к нему, усаживались за его стол и рассказывали о своих болячках. Зачастую он был в силах помочь им, немного смягчая их муки и разговаривая с ними. Было нетрудно перевести разговор на войну, и пришедшие из окрестных селений многое ему рассказывали о солдатах Валленштайна, их численности и передвижениях.
Когда Дагвинд возвратился в Стокгольм на корабле, который был так изношен и пропускал столько воды, что было невозможно понять, почему он еще наплаву, у него было полно сведений о планах германского военачальника.
Король со своим генеральным штабом принял к сведению рассказанное, которое должно было принести большую пользу, когда отряд кораблей будет послан в Штральзунд для облегчения сложного положения шведов.
Дагвинд какое-то время был свободен и мог видеть, что многое из уничтоженного пожаром стало возрождаться. На пожарищах появлялись новые улицы, которые были прямее и шире прежних, а вновь построенные на них дома солиднее.
Дагвинд возобновил свои прогулки по городу. Посетив верфь, он увидел, что Хенрик Хюбертссон де Грот не врал, говоря о новом корабле "Васа", новой регалии, заказанной королем. Он стоял уже на воде, готовясь к выходу в море.
Корабль был красив и высоко возвышался над водой. "Скорее всего, он будет быстроходным парусником", - подумал Дагвинд. - "И это хорошо, а то шведское владычество на Балтике требовало все более скорых связей между материком и различными провинциями". Эти провинции были головной болью королевства. В случае захвата врагом они будут препятствовать оказанию им помощи или, по крайней мере, задерживать ее.
Требовались хорошие суда, так как старый флот Густава Адольфа не всегда был готов выйти в море. Во время польской войны король горько жаловался на то, что корабли воевали с большой течью, подчас без мачт и парусов. Было авантюрой перевозить большие массы народа через море.
Дагвинд довольно часто бывал на корабельной верфи, следя за тем, как расцветал новый корабль.
Король и его ближайшие советники тоже думали о новом корабле "Васа", хотя не столько о его красоте, сколько о мощи. До дворца дошли плохие слухи, утверждения, заставлявшие Густава Адольфа ходить взад-вперед по комнатам, беспрестанно призывая к себе советников.
- Я очень полагаюсь на мастера де Грота, - сказал король Оксеншерне. - Он знает свое дело. Однако меня беспокоят вести о том, что Валленштайн направил экспертов в судостроении, которые проникли на верфь и вмешиваются в строительство "Васы".
- Мы очень тщательно проанализировали эти слухи, - ответил канцлер. - Пока что мы не нашли ничего подтверждающего их соответствие действительности. Да и как можно навредить "Васе"? Он под крепкой охраной солдат и работников.
- И все же я беспокоюсь, - настаивал король. - Корабль скоро будет полностью оснащен. Ничто не должно с ним случиться, ведь это королевская регалия. Абсолютно ничего. Пришлите сюда Мартинссона!
Он вернулся в свои покои, чтобы отдохнуть, однако в мыслях короля покоя не было. Время было тяжелым. В тот год вооружение военных кораблей началось необычайно рано. Уже в марте риксадмирал Юлленъельм имел у Альвснаббена в южных шхерах флот из одного большого, восьми средних и пары небольших кораблей, готовых выйти в море. В начале апреля эскадра вышла в направлении Пиллау и Данцига, чтобы установить блокаду. В мае адмирал Клас Флеминг вышел со своими кораблями, чтобы соединиться с Юлленъельмом. С ним был и король. Теперь вот король вернулся в Стокгольм, но лишь на время.
Он должен возвратиться назад, так как все говорило за то, что Валленштайн планировал выйти в море с множеством кораблей. Это беспокоило, и король знал, что надо готовиться к худшему. Теперь каждый корабль был на счету, и король вернулся, чтобы призвать к себе своих советников и поторопить со строительством шведского флота.
- Проследите, чтобы "Васа" был готов! - приказал он.
Густав Адольф знал, что форсировать строительство корабля было рискованно, но что было делать? Теперь вот он сидел и размышлял в одиночестве. Усталость брала свое, и он стал кивать головой. Минуту спустя он заснул и не просыпался до тех пор, пока в дверь не постучали и не сообщили, что прибыл Дагвинд Мартинссон.
Королю не надо было долго объяснять, что он хочет. Дагвинд Мартинссон стоял посередине комнаты со шляпой в руке и слушал. Все было ясно и понятно, вопросов не было.
- Это важно, - наконец сказал Густав Адольф. - Помимо как от Бога благополучие королевства зависит от его флота!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


В народе бытовало выражение: "в Швеции с хворобой стыд и срам: ждет заболевший больницы палату, а получает кирку да лопату".
Дагвинд Мартинссон считал этот стишок мерзким, поскольку в нем утверждалось, что у заболевшего нет никаких шансов на выздоровление. Единственное, на что мог рассчитывать бедняга, это хорошо вырытая могила.
Он поднялся на борт корабля "Васа" со своей котомкой в руках. В ней было рвотное средство, сухой горох для приготовления отвара, клистирная спринцовка, несколько острых ножей и ножниц. Теперь, когда он был на борту официально в качестве фельдшера, он должен был соответствовать. Экипаж имел право на бесплатное лечение всех болезней, кроме сифилиса - болезни, имевшей много названий: сифон, генерал, французская, испанская или неаполитанская болезнь. Болеть им было позорно. Еще в 1612 году Густав II Адольф в своем распоряжении мастеру Маркусу Брадобрею писал, что лечение всех заболевших на судне должно быть бесплатным, "кроме заболевших сифилисом, или французской болезнью".
Как и все остальные фельдшеры, у Дагвинда имелось средство и от этой хворобы, ибо подцепившие французскую болезнь охотно платили, чтобы от нее избавиться. Это зло прогонялось на борту отваром из древесины тропического дерева гуайава. Но этого было недостаточно: в течение пятнадцати дней следовало смазывать нижнюю часть живота больного камедью, свинцовыми белилами, терпентином и ртутью.
Дагвинд спустился под палубу, чтобы ознакомиться с имевшимся там медицинским оборудованием. Оно целиком помещалось в большую деревянную бадью, и это его немного разочаровало. В бадье были лишь несколько деревянных ложек, терка, ступка, а также мутовка, разливной кран, таблетница, оловянная фляжка и керамическая кружка.
- Не густо, - сказал он сопровождавшему его старшему боцману Перу Бертильссону. - Остается лишь Богу молиться, чтобы в рейсе не было серьезных больных.
- Когда мы придем в Альвснаббен, там будут медицинские наборы, которые мы возьмем на борт, - ответил Бертильссон. - В них есть инструменты для кровопускания и пилы для ампутации. Мастер будет доволен!
Мастер! Да, теперь он был для всех мастером. Никто не подозревал, что на самом деле Дагвинд очутился на судне для того, чтобы шпионить за экипажем. Подозрения короля, что на корабле есть саботажники, должны быть подтверждены либо опровергнуты.
- Обойду судно и посмотрю на народ на борту, - сказал Дагвинд. - Если увижу больного, он должен быть тут же списан на берег, а вместно него надо взять здорового.
- На это надо время, - выразил свое мнение старший боцман. - Когда мы выйдем в рейс, на борту будет уже пара сотен человек.
- И все же надо это сделать, - объяснил Дагвинд.
Они расстались на верхней пушечной палубе, и Дагвинд начал свою инспекцию. Развлечения ради он начал считать пушки на борту и насчитал шестьдесят четыре штуки.
Он знал, что экипаж состоит приблизительно из ста тридцати человек, но на тот момент на борту были также близкие моряков - женщины и дети. Здесь не было ничего необычного, так как в корабельном уставе говорилось: "А коли кто пожелает иметь при себе свою жену, это дозволено в Стрёммене и в шхерах, но не в рейсе супротив врага".
Он протиснулся меж людей и вновь оказался в глубине судна. Там шла погрузка на борт последних бочек и ящиков с провиантом, который распределялся по кладовым с соленьями и прочими запасами. Он отметил про себя, что все крепилось по-штормовому, как это положено на военном корабле.
Когда Дагвинд взошел на борт, погода была прекрасной и все вокруг было спокойно и красиво в этот августовский воскресный день. Ветер дул с юго-запада, не такой уж и крепкий, когда корабль медленно передвигался на тросах вдоль набережной Шеппсбрун. На ней толпа людей глазела на новый мощный корабль королевства, одновременно пугаясь и восхищаясь большим позолоченным львом на носу "Васы".
С верхней палубы доносился топот шестнадцати матросов, ходивших вокруг шпиля и выбиравших истекающий водой толстый якорный канат, ползущий в якорный клюз . Через один из открытых пушечных портов Дагвинд видел, как вельбот - большая судовая спасательная шлюпка - увозил второй якорь, предназначенный для буксировки корабля с помощью шпиля.
Скоро "Васа" будет в проливе Шлюссен, и экипаж готовился к постановке парусов.
Дагвинд опускался все ниже в чрево корабля. Внезапно он почувствовал небольшой крен. Крен был небольшим, но у Дагвинда было такое чувство, что его не должно было быть вообще.
Что-то было не так.
Вдруг до него дошло, что если кто-нибудь желал причинить "Васе" вред, его не надо было причинять именно сейчас. Вред, видимо, был уже причинен.
Рейс готовился еще с весны. Тогда на борт погрузили балласт.
Балласт!
Естественно. Именно балласт заставил корабль накрениться, именно из-за него "Васа" стоял так высоко над водой.
На этом низком уровне он больше не встречал людей. Все, кто мог, были на палубе, чтобы в последний раз и надолго полюбоваться красивыми видами столицы.
Он спустился еще ниже. Там лежала огромная гора камней, число которых должно было гарантировать, что центр тяжести у "Васы" будет низко. Все выглядело так, как следует. Внезапно "Васа" вновь покачнулся. Крен мог быть и естественным. Дагвинд знал, что капитан Сёфринг Ханссон должен был облегчить маневрирование на выходе на чистую воду, протянув перлинь за кормой. Он должен был помочь развернуть судно на восток и лечь на заданный курс.
Дагвинд услышал команду "Все наверх! Паруса ставить!". Матросы стояли наготове у шкотов , фалов и брасов , и он услышал шипящий звук, когда упали с реев вниз и надулись от ветра фор-марсель и грот-марсель .
- Поставить фок и бизань ! - раздался резкий крик сверху.
Еще один наклон корпуса судна. Наполнились ветром четыре поднятых паруса - менее половины парусов, которые способно нести судно. С места сдвинулся один из камней балласта.
Что-то явно было не так.
Он вскарабкался на кучу балласта и сдвинул в сторону один из огромных камней. Он получил точно удар в сердце, когда увидел доски под камнями. "Васа" стал набирать ход, когда был отдан кормовой конец . Порыв ветра наполнил паруса, и подо львом на носу зажурчала вода.
Дагвинд боролся с камнями, откатывая один камень за другим, и наконец освободил одну из досок под балластом. Он поднял ее и увидел огромное пустое пространство, которое должно было быть полностью заполнено балластом.
Он чуть не закричал. Но из горла вырвалось лишь бульканье, и он бросился по трапам наверх, чтобы найти капитана Сёфринга Ханссона. Когда он был на полпути, корабельные пушки произвели приветственный шведский салют, после чего он был уже на палубе. Корабль вновь качнулся от порыва ветра, пришедшего с гор на юге.
И снова выпрямился. Дагвинд отыскивал глазами капитана и увидел его вдалеке на корме. Там стояла плотная толпа, и ему пришлось продираться сквозь нее.
- Смотри, куда прешь, бузотер! - крикнула ему одна толстуха, когда он оттолкнул ее в сторону, чтобы пройти. - Не только у тебя есть право быть здесь!
Не прошел он и пары метров, как налетел еще один порыв ветра с гор. Судно сильно накренилось, неожиданно сильно. Послышалось несколько громких команд, и матросы поспешили отдать марсель-шкоты.
Ему осталось не более двадцати метров до капитана, стоявшего в окружении своих близких. Но на его пути было много народу, не желавшего сдвинуться с места. Все громко говорили и смеялись. Дагвинд понял, что его крик капитан не услышит. Поэтому он попытался пробиться сквозь толпу.
Новый порыв ветра с берега поднял воротник камзола. "Васа" накренился и на этот раз не выпрямился. Наклон его был все круче. Вода устремилась внутрь через открытые пушечные порты, и крен становился все сильнее.
Теперь народ кричал уже от страха. Он пытался перейти на задравшийся вверх борт, но внезапно наклон палубы стал настолько крутым, что по ней было невозможно пройти. Гордый корабль почти полностью лежал на боку.
Дагвинд понял, что было слишком поздно. Он почувствовал, как его кто-то сильно толкнул, и прежде, чем он мог что-то сказать, он был уже в холодной воде вместе с массой других людей. Со всех сторон он слышал крики. Он видел, как женщина вдалеке держалась на воде благодаря воздушному пузырю, образовавшемуся из ее одежд, но воздух вышел из этого пузыря, и ее крик ужаса тотчас умолк, когда она исчезла под водой.
Дагвинд и сам боролся за жизнь. Он так и не научился плавать иначе, как по-собачьи. Теперь он понял, что этого было недостаточно. Одежда намокла и стала тяжелой, а сапоги, казалось, тянули его в пучину.
Он выпрыгнул из воды, как мячик, сделав глубокий вдох. Затем он попытался стащить с себя сапоги, но делая это, он погружался все глубже. Наконец он скинул обувку, одновременно высвободившись из камзола. В нескольких метрах над собой он видел солнечные блики на поверхности воды. Руки гребли, как лапы, и после нескольких мощных гребков ему удалось подняться повыше.
Легкие готовы были взорваться, и воздух начал вырываться изо рта, образуя пузыри, уплывавшие от него. Он уже подумал, что все пропало, как вынырнул на поверхность и смог снова глотнуть воздух.
В сотне метров от себя он увидел мачты "Васы", торчавшие из воды. На рангоуте сидели люди, нашедшие там убежище; он видел также, как множество лодок, вышедших для сопровождения корабля, шли на веслах к потерпевшим кораблекрушение, чтобы спасти их из этой опасной купели.
Ближе к берегу шло судно под голландским флагом, с которого также спустили шлюпку. Она шла в сторону Дагвинда, и он отчаянно замахал рукой, надеясь, что его заметят.
Он почувствовал, что снова тонет. С головы слетела шляпа и стала уплывать от него. Он хлебнул холодной воды, а кашляя, заглотнул еще больше. В глазах потемнело, хоть они и были широко раскрыты. В этой черноте переливались краски, как в калейдоскопе, и теперь он настолько устал, что уже не мог грести руками на собачий лад.
Внезапно он почувствовал резкую боль в боку. На миг он очнулся. Что-то тащило его вверх. Только через несколько секунд он понял, что боль причинял ему багор. Крюк багра зацепился за его рубашку, одновременно разрывая кожу.
Теперь он вновь был на поверхности воды. Дагвинд закашлялся, и его вырвало. Он почувствовал, как его крепко схватили за руку, вытащили из воды и перекинули через релинг. А потом он лежал на дне весельной лодки, хватая ртом воздух. Его еще раз вырвало. Человек в белых штанах крикнул что-то вроде "Готт фердоме!" и отскочил в сторону, чтобы на него не попала блевотина. Дагвинд безвольно опустился на дно лодки. Он просто-напросто не в силах был подняться.
Он открыл глаза и посмотрел прямо на солнце. Затем он их закрыл и отдался покачиванию лодки, быстро бежавшей на веслах. Слышался скрип трущейся о дерево древесины. Кто-то стал обвязывать его веревкой, и на миг Дагвинду показалось, что он парит в воздухе. Когда веревка затянулась на его груди, его снова вырвало.
После этого вокруг него стало темно.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Голландия




ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


Дагвинд стоял на носу судна "Эдам ав Горн" и смотрел на полоску берега, проявлявшуюся все отчетливее. Когда его подняли на борт этого голландского судна, принадлежавшего Южной компании, он был почти без чувств, с полными воды легкими. Член экипажа, спасший его от утопления, теперь позаботился, чтобы он освободился от воды и начал снова дышать. Когда он пришел в себя, он сразу попросился на берег, чтобы рассказать своему начальству о том, что он увидел на борту "Васы".
Однако к этому времени "Эдам" уже отошел на значительное расстояние от стокгольмской гавани, и капитан Марникс Аделгонде отказался поворачивать назад. Капитан удивился, узнав, что он спас шведа, говорящего по-голландски, но и это не помогло. Время было весомым фактором для зафрахтованного судна, и коль Дагвинд Мартинссон не мог сказать, почему ему было так важно высадиться на берег, Марникс заявил, что он ничем не может помочь.
- Если мы встретим какое-нибудь судно, идущее в Стокгольм, мы постараемся переправить тебя на него, - сказал он.
Но такого судна они не встретили. Они были в рейсе уже более недели. "Эдам" вошел в Ваддензе , и паруса обвисли, когда он оказался с подветренной стороны больших островов. Пред взором Дагвинда возникли Нидерланды, и настроение его немного испортилось. Дома, в Швеции, должно быть, думают, что он умер, утонул при кораблекрушении "Васы".
К этому времени большинство из тех, кто дал ему задание выявить диверсантов, проникших на борт "Васы", были уже на пути к театру военных действий на севере Германии. Докладывать было некому. В особенности потому, что ему было строго приказано докладывать только устно. Теперь вот он стоял, обдуваемый слабеющим ветром, и смотрел на побережье Фрисландии. Он уже бывал здесь раньше, но тогда это было по его доброй воле.
Нидерланды имели особенную, почти треугольную форму; их земли были окружены Германией, Францией и Северным морем. Они были разрезаны на куски реками Рейн, Маас и Шельда, которые при впадении в море разветвлялись на множество протоков. Фрисландия была одной из семнадцати провинций Нидерландов. Каждая провинция и каждый крупный город были относительно самостоятельными единицами в королевстве. Каждая имела свое правительство и собственную армию. Когда победоносные римские легионы Цезаря дошли до этих мест, им пришлось подавлять галлийских кельтов и германских тевтонов. Упорное сопротивление римскому владычеству оказали германские народы, главным образом храбрые фризы и батавы. Сломив сопротивление кельтов, римские легионы на протяжении более чем пятидесяти лет были вынуждены вести непрерывные войны с германцами. Наконец, они завоевали эти земли и спокойно правили ими несколько столетий. Римляне вырыли каналы, построили дороги и соорудили дамбы, защищавшие наиболее низкие места от моря. Они построили укрепления во всех важнейших местах, вокруг которых впоследствии выросли первые голландские города. Расцветали торговля и сельское хозяйство, ремесленные промыслы.
Однако римское владычество пало, ведь нет ничего вечного на земле. Тогда с востока вторглись германцы, а с юга франки. Города и села были сожжены и разрушены. Вся римская культура подлежала искоренению. В последовавшие за этим времена страна была поделена между франками, саксами и фризами. Именно оттуда произошли особенности диалектов, обычаев и народных сказаний в этих районах. Фризы поселились вдоль побережья на севере - от Везеля на востоке и до реки Шельда на западе. Саксы поселились в восточной и юго-западной частях страны, а франки заняли земли к югу от Зюдерзе .
Со временем самыми сильными стали франки. Город Утрехт стал епископальным церковным центром, хотя население до последнего противилось крещению. Самыми твердолобыми в этом отношении были фризы. Однако они напрасно шли против Бога и церкви, так как с юга пришло и кое-что хорошее. Монастырские научили народ, как лучше обрабатывать землю, торговля и мореплавание также начали развиваться. В правление Карла Великого строились мосты, дороги и каналы. Он позволил провинциям иметь свое собственное правительство - "gouw", или "honderchap", подчиняющееся центральному правительству.
В последовавшие за этим столетия шли войны, но под конец страна была разделена на провинции - Северная и Южная Голландия, Зеландия, Утрехт, Фрисландия, Гелдерн, Оверэйссел и Гронинген. Впоследствии они получили общее наименование Голландия. Это название, возможно, произошло от немецкого слова holz, означающего дерево, так как в давние времена здесь стояли большие леса. Но Голландия могла произойти также от старого голландского слова, означающего "дальняя страна". И в эту дальнюю страну сейчас и направлялся Дагвинд Мартинссон.
Торговое судно "Эдам", разрезавшее вот уже несколько часов волны Вадензе, вошло в Зюдерзе и обогнуло мыс, возвещавший, что они находятся уже в озере Маркермер. В том месте, где оканчивался мыс, в глубине укромной бухты был пункт их назначения - город Горн, считавшийся важнейшим во всей Западной Фрисландии центром торговли и мореплавания.
Дагвинд вдруг заметил, что у релинга он был не один. Он испуганно обернулся и заглянул в сине-зеленые глаза капитана Аделгонде, излучавшие спокойствие и внушавшие доверие.
Матриксу Аделгонде еще не исполнилось тридцати, но, как утверждали, в море он ходил с пеленок. Если бы не его дубленое штормами морщинистое лицо, он бы выглядел довольно обычно и невзрачно, чему во многом способствовало то обстоятельство, что он был низкого роста и худ, как щепка.
На судне болтали, что, когда капитан Аделгонде сходил на берег, он казался неуклюжим, все у него валилось из рук, и вообще он вел себя странно. Кто видел его впервые, мог подумать, что он ни на что не годен, хотя выглядел хорошо воспитанным и считался отпрыском знатного рода.
Но внешний вид бывает обманчив. В море он знал, что в каждом случае надо делать. Он жестко командовал своим экипажем, но жестче всего относился к самому себе.
- Все выглядит спокойно и мирно, не так ли? - сказал он Дагвинду.
- Да, действительно.
- Пусть это тебя не обманывает. Это на поверхности все тихо, а в глубине все кипит. Идет борьба за независимость, не менее кровавая, чем в соседних странах. После убийства Вильгельма Оранского началась борьба за власть, в которой победил его сын Мориц. Никто не знает, сам он этого добился или кто-то ему помог, а тот, кто знает, молчит. У нас был сильный и хороший государственный деятель, знавший толк в торговой политике Голландии. Его звали Олденбарневелт, но Мориц позаботился, чтобы его приговорили к смерти и казнили девять лет назад. Тогда-то и началось брожение в народе, и теперь наша вооруженная борьба за свободу идет уже пять лет.
- К чему ты это мне рассказываешь? - спросил Дагвинд.
- На переходе из Стокгольма мы много разговаривали. Ты хороший парень, и ты мне понравился. По этой причине я не хотел бы, чтобы ты сказал что-нибудь не то и стал на голову короче, когда мы сойдем на берег. Можешь говорить о чем угодно, но ни слова о религии и политике. Тебе это может дорого обойтись.
Пройдя вдоль Ауде Доэлекаде, они вошли во внутреннюю гавань и миновали башню Хофдторен, являющуюся частью крепости. Судно приближалось к причалам, у которых уже стояло множество судов, но поскольку "Эдам" ждали, для него нашлось свободное место у причала возле большого склада.
Марникс Аделгонде поспешил на корму и стал выкрикивать команды экипажу. Большинство команд были излишни, так как люди сами знали, что делать. Может, Аделгонде хотел, чтобы на берегу знали, что он вернулся и по-прежнему был капитаном на судне.
После того, как все бумаги были оформлены, "Эдам" был передан в руки представителей Виллема Усселинкса, а капитан Аделгонде отправился вместе с Дагвиндом в старые кварталы Горна. Здесь было спокойно и приятно, в отличие от кипящей жизни и непрерывного движения в порту. В местах, где жили бюргеры, было тихо и сонно. Они пошли вдоль канала, по берегам которого росли тополя и липы. По почти неподвижной глади канала скользили плоскодонки и небольшие парусные лодки, не создававшие никакого шума. Дома в этой тихой гавани были красивыми и хорошо сложенными, и моряки вышли по чистеньким опрятным улочкам к небольшой площади, утопающей в зелени.
Не было заметно никаких признаков восстания, о котором говорил Аделгонде.
Капитан показал на один из каменных домов с узким фасадом в одном из концов площади.
- Здесь я живу, - сказал он. - Дом большой. Найдется место и для тебя. Соседний дом тоже принадлежит моей родне. В нем жил брат матери Виллем Корнелис Шоутен, пока не умер три года назад.
- Шоутен? - переспросил Дагвинд Мартинссон. - Я где-то слышал уже это имя?
- Отсюда происходят многие известные мореплаватели, - улыбнулся Аделгонде. - Шоутен был капитаном парусника, первым обогнувшего двенадцать лет тому назад южную оконечность Южной Америки; он окрестил этот мыс в честь своего родного города.
- Мыс Горн! - воскликнул Дагвинд. - Так это был твой дядя?
- Да. На этой площади родились многие знаменитые мореходы. Над той вот пивной живет Ян Петерсзон Коэн, человек, основавший Батавию на острове Ява, где он был губернатором до недавнего времени. Теперь он лежит больной, ему, вероятно, недолго осталось. Я уж не говорю об Абеле Янсзоне Тасмане, который, хоть он и младше тебя, обошел под парусами Австралию и назвал своим именем один из тамошних островов.
- Как я понимаю, вы предпочитаете открывать земли, нежели воевать.
Капитан Аделгонде усмехнулся.
- Мы владеем и этим искусством, - сказал он. - Мой дед по отцу участвовал в битве в заливе поблизости, в которой 11 октября 1573 года объединенный флот, состоявший из кораблей из Горна, Энкхейзена, Эдама и Монникендама, победил захватчиков испанцев, захватив в плен их адмирала. Адмирала звали Боссу, если мне память не изменяет.
Дагвинд Мартинссон прожил у Марникса и Беатрисы Аделгонде уже четыре дня, когда он впервые встретился с Вильгельминой де Рёйтер. Эти четыре дня, а скорее четверо суток он занимался тем, что вычислял, как ему вернуться домой в Швецию, чтобы передать имеющиеся у него сведения. Оказалось, все было так, как его предупреждали. Повсюду были солдаты, враги Швеции и Голландии, которые сторожили пути на север.
- Тебе придется ждать до следующего месяца, когда отсюда отправится в Стокгольм новое судно, - объяснил Марникс. Чтобы хоть как-то смягчить его разочарование, чета Аделгонде пригласила Дагвинда на небольшой прием, который устроило соседнее семейство де Рёйтер, чтобы отпраздновать первые отметки своего сына Йопа в высшем военно-морском училище.
- Со временем он обязательно станет адмиралом, - говорил Марникс. - Он целеустремленный парень, вежливо выражаясь.
- Карьерист, - уточнила Беатриса.
Семейство де Рёйтер владело парадной гостиной на улице Гроте Ост. Стоявшие на этой улице дома имели наклонные фасады, словно защищавшие прохожих от дождя и прочей нечисти с небес. Но в тот прекрасный день этого не требовалось. Когда сюда прибыли Дагвинд Мартинссон и чета Аделгонде, здесь уже было полно гостей. Однако Дагвинд сразу увидел Вильгельмину, еще когда он передавал свой плащ слуге на входе.
Казалось, его поразила молния. У Вильгельмины де Рёйтер - хотя на тот момент он еще не знал, как ее зовут и кто она такая, - были горящие глаза, длинные черные волосы и тело, линии которого не могли укрыться от самого благонравного взгляда. Она была бледна, и бледность ее была на две части природной, а на одну часть создана пудрой, и когда она заметила молодого иностранца, стоявшего, уставившись на нее, она ответила на его взгляд. Тотчас же в ее взгляде появилось что-то новое, какая-то заинтересованность.
Марникс Аделгонде ткнул Дагвинда в бок.
- Берегись! - предупредил он. - Сын карьерист, а она больна на голову, к тому же она вопиюще избалована. Не дай себя увлечь. Иначе ты выроешь себе могилу, мой дорогой швед.
- Она так свежо выглядит, - прошептал в ответ Дагвинд. - И еще она самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видел.
Они вошли в большой зал, на стене которого висела огромная картина, изображавшая баталию в заливе Эйссельмер. Голландские корабли обстреливали из пушек испанскую армаду. Под картиной стоял стол, наполнявшийся подарками молодому человеку, истуканом стоявшему возле него и пожимавшему руку каждому из поздравлявших его.
Йоп де Рёйтер не выпускал руку Дагвинда из своих рук, пока Марникс рассказывал о спасении в водах у Стокгольма. "Слишком долго пожимал", - подумал Дагвинд, который начал испытывать неловкость. Но она исчезла, когда он через плечо юноши посмотрел прямо в глаза Вильгельмины.
Она стояла, разговаривая с несколькими мрачно одетыми пожилыми мужчинами, но извинилась и подошла к столу с подарками. Поздоровавшись с Марниксом и Беатрисой, она обратилась к своему брату.
- Тебе не надоело пожимать ему руку, Йоп? - спросила она, и в голосе ее почувствовались едкие нотки. - Меня еще не представили нашему новому гостю.
Йоп де Рёйтер, казалось, неохотно освободил руку Дагвинда. Однако улыбка на его лице была настоящей, когда он повернулся к своей сестре со словами: "Это Дагвинд Мартинссон из Жвеции. Он очутился здесь в результате чрезвычайного происшествия, о котором ты должна его расспросить. Это, Дагвинд, моя дорогая сестра Вильгельмина".
Женщина с горящим взором взяла Дагвинда под руку и увлекла его за собой. В другом конце зала они нашли местечко, в котором толкучка была не столь сильной, и она спросила его о приключении, о котором упомянул ее брат. Дагвинд рассказал, не вдаваясь в подробности.
- Корабль накренился и затонул? Что же, шведы не могут строить суда?
Дагвинд улыбнулся извиняюще. - Его строили голландцы.
Ее взгляд на мгновение изменился. Затем ее глаза засияли прежним светом. По паркету шла пожилая женщина, явно намереваясь подойти к ним.
- Моя мать, - сказала Вильгельмина. - Она идет, чтобы увести меня от тебя. Невежливо уделять слишком много времени одному единственному гостю… в особенности, если этот гость, как ты, опасного возраста и здесь впервые. Но я хочу вновь встретиться с тобой, Дагвинд. Навести меня утром!
Мать безразлично кивнула шведу, уводя с собой Вильгельмину к паре среднего возраста. Там она ее оставила, но встала так, чтобы оказаться между дочерью и Дагвиндом. Он очень хорошо понял этот намек.
Короткое время спустя к нему подошли Марникс и Беатриса Аделгонде и сказали, что им пора уходить.
- Мы выполнили положенное, - сказал Марникс. - Будет лучше, если ты уйдешь вместе с нами. Иначе может взыграть дурная кровь.
В тот же вечер пришло послание от семейства де Рёйтер, в котором говорилось, что Вильгельмина дала согласие увидеться с Дагвиндом на следующий день. Они могли бы прогуляться по центру Горна под наблюдением матери и тетки Вильгельмины.
- Что это значит? - спросил Дагвинд. - Увидеться предложила она. Не поймите меня превратно, я очень рад, но письмо указывает на то, что это я попросил ее встретиться со мной.
- Это необходимо для сохранения ее репутации, - пояснил Марникс. - Она не должна выступать с инициативой встречи с мужчиной, но может принять предложение от него. Так ты хочешь с ней встретиться?
- Конечно! Я влюбился в эту женщину и очарован ею!
Марникс Аделгонде бросил на Дагвинда отеческий взгляд, что не очень понравилось Дагвинду, ибо разница в возрасте у них была не столь велика. Он принес бумагу и гусиное перо, написал пару строк и вручил послание ожидавшему ответа слуге.
Когда бумага с предложенным временем встречи была на пути к Вильгельмине де Рёйтер, капитан Аделгонде распорядился, и на столе появилась пара кружек с подогретым ромовым грогом. Отхлебнув этого горячего крепкого напитка, он начал рассказ о семье Вильгельмины.
- Редко приходится видеть главу семейства, - сказал он. - Харм де Рёйтер является главным владельцем большой судоходной компании, но он давно перестал интересоваться судоходством. Ходят слухи, что он стал ученым и теперь проводит свои эксперименты где-то на улице Гроте Ост. Из тех же источников стало известно, что для того, чтобы иметь возможность ставить свои опыты, Харм получает секретные ингредиенты с дальнего востока, куда он последние годы посылает много судов.
Они сидели и разговаривали битый час, а за окном спустились сумерки. Марникс Аделгонде встал и заявил, что ему надо быть у своего шефа Вильгельма Усселинкса завтра рано утром.
- Мое предупреждение остается в силе, - сказал он, прежде чем закрыть за собой дверь. - Странная эта девушка.
- Я сам могу о себе позаботиться!
- Мне приходилось уже это слышать, - вздохнул капитан. - Но кое-кому из тех, что это заявляли, я приносил на могилу цветы.
Дагвинд с трудом заснул в тот вечер. "Влюблен и очарован" не было преувеличением. Он чувствовал дрожь во всем теле, когда думал о Вильгельмине. Поэтому он рано утром был уже на улице, так рано, что ему пришлось ждать три четверти часа у ее двери, прежде чем он мог постучать.
В тот день на Вильгельмине было новое, но не менее соблазнительное платье. Он подал ей руку. Тут послышалось покашливание женщин в черном, следовавших за ними.
- Лучше держаться на расстоянии друг от друга, - улыбнулась Вильгельмина.
Они медленно шли к площади, носившей два названия: Роде Стен и Касмаркт . Там Дагвинд остановился, чтобы полюбоваться на здание весовой с его голубым мерцающим фасадом и впечатляющими круглыми портиками под тяжелым и величественным с виду зданием. Здесь было тесно. Шла торговля сыром, хотя день был уже в разгаре; повсюду был народ и повозки на конной тяге.
Они миновали весовую и повернули направо. Чуть впереди виднелась строительная площадка. Там строили церковь.
- Католики все заполонили. Здесь они строят церковь Святой Марии, и мы, живущие здесь, не вправе ничего сказать, - горько промолвила Вильгельмина.
К стене церкви была прислонена огромная мраморная плита. На ней была нанесена черновая надпись, и человек с долотом в руке тщательно и осторожно выбивал слова по черновику.
- Не совсем понимаю, - сказал Дагвинд, указывая на надпись. - Что это означает?
На каждой стороне плиты был виден горн, вокруг которого были написаны какие-то слова. Слева было написано "wilt", затем шел горн и слово "t'woort", а справа - "gaat", горн и "t'woort".
- Это игра слов, объяснила она. - Горн -по-голландски "Нооrn" - произносится так же, как слово "слышать" - "horen", - что означает "Будь добр услышать слово" и "Иди, чтобы услышать слово". Пойдем же, я не хочу здесь оставаться!
Они продолжали прогулку по городу, и все время за ними на коротком расстоянии шли мать и тетка Вильгельмины. Через час госпожа де Рёйтер дала знать своей дочери, что достаточно уже прогуливаться. И они пошли к дому Вильгельмины, но другим путем.
Когда он с поклоном готов был оставить ее у входа в дом, мать и тетка вошли, чтобы оставить верхнюю одежду у слуги. На какой-то миг они не смотрели на Вильгельмину. Тут она украдкой торопливо поцеловала его. Поцелуй пришелся в основном на щеку, но на долю секунды он все же почувствовал ее язык на своих губах.
- Хочу встретиться с тобой еще, - прошептала она.
Когда он вернулся в дом Аделгонде на маленькой площади, он был разгорячен и возбужден.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


Всю следующую неделю он виделся с Вильгельминой чуть ли не каждый день, хоть это и устраивалось с помощью записок, которые доставлялись из дома в дом слугой.
Марниксу Аделгонде это не нравилось.
- Говорил это раньше, скажу и сейчас! - заявил он. - Семейству де Рёйтер доверять нельзя. Старик Харм де Рёйтер - как флюгер со своими политическими амбициями. Желая откусить кусок пирога в политике, он должен держать нос по ветру.
- Я думал, что он отошел от дел, - откликнулся Дагвинд. - Ты сказал, что он спрятался в своем доме.
- Это не означает, что я ошибаюсь, - горько пробормотал Марникс.
- Он может иметь какие угодно амбиции, - сказал Дагвинд. - Мои чувства к Вильгельмине от этого не меняются.
А чувства эти были сильными. Он страшно хотел вновь встретиться с ней. Записки, которые она присылала, говорили, что она чувствует то же самое. Но в ней было что-то еще, что-то темное, что одновременно пугало и притягивало его. Ни за что определенное он не мог ухватиться, но это было в ней.
Раньше он не замечал этого, разве что отмечал это подсознательно, а теперь это всплыло на поверхность. Что за человек она была на самом деле? Любящая и теплая - так он воспринимал ее. Но в то же время в ней было что-то похотливое, что присуще, скорее, мужчине.
Внезапно ему пришла мысль, что она не невинна.
Это прозрение не отбило у него желание, скорее еще больше подогрело его.
Жгучее желание, как микроб, проникло в его тело, вызвав зуд, который под конец почти невозможно было терпеть. Настал день, когда от Вильгельмины не пришло ни одной весточки. Тогда он решил самолично нанести визит в дом на площади Гроте Ост.
Отворивший дверь слуга был сух, как щепка, с лицом какого-то желтого оттенка. Дагвинд не мог припомнить, что видел его раньше, и человек этот по всей видимости тоже не узнал пришедшего. Он смотрел на Дагвинда Мартинссона пустыми глазами.
- Мне нужна Вильгельмина, - сказал Дагвинд.
Ответа он не получил. Слуга с отсутствующим взглядом загораживал дверной проем. Лицо был непроницаемым.
- Я без приглашения, но мне надо ее увидеть, - продолжал Дагвинд.
Тут человек в черном сдвинулся с места, оставив просвет в двери, и Дагвинд принял это за разрешение войти.
Бесплотный слуга прошел впереди него через две комнаты и остановился посреди библиотеки с тяжелой мебелью. Вся стена была покрыта полками, на которых теснились книги в красивых кожаных переплетах. Черный человек кивком показал на диван, и Дагвинд сел. После этого он остался один.
Медленно текли минуты. В комнате было совершенно тихо. Он пытался услышать шаги или другие звуки, указывающие на приближение кого-нибудь. Но ничего не было слышно. Тогда он встал и начал водить глазами по корешкам книг. Большинство из них были на французском, и Дагвинд обнаружил, что многое уже подзабыл.
Он стал проявлять нетерпение. Вильгельмины не было дома? Но в таком случае слуга должен был сообщить об этом. Но он ничего не сказал. Может, он был немой?
Дагвинд прижался ухом к закрытой двери. Наконец он решил, что должны существовать какие-то пределы вежливости, которую вынужден проявлять гость. Он открыл дверь и очутился в длинном коридоре. На стенах висели портреты в золоченых рамах людей в военных доспехах с суровыми лицами и решительным взглядом. Коридор освещался сальными свечами в подсвечниках, размещенными между картинами.
Дверь одной небольшой комнаты была открыта, и он заглянул вовнутрь. В ней были лишь стул и маленький столик у окна. На спинке стула висел точно такой же плащ, какой был на слуге.
В комнате также никого не было. Он ничего не понимал. Дагвинд немного повернул голову и посмотрел вдоль коридора. Он расширялся, переходя в зал. На полу лежал ковер с восточным узором. Здесь было темнее, чем в коридоре. Внезапно он вздрогнул. Изнутри доносился придушенный смех. Дагвинд навострил уши. Он узнал этот смех. Он заставил сердце биться учащеннее. Смеялась Вильгельмина.
Смех доносился из-за одной из трех дверей в зале, той, что была ближе к лестнице, ведущей на нижний этаж. Он сделал пару шагов поближе. Звук его шагов поглощался мягким восточным ковром. Снова послышался смех – сначала хихиканье, затем грудной смех и наконец задыхающееся пыхтенье. Дагвинд замедлил шаг у двери. Только он собирался постучать, как сквозь дверь донесся еще один звук. Звериный стон.
Он нащупал ручку двери, и дверь начала отворяться.
- Ты мой Калигула!
В комнате было темно. Ставни на окнах были закрыты, но сквозь щели просачивался слабый свет. Дагвинд потер глаза, чтобы лучше видеть в темноте.
И тут он их увидел.
Вильгельмина лежала нагая на широкой постели. Волосы ее разметались по подушке, а она совершала энергичные движения под мужчиной, лежавшим на ней. Он тоже был совершенно голым.
- А ты Агриппина, дочь Агриппины, милая сестричка!
Внезапно Дагвинд почувствовал слабость в ногах. Казалось, они отказываются его держать, и он вытянул руку, чтобы опереться. Но дверь не поддержала его. Она еще больше открылась, ударившись о стену, и звук этот прозвучал, как пушечный выстрел.
Йоп де Рёйтер вздрогнул и уставился на дверь. Как и его сестра.
Вильгельмина что-то крикнула, но что – Дагвинд не понял, и в этот момент Йоп встал на ноги. Его брюки лежали на стуле. Он потянулся к ним, но не для того, чтобы их надеть, а для того, чтобы вынуть кинжал из ножен на ремне.
Он бросился к двери в полной готовности применить это острое оружие. Дагвинд огляделся, пытаясь укрыться от удара.
За секунду до того, как Йоп достиг двери, Дагвинд взял ноги в руки и бросился к лестнице. Он слышал пыхтенье голого за своей спиной. Оно было схоже с тем, что он слышал через дверь.
Лестница не вела наружу, как он думал. Она внезапно закончилась у двери из темного дуба.
Дагвинд обернулся. Им овладело туманившее рассудок чувство страха. Он находился в доме, в котором его раньше радушно принимали. Теперь же брат женщины, которую он любил еще двадцать секунд назад, угрожал его жизни.
Страх был смешан с отвращением. Как она могла… как они могли?
Он нажал на ручку двери, но дверь не открывалась. Йоп остановился на лестнице, но теперь он снова начал спускаться вниз. В его руке мерцал нож. Картина была одновременно устрашающей и нелепой. Человек с ножом в руке был опасен, но его нагота смягчала страх.
На лице Йопа де Рёйтер появилась гримаса, слабо напоминавшая улыбку. Зловещую улыбку.
- Я не дам тебе рассказать кому-либо о том, что ты здесь увидел, - сказал молодой голландец.
- Для этого тебе не нужен нож, - ответил Дагвинд. – Я никому ничего не скажу…
- Поклянись! Я хочу быть уверен.
Йоп приблизился. Нож был в непрерывном движении. И вот он сделал выпад, острием вперед. Дагвинд уклонился в сторону, но на лестнице было тесно, мало места для маневра. Он почувствовал острие ножа на своем правом предплечье. Ткань камзола была рассечена.
Ему удалось поднять левую руку и схватить Йопа за локоть. Он немного присел и ударил свободной рукой нападавшему в солнечное сплетение, а потом изо всех сил сжал его мошонку. Йоп заревел, словно попал в костер.
Дагвинд ослабил хватку, но заломил руку Йопа. Нож со звоном упал на каменный пол. Дагвинд отпихнул его своим тяжелым башмаком, и тут раздался новый душераздирающий крик от боли. После этого противник упал на ступеньки лестницы.
А наверху лестницы появился силуэт женщины. Вильгельмина! Она сейчас была одета. Увидев, что брат упал, она в страхе посмотрела на Дагвинда, зажав рукой рот, подавляя крик.
Он смотрел на нее, а она на него. И тут он услышал за собой какой-то звук, но не успел обернуться, получив удар по затылку. Удар был сильным, и он стал оседать, чуть ли не падая на Йопа. Дагвинд повернул голову и увидел через плечо сушеного человека, встретившего его у двери, когда он пришел. В его руке было полено, которое тот снова поднял для удара. Дагвинд попытался поднять руки, чтобы защитить себя от удара, но они словно налились свинцом.
Снова удар поленом, и в глазах его померкло.
Очнувшись, он почувствовал кровь на губах. Он был в беспамятстве не больше минуты. Он почувствовал, как его берут под мышки сильные руки. Его перевалили через порог открытой двери в комнату, очень напоминавшую библиотеку, в которой ему пришлось ожидать. Но теперь на стенах не было книжных полок. Вместо этого на них висели карты земель, которых Дагвинд не знал. Там были также красные знамена и штандарты с нарисованными на них драконами и вышитыми золотом демонами.
В шезлонге у стены лежал бледный человек. Он имел такой же изможденный вид, что и человек, которого Дагвинд ранее принял за слугу. У него был больной вид; воздух в комнате был удушающий. Его голова лежала на подушке, в руке его было что-то подобное тонкому шлангу с мундштуком на конце. Шланг вел к стоявшему на полу сосуду, также украшенному драконами и странными знаками. На сосуде сверху была чашечка, из которой и исходил этот удушающий запах.
Человек в шезлонге приподнялся на локте.
- Кто это? – спросил он, указывая дрожащим пальцем на Дагвинда.
- Вторженец, отец! – сказал Йоп де Рёйтер. – Шпион! Он должен умереть!
- Шпион?
Дагвинд поднялся на колени.
- Я не…
Снова засвистело полено, но на этот раз ему удалось уберечь голову. Удар пришелся по плечу, причинив ему боль, от которой он застонал.
- Это иностранец, конечно, из Швеции, сказал сын Харма де Рёйтера. – У них там король по кличке Северный лев, который воюет против единственно верной церкви. Он человек этого короля…
- Тогда он должен умереть, - сказал человек в шезлонге.
- Вот я и говорю…
Бледный человек с поленом переводил взгляд с отца на сына. Он медленно покачал головой, и в его глазах что-то промелькнуло. Взгляд не был более пустым.
- Если это шпион, тогда он не один, - тихо сказал человек, словно раздумывая. – Тогда он в сговоре с фризами. Они, должно быть, следят за тобой, Харм.
- Смерть ему! Он должен умереть, выдохнул Харм де Рёйтер. – Зажги-ка мою трубку, Хертог,.. она погасла.
- Конечно, он умрет, - ответил тот, кого звали Хертог. – Но нам нельзя убивать его здесь. Что нам делать с телом? Если его здесь найдут, они поймут, что это мы с ним разделались.
- Тогда что нам делать? - спросил Йоп.
- Иди-ка оденься, - проворчал Хертог.
Йоп бросил взгляд на своего отца. Отец кивнул, и молодой человек исчез за дверью. Хертог слегка улыбнулся, подошел к вазе и поджег табак. Человек в шезлонге сделал глубокий вдох через мундштук, наполнил легкие дымом и задержал на миг дыхание, прежде чем выдохнуть.
Дагвинд оставался лежать на полу. Голова раскалывалась от боли, и к горлу подступала тошнота. Посмотрев на Харма и второго человека затуманенным взглядом, он обнаружил, что Хертог держал в руке пистолет. Дуло его было беспечно направлено на Дагвинда.
- Я не шпион! – простонал Мартинссон. – Я пришел сюда, чтобы встретиться с Вильгельминой…
На лице Хертога промелькнуло отвращение. Губы сжались в полоску, а морщины вокруг рта стали глубже.
- Полагаю, что ты с ней встретился, - прошипел человек. – Иначе чего бы Йопу преследовать тебя столь легко одетым! Это означает, что нам надо наплевать на то, шпион ты или нет. В любом случае тебя нельзя выпускать из дома.
- Что нам с ним делать, если мы не можем его здесь убить? – спросил Харм де Рёйтер.
Дагвинд с удивлением посмотрел на главу семейства де Рёйтер. Удивительно! Кто же здесь главный? Очевидно, Хертог.
- Он должен отсюда исчезнуть… далеко, - ответил человек, выступавший в качестве слуги. – Ни тебе, ни мне не стоит беспокоиться, что с ним будет, когда его не будет в нашем городе.
Харм де Рёйтер снова затянулся своим сладким дымом. Он вновь опустился на подушку и выпустил мундштук изо рта. На его лицо легла печать глубокого удовлетворения.
- Так корабль уже в гавани? – довольно вздохнул он.
- Да, -сказал Хертог, - я тот час же пошлю за Ондердонком.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


Они связали его и затолкнули в чулан под лестницей, по которой он попытался столь нерезультативно бежать. В чулане было темно хоть глаз выколи. Веревки впились в кожу. Узлы были такими хитроумными, что Дагвинд никак не мог их развязать.
Он не знал, сколько он лежит здесь, знал только, что уже несколько часов. Лежа там, он слышал шаги людей, спешащих по лестнице. Стук тяжелых башмаков, некоторые с железными подковами, цокающими по каменным ступеням лестницы.
Хлопали двери, иногда он слышал голоса, возбужденные голоса.
А теперь было тихо, довольно долго. Наверно, наступил вечер, и его тюремщики ушли отдыхать. Но может, эта тишина означала что-то иное? Он не знал что, даже не смел думать об этом.
Он проклинал себя за то, что оказался идиотом. Он не внял предупреждению Марникса Аделгонде. Он был влюблен и не желал верить, что Вильгельмина де Рёйтер и ее семья могут причинить зло. Как могла женщина, к которой он питал такие чувства, быть какой-то иной, нежели той, какой он желал ее видеть? Теперь он знал.
Он чувствовал, что у него нет сил, да и череп раскалывался от удара поленом. Под плечом давили какие-то свернутые в моток снасти, а в спину уперлась ручка швабры. Он несколько раз пытался отодвинуться от этой ручки, но напрасно. Чулан был слишком тесным.
Вдруг он услышал осторожные шаги над головой. Кто-то подкрадывался к нему, и он от страха не мог дышать. Они, конечно, говорили, что он не умрет в этом доме, но какие были гарантии, что они не передумали.
- Дагвинд!
Он тотчас узнал голос Вильгельмины, хотя она окликнула его шепотом.
- Не думал, что у тебя еще что-то есть для меня, - хрипло сказал он. – После того, что я сегодня увидел!
- Прости, но…
- Но? Есть какие-то "но"? – спросил Дагвинд. – Мне показалось, что тебе не так уж и плохо было в постели со своим братом…
- У женщин тоже есть плотские чувства, - ответила Вильгельмина. – Даже против своей воли можно найти удовольствие.
- Как это?
- Не думай слишком плохо обо мне, - сказала она. – Мои чувства к тебе не изменились. Единственно, что изменилось, так это то, что ты теперь знаешь, что творится в этом доме.
- Помоги мне выбраться отсюда! – сказал он вместо ответа.
- За дверью на мгновенье стало тихо.
- Не могу, - сказала Вильгельмина.
- Не можешь… или не хочешь?
- Не могу! На двери цепь с висячим замком.
Она погремела цепью, чтобы Дагвинд мог убедиться, что она говорит правду. Он наполнил легкие воздухом, словно пытался выдавить из груди наполнявшее ее разочарование. На миг ему показалось, что Вильгельмина пришла, чтобы вызволить его отсюда. Теперь он начал понимать, что она была здесь, чтобы успокоить свою совесть.
- Кто-то идет! – услышал он сквозь дверь. – Мне надо идти!
- Подожди… - ответил он, но ее уже не было за дверью, и она не могла его слышать.
Он осознал, что пришли люди, на этот раз не крадучись. Шаги были тяжелые, и он понял, что там не один человек, спускавшийся по лестнице. Их было несколько.
Торопливые шаги остановились перед маленькой дверцей в чулан под лестницей. Заскрежетала цепь, и Дагвинд услышал, что в замок вставляется ключ, поворачивается, и снова скрежещет цепь.
После черной темноты в чулане он зажмурился от света снаружи, хотя он исходил всего лишь от пары свечей. Привыкнув к свету, он увидел пять человек за дверью. Одним из них был Хертог. Остальных он никогда раньше не видел; они были одеты, как моряки. За ними виднелся большой ящик, сундук, скорее напоминавший гроб.
Два моряка вытащили его наружу. Хертог протянул ему небольшую бутылку, вылив из нее немного в кружку. Он поднес кружку ко рту Дагвинда.
- Пей! – приказал он.
- Никогда! – ответил Дагвинд.
На лице Хертога появилось подобие улыбки.
- У тебя есть и другой выбор, - сказал он. – У меня есть для тебя полено, если ты предпочтешь его на свою голову. И я сильно ударю, так как я не хочу, чтобы ты очухался слишком рано. Ты должен проспать не меньше часа, лучше двух часов…
Он кивнул в сторону сундука. Дагвинд понял. Они вынесут его из дома и перенесут, скорее всего, на корабль, коль уж здесь были моряки. Они не хотели рисковать, чтобы во время этого путешествия он поднял шум.
- Что это? – с опаской спросил Дагвинд. – Откуда мне знать, что здесь не яд, который может лишить меня жизни?
- Ты этого, конечно, никогда не узнаешь, - ответил Хертог. – Но поверь мне, нам незачем тебя убивать. Нам важно убрать тебя с дороги, подальше от города Горн. А мертвого мы не сможем тебя продать…
- Я не раб! Я шведский лейтенант и…
- Лейтенант? Тем лучше! Напиток этот – смесь вина и мандрагоры. Раньше его использовали для…
- Да знаю я! – прервал его Дагвинд Мартинссон. - В древней Греции знаток медицины Дискорид Педаний утверждал, что такая смесь хороша для того, чтобы усыпить человека, которому надо что-то ампутировать.
Хертог с удивлением посмотрел на пленника.
- Откуда это тебе известно?
- От учителей, когда я изучал медицину.
- Отлично. Тогда ты знаешь, что это не причинит тебе вреда. Пей уж!
- Веревки режут.
- Выпей, и мы обещаем освободить тебя от них, прежде чем положить в сундук.
Дагвинд колебался. Потом кивнул. Лучше мандрагора, чем поленом по черепу. Хертог снова усмехнулся и поднес кружку к его губам. В ней было густое красное вино. После первого глотка он ничего не почувствовал, но, сделав еще один глоток, почувствовал какой-то привкус, немного горький, но не такой уж и противный. Хертог еще более наклонил кружку, и Дагвинд выпил содержимое, но не до конца. Часть красной жидкости пролилась мимо рта, сбежав по подбородку.
Через некоторое время он почувствовал усталость. Он сидел на полу, прислонившись к двери чулана. Веки стали тяжелеть, члены его онемели, и он не в силах был более держать голову.
- Теперь он твой, Ондердонк, - услышал он слова Хертога. – Продавай его кому хочешь… англичанам или португальцам – роли не играет. Если он не соврал, говоря, что он лейтенант, тогда лучше англичанам.
- Знаю, что ты имеешь в виду, - сказал человек, звавшийся Ондердонком. – Не ослабить ли нам его путы?
- Делай, что хочешь. После этого пойла он не скоро очухается. Постарайся только убрать его отсюда как можно скорее и незаметнее. Я не хочу…
Дагвинд так и не узнал никогда, чего не хотел Хертог. Он ничего уже не слышал, так как впал в беспамятство.
Он очнулся, не зная сколько он был без сознания. В лицо дул прохладный ветерок, и он почувствовал, что его поднимают. Он с большим трудом открыл глаза. Казалось, веки были из свинца. Через узкую щелку, на которую он смог открыть глаза, он увидел, как люди, которых он видел возле чулана, вынимают его из сундука и грузят в весельную лодку, бившуюся о причал в гавани Горн. Что это был Горн, он понял по стоявшей недалеко характерной башне.
- Он приходит в себя, - сказал человек, которого Хертог назвал Ондердонком.
- Связать его? – спросил один из моряков.
- Не думаю, что это необходимо. Тогда его будет трудно поднимать и грузить, к тому же зелье, которое он проглотил, все еще действует. Еще долго он не сможет двинуть ни рукой, ни ногой.
И это была правда. Дагвинд попытался пошевелиться. Он знал, что мозг посылал сигналы его членам, но ни один из них не желал им повиноваться. Подмешанное в вино зелье все еще не давало ему управлять своим телом.
Они весьма небрежно бросили его в лодку, но боли он не почувствовал. Вверху на причале кучер начал отъезжать со своей повозкой, а внизу, в лодке, гребцы разобрали весла.
Моряки стали выгребать на рейд, где стояло небольшое судно, лениво покачиваясь на волнах. Когда они подошли поближе, Дагвинд услышал скрежет якорной цепи в клюзах. Судно было окрашено в черный цвет, и в полуобморочном своем состоянии он не видел ни его носа, ни кормы. С борта свисал шторм-трап . Ондердонк вскарабкался по нему на палубу.
- Спусти конец, - сказал он кому-то на палубе.
По борту судна вниз сполз канат, и один из людей в лодке, сделав из него петлю, надел ее на Дагвинда. Тот почувствовал, как петля затянулась под мышками, но не больно. Так его и подняли на борт, и он, сам того не сознавая, улыбнулся людям в лодке какой-то дурашливой ухмылкой. Он попытался встать на ноги на палубе, но его колени подкосились, и он кулем свалился на палубу.
Он увидел Ондердонка и открыл рот, чтобы что-то сказать, но издал лишь какие-то задушенные грудные звуки.
- Положите его в канатный ящик , - приказал Ондердонк.
- Есть, капитан.
"Капитан"? – подумал Дагвинд. Ондердонк не походил на морского капитана. Он походил больше на одного из тех портовых бродяг, которых можно было встретить в каждом порту. На его голове не было фуражки, волосы были всклокочены, а лицо рябое, как у какого-то низкородного палубного матроса.
Двое моряков подняли Дагвинда и понесли на нос. Он пытался протестовать, но по-прежнему не мог произнести ни слова. Через пару минут он уже лежал в тесном помещении под палубой, пахнувшем морем и дегтем. Он слышал команды на палубе, а возле его головы начал с шумом и скрежетом подниматься якорь.
"Как же я устал", - думал он. – "Не похоже на то, чему меня учил Петер á Налдвик. Он говорил, что действие мандрагоры быстро проходит. Хотя, конечно, все зависит от концентрации. Хертог определенно наврал, сказав, что напиток слабый. Они намешали больше, чем требовалось, чтобы уж наверняка.
Но что же в действительности у них на уме? Продать его, как сказал Хертог, но кто купит шведа с белой кожей?
Португальцы или англичане, - сказали они".
В его мозгу стала медленно проявляться правда о его положении. Естественно! Португальцы и англичане начали совершать торговые рейсы в дальние страны на Востоке – в Индию, а поговаривали, что и в Китай, с которым началась торговля. У Лиссабона были уже фактории в Макао. Этим судам требовалась масса людей, и не потому, что работа в море была тяжелее, чем в других местах, а потому, что морские пути проходили по местам, в которых гиблые туманы сменялись штормами, от чего люди болели и гибли, как мухи.
Больше всех в этой торговле преуспели португальцы. Более ста лет назад губернатором португальских колоний в Индии стал Альфонсо д'Альбукерк, который позаботился о том, чтобы получить полный контроль над торговлей с Востоком, заключив соглашения с индийскими князьями. Это парализовало торговлю арабов с индусами, которые ранее были их основными торговыми партнерами. Д'Альбукерк основал фактории в Гоа и Малакке, укрепив их гарнизонами. Дополнительную защиту они получали от военно-морских сил, следивших за тем, чтобы монополия над португальскими морскими путями была незыблема. Только португальцы могли экспортировать некоторые товары, а индийские суда должны были платить таможенную пошлину за их перевоз.
Лежа на бухте канатов в канатном ящике, Дагвинд чувствовал по движению судна, что оно шло к выходу в открытое море; он понял, что не было ничего удивительного в том, что Хертог говорил о португальцах как о будущих его хозяевах. Центр мировой торговли переместился из Венеции в Лиссабон, и именно голландцы заключали там крупные сделки в качестве посредников в транспортировке товаров в Западную и Северную Европу. Грузопоток, конечно, значительно уменьшился, когда торговые пути были закрыты во время войны между Испанией и Нидерландами после того, как Филип II присоединил Португалию к своим владениям. Поэтому голландцы начали напрямую осваивать рынки в Индии. Харм де Рёйтер явно оттуда получал свое пахучее курево. Несмотря на конкуренцию, старые контакты между голландцами и португальцами не были порваны. Узы дружбы выдержали.
Однако что будет с ними в будущем, был сложный вопрос. Насколько было известно Дагвинду, голландцы все в большей степени стали проникать в Индию. "Будет новая война, помяни мое слово", - сказал á Налдвик.
Но и Англия была сильным конкурентом в той части земного шара. В год рождения Дагвинда королева Елизавета благословила новое предприятие, которое должно было получать прибыль от той далекой части света.
Чудовищная усталость в сочетании с успокаивающим покачиванием судна в открытом море сморили Дагвинда, и он забылся в беспокойном сне. Ему снились цветные сны, ему казалось, что он все глубже и глубже погружается в море, влекомый нечистью, населявшей морское дно.
На дне моря он провалился в глубокую мрачную пещеру, которая обволокла его, как чрево матери. Почувствовав какое-то движение возле себя, он попытался выбраться из чрева, но сник и заскулил, как щенок, в знак протеста. Но те, что тянули его, не сдавались. Он выскочил из пещеры, вынырнул на поверхность моря и внезапно чуть не ослеп от нестерпимого солнечного света, бившего ему в глаза.
Но это было не солнце. Это был фонарь, и тащили его люди. Он застонал, когда они его трясли. Он медленно открыл глаза.
- Он оживает, - раздался грубый голос.
- Это хорошо, - откликнулся Ондердонк. – Вытаскивайте скотину на палубу. У нас не целая ночь впереди!
Сильные руки поставили Дагвинда на ноги, и к своему удивлению он обнаружил, что может стоять. Он попытался двинуть руками и заметил, что один из моряков возле него схватился за нож.
- Спокойно! – сказал Дагвинд. – Не надо ножа! Я проверяю, могу ли я двигаться.
Но ноги еще плохо держали его, и он покачнулся, сделав пару шагов. Ондердонк кивнул паре матросов, которые подхватили Дагвинда, помогая ему выбраться на палубу. Ветер заметно ослаб. Море у берегов Голландии было спокойным и пустым. Дагвинд повернул голову. У противоположного релинга виднелось что-то темное и высокое.
Еще один корабль. Большой военный корабль под британским флагом.
У релинга стояла пара английских офицеров. Она с любопытством разглядывали Дагвинда.
- Вид у него неважный, - сказал один из них. – Он нам действительно нужен?
- Поживем – увидим, - ответил второй. – Нам нужны люди, и приходится брать то, что есть.
Он сделал несколько шагов по направлению к качающемуся на ногах шведу.
- Ты правда офицер? – продолжал он.
Дагвинд почувствовал неприятную сухость во рту. Язык прилип к небу. Он почти не двигался.
- Отвечай! – проревел английский офицер. – Или ты не знаешь цивилизованного языка, собака?
- Собака тот, кто лает! – ответил Дагвинд на его языке, ответил медленно, подбирая непривычные слова. – Да, я офицер! Лейтенант шведской армии, и я требую…
- Что ты тут можешь требовать! Ол райт, мы берем его.
- Тогда остается только заплатить, - сказал Ондердонк с кривой улыбкой.
Британец посмотрел на него с презрением. Затем вынул маленький кожаный кошелек и бросил его на палубу к ногам голландского капитана. Кошелек со звоном ударился о деревянную палубу.
Через пару минут Дагвинд стоял уже на палубе английского корабля. Экипаж смотрел на него со смешанным чувством удивления и сочувствия.
- Имя у тебя есть, швед? – спросил офицер, говоривший больше всех.
Дагвинд сказал, как его зовут.
- Дэггоинд Маартинсон, - сказал командир. – Слишком длинно. Надо придумать покороче!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Азия

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ


Едва ли кто-то обратил внимание на плохо одетого человека, сидящего в дальнем углу портовой пивной. Зал был заполнен наполовину, так как солнце только что закатилось и работы на стоявших в гавани судах еще не завершились. Примерно через час здесь будет гораздо больше гостей.
Человек в углу выглядел так же, как и многие безработные моряки в Бомбее. Может, чуть потрепаннее, может, чуть худее, с немного более впалыми глазами.
На ногах его были сандалии, он был в заплатанных штанах из парусины и выцветшей синей хлопчатобумажной рубахе с прорезью – словно от удара ножом – слева на груди. Рубаха казалась чуток тесноватой на широких плечах. На лоб до кустистых бровей нависали нечесаные светлые волосы. Они были такими длинными, что закрывали уши и ворот рубашки. Лицо было морщинистым, точно изъеденным, как от долгого голодания.
Было видно, что когда-то он был очень сильным мужчиной. Он и сейчас, как прежде, был бы большим и сильным – только бы ему как следует отъесться. Официантка время от времени поглядывала на него. Он сидит там уже более часа с единственной кружкой подогретого рома перед собой. Хозяин пивной не любит, когда гости подолгу сидят, не заказывая чего-нибудь еще. Девушка подошла поближе и, притворяясь, что убирает соседний стол, бросала любопытные взгляды на гостя.
Этот мужчина как-то не походил на обычных посетителей пивной. В нем была какая-то утонченность, какой не было у моряков, во всяком случае у матросов. Может, была у тех, что были на пушечной палубе, громко отдавая команды остальным.
Но одежда его говорила о том, что он не был офицером.
Человек поднял глаза и посмотрел в стреляющие туда-сюда голубые глаза официантки. На его щеке появилась едва заметная гримаса, и девушка не знала, надо ли считать это улыбкой.
- Ты ждешь, что я закажу что-нибудь еще, не так ли? – сказал человек, и голос его был, как звук шкурки, которой обрабатывают старую древесину. – Или что я спрошу тебя, можно ли пойти с тобой в спальню наверху?
Она фыркнула и отвернулась. Человек сидел в углу не шевелясь. В Европе женщины отворачиваются, чтобы скрыть, что они покраснели. Здесь же кабацкие девки ведут себя на тот же манер, но только для того, чтобы скрыть, что они не покраснели.
- Мистер! – сказала она, снова взглянув на него.
Он вздохнул и стал рыться в нагрудном кармане. Там было несколько мелких монет. Когда он сосчитал их на столе, оказалось, что там немного более рупии. Это было последнее его состояние. Когда закончатся и эти деньги, ему придется идти на грязные улицы Бомбея и сидеть там вместе с тысячами других попрошаек, надеясь на доброту и милосердие прохожих. Когда деньги закончатся, он будет еще раз отдан на милость других. Прошлый раз это была катастрофа. На этот раз едва ли будет лучше.
Девушка протянула руку, но он не поднял кончик пальца, прижимавшего монеты.
- Ничего больше? – спросила она.
Он почувствовал, что в животе его сосет, что ему надо поесть, но отогнал чувство голода.
- Кружку теплого рома, - пробормотал он.
Девушка взяла три монетки и ушла. Человек поднял брови, глядя ей вслед. Уголки рта сложились в кривую улыбку. Она взяла лишь половину стоимости кружки рома. Только сейчас он заметил, что она красива. Она явно была полукровкой, так как на лбу ее не было знака кастовой принадлежности, что говорило о том, что она не настоящая индианка. Кроме того, цвет кожи ее был слишком светлым – явно результат отношений служащего Ост-Индской компании со своей служанкой. Она явно была из припортовых кварталов. Империя, властвовавшая в этой части света, установила строгие правила морали, которым редко, а то и никогда не следовали те, что должны были следить за их соблюдением, да и сами индийцы не всегда закрывали глаза на плод связи с белым человеком. Женщины-полукровки должны были сами заботиться о себе, как только могли, и большинство из низ становилось проститутками. Проститутками и официантками, что, собственно, было одним и тем же, так как никто не мог прожить на ту зарплату, которую платил хозяин пивной.
- Пожалуйста, сагиб .
Девушка поставила кружку с ромом на стол перед посетителем. Он кивнул ей, и она улыбнулась в ответ. По какой-то причине - по какой, он не знал - он почувствовал смущение. К чему бы это. Разницу доплатила едва ли она.
- Спасибо.
Она ушла, а он глядел ей вслед, долго и задумчиво. Она кого-то ему напоминала. Эти черные волосы, это слегка округлое лицо и эти большие карие глаза напоминали кого-то. Он стал рыться в своей памяти.
Человек, сжимавший в руках кружку с теплым крепким спиртным напитком, звал себя Даггером Мартином. Он стал носить это имя три года назад. До этого у него было другое имя.
Человек откинулся назад, лопатками почувствовав стену. Он прищурился и стал смотреть на пивную сквозь щелочки. Казалось, он спал, но он не спал. Он погрузился в самого себя, но не дремал. Заснувший в мире волков рискует проснуться с перерезанным горлом.
На него нахлынули воспоминания. Некоторое время спустя на борту фрегата "Ларкин" он стал работать лейтенантом, после того, как погиб штатный лейтенант, но так и не получил это звание официально. На том корабле его обязанностью было с помощью тридцати двух пушек устранять все угрозы владычеству Великобритании на море. В начале он жил на палубе вместе с матросами, но потом капитан отдал приказ поместить его в каюту возле пушечной палубы. В каюте не было иллюминатора. Единственно, что у него было, так это койка с тощим матрацем и одеялом, место для моряцкого сундучка, которого у него не было, и маленькая полка, прикрученная к переборке. На нее можно было ставить умывальный тазик. Над полкой висело треснутое зеркало.
В канале бушевал северный штормовой ветер, не дававший вернуться в каюту двадцать два часа. А вернувшись, он был таким усталым и промокшим, что сразу бросился на койку, чтобы немного поспать. Через три часа его разбудили на вахту. Борьба со штормом продолжалась еще десять часов, пока ветер, наконец, не утих.
На третьи сутки в открытом море они заметили французскую бригантину, которая направлялась к родному берегу, идя курсом галфвинд . Она, скорее всего, вышла из шторма у побережья Ирландии, после чего ее капитан сделал ставку на то, что блокирующая проход эскадра ушла далеко к берегу, скрываясь от шторма, и не могла бы успеть вернуться назад и помешать бригантине прошмыгнуть мимо. И вот неудача: бригантина наткнулась на фрегат "Ларкин".
Капитан Парсон, бывший на самом деле капитаном второго ранга, подал команду "по местам стоять!", хотя бригантина не могла оказать никакого существенного сопротивления. На ней, как и на большинстве торговых судов, были, конечно, пушки, но восемь ее 6-фунтовок не могли ничего противопоставить артиллерии фрегата "Ларкин", даже если бы она была полностью укомплектована артиллеристами. Но Парсон ничего не пускал на авось. Все стали по местам, артиллеристы сдернули с пушек парусиновые чехлы, вкатили пушки внутрь и вытащили заглушки, чтобы можно было заряжать. Забегали, тяжело дыша, картузники, подносившие картузы с порохом к пушкам, которые заряжались и выкатывались наружу. Как третий лейтенант, Даггер Мартин командовал батареей правого борта, в то время как второй лейтенант командовал рулевыми, а первый лейтенант, как старший помощник капитана, отвечал за маневрирование судна.
- Все по местам, сэр! – рапортовал старпом своему командиру, стоявшему на шканцах.
- Хорошо! Право на борт, рулевой! Одерживай! Так держать!
Бригантина сначала попыталась пройти мимо фрегата "Ларкин" и укрыться под защитой береговых батарей, но было поздно. Она сделала поворот оверштаг и пошла галсами снова в открытое море. Это было все, что она могла сделать, так как с подветренного борта были корабли, охранявшие пролив, а спасительный путь к побережью преграждал фрегат "Ларкин". Но она не смогла бы спастись. Волны все еще были большими, что было на руку более крупному фрегату "Ларкин". Тот сделал правый поворот и пошел на француза с наветренного борта.
- А ну-ка дай ему выстрел под нос! – приказал Парсон.
Даггер Мартин бросился к двум носовым орудиям – длинным девятифунтовым пушкам, обладавшим признанной точностью и дальностью огня.
- Первое орудие! Целься и пли! – приказал он.
Командир орудия умело, с ледяным спокойствием командовал орудийной прислугой. Пушка была наведена на цель, и командир, сидевший на корточках позади орудия, встал на ноги. Он сделал шаг в сторону, чтобы его не зашибло при откате, внимательно проследил за движением противника и поднес фитиль к запалу, когда нос корабля был в наивысшей точке. Пушка с громом выстрелила и откатилась назад по палубе. Прислуга бросилась к ней, чтобы перезарядить ее, в то время как готовились к выстрелу пушкари у второй 9-фунтовки.
Даггер Мартин приставил к глазу подзорную трубу. Под носом бригантины появился фонтан воды, в каких-то десяти метрах отсюда. В следующий миг лопнул ее ватерштаг . Ядро, должно быть, отрикошетило от поверхности воды. Если французский капитан не побережется и не уберет кливера, ему придется расстаться со всем бушпритом. Но Даггер не заметил никаких признаков того, что бригантина готовилась уменьшить парусность. Вместо этого она показала зубы, выкатив свои орудия. Раздался жидкий залп бортовых пушек, и Даггер Мартин с трудом подавил желание присесть. Он сглотнул слюну и направил подзорную трубу на бригантину. Три выстрела были в белый свет, но четвертый попал в среднюю часть фрегата "Ларкин".
- Дай-ка бортовой залп по ней! – раздался голос Парсона через рупор.
Даггер бросился назад к своему посту у грот-мачты, чтобы командовать огнем. Фрегат "Ларкин" катился вправо, пока не поймал ветер с правого борта. Теперь пушки должны были заиграть. Реи были обрасоплены , и корабль лег на новый курс.
- Наводи как следует! Целься выше! – крикнул Даггер.
Пушки были нацелены, и он подошел к ближайшей из них, чтобы проверить, ловя нужный момент в килевой и бортовой качке, прежде чем поднять руку для команды "огонь!".
- Приготовиться! Огонь! – крикнул он, одновременно бросив руку вниз.
Пушки загрохотали, закладывая уши от бортового залпа, несшего смерть людям и погибель маленькой бригантине.
- Заткнуть затравочное отверстие!
Даггер Мартин сделал пару глотков рома и поставил кружку на неструганый стол. "Как странно", - думал он. "Я помню каждое сказанное тогда слово. С точностью. Наверно, так помнит каждый о своем первом бое".
Залп получился плохой. Только пару выстрелов достигла цели, попав в обшивку корпуса. Но для демонстрации силы этого было достаточно. Не дожидаясь следующего залпа, бригантина была приведена к ветру, одновременно спуская флаг.
Бой закончился. Его первый и последний бой. Когда бригантина спустила флаг, они спустили шлюпки на воду и поднялись на нее. Ее груз частично был военным – порох и боеприпасы для ручного огнестрельного оружия - и в целом представлял собой ценный трофей. Даггер отчетливо видел довольную мину на лице Парсона, когда тому сообщили об этом, а также гримасу недовольства, когда выяснилось, что среди ее пассажиров была женщина. Женщина на военном корабле, среди мужчин, месяцами не видевших юбки, была не очень-то желанным подарком для командира корабля. В особенности, когда речь шла о военнопленных.
Может быть, этим отчасти объяснялся тот факт, что Даггеру позволили вести трофей в Портсмут. Хотя командиром бригантины был назначен кадет, молодой человек не смел перечить Даггеру, который все же был лейтенантом на борту фрегата "Ларкин".
Во время перехода на север Даггер стоял на шканцах, как и полагалось старшему по званию офицеру, принявшему на себя командование судном. Поскольку он был неопытен, ему пришлось бодрствовать больше необходимого. В ночь накануне того дня, когда, по их расчетам, они должны были прийти в Портсмут, на шканцах появился капрал, под командованием которого были шестеро солдат, выделенных для сопровождения пленных. Он доложил, что кадет, который формально был командиром судна, снял с поста солдата, стерегущего лазарет, в который была помещена пленная.
- Лейтенант все же старше по званию командира корабля! – сказал он.
Даггер Мартин понял его смущение. Ему по долгу службы пришлось жаловался на старшего по званию офицера.
Даггеру не очень-то хотелось уходить со шканцев, но он понимал, что должен это сделать. Он неохотно передал командование подшкиперу и спустился под палубу, чтобы выяснить, что происходит. Он не знал это судно, и ему пришлось потратить много времени, чтобы найти, куда идти. Он проклинал себя за то, что не попросил капрала показать ему дорогу. К тому же погас штормовой фонарь у него в руке, когда он спустился на нижнюю палубу.
Внезапно он замер. Поблизости раздался какой-то странный звук. Он вздрогнул, когда этот звук повторился. Он походил на крик женщины. Сначала громкий, затем потише, как будто кто-то пытался его приглушить. Он бросился впотьмах вперед, идя на ощупь и ругаясь, когда ударялся о какие-то предметы. Потом он увидел свет в проходе, отражающийся от мокрых переборок. Дверь в лазарет была открыта. В слабом свете фонаря он увидел молодого человека со спущенными до колен штанами. Под ним на койке лежала отбивающаяся от него женщина.
Даггер перевел дыхание и сделал глоток успевшего остыть рома. Та женщина на койке напоминала обслуживающую его девушку и еще одну женщину – Вильгельмину. Та женщина, кажется, была немного постарше, но ее прическа, форма лица и очертание губ были такими же. Как и огромные глаза. Эти глаза просили о пощаде, как просят глаза в таких случаях.
В этих глазах также плескался страх. В них не было удовольствия. Ее крики, пытавшиеся вырваться из сдавленного горла, своей сильной рукой подавлял кадет.
Даггер не мог вспомнить его лицо. Он помнил только, что тот был старше других кадетов. Ему, наверно, было чуть больше двадцати, но немного меньше, чем самому Даггеру. Большинству кадетов на судне было не более шестнадцати, максимум семнадцати лет. Из памяти Даггера его лицо выжгла ненависть к нему, убрали унижавшие женщину руки. Напрягая свою память, он видел этого юнца, как темную колышущуюся тень над женщиной, которая благодаря этому была видна еще отчетливее.
Но он ясно и отчетливо помнил, как его звали, - Дерек Фитц-Саймонс. Он никогда не забудет это имя.
Также, как и то, как он схватил юнца за плечо и отшвырнул его от женщины. Ее одежда была порвана, на лице ссадина. Был виден покрытый волосами лобок. Она закрыла его руками и перевернулась на живот, всхлипывая от стыда и унижения.
Дерек Фитц-Саймонс обернулся назад. В его глазах светилась ненависть, когда он посмотрел на Даггера Мартина.
- Какого черта! – проревел он, выкинув вперед сжатый кулак.
Даггер отскочил в сторону, а Фитц-Саймонс запутался в своих спущенных брюках. Он навзничь упал на палубу . На койке всхлипывала женщина.
- Убирайся отсюда! – крикнул Даггер, тряся перед тем кулаком. – Немедленно! Ты за это ответишь, когда мы будем на берегу!
Дерек Фитц-Саймонс поднялся с палубы и натянул на себя брюки. Через секунду он уже стоял, наклонившись к Даггеру Мартину с ножом в руке. Он оскалился в своей ненависти, показав желтые неровные зубы.
- Не суй свой нос, куда не надо, ты, проклятый иностранец! – прошипел он. – Эта девушка – военная добыча. С ней можно делать что хочешь.
Даггер Мартин отшатнулся. Он ясно видел признаки сумасшествия в его глазах.
- Она моя! – сказал Дерек. – Я пересплю с этой французской сукой, и меня не остановит какой-то иностранец, к тому же проданный в рабство. Это ты должен исчезнуть и заткни свою пасть, а то я выпущу тебе кишки!
Даггер до сих пор чувствовал гнев под ложечкой, вспоминая об этом. Всхлипывая, женщина натянула на себя одеяло, прикрывая свою наготу. Фитц-Саймонс нанес удар, от которого Даггер ударился спиной о противоположную переборку в проходе.
Дерек повернулся к нему спиной, самоуверенно, высокомерно. Его пальцы впились в белую кожу женщины. Она издала короткий крик, немедленно заглушенный его сильной грязной ладонью.
- Не надо!
Даггер снова бросился в каюту. Нельзя было это допустить!
И все произошло пугающе быстро. Дерек Фитц-Саймонс отпустил ее и замахнулся на него ножом. Из его глаз летели искры необузданного гнева. Даггеру удалось схватить его за руку, и они стали бороться в каюте. Женщина села на кровати, испуганно прижавшись к переборке, с одеялом, натянутым аж до носа. Рот ее был открыт, словно для крика, но она не издала ни звука.
Даггер оступился и выкатился в коридор, увлекая за собой своего противника. Он до сих пор чувствовал кислый запах изо рта Дерека, навалившегося на него. В его руке дрожал нож, прямо перед лицом Даггера. Это было дежа-вю. Они катались по палубе, Даггер напрягал все мускулы, чтобы отвести от своего лица руку с угрожавшим ему ножом. Внезапно ему удалось заехать коленом в пах Дереку Фитц-Саймонсу. Он обеими руками сжал правое запястье противника. Лезвие ножа носилось перед его носом. И тут на него полилась кровь.
Горло Дерека Фитц-Саймонса было перерезано. Даггер несколько минут лежал под истекающим кровью умирающим кадетом, не в силах пошевелиться. Тут появился капрал со своими людьми, привлеченный сюда шумом борьбы.
Было следствие, когда они пристали к берегу. Даггер поздравил себя с тем, что он позаботился записать свидетельства всех очевидцев происшествия, пока они были свежи в памяти. Капрал в подробностях рассказал обо всем, что произошло после того, как он появился. Солдаты подтвердили это. Французский капитан услужливо записал показания француженки на английском языке. Следствие постановило не выносить дело на военный трибунал и не передавать его на рассмотрение гражданского суда.
Однако отец Дерека Фитц-Саймонса – банкир, граф и советник правительства - дал делу дальнейший ход, упорно настаивая на том, что его сына убил иностранец, ныне называвшийся Даггером Мартином.
И ему пошли навстречу.
Судебный процесс был унизительным фарсом. Всякий раз, когда Даггер Мартин пытался что-то сказать в свое оправдание, судья прерывал его. Позднее, по прошествии времени он узнал, что судья зависел от графа Фитц-Саймонса.
- Тебе назначается казнь через повешенье. И пусть Господь будет милостив к тебе.
После этого потянулись полные страха дни и ночи в холодной камере. В ожидании казни. Он видел сквозь прутья тюремной решетки, как в окруженном кирпичными стенами тюремном дворе были повешены три человека. Скоро придет и его черед болтаться в пеньковой петле.
Однажды утром дверь камеры открылась и вошли трое серьезных мужчин в черном. Один из них был директором тюрьмы, державшим в руке какой-то документ. Он зачитал его содержимое, но Даггер сначала не мог понять, о чем идет речь. Помилован! Он не умрет. Его депортируют в Индию в исправительный лагерь.
Только во время почти трехмесячного перехода, когда он вместе с другими несчастными сидел в грузовом трюме судна, ему довелось узнать, что своим спасением он был обязан капитану второго ранга, который во время следствия использовал для этого свои связи в адмиралтействе. Единственное, что он смог сделать, - это спасти Даггера от смерти. Граф Фитц-Саймонс был слишком могущественной фигурой в политической жизни, чтобы можно было начать новый судебный процесс. Он узнал также, что Дерек Фитц-Саймонс был похоронен с такими же воинскими почестями, как если бы он погиб в честном бою с врагом.
Исправительный лагерь в Индии. Одинокое, пустое место. Жестокое. Трущобы, в которых жили каторжане, были на побережье. Убийство входило в распорядок дня. Все воровали друг у друга, как клиптоманы. Бывшие у них немногочисленные женщины все были заражены различными венерическими болезнями, какие только имеются на свете, а вши размножались как бешеные.
Попавшие туда долго не протягивали. Но только не Даггер и еще горстка людей, имевших достаточно большую веру в себя, чтобы решиться на побег.
Когда-то Дагвинд был миролюбивым человеком. Теперь же его мозг постоянно жгла мысль о мести. Он убил одного из Фитц-Саймонсов. Если ему придется когда-нибудь вернуться в Европу, он убьет еще одного Фитц-Саймонса. Человека, который был графом и в силах которого было вертеть правосудием как ему заблагорассудится.
Они шли бесконечными путями через леса и болота. Во время этого похода умерли двое его товарищей. Один из них заразился лихорадкой на борту судна, перевозившего каторжан, другой умер в тяжких мучениях, поев ягод с неизвестного куста.
Они пришли в какую-то деревню и получили теплый прием. Там последний из оставшихся друзей Даггера решил остаться. Но ненависть продолжала жечь Даггера. Он продолжал идти, день за днем, неделя за неделей, пока вновь не увидел перед собой море. Он не знал, куда пришел. Он поддерживал животворящий огонь в жаровне, которым каждую ночь разжигал костер. Он спал, ел, пил и жил с надеждой на то, что когда-нибудь встретит человека, который поможет ему жить дальше.
В бесконечные пустые дни и ночи он приходил в отчаяние. У него осталось не так-то много пороха для ружья, которое им удалось стащить перед побегом. Когда он закончится, его ожидает неминуемая смерть от голода.
Как-то ночью появились рыбаки. Костер почти догорел, когда он увидел ту маленькую рыбацкую лодку. Он подбросил в костер хвороста. Поднялось пламя. Он выстрелил из ружья, хотя у него осталось так мало пороха, и стал бегать туда-сюда по берегу, как сумасшедший.
Они отвезли его в Гоа, взяв его ружье в качестве платы. Там они высадили его на берег, показав, куда идти. Не имея почти никаких припасов, ему удалось добраться до той части страны, которая находилась под контролем Нидерландов и их торгового гиганта – голландской Ост-Индской компании. Ему пришлось ждать судна почти месяц. Его сопровождала удача. Во время опасных рейсов моряки постоянно рисковали жизнью, и голландскому капитану нужны были люди. Он пришел наниматься на судно, и когда капитан спросил его имя, он чуть не назвал свое имя, которое он получил при крещении дома в Швеции. Поколебавшись, он ответил:
- Даггер Мартин!
Он надеялся, что корабль доставит его в Европу, однако тот совершал челночные рейсы со специями и прочими ценностями в голландский перевалочный пункт в Южной Африке. С моряками плохо обращались на судне. Им платили ничтожную зарплату, которой едва хватало на пропитание, к тому же им не давали увольнения на берег. Все попытки дезертировать наказывались смертью. Капитану, казалось, доставляло удовольствие приказывать экипажу повесить одного из них на рее. Казни совершались всегда по приходе в порт, чтобы люди на набережной могли видеть власть капитана над человеческой жизнью и восхищаться этим. Белокожий, убивавший своих соплеменников, был сильным человеком. Капитан ВанМуур утверждал это и был, наверное, прав. Туземцам ничего иного не оставалось, как слушаться его. Прибыль голландской Ост-Индской компании росла, когда цены на сырье падали.
Идти в Бомбей заставил судно продолжительный юго-восточный шторм, чтобы сделать там обширный ремонт стоячего и бегучего такелажа. Теперь Даггер Мартин впервые долгое время пребывал в британской колонии. "Отсюда можно добраться до Англии", - думал он.
Капитан ВанМуур попросил у назначенного вице-королем губернатора провинции солдат для пресечения попыток дезертирства. Ему их дали. С политической точки зрения было важно, чтобы Англия хорошо относилась к голландцам. Это должно было способствовать ослаблению конкуренции в торговле.
Даггеру удалось дезертировать. Это произошло пять ночей тому назад. Он, как обычно, работал на борту судна, ожидая пока не уменьшится число солдат на берегу, как это всегда бывало в обеденное время. После этого он просто оставил все, чем занимался на тот момент, и бросился в грязную портовую воду. Увидев это, его примеру немедля последовал еще один матрос, молчаливый восточно-европеец, с которым Даггер едва здоровался на судне. Вероятно, это и спасло Даггера. Когда офицеры на борту голландского корабля обнаружили побег, они начали стрелять по дезертирам в воде. Выстрелы привлекли внимание британских солдат, которые тоже начали стрелять. Даггер проплывал большие куски под водой, чтобы в него не попали круглые литые мушкетные пули.
Когда он в очередной раз вынырнул на поверхность, он услышал крик и посмотрел через плечо. Над водой бешено мелькали руки его товарища. Пули сыпались с корабля и с набережной. Тут голова плывущего взорвалась, выпустив фонтаны крови.
Даггер снова нырнул. Когда он всплыл, чтобы глотнуть воздуха, стрельба прекратилась. Солдаты и офицеры на корабле явно подумали, что попытался бежать только один человек.
Даггер долгие часы скрывался за строениями на западном причале, пока не стало темно. Тогда он осторожно вылез из воды и быстро пошел в город. Он продал единственное свое достояние – карманные часы – какому-то еврею. Часы сохранились. Он всегда держал их завернутыми в промасленную тряпку под рубахой. Часть полученных за них денег он потратил на одежду, которая была сейчас на нем.
Потом он скрывался в трущобах, где жила каста неприкасаемых, пока голландец не ушел из Бомбея. Это было сутки назад. Чувство свободы вскоре сменилось отчаянием. Он переговорил с моряками всех национальностей, встречался с капитанами и маклерами. Ни на одном из судов, направлявшихся в Европу, люди не требовались. И наоборот, Бомбейским военно-морским силам - британской Ост-Индской компании - требовались моряки всех рангов. Но эта компания превратилась из торговой судоходной компании в неотъемлемую часть военно-морского флота Великобритании. Ее суда были военными кораблями, гонявшимися за вражескими судами и охранявшими британские конвои вдоль всего побережья Восточной Азии.
Кружка опустела. Даггер подозвал к себе девушку.
- Этого будет достаточно еще на одну кружку? – спросил он, показывая на последние гроши на столе.
Она улыбнулась и кивнула. Потом сгребла монетки и забрала его кружку. Кружка была полна до краев, когда она вернула ее на стол. Как бы случайно, ее пальцы скользнули по его щеке, когда она выпрямилась. Он вздрогнул, но чувство было приятным. Их взгляды встретились, в них было взаимопонимание, и Даггер понял, что ему надо сидеть в пивной до тех пор, пока она не закроется на ночь.
Стемнело. Две девушки в пивной помогали толстому индийцу за стойкой зажечь масляные лампы на стенах и в люстре, свисавшей с потолка посреди зала. Быстро спустилась тропическая ночь, и вместе с ней в пивной стало оживленнее. У короткой барной стойки вскоре не было уже места. Даггер смотрел в спины людей, старавшихся сделать свое изнурительное существование менее бессмысленным, напиваясь до беспамятства.
Столы начали заполняться, гул голосов усиливался. Некоторые посетители лапали девушку, обслуживавшую Даггера. Он почувствовал неприязнь к ним, как если бы они трогали что-то, уже принадлежавшее ему. Она улыбалась им, отводя их пальцы. Вдруг он оцепенел от страха. Девушка закричала. Затем она широко улыбнулась и ударила человека, ущипнувшего ее за зад.
Он отхлебнул рома, почувствовал, как тепло растекается по жилам. Ром был хорош. Он заглушал голод.
Голод по пище. Но вместе с тем он усиливал другой голод, тот, что отзывался в паху, жег пупок.
Он был глубоко погружен в мысли о том, каково это будет лежать с женщиной – с этой вот женщиной под боком. Чувствовать тепло ее тела возле своего, горячие губы на своих губах, ее желание, слившееся с его страстным желанием. Три кружки рома, выпитого на голодный желудок, погрузили его в розовый сон. Он спал, хотя на самом деле он бодрствовал. Он стал медленнее чувствовать. Гул вокруг него стал мягким, почти музыкальным. "Музыка порта", - думал он, глядя на лампу, слегка раскачивающуюся под потолком.
Когда вдруг с шумом распахнулась дверь, ему показалось, что в мелодию вступили цимбалы. Мужчины, ворвавшиеся в зал, были танцорами большого балета, а внезапная тишина в зале была продуманной паузой в симфонии.
Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что произошло. Пара мужчин у стойки бара упали на пол. Тишина наполнилась ревом и криками. Вертевшаяся возле него девушка бросилась к задней двери, а за ней – вторая официантка и бармен.
Даггер вскочил на ноги, когда к его столу двинулись двое бородатых мужиков. Он бросился в сторону, опрокинув стол и стул, и побежал к выходу. Ноги плохо его держали, отказывались его слушаться. Тут он почувствовал страшный удар по затылку. Все вокруг него померкло, а он, как мотылек, медленно подымался к потолку, на свет лампы.
На самом же деле он упал на земляной пол и, лежа на нем, затих.
- Пятнадцать! – крикнул человек с резиновой дубинкой в руке.
Из тени у выхода на улицу появился высокий мужчина в униформе с золотыми галунами.
- Достаточно! – сказал он. – Быстро отсюда!
- Есть, сэр!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


Парусиновое ведро было наполнено соленой морской водой. Даггер Мартин вздрогнул, когда его опрокинули над ним. Он застонал, когда его голова чуть не взорвалась от движения. Медленно открыл глаза. Пинок в зад заставил его перевернуться. В полутемноте он увидел грубо скроенного мужчину, скорее его силуэт на фоне открытого люка вдалеке. Через люк шел свет, не достигавший того места, где лежал Даггер.
Он лежал на неотесанных досках, и когда попытался медленно подняться, рука его скользнула по доске, и он занозил палец. Он вытащил занозу и засунул палец в рот. Легкое покачивание судна повалило его на палубу. Слышался звук трущихся друг о друга деревянных деталей. Потрескивали канаты. Все это было ему хорошо знакомо. Он был на борту корабля!
К горлу подкатила тошнота; ему стало немного плохо, когда старые пары рома ударили по вкусовым рецепторам и в нос.
- Подымайся, свинья! – крикнул мужчина над ним. – Ты здесь не для того, чтобы лежать и бездельничать!
Теперь Даггер видел, что он не один в этом темном помещении. Вокруг него на палубе лежало несколько человек. Некоторые из них шевелились, но большинство лежали совершенно неподвижно. Вдалеке у люка матрос поднял на ноги одного из них и вывел на свет. Даггер Мартин почувствовал, что ноги его окрепли. Но тут он вдруг заметил, как раскалывается от боли голова. Ощупав кончиками пальцев затылок, он обнаружил шишку, огромную, как куриное яйцо.
- Где это я? – простонал он.
Мужчина не ответил, но снова пнул его. У Даггера слишком кружилась голова, и он не смог уклониться от удара тяжелого башмака, который пришелся ему по ноге, вновь повалив его на палубу. Он пополз к люку, а мучитель его следовал за ним, пиная его. Лившийся сверху солнечный свет ослеплял. Он посмотрел вдаль поверх релинга. Только море вокруг, небольшие волны и далекий горизонт. Он посмотрел во все стороны. Все то же самое. Земли не видно.
Теперь он увидел знак унтер-офицера на рубахе моряка, поднявшего его. У Даггера захватило дух, когда он узнал этот знак отличия. Тут он получил тычок в спину, заставивший его чуть ли не пробежать несколько шагов по палубе к тому месту за грот-мачтой, где стояли два десятка мужчин. Большинство из них были в крови и синяках. Кто-то из экипажа заставил их выстроиться в неровный ряд. Даггера тычками бесцеремонно заставили занять свое место. Рядом с ним встали некоторые из тех, что лежали на палубе, когда он пришел в себя.
Они разделили его участь. Все они были захвачены и силой доставлены на борт корабля. Он в гневе сжал кулаки и осмотрелся вокруг. Там и сям были вооруженные офицеры. Внезапно на шканцах над ними произошло движение. К перилам подошел человек в униформе с пышными седыми бакенбардами и саблей в ножнах на левом боку. Он оперся на перила и посмотрел на новеньких.
- Бомбейские военно-морские силы благодарят вас за то, что вы записались в команду корвета "Британец", - ледяным голосом сказал он. – Я - командир корабля, капитан Серлвейл. Вы будете работать на обычных условиях, установленных на корабле. Занесите их в судовую роль и распределите их по работам, мистер МакБрайд!
Люди возле него стали жаловаться. Кто-то выкрикивал проклятья, заявляя, что их привели сюда силой. Капитан Серлвейл смотрел на них пустыми глазами. Кивнув одному из офицеров, капитан показал им спину и исчез.
Офицеры занесли их имена в судовую роль, и они стали матросами. Их немедленно вывели на работы, не жалея тычков и затрещин.
Даггер Мартин был среди тех, кто не протестовал. Он знал, что это бесполезно. Протесты в военно-морских силах британской Ост-Индской компании считались мятежом.
Так было написано в уставе Бомбейских военно-морских сил, единственного в мире частного военно-морского флота. Громадная Ост-Индская компания использовала их для защиты своего морского торгового флота, ходившего из Красного моря и Персидского залива через весь Индийский океан. Сами военно-морские силы – Бомбейский пиратский флот, как их называли с невольным уважением офицеры британского флота, - были не столь велики. Они существовали с 1613 года. Флот состоял из нескольких фрегатов, полностью соответствовавших по классу фрегатам британского флота, но несколько меньшего водоизмещения. Там были корветы, бриги, шхуны, кэчи, бригантины и множество других более мелких судов местной классификации со слабым вооружением и экипажем из аборигенов.
Капитаны Бомбейского военно-морского флота были снабжены каперскими охранными грамотами. Даггер Мартин понимал, отчего он очутился на борту корвета "Британец". На нем были нужны марсовые.
Мрачный унтер-офицер произнес не так уж много слов до окончания дня, если не принимать во внимание потоки ругательств, которые он обрушил на вновь прибывших, чтобы заставить их подняться на фок-мачту для постановки парусов. Многие не выходили до этого в море и до смерти боялись работы на высоте. Даггер по себе знал, как это страшно в первый раз подниматься по вантам и расходиться по реям. Трудно было решиться на это! Но потом появлялась привычка, а с ней и способность работать.
Мартин узнал, что унтер-офицера звали Питер Даниэлс, что он был родом из Ливерпуля и сам был однажды насильно записан в матросы. Ночами, когда матросы лежали на грязной палубе, им запрещалось разговаривать друг с другом, но этот запрет было трудно проконтролировать. Они разговаривали друг с другом шепотом. Большинство проклинало свою судьбу. Некоторые, и Даггер Мартин среди них, молчали. Этот рейс закончится ведь где-нибудь. Там, куда они придут, может быть, будет возможность освободиться. Даггеру пришлось спать возле одного уэльсца по имени Эллис Харди. Для Эллиса это был уже третий рейс. Он добровольно нанялся на судно, о чем сейчас жалел.
- Командиры здесь сволочи, - шептал он. – Для поддержания дисциплины, как они это себе представляют, они завели себе любимчиков в экипаже. Им чуть больше платят, дают чуть лучше питание и хвалят за то, что они мучают своих товарищей. Командиры здесь в двойном выигрыше. Матросы уродуются на работе так, что теряют аппетит, а свою ненависть направляют на тех, кто мучает их, забывая о том, что за веревочки дергают офицеры. Мы ненавидим Питера Даниэлса, хотя нам следовало бы ненавидеть капитана Серлвейла и его клику.
Даггер Мартин потрогал свою покрасневшую шишку на шее, в том месте, в какое днем попал своей резиновой дубинкой Питер Даниэлс.
- Что это за дьявольское отродье – спросил он, - этот Даниэлс?
Эллис Харди покачал головой.
- Жополиз, каких мало. Был нулем до того, как его забрили сюда, ему здорово доставалось в первом рейсе, но ему удалось понравиться командованию. Они сделали его унтер-офицером. Ну, не совсем унтер-офицером, но ему разрешается так себя называть в обращении с нами, и он получил даже унтер-офицерский знак отличия. Был только один офицер, знавший ему цену, - лейтенант Уайт, но он погиб в прошлом году. С тех пор власть Даниэлса на шканцах только усилилась. Он что-то вроде босса над остальными надсмотрщиками за рабами.
Даггер кивнул. Он знал этот тип людей. Люди этого типа считают, что если они не могут взять верх над своими противниками, они вливаются в их ряды. Стоит мало, но выгода зачастую огромная.
- Не знаешь, куда мы идем? – тихо спросил он.
Эллис Харди с предостерегающим жестом повернулся на другой бок. Даггер прикрыл веки и стал смотреть сквозь щелочки. Люк на палубу открылся, и все пространство в нем заполнили необъятные телеса Даниэлса. Он пару раз ударил своей дубинкой по ладони, разочарованно пробормотав что-то, недовольный, что внизу было тихо и он не может показать свою власть. Затем он вылез на палубу, и до того, как люк захлопнулся, Даггер почувствовал струю соленого морского воздуха. Харди молча полежал еще какое-то время, а затем повернулся к Даггеру.
- Китайское море, - сказал он. – Это лишь предположение, но, думаю, оно правильное. Мы пришли в Бомбей из Китайского моря. Там мы ввязались в бой с китайскими пиратами в тот рейс. Мы потеряли много народу, да и нашему судну досталось. Мы почти месяц простояли на ремонте в доке в Бомбее.
- Пираты? – пробормотал Даггер Мартин.
- Враги Англии успешно ведут свои дела с ними, - кивнул Харди. - Материковый Китай наглухо закрыт от всех английских "белых дьяволов", но кое-кого туда пускают. Китайским пиратам хорошо платят за потопление и разграбление британских торговых судов.
- Ты имеешь в виду французских каперов?
- Да. И еще некоторых голландцев, переметнувшихся на другую сторону и теперь плавающих под французским флагом. Я сам видел китайский пиратский флот под командованием французского военно-морского капера, – сказал Эллис Харди. - Нам приходилось и с ними драться. Есть один француз по кличке Дьявольский капер. Он получил ее за то, что вступает в бой без предупреждения, в основном побеждает и вновь бесследно исчезает. Никто не знает, кто он такой, но по слухам он французский военно-морской гений.
Наверху раздался бой склянок , разбивавших вахту на получасовые промежутки. Индийский океан блестел, как зеркало, заставляя "Британца" легко покачиваться на волнах. Слышались всхлипы тех, кто еще не привык к качке. Под палубой по утрам густо пахло блевотиной. Они просили держать люк открытым в ночное время. В результате Питер Даниэлс лишь плотнее закрыл его брезентом.
Даггер Мартин и Эллис Харди еще какое-то время тихо разговаривали. Потом Эллис, широко зевнув, дал понять, что хочет спать. И пару минут спустя под палубой прокатился его храп, смешавшись с всхлипываниями больных морской болезнью. Даггер Мартин уснул вслед за ним.
Вскоре Даггер ознакомился с кораблем. На нем имелись по восемь 12-фунтовых орудий по каждому борту и еще шесть каронад - две на баке и четыре на средней палубе. Помимо этого по две длинных 9-фунтовок на баке и корме. Они придавали кораблю взъерошенный вид. Кроме того, он ходил под британским торговым флагом. "Видимо, для маскировки", - подумал он.
За ним все время следил Питер Даниэлс. Казалось, унтера раздражал тот факт, что Даггер был опытным моряком, быстро и правильно исполнявшим все команды. Может, он не спускал глаз с Даггера потому, что чуял, что Даггер превосходит его в этой области.
На тот момент Даггер и остальные невольники уже знали, что они шли в Китайское море. Там они должны соединиться с более крупным отрядом кораблей Бомбейского военно-морского флота. Ходили слухи, что штаб-квартира в Лондоне приняла решение поручить им раз и навсегда покончить с бесчинством каперов у берегов Китая. Кроме того, адмиралтейство, видимо, пообещало дать в помощь правительственные военные силы, поскольку британская Ост-Индская компания продолжала быть краеугольным камнем имперской экономики.
На двенадцатые сутки Даггер Мартин и девять других матросов были поставлены на помпу для откачивания воды из канатного ящика. Эта бесконечная изнурительная работа считалась самой отвратительной на судне, и на нее обычно ставили совершивших мелкие проступки. Удивительно, что Питер Даниэлс еще не прописал Даггера Мартина у помпы. Судно давало течь не более того, что могли откачать за несколько часов.
Поднялся ветер. "Британец" легко покачивался на волнах, и Даггер понял, что это хорошее судно. Плохо было лишь то, что неопытные моряки будут еще больше травить в помещениях. Но он отбросил эти мысли, продолжая качать воду. Если будет шторм, будет объявлен аврал для всей команды. Новичкам придется травить там, где они будут находиться, а Индийский океан позаботится о том, чтобы смыть это за борт.
Питер Даниэлс стоял над ним с дубинкой в руке, когда корабль вдруг резко накренился. Матрос рядом с Даггером потерял равновесие. Он поскользнулся, нога его подвернулась, и раздался звук, точно наступили на сухую ветку. Матрос - Даггер не знал его имени - издал крик, словно его резали, как поросенка. Даггер встал на колени возле него и провел рукой по ноге. На лице его появилась гримаса. Лодыжка парня была сломана. В тот же миг он почувствовал удар тяжелой дубинки Питера Даниэлса по плечу. Он отклонился и встал на ноги. В глазах его сверкнуло пламя, когда он посмотрел на Даниэлса.
- Он сломал ногу! - крикнул Даггер. - Надо наложить шину!
Лицо Питера Даниэлса было так близко к лицу Даггера, что между ними нельзя было просунуть и фунтовую банкноту, если таковая у кого-нибудь имелась. Даниэлс плюнул Даггеру в лицо.
- Какого черта ты суешь свой нос не в свои дела!? - проревел унтер. - Ты выполняй команды!
Он занес руку с дубинкой для нового удара. Даггер внезапно покраснел. Он уже полмесяца терпел это. Теперь его терпение кончилось. Он выбросил руку вперед и ударил его в подбородок. Затем левой рукой он со всей силы ударил Даниэлса в висок.
У унтера глаза полезли на лоб, потом колени его подкосились, и он рухнул на палубу.
- Л-е-екаря! - крикнул Даггер Мартин. - Санитара сюда!
Появился один из младших офицеров. Он не торопился, а важно шел с прямой спиной к насосу.
- В чем дело, матрос? - высокомерно спросил он, холодно взглянув на обоих лежащих на палубе.
- Он сломал лодыжку, сэр! - сказал Даггер, сделав чуть ли не презрительный акцент на слове "сэр". - Надо наложить ему шину.
Офицер поднял вверх брови. Ему не понравилось, что простой матрос говорит ему, что надо делать. Он посмотрел на Даггера Мартина, и когда тот не отвел глаза, это заставило его еще больше невзлюбить этого матроса. Сейчас ничего нельзя было с этим поделать: матрос не нарушил устав. И он решил для себя не спускать глаз с этого голубоглазого крепыша. Если в будущем надо будет кого-то обвинить в мятеже, так это его.
- Как звать? - спросил он.
- Мартин, сэр! Даггер Мартин, силой захваченный в Бомбее!
На миг спина офицера стала еще прямее. Внизу на палубе зашевелился Питер Даниэлс. Он застонал. Человек со сломанной ногой затих. Он тихо лежал, обхватив лодыжку обеими руками, и смотрел вверх глазами, полными страдания.
- Ол райт! - сказал офицер, бросив взгляд на Даниэлса. - Проследи, чтобы о парне со сломанной ногой позаботились!
Питер Даниэлс поднял свою дубинку и пристально посмотрел на офицера.
Есть, сэр! - сказал он. - Но что нам делать с этим? Повесить его?
Офицер помрачнел.
- За что? - спросил он.
- Он меня ударил! Это он сбил меня с ног! Меня,.. старшего по званью, сэр! Это тяжкое преступление, сэр! Его надо повесить… для примера, сэр! Чтобы… неповадно было другим, сэр!
Младший офицер взял в руку свой стек. До сих пор он держал его слева подмышкой. Он уперся тупым его концом в голую грудь Даггера.
- Это правда, что говорит мастер Даниэлс? - спросил он. - Ты сшиб его с ног, свинья?
Даггер Мартин молчал. Более всего он хотел бы дать сдачи, но это означало бы, что казнь на виселице, которую он избежал в Лондоне, будет осуществлена на борту корвета "Британец". Мертвый, он не представлял бы никакой угрозы графу Фитц-Саймонсу. Но живой… свободный… однажды…
- Мастер Даниэлс ошибается, сэр! - бесстрастно ответил он. - Он имел несчастье наклониться в тот момент, когда ручка насоса пошла вверх. Она его и сшибла. Сэр!
- Это дьявольское вранье! - проревел Даниэлс. - Чертово вранье! Это он сшиб меня. Посмотрите на его костяшки пальцев. Они разбиты.
- Нет, это от помпы, сэр! - спокойно сказал Даггер Мартин. - Не так ли, товарищи?
Все у помпы закивали головами, не отводя глаз от офицера. Питер Даниэлс затрясся от злости. Офицер вновь засунул свой стек подмышку.
- Продолжайте качать, - сказал он. - А вы, мастер Даниэлс, проследите за тем, чтобы тому парню наложили шину.
- Он ударил меня, сэр! Правда, сэр!
- Это приказ, мастер Даниэлс!
Офицер ударил стеком по высокому начищенному до блеска сапогу.
- Есть, сэр!
Офицер удалился в направлении кормы. Даниэлс жестом подозвал к себе пару матросов и приказал им отвести пострадавшего на осмотр к лекарю. После этого он повернулся к Даггеру Мартину и долго смотрел на него, прежде чем что-то сказать.
- Я этого не забуду, Мартин, - прошипел он. - Я убью тебя за это!
На лице Даггера появилась кривая ухмылка. Ему вспомнился один эпизод во время побега из колонии. На рынке один человек показывал чуднóго зверя, звавшегося кенгуру. Желающий сразиться с ним ставил на кон монету, чтобы выиграть больше. Говорили, что невозможно убить кенгуру голыми руками. Но Даггеру это удалось.
Это было трудно сделать, но ему удалось. Пусть Даниэлс попробует его убить. Его нож не острее когтей кенгуру, а мускулатура рук явно не так развита.
- Попробуй! - ответил он так тихо, чтобы его мог услышать только Питер Даниэлс. -Попробуй только! Но если не удастся с первого раза, второго шанса у тебя не будет. Тогда я тебя убью!
Он повернулся спиной к унтеру - одно это было уже оскорблением - и продолжил качать изо всех сил. Остальные бывалые матросы у помпы присоединились к нему, показывая свою солидарность. Питер Даниэлс сжимал свою дубинку в потной руке. Лицо его покраснело. Затем он резко повернулся и ушел. В тот же миг раздался крик наблюдателя на грот-мачте:
- Эй, на палубе! Вижу парус слева по курсу!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ


На палубу выскочил капитан. Лейтенант МакБрайд подошел к нему. Серлвейл улыбался.
- Первый парус, встреченный нами в этом рейсе. Что вы об этом думаете, мистер МакБрайд?
- Трудно сказать, сэр. Он все еще за горизонтом.
- Эй, на грот-мачте! - крикнул капитан. - Что это за парус?
- Похоже на шхуну, сэр! - был ответ с мачты. - Пока видны только верхние паруса. Но она идет курсом против ветра, сэр!
- Хорошо! Не спускай с нее глаз и докладывай обо всех изменениях!
Капитан Серлвейл с усмешкой повернулся к своему старпому.
- Шхуна. Пока что все верно, - тихо сказал он.
- Да, сэр, - откликнулся МакБрайд, улыбнувшись в ответ. - Я увалюсь под ветер и зайду с подветренного борта, сэр?
- Нет, подождем, пока с марса не будет виден ее гафель . На торговых судах не ведут такое наблюдение. Мы не должны показывать себя слишком осторожными. Но мы подготовим корабль к бою, не выкатывая пушки. Картечь вслед за ядрами в пушках и крупная картечь в каронадах. Зарядите девятифунтовки зарядами по рангоуту и такелажу.
- Есть, сэр!
МакБрайд передал приказ по назначению. Засвистели боцманские дудки, заиграли барабаны, и команда быстро заняла свои места по боевому расписанию. Капитан Серлвейл был более чем доволен своим экипажем. Девять месяцев службы с постоянными учениями и жесткой дисциплиной превратили парней в первоклассных военных моряков. Он бросил взгляд на новичков и покачал головой. Пока что они выбивались из строя, но совсем скоро он обучит их и превратит в опытных марсовых и пушкарей.
Команда корвета "Британец" из ста двадцати человек могла легко поглотить силком взятых рекрутов без какого-либо ущерба для эффективности. Люди на борту уже несколько раз смотрели в глаза врагу, одерживая над ним победу. Несмотря на людские потери в последнем рейсе в Китайское море, корвет "Британец" был сейчас эффективнее как боевая единица, чем раньше. Моряки поверили в себя и были хорошо настроены на совместную работу. Серлвейл снова посмотрел на своих подчиненных, которые проклятиями и тычками расставляли по местам салаг, хоть те и не понимали, чего от них хотят. Если сегодня случится бой, они станут после него более понятливыми.
Даггер Мартин был назначен на четвертое орудие батареи левого борта. Его обязанностью было помогать с выкатом и откатом орудия. Эллис Харди оказался у этой же пушки. Он был установщиком. Даггер улыбнулся ему, получив в ответ натянутую улыбку. Затем Даггер посмотрел через фальшборт, однако новый парусник с палубы еще виден не был.
- На крюйс-марса-брасы! - проревел МакБрайд в рупор.
Матросы налегли на брасы, и корвет "Британец" снизил скорость. Даггер Мартин догадался, что задумал Серлвейл. Шхуна была быстроходнее корвета "Британец", но имела тоньше обшивку корпуса и была хуже, слабее вооружена. Серлвейл замаскировал свой корабль под торговое судно, чтобы заманить шхуну на расстояние пушечного выстрела. Это было не столь трудно, как кажется, так как судовладельцы Ост-Индской компании вооружали и красили свои суда так, чтобы они были похожи на военные корабли. К тому же на них поднимались военные флаги и штандарт командующего на топе грот-мачты. Теперь за такой "военный" корабль старался сойти "Британец".
Парус шхуны стал виден с марсовой площадки. Серлвейл надеялся, что ее капитан расценит снижение скорости корветом "Британец" как признак неуверенности.
- Шхуна подает сигнал, сэр! Лечь в дрейф! - крикнул кадет, сидевший на мачте с подзорной трубой и сводом сигналов.
МакБрайд направил подзорную трубу на шхуну, опустил ее и увидел понимание со стороны Серлвейла.
- Сигнал нельзя считать с палубы, - сообщил он.
- Хорошо! Тогда подождем, мистер МакБрайд, - засмеялся капитан. - Ни на одном торговом судне никогда не посылают на бизань-ванты амбициозных кадетов.
Если перспектива боя действовала стимулирующе на капитана Серлвейла, то реакция Эллиса Харди была противоположной. Он нервно барабанил пальцами по лафету, наблюдая через планширь за шхуной, быстро выплывающей из-за горизонта. Она была быстроходной и шла с гораздо большей скоростью, нежели та, которую когда-либо мог развить "Британец", идя под всеми парусами, которые мог нести на своих спущенных брам-реях. Внезапно Эллис повернулся к Даггеру Мартину.
- Я узнаю ее! - сказал он. - Мы охотились за этой чертовкой раньше. Она определенно из каперского флота, может, это сам Дьявольский капер.
Шхуна шла к ним с попутным ветром, и Даггеру были видны сигнальные флаги, трепыхавшиеся на ее грот-мачте. Когда он ее так разглядывал, на ноке ее гафеля взвился огромный французский флаг. Даггер почувствовал нарастающее в нем возбуждение. Он чуть ли не с любовью посмотрел на грубое орудие. Француз будет по-настоящему удивлен, когда корвет "Британец" покажет свои зубы.
Лейтенант МакБрайд отложил в сторону подзорную трубу и уставился на шхуну, задумчиво посасывая кончик своего свисающего вниз рыжеватого уса. Капитан Серлвейл также изучающе посмотрел на французское судно, и лицо его засияло. Сигнал теперь можно было читать и с палубы, но капитан тянул время до последнего. Затем он с силой ударил кулаком в свою левую ладонь.
- Пора! Людей на брасы! Право на борт, рулевой!
Судно наполнилось топотом ног занимавших свои места моряков. "Британец" стал резко поворачивать вправо, пока ветер не пришел в корму, как и у шхуны, и неуклюже завалился на подветренный борт. Когда корабль выпрямился, реи были обрасоплены на новый курс.
- Мистер МакБрайд, будьте добры, прикажите отдать рифы у марса, - приказал Серлвейл, поглядывая через борт на шхуну, чтобы определить расстояние до нее.
Поворот был маневром, который можно было ожидать от судна в затруднительном положении. Марсовые побежали по вантам и разошлись по реям. Рифы были отданы, и марс забился на ветру, издавая громкие хлопки. "Британец" поймал ветер и благодаря большей парусности увеличил ход.
На шхуне приспустили сигнальные флаги и вновь подняли их, чтобы еще раз приказать корвету лечь в дрейф. Одновременно показались пушки. На "Британца" угрожающе глядели пять черных пушечных дул.
- Какого черта,.. - сказал сбитый с толку Эллис Харди, когда "Британец" сделал поворот и стал уходить от шхуны.
- Успокойся, - ответил Даггер. - Корвет отойдет на полмили в сторону, а на этом расстоянии каронады бесполезны. Серлвейл хочет подманить ее поближе, чтобы можно было точнее стрелять. А капер будет все увереннее в себе, чем дольше мы удираем.
Эллис пробормотал что-то про себя на эту хитроумную уловку, которую счел совершенно излишней.
- До сих пор все идет, как по нотам, - продолжал Даггер, глядя на шхуну, приближавшуюся с левого борта. - Скоро она выстрелит… Ага! Вот и он, - оборвал он себя, когда борт шхуны заволокло дымом.
Через пару секунд раздался пушечный выстрел, а фонтан воды в кабельтове от корвета показал, куда угодило ядро.
- Так-то вот! Лечь в дрейф, но на брасах стоять! - был слышен голос Серлвейла со шканцев.
"Британец" сделал крутой поворот, так что затрещали мачты и заскрипел рангоут, привелся к ветру и лег в дрейф.
Даггер Мартин посмотрел вдоль палубы направо. К ним быстро приближалась шхуна; она была приведена к ветру и легла в дрейф в кабельтове от них. У пушек наготове стоял орудийный расчет, а на шканцах сигнальщик был готов сменить флаг. Лейтенант МакБрайд напряженно посмотрел на капитана. Все командиры орудий смотрели на лейтенанта.
Это был напряженный момент: в эти секунды торговое судно превращалось в корабль, способный показать свои зубы и укусить. Сейчас Даггеру был виден экипаж француза. Кто-то стоял у орудий, другие поднялись по вантам повыше, чтобы было лучше видно. Они рассчитывали на скорую победу и легкую добычу.
- Открыть огонь, МакБрайд! - холодно сказал капитан.
Затем он кивнул сигнальщику. Молниеносно был спущен торговый флаг и поднят вместо него красно-бело-полосатый флаг Бомбейского военно-морского флота. Лейтенант МакБрайд выбросил вперед обе руки. Пушечные порты открылись, пушкари лихорадочно налегли на пушечные тали, выкатывая пушки, и "Британец" показал свои зубы. Орудийные расчеты моментально навели свои пушки, и тут правая рука МакБрайда упала вниз. Раздался залп с громом сотни гроз. Даггер задохнулся от порохового дыма, расползшегося по палубе. Он ничего не видел, а уши заложило от грохота. В дыму шевелились тени орудийной прислуги правого борта, лихорадочно перезаряжавшей свои пушки.
Капитану Серлвейлу было лучше видно со своего места. Последствия залпа были опустошающими. Картечью из мушкетных пуль и каронадной картечью вчистую смело все с палубы шхуны. Ядра пробили дыры в ее тонкой обшивке, засыпав людей на палубе дождем щепок, в то время как залп по рангоуту - двумя ядрами, соединенными между собой полуметровой цепью, - снес ванты и штаги, превратив паруса в лоскуты и в один миг лишив шхуну способности маневрировать. Это был эффективный залп.
Заскрипели колеса пушечных лафетов, когда пушки "Британца" выкатывались для очередного залпа. На французской шхуне пара храбрых артиллеристов попыталась сделать ответный выстрел. Они не успели. С борта "Британца" раздался новый залп, и через несколько секунд после этого капитан Серлвейл увидел, что на шхуне спускают флаг.
- Прекратить огонь! Мистер МакБрайд! Возьмите шлюпку и захватите трофей! - ликующе крикнул он.
Даггер вытер пот со лба. Это был легкий бой. Почти как в Английском проливе в первом рейсе после того, как его оставил Ондердонк. Солдаты заняли места в шлюпке, отвалившей от корвета. Они поднялись на борт француза, и секунду спустя поступил сигнал, что трофей захвачен и что там требуется врач.
Через несколько часов все формальности были выполнены. На трофей была посажена команда из пятнадцати человек под командованием кадета, получившего приказ следовать в Читтагонг. Им придется хорошо потрудиться, сращивая бегучий такелаж и ремонтируя рангоут, прежде чем поставить паруса. Экипаж же шхуны должен был идти в качестве пленников на собственном корабле. Капитан Серлвейл не мог взять его на борт корвета "Британец", поскольку он должен был соединиться с эскадрой в Китайском море.
После боя жизнь на "Британце" вернулась в прежнее русло. Снятые брам-стеньги были поставлены на место, были натянуты ванты и штаги, подняты реи и развернуты паруса, так что судно приняло свой первоначальный вид. Они пошли на восток, и ближайшим надсмотрщиком Даггера снова стал Питер Даниэлс.
Даггер был вынужден все время держать глаза открытыми. Он не сомневался в том, что Питер Даниэлс выполнит свою угрозу убить его. Единственное, что удерживало этого нижнего чина, так это отсутствие подходящего случая.
Рано утром двадцать третьего дня после выхода из Бомбея наблюдатель сообщил, что видит дым на маленьком острове слева по борту. Капитан Серлвейл сверился со своей ходовой картой, лоциями и отчетами о прежних исследованиях этого района. Согласно всем этим материалам, эти островки были необитаемыми.
Утро было дождливым, а рассвет сиротливым, как верхушка сосны без иголок, когда капитан Серлвейл отдал команду идти к ближайшему острову. Именно с него поднимался дым такой тоненькой струйкой, что казалось, что кто-то развел костер, чтобы согреться ночью, а затем оставил его догорать.
Даггер Мартин сидел в качестве впередсмотрящего на верхушке фок-мачты и был благодарен утренней прохладе. Последние дни стояла почти невыносимая жара, хотя на море она чувствуется не так сильно, как на земле. В тишине утра ему были слышны команды и отклики рулевого на них. Даггеру не надо было слышать каждое слово, так как он чувствовал, как перекладывается руль, а корабль ему подчиняется. "Британец" медленно, величественно приближался к острову. Даггер нащупал своей длинной латунной подзорной трубой нечто напоминавшее прогалину в ядовито-зеленой растительности на берегу. Он подкрутил трубу и застыл от неожиданности.
Прогалина была не простой. Она была, скорее, заливом с отходящими от берега языками земли, напоминавшими пирсы. Он выругался, так как было еще недостаточно светло, и стал смотреть в подзорную трубу. Там было что-то, что не было деревьями и растениями. Тут он свистнул про себя, опустил трубу и окликнул палубу.
Капитан Серлвейл стоял на шканцах в компании лейтенанта МакБрайда. У штурвала был Эллис Харди.
- Эй, на палубе! Там в бухте стоит корабль. Его почти не видно. Над зеленью видна только голая верхушка мачты, сэр! - раздался голос Даггера с фок-мачты.
МакБрайд протянул капитану подзорную трубу, и Серлвейл ловко взобрался на марс бизани и несколько минут водил трубой по берегу, пока не поймал в окуляр мачты корабля. Он спустился на палубу и отдал подзорную трубу лейтенанту, поднявшемуся наверх, чтобы взглянуть на берег, до которого теперь было не больше мили.
- Во всяком случае это не британский корабль, - пробормотал МакБрайд, вернувшись на палубу. - Думаю, это французский капер. Что нам с этим делать, сэр? Оставить их в покое и идти дальше на соединение с флотилией в Китайском море?
Серлвейл покачал головой.
- Мы уже захватили добычу в этом рейсе, а теперь можем захватить еще одну, - ответил он. - Мы успеем соединиться с остальными. А в данном случае мы войдем в бухту и дадим по ним залп!
Через несколько минут план Сервейла был готов. Он исходил из того, что каперы явно были уверены, что их не видно с моря в этой укромной бухте.
Лейтенант МакБрайд и сорок членов команды вооружились пистолетами и саблями и отправились в шлюпке на берег, выполняя обходной маневр. Среди тех, кто должен был внезапно атаковать врага с тылу, были Питер Даниэлс, сменившиеся с вахты Эллис Харди и Даггер Мартин.
План заключался в том, что они скрытно подойдут как можно ближе и будут ждать, пока не подойдет "Британец" и не откроет огонь из пушек со стороны моря. Бóльшая часть плана строилась на предположениях. Если они окажутся ошибочными, лейтенанту МакБрайду, возглавлявшему береговой отряд, придется импровизировать. Наверняка было лишь то, что команда капера не была на судне. Дым от костра указывал на то, что она разбила лагерь на берегу.
На острове была густая растительность, почва болотистая, лес напоминал джунгли. Даггер Мартин и Эллис Харди держались вблизи друг друга, и отряд медленно и по возможности бесшумно двигался по мысу к внутренней части залива. Даггер старался все время держать Питера Даниэлса в поле зрения. Он не забыл его смертельной угрозы, а сейчас был самый подходящий момент для ее осуществления. Если кого-то убьют в бою, едва ли кто-то усомнится в том, что это сделал враг.
- Смотри за ним, - прошептал Харди.
- Я уже смотрю, - ответил Даггер. - Если заметишь, что он что-то задумал, дай мне знать. У меня нет никакого желания умереть здесь - просто так!
Он засунул пистолет за пояс, но саблю держал в руке, потому что без нее можно было застрять в этих зарослях. Люди медленно и осторожно продвигались вперед, стараясь не шуметь. Они рассчитывали на то, что лагерь вскоре проснется. Если все каперы примутся за завтрак одновременно, это будет идеальный момент для нападения.
Настроение Даггера Мартина было не особенно хорошим. Он смирился со своей участью на борту "Британца", но не имел никакого желания умереть "с честью" на службе в британской Ост-Индской компании. Ноги его промокли после высадки из шлюпки по колено в воде. Волны прибоя не были особо высокими, но пришлось отдать кормовые якоря на шлюпках, чтобы не перевернуться у берега. На берег надо было брести по воде.
Лейтенант МакБрайд был очень осторожен. На земле он явно чувствовал себя не столь уверенно, как на борту "Британца". Он останавливал отряд время от времени, высылая вперед разведку. Ушло почти три четверти часа, пока отряд достиг места, с которого проглядывала через поредевшие заросли гладь залива.
Через сотню метров джунгли переходили в пляж со светлым, почти белым песком. Он обрамлял широкую бухту, являющуюся природной гаванью. В бухте стоял большой корабль, явно с большим экипажем. Даггер Мартин смотрел на корабль, прячась за кустом. На судне не было видно никаких признаков жизни, но у левого борта был привязан ялик. Это говорило о том, что на борту были минимум двое вахтенных. Корабельные шлюпки были вытащены на берег залива, напоминавшего лагуну.
Ему не был виден костер, от которого поднимался дымок, но он чувствовал запах дров и углей. Они прошли еще немного вперед и увидели небольшое укрепление из песка и какой-то рухляди у кромки воды. Тот, кто там был, предпочел проявить осторожность. Даггер Мартин криво усмехнулся. Они явно рассчитывали на то, что атака будет со стороны моря, если кто-нибудь на них нападет. А британцам можно было рассчитывать на внезапность…
Вдалеке на берегу виднелась хижина из бамбука с крышей из пальмовых листьев. В утренней тишине ветер доносил храп из хижины. Лейтенант МакБрайд поднял свой мушкет обеими руками над головой - знак остановки, чтобы вновь послать разведку. Даггер больше не видел Питера Даниэлса, и это открытие беспокоило его больше, чем враг на берегу.
Они пошли по берегу залива, скрываясь за кустами, после возвращения разведчиков и их доклада МакБрайду. Они осторожно продвигались метр за метром вперед. Теперь, находясь так близко к лагерю, было важно идти с осторожностью, чтобы не треснула ветка под ногой и не взлетела с криками потревоженная птица. Недалеко от бамбуковой хижины, в которой явно были европейцы, Даггер увидел нескольких малайцев, лежащих на берегу у дымящегося костра. Некоторые из них не спали. Один стоял в воде у берега и мылся. В рассветных лучах блестело его загорелое бронзовое тело. Над бруствером окопа Даггер увидел дуло мушкета.
Он дернул головой. Было бы лучше, если бы "Британец" пришел на пару часов раньше. А сейчас все могли проснуться и приготовиться к обороне. В темноте, конечно, невозможно было обнаружить корабль в лагуне, но сейчас это не имело значения. У Даггера Мартина были плохие предчувствия перед предстоящим сражением - несмотря на то, что у людей с корвета "Британец" было преимущество в виде внезапности.
Лейтенант МакБрайд подал знак остановиться, кивнув в сторону ближайшего к нему человека. Под его командой было пятнадцать солдат. Остальные были матросами с корвета "Британец". Солдаты быстро выполнили действия, которым они обучались до сумасшествия. Почти одновременно каждый из них запустил руку в патронташ, вынул патрон, откусил пулю, насыпал пороху на полку, забил пулю и пыж. Почти с одновременным кликом были взведены курки. Даггеру Мартину показалось, что этот звук нарушил рассветную тишину, прозвучав так громко, что мог поднять мертвых из могил на милю вокруг.
Лейтенант МакБрайд молча дал несколько команд жестами. Солдаты разошлись и исчезли, окружая лагуну. Под командой МакБрайда остался какой-то десяток матросов - и среди них Даггер Мартин и Эллис Харди. Даггер огляделся вокруг. Питера Даниэлса нигде не было видно. Даггер сжал рукоятку сабли так, что побелели костяшки пальцев. Когда начнется ружейная пальба, никто не заметит еще один выстрел, направленный в сторону одного из своих, сзади.
Лейтенант МакБрайд смотрел на мысок у входа в бухту. "Британец" мог появиться в любой момент, дав несколько прицельных (надо было надеяться) залпов по побережью. Первый из пяти залпов был сигналом к атаке.
Далеко на востоке облака осветил красный луч солнца. Осталось лишь несколько минут до того, как наступит день и станет полностью светло.
Лейтенант МакБрайд сосал кончик своего уса.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ


Пушки "Британца" изрыгнули огонь и железо. Пушки были слишком низко нацелены, и залп взбуравил воду за пятьдесят метров от берега. Второй был точнее, и хилое укрепление на берегу исчезло в туче песка и щепок. Закричали, заметавшись, люди. Из бамбуковой хижины торопливо выскочили до тридцати моряков, вооруженных двуствольными кремниевыми пистолетами, саблями и кинжалами. Мушкетов или ружей почти ни у кого не было.
Третий залп засыпал картечью капер в лагуне, сметя все с палубы от релинга до релинга.
Ядро попало в грот-мачту как раз над марсовой площадкой. Ванты и штаги лопнули, и с грохотом и треском мачта свалилась вниз и медленно, как во сне, перевалилась за борт.
Даггер Мартин увидел, как из каюты выбежали два человека. Он был готов теперь вступить в бой. Его охватила боевая лихорадка. Он не желал более прятаться в кустах, он хотел вперед, сражаться… убивать! Но лейтенант МакБрайд предупреждающе поднял руку. Раздался четвертый залп "Британца". Над французским капером пронеслись ядра и картечь. Двое из каюты садились в ялик.
Внезапно в них попало что-то невидимое. Их подбросило в воздух и швырнуло за борт. Когда они упали в прозрачную воду, в ней немедленно появилось все увеличивающееся красное пятно.
Солдаты, занявшие позицию на берегу, открыли огонь. Упали несколько пиратов возле бамбуковой хижины.
- Будьте готовы! - сказал МакБрайд. - Скоро наша очередь.
Орудия "Британца" заговорили в пятый и последний раз. Теперь почувствовали вкус картечи и мушкетных пуль люди на берегу. Они тщетно попытались укрыться от смертельного огня. У них не было видимого врага, но казалось, что он повсюду.
Огонь велся с моря и из леса. Малайцы и некоторые белые сообразили, что выстрелов не было лишь с одной стороны.
И они бросились туда. МакБрайд увидел, как к нему и его небольшому отряду бежали пираты. На его лице появилась горькая усмешка, когда он вынул шпагу и указал ею на заросли.
- Вперед! - крикнул он.
Даггер Мартин и остальные бросились вперед. Они подбадривали себя душераздирающими воплями. Когда они вышли на открытое место, их встретили три малайца, вращая свои кинжалы. Эллис Харди свалил одного из них точно рассчитанным ударом сабли. Двое остальных повернулись вспять и бросились бежать к морю. Прозвучал выстрел, и пуля попала в голову одному из малайцев. Он упал и прокатился несколько метров, орошая песок своей кровью. Последний из трех обернулся. Он понял, что у него не было никакой возможности спастись.
Даггер преследовал его по пятам. В пылу боя голова его была совершенно пуста. Единственная его мысль была о том, что он должен убивать - убивать, чтобы самому остаться в живых.
Малаец нанес удар. Даггер парировал его своей саблей. Оружие выскользнуло из окровавленных пальцев малайца, и Даггер Мартин, сделав выпад, рубанул своей саблей по корпусу малайца.
Даггер поставил ногу на грудь поверженного врага и, освобождая свою саблю, огляделся вокруг. Остальные под командой лейтенанта МакБрайда были уже далеко от него. Он видел развевающуюся голубую головную повязку Эллиса Харди, атакующего вместе с остальными белых пиратов, укрывшихся за бочками и всяким хламом возле бамбуковой хижины.
В бухту, огибая мысок, входила пара шлюпок с "Британца". Они шли медленно, чтобы сидевшие в них успели увидеть, как французский капер, несколько раз присев, медленно завалился на борт и с громким бульканьем ушел под воду. Глубина в лагуне была небольшой, и над поверхностью воды была видна часть борта корабля.
Даггер бросился догонять своих товарищей. Внезапно он резко остановился. Один из осажденных, верзила с командными нашивками на мундире, покинул свое убежище и побежал к тому месту на опушке леса, где люди лейтенанта МакБрайда недавно ожидали приказа к наступлению. Двое английских матросов попытались остановить его, но пара ударов отточенным офицерским клинком заставила их упасть, обливаясь кровью.
Даггер вытащил пистолет из-за ремня. Он знал, что он заряжен, и надеялся, что во время высадки со шлюпки в воду, порох не подмок. Ворча, он взвел курок.
От отдачи после выстрела заныла рука. Грохот от выстрела был огромным, и лицо его испачкалось сине-серым пороховым газом. Французский офицер продолжал бежать. Даггер громко выругался по-шведски. Он промахнулся. Он отбросил в сторону пистолет и побежал за французом.
Уже через несколько метров в джунглях он пожалел об этом. Растительность была такой плотной, что было трудно выслеживать офицера. Он замедлил шаг и готов был уже повернуть назад к берегу, как услышал легкий вскрик от боли. И вместо этого бросился на него.
В пятидесяти метрах вглубь густых зарослей он нашел шпагу офицера. На расписном эфесе ее виднелись несколько капель крови. Даггер по-волчьи оскалился. Он был в джунглях, а в них правил закон джунглей. Убей или будешь убитым. Действовало только право охотника на свою добычу. Побеждает сильнейший… В тот момент он не думал о том, что сильнейшим может оказаться его противник. В висках билась кровь, в лицо хлестали ветви, острые шипы рвали брюки, оставляя длинные царапины на ногах, но он продолжал бежать.
Время от времени он останавливался, прислушиваясь к французу. Кроны деревьев тесно переплетались вверху, не пропуская свет на землю. Почва вокруг него стала болотистой. Звуки джунглей вдруг стали невыносимо громкими. Под ногами чавкало. Из зарослей доносилось кваканье лягушек, трещали и пели сверчки, неподалеку пронзительно кричали птицы. Из подлеска раздавалось шуршание и треск. И все это заглушалось его собственным натужным дыханием.
- Еще немножко, - уговаривал он себя, отсекая толстую ветку, чтобы очистить себе путь вперед. - Если я его не найду, вернусь обратно.
Не успел он пройти и двадцати метров, как увидел отпечаток ноги, заполнявшийся водой. Пока он на него смотрел, след заполнился до краев. Это могло означать лишь то, что офицер был здесь совсем недавно.
Даггер Мартин остановился и напряженно прислушался. Он попытался что-либо рассмотреть сквозь зелень кустов, но тщетно. И тут услышал, как неподалеку треснула ветка под ногой. Он затаил дыхание и продолжил путь с саблей наизготовку. К этому времени он уже понял, что сабля была не очень-то хорошим боевым оружием в этих зарослях. Левой рукой он нащупал нож на ремне.
Нож был здесь оружием намного лучшим. Если у офицера не остался пистолет, дело вскоре будет решенным. Он научился владеть ножом во время побега из исправительного лагеря, когда искусство выживать ежедневно подвергалось жесткой проверке. Это искусство он впоследствии развил еще больше на голландском корабле. Дисциплина на палубе была железной, но под палубой приходилось драться за свои немногочисленные пожитки. Был случай, когда матроса убили только за то, чтобы занять его спальное место.
Джунгли вдруг расступились, открыв поросшую зеленью долину с километр длиной. Только что он был во влажной темноте, как в следующую секунду очутился на поле с высокой травой и деревьями, освещенным лучами поднимающегося солнца.
Французский офицер был в сотне метров от него. Он бежал, но явно с трудом. Его мундир был мокрым и грязным. Очевидно, он падал в джунглях. Высокие сапоги, достающие до ляжек, были в глине. Великан, видно, был в ужасном состоянии, что было не удивительно в таком-то обмундировании, подумал Даггер.
Внезапно француз остановился и обернулся назад. Орнамент на пустых ножнах сверкал в лучах солнца. Начала давать знать о себе жара. Даггер ощущал свой язык, как кусок теста во рту. Он несколько раз пытался сплюнуть, но вместо слюны с трудом отделялась какая-то белая вязкая слизь. Он снизил скорость и переложил саблю в левую руку. Правой рукой он ухватился за рукоятку ножа, которая придала ему уверенность, словно в руке был его собственный нож, исчезнувший, когда его загребли в Бомбее.
Офицер был уже на расстоянии не более тридцати метров от него, и Даггер замедлил бег. Стал медленно приближаться. Офицер вдруг упал на колени. В его руке был пистолет. Сердце Даггера Мартина сжала ледяная рука. Ему осталось сделать только одно. Он не мог убежать. Тогда бы пуля точно достала его. Ему надо было только нападать.
Ему осталось не более десяти метров до француза, когда раздался выстрел. Даггер почувствовал страшную боль в левой руке и на миг подумал, что в него попали. Рука стала сама не своя, онемела. Пальцы больше не в силах были держать саблю. Она упала на землю. Пуля французского офицера попала в нее.
- Мерд! -выругался француз, швырнув пистолет в него.
Но промахнулся.
Даггер стоял неподвижно. Он почувствовал, что рука медленно оживала.
Француз нагнулся и что-то вынул из-за отворота сапога. На стальном лезвии сверкнуло солнце. Даггер уставился на него. В его руке был остро заточенный стилет. Даггер переводил взгляд со стилета на француза и обратно.
Глаза рослого офицера отливали желтизной, он извергал из себя потоки французских ругательств. Губы его были мясистыми, а зубы за ними желтыми и неровными. В ярком солнечном свете Даггер видел, что морщины на его пергаментном лице были наполнены застарелой грязью.
Клинок француза был длиной не менее тридцати сантиметров, на дециметр длиннее ножа Даггера. Это играло большую роль в ближнем бою. Лицо офицера расползлось в полной ненависти усмешке, когда он, помахивая стилетом, рассматривал оружие Даггера.
- Англичанин? - пыхтя, произнес он по-английски с французским акцентом.
Даггер не ответил. Какая разница, откуда он.
- Думаешь убить меня ножом? Ха-ха! Беги, спасай свою жизнь!
Даггер поберег дыхание, ничего не ответив.
Француз попятился на несколько шагов. Внезапно он перебросил стилет из правой руки в левую. Быстрым движением он расстегнул ремень и освободился от портупеи. Даггер и не заметил, как за ней последовал мундир. Под ним оказалась шелковая рубаха с жабо. Ткань распирали мощные плечи. Стилет вновь очутился в правой руке, и Даггер сделал выпад.
Француз привстал на цыпочки, втянув в себя живот. Был бы стилет на своем месте в правой руке, тут бы бой и закончился. Даггер открылся, хоть и на долю секунды. Но Даггер заметил свою оплошность и исправил ее, толкнув противника. Тот отшатнулся назад. Даггер внезапно остановился.
Француз был быстр. Насколько быстр, настолько и громаден, и ловок, как ягуар. Он сделал кувырок назад, перевернулся, как мяч, и снова оказался на ногах. Теперь стилет плотно сидел в правой руке. Противник знал толк в холодном оружии.
Они, пригнувшись, стали ходить друг перед другом лицом к лицу в раскаленной утренней дымке. Француз нанес удар снизу, и Даггер парировал его своим ножом. Зазвенела сталь при столкновении клинков. Только Даггер собирался нанести ответный удар, как противник был уже недосягаем. Но только на секунду. Он вернулся, этот большой бык. Глаза и лицо говорили о том, что он был уверен в себе.
С берега до них доносились редкие приглушенные расстоянием выстрелы. Вскоре и они прекратились. Бой на берегу, видимо, закончился. Но здесь он продолжался.
Даггер снова парировал удар ножом. Оба старались поймать момент, когда противник откроется, но оба защищались хорошо.
Француз снова бросился вперед и, промахнувшись, заворчал. Даггер ударил в открывшееся пространство, на секунду поверив, что он достал своего противника. Но офицер быстро и профессионально парировал удар, и нож Даггера сделал дыру лишь в воздухе. Француз рассмеялся.
Даггер дивился тому, как тот силен и как легко двигается несмотря на свою громадность. В его теле не было и грамма жира, только мускулы и жилы. Он внезапно атаковал, изменив свою тактику. Он вращал своим стилетом, как топором. Левой рукой он прикрывал живот.
Если бы Даггер попытался парировать его удар, острое прямое лезвие его стилета перерезало бы жилы на руке Даггера. Тут бы бой и закончился для него.
Оставалось только одно. Он попятился назад. Француз последовал за ним. Лицо его представляло собой одну самодовольную ухмылку, когда он, вращая стилетом, преследовал Даггера. Внезапно Даггер понял, что отступать больше некуда. Он уперся в высокий колючий пень, высовывающийся из земли, рядом с которым лежал гнилой ствол дерева, в которое многие десятилетия тому назад, видимо, попала молния. Попытайся он прыжком назад перепрыгнуть через ствол этого дерева, его противник мгновенно распорол бы ему живот.
И Даггер не прыгнул. Вместо прыжка он упал на землю. Выдохнув весь воздух из легких, он перекатился через бревно спиной назад, ударившись о него лопаткой. Ноги его раздвинулись. Обе руки были откинуты, и впервые в этом бою он остался без прикрытия. Француз вновь захохотал. И бросился через бревно. Стилет был направлен острием вниз и был готов пронзить его. Но Даггер был наготове. Он не сдавался. Это была его тактика, последний отчаянный тактический маневр, и он сработал. Он сделал мощный выпад корпусом вперед, отбросив в сторону левую руку. Офицер был уверен, что его стилет вот-вот вонзится в сердце ненавистного англичанина. Но вместо этого стилет на полную длину вошел в землю между телом и рукой Даггера.
Даггер вонзил свой нож – сильно и беспощадно.
Француз застонал, почувствовав, как сталь режет его кожу, проникая в тело под нижним ребром. С усилием он вырвал свой стилет из земли, но было поздно. Он завалился на бок. Однако ему удалось встать на колени. Казалось, он погружен в молитву. Во время нее он видел князя темноты. У него больше не было желания сражаться. Он желал лишь одного – закрыть эту ужасную рану на животе, причинявшую ему такую боль. Он пытался закрыть ее обеими руками. Верхняя часть его тела изгибалась, как тростник на ветру. Он смотрел снизу вверх на Даггера, и в глазах его была ненависть и мука. Весь бой занял не более пары минут. Вокруг было тихо. Никаких выстрелов в отдалении, ничего. Лишь смертная тишина.
- Черт, - всхлипнул француз.
И застонал. Жизнь утекала сквозь его сжатые пальцы. Он упал плашмя вперед, немного посучил ногами и умер.
Даггер смотрел на свою жертву. У него тоже пропала жажда боя. Зачем он убил этого человека? Он не оказал никакой услуги своему отечеству, да и самому себе. Еще пару минут назад он думал, что это важно. Но не сейчас. Он боролся с приступом тошноты. Он поднялся, опираясь на сгнивший ствол дерева. Он был весь в поту. Он немного постоял с окровавленным ножом в руке. Потом воткнул его в мягкую землю, отер его о траву и засунул в ножны.
Затем он медленно побрел назад, в сторону опушки леса, откуда пришел. На полпути он обернулся назад и посмотрел на мертвое тело. Оно лежало неподвижно, как оно и будет лежать до тех пор, пока его не найдет какой-нибудь зверь и не употребит на свое пропитание.
У него ушла четверть часа на то, чтобы пройти тот же отрезок пути, который он преодолел до этого за каких-нибудь пару минут. Он облизнул губы, почувствовав на них соль. Солнце било в глаза, но вскоре он вошел в тень и мгновение спустя джунгли вновь заключили его в свои влажные темные объятья.

На какой-то миг он подумал не возвращаться назад. Теперь у него был шанс освободиться от "Британца". Но это была бессмысленная свобода, он это знал. У него не было ни малейшего представления о том, где он находится, только то, что он был на каком-то необитаемом острове у индо-китайского побережья. Можно было только с уверенностью сказать, что факт того, что капер имел свою базу на этом острове, означал лишь то, что поблизости проходили торговые пути, но могли пройти годы, прежде чем кто-либо подойдет к острову на расстояние, с которого можно увидеть его сигналы.
Из двух зол…
Прошло уже довольно много времени, как он подумал, что толком не знает, где находится. Старые его следы были смыты болотной водой. Тут и там были небольшие вмятины, но были ли они следами, оставленными им или французом?
- Они что, не могут выстрелить? - пробормотал он самому себе, посмотрев вверх.
Кроны деревьев в джунглях эффективно лишали возможности увидеть, где стоит солнце. Он остановился и попытался думать, но ничего не придумал. Может быть, он, несмотря ни на что, все еще был вопреки своей воле на острове?
Он стал беспорядочно бродить. Через несколько минут он наступил на муравейник. Он отшатнулся от него в последнее мгновение, сбросив с ноги трех больших рыжих муравьев, атаковавших его.
Что он узнал во время побега из исправительного лагеря? Ну да, муравьи строят свои муравейники чаще всего с северной стороны дерева или камня. У муравьев на этом острове такие же привычки? Или с южной стороны?..
Через минуту после этого он, выбрав направление, поспешил в ту сторону. Растительность стала реже, и стало светлее. Не настолько, чтобы он мог видеть солнце, но несколько лучей достигли подлеска, и с их помощью он скорректировал свой курс.
Он по-прежнему не знал, где находится. Но тут он увидел небольшой холм. Он взошел на него и сверху увидел кусочек моря поверх зеленых верхушек деревьев. Он вздохнул с облегчением. Мачты "Британца"! Он видел мачты "Британца".
Через несколько минут он услышал громкие голоса. Людей, кричавших и ругавшихся на каком-то странном тарабарском языке. Потребовалось какое-то время, чтобы он понял, что это его товарищи по судну собирали пленных после боя, обращаясь к ним на том чуднóм языке, на котором говорят английские моряки, пытаясь говорить по-французски.
Потом он очутился на местности, которую он узнавал, помнил. Он обнаружил протоптанную тропинку. Посмотрев на землю, он увидел следы француза и свои собственные.
Даггер пошел помедленнее. Он остановился от странного чувства, что за ним наблюдают. Он посмотрел вокруг, но джунгли безмолвствовали. Вокруг не было абсолютно никого. В отличие от болота, где по-прежнему давали о себе знать различные существа, несмотря на вторжение на их территорию человека. Чувство было неприятное, и он ускорил шаг.
Внезапно раздался выстрел, и он почувствовал, как возле его головы пролетела пуля. Он посмотрел вокруг. В двадцати метрах от него над кустами поднималось серое облачко порохового дыма. Он выругался и побежал. В кустах стоял треск, и когда он посмотрел назад, он увидел, как кто-то выходит из зарослей. Он не мог различить, кто это, даже то, был ли это англичанин, малаец или француз.
Человек начал его преследовать. Тропинка стала шире. Теперь он знал, где находится. До лагуны осталось менее километра. Даже ближе, если идти напрямую через джунгли. Он обернулся, чтобы посмотреть на преследовавшего его человека.
Человек приблизился, держа в руке мушкет. Он встал на колено на тропинке и приставил приклад ружья к плечу.
Даггер Мартин снова посмотрел через плечо. Он еще ускорил шаг. Рядом с прикладом он увидел искаженное ненавистью лицо Питера Даниэлса.
Выстрела Даггер не услышал. Пуля попала в мягкую часть его плеча, поверхностно, но с такой силой, что он, не в силах противостоять этому, качнулся вперед и в сторону и врезался головой в дерево.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ


Он очнулся на большой глубине в море боли, которая становилась все сильнее. Открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним белую размытую фигуру. Постель, в которой он лежал, легко покачивалась, а ноздри заполнял тяжелый запах.
- Кажется, он просыпается, капитан! - послышался голос.
- Хорошо! Я хочу, чтобы он не спал, когда мы будем его вешать!
Из размытых образов выкристаллизовывались люди. Ближайший к нему человек накладывал тугую повязку на плечо, плечевой сустав и часть груди. Даггер Мартин признал в нем доктора "Британца" Артура Малани. Поодаль стоял, прислонившись к переборке, с глиняной трубкой во рту капитан Серлвейл. Вешать? Почему его будут вешать? Ведь это о нем шла речь?
Он пошевелился и почувствовал, что его голова была забинтована. Боль была интенсивной, и он громко застонал. Теперь он видел свет, исходящий от качающихся корабельных фонарей. Он находился на борту корвета "Британец", который сильно качало.
- Что произошло? - невнятно спросил он.
Капитан Серлвейл сделал пару шагов вперед и склонился над ним. Карие глаза капитана были полны гневом.
- Произошло то, что ты не смог удрать, Мартин, - сказал он. - Дезертирство во время боя, предательство родины мы не прощаем в Бомбейском военно-морском флоте. За это полагается только одно наказание! Веревка на шею!
Даггер Мартин забыл о боли. Он сел на соломе. И немедленно почувствовал головокружение, так что, собрав все силы, он откинулся назад, чтобы опереться о переборку. Голова плыла. Жилы налились свинцом, который пытался вылиться наружу через виски.
- Дезертировать?
Вопрос был задан шепотом, еле слышно. Губы распухли, а язык точно прилип к передним зубам.
Капитан Серлвейл горько усмехнулся. Малани отошел к шкафу, прекратив перевязку.
- Когда ты бежал, тебя заметил Питер Даниэлс и всадил в тебя пулю. Ничего серьезного. Если мы тебя не повесим, через пару недель будешь полностью здоров, Мартин.
- Но я не бежал, - протестующе хрипло сказал Даггер. - Я возвращался на берег, когда увидел Даниэлса. Он стрелял мне вслед. Вторым выстрелом он попал в меня, и с того момента я ничего не помню…
Серлвейл пыхнул трубкой и сказал:
- Что же ты, черт тебя дери, в таком случае делал в лесу так далеко от берега? - спросил он. - Если ты не удирал с поля боя, то как же ты получил пулю в плечо сзади?
- Я возвращался с дальней долины, - застонал Даггер, кривясь от боли. - Сбежал французский офицер, я догнал его и убил. Мы дрались на ножах. Он остался там лежать, надо только спустить шлюпку, и я покажу, где он лежит.
Капитан покачал головой.
- Мы уже полдня идем от острова, Мартин. А в твою историю я не верю. Пытались сбежать несколько человек из тех, что мы насильно рекрутировали в Бомбее. Так что на рее ты будешь болтаться не один, Мартин!
- Можно задать вам один вопрос, сэр?
- Конечно, кивнул капитан Серлвейл.
- Как это Питер Даниэлс очутился в лесу? Может, он прятался там, чтобы не рисковать своей жизнью в бою? Когда мы бросились в атаку на берегу, его среди нас не было. И он мой смертельный враг. Он и раньше грозился убить меня за то, что я не пресмыкаюсь перед ним, а насмехаюсь над ним.
Серлвейл помрачнел. Он выпрямился, сжав губы тонкой нитью.
- Не благородно оправдывать свое дезертирство, подозревая в нем других, - проворчал он. - Ты показал себя хорошим моряком на борту моего судна, Мартин, но это не оправдывает тебя в моих глазах. Дезертир есть дезертир, а ему полагается лишь одно наказание!
Даггер сполз по стенке и лег на спину. В его глазах поплыли доски переборки. Он отвратительно себя чувствовал, а боль в плече и голове была просто невыносима.
- Я сражался на берегу, - сказал он. - Вместе с лейтенантом МакБрайдом и матросом Харди. Они видели, как я…
Но капитан уже ушел. Малани тоже закончил свое лечение и исчез. Не прошло и пары минут, как по трапу спустились под палубу три морских пехотинца под командованием капрала. Хотя корабль был лишь утлой скорлупкой на поверхности моря, на борту его было много людей. У солдат было свое помещение в средней части судна, и они не смешивались с остальным экипажем.
Капрал указал солдатам на Даггера. Двое солдат грубо схватили его и повели, поддерживая, чтобы он не упал от слабости. Капрал шел впереди. Замыкал процессию третий солдат. Они подвели его к люку на нижнюю палубу и помогли ему спуститься вниз, преодолев двенадцать ступеней. Внизу ждал корабельный кузнец. Не произнеся ни слова, он заковал Даггера Мартина в кандалы, одним умелым движением вогнав шплинт, и замкнул цепь на рыме, висящем на переборке. После этого все поднялись по трапу наверх, люк закрылся и Даггер очутился в темноте.
Он лежал в вонючей жиже на палубе. Когда ушли люди со светом, начали бегать вокруг и пищать крысы. Поднялась и дошла до горла дурнота. Он начал с большим трудом и наощупь медленно ползать вокруг, чтобы только не лежать в этой жиже. Где-то в темноте он услышал плач. Значит, он был не один.
Он скрючился на мокрой палубе в относительном спокойствии. Мрак охватил его, и в голове его было пусто. Единственная мысль в его голове была о том, что Питер Даниэлс победил. Он не был еще мертв, но Даниэлс убил его, заявив, что он дезертировал. Капитаны судов Бомбейского военно-морского флота не отличались добротой и охотнее отдавали приказ казнить, нежели помиловать. Считалось, что казнь сильнее влияла на дисциплину на борту. Когда кого-то вешали время от времени, это позволяло держать остальных в страхе Божьем и служило предостережением, что не было никакого смысла идти против начальства, поставленного британской Ост-Индской компанией, Богом и королем Англии.
"Британец" укачал его, и он забылся в лихорадочном сне. Он не знал, сколько он спал, когда, наконец, пробудился. Темнота вокруг него была все такой же плотной. Он дрожал от холода. Он слышал голоса вокруг, но не видел, кому они принадлежат. Он застонал.
- Проснулся? - услышал он грубый голос.
- Да. А кто вы?
- Твои товарищи по несчастью, - ответил голос. - Мы тоже попытались бежать во время боя, но они поймали нас, и теперь нас осудили на смерть. Ты знаешь, когда нас повесят?
- Нет, - ответил Даггер Мартин. - Скорее всего, когда погода будет достаточно хорошей, чтобы можно было вызвать на палубу всех полюбоваться казнью. Однако по качке чувствуется, что дует так, что нужны все руки на палубе.
- Я недавно услышал команду "Все наверх!", - сказал кто-то слева в темноте голосом помягче. - Наверно, это значит, что шторм крепчает.
Третий человек горько рассмеялся.
- Это дает нам еще несколько часов отсрочки, чтобы мы осмыслили наши никчемные жизни, прежде чем быть повешенными на ноке реи.
- Да, и…
Человек с грубым голосом замолчал, когда "Британца" потряс орудийный залп. Мгновение спустя раздался грохот на палубе над их головами. За ним последовал отдаленный шум.
- Мы в бою! - сказал человек с мягким голосом. - Если они потопят "Британца", мы потонем вместе со здешними крысами…
Даггер вытер рот и облизнул потрескавшиеся губы. Голова по-прежнему болела, но боль в плече прошла. Теперь оно просто онемело.
- Веревка или вода - один черт, - сказал он.
Шум боя на палубе усилился. Пленники прислушивались и почувствовали со все возрастающим беспокойством, как в "Британца" попали несколько ядер неизвестного врага. Корабль накренился, деревянные части его затрещали и заскрипели во время маневра. Загрохотали орудия, и звуки попавших ядер врага смешивались с криками раненых.
Баталия продолжалась долго. Время текло незаметно для четырех смертников, и им показалось, что прошли часы, прежде чем тревога закончилась, смолкли орудия и крики людей. Даггер Мартин почувствовал, что "Британец" привелся к ветру и лег в дрейф. Над их головой раздались резкие команды, но топот ног по палубе не дал им услышать и понять, что происходит. "Британец" проиграл сражение? На борт поднялись враги? Им чуть ли не хотелось, чтобы так и было. Если французы их захватили, это означало, что экипаж, а с ним и пленники, должны попасть в лагерь врага. Там они останутся в живых.
Но можно было предположить, что судно захватили китайские пираты. В этом случае смерть была неминуема. Китайцы славились тем, что не щадили жизни захваченных ими "белых дьяволов". Они резали горло своим пленникам и пускали их на дно, а сами грабили судно, забирая на нем все ценное.
Неизвестность холодным комом сидела в животах четырех осужденных.
Внезапно раздался глухой хлопок надувшегося от ветра паруса. Топот ног прекратился, и корабль накренился на левый борт, ложась на курс.
Теперь они знали правду. "Британец" выиграл еще один морской бой, и все стало, как прежде. Они узнали, что к ним идет смерть через повешение, не потопление или перерезание глотки.
От этого едва ли стало легче. Качка все усиливалась, и с ней в темноту к смертникам пришел вой шторма. Обшивка судна стала влажной от морской воды.
- Теперь мы знаем, что происходит, - пробормотал человек с грубым голосом. - Похоже на начало хорошего шторма!
Четверым пришлось хвататься за что попало, чтобы их не мотало по палубе.
С тех пор, как Даггер Мартин был брошен в трюм, у него не было контакта с внешним миром, а прошло уже много часов. Шторм явно не позволил командованию придерживаться распорядка с питанием. Кишки пленников заныли от голода. Но голод был не так страшен, как жажда. Жар высушил горло Даггера Мартина, распухшее от жажды.
Посреди большого качка открылся люк. Через открытое пространство бросил свой трепещущий свет штормовой фонарь. Вниз по трапу с трудом спускались несколько морских пехотинцев. Они хватались за перила трапа, а за ними шел офицер. За ним шел корабельный кузнец. Несмотря на темноту, Даггер узнал силуэт офицера. Это был лейтенант МакБрайд.
- У нас был бой с французским капером, - сказал МакБрайд, вглядываясь в Даггера Мартина. - Мы его потопили, но понесли большие потери. В связи с этим капитан Серлвейл принял решение помиловать вас! Вы вернетесь на свои рабочие места на борту и, когда погода станет лучше, каждый из вас получит вместо виселицы по три дюжины ударов девятихвостой кошкой .
- Тридцать шесть ударов! - возмущенно сказал человек с грубым голосом. - Это все равно, что смерть.
- Не всегда, - холодно ответил МакБрайд.
Как правило, на море действовал один и тот же порядок для всех судов - как военных, так и торговых. Однако на судах, осуществляющих торговые перевозки между странами, экипаж по своему составу соответствовал объему работ на борту. На военных кораблях, например каперах класса "Британец" Бомбейского военно-морского флота, экипаж был гораздо больше того, что требовалось для выполнения рутинных работ на борту. Поэтому в спокойной обстановке, чтобы не было причин для недовольства, надо было занимать людей бесчисленными учениями у пушек и на парусах и педантичной приборкой.
Даггер Мартин понял, что людские потери и повреждения рангоута и корпуса судна во время боя с французом были, по всей видимости, большими. В противном случае пополнение команды "Британца" на четыре человека не имело значения.
"Британец" шел вяло, рыская при таком переменном порывистом ветре. В тот раз, когда Даггер Мартин оставил судно, чтобы в шлюпке идти на остров, небо было голубым. Теперь оно было мрачно-серым. В то утро воздух был мягким, как бальзам, нанесенный на кожу. А сейчас он был холодным и всклокоченным. Ветер срывал верхушки волн, отбрасывая их назад, и корабль вел себя неестественно под ногами. Ветер, все время крепчавший, дул поперек волн. Даггер посмотрел вверх. Несколько бригад матросов выполняли такелажные работы наверху, сращивая снасти и латая паруса. Другая бригада матросов занималась укреплением грот-мачты, пострадавшей от вражеских ядер. Она угрожающе скрипела. Один из боцманов громко отдал команду послать за кузнецом, чтобы наложить железные крепежи. Повсюду валялись пропитанные водой обломки. Даггера Мартина отделили от его товарищей по несчастью, поставив на приборку на шканцах. Под кучей обломков лежали два мертвых пушкаря. Даггер отволок их, уложив у бизань-мачты, куда уже снесли несколько трупов, чтобы не мешали. Позже трупы будут зашиты в парусину и по прочтении краткой заупокойной молитвы брошены за борт с привязанными к ногам ядрами.
Ветер все время свежел. Волны были высокие и качали "Британца", как муху на поверхности воды. Капли дождя все с большей силой проникали сквозь одежду под порывами ветра, и Даггер почувствовал в конце концов, что работает под градом. Погода становилась все нестабильнее. За какой-то час ветер обошел половину румбов компаса, становясь все порывистее. Волны пугали своей высотой; раньше он ничего подобного не видел.
- Убрать все паруса, мистер МакБрайд! - проревел капитан Серлвейл. - Ляжем в дрейф, пока шторм не уляжется.
- Есть, сэр!
- Поставьте фор-стень-стаксель, штормовой кливер и возьмите рифы на бизани! На грот-мачте никаких парусов!
- Будет исполнено, сэр! - прокричал в ответ МакБрайд, передавая команду кому следует.
Засвистели боцманские дудки, сопровождаемые командой убрать паруса. Даггер Мартин и его товарищи побежали наверх по вантам и разошлись по реям. Сверху он увидел, что на помпах стоит больше людей, нежели обычно. "Британец", должно быть, получил несколько пробоин ниже ватерлинии и изрядно хлебнул воды.
Убирать паруса было тяжело и опасно для жизни. Ветер перешел на норд-вест. Нос "Британца" зарывался в каскады пены, когда корвет бросало вперед. Рангоут и деревянные части судна протестующе скрипели. Основное время на рее уходило на то, чтобы как можно теснее прижиматься к рею, пережидая сумасшедшую пляску судна. Зазеваешься на миг - и тебя моментально швырнет на палубу или за борт. Но паруса все же были втянуты на реи и привязаны, и матросы с трудом спустились на палубу.
Шквалы ветра развивали почти ураганную скорость. Говорить было невозможно, только кричать в ухо другому. Теперь судьбу "Британца" решало мастерство судовождения, и все знали, что надо делать. Четверо рулевых знали, что им надо во что бы то ни стало держать "Британца" против ветра, чтобы корвет не увалился под ветер и не перевернулся. Они с невероятным трудом боролись с бесчисленными волнами, бросавшимися на судно со всех сторон, угрожая в любой миг уложить его на подветренный борт. Кто только мог, привязался на палубе. Используя в качестве жалкого убежища от ветра подветренный закуток, за вантами бизани стоял капитан Серлвейл, держась одной рукой за такелаж, и громовым голосом отдавал команды.
Даггер Мартин насквозь промок, дрожал от холода и чуть ли не терял сознание от голода. На возможность перекусить нельзя было рассчитывать. Камбузная прислуга от греха подальше давно выбросила за борт угли из печи. Вдалеке на баке он увидел фигуру Питера Даниэлса, и волна ненависти захлестнула его. Он сжал кулаки, готовый броситься и убить его, однако благоразумие возобладало. Его время еще не пришло. Даже если сначала будут тридцать шесть ударов плетью.
Огромная волна обрушилась на главную палубу через планширь, сметая все на своем пути. Он ухватился за пару кофель-нагелей на кормовой кофель-планке у грот-мачты и зажмурился, когда его окатило водой. Когда он открыл глаза, пару раз моргнув, Питер Даниэлс уже исчез. Он вздрогнул, почувствовав чью-то руку на своем плече, и обернулся. К нему наклонился один из унтер-офицеров и крикнул ему в ухо:
- Быстро в ганрум , помоги завести запасные тали!
Капрал исчез, прежде чем Даггер Мартин успел автоматически сказать обычное "Есть, сэр!". Даггер прошел, борясь со штормом, на корму, с усилием отлепил и открыл дверь под актердеком и скатился в темноту, не держась за поручни. Пошатываясь, как пьяный, он добрался до ганрума, в котором пара штормовых фонарей освещала неровным светом лейтенанта МакБрайда и двух матросов, с трудом пытавшихся завести вспомогательные тали к рычагам рулевого управления.
- Давай быстрее сюда, черт тебя дери! - крикнул МакБрайд. - Заводи тали с правого борта!
Даггер Мартин сразу оценил ситуацию. Вспомогательные тали, заведенные непосредственно на рулевую колонну, должны облегчить работу рулевых у штурвала на палубе. Однако важнее было то, что они уменьшали нагрузку на штуртросы. Работа эта требовала сильных рук и внимательности. Даггер тот час же принялся за работу, в то время как МакБрайд пытался докричаться до шканцев и вызвать подмогу через решетчатый настил над ганрумом, где был поставлен опытный кадет, который должен был репетовать команды, подаваемые на руль в ганруме.
На левом борту два других матроса были уже наготове со своими талями, и один из них подошел к Даггеру, чтобы помочь. Лейтенант МакБрайд снова крикнул через настил, чтобы прислали подмогу, одновременна отрапортовав, что тали заведены и готовы к использованию. Матрос был уже на полпути назад, когда это случилось. Ни один моряк не мог бы не узнать звук разрывающегося на лоскуты паруса. В какую-то долю секунды Даггеру стало ясно, что разорвало крюйс-марсель , и он знал, чем это грозит. Он бросился к талям правого борта, быстро намотал на руки трос и уперся ногами в шпангоут, крикнув людям на талях левого борта:
Выберите слабину и будьте..!
В этот миг "Британец" резко накренился на нос, так что корабль в буквальном смысле оказался в руках Даггера. Трос талей неимоверно жал руки, угрожая вырвать их. Только Даггер уперся в шпангоут второй ногой, как первая ослабла. Он уперся обоими коленями в жесткую древесину шпангоута, но боли не чувствовал. Тело его всеми клеточками было настроено на сопротивление. Даггер был прижат коленями к шпангоуту в полуметре от палубы, и изо всех сил старался сдержать натиск волн на перо руля. Он чувствовал, как тело его медленно уступает, и застонал от ярости, когда сил его не хватило.
У других талей одного из матросов при внезапном крене "Британца" бросило на переборку. Второй стоял с открытым ртом и глазел на Даггера, словно не верил своим глазам. Он механически выполнил команду Даггера выбрать слабину в талрепе. Чем туже был натянут трос, тем меньше ходил руль. Затем он выпрямился, закрепил трос и приготовился. Нагрузка в любой момент могла перейти на его тали.
Лейтенант МакБрайд поднялся с палубы, куда он был брошен при крене. Он шатался, и из ссадины на лбу шла кровь. Как и Даггер, он моментально понял ситуацию и бросился на помощь. В тот момент в ганрум спустились люди с палубы.
- Врубайтесь, черт побери! - проревел МакБрайд, также хватаясь за канат.
Наверху на палубе все четверо рулевых были свалены навзничь, когда лопнул крюйс-марсель и сместился центр тяжести судна. Все четверо были в полусознательном состоянии, с синяками на теле, но благодаря своему инстинкту моряка они ясно понимали опасность и необходимость удерживать судно против ветра. Они подползли назад к штурвалу; у одного из них была сломана и висела под странным углом к телу рука, но он этого не замечал. Семью руками, объединив усилия, они кое-как взяли штурвал под контроль. Кризис миновал, но "Британец" по-прежнему был в серьезной опасности. Он балансировал на лезвии ножа, когда с одной стороны угрожал ветер, а с другой сумятица волн.
"Британца" спасли удача, дисциплина и искусство моряков, вместе взятые. На баке старший шкипер готовил плавучий якорь, когда он почувствовал крен судна. Как и Даггер Мартин, он инстинктивно понял, что произошло. По собственной инициативе он сбросил за борт еще не полностью готовый плавучий якорь, к которому был привязан швартов, и стал молиться Богу, чтобы якорь держал, по крайней мере до того момента, как будет восстановлено управление рулем. Он тогда еще не знал, что "Британец" спасся только благодаря Даггеру Мартину. Старший шкипер Джексон ждал, что судно опрокинется, но этого, к его удивлению, не произошло.
Он оставил командовать на баке одного из своих подшкиперов и стал с трудом пробираться на шканцы, где, как он понимал, многое надо было сделать. Он вскарабкался по трапу наверх, большой и грубый, бросил взгляд на крюйс-марса-рей и кивнул головой, словно подтверждая что-то самому себе. Его командир был на вантах, крепко держась за них. Во рту у него была боцманская дудка, и он подавал ею сигналы, одновременно показывая жестом, что надо сделать. Кричать было бесполезно.
Старший шкипер, несмотря на серьезность ситуации, усмехнулся, глядя на эту довольно забавную сцену, но все же должен был признать, что капитан Серлвейл действовал как надо. То, что надо было сделать, было сделано, а как - роли не играло. Джексон забрался к командиру и встал около него, крепко держась за ванты. Он кивнул в сторону пустого крюйс-марса-рея.
- Завести новый парус, сэр? - прокричал он в ухо Серлвейла.
- Думаете, грот-мачта выдержит крюйс-стаксель? - крикнул капитан в ответ.
Старший шкипер посмотрел на поврежденную грот-мачту, к которой крепятся штаги бизани, и в сомнении покачал головой. В иных обстоятельствах стаксель на штаге вполне мог заменить утраченный крюйс-марсель. Однако грот-мачта могла не выдержать нагрузки. Она и так уже плохо себя чувствовала, хотя и не несла никаких парусов. Если грот-мачта сломается, все будет безнадежно потеряно. Единственным шансом было поставить новый крюйсель на бизань-мачте - опасная для жизни работа в такой шторм.
- Возьмите столько людей, сколько потребуется, и поставьте новый парус, мистер Джексон!
Слова капитана Серлвейла были подтверждением того, что он тоже сомневался в грот-мачте.
Четырнадцати человекам под личным командованием старшего шкипера удалось сделать невозможное. В положении, когда "Британец" сумасшедше раскачивался, дул ото всюду, завывая, ветер, они поставили новый крюйс-марсель. Это было представление, во много раз более сложное, чем представление в каком-нибудь цирке. Они ставили парус, положив локти на рей. С помощью рифов площадь паруса могла быть уменьшена до таких размеров, чтобы исключить риск разрыва нового паруса.
Под палубой Даггер Мартин открыл глаза и вернулся в мир боли. Болело все тело, сильно кровоточило раненое плечо. Он застонал и попытался сесть. К нему подошел лейтенант МакБрайд и опустился на палубу возле него с задумчивой миной на загорелом лице.
- Хорошая работа, Мартин, - медленно сказал он. - Я позабочусь о том, чтобы командир узнал, кто спас корабль.
Даггер улыбнулся сквозь боль. Он сильно дрожал теперь, что было реакцией на неимоверные усилия, которые он приложил, борясь с талями.
- Благодарю, сэр, - вяло сказал он.
- Вы очень опытный моряк, Мартин. Но должен добавить кое-что еще, - продолжал МакБрайд. - Вы ведь не всегда были матросом, не так ли?
- Я был когда-то полноценным лейтенантом на службе Его Величества… на британском фрегате.
МакБрайд не показал никаких признаков удивления.
- И, сэр… - тихо сказал Даггер.
- Да?
- Я, фактически, боролся за свою жизнь. Дезертировать я не пытался.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ


Шторм бушевал двое суток, пока, наконец, не стих.
Когда впервые после шторма показалось солнце, капитан Серлвейл сам взял секстан и стал брать высоту солнца. Определить широту труда не составляло, но с долготой было гадание на кофейной гуще. При ветре и волне с разных сторон во время шторма расчет сноса с курса был весьма приблизительным. Штурман и капитан Серлвейл пришли наконец к компромиссу в отношении приблизительного места нахождения "Британца". Но оба хорошо понимали, что погрешность могла составлять сотню морских миль и даже больше.
Но это было не страшно. Вместо того, чтобы идти в северо-западном направлении, они проложили курс на восток, чтобы идти, пока не увидят землю. После этого было легко определить свое место нахождения и проложить новый курс.
Еще до того, как утих шторм, Даггера Мартина вызвали к капитану, чтобы сообщить ему, что наказание за якобы совершенное им дезертирство было отменено. Лейтенант МакБрайд засвидетельствовал тот факт, что Даггер убил по меньшей мере одного малайца в первые минуты атаки, а матрос Харди подтвердил это. Таким образом, обвинения Питера Даниэлса не могли считаться в полной мере обоснованными, и капитан Серлвейл не нашел причин для наказания Даниэлса.
- Он вполне мог подумать, что вы дезертировали, Мартин, - сказал капитан.
- По дороге к берегу, сэр? - спросил Даггер.
- Вы можете идти, Мартин!
- Есть, сэр!
Когда "Британец" пришел в оговоренное место, где должны были встретиться несколько судов Бомбейских военно-морских сил, там было уже четверо других судов. Только он подошел к остальным судам Ост-Индской компании, как с ближайшего к ним судна "Комета" послышалась барабанная дробь. Минуту спустя на корвете "Британец" увидели, как трех человек вздернули на ноках реев. Они немного подрыгали ногами, хотя ноги их были связаны в коленях. Затем они тихо повисли.
Потрясенный, Даггер с отвращением отвернулся. Он подумал о событиях на борту "Британца" два дня назад. Пороли троих моряков, с которыми он встретился в трюме. Барабанщик бил в свой малый барабан, словно гвозди вгонял в кожу, а трое подшкиперов в такт поднимали и опускали свои девятихвостые кошки, отмеряя предписанные три дюжины ударов. На спинах троих несчастных оставались кровавые полосы, и их крики, пронзительные, как крики чаек, достигали верхушек мачт. Кошки глубоко впивались в спины. Подшкиперы не церемонились. Капитан Серлвейл наблюдал за поркой с непроницаемым лицом и быстро ушел в свою каюту, когда все закончилось.
Даггер Мартин уже не первый раз видел исполнение наказания. На борту голландца это было рутиной. Но каждый раз он страдал от этого. Такое наказание было недостойно человека, как и человеку было недостойно его принимать. Находились люди, переносившие порку без единого звука, однако обычно люди вопили. Так было легче переносить боль.
Эти трое выдержали половину ударов, не теряя сознание, но потом обмякли в своих путах. Подшкиперы посмотрели на своего командира. Он кивнул. Ничего, что они потеряли сознание. В уставе, конечно, сказано, что наказуемого надо держать в сознании всеми доступными способами, однако МакБрайд чувствовал, что в этот раз капитан не был намерен толковать устав буквально.
После ста восьми назначенных ударов плетью палуба была залита кровью. Кто-то вылил пару ведер забортной воды на наказанных. Позвали медика Малани. Он констатировал, что все трое живы. Но одному из них было по-настоящему плохо. Единственное, что можно было сделать после наказания, это помазать раны мазью. Она не очень-то лечила, но помогала против инфекции.
Результатом наказания была церемония морских похорон на борту на следующий день. Человек с пронзительным голосом не выдержал потери крови, брызнувшей из вены на шее, перебитой плеткой. Капитан Серлвейл зачитал положенное. Он довольствовался короткой молитвой, после которой завернутое в парусину тело было с плеском брошено в воду и ушло на дно.
"Британец" отдал якорь, и была спущена гичка . Капитана Серлвейла перевезли на "Комету", где его ожидали остальные капитаны, чтобы провести совещание. Подтвердился слух о том, что на подходе были еще два корабля Бомбейских военно-морских сил. Столь солидный флот мог означать лишь то, что предстояла большая операция. После постановки на якорь МакБрайд назначил людей на ремонт такелажа и корпуса. Народ на остальных судах стал проявлять признаки нервозности. Хотя большинство боя не боялись. Они побывали уже во многих боях. Они не боялись погибнуть, по меньшей мере не показывали этого. Они видели гибель многих товарищей и после месяцев службы в Бомбейском флоте понимали, что в некоторых случаях смерть была предпочтительней.
Солнце садилось, когда возвратился капитан Серлвейл и созвал всех своих офицеров на совещание в каюте. До позднего вечера в ней горел свет, и вахтенный на палубе рассказал, что слышал громкие голоса, доносившиеся из капитанской каюты. Но не достаточно громкие, чтобы он мог понять, о чем речь.
На следующий день произошла утечка секретных сведений. В разговорах членов экипажа между собой были преувеличения. В основном же сведения были верными. "Комета" вступила в бой с французским капером и завоевала его. На его борту были английские пленные. Они рассказали, что капер шел к острову пленных возле китайского побережья. Капитан "Кометы" реквизировал судовые документы капера, которые подтвердили сказанное пленными. И даже больше: были получены точные координаты острова пленных, который оказался довольно маленьким. На нем были только рыбацкая деревушка, гарнизон, порт и лагерь пленных.
Сведения были весьма недостаточными в отношении величины гарнизона и способности порта принимать суда с большей осадкой. Между тем все указывало на то, что количество солдат, находившихся там для того, чтобы стеречь пленных, было небольшим.
Среди членов экипажа поползли слухи. Одним из самых распространенных был слух о том, что все суда в созданной сейчас новой эскадре пойдут к китайскому побережью, нападут на остров и уничтожат гарнизон, состоящий из китайских наемников или французских морских пехотинцев, чтобы освободить английских пленных.
Это обсуждалось также капитанами, державшими совет на борту флагманского корабля "Комета". Однако они не могли принять какое-то решение, пока подошли еще не все корабли. На третий день после прихода "Британца" появился люгер "Рекс", капитан которого также принял участие в совещаниях. Затем минули еще полтора дня, и к флотилии присоединился перестроенный бриг "Четыре розы".
Его капитан принес новости, которые не позволяли всем кораблям участвовать в операции против острова пленных. Дело было в том, что шпионы в Читтагонге сообщили, что в Китайское море направляется конвой из двенадцати небольших торговых судов. Такой попытки взломать блокаду, установленную Ост-Индской компанией, большим количеством судов давно не было, и упустить такой шанс нельзя было ни в коем случае.
Но и оставить бедных пленных страдать на острове, наверняка в ужасных условиях, тоже было нельзя.
Результатом совещаний было решение послать на остров два корабля. Поскольку предполагалось, что остров пленных не сильно охранялся со стороны моря, так как основной задачей гарнизона было следить за тем, чтобы пленники не сбежали, достаточно было и двух кораблей. Остальные должны идти на охоту за торговыми судами, представлявшими собой лакомую добычу.
Освобождать пленных были избраны корабли "Британец" и "Быстрый". На закате того же дня, когда было принято это решение, "Быстрый" и "Британец" подняли якоря и поставили паруса.
Пять дней ушло у них при таком слабом бризе на то, чтобы войти в район острова.
- Вижу землю! - в полночь крикнул впередсмотрящий на грот-мачте.
Согласно плану "Британец" и "Быстрый" должны обойти вокруг острова, держась вдалеке от огней, показывавших, где были деревня и порт. До китайского материка было не более двадцати километров, так что можно было видеть землю невооруженным глазом. На рассвете оба корабля встали на якорь в маленькой бухте у острова. Горячая пища была запрещена, так как с острова можно было увидеть дым с камбуза. В каюте совещались лейтенант МакБрайд и капитан Серлвейл.
- Я знаю, что он является фактором риска, сэр, - сказал МакБрайд. - Однако я не сомневаюсь в его личной храбрости и умении сражаться. К тому же я верю его истории с французским офицером. А его поведение в шторм говорит о его решительности и инициативности.
Серлвейл кивнул в знак согласия.
- Да, меня не оставляет мысль, что это он, по-видимому, спас корабль, моментально овладев ситуацией, - ответил он. - Делайте, как знаете, МакБрайд. Кого вы вообще берете с собой?
- Не многих, так как это всего лишь разведка. Принс отобрал шестерых надежных морских пехотинцев. Затем я хотел бы взять Эллиса Харди, но не могу: его нога еще не поправилась после того, как на нее свалился блок. Надо взять кого-нибудь другого вместо него, но я еще не знаю, кого. С ним будет полный комплект.
- Вы полагаете?
- Согласно приказу мы не должны вступать в бой, сэр. Важно разведать все, а для этого много народу не надо. Я беру с собой тех, кто может позаботиться о себе самом.
- Ол райт, МакБрайд. Удачи.
- Благодарю, сэр!
Вокруг была ночная мгла, когда МакБрайд построил своих людей на палубе. Один за другим они молча спустились в шлюпку. Вместе с лейтенантом отряд состоял из десяти человек: Даггер Мартин, те шестеро морских пехотинцев и… Питер Даниэлс. Этот унтер настоял на том, чтобы его включили как добровольца. Гребцы налегли на весла, которые были смазаны жиром, чтобы не скрипели, и шлюпка понеслась по мертвой зыби. Ветер дул с берега, и в ноздри Даггеру ударил свежий запах зелени с острова. От фонарей, хранящихся под банками шлюпки, несло ворванью.
На острове были высокие горы, верхушки которых, казалось, притягивали к себе облака. Облака собирались в течение дня, накрывая весь остров, но вечерний бриз разогнал их, и теперь на людей в лодке светил полумесяц. Скалы у берега острова были в белой морской пене, но в бухте было тихо, только мертвая зыбь.
Перед ними вырос берег, и один из матросов стал мерять глубину багром, стоя на носу шлюпки. Минуту спустя по гравию заскрежетал киль. Матросы быстро втянули в шлюпку весла, прыгнули в воду и стали тащить шлюпку за релинги. Она еще немного поскрипела о гальку, а затем нос ее оказался на берегу.
Лейтенант МакБрайд и его разведчики могли сойти на берег, не замочив ног. Они исчезли за зарослями на берегу и собрались вокруг лейтенанта МакБрайда. Он сделал щель в фонаре и посветил на карту, которую он развернул и положил на землю. Он пальцем показал что-то на карте.
- Мы здесь, - прошептал он. - Нам надо перейти через мыс и подняться на гору, чтобы точно установить, где находится лагерь пленных. У меня такое чувство, что он находится недалеко от деревни, потому что на карте он обозначен там. Если кто-нибудь из нас потеряется, ему надо будет добираться сюда самостоятельно. Отсюда начнется и операция по спасению после того, как мы вернемся с необходимыми сведениями. Вам не выдали огнестрельное оружие, потому что стрелять запрещается. Если у кого-то есть личное оружие, надо оставить его здесь. Следуйте за мной, идите тихо и… удачи вам!
Они шли, по колено утопая в цепляющихся за штаны зарослях, по довольно болотистой местности, которая вскоре стала каменистой. Время от времени кто-нибудь спотыкался о камень и чертыхался, но в целом они сохраняли тишину.
Они молча шли почти сорок пять минут, когда их путь пересекла узкая, посыпанная гравием дорожка. Они продолжали идти и вошли в небольшую ложбину, в которой журчал ручеек. МакБрайд жестом приказал остановиться, и люди впервые за долгое время смогли попить холодную пресную воду. Даггер Мартин следил за тем, чтобы между ним и Питером Даниэлсом всегда находились морские пехотинцы. Этот унтер и надсмотрщик был чрезвычайно раздосадован, когда Даггер и остальные приговоренные избежали повешенья, и Даггер не сомневался в том, что Питер Даниэлс добровольцем пошел в разведку, видя еще один шанс поквитаться с ним. Однако на этот раз убивать собирался Даггер. Он точил и приводил в порядок свой нож еще с того времени, когда "Британец" отделился от остальных судов и пошел к острову.
Склон горы освещала луна, и в свете ее они разглядели нечто похожее на сторожевую башню, стоявшую на деревянном здании. МакБрайд дал знак остановиться и показал на башню.
- Это, должно быть, дальний наблюдательный пост, - прошептал он. - Мы вдалеке от самого гарнизона и деревни, но нам трудно будет пройти мимо не замеченными… - Он кивнул в сторону морских пехотинцев. - Сможете убрать их по-тихому?
Ответа он не получил. Один из пехотинцев в знак согласия поднял руку. Они вынули свои длинные ножи, провели ими несколько раз по земле, чтобы они не блестели в лунном свете, и поползли в сторону деревянных строений.
- Можно мне с ними? - прошептал Даггер.
- О'кей.
Лейтенант МакБрайд и Питер Даниэлс остались на склоне горы. Они смотрели в сторону сторожевого поста. МакБрайд самолично натаскивал морских пехотинцев в море и знал, что они обладают всеми необходимыми навыками. Но он не знал, справятся ли они с поставленной задачей на берегу.
Даггер Мартин зажал свой нож между зубами и вскоре уже полз, не отставая, вместе с другими. Один из морских пехотинцев, которого он как-то раз угостил табаком, кивнул ему в знак того, что узнал его, когда они несколько минут ползли бок о бок. Они были уже слишком близко, когда заметили человека, сидевшего на табурете у двери на своего рода крыльце. Он был одет в французскую форму. Он сидел, расслабленно привалившись спиной к стене. Мушкет стоял в паре метров от него, тоже прислоненный к стене.
Передний морской пехотинец присел на корточки. Он был на расстоянии восьми-десяти метров от стены. Резким движением он взялся пальцами за лезвие ножа. Затем рука сделала быстрое движение.
Человек грузно встал с табуретки, прижал руки к груди и упал лицом вниз, не издав ни звука. Через мгновение Даггер Мартин и пехотинцы ворвались в дом. Дело было сделано быстро. Ножи блеснули еще несколько раз, и наступила тишина.
Даггер поднимался по крутой лестнице на сторожевую вышку, когда сверху выглянул молодой солдат и увидел его. Парню было не более двадцати лет. Он открыл рот, и, казалось, хотел крикнуть, но не мог. Он хватал ртом воздух, как рыба, вытащенная на берег. Тут Даггер Мартин просунулся в люк. Мальчишка ожил. Он кинулся прочь и потянулся за мушкетом, наверно хотел дать предупредительный выстрел. Даггер молнией налетел на него. Не раздумывая, он ударил рукой по замку ружья, как раз в тот момент, когда упал боек. Боек впился ему в руку, но Даггер не почувствовал боли. Боек так и не ударил по кремню.
Одновременно он ударил мальчишку ножом. Он почувствовал, как клинок входит в мягкую плоть под ребром, и направил лезвие вверх, зная, что оно достаточно длинное и достанет до сердца.
Солдатик, хрипя, упал на его руку. Даггер поспешно вытащил нож и сделал шаг в сторону. Мальчишка упал и остался лежать. Даггер оставил его на полу. Только сейчас он почувствовал боль в руке. На ней висел мушкет. Он взвел курок и освободился от ружья. Из раны от бойка сочилась кровь. Он ссыпал порох с лотка и положил мушкет возле убитого.
МакБрайд и унтер Даниэлс присоединились к Даггеру и морским пехотинцам. Лейтенант посмотрел на мертвых врагов.
- Надеюсь, смена караула еще не скоро, - пробормотал он. - В противном случае нам несдобровать.
Они продолжали свой молчаливый тяжкий путь. Была уже почти полночь, когда они пришли в место на горе, удобное для наблюдения. Оттуда была видна деревня и гарнизон в порту. Даггер тихо свистнул самому себе. Деревня больше походила на небольшой город, построенный на террасах на склонах гор, возвышавшихся над круглой естественной гаванью, защищенной пирсами с батареями тяжелых пушек. Расстояние между двумя батареями было не более ста пятидесяти метров. В самом городе горело не так уж и много огней, но гавань была хорошо освещена. У причалов стоял десяток судов, из которых, насколько можно было судить, минимум восемь были военными кораблями. На возвышении между городом и самым дальним из естественных причалов стояло серое каменное здание гарнизона с маленькими оконцами, походившими на бойницы, да и на самом деле бывшими бойницами.
- Да это настоящая крепость, - пробормотал лейтенант МакБрайд сквозь зубы. - Для освобождения пленных нам надо иметь вдвое больше людей.
- Я не вижу никакого лагеря пленных, сэр! - сказал Питер Даниэлс.
- Он может находиться в тех низких домах за забором на восток от деревни, - выразил свое мнение один из морских пехотинцев. - Но он не такой уж и большой. Здесь много пленных, сэр?
- Не менее пары сотен, - ответил лейтенант. - Ну, мы сделали все, что могли. Мы знаем теперь, как обстоят дела, именно за этим нас и посылали в разведку. Готовьтесь в обратный путь!
- Есть, сэр! - послышалось с разных сторон.
Они возвращались молча. Даггер не сводил глаз с Питера Даниэлса, но тот не делал ничего подозрительного.
- Может, он пошел с нами только для того, чтобы я нервничал от подозрений? - подумал Даггер. - В таком случае это ему удалось, черт его дери!
В час ночи они снова проходили мимо поста, где они обезвредили солдат. Перед ними лежала ложбина, которую они бесшумно миновали.
Это произошло, когда они должны были пересечь дорогу.
Двое морских пехотинцев торопливо переходили дорогу, когда загремели мушкеты. Один из пехотинцев сразу упал и остался лежать в пыли. Второй прибавил ходу и скрылся в зарослях на другой стороне дороги. Душераздирающий крик, быстро замолкнувший, сообщил МакБрайду и его отряду, что пехотинец угодил прямо во вражескую западню.
- Рассредоточьтесь и укройтесь! - крикнул МакБрайд.
Даггер быстро побежал, согнувшись, по обочине дороги. Он видел, что она делала крюк через пару сотен метров, и рассчитывал пересечь ее в том месте. Он услыхал пыхтенье за спиной и посмотрел через плечо. В пятнадцати метрах позади него был МакБрайд, а рядом с ним бежал Питер Даниэлс.
Через дорогу перебежали несколько фигур с мушкетами, напоминавших тени, и в том месте, которое только что покинул Даггер и эти двое, разгорался бой. По стонам и крикам раненых можно было понять, что сражались один на один.
Даггер увидел большое дерево на краю дороги. Он обогнул его и бросился на землю под его защитой, чтобы осмотреться. Он не хотел пересекать дорогу, не узнав сначала, что там было на другой стороне. Если французов было много, они могли залечь цепью вдоль всей дороги в ожидании врага. Но откуда стало известно, что на острове был МакБрайд со своими людьми? Была, конечно, возможность, что враг заметил корабли в бухточке, но зачем же они тратили порох на уничтожение столь малого отряда, когда могли причинить Бомбейским военно-морским силам гораздо больший урон. В тот момент Даггер этого не понимал. Просветление пришло позже.
МакБрайд пробежал мимо дерева и помчался, отдуваясь, дальше, к изгибу дороги. Даггер ожидал, что и Питер Даниэлс пробежит мимо него, но унтер так и не появился. Даггер посмотрел за деревом, не прошмыгнул ли тот там, но и там он его не увидел.
Он пополз к дороге, посматривая в обе стороны. Теперь в том месте, где они попытались перейти дорогу в первый раз, все стихло. Вероятнее всего пришедший на смену караул заметил, что солдаты на посту убиты, и устроил засаду.
Даггер перемахнул дорогу двумя большими прыжками. Он попал в заросли кустарника и низкорослой травы. Еще через минуту он очутился в прогалине лицом к лицу с французским солдатом.
Солдат был вооружен мушкетом с примкнутым штыком. Этого противника было не так легко победить, как молоденького солдата в сторожевой башне. Он произнес несколько слов, которых Даггер не услышал, и бросился в атаку.
Даггер уклонился от штыка в последний момент и ухватился за дуло мушкета.
Его обожгло огнем, когда солдат нажал на курок и порох взорвался в дуле мушкета. Пуля исчезла в кронах деревьев на другой стороне дороги.
Яростно ругаясь, солдат попытался вырвать себе ружье. Даггер стиснул зубы. От резких движений рана на плече открылась, и Даггер перестал чувствовать свою левую руку. На момент он ослабил хватку, и горячий ствол выскользнул из его потных рук.
В свете луны Даггер увидел механизм крепления штыка. Французские мушкеты немного отличались от мушкетов, использовавшихся в Бомбейских военно-морских силах, но механизм крепления штыка к ружью был такой же. Даггер пнул противника в промежность и, когда тот инстинктивно попытался защитить самое дорогое, что у него было, Даггер отомкнул штык.
Француз побледнел, увидев острое оружие в руке врага. Он начал фехтовать ружьем, как саблей. Даггер занял оборонительную позицию, слегка расставив ноги. Он делал выпад за выпадом, заставляя противника совершать мощные движения своим ружьем.
Он надеялся, что выстрел не привлек внимания других солдат. Француз описал большой круг дулом мушкета. Даггер нырнул в него, и быстрое движение мушкета заставило солдата сделать своим телом четверть оборота. Штык вонзился между ребер солдата с левого бока. Даггер крутанул его. Француз, хрипя, упал на землю.
Даггер почувствовал какое-то движение сзади себя. Он резко обернулся, но было поздно. Он получил удар прикладом ружья.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ


Он лежал в ледяной ванне, погруженный в нее по горло, а кто-то лил ему на голову раскаленную лаву. Лава проникала в уши и застывала там, так что он не мог более поворачивать голову. На лед падали большие камни, издавая странный булькающий звук.
Внезапно он проснулся. Он лежал с трещавшей от боли головой под холодным моросящим дождем. В нескольких метрах от него лежал, странно скрючившись, тот убитый им солдат.
Даггер Мартин почувствовал, как его наполняет болезненный зеленоватый свет. Над ним была листва каких-то кустов. В голове гудело, и какое-то мгновение он думал, что слышит удары своего пульса в висках.
Потом он понял, что источником звуков было нечто иное. Они были нерегулярными и не совпадали с болевыми ощущениями с обеих сторон головы.
Он перекатился на бок, одновременно отметив, что рассвело. Солнечные лучи не достигали до него, лежавшего на краю прогалины под воздушным одеялом из листьев и веток лозняка. В глазах его двоилось, и картинка была расплывчатой. Каждое движение вызывало волну боли в черепе.
С большим трудом он сел, почувствовав позывы тошноты. Он зажмурился, прижав руки к голове. Тут он нащупал большую шишку на голове с левой стороны лба. Он ощупал ее пальцами, осторожно наполнив легкие воздухом. Нет, череп был цел. Он медленно встал на ноги и зашатался, так что ему пришлось ухватиться за толстую ветку, используя ее в качестве опоры.
В шишке на лбу была небольшая ранка, и он чувствовал, как по щеке бежит струйка крови. Теперь он понял, почему было так трудно открыть один глаз. Он отер кровь и несколько раз моргнул. Дурнота стала немного слабее через несколько минут. Но странное буханье продолжалось. Он вдруг узнал эти звуки: это были отдаленные пушечные выстрелы.
Он сделал несколько заплетающихся шагов. На траве лежал мушкет убитого. Он подобрал его и сделал его своим костылем. На прикладе была кровь. Он понял, что это была его собственная кровь. Кто же его ударил? Может, Питер Даниэлс? Да, едва ли кто-нибудь иной. Во всяком случае не враг, а то его не оставили бы в живых и он лежал бы мертвым рядом с этим трупом.
Питер Даниэлс! Он вздрогнул - одновременно от холода и ненависти, но затем отбросил в сторону все мысли об этой коварной, мстительной мелкой твари с "Британца".
Вокруг стояла удивительная картина. Над одетой в облака горой, возвышавшейся посередине острова, ярко светило солнце, но под облаками лил дождь. Он насквозь промок и вдруг затрясся от кашля. Он попытался его подавить, и это ему частично удалось. Ему надо каким-то образом высушиться и согреться. И так у него были большие неприятности, не хватало еще воспаления легких.
Даггер поспешил к бухте. В зарослях кустарника он обнаружил небольшую тропинку. Он не знал, кто ее протоптал - люди или звери, и осторожно пошел по ней, опираясь на мушкет, чтобы не упасть. Голова разламывалась, но он упрямо шел вперед, не давая себе отдохнуть. Тропинка пошла в гору, заросли закончились, и он вышел на каменистую террасу. У него захватило дыхание. Отсюда была видна бухта, в которой на якорях обычно стояли суда. Сейчас она была пуста. "Британец" и "Быстрый" сражались в миле от острова. Буханье, которое услышал Даггер, было бортовыми залпами кораблей. Оба корабля Бомбейских военно-морских сил были окружены пятью французскими каперами. Над водой тяжелым облаком висел пороховой дым, и на гладкой поверхности рассветного моря отражался огонь, вырывавшийся из жерл пушек.
Стоя на коленях на каменистой площадке, Даггер следил за морским сраженьем. "Британец" и "Быстрый" оставили остров. Даггер попал в ловушку. Не будучи взятым в плен, он стал пленником на острове. Судя по всему, у него едва ли была возможность когда-либо вновь увидеть Швецию.
В наихудшем положении был "Быстрый". Он стал мишенью трех французских бригов. Он уже остался без бизань-мачты и не мог маневрировать. По оба его борта в воде плавали обломки, эти безмолвные свидетельства тяжелых попаданий в него.
Но капитан "Быстрого" сдаваться не собирался. Даггер видел, как члены его экипажа, представлявшие собой на таком расстоянии размытые темные точки, возились с рангоутом и такелажем. Один из французов подошел к корме "Быстрого", откуда нельзя было вести орудийный огонь. На французском бриге обрасопили марсель, чтобы снизить скорость и выиграть время для наведения бортовых орудий. Они стали стрелять одно за другим по мере того, как их наводили, и "Быстрый" превратился в груду обломков. Даже на этом расстоянии Даггеру было видно, как летели самые крупные из них. Он понял, что участь "Быстрого" была сочтена. Минуту спустя была спущена шлюпка. Несколько матросов бросились в воду и поплыли прочь от судна. Даггер сделал гримасу. Расстояние до острова было слишком велико, чтобы можно было до него доплыть, во всяком случае не держась за обломки.
"Быстрый" сидел глубоко в воде, когда француз пошел на абордаж, и Даггер видел, что ему не составило труда захватить корабль. Это была знатная добыча.
"Британец" был в значительно лучшем положении, но теперь два корабля, ранее нападавших на "Быстрого", по большой дуге приближались к корме "Британца" с левого борта. Третий капер остался у "Быстрого".
Капитан Серлвейл быстро понял ситуацию. "Британец" шел борт о борт с двумя подошедшими бригами, но был с наветренной стороны, стараясь извлечь максимальную выгоду из своей позиции. Корабли противника шли против ветра и были вынуждены сделать поворот оверштаг, чтобы иметь возможность стрелять. На "Британце" обрасопили грота-марсель, чтобы скорректировать скорость. И как только корабли за кормой пошли на поворот оверштаг, "Британец" внезапно положил руль на правый борт и устремился в узкий проход между своими врагами. Маневр был великолепно рассчитан и стал полной неожиданностью. С полными ветра парусами "Британец" проскользнул между вражескими кораблями, дав прощальный салют орудиями обоих бортов. Пушки правого борта несли смерть и уничтожение на корме ближайшего корабля, и Даггер крикнул про себя "ура", увидев, как его грот-мачта падает за борт. Корабль тотчас остановился и остался стоять, не имея возможности маневрировать. Пушки левого борта задали перцу второму кораблю, обстреляв ядрами его беззащитный нос. Даггер увидел, что команда "Британца" побежала по вантам и разошлась по реям, поставив брамсель и бом-брамсель. И он на всех парусах вышел в море.
Французский корабль с обстрелянным носом был вынужден лечь в дрейф, чтобы не наскочить на своего товарища со сломанной грот-мачтой. Оба брига завершили поворот оверштаг за кормой "Британца" и легли на другой галс, но стрелять уже было не в кого. Когда они были готовы преследовать "Британца", тот был уже далеко.
Уважение к капитану Серлвейлу выросло у Даггера Мартина до небес. Совершив неожиданный дерзкий маневр, превосходно рассчитанный и искусно выполненный, он одним махом переиграл четыре вражеских корабля и сбежал от них.
Даггер перевел свой взгляд на несчастного "Быстрого". Французы на шлюпках собирали выживших. Затем они подняли шлюпки на борт. Пока Даггер следил за развитием событий, три капера вернулись в гавань, ведя на буксире несчастного "Быстрого" и корабль со сбитой мачтой.
Даггер оставался на своей наблюдательной площадке до вечера. Неподалеку он нашел ручеек, бежавший с горы, и долго пил из него, не в силах напиться. На кустах росли вкусные ягоды неизвестного названия. Он ел их, чтобы хоть как-то утолить голод, надеясь, что они не ядовитые. Нож его был в ножнах, и он время от времени проверял, на месте ли он. Он был теперь его единственным оружием - он да его голова.
В середине дня дождь перестал, и он нашел расщелину, которая вскоре прогрелась вернувшимся солнцем. В этой расщелине он и пролежал, отдыхая, до темноты. Он сознавал, что днем ему надо скрываться, а ночью искать пропитание и контакт с пленными. Когда стемнело, он медленно пошел по острову. На большом расстоянии он обошел сторожевую башню, на которой снова были люди, и поднялся на гору, откуда открывался вид на поселок и гавань. Облака на вершине горы разошлись. Луна светила значительно сильнее, чем прошедшей ночью, и ему не составляло труда ориентироваться на местности.
Он стал огибать гору в поисках места, где он мог бы переночевать и откуда начинать свои вылазки. Он нашел лишь пещерку под нависавшими каменными плитами, наползавшими друг на друга. Раньше там квартировал какой-то зверь. Он обнаружил там помет и старые белые кости. Но запаха зверя больше не было, и он решил, что тот ушел оттуда. Поблизости он обнаружил плоский камень, который он притащил и поставил вертикально, чтобы загородить проход в пещеру. Он будет защищать от холодных ветров, но во время дождя этот грот будет неважным убежищем.
Запомнив ориентиры пещеры, Даггер продолжил свой путь. Он знал теперь, куда возвращаться в сумерках. Но он не сделал и десятка шагов, как остановился. Далеко внизу, на расстоянии километра вниз по склону в горе была странная дыра. Только через несколько минут до него дошло, что она не была естественного происхождения. Нет, это была каменоломня. Даггер глубоко вздохнул. Провидение привело его к гроту, из которого он мог наблюдать за местом работы пленных? Он не посмел идти дальше, опасаясь, что каменоломня охранялась и ночью, хотя риск этого был небольшим. Поэтому он вернулся в свой грот. Он заснул и проснулся на рассвете от того, что замерз. В животе урчало от голода, но ягод здесь не было. Поблизости, сидя на ветке, пела свою утреннюю песню какая-то птица. Она была черной и напоминала скворца на его родине в Эргрюте. Даггер подобрал пару камней и бросил их. Вторым камнем он попал в птицу.
Через несколько минут у него было мясо. Оно было жестким, невкусным, сырым. Но это была пища, питание, означавшее, что он будет жить. Он съел все без остатка, выпил кровь и разжевал тонкие кости, чтобы добраться до мозга. Затем он зарыл перья и то, что не смог употребить.
Он лежал, укрывшись за камнями, когда увидел идущую процессию. Группа одетых в лохмотья людей эскортировалась в каменоломню вооруженным конвоем. Пленники были бородатыми, с виду европейцами. Они медленно шли, спотыкаясь, точно давно не ели досыта. Даггер насчитал сорок человек. На некоторых из них были остатки офицерского обмундирования. Но большинство были морскими пехотинцами или обыкновенными матросами.
К обеду он уже устал лежать и шпионить за ними. Ночью он почти не сомкнул век. Вдруг он увидел, что один из пленников исчез за кустами. Конвойные и большинство каменотесов скрылись за отвалом каменоломни. С бьющимся сердцем он побежал по склону горы в сторону зарослей, в которых исчез пленник.
Он бросился на землю за кустом, как раз вовремя, чтобы увидеть, как этот человек в лохмотьях подтянул штаны и пошел назад к каменоломне. По характерному запаху можно было безошибочно определить, что там делал этот пленный. Даггер тихо свистнул, и человек резко остановился. Даггер высунулся, и человек подошел к нему.
- Кто ты? - шепотом спросил он.
Даггер торопливо рассказал, что случилось две ночи тому назад и вчерашним днем. Пленник кивнул, сказав, что слышал выстрел. Большинство в лагере стали надеяться, но ничего не произошло. Он назвался Хэлом Роббинсом, младшим штурманом на исследовательском судне "Звезда", захваченном пиратами у индокитайского побережья год тому назад.
- Сколько пленных на острове? - поинтересовался Даггер.
- Сорок человек в каменоломне, столько же отвозят камень на тачках и, наверно, шестьдесят на строительстве дороги.
- Сто сорок человек, - пробормотал Даггер. - И все моряки?
- Да.
- А хорошо ли вас охраняют?
Человек улыбнулся себе в бороду. Даггер увидел, как на скулах натянулась кожа.
- Да не особо, - ответил тот. - Куда нам бежать? Здесь только один конвоир, который следит за тем, чтобы мы работали. Потом есть еще конвоир, следящий за перевозкой камней, и на дороге два конвоира, стерегущих пленных.
Даггер посмотрел на вонючую кучку у кустов.
- А когда вам надо по-большому, что вы тогда делаете?
- Мы отрываемся от работы и поднимаем два пальца вверх, - ответил младший штурман Роббинс. - Конвой дает тогда разрешение пойти в кусты. У нас нет здесь настоящего туалета, но он имеется на стройке дороги.
Роббинс сказал, что ему надо идти. Даггер договорился встретиться с ним на следующий день примерно в это же время, а пока Роббинс постарается собрать для него поесть из скудного рациона пленных. На том пленный вернулся на свою работу, а Даггер вновь обогнул гору и вернулся на свой наблюдательный пункт в маленькой пещере.
Он жил в этой пещере трое суток. Встречался с Хэлом Роббинсом каждый день, и тот давал ему хлеб, а также снабдил его одеждой, чтобы не вызывать подозрений в случае встречи с конвоем. Теперь у него были брюки из мешковины, в которых он мог прятать нож, грубая рубаха и рваная соломенная шляпа. Каждое утро на рассвете он слышал громкий свист, означавший побудку в лагере пленных, а с подъемом солнца пленные шли на работу в каменоломне.
По ночам он вел разведку. На третью ночь он обнаружил еще один грот прямо в горе. Ему повезло, что он его нашел. Вход в него был маленький и находился под каменной плитой, выступавшей из горы. Он с трудом протиснулся в узкое отверстие входа, надеясь не застрять. Но грот внезапно расширился, и Даггер очутился на каменном полу. Воздух был прохладным, не холодным. В отдалении слышалось журчание воды. Когда он выглянул из грота, он увидел склон горы, ведущий к дороге, на которой морские пехотинцы попали в засаду. Справа лежала гавань, за которой было море. Он принял решение сменить жилище. Здесь он мог иметь зажженный фонарь. Если он будет жечь костер по ночам, дым будет выходить через имеющееся отверстие, но костер не будет виден на темном фоне горы.
Он вышел наружу и стал собирать ветки и мох, чтобы устроить постель. Соорудив постель, он поспал несколько часов и проснулся вовремя, чтобы обогнуть гору и подойти к каменоломне для получения хлеба насущного. Каждый день он отмечал про себя, что творится в гавани, чем занимается гарнизонный народ и каковы отношения местного населения с оккупантами. Если Хэл Роббинс не мог сразу же ответить на его вопрос, он получал ответ на следующий день или через пару дней.
На следующую ночь Даггер прошмыгнул мимо сторожевой башни со стражей и вышел на дорогу. Он несколько часов искал что-то - сигнальный фонарь со шторкой. После этого он вернулся на утес, с которого наблюдал за морским боем. Там по-прежнему лежал мушкет, и он снял с него кресало и кремень. Вернувшись, ему удалось зажечь небольшую кучку сухого мха, и он зажег фонарь, прежде чем мох догорел. Только теперь он увидел, насколько большим был в действительности грот.
В двадцати метрах от входа в грот из стены вытекал ручей. Вода была пресной, чистой и пригодной для питья. Она собиралась в небольшом бассейне, дно которого было усыпано круглыми черными камнями. Когда вода переполняла бассейн, она стекала через щель на пол грота. Он развел небольшой костер, предварительно закрыв выход из грота ветками и своей старой одеждой. Однако он оставил небольшое отверстие, чтобы мог выходить дым. После этого он поджарил остатки зайца, которого ему удалось вспугнуть и убить ножом прошлой ночью. Вместе с грубым хлебом пленных заяц был настоящим деликатесом, которого Даггер запивал чистой водой.
Он заснул на своей постели и пробудился только через несколько часов. Солнце было в зените, и Даггер понял, что проснулся от свистка конвоира, стерегущего пленных. Он знал, что происходит в каменоломне. Ритуал был одним и тем же каждый день. Конвоир уходил, чтобы обедать вместе со своими товарищами. Пленные собирались вокруг котла, в котором каждый день были бобы или горох. Два пленных индуса шли в рощу, где сидели конвоиры с расстегнутой портупеей, пистолетами в кобурах и положенными рядом плетками. Индусы приносили туда корзинки с пищей и вином. Спустя полчаса снова раздавался свисток и пленные возвращались на работу. Пара конвоиров всегда оставалась сидеть в тени, наслаждаясь сиестой, а остальные продолжали сторожить пленных.
Даггер не воспользовался возможностью встретиться с Хэлом Роббинсом. Он целый день отдыхал и выглянул наружу, только когда пленные на закате солнца построились для возвращения в лагерь.
На следующую ночь он сделал свою самую продолжительную вылазку. Он миновал окраины поселка, обошел гавань и продолжил путь по самому длинному мысу. Он знал, что там есть редут с батареями - он видел его со склона горы, - но он ни разу не видел там людей. Поход туда дал ему ответ. Бóльшую часть мыса занимали болота. Наличие на кончике мыса укрепления было всего лишь мерой предосторожности. Предположительно, в укреплении люди бывали только в случае крайней опасности, и их доставляли туда по морю.
Батарея на другом берегу имела постоянную обслугу, он знал об этом из сообщений Хэла Роббинса. Там добросовестно несли вахту и имелась крепость с казармами на примыкавшем к ней возвышении.
Возвращаясь назад из этой болотистой местности, он остановился и впервые осмотрел гавань вблизи. В ней стоял только один корабль - бриг, которого он видел раньше из грота. Он стоял на швартовах, заведенных на буи с носа и кормы, примерно в кабельтове от деревянных причалов. На борту никого не было, кроме одного вахтенного, стоявшего у релинга с трубкой во рту. Даггер принял решение подождать и поглядеть, что это был за корабль. Он подошел поближе к воде и набережной. Там он нашел одно дерево. Он взобрался на него и укрылся в густой листве. Он срезал ножом несколько веток, чтобы было лучше видно гавань без риска быть увиденным.
На закате к бригу подошла пара лодок, и вскоре на палубе зашевелилась полдюжина людей. Большинство из них были заняты, по всей видимости, покраской, но среди них был и плотник, орудовавший своим топором. В борту были порты с шестью орудиями. Порты были свежепокрашены и блестели желтым и белым в лучах солнца. Было ясно, что корабль вооружался. После обеда, когда начало смеркаться, в гавань вошла шхуна. За ней следовали бриг и бригантина. Шхуна встала в полукабельтове от брига, а бригантина скрылась из поля зрения Даггера за бригом. Со шхуны на берег сошла и растворилась на нем толпа матросов и солдат. Но они вернулись - Даггер узнал пару матросов по их необычной одежде - спустя пару часов и собрались на причале. Затем их на лодках перевезли на бригантину, которая вышла в море еще до темноты.
Ему было ясно, что шхуна была добычей французов. На ней остался, после того как ее экипаж был перевезен на каперское судно, только один младший чин, который стоял у штормтрапа. Даггер почувствовал мурашки на спине. Шхуна была возможностью совершить побег. Она была проста в управлении, и он мог удрать на ней с десятком опытных матросов. Только бы доставить их на борт и только бы пройти мимо батареи на выходе из гавани.
Только бы…
Он возвратился в грот, когда уже было темно, но не смог заснуть, все думал о возможности удрать на шхуне. На следующий день он вновь встретился с Хэлом Роббинсом у каменоломни.
- Что тебе известно о шхуне, стоящей в гавани? - спросил он.
- Не много. На борту стояночная вахта. Она ждет экипаж, который превратит ее в каперское судно. Если верить слухам, экипаж появится через пару дней. После этого на ней будут пополнены запасы, дополнено вооружение, и она будет готова выйти в море на поиск своих жертв. Но ей предстоит еще простоять здесь с неделю, пока она сможет выйти в море.
Даггер кивнул в знак согласия.
- Если бы мы могли освободить несколько решительных пленных, мы могли бы захватить ее и выйти на ней из гавани, - сказал он затем.
Хэл Роббинс покачал головой.
- Полагаешь, мы не думали об этом? - ответил он. - Захватить ее будет нетрудно, но как мы сможем выйти из гавани? На батарее на мысу целый батальон артиллеристов. Батарея наполовину состоит из 24-фунтовых пушек, а наполовину из 32-фунтовых. Сам понимаешь, что они могут сделать с кораблем, пытающимся выйти через проход шириной не более кабельтова.
- Можно сделать ставку на то, что они не разглядят толком, - сказал Даггер.
- Невозможно.
- Но ночью!
- Тогда они начнут стрелять сразу. В ночное время никому не разрешается выходить из гавани, а днем надо иметь разрешение капитана порта. Надо иметь лоцмана на борту и поднять флаг расцвечивания, служащий сигналом именно в этот день. Они обо всем позаботились, Даггер. Выкинь этот план из головы.
- А если придумать какой-то хороший отвлекающий маневр? Что-нибудь такое, что заставит всех солдат покинуть гавань?

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ


Он не выходил из грота трое суток, размышляя все время над тем, как ему захватить шхуну и выйти на ней в море. Днем он лежал, вытянувшись у входа в грот. Оттуда ему было хорошо видно гавань и все, что творилось на шхуне. Снаряжение брига подходило к концу. Как и шхуны. Во всяком случае она представляла наибольший интерес в последнее время. Пока он наблюдал за гаванью, к шхуне подошла баржа с балластом на борту. Всю операцию осуществляли с палубы семь человек.
На набережной народ таскал тюки с пенькой. Натаскав высокую кучу тюков, они накрывали ее брезентом. На причал доставляли и другие грузы. Внимание Даггера привлекли темные бочки. Он узнал их по форме.
Отвлекающий маневр! Каким он должен быть? Может быть, устроить большой пожар в городке или вручить коменданту крепости ложный приказ? Может быть, убить коменданта или попытаться взорвать весь запас пороха?
Все это были превосходные идеи. Только одно было плохо. Ни одна из них не могла отвлечь артиллеристов от орудий, заграждавших выход из гавани. А чтобы отправить судно на дно в проходе, требовался только один залп 24-фунтовых или 32-фунтовых пушек.
Он уставился на тюки с пенькой и бочки. И улыбнулся с облегчением. Выход, кажется, имеется. Чтобы осуществить задуманное им, требовались люди, а для того, чтобы эти люди были, надо было представить им железный план. Пленные ненавидели, как они жили, но они все же жили. Никто из них не согласится умереть за какую-то дурацкую идею.
В его голове в общих чертах вырисовывался план. Он бросился на свою постель из веток и, жуя немного черствый хлеб, все время думал о своем плане, стараясь соединить в нем различные детали. Он старался быть объективным и, насколько возможно, отбрасывал в сторону все ненадежные его элементы. Наконец у него получилось нечто такое, что на девяносто пять процентов должно было сработать. Что едва ли требовало дополнительной доработки.
Он был настолько возбужден, что задолго до рассвета выбрался из грота и пришел в то место, где он обычно встречался с Хэлом Роббинсом. Ему пришлось долго ждать, пока он наконец не услышал топот ног, удары кирок и кувалд о камень и визг несмазанных тачек. Пленные начали работать, но прошло больше часа, пока кому-то понадобилось пойти в кусты. За то время, что Даггер находился на острове, пленные в каменоломне тоже получили сортир. Получили, да нет, они, естественно, вырыли его сами. Но санитарное состояние стало значительно лучше.
Первым появился матрос лет сорока. Он был бородат, сгорблен и носил следы тяжкого матросского труда. Он сделал свое дело и бросил затем немного земли в яму с помощью вил, у которых не было пары зубьев. Потом были еще два человека и три часа, пока не появился Хэл Роббинс и Даггер мог дать о себе знать.
- Мне тебя не хватало, - ухмыльнулся Роббинс. - Последние дни так одиноко было сидеть в сортире.
- Если я придумаю удачный побег, ты мне поможешь? - спросил Даггер, пропуская между ушей его шутку.
- Естественно, - ответил Роббинс. - Что ты придумал?
Даггер в общих чертах изложил свой план, и Хэл время от времени кивал, показывая, что понимает и одобряет.
- Я переговорю с офицерами и унтер-офицерами, которые понадежнее, - пообещал Роббинс. - Думаю, дело выгорит, Даггер. Но мне надо быть осторожным. Хоть все пленные и англичане - у индийцев свой отдельный лагерь, - среди нас есть предатели.
Даггер кивнул. Такого рода люди были повсюду.
- Когда придет время действовать, надо будет действовать быстро, - сказал он. - Я свяжусь с тобой, Хэл. Тогда узнаешь больше. Буду обдумывать ваш побег.
Хэл Роббинс горько усмехнулся.
- Мы уже столько времени это обдумываем.
- Я смотрю на все свежим глазом, и извне, - сказал Даггер. - Увидимся!
Роббинс вернулся на работу, а Даггер в грот. Теперь надо было спланировать побег из лагеря пленных. Это было слабым звеном, так как побег оттуда означал немедленное усиление бдительности в порту.
Ночью Даггер придумал, как это сделать. План был прост и гениален. Он всегда маячил перед его глазами, но проявился только сейчас. Осталась лишь проблема с сигналом флагом, но ее предстояло решать на более поздней стадии.
Какое-то время он думал поймать артиллериста и забрать его одежду, чтобы проникнуть в крепость. Разгадка сигнала флагом находилась там. Но он вскоре отбросил эту мысль, так как риск был слишком велик. Запаса французских слов с давних времен хватило бы только на разговор на бытовые темы.
На следующий день он вновь посетил сортир и встретился с Роббинсом. Он рассказал ему свой план, заметив, что времени в обрез, так что побег должен быть на следующий день.
- Я тоже поразмышлял над этим, - улыбнулся Роббинс. - Раз в месяц в лагерь пленных приходят девушки из солдатского борделя. Одна из них влюбилась в меня. До такой степени, что можно рассчитывать на то, что она сделает что угодно.
- Какое отношение это имеет к побегу? - удивленно спросил Даггер.
- Прямое! - сказал Роббинс. - В продолжение твоего плана побега я могу добыть пароль, даваемый сигнальным флагом. Девушки должны прийти в лагерь сегодня вечером. Они обслуживают также матросов и артиллеристов в крепости. Моя может спросить, так, про между прочим, какие сигнальные флаги будут паролем в ближайшие дни.
- Отлично! Можно попробовать, - сказал Даггер. - Это не совсем то решение, но гораздо лучше всего, что мне пришло на ум. Завтра в двенадцать тогда!
На следующий день Даггер Мартин спрятался в знакомой рощице. С безоблачного неба жарило солнце, но под деревьями было прохладно. В полдень раздался свисток, которого он ждал. Пленные поспешили к своему котлу с убогой пищей, а по склону горы спустились индийские пленные с корзинками с провиантом для конвоя. Конвоиры с удобством растянулись на земле и пустили бутыль с вином по кругу. Даггер сжал рукоятку ножа так, что побелели костяшки пальцев. Через полчаса снова раздался сигнальный свисток. Он усмехнулся, когда только трое из конвоиров отправились к пленным. Один же разместился в каменоломне, один у дороги, а один ушел на дорожное строительство. Трое остались лежать в тени с закрытыми глазами. Легкое похрапывание говорило о том, что они спят. Двое из них так и не заметили, как Даггер поднял пистолет с земли и опустил его тяжелую рукоять на их черепа. Но третий проснулся. Он издал легкий крик, но в то же мгновение рукоять пистолета заставила его замолчать.
Конвоир, стоявший у каменоломни, был достаточно близко, чтобы услышать крик. Он обернулся и увидел Даггера. На мгновение он будто окаменел, но затем прижал приклад мушкета к плечу, чтобы выстрелить.
Хэл Роббинс сделал то, что должен был сделать. Будучи невидимым, он подобрался к конвоиру как можно ближе. Сейчас он был от него в двух шагах, и тяжелый камень в его руке ударил по затылку конвоира с неимоверной силой. Конвоир упал, не успев нажать на курок. Роббинс вырвал у него мушкет. Несколько пленных были заранее предупреждены. Они были уже в рощице и собирали имевшееся там оружие. Пара других пленных прибежали со своими кувалдами, явно намереваясь быстро покончить с оставшимися в живых конвоирами.
- Не убивайте их! - крикнул Даггер Мартин. - Это не требуется.
- Мы так долго в плену, с нами обращались, как со свиньями! - крикнул бородатый человек. - Мы имеем полное право их убить!
- И что произойдет, когда их найдут сегодня вечером? - спросил Даггер, жестом подзывая к себе Роббинса. - Вам ведь объяснил младший штурман Роббинс, что вам придется побыть пленными еще несколько часов. Не так уж и много, если учесть, сколько времени вы пробыли в плену.
- И каков же план побега? - крикнул один из пленных.
Даггер почувствовал легкий шлепок по спине и бросил взгляд на Хэла Роббинса, с серьезным, ничего не выражающим лицом стоявшего рядом с ним. Это было предупреждение. Даггер вспомнил, как тот ему говорил, что среди пленных есть предатель и перебежчик.
- По соображениям безопасности я не могу еще рассказать вам о нем. - Требую только верить мне, - крикнул он. - Мне нужна полная ваша поддержка, чтобы все выгорело…
- Как нам знать, что это не ловушка?
Даггер посмотрел в сторону кричавшего, но не смог выделить его в толпе пленных. Помощники Хэла Роббинса, которым рассказали о плане побега, связали конвоиров в роще и подошли теперь, чтобы заняться конвоиром, которого ударил Роббинс. Но увидев его, они пожали плечами. Мертвого связывать было не надо.
- Вам это не надо знать, - ответил Даггер спрашивавшему. - К чему мне строить ловушки? В вашем положении все перемены к лучшему. Если повезет, мы с вами через несколько недель будем в Индии. Разве это не лучше, чем гнить здесь в плену?
Слово взял Хэл Роббинс, которого они знали. Он рассказал, что предстоит сделать в первую очередь. Между тем Даггер рассказал его помощникам, как пройти в грот, чтобы спрятать там связанных конвоиров и убитого. В это время подошли представители тачечников и дорожных строителей, надежно спеленавших своих конвоиров. Даггер подумал с гримасой на лице, что в гроте будет тесновато. Он надеялся, что конвоиры рано или поздно освободятся и выйдут из грота. Если они не смогут этого сделать, они там умрут от голода. С другой стороны, если они освободятся слишком рано, они многим принесут смерть.
После того, как конвоиры были отправлены в грот, в толпе каторжан стало тихо. Некоторые из них думали - и не без основания, - что конвоиров увели, чтобы казнить, поэтому они с охотой вернулись на работу. Удары кувалд и кирок, бивших о камни, слышались до самого заката солнца. Тогда пленные закончили работу и строем пошли в лагерь.
Разобраться со сменой караула, произошедшей два часа спустя, было просто. Проблема возникла с тем, что делать с конвоирами, но один из пленных предложил карцер под главным зданием. Им была глубокая, мокрая и звуконепроницаемая яма в земле. В ней конвоиров по двое привязали спина к спине, воткнув в рот кляп. Даггер надеялся, что их не найдут до рассвета.
Пока люди ели свой скудный ужин, Даггер совещался с младшим штурманом Роббинсом. Дело обстояло довольно плохо с дисциплинарной точки зрения. Из всех пленных в живых остались только три офицера. Даггер, рассказавший о своей службе на Английском канале, оказался обладателем самого высокого ранга. Он не стал выводить их из заблуждения, рассказывая все до конца.
Он был вынужден присвоить звания самым надежным из пленных, делая их соучастниками плана. Поскольку дом, в котором они находились, имел только одну комнату, невозможно было больше держать план в секрете. Просочилось одно словечко, затем другое, и люди могли сложить два и два вместе. К сожалению, у некоторых вышло в сумме пять, и они запаниковали. Они вообразили, что надо будет захватить корабль, чтобы добраться до орудий. Потом надо будет напасть на крепость. Побег был всего лишь наживкой для пленных.
Даггеру потребовалось время, чтобы все разъяснить. Он узнал, что встреча Хэла с проституткой прошлым вечером была удачной. Он задал ей вопросы, и уже на другое утро девчушка оказалась на обочине дороги, по которой они шли в каменоломню.
- Так что теперь я знаю сигнал, который выпустит нас в море, - улыбнулся он.
- И это?
- Красно-синий флаг с белым ласточкиным хвостом посередине.
- Хорошо. Я очень надеюсь, что на шхуне имеется комплект сигнальных флагов и что его не берут на борт в день отплытия.
Роббинс успокоил его.
- Небо заволокло тучами, - сказал он спокойно. - Мы можем нарисовать вымпел на ткани и вырезать его. Слишком темно, чтобы заметили разницу.
- Надеюсь, ты прав.
Они обсуждали последние детали, когда люди, сидевшие за так называемым офицерским столом, вздрогнули от шума во дворе с палисадником. Даггер Мартин выскочил во двор; за ним последовали все остальные.
Два человека пытались задержать у палисадника грубо сколоченного мужчину. Даггер протянул руку, и Хэл бросил ему один из мушкетов, которые они отняли у конвойных.
- Что, черт возьми, здесь происходит? - крикнул он, подходя к этим троим яростно сражавшимся пленным. - Пытаетесь разбудить весь поселок, все укрепление, чтобы они прислали сюда войска и все разрушили?
Верзила пошевелил руками и сбросил с себя одного из напавших на него. Пленный, довольно истощенный, с провалившимися щеками, покатился по земле. Но тут же вскочил на ноги.
- Не мы! Он! - сказал сброшенный и вновь напал на верзилу. - Он хочет сбежать и предать нас!
Верзила был почти полностью лысым. Он был раздет по пояс. Большие шрамы на спине и боках говорили о том, что ему приходилось иметь дело с девятихвосткой. Даггер сделал еще несколько шагов вперед. Великан увидел его и принял его за своего нового врага. Двумя мощными движениями он сбросил с себя висевших на нем моряков. В его глазах бушевало нездоровое зеленое пламя. Его разоблачили, и мысль об этом наполняла его таким гневом, что он чуть ли не терял сознание.
Лицо его стало багровым. Он подскочил к Даггеру и расставил ноги, согнутые в коленях, руки по швам, голова вперед. Он походил на большую гориллу. Его слюнявый рот извергал ругательства и проклятия.
Даггер тоже выругался от того, что у верзилы был мушкет на ремне, перекинутом через плечо. Он был настолько близко, что промахнуться не мог. А выстрел к тому же без сомненья мог привлечь подкрепление в лагерь. Надо было что-то делать. Верзила держался рукой за ствол, чуть выше замка, и тяжелый приклад был на высоте его коленей. Даггеру приходилось видеть людей с помутившимся от ярости разумом. Это были люди такого рода, что в гневе могли совершить бессмысленное убийство. К их числу относился и этот верзила. Если эта поведенческая схема будет соблюдена до конца, следовало ожидать взрыва через пару секунд.
На миг он хотел броситься на него с голыми руками. Он сознавал, что за ними следили чуть ли не все пленные. Если он хотел, чтобы люди пошли за ним, слепо подчиняясь его приказам, это был как раз подходящий случай, чтобы доказать, что он их предводитель, отличающийся силой и безжалостностью. Когда Хэл Роббинс сделал пару шагов вперед, Даггер жестом показал ему не вмешиваться.
Ярость верзилы достигла точки кипения, и Даггер бросился вперед. Стоявшие вокруг подумали, что он собирается напасть с голыми руками, но Даггер знал, что лишь в кровь расшибет костяшки пальцев, ударив по этому безволосому черепу. На нем уже имелись синяки и старые шрамы от ранее совершенных неудачных попыток. Вместо этого он торопливо определил расстояние и использовал ружье в качестве рычага, у которого точкой приложения был плечевой ремень.
Приклад ударил верзилу под подбородок. Звук удара напомнил выстрел из легкого орудия, и изо рта посыпались выбитые зубы. Потом изо рта хлынула кровь. С белыми от боли глазами он плашмя упал вперед и больше не шевелился, ударившись о землю.
Все молча смотрели на Даггера Мартина.
- Свяжите его и бросьте в карцер к остальным конвоирам! - приказал он.
Никто не подвергал более сомнению его право командовать.
Была уже полночь, когда Даггер вновь построил своих людей. Все были вооружены дубинками и ножами. Огнестрельное оружие было только у командиров, которым был отдан строгий приказ без команды не стрелять. Один единственный выстрел мог решить исход всей операции.
Даггер шел во главе колонны. Они поднялись на склон горы за поселком. Приблизившись, они получили чуть ли не шок. Прошлый раз, когда он был здесь, ветер дул с другой стороны и он не чувствовал вони от старых шкур, сложенных на причале.
- Почему так много товаров в гавани? - спросил он Хэла Роббинса. - Здесь что, нет склада?
- Да есть он, - ответил Хэл, которому был присвоен второй после Даггера ранг. - Но они ждут португальский корабль. Они продают ему свою добычу, так как он дает наилучшую цену.
- Плохи будут торговые дела после этой ночи, - пробормотал Даггер.
Они успели занять позицию на склоне прямо над поселком, когда ветер внезапно переменил направление. Он задул с суши, и одновременно на них посыпался моросящий дождь.
Теперь перед ними стояла только одна проблема, прежде чем они могли спуститься в порт. Она заключалась в смене караула каждые четыре часа. Караул стоял в каждой улочке, ведущей в гору. А таких узких улочек было пять.
Но эту проблему было решить легче всего. Пока они совещались, появилась пара десятков добровольцев, желавших позаботиться о караульных. Это было проявлением ненависти пленных, возникшей от унизительного обращения с ними. Даггер отобрал десяток добровольцев - по двое на каждый пост, проверил, имеют ли они ножи, и отправил их на задание.
Был час ночи. Караульных не хватятся еще три часа. За это время, как надеялся Даггер, операция будет завершена. Успешно завершена. Если что-то пойдет не так, пять убитых солдат особой роли играть не будут. Правители острова устроят бойню для тех, кто останется в живых.
Один из караульных стоял у ветхого дома, от которого отслаивалась штукатурка. Он стоял, прислонившись к стене у красного фонаря, с поднятым воротником в защиту от дождя, и было заметно, что он предпочел бы находиться внутри этого дома, в котором другие солдаты пили, пели, горланили и развлекались с доступными женщинами. Даггер видел, как двое его людей подкрались и встали за углом дома. Потом они, видимо, что-то сказали.
Караульный поставил ружье к стене и сделал пару шагов. На его горле оказалась белая рука. Караульный широко открыл рот, спина его изогнулась. Но рот был так крепко зажат, что он не издал ни звука, когда в его спину вонзился нож.
Его утащили за дом. Похожая картина была и на остальных четырех улочках, и через четверть часа Даггер собрал всех своих людей за высокой пирамидой тюков с пенькой на причале. Было трудно скрыть почти сто сорок человек, но оказалось, что порт таит в себе безграничные возможности.
- Пока что все идет хорошо, - прошептал он Хэлу. - Но самое трудное впереди. Мне, фактически, неизвестно, сколько вахтенных на борту шхуны. Я знаю только, что они погрузили на борт припасы, воду и балласт. Раньше на борту была только стояночная вахта, но не исключено, что ее усилили, получив провиант.
Роббинс криво усмехнулся.
- Понимаю, ты не можешь знать. За день у пленного может многое случиться, а сегодня ты был одним из нас. Единственное, что нам остается, это следовать первоначальному плану.
Даггер кивнул в знак согласия. Он и Хэл лежали на животе и выглядывали из-под брезента. Отсюда было хорошо видно бастион. Он был освещен, и все указывало на то, что артиллеристы на батарее бодрствовали. Бриг стоял на том же месте, на котором он стоял, когда его оснащали. В ночи горели фонари. Фонари на шхуне были менее яркими, как будто нуждались в протирке цветных стекол в них. Но Даггера интересовали огни на третьем судне. Он старался рассмотреть, что это было за судно. И наконец рассмотрел. Это было дау , которое использовалось для перевозки на пиратский корабль экипажей захваченных пиратами судов в Китайском море. Он щелкнул пальцами. Хэл Робинс посмотрел на него.
- Что ты придумал?
- Помнишь, что ты сказал насчет того, что с наступлением темноты судам запрещено выходить из порта? - спросил Даггер. - Меня это все время беспокоило, я никак не мог решить эту проблему. Я рассчитывал на то, что поможет правильный сигнал флагами, что, может, и верно. Но поскольку сейчас ночь, надо чем-то подкрепить этот блеф.
- Понимаю, - ответил Хэл. - Но, черт меня дери, не имею понятия, о чем ты говоришь.
- Если несколько пленных захотят убежать, какое судно они тогда возьмут?
- Дау, конечно. Им легко управлять.
- Вот именно. И что будет, если их обнаружат до того, как они выйдут в открытое море?
- Солдаты будут преследовать их, вернут их назад и зададут им порку, прежде чем повесить!
- Точно! И, по-моему, шхуна лучше всего подходит для преследования!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ


Даггер почувствовал, как прохладная маслянистая вода охватила его тело, когда он соскользнул в нее. Он услыхал легкие всплески, когда за ним последовали Хэл и двое пленных. Планет и Бриггс. Скрываясь за укрытой брезентом пирамидой тюков, они вооружились ножами и разделись до гола. Они поплыли к шхуне, предоставленной им самим Богом.
Хэлу было нелегко отобрать людей, которые пойдут с ним на захват судна. Не то чтобы кто-то решил выйти из игры в этот решающий момент; дело было в том, что мало кто из пленных умел плавать. Большинство моряков плавать не умели. Они не считали это умение необходимым. В море у них было судно, на котором они ходили. Если они упадут в море и их спасут, то будет на то воля Божья. Если же они потонут, это тоже будет по Божьей воле. Поэтому неважно, умеют они или не умеют плавать, когда они окажутся в воде на расстоянии двух сотен миль от берега. Человек не был создан, чтобы плавать так далеко.
Преобладающим стилем у тех, кто мог держаться на воде, был один из вариантов: по-собачьи или по-кошачьи. Этот стиль плавания имел свои преимущества. Он не давал брызг. Пловец загребал воду под себя. Поверхность воды оставалась гладкой.
Когда Даггер и двое других нырнули с деревянного причала и исчезли, плывя к шхуне, были видны только их головы. Но и они почти не выделялись из мусора, плавающего на воде. Все отходы выбрасывались в воду. Часть мусора уносилась течением, приливами и отливами, выгонялась ветром через пролив, но бóльшая часть его оставалась. Над водой стояла вонь.
Даггер Мартин первым доплыл до борта шхуны. Он шевелил руками и ногами, чтобы удерживаться на поверхности воды, дожидаясь остальных. С палубы раздавались голоса, совсем рядом с веревочным шторм-трапом. К нему был привязан ялик. Они подплыли к нему. Даггер приподнялся и прижался к борту судна. Он прислушался, и на лице его появилась горькая улыбка.
Он расслышал слова, доносившиеся с палубы. Он многое подзабыл из французского, который когда-то знал. В последнее время он в основном слышал ругательства и проклятия на этом языке, но эти слова он понял. Вахтенные сидели и играли в карты на палубе. Изредка слышался звон монет. Ухмылка на его лице стала шире. Вахтенные были пьяны. Это облегчало дело. Он почувствовал легкое жжение в животе, когда подумал, что им придется их убить, но другого выбора не было. Если взять их в плен, ха, будет много мороки, так как придется охранять их от освободившихся пленных. Люди, ожидавшие на причале, мечтали о мести.
С моря донесся легкий порыв ветра, заставивший закачаться якорные огни. Шхуна лениво покачивалась на волнах. Даггер поднялся по шторм-трапу на несколько ступенек. С него капала вода, и ему казалось, что капает очень громко. Он был рад, что благоразумие одержало верх над чувством благопристойности. Если бы он был в штанах, с него бы лилось с таким шумом, что даже полуглухие и полупьяные вахтенные могли бы заметить, что что-то не так. Остальные - Роббинс, Планет и Бриггс - следовали за Даггером вплотную. Все вынули изо рта ножи и приготовились.
Они услыхали, как один из вахтенных на палубе что-то сказал и встал. С грохотом опрокинулось помойное ведро, и человек подошел к месту на палубе, откуда свисал шторм-трап. Не смотря вниз, он стал, держась за трап, расстегивать штаны.
- Пора! - прошептал Даггер в тот момент, когда струя мочи достигла поверхности воды. Он бросился вперед, точно отпущенная пружина, зажал вахтенному рот рукой и всадил в него нож. Сквозь пальцы донесся сдавленный булькающий звук, и тело человека в его руках обвисло. Струя больше не была слышна. Трое остальных пленных прошмыгнули мимо него на палубу. Даггер прислонил убитого к релингу и услышал вскрик. Один из вахтенных стоял с картами в руке. Он хватал воздух ртом, глаза его были широко раскрыты. Планет вытащил нож из его тела. Человек уронил карты, осел на колени и затем медленно завалился на бок. Он больше не шевелился.
Хэлу Роббинсу пришлось немного больше потрудиться с вахтенным, который ему достался. Тот не выпил столько, сколько остальные. Когда он увидел, что на них напали, он бросился к своему ружью, чтобы дать предупредительный выстрел. Хэл подкатился ему под ноги, заставив его упасть. Но он был сильнее младшего штурмана. Он хорошо питался, в то время как Роббинсу пришлось довольствоваться скудным пайком пленного многие-многие месяцы.
Выругавшись, он сбросил Роббинса с себя и поднялся на ноги, чтобы добраться до оружия. Увидев, что путь ему преграждает Бриггс, он открыл рот, чтобы голосом дать сигнал тревоги. Его должны были услышать на бастионах и поднять по тревоге солдат. Однако Бриггс быстро отреагировал и был беспощаден. Он молниеносно выбросил руку вперед, и тот даже боли не почувствовал. Горло его было перерезано от уха до уха, и не успел он упасть на палубу, как Бриггс нанес ему удар милосердия прямо в сердце.
Четвертый вахтенный спал. Проснуться ему не довелось.
После того, как они торопливо обыскали шхуну, не найдя никого больше на борту, Даггер приказал Планету и Бриггсу взять ялик и грести к берегу. Моросящий дождь усилился, над поселком и портом висели черные тучи, но горизонт над морем был чист.
Чтобы перевести на шхуну всех пленных, потребовалось сделать три ходки с баркасом, который они взяли у причала. Людей переполняла радость, но Даггер предупредил их, чтобы они не слишком громко выражали свой восторг. Они еще не вышли из порта, и шанс проиграть был еще велик.
Матросы работали быстро и тихо, готовя шхуну к отходу. На баке стоял грубо сколоченный мужик с топором в руке, готовый перерубить якорный трос.
- Сколько человек тебе потребуется, чтобы вывести дау? - спросил Даггер.
- На дау обычно дюжина человек в команде, - ответил Хэл. - Плюс штурман и шкипер. Всего четырнадцать. Дай мне десятку.
- Окей. Выходи после оговоренного сигнала. Удачи, капитан Роббинс!
- Хэл Роббинс хохотнул. Десять человек сели в баркас, и он тихо заскользил по воде в сторону дау и его отдыхающих и ничего не подозревающих вахтенных.
Даггер позвал к себе Планета и Бриггса. Они произвели на него впечатление, когда захватывали шхуну, действуя решительно. Не успели они подойти, как Даггер замер. Его внимание привлек дикий шум на берегу. Злые крики мужчин смешивались с криками женщин, доносившимися из дома, стоявшего недалеко от причала. Открылась дверь, и на булыжную мостовую вылился свет. В дверь вывалились наружу несколько человек. Они дрались и кричали. За ними вышел мужчина. Он волок за собой женщину, которую затем начал пользовать. Она кричала, как недорезанная свинья, и эти крики минуту спустя смешались с тяжелым топотом милиционеров, появившихся из-за угла. Дерущихся утихомирили и увели. Женщину вернули в дом. Даггер подождал, пока человек не вышел из дома и не ушел вместе с остальными. Поселок снова затих.
- Мне нужна ваша помощь, - сказал Даггер Планету и Бриггсу. - Дело рискованное, но, не сделав его, наши шансы на выход из порта довольно малы. Если вас заметят, вы будете немедленно убиты.
- Что мы должны сделать, сэр? - спросил Бриггс.
- Поджечь пеньку в порту, - коротко ответил Даггер. - Вы ведь умеете обращаться с огнем?
- Мой отец жег трупы, - усмехнувшись, ответил Планет. - Он научил меня всему, что сам умел. Но трудно заставить пеньку гореть.
- Возле тюков с пенькой стоят бочки. Я заметил, что в них масло для факелов, - пояснил Даггер. - Возьмите ялик, топор, кресало и кремень. И… удачи вам! Наш побег теперь полностью в ваших руках. Не подкачайте!
- Будьте уверены!
Двое матросов осторожно гребли к причалу, а Даггер поднялся на мостик и стал смотреть на дау. К нему только что подошел баркас. Оттуда не доносилось ни звука. Это должно было значить, что Хэл и горящие местью люди справились со своей задачей.
Планет и Бриггс подвели ялик к темной выемке в деревянном причале. В ялике лежали несколько брезентовых ведер, два топора и пакет с кресалом и кремнем. На них были только закатанные вверх штаны. Остальная одежда осталась на берегу. Но они не чувствовали, что ее им не достает.
Было уже так темно, что они увидели контуры пирамиды с тюками пеньки, только подойдя к причалу на двадцать пять метров. Они подошли к сваям причала и привязали ялик к перекладине. Бриггс поднимался на причал по деревянной конструкции, когда вдруг замер, похолодев. Над его головой на причале послышались шаги. Он жестом показал Планету, чтобы тот не начал взбираться наверх. Бриггс продолжал висеть на скользкой вонючей балке. Люди на причале остановились прямо над ним. Он слышал, как они топчутся по настилу, может для того, чтобы согреть озябшие под дождем ноги. Он не понимал их речь, только понял, что разговаривают двое. Он переместил руки, чтобы лучше ухватиться за балку, и тут он чего-то коснулся.
Он в последнее мгновение подавил свой вскрик. Из его горла раздалось лишь шипение, которое заглушил плеск воды в сваях причала. На него уставилась пара красных блестящих глаз, которые затем внезапно исчезли. Бриггс увидел лишь контуры зверя, но понял, что это был за зверь. Сточная крыса!
Мало что могло испугать матроса Бриггса. К этому относилась сточная крыса. Он не боялся идти в чужеземном море, в котором, может быть, водились невиданные морские чудовища. Не очень-то его страшило когда-нибудь подойти к концу земли и скатиться с земной или водной поверхности и исчезнуть в чем-то неизведанном. Нынче многие утверждают, что с земли нельзя скатиться в пропасть, что земля круглая, но как знать. Раньше не говорили, что она круглая. Почем знать, что она изменилась? Хотя эта неизвестность его не пугала.
Но сточные крысы…
У него были два врага над ним. Под собой и вокруг себя он слышал тонкие свистящие звуки. Время от времени раздавался всплеск, когда крыса ныряла в воду. Неподалеку слышались чмокающие звуки и писк. Несколько крыс дрались за кусок дерьма, плавающего в воде. К этой добыче спешили другие. Несмотря на темноту можно было видеть кильватерные следы от этих отвратительных тварей.
Бриггс родился в портовых кварталах Ливерпуля. Ему приходилось слышать рассказы о том, как сточные крысы нападали на маленьких детей, как люди сходили с ума от крысиных укусов и умирали в ужасных мучениях.
Он с облегчением вздохнул, услышав, что шаги над ним стали удаляться. Один из мужчин дико расхохотался, как от неприличной шутки. Бриггс выждал порядочное время, пока все стихло. Он был испуган. Всего в паре метров перед собой он видел два красных светящихся злых глаза. Он надеялся, просил о том Бога, чтобы сточная крыса не укусила его в лицо. Затем он поднялся на причал.
- Давай, Планет! - прошептал он. - Берег чист.
- Ол райт.
Они сразу же нашли тюки с пенькой. Пара взмахов острым ножом, и брезент был вскрыт, а еще пара сделала отверстия в ближайших тюках. Планет захватил с собой топоры и парусиновые ведра. Кресало и кремень были привязаны тонкой нитью к штанам Бриггса. Они подняли брезент над бочками с маслом. Голые торсы холодили капли моросящего дождя. Моряки поставили одну из бочек и сбили с нее верхний обруч. Ударом топора они надвое раскололи пробку. После этого Планет начал наполнять маслом одно ведро за другим.
Масло сладко пахло. Бриггс взял ведра и стал наливать масло в тюки с пенькой, следя за тем, чтобы оно всасывалось в дыры, сделанные ранее ножом. Планет подавал, а Бриггс заливал. Они прерывали этот процесс семь раз, чтобы откупорить новые бочки. Наконец бóльшая часть запасов пеньки была промаслена. Часть масла вылилась на настил причала, просочилась в щели между досками и скатилась в воду, образовав радужные пятна на темной воде под причалом. Они расположили тюки с пенькой так, чтобы между ними была достаточная воздушная тяга, а затем накрыли их брезентом, образовавшим над ними дымоход. Время от времени они бросали взгляд на портовый квартал. Большинство огней погасло. Только в борделе, где произошла драка, в паре небольших окон мерцал слабый свет. Они собрали куски бочек и поставили их так, как ставят дрова в камине.
- Можно поджигать? - спросил Планет.
Бриггс кивнул, отвязав пакет с огневыми принадлежностями. Он вытащил кресало и кремень. Планет взял в руку трут и уселся на корточки.
Бриггс ударил кресалом по кремню. Появилась искра, и Планет стал осторожно раздувать огонь.
Они подожгли несколько промоченных маслом тряпок. А затем бросили их на тюки, следя за тем, чтобы огонь охватил тюки в нескольких местах. Появились жаркие языки пламени, которые затягивались в трубу, сооруженную из брезента. Тюки начали потрескивать, разгораясь все сильнее. Они позаботились о том, чтобы к огню поступало достаточно воздуха. Стали вырываться клубы черного дыма, которых подхватывал дующий с берега ветер и бросал в гавань. Стояла удушающая гарь.
Они спешно уселись в ялик и налегли на весла. Над водой плотной пеленой стоял дым. Оба моряка кашляли, когда по веревочному трапу поднимались на борт шхуны. Их встретил Даггер Мартин.
- Хорошо сработано! - сказал он и повернулся к другим матросам. - Давайте сигнал Роббинсу!
Один из моряков помчался на бак с сигнальным фонарем. Он приоткрыл шторку фонаря и начал им махать. С дау ответили несколькими быстрыми проблесками света. После этого в густом дыму больше ничего не было видно. С причала послышались крики, а затем звон пожарного колокола. Языков пламени видно еще не было. Огонь не прожег еще брезент. Сквозь дымовую завесу они слышали, как на дау поднимали паруса и рулевой на корме проверял рулевую систему, поворачивая румпель руля, который скрежетал сухим деревом о железо.
На шхуне подняли французский флаг. Он легко заколыхался на топе грот-мачты.
- Огонь! - крикнул Даггер пушкарям, и в тот же миг над причалом взвился столб огня.
В свете пожара было хорошо видно дау. Оно уже почти дошло до выхода в море, когда на шхуне выстрелила пушка. Даггер кивнул сигнальщику запустить пару ракет. В укреплении зажегся свет, артиллеристы бросились к орудиям форта. В животе у Даггера стоял ком. Еще пара ракет взмыла в небо. "Только бы все прошло удачно!", - думал он.
С берега доносились крики и шум: там люди безуспешно пытались потушить пожар на причале. Языки пламени достигали тридцатиметровой высоты, освещая весь порт.
Пушки на причалах молчали.
- Ставить паруса! Марш на фор-марса-рей и распустить фор-марсель! - крикнул Даггер Мартин.
Матросы стояли в полной готовности. Стоило отдать команду, как оба косых паруса поползли вверх усилием пятнадцати пар крепких рук. С фор-марса-рея был спущен парус, распрямившийся с громким хлопком.
- Рубить швартовы! - крикнул Даггер на бак.
Острые топоры перерубили тросы, и шхуна начала двигаться.
- Право руля, рулевой! Поторапливайтесь там, на шкотах! - командовал Даггер Мартин.
Руль был установлен, шкоты выбраны, паруса поставлены и наполнились ветром. Судно стало набирать ход, оживая под ногами.
- Прямо руль! Одерживай! Так держать!
Шхуна уже шла полным ходом, направляясь к выходу из порта, в котором слабо виднелось дау. Даггер вынул из крепления подзорную трубу и навел ее на форт у выхода из порта. Он слышал сигналы трубой, доносившиеся оттуда, и видел бегущих офицеров.
- Орудия к бою! - крикнул он. - Огонь!
Орудия были плохо нацелены, но это не играло никакой роли, так как выстрелы были холостыми и пушки производили лишь грохот и дым. Даггер тяжело дышал. Теперь едва ли вызывало сомнение, что артиллеристы в форте поняли, что дау совершает побег, а шхуна его преследует.
Они шли через проход за дау, уже вышедшем в открытое море. Даггер выдохнул с облегчением. Это означало, что враг попался на его блеф. Они думали, что кот гонится за мышью. Он весь взмок от волнения, несмотря на легкую одежду, захваченную им в каюте, когда он совершал обход судна, чтобы убедиться, что спиртное доступно не было. Он напряженно вглядывался в бастионы, чувствуя на своей спине холодную руку страха. Если они его раскусят, он пропал!
Он и сам услышал, что охрип, когда отдавал очередную команду.
- Поднять приветственный флаг!
Команда была выполнена, и теперь они были так близко, что были слышны крики ура с берега. Далеко за кормой пылал пожар; начало светать. Дау было в полумиле впереди от них, и у Даггера вырвался вздох облегчения.
Они прошли через пролив и вышли в море.
Дау исполняло свою роль до последнего. Шхуна быстро его догнала, но Хэл Роббинс сделал еще несколько маневров, чтобы уйти от нее, прежде чем Даггеру удалось заставить его лечь в дрейф и завести на него пару швартовов. С форта раздался выстрел, явно похвальный, что шхуне удалось захватить дау.
Даггер пожал руку Роббинсу.
- Молодец, капитан!
- И вам спасибо, капитан!
Даггер бросил на него быстрый взгляд.
- У нас на фрегате Его Величества "Ларкин" был один член экипажа, Дагвинд! - сказал Хэл Роббинс, и Даггер вздрогнул, когда услышал свое настоящее имя. - Надежный парень, я надеюсь.
Даггер чувствовал, словно в животе его был раскаленный камень. Он напряженно кивнул.
- Я тоже надеюсь, - ответил он, повернувшись к матросу, назначенному сигнальщиком. - Подними наш флаг над ихним!
- Есть, сэр!
Французский флаг вместе с ласточкиным хвостом был спущен. Когда он был вновь поднят, поверх него был британский торговый флаг - общепринятый способ оповещения о взятии добычи. На шхуне был только этот флаг, правильно обозначавший национальность. Хоть они и были далеко от берега, Даггер услышал горькие возгласы, доносившиеся с форта.
Дау было отпущено дрейфовать у входа в порт. Даггер сообщил рулевому курс.
- Принимай командование, Хэл. Мне надо отдохнуть. Этого добра в последнее время было не много. Спасибо, что пощадил меня. Могу только сказать, что легко обмануться в человеке. Больше не называй меня Дагвиндом! Меня зовут Даггер Мартин!
- Есть.
Каюта была просторной для такого судна, как шхуна. Даггер спустился по кормовому трапу и прошел по узкому коридору с дверями по обе стороны. В конце прохода была массивная дверь капитанской каюты. Даггер не испытывал угрызений совести, сделав ее своей каютой. В конце концов это его заслуга, что пленные были освобождены. Это он давал им свободу, минута за минутой. Он прислонился к косяку и осмотрелся вокруг. Каюта была на всю ширину кормы судна. В кормовом подзоре было панорамное окно, а по обе стороны - иллюминаторы. Свет впускало также небольшое окно в потолке. Через его матовое стекло были видны тени рулевого и Хэла Роббинса. Прямо под этим окном стоял письменный стол, а под панорамным окном был длинный диван с кожаными подушками и выдвижными ящиками. В углу стояла кровать с латунными набалдашниками. Она была привинчена к палубе. "Есть же люди, умеющие строить комфортабельные суда", - подумал он, сравнив шхуну с кораблем "Васа". Он подошел и пощупал матрас. Тот был мягким. В палубе была пара вентиляционных отверстий. Сейчас они были закрыты, но если их открыть и установить парусиновые воздухозаборники на палубе, в жаркие дни в каюте будет прохладно. Он сел на кровать. У передней переборки имелись высокие шкафы, а возле двери висел щит с оружием. На нем были два мушкета, пара сабель, четыре кремниевых пистолета и дубинка с рукоятью, обтянутой кожей.
Только он улегся на кровать, как подумал, что не знает названия судна, которое он захватил и которым стал командовать.
- Пора бы и узнать это, - сказал он сам себе, закрывая глаза.
Но он не мог заснуть, несмотря на то, что усталость чувствовалась как телесная мука. В глазах был песок. Он знал, что они красные, он видел это в маленьком зеркале над умывальником.
Он думал о том, что сказал Хэл Роббинс. Если он или члены экипажа раскроют его личность командованию Бомбейских военно-морских сил, он, без сомнения, будет передан британским властям. Едва ли они приговорят его к смертной казни за побег, но он будет без всякого сомнения возвращен в исправительный лагерь.
Был только один выход. Он должен избегать контактов с кораблями Бомбейских военно-морских сил и идти прямиком в Бомбей. Пара пленных обследовали запасы на судне, и сведения, которые он получил, указывали на то, что они смогут продержаться в этом длинном рейсе в Индию, если будут экономить.
Только бы им не встретиться с каким-нибудь капером по пути…
Шхуна была слабо вооружена. На ней имелись семь 9-фунтовок, по трое на каждом борту и одна на баке.
Им будет трудно обороняться, если они наткнутся на капера, однако Даггер знал, что его команда будет драться до последней капли крови. Если их захватят французы и повезут обратно на остров пленных, у них не будет никаких оснований ожидать чего-то хорошего. Их ожидает только смерть, но сначала страшные пытки. Власти постараются отомстить за оскорбление.
Он лежал, уставясь в потолок, чувствуя каждое движение судна. Шхуна явно была скоростным судном. Но и бриг, стоящий в порту, тоже не был тихоходом. У него не было никаких сомнений в том, что в этот момент он укомплектовывается командой.
Если бы его спросили, он бы тоже сказал, что беглецов надо догнать и беспощадно наказать.
Он заснул, свесив одну ногу с кровати.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ


Судно называлось "Брайс".
Оно было построено когда-то в Гуле для перевозки шерсти из западных колоний, но со временем оно стало менее рентабельным, и тогда оно было переведено в восточный морской бассейн, чтобы продолжать приносить хорошую прибыль своим хозяевам - компании "Аберкомби и ДеВитт".
Судя по судовому журналу, оно шесть недель тому назад было захвачено пиратским бригом, когда шло в китайский порт под португальским чартерным флагом. После этого записей в судовом журнале больше не было.
Чувство неловкости, которое первоначально испытал Даггер Мартин, присвоив себе капитанскую каюту, исчезло. Хэл Роббинс больше не ворошил его прошлого. Он также не замечал, чтобы среди членов экипажа ходили слухи о том, что он когда-то служил на фрегате "Ларкин".
Бывшие пленные оказались добрыми моряками. Несмотря на то, что два, а то и все три года большинство из них находились в суровых обстоятельствах, они удивительно быстро приспособились к добытой ими свободе, означавшей, впрочем, такой же тяжкий труд, что и в лагере, но только еще в более ограниченном пространстве.
Они получили ветер, теплый осенний ветер, позволявший шхуне "Брайс" идти галфвиндом левого борта. Но ветер все крепчал.
Даггер и Хэл стояли на мостике, каждый со своим секстантом. Бриггс помогал им измерять высоту солнца.
Даггер крутил колесико секстанта, сажая солнце на горизонт, видимый в объективе с цветным стеклом. Он продолжал, а остальные ждали его сигнала, держа наготове свои хронометры.
Давай! - скомандовал он, когда солнце опустилось на горизонт.
Оба моряка повторили команду практически одновременно. Бриггс засек время, а Даггер Мартин и Роббинс сравнили свои показания секстанта.
- Почти нет расхождений, - пробормотал Хэл. - Пойду рассчитывать широту. Но расчет будет приблизительным. Черт его знает, когда хронометры поверялись в последний раз.
Даггер кивнул.
- Хорошо, - только и сказал он.
Он вновь открыл рот, когда надо было дать команду матросам взять рифы, так как ветер все усиливался, но ему помешал крик:
- Эй, на палубе!
Все взоры устремились на впередсмотрящего на мачте.
- Вижу парус прямо по корме! - крикнул тот, показывая рукой.
- Каким курсом он идет? - крикнул Даггер в ответ.
- Тем же, что и мы, сэр! Думаю, это бриг, сэр!
Даггер сделал гримасу. Идти этим курсом, с той стороны, да еще так близко мог только один корабль. Бриг с острова пленных! При таком все усиливающемся ветре у более крупного брига были все шансы нагнать шхуну. В таком случае их ожидала теплая встреча. Он кивнул Хэлу Роббинсу.
- Уменьшить парусность! Сообщить мне, когда бриг будет виден с палубы.
- Есть, - ответил Роббинс.
Даггер мрачно наморщил лоб. Ему не понравилось, что Роббинс обратился к нему без положенного "сэр", но вынужден был промолчать. Роббинсу было известно его прошлое. Роббинсу и еще одному человеку, но он не знал кому. Ему не нравилось быть на крючке. Роббинс дал только один намек, опустив в обращении слово "сэр". Но и этого было достаточно. В остальном же он доказал, что он опытный офицер.
Роббинс доказал, что на него можно положиться как на моряка, и в данном случае имело значение только это. Что там будет дальше, будет видно, когда и если это произойдет. Но что будет, если им придется вступить в бой? Моряки, которых он освободил, были торговыми моряками. Во всяком случае, большинство из них. Они не знали, что делать с пушками, может быть, боялись идти в рукопашную.
- Я спущусь в каюту, мистер Роббинс!
Робинс приподнял брови. Его назвал мистером человек, который ранее присвоил ему звание капитана; это была деградация. Рот Роббинса дрогнул. Даггер не мог с уверенностью сказать, что это было, - улыбка или что-то иное.
- Хорошо,.. сэр!
Спускаясь вниз, Даггер бросил взгляд на рулевого. Это был сравнительно молодой человек с темной челкой, стоявший с мрачным видом. Он смотрел прямо перед собой, поверх бугшприта, за линию горизонта. Даггер не мог решить, был ли это инстинктивный взгляд или взгляд мечтателя.
В любом случае его не интересовал тот факт, что за ними кто-то шел.
Войдя в каюту, Даггер проверил хронометр. Затем стал планомерно обыскивать шкафы и рундуки, продолжая осмотр, начатый на другой день после того, как он, никого не спросив, взял на себя командование шхуной. Одежду, которая была на нем, - капитанский мундир, который сидел на нем не так уж и плохо, - он нашел в гардеробной. Сапоги были чуток велики, но это было не так уж и важно.
Беспокойство, которое охватило его ранее, усилилось с появлением другого судна. На людях он старался выглядеть уверенным в себе, в том, что делает. Но наедине с собой, здесь, в каюте, на него накатывали волны неуверенности в успешном исходе операции. Он нашел кое-какие морские карты этого района, но они устарели, а через сутки они вообще выйдут в район, на который карт уже не было.
И как прикажете идти от индокитайского полуострова в Бомбей без морских карт?
На этот вопрос хорошего ответа у него не было. Может, надо идти вдоль побережья, пока не появится какой-нибудь город или иное поселение, отправить лодку на берег и спросить, где они находятся? Он в раздумье покачал головой. Это могло помочь, если они попадут туда, где люди разговаривают на понятном языке. Ну, придет время, и он займется этой проблемой. А пока надо разобраться с преследующим их судном.
Обыск не дал никаких результатов. Он ударил в сердцах кулаком по пюпитру, аж кожу обожгло. Певучий звук заставил его замереть. В пюпитре отворилась дверца, открыв потайной ящик. Гневный удар Даггера открыл замок. Он заглянул в тайник. В нем были два кожаных кошелька. Он открыл один из них, и на ладонь высыпались жемчужины. Во втором кошельке оказались драгоценные камни. Поскольку он редко видел драгоценности своей матери, он не знал, чтó это были за камни, но некоторые из них без всякого сомненья были бриллиантами, а те зеленые - смарагдами.
Он нашел целое состояние.
Урча от радости, он подошел к кормовому окну и посмотрел на море. На поверхности воды не было и намека на парус. "Вот ирония судьбы", - подумал он. - "Я стал вдруг богачом, но надолго ли?"
Он сел на кровать с золотыми набалдашниками и начал прятать сокровища в своей одежде. Если их возьмут в плен, его не станут обыскивать. Обыскивать офицера было дурной манерой. Пленным разрешалось быть в своей одежде. В этом случае он всегда может попытаться сбежать. Он к этому уже привык…
Если его вернут на остров пленных, они похоронят его скорее всего в униформе. Это означало, что и французы не порадуются жемчугам и драгоценным камням, - подумал он, горько усмехнувшись.
Он вынул хронометр и посмотрел, сколько времени. Пора подниматься на палубу. Как настоящий капитан, - он улыбнулся самому себе - он должен скроить хорошую мину перед другими офицерами и еще больше мин перед экипажем. Это впечатляет и вызывает уважение. Он вышел на палубу и посмотрел за корму.
- Эй, на палубе! - раздался крик впередсмотрящего. - Бриг под французским флагом! Он нас догоняет!
Хэл Роббинс обернулся, чтобы послать кого-нибудь в капитанскую каюту с этим сообщением. И вздрогнул, увидев Даггера.
- Вы слышали, что он сказал, сэр?
- Да, - ответил Даггер, повернувшись. - Хорошо бы,.. Хэл!
Уголки губ Роббинса снова дрогнули. А затем его лицо стало таким же непроницаемым, как раньше. Даггер почувствовал некоторое беспокойство. Как Роббинс использует то, что знает? Будет шантажировать? Может, будет, а может, и нет. Пока что ему нечего было вымогать. Он не мог заставить Даггера уступить ему лавры от побега. Слишком многие знали правду. К тому же побег еще не завершен, и многое предстоит еще сделать, - подумал Даггер, бросая взгляд через плечо.
Он жестом подозвал к себе Роббинса. Тот подошел к Даггеру, смотревшему на француза через подзорную трубу. Уже были видны брамсели брига.
- Надо попытаться уйти от них, - сказал Даггер. - Шансы на победу в бою против хорошо вооруженного брига с обученной командой очень малы. Боюсь, что наши запаникуют, если мы вступим в бой.
- Возможно, сэр, - ответил Роббинс. - Не знаю. Они, конечно, не обучены, но они полны ненависти, а этого достаточно для того, чтобы попробовать.
- Наверно, бой - это единственный выход. И хорошо бы подготовиться к нему.
- Да-да,.. сэр.
- Дайте команду "Всем по местам!". Те, кто хоть что-то умеет, будут обучать тех, кто не умеет ничего, - сказал Даггер. - Сообщите экипажу, что нас преследует бриг с острова пленных…
Хэл Роббинс поднял вверх брови, вопросительно посмотрев на Даггера, который кивнул ему.
- Да-да, - сказал он. - Кажется, я его узнаю. Скажите им, что если им удастся взять нас, это будет означать смерть для всех нас! Лучше погибнуть в бою, чем быть позорно повешенными на потеху кровожадным зевакам!
- Я передам им ваши слова.
- Если нам удастся продержаться до вечера и наступления темноты, есть шанс, что мы удерем.
Роббинс согласно кивнул.
- Хотел бы знать, как они смогут нас захватить, - сказал он. - Чертовски штормит.
- Я тоже, черт меня дери, задаю себе этот вопрос, - пробормотал Даггер.
В ближайшие минуты на палубе с виду царила неразбериха.
Но все наладилось благодаря примеру опытных моряков. Матросы взялись за такелаж, побежали туда-сюда по палубе. Были извлечены и размещены в доступных местах пожарные шланги и ведра. На кормовую палубу прибежал Планет.
- У нас нет песка, сэр! - крикнул он.
- Тогда нам надо будет обходиться без него, Планет, - ответил Даггер. - Чего нет, того мы не можем здесь добыть.
- Да-да, сэр.
У Даггера была команда численностью около ста сорока человек, и это на корабле, которым могла управлять пятая доля этой команды. После того, как они ушли с острова, Даггер старался всех занять работой. Были прочищены, протерты и заряжены пушки. Сверкала на солнце пара 2-фунтовых вертлюжных орудий на баке. Даггер повернулся и навел подзорную трубу на бриг. Он смотрел на него профессиональным взглядом, восхищаясь им. Бриг быстро шел несмотря на волны. На нем было не менее дюжины орудий, может, около двадцати. На французских каперах обычно были девятифунтовки. Бриг неуклонно нагонял их. Даггер повернулся к мрачному рулевому.
- Лево на борт, и держи как можно круче к ветру! Отпустить шкоты!
Бриггс возился на пушечной палубе с фитилями, горевшими слишком медленно. Он выпрямился и удивленно посмотрел на Даггера. Они получили приказ подготовиться к бою. Отчего же тогда такой курс? Он означал, что они не собираются сражаться, что они бегут, словно жалкие псы с поджатыми хвостами.
"Брайс" была приведена к ветру, и выбраны шкоты. Даггер посмотрел на мрачного рулевого. Тот следил за фор-марселем и перекладывал руль, когда парус начинал полоскать. Даггер изменил свое мнение о нем. Здесь был настоящий моряк.
- Мистер Бриггс! - крикнул он. - Марсель оставить и поставить кливер!
Бриггс показал рукой, что понял, и передал команду дальше. От этого скорость "Брайс" должна снизиться, однако с косыми парусами она шла немного круче к ветру, чем бриг, который вынужден был лавировать . И меньшая скорость шхуны должна перевесить неспособность брига идти крутым бейдевиндом . Даггер какое-то время обдумывал это. Он пришел к этому простому решению, бросаясь в мыслях из крайности в крайность. Теперь же команда была отдана и оставалось только надеяться, что он принял правильное решение. Он вновь взял подзорную трубу и навел ее на бриг.
Бриг тоже шел против ветра, но его прямые паруса были хуже косых на курсе бейдевинд, и Даггер с облегчением вздохнул, увидев, что бриг не был способен состязаться с шхуной на столь крутом галсе. Но бриг все же был скороходным судном. И было невозможно с уверенностью сказать, что он перестал догонять шхуну, пока не перешел на другой галс. Черед двадцать минут он уже был рядом со шхуной. Даггер видел, как были отданы брасы и как он лег на другой галс. Погоня продолжалась. Бриг показался с другого борта шхуны, сделав поворот оверштаг.
Появился Хэл Роббинс с секстантом в руке. С улыбкой во все лицо.
- Я взял пеленги , сэр. Мы его обгоняем, хотя и чертовски медленно. Остается только надеяться, что ветер не усилится, - добавил он задумчиво.
- Да, и кто же на это не надеется? - откликнулся Даггер.
Роббинс снова улыбнулся.
- Да они! - сказал он, показывая на бриг.
- Верно, - подумал Даггер. - Чтобы изменить нынешнюю ситуацию, потребуется немногое. "Брайс" несла уже больше парусов, чем позволяла осторожность, но уменьшать парусность было нельзя, если они хотели избежать сражения с бригом. На секунду он задумался, уж не слабость ли определила его решение. Но он не видел никакого смысла сражаться с противником, вооружение которого втрое превосходило их вооружение, а команда состояла из закаленных в боях военных моряков. Сражение было бы чистой бойней.
- Ты в Бога веришь, Хэл? - внезапно спросил Даггер.
- Что? Верю ли я… Конечно, черт меня дери! - удивленно ответил Роббинс. - А что?
- Тогда проси его, чтобы ветер не крепчал, так как если он хоть чуточку станет сильнее, нам худо придется!
Роббинс посмотрел на бриг и кивнул в знак согласия.
- Хочу взглянуть на паруса и убедиться, что они дают максимальную тягу, сэр. Мне кажется, что мы чуток быстрее его.
Даггер был с ним согласен. В парусной гонке, как эта, где играла роль каждая мелочь, было страшно важно, чтобы каждый парус работал с максимальной силой. Если еще переместить балласт или, может быть, пушку, на наветренный борт, ветер будет лучше использоваться и не надо будет ставить дополнительные паруса. Даггер видел, как Роббинс руководит людьми, переносящими ядра с правого борта в лари на левом борту. Люди из других подразделений скрылись под палубой в поисках предметов, которые можно было переместить.
Ветер больше не свежел. Наоборот, пополудни он ослаб, и Даггер констатировал, что расстояние до брига стало увеличиваться быстрее. Он начал чувствовать себя увереннее, но опасность еще не миновала. Если на шхуне сломается какая-нибудь часть рангоута или порвется парус, их небольшое преимущество быстро сойдет на нет. Но ничего такого не произошло. Вместо этого ветер все больше слабел и все больше проявляли себя преимущества шхуны при слабом ветре. Марсель брига скрылся за горизонтом. Были видны только брамсели и бом-брамсели.
Хэл подошел к Даггеру, стоявшему рядом с рулевым.
- Похоже, мы удрали, сэр, - довольно сказал он. - Я дал команду таскать обратно балласт и запасы, сэр.
- Хорошо, Хэл. Мне надо было самому до этого додуматься, - ответил Даггер с ноткой самоукоризны.
Если они будут вынуждены лечь на другой галс, корабль будет слишком жестко взнуздан, а эффект от этого будет противоположным достигнутому сейчас. Но им не надо больше любой ценой выжимать все из ветра и парусов. Они уже хорошо оторвались.
К ночи ветер почти полностью стих. На море по-прежнему были длинные широкие волны, и на какой-то миг Даггер почувствовал страх, что бриг начнет снова их догонять. Он поднялся на грот-мачту, с которой были видны верхние паруса брига над горизонтом. Он постоял там четверть часа с подзорной трубой у глаза, но расстояние до преследователя все увеличивалось. Он соскользнул на палубу с облегчением, со стуком сложил трубу и решительно поставил ее в гнездо у нактоуза. Затем повернулся к главной палубе и махнул рукой Хэлу Роббинсу, сидевшему на пушке, жуя галету. Роббинс поднялся и пришел на корму.
- Разрази меня гром, если мы их не сделали, - довольно сказал Даггер. - Через час бриг будет уже не виден, и мы можем идти в любую сторону. Было бы здорово, если бы ты приказал разжечь плиту на камбузе и нашел кого-нибудь, кто мог бы приготовить нам поесть. На борту ни у кого и росинки не было во рту целую вечность. Но все же надо быть наготове к драке.
- Да, сэр. Я дам команду.
- Ты не мог бы меня подменить на пару часов? Я должен поспать.
- Конечно, сэр! - ответил Хэл и добавил, но уже потише: - А ты знаешь, где мы и каким курсом должны идти?
Даггер горько покачал головой.
- Я нашел только одну карту, да и из той мы уже давно вышли. Но мы будем идти этим курсом, скажем,.. до полуночи. Потом пойдем на зюйд-вест. Это, конечно, наугад, но если я что-то понимаю в этом деле, мы должны увидеть землю где-то завтра после обеда.
Приказав Роббинсу разбудить его при малейшем изменении ситуации, он передал команду судном и спустился под палубу.
Он открыл буфет с запасом спиртного и выпил хороший стакан рома, прежде чем упасть на постель. Он тотчас же заснул, но спал беспокойно, ему что-то снилось. Когда он проснулся, он был мокрым от пота; за окном было темно. Они шли куда-то. Как капитан, он должен был, черт подери, знать, куда они идут.
Он сел в постели.
- Никакой я не капитан, - пробормотал он еле слышно и подошел к буфету, где оставил бутылку рома.
Дверь в каюту отворилась с ударами рынды, отбивавшей восемь склянок к утренней вахте. Вошел, не постучав, Хэл Роббинс. Он бросил взгляд на почти пустую бутылку, стоявшую на палубе возле кровати. Даггер сел, легко застонал и рыгнул.
- Что случилось? - спросил он.
- Неприятности, сэр!
Акцент на слове "сэр" был неприкрыто ироничным, и Даггер разозлился. Он перекинул ноги через бортик кровати и стал натягивать сапоги.
- Что за неприятности, Хэл? - спросил он, решив не обращать на это внимания.
- Впередсмотрящий докладывает, что видит много парусов. Не меньше четырех кораблей, и мы идем им наперерез.
Даггер надел кафтан и поспешил на палубу.
- А еще говорят, что Тихий океан - самое большое море на земле, - сердито пробормотал он самому себе. - Но черт меня дери, если здесь не более тесно, чем на Темзе.
Он вынул из гнезда подзорную трубу и раздвинул ее.
- Еще паруса! - крикнул впередсмотрящий. - Прямо по курсу! Два по корме.
Даггер приставил к глазу трубу. Передний корабль был большой. Он мог быть из Ост-индской флотилии, но Даггер так не думал. Он подкрутил трубу и навел ее на другие корабли. Три штуки. Все шли круто к ветру, под всеми парусами. Он сразу же узнал марсель одного из них. Он не знал, радоваться ему или печалиться. Вздохнув, он опустил подзорную трубу.
Он слишком хорошо знал этот передний корабль.
"Британец" Бомбейских военно-морских сил.
Стоя на палубе, Хэл Роббинс смотрел вверх на него.
- Какой курс, сэр? - спросил он.
Даггер спустился вниз и протянул ему подзорную трубу.
- Так держать! - сказал он. - Проследи, чтобы на камбузе приготовили все самое лучшее, что есть на борту. Для команды то же самое, что и для офицеров. Мы закончили наш поход!
- Чего это так?
- Корабли Бомбейских военно-морских сил. Я узнал "Британца", а второй - это наверняка "Комета". Так что рейс закончен! Для вас…
- Что ты имеешь в виду, Даггер,.. сэр?
- Я имею в виду, что я голодный и хотел бы что-нибудь съесть, - ответил Даггер с холодком в голосе. - Что-нибудь вкусное! И много! Может, это в последний раз для меня.
- Почему..?
- Потому что я знаю, что жрачка в заключении не из лучших, - резко сказал он.
- Думаешь, я тебя предам? - спросил Хэл Роббинс. - Была бы чертовская неблагодарность…
- Я заметил намеки! И не ты один знаешь мою тайну.
Он показал Хэлу спину и скрылся в каюте. Старпом стоял с подзорной трубой в руке и смотрел ему вслед. Затем он криво усмехнулся и послал человека на камбуз, из трубы которого шел дым.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


Капитан Серлвейл принимал в своей каюте. Даггер вновь был одет в то, что ему дали пленные на острове, включая нелепую соломенную шляпу. Капитанская форма была вычищена и повешена в гардеробе на шхуне "Брайс", но драгоценности он положил в ремень с карманами для денег, поближе к телу. Серлвейл слушал рассказ Даггера, время от времени прерываемый разъяснениями Хэла Роббинса. Капитан все время сидел в своем кресле, слегка откинувшись на спинку, соединив кончики пальцев вместе.
- Я удивлен, - сказал он, когда рассказ о побеге закончился. - Если позволите, господа…
Он жестом подозвал к себе лейтенанта МакБрайда, все это время стоявшего возле двери, прислонившись к переборке.
- Свяжитесь с командиром "Тюдора" и предложите ему пойти навстречу этому французскому бригу! Можно легко перехватить его и, возможно, взять в плен.
- Есть, сэр!
МакБрайд вышел за дверь, бросив взгляд на Даггера. Капитан Серлвейл встал, опершись на стол. Он буравил Даггера взглядом.
- Странный вы человек, Мартин, - наконец сказал он. - Вы либо хитрец, каких я еще не видел, либо вам очень не везет и вы нажили такого опасного врага, какого еще поискать.
- О чем вы говорите, сэр?
- Сперва вас обвиняют в дезертирстве и стреляют в вас, но вы, как я вижу, жив и здоров; затем вы один остаетесь на острове пленных. И в обоих случаях о вас докладывает один и тот же человек. Я узнал, что вы помогли вражескому солдату попытаться убить младшего чина Даниэлса на острове пленных. Мне трудно в это поверить, так как лейтенант МакБрайд имеет другое мнение о вашем характере, Мартин. А что было на самом деле?
- Врагов было достаточно много, чтобы они могли обойтись без моей помощи, сэр, - ответил Даггер. - Я рад, что младший чин Даниэлс спас свою шкуру!
- Отчего?
- Позвольте сказать, что довольно и того, что я рад этому!
- Я не потерплю бузу на борту "Британца", Мартин! - взорвался капитан Серлвейл, направив на него свой грубый указательный палец. - Но все образуется, потому что я собираюсь посадить вас на корабль и отправить в Индию вместе с пленными с острова. Что будет после того, как вы туда прибудете, меня не интересует,.. но примите мое искреннее благословение, Мартин!
- Благодарю, сэр.
- Только еще один вопрос! Что произошло с пленными, взятыми на "Быстром"? Их нет среди спасенных.
Даггер не смог ответить. Он посмотрел на Хэла Роббинса. Он о них совсем не думал, хотя собственными глазами видел, как их захватили люди с капера.
- Думаю, их поместили в цитадель, сэр, - ответил Хэл. - Всех вновь захваченных пленных уводят туда, и они сидят там в камерах, пока их не допросят. Это может длиться несколько недель, в особенности для офицеров, которым есть что рассказать.
- Наверно, так и было, - пробормотал капитан Серлвейл. - Еще раз поздравляю вас с успешным побегом. Что же касается вас, Мартин, я собираюсь написать письмо командующему Бомбейскими военно-морскими силами в Индии. Скоро мы с вами свяжемся.
Бывшие пленные были расквартированы на ночь на "Британце", и Даггер остался с ними. На следующий день все были переведены на "Брайс". С кораблей эскадры был собран немного увеличенный экипаж захваченного судна.
Командиром в рейсе в Калькутту, эту дыру, в которой удостоилась разместиться штаб-квартира Бомбейских военно-морских сил, был назначен лейтенант МакБрайд. Он прибыл на борт с солидным запасом морских карт. Даггер замер, увидев, кто был среди людей, сопровождавших МакБрайда. И только сейчас до конца понял, что имел в виду капитан Серлвейл.
По шторм-трапу взобрался и скрылся на шканцах Питер Даниэлс. Даггер заметил, что на ремне у него больше не болталась плетка. На лице Даггера появился волчий оскал.
Перед отплытием лейтенант МакБрайд отдал свои приказания. Команда готовилась ставить паруса. На фок-мачту поднялись марсовые. МакБрайд отдал команду снова спустить шторм-трап в ожидании командорского шлюпа с "Тюдора", резво бежащего на веслах по волнам.
- Добро пожаловать на борт, командор-капитан Уотерс! - протяжно сказал МакБрайд, когда этот украшенный галунами офицер поднялся на палубу.
Уотерс сдержанно кивнул, отвечая на приветствие. Он оглядывался вокруг, пока его сопровождающие руководили подъемом багажа.
- Я занимаю каюту, мистер МакБрайд! - сказал он. - Проследите, чтобы ее освободили.
- Есть, сэр! А командование шхуной "Брайс" вы тоже берете на себя, сэр?
- Нет, ни за что на свете, - ответил командор-капитан. - Я этого добра нахлебался. Мне достаточно идти в Калькутту пассажиром.
Вечером "Брайс" уже неслась под всеми парусами на юго-запад. Рейс оказался лишенным всяких событий. По крайней мере первые сутки. Бывшие пленные были хорошо расквартированы в трюме, питание на судне было вполне сносным. Это не было обычным порядком вещей, но МакБрайд истолковал это таким образом, что Бомбейские военно-морские силы не хотели, чтобы судовладельцы жаловались на плохое обращение с моряками.
Команда не была слажена. Лейтенант МакБрайд, - который про себя проклинал прибытие на борт командор-капитана, означавшее, что ему пришлось оставить кровать с золотыми набалдашниками, перейдя на постель значительно хуже, - держал команду в непрерывных учениях. Судно было готово к абордажу, команда училась разворачивать шланги и готовить ведра к борьбе с пожаром. Время от времени раздавался крик "Человек за бортом!", и с жилой палубы с часами в руках следили за спасательной операцией.
На третий день наступил штиль. После обеда в море была установлена цель из парусов, и корабль открыл по ней огонь из своих пушек, пока паруса цели не были порваны в клочья. Это, конечно, была пустая трата пороха, но она была нужна для того, чтобы новички на борту "Брайс" узнали, как шхуна реагирует на огонь пушек.
В первую часть рейса командор-капитан показывался не особо часто. Даггер время от времени видел Питера Даниэлса, но он избегал его как мог. Он понял суть сказанного капитаном Серлвейлом: "Не на борту, а по прибытии в Калькутту!". Безделие начало действовать Даггеру на нервы, и однажды он пришел к лейтенанту МакБрайду и попросил дать ему какую-нибудь работу. МакБрайд сделал его своим рулевым на своих вахтах, и они стали все лучше узнавать друг друга. Даггер чувствовал, что лейтенант относится к нему чуть ли не как к равному, не как к рядовому члену экипажа.
На одной из таких вахт с верхушки мачты раздался крик:
- Эй, на палубе! Вижу корабль на два румба по правому борту! Походит на шхуну!
Лейтенант МакБрайд засек время и повернулся к Даггеру.
- Кажется, нам предстоит сражаться, - сказал он. - Как думаешь?
- Чего мне думать? - откликнулся Даггер, пожав плечами. - Я ничего и ни о чем не знаю.
- Бомбейским военно-морским силам стало известно, что в последние месяцы движение британских торговых судов в этой части океана во многом уменьшилось, - объяснил МакБрайд. - Мы получили донесение, что за этим могут стоять два капера, оба шхуны. Наши разведчики выяснили, что эти шхуны построены для португальской или испанской работорговли в их колониях на Западе. Они быстроходны и легко управляемы и вооружены 12-фунтовыми орудиями.
- Звучит рискованно, - ответил Даггер. - Если вступим с ними в бой, нам придется туго. Команда у нас не обучена. Работорговая шхуна гораздо быстроходнее "Брайс". Кроме того, у нас мало привыкших к бою людей.
- Верно! Но у нас во всяком случае есть пара небольших тяжеловесов, - улыбнулся МакБрайд, показав на две каронады на баке - 20-фунтовую и 4-фунтовую.
Затем он повернулся и пошел на корму, чтобы взглянуть на корабль. В том месте, где сливались небо и море, невооруженным глазом была видна лишь белая точка. Он вернулся к Даггеру.
- Так или иначе не мы решаем, драться нам или нет!
- Она от нас на расстоянии семи, может быть, восьми миль, сэр, - сказал Даггер. - Она сможет догнать нас самое малое через пару часов.
- Вот именно, Даггер. Достаточно времени для того, чтобы мы успели доукомплектовать экипаж.
- Кем это, сэр?
- Пленными торговыми моряками. Хочу спуститься в трюм и обратиться к ним с предложением. Либо сидеть там в трюме и ждать, пока их разнесут на куски, либо помочь нам и получить шанс получить свободу.
- Думаю, они уже начинают привыкать к таким условиям, - констатировал Даггер.
Через два с половиной часа шхуна была уже в зоне досягаемости орудий левого борта. Еще двадцать минут, и она будет на траверсе. "Брайс" была в полной готовности. Торгаши стояли наготове на шкотах, галсах, брасах и фалах. Военные моряки - у орудий. Им придется попотеть в таком-то малом количестве. Некоторые торговые моряки заявили, конечно, что они артиллеристы и заряжающие, но по большому счету артиллерийской прислуге придется обслуживать орудия обоих бортов.
Лейтенант МакБрайд назначил Даггера командовать главной палубой и артиллерией, а Хэла Роббинса баком и каронадами. По рекомендации Даггера на руль был поставлен тот мрачный моряк со времен гонки.
Капер был уже на траверсе "Брайс", медленно приближаясь к ней. Он не нес никакого флага, поднял только сигнал "лечь в дрейф".
МакБрайд дождался, когда поднимут этот сигнал, и стал маневрировать исходя из него. Он медленно повернул "Брайс" влево, чтобы капер думал, что они выполняют его приказ. МакБрайд надеялся, что после завершения поворота они подойдут достаточно близко к каперу, чтобы можно было стрелять из каронад. Одновременно будут выкачены орудия, и морской разбойник встретится не с судном, легшим в дрейф, а с кораблем с орудиями наготове.
Шхуна медленно приближалась к каперу. МакБрайд дал сигнал Даггеру выкатить орудия.
Но капитан капера разгадал эту хитрость. Только Даггер отдал команду, как раздался залп с капера. Но тот плохо прицелился, и часть ядер упала за кормой. Однако два ядра попали, нанеся большой урон на шканцах. Одно ядро пробило зияющую дыру в фальшборте, обрушив ливень щепок на стоявших поблизости. Три человека превратились в кровавую массу. Второе ядро попало в обшивку корпуса возле каюты.
"Брайс" продолжала медленно разворачиваться. МакБрайд головы не терял.
- Медленно спустите флаг, а затем поднимите его снова! - скомандовал он.
Капитан капера, наверно, удивился, увидев, что флаг снова поднят, когда он уже решил, что "Брайс" капитулировала. По крайней мере, МакБрайд надеялся на это.
Вражеский командир был либо кровожадным человеком, либо обладал чертовской способностью видеть своего противника насквозь. Его орудия молчали, пока флаг опускался, но как только он снова пополз вверх, он сразу выстрелил. По шхуне "Брайс" пронесся убийственный железный вихрь, сметая все на своем пути от бака до кормы. Свистели летящие щепки, падали люди, и воздух сотрясался от криков раненых. Как раз во время залпа каперских орудий на палубу вышел командор-капитан Уотерс. На его лице была легкая кровоточащая ссадина.
- Осторожно, сэр! - крикнул МакБрайд, увидев Уотерса. Вы…
Тут раздался новый залп, и МакБрайд ничком упал на палубу и остался лежать, истекая кровью. Заорал командор-капитан Уотерс. Его ноги вдруг покраснели, и он свалился на палубу. Даггер видел, что произошло.
- Хэл! - крикнул он. - Принимай команду на палубе!
Даггер бросился к штурвалу, у которого стоял чудом невредимый рулевой. Он жестом показал матросам, что надо унести МакБрайда и Уотерса под палубу.
- Лево на борт! - проревел он рулевому. - Следить за шкотами! Целься и пли!
Даггер наплевал на все рафинированные планы, потому что капер не позволял водить себя за нос. Он завершил поворот и встал борт о борт с противником, который перезаряжал орудия. Орудия "Брайс" дали залп с расстояния сто метров, и за грохотом девятифунтовок слышались выстрелы из каронад на баке. "Брайс" шла уже опасно круто к ветру, и Даггер стал спешно давать команды. Корабль увалился и медленно лег на первоначальный курс. Люди перебежали на другой борт и занялись пушками левого борта. Капер попытался уклониться, но не успел до конца выполнить маневр, когда Хэл дал по нему еще один залп бортовыми орудиями. Даггер услышал, как завизжали щепки, и увидел, как внезапно упал на палубу грот. Теперь у него был шанс.
- Лево на борт! - скомандовал он.
"Брайс" пошла на корму разбойничьего судна, и капер не мог ничего предпринять, чтобы воспрепятствовать этому. Он положил руль на правый борт, чтобы держаться бортом к "Брайс" как можно дольше, но не успел закончить поворот, когда "Брайс" увеличила скорость.
- Отпустить носовые паруса! - крикнул Даггер.
Чем медленнее они будут огибать корму вражеского судна, тем лучше. Капер окутался облаком дыма после залпа своих бортовых орудий. Даггер едва это заметил. Он был целиком поглощен возможностью атаковать его беззащитную корму. Хэл Роббинс приостановил работу орудийной прислуги, готовившей свои орудия к ответному залпу. Он понял замысел Даггера.
- Уваливайся,.. еще немного. Так держать! - крикнул он рулевому, в то время как "Брайс" подкрадывалась к каперу с уменьшенным кливером.
- Огонь! - крикнул Роббинс, и "Брайс" покачнулась от залпа своих пушек.
- Пали как можно быстрее! - проревел Хэл Роббинс.
Ядро "Брайс" попало в беззащитную корму капера, находившуюся на расстоянии пятидесяти метров. Разруху от носа до кормы этого суденышка добавили ядра девятифунтовок. На такой дистанции были эффективны даже каронады, плевавшиеся своими 24-фунтовыми ядрами, нанося ужасающий урон. На капере падали люди, трещал такелаж, в то время как Даггер извлекал максимальную пользу из комбинации косых и прямых парусов, чтобы удерживать судно в этой позиции.
Но капитан капера несмотря на этот убийственный огонь не сдавался. И вот упала его грот-мачта, как раз в тот момент, когда был починен грота-фал. Стоявшие на вантах люди полетели за борт. Треск ломающегося дерева был отчетливо слышен на "Брайс".
Шхуна, лишенная маневра, тотчас же была приведена к ветру тяжелым рангоутом и парусом, скользящим вдоль борта. "Брайс" не успела завершить поворот и была на траверсе. Орудия били по правому борту капера, превратившегося уже в груду обломков, неся смерть и опустошение.
- Прекратить огонь! - проорал Даггер сквозь гром орудий.
Люди выпрямили спины. Они были черны от порохового дыма, на их голых телах виднелись светлые полосы от пота. Даггер взял рупор.
- Спустить флаг! - приказал он каперу.
"Даже не имея флага, они должны спустить флаг, то есть сдаться", - думал он. У "Брайс" было неограниченно много времени, чтобы разнести капер на мелкие кусочки. Но капер не сдавался. На нем раздался грубый голос, говоривший на плохом английском.
- Идите к черту!
Даггер швырнул рупор на палубу, внезапно придя в ярость. Такая неоправданная храбрость стоила жизни и крови людей.
Конец боя был просто бойней. "Брайс" вновь обогнула корму гибнувшего судна, ведя по нему огонь из всех орудий, но не получая ни единого выстрела в ответ. Кормовая надстройка его вскоре превратилась в одну большую дыру, руля не было, и оно заметно низко сидело в воде.
"Динь-динь-динь-динь", - зазвонил судовой колокол. Даггер машинально отметил это. Бой шел уже полтора часа.
- Прекратить огонь! - снова крикнул он.
Продолжать не было смысла. Капер стал развалиной и начал тонуть. Через пролом в корме вливались тонны воды.
В то время как команда "Брайс" молча наблюдала агонию шхуны, та спустила шлюпки, заполнявшиеся людьми. Капер тонул все быстрее с поднятым к верху носом. Кто-то несмотря ни на что поднял флаг на фок-мачте. Даггеру показалось, что флаг был португальским. Так вот с поднятым флагом шхуна гордо ушла на дно.
- Мистер Роббинс! Закрепите пушки и возьмите на борт выживших, - сказал Даггер.
Бой был закончен, но надо было еще многое сделать. Плотники доложили, что корабль получил две пробоины ниже ватерлинии в носовой части, но помпы должны справиться, если будет заведен парусиновый пластырь, пока пробоины не будут заделаны капитально. Даггер отдал соответствующие распоряжения. Надо было приготовить пищу, и коку было приказано развести огонь на камбузе. Были поставлены люди на приборку на палубе и на починку рангоута. Следовало позаботиться об убитых, подготовить их к захоронению. Потом надо было разместить и накормить пленных с капера, обеспечить их охрану. На мгновение Даггеру очень захотелось просто-напросто отпустить их. На борту и без них было мало места. Но он прогнал эти мысли.
Все шли к Даггеру за распоряжениями. Наконец стало поспокойнее. Он приказал Хэлу Роббинсу подменить его и пошел узнать, как дела у лейтенанта МакБрайда.
Молодой врач поднял голову, оторвавшись от ампутации ноги артиллериста. Он был по локти в крови. В культе было полно осколков кости. Помощникам, державшим артиллериста во время операции, больше не надо было налегать на его плечи. Он был в глубоком беспамятстве и не должен был чувствовать ужасающей боли, пока не очухается. Если он вообще придет в себя.
- Г-н МакБрайд без сознания. Он потерял массу крови, у него перелом обеих ног. Но он справится.
- Вы не могли бы его разбудить?
Окровавленный врач указал на полку, снова принявшись за ногу. На палубу лилась кровь. Затхло пахло мясом. Даггер нашел склянку с нюхательной солью и поднес ее к носу лейтенанта. МакБрайд вздрогнул, застонал и скорчился. Потом открыл глаза. Прошло несколько секунд, прежде чем его затуманенный мозг понял, в чем дело. Он сжал зубы от боли, пытаясь говорить, но его было трудно понять.
- Как все прошло? - с трудом вымолвил он.
- Мы его потопили, - ответил Даггер.
- Хорошо! Ты можешь отвести "Брайс" в Калькутту?
- Да. Теперь у нас есть карты.
На переходе в Индию у командор-капитана случился сильный жар, и пару раз он был близок к смерти. Но он пережил эти кризисы и быстро пошел на поправку. Хотя он и лейтенант МакБрайд должны были соблюдать постельный режим. Оба надеялись, что в офицерском госпитале в Калькутте они получат лучше уход, нежели на "Брайс" с ее ограниченными возможностями.
Через много дней после этого во время послеобеденной вахты впередсмотрящий сообщил, что видит землю. Плаванье прошло успешно. Бриз был ровным и уверенным. "Брайс" пошла к лоцманской станции, и вскоре они увидели лоцманское судно. Даггер дал команду лечь в дрейф и поднять лоцманский флаг. Он слыхал, что можно войти в реку Хугли и идти по ней без лоцмана, но не пошел на этот риск. Подошло лоцманское судно, и на борт поднялся индус. Он не дошел еще до сканцев, когда Даггер скомандовал идти в устье реки.
- Надо подождать, сагиб, - сказал лоцман. - По реке трудно идти ночью.
- У меня на борту тяжело раненые, - ответил Даггер. - Нам надо в Калькутту как можно скорее.
Лоцман сделал приветственный жест и подошел к штурвалу. И началась лоцманская проводка по фарватеру в устье реки. С наступлением темноты они были вынуждены встать на якорь и дожидаться луны. Потом им помог прилив. Пять часов спустя "Брайс" бросила якорь в порту Калькутты. Была спущена шлюпка, и Даггера отвезли на берег. У трапа на причал его встретила пара дюжин солдат и вахтенный офицер, потребовавший пароль. Даггер сообщил ему пароль и попросил предупредить госпиталь.
Раненые и пленные были перевезены на берег. После того, как Даггер назначил стояночную вахту на "Брайс", он мог наконец лечь спать в пять часов утра.
Три часа спустя его разбудил посыльный. Одевшись, он вышел на палубу. Его ждала пара сухопутных офицеров Бомбейских военно-морских сил, чтобы отвезти на берег. Менее чем через полчаса он очутился в белокаменном здании казарм. Из-за огромного письменного стола поднялся человек без униформы, но в офицерских брюках и до блеска начищенных сапогах. Он обошел стол и пошел навстречу Даггеру с протянутой к нему рукой.
- Я командор Портман, командир Калькуттской эскадры британской Ост-Индской компании, - сказал он. - Добро пожаловать в Калькутту, мистер Мартин.
- Благодарю, сэр. Прошу меня извинить за то, что мое одеяние не вписывается в рамки положенного при визите, однако…
- Никаких извинений, - сказал Портман. - Чаю?
Даггер поблагодарил, и через мгновение они с командором сидели за круглым столом на внешней веранде и завтракали. Когда завтрак окончился и Портман перешел к шерри (Даггер отказался), командор вынул из ящика стола какую-то бумагу.
- Надеюсь, вы примите это, - сказал он, протягивая бумагу Даггеру. - Я вручаю это вам по рекомендации командор-капитана Уотерса, капитана Серлвейла и после допроса лейтенанта МакБрайда.
Даггер сломал печать и развернул бумагу с эмблемой британской Ост-Индской компании. Он читал ее со все возрастающим удивлением. Вызванным в не меньшей степени тем, что он еще раз получил новое имя.

ДИПЛОМ КАПИТАНА
Выдается Дагоберту Мартину, эсквайру, с нашими приветствиями.
Поскольку против Его Королевского Величества и его королевства развернуты открытые военные действия и поскольку мы, вышепоименованная Объединенная компания, на основании всех выданных и гарантированных нам Высшим нашим Повелителем, королем Великобритании, Шотландии и Ирландии разрешений и концессий облечены и наделены правом создавать и содержать вооруженные силы и подразделения как на море, так и на суше, а также назначать то число генералов, капитанов и прочих офицеров, каковое мы сочтем целесообразным назначить для того, чтобы вооруженной силой противостоять любому врагу Его Королевского Величества и нашему врагу, равно как нападать и уничтожать всех и каждого из упомянутых выше врагов, их корабли, оружие, амуницию и прочие товары таким образом, каковой предусматривается и указывается в этих разрешениях и концессиях, приняли мы, упомянутая выше Объединенная компания, с учетом всех обстоятельств и принимая во внимание ваше поведение, вашу преданность и ваше мужество, решение настоящей бумагой, исходя из вышеупомянутых разрешений и концессий и всех прочих данных нам полномочий, назначить вас, Дагоберта Мартина, эсквайра, капитаном с исполнением обязанностей капитана в вышеупомянутой враждебной обстановке и столь долго, сколь будет угодно нам и будет угодно генерал-губернатору и его советникам.
Даггер Мартин отвел глаза от бумаги. Он был очень удивлен.
- Вы это серьезно, сэр? - спросил он.
- У Бомбейских вооруженных сил всегда все серьезно, - заверил его командор Портман, - можете быть уверены, капитан Мартин! Вы принимаете это назначение?
Даггер задумался, на пару секунд. Такой диплом, выданный к тому же на его новое имя, давал ему возможность вернуться в Европу, и даже в Англию как свободному человеку. Как офицер и капитан, он имел право вызывать кого бы то ни было на смертельную дуэль. Если он приедет в Лондон, некий граф Фитц-Саймонс должен бояться его.
- Я с великим удовольствием принимаю это назначение, сэр!
- Хорошо! Коли вы уже имеете некоторое отношение к шхуне "Брайс", можете продолжать служить на ней, как только она будет отремонтирована и немного перестроена, - сказал командор, протягивая Даггеру небольшую карточку. - Идите в эту портновскую мастерскую и закажите там приличествующую вам одежду! Которая соответствует вашему рангу. Оплата будет произведена из вашего жалования и возможных призовых. И это напомнило мне, что вам уже полагаются призовые за захваченное судно, капитан Мартин.
- За какое это, сэр?
- За "Брайс".
- Оно с самого начала было британским, сэр!
- Конечно, но приз за возвращенное судно тоже приз, капитан Мартин. Закажите все предметы капитанской формы. Портные знают, что вам необходимо. Мой вестовой снимет вам квартиру на то время, что вы будете в Калькутте. Вопросы имеются, капитан Мартин?
- Нет, сэр!
Затем последовали один за другим приемы. Народ в колониях - живущий там постоянно - знал, как надо хорошо жить и развлекаться. Даггер иногда ловил себя на мысли о том, какая огромная разница между условиями жизни колониальных служащих и офицеров и нищенским существованием простого народа, и ему становилось не по себе.
Он встречался с генерал-губернатором, членами совета, судьями и адвокатами, различными офицерами. Иногда приемы были чудовищно формальны, но в большинстве случаев они устраивались для развлечения блестящего общества.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


Она была не просто красива. Она была струей свежего воздуха, сметающей скуку в салонах. К ее ногам снопами валились офицеры, высшие чиновники и сановники, а она даже не замечала этого. Что, естественно, только делало ее еще привлекательнее в глазах мужчин.
К тому же она была вдова. Ее муж, согласно официальной версии, погиб в сражении с капером. В действительности же он застрелился в приступе безумия, вызванного застарелым сифилисом. Она поехала в Индию, чтобы участвовать в похоронах, но, естественно, на само захоронение опоздала. Зато она организовала поминки, взяв из средств родственников приличную сумму на угощение.
Теперь год траура у леди Бет Асквит подходил к концу. Что, возможно, было одной из причин столь рьяного ухаживания за ней.
Даггер Мартин первый раз встретил ее на приеме у командора Портмана. Он принял приглашение командора и, прежде чем выйти из своей квартиры, принял ванну, побрился и поел. Затем он облачился в свою новую парадную форму с золотыми эполетами и саблей на боку. Венцом ее была капитанская шляпа, изготовленная не в Индии, а привезенная из Англии. Дело было поздним вечером, потому что обеды и приемы всегда начинались очень поздно. Все дожидались, когда спадет дневная тропическая жара. Большинство британцев обедали не ранее десяти вечера, но, с другой стороны, празднества продолжались до самого утра. Даггер медленно шел к вилле, напоминавшей дворец. Он хотел быть пунктуальным, но в то же время не хотел прийти первым.
Здание все светилось. У больших дверей стояли слуги в белых тюрбанах. Они стояли в ряд с факелами в руках, чтобы освещать дорогу прибывающим экипажам, выгружавшим гостей и исчезавшим после этого.
Его провели в здание, слуга выкрикнул его имя и представил его. Он уже знал большинство присутствующих, но на официальных приемах строго соблюдался этикет.
Он встретился с ней взглядом, когда их представляли друг другу, и впервые услышал ее имя. Ее глаза были темно-голубыми, ясными и умными. Ее красота была особенной, не классической. У нее были приятные манеры, красивый цвет кожи - свежий коричневый, в отличие от бледного у большинства дам. Они считали, что солнечный загар является признаком низшего сословия и простителен - с некоторыми оговорками - только у молодых членов общества.
Он стоял у одного из открытых окон со стаканом в руке, когда она оставила, извинившись, остальных своих кавалеров. Она встала рядом с Даггером, обмахиваясь веером.
- Угнетающе жарко сегодня, капитан Мартин, - сказала она улыбаясь, и он вздрогнул и поклонился, увидев ее рядом с собой.
- Да, - ответил он. - Наверно, из-за тесноты и всех этих ламп и люстр.
- Это приглашение?
- Он посмотрел на нее.
- К чему?
- Выйти на балкон и подышать свежим воздухом…
- С превеликим удовольствием, - улыбнулся он, предлагая ей руку.
Его пленили ее естественность и глубокие голубые глаза. Они встали на внешней террасе с видом на порт и судовые огни и долго болтали.
В тот вечер продолжения не было. Но постепенно они стали встречаться уже приватно. Даггер был сильно занят, контролируя снаряжение "Брайс", но вечерами был свободен от службы. Он все больше привязывался к ней и иногда искал ее даже в дневное время. Чтобы не выходить за рамки общепринятого, он искал предлог для встречи, но она его разоблачила. Она не сказала об этом напрямую, но он догадался.
Он мечтал о ней по ночам, искал каждого случая, чтобы встретиться с ней, побыть с ней. Он знал, что ей нравилось быть с ним. Но разделяла ли она его эротические чувства? Временами он бил кулаком в белую оштукатуренную стену, злясь на себя за неспособность проявить инициативу. Убивать было легче, чем любить! Разве так это должно быть? - горько думал он.
Однажды вечером они встретились на приеме у секретаря губернатора. Бет Асквит, как всегда, была окружена поклонниками, хотя большинству мужчин в Калькутте была известна увлеченность ею Даггера. Многие продолжали ухаживать за ней просто для того, чтобы позлить его. Для большинства офицеров Бомбейских военно-морских сил он не был джентльменом, а был только выскочкой, предавшим свой класс.
Теперь у него была капитанская форма, дававшая ему доступ на празднования и приемы.
Он сидел за столом рядом с Бет, которая только копалась в деликатесах. Даже дорогие вина не могли сделать ее менее серьезной. Увидев, что Даггер закончил есть, она наклонилась к нему.
- У меня немного болит голова, - сказала она. - Не могли бы вы проводить меня домой, капитан Мартин?
- Конечно, - ответил он, вставая.
Она подошла к хозяйке приема и что-то прошептала ей на ухо. Хозяйка была пожилой женщиной с горько опущенными уголками губ. Она выпрямилась и бросила испытующий взгляд на Даггера. Уходя, они за руку попрощались с хозяевами.
- Возьмите мою карету, потом отошлете ее назад, - предложил хозяин.
Они ехали молча к ней домой. Поначалу они сидели напряженно, но на полпути он взял ее руку в свою, и она ответила ему многообещающим пожатием.
- Как голова? - спросил он.
- Глупый, - ответила она, поцеловав его в щеку.
Отослав карету, они какое-то время стояли в темном вестибюле ее дома. Он так и не понял, как она очутилась в его объятьях. Она трепетала, а он сжимал ее все сильнее, и губы их встретились в долгом поцелуе. У него голова пошла кругом, когда ее мягкое, но в то же время крепкое тело без всякого стеснения прижалось к нему.
Затем их тела разъединились, и она взяла его за руку. Бет Асквит провела его через небольшую дверь, которую закрыла за ними и заперла на ключ.
- В доме никого нет, - улыбнулась она. - Я отпустила всех слуг.
Даггер осмотрелся. Комнату освещала только одна маленькая лампа в торшере. Комната была практично обставлена. Она улыбнулась, заметив его удивленный взгляд.
- Дом не мой, - сказала она. - Я живу здесь, пока не придет время возвращаться в Англию.
- И когда это будет?
- Скоро, - ответила она. - Надо только выполнить некоторые формальности, чтобы я могла перевести наследство после мужа. Но не будем говорить об этом сейчас…
Он посмотрел на огромную постель с вышитым покрывалом на ней и пышными персидскими подушками. И пару раз сглотнул слюну. Она улыбнулась и жестом показала на гардероб.
- Прошу тебя остаться, Даггер! - прошептала она. - Повесь свою форму в гардероб. Я скоро приду.
Она исчезла за какой-то дверью. Даггер почувствовал жар в висках от вожделения. Теперь он был готов на все. Он чуть ли не сорвал с себя одежду и повесил ее в гардероб. После этого растянулся на постели голышом, весь горя. Постель сильно пахла духами.
Бет Асквит вошла в комнату. Даггер лишь краем глаза увидел ее нагое загорелое тело, прежде чем она загасила лампу в торшере. Их окружала полнейшая темнота, и секунду спустя в его объятьях было горячее, пахнувшее духами, влажное, ждущее женское тело.
Он расстался с ней на рассвете и вернулся в свою простую комнату в паре кварталов от порта и казарм. В нем пульсировала кровь, и он шел по мостовой танцующим шагом.
Единственной ложкой дегтя в бочке меда было то, что он мог встретиться с ней самое раннее через неделю. Все ее время поглощали хлопоты по наследству, оставшемуся после смерти мужа.
Два дня спустя его вызвали к командору Портману.
У него были дурные предчувствия, когда он попросил вестового командора доложить о его прибытии. Хотя, насколько ему было известно, ему не в чем было упрекнуть себя в отношении "Брайс".
Дурные предчувствия оправдались, когда он увидел в кабинете командора Питера Даниэлса. Войдя в комнату, он встал по стойке "смирно" у двери и отдал честь. Командор Портман жестом раздраженно подозвал его, но сесть не предложил.
- Не будете ли вы так добры повторить свои обвинения в присутствии обвиняемого! - приказал командор, посмотрев на Питера Даниэлса.
Нижний чин встал навытяжку, бросая на Даггера Мартина черные от ненависти взгляды.
- Этот человек в форме капитана называет себя теперь Дагобертом Мартином! - ледяным тоном сказал Даниэлс. - Но это не настоящее его имя. На самом деле его зовут Дагвинд Мартинссон, и он из Швеции. Вы, верно, заметили, что он не слишком сильно изменил свое имя! Я узнал из верных источников, что этот Дагвинд Мартинссон четыре года тому назад был временно назначен офицером на корабль Его Величества "Ларкин". В том рейсе он убил одного кадета, Дерека Фитц-Саймонса, сына высокородного графа Фитц-Саймонса, и был приговорен к смерти.
- Он все еще жив, - сухо прокомментировал командор Портман. - Продолжайте!
- Он все еще жив благодаря тому, что прибегнул к юридическим уловкам, чтобы его помиловали и не повесили, - продолжал Питер Даниэлс, не смотря более на Даггера. - Его депортировали в индийскую колонию для преступников, откуда он, должно быть, бежал. Я плавал с ним на "Британце", ваше превосходительство, и там получил массу доказательств его дурного характера. Он пытался подорвать нравственные устои, поставив под вопрос авторитет младшего чина. Во время боя на одном из островов в Китайском море он дезертировал. Я поймал его, ранив выстрелом из ружья, однако, предательски использовав ситуацию с помощью "Британцу", ему удалось остаться на свободе.
Даниэлс сменил ногу и отхаркался, поскольку у него стало сухо во рту. Затем продолжал:
- Дагвинд Мартинссон, он же Даггер, он же Дагоберт Мартин утверждает, что его оставили на острове пленных, с которого ему потом удалось убежать благодаря помощи умных английских моряков. Это неправда! Он пытался убить меня! Он взял в помощь одного французского солдата. Это предательство - преступление, наказуемое смертной казнью.
Даггер Мартин сглотнул слюну и уставился на Даниэлса. Тот говорил как по писаному. Внезапно до него дошло, что Даниэлс выучил все наизусть. Питер Даниэлс обвиняюще указал на него.
- Этот человек - убийца, беглый убийца и предатель Англии и короны! - крикнул он. - Я требую, чтобы он получил заслуживающее его наказание!
Командор вопросительно посмотрел на Питера Даниэлса.
- Если ваши обвинения будут доказаны, какую награду вы рассчитываете получить за то, что разоблачили преступника? - спросил он.
- Я временно исполняю обязанности младшего чина, приписанного к шканцам, - ответил Питер Даниэлс. - Если в качестве награды я буду повышен в звании до унтер-офицера с доступом в кают-компанию для нижних чинов, я буду доволен, ваше превосходительство.
- Вам известно, что лжесвидетельство против офицера карается по закону, Даниэлс?
- Да, ваше превосходительство, - неуверенно ответил Питер Даниэлс, и по его дрожащему голосу можно было понять, что он этого не знал.
- Хорошо! - ответил командор Портман и встал с кресла за своим письменным столом. - Получив ваш письменный рапорт две недели назад, я проверил изложенные в нем факты. Это правда, что некий швед по имени Дагвинд Мартинссон был принудительно приписан к фрегату "Ларкин" и убил человека во время рейса. Я изучил факты этого дела. Кроме того, я навел справки в исправительных инстанциях, и у меня оказалась в руках бумага того периода времени, относящаяся к индийскому исправительному лагерю. Эта бумага чисто случайно оказалась среди депеш, которые мы получили для дальнейшей отправки в Лондон.
Он указан на толстую пачку бумаг на столе.
- Согласно этой бумаге Дагвинд Мартинссон умер от оспы в исправительном лагере в сентябре месяце вот уже как два года тому назад. Как Дагоберт Мартин и Дагвинд Мартинссон могут быть одним и тем же лицом, когда Мартин без всяких сомнений стоит сейчас живой в этой комнате?
Питер Даниэлс начал хлопать глазами.
- Это невозможно, ваше превосходительство! - чуть ли не простонал он. - Мой источник, Грей Каркер, может поклясться, что это одно и то же лицо. Он был на борту "Ларкин", когда Мартинссон убил кадета. Его имя значится в моем письменном обвинении. Призовите его, ваше превосходительство, и пусть он даст показания под присягой!
- Я бы охотно это сделал, Даниэлс, - задумчиво сказал командор, кинув косой взгляд на Мартина. - Но согласно затребованной мною судовой роли матрос Каркер получил новое назначение в Бомбейских военно-морских силах и сейчас находится где-то в Бенгальском заливе. Он на борту корабля "Росс", который не вернется сюда еще год, поскольку приписан к Бомбею. Как я вижу, Питер Даниэлс, ваше обвинение - ничто иное, как масса слухов. С вашей же стороны это сознательная ложь, чтобы очернить одного из капитанов Бомбейских военно-морских сил. Так что я должен вас наказать. Не так ли Мартин?
Даггер неподвижно смотрел в стену и не отвечал.
- Не правда ли, Даниэлс?
-Сэр!
- Я не буду столь же суров, как мой предшественник на этой должности. Ему нравилось вешать лжецов и клеветников. Я же удовольствуюсь тем, что понижу вас в звании до простого матроса, но чтобы вы прочувствовали, что я действительно вас наказываю, вы получите к тому же двадцать ударов плетью. Наказание будет приведено в исполнение завтра рано утром, до завтрака. Идите и доложите своему командиру, Даниэлс!
Лицо Питера Даниэлса было пепельно-серым, когда он выходил из комнаты. Даггер Мартин по-прежнему стоял навытяжку, упершись взглядом в стену. Командор обошел стол и встал перед ним. Портман наполнил легкие воздухом и положил руку на плечо Мартина.
- Капитан Мартин, - сказал он. - Дело в том, что имя Дагвинд Мартинссон значилось среди жертв оспы. Представляется, что лагерное начальство направляет свои отчеты домой в министерство, хотя я ничего об этом не знаю. Даже если, подчеркиваю "если" вы тот самый человек, я бы не поступил иначе. Я видел бумагу и полагаюсь на опытных коллег, ведущих судебное расследование.
- Можно идти, сэр?
- Пока нет, капитан Мартин! Я еще не закончил! Я особенно серьезно рассматривал обвинения в трусости и предательстве. Поэтому я расследовал их как можно тщательнее. Только один человек фигурировал в обоих случаях, равно как и сейчас, и это лейтенант МакБрайд. Он не мог поклясться, что Даниэлс лжет, но он рассказал о других вещах, свидетельствующих о вашей храбрости. В частности, как вы в первом эпизоде убили врага саблей и как вы во время разведки на острове пленных помогли вычистить гнездо вражеских солдат. Я счел это достаточным.
- Благодарю вас, сэр!
Командор Портман вновь уселся за письменный стол. Он закурил трубку и, выдувая облачка дыма, внимательно изучал Даггера Мартина.
- Должен, наверно, сказать кое-что еще, - промолвил он. - Не потому, что я думаю, что это имеет отношение к делу. Просто это сведение, могущее быть важным кое для кого. Леди Бет Асквит не всегда носила фамилию Асквит.
Даггер посмотрел на него, сморщив лоб.
- Я знаю, что она была замужем, сэр! - сказал он. - Она вдова.
- А в девичестве ее фамилия была Фитц-Саймонс! А брата ее звали Дерек!
Мир, казалось, рухнул для Даггера Мартина. Он принял приглашение командора сесть.
- Как вы себя чувствуете, Мартин?
- Хорошо, сэр! - ответил Даггер, выпрямив спину и глядя прямо в глаза.
- Отлично! У меня для вас командировка. Через две недели вы отплываете на "Брайс" в Лондон. Там вы присоединитесь к эскадре, которая сейчас формируется. Она на последней стадии формирования, но вы успеете. Я дам указание, чтобы работы со снаряжением "Брайс" впредь шли круглые сутки.
- Благодарю, сэр.
- У вас будет вновь испеченный старший помощник, ему немного не хватает опыта, но, думаю, он способный. Вы его знаете, капитан Мартин. Это Хэл Роббинс. Он получил свое свидетельство старпома на прошлой неделе, во многом благодаря вашим отзывам о нем. Кроме того вам придется взять на борт множество пассажиров, среди которых командор-капитан Уотерс и лейтенант МакБрайд; они переводятся в принадлежащий компании центр для выздоравливающих вблизи Лондона, пока не смогут возобновить службу. В Англию отправятся также некоторые заслуженные раненые матросы и солдаты, но они будут под командой нижних чинов. Вопросы есть?
Для одного раза этого было слишком много. Даггер Мартин сжал руками края стула, так что побелели костяшки пальцев. Бет! Единственная женщина, которую он действительно полюбил… И тут эта командировка в Лондон. Он почувствовал внутреннюю дрожь. "Отчего все так чертовски сложно?" - думал он. Он ее любил, но знание того, кто она, не позволяло ему снова встретиться с ней. Его старая клятва - попасть в Англию, чтобы убить графа Фитц-Саймонса… Теперь он может выполнить эту клятву. Он ведь плывет в Лондон. Но убить отца женщины, которую он любит, когда он уже убил ее брата? В его глазах блестели слезы, когда он встал и щелкнул каблуками.
- Нет, сэр. Никаких вопросов!
- Хорошо! Тогда я вас больше не задерживаю, капитан Мартин.
Даггер переехал на "Брайс", чтобы быть на месте круглые сутки и следить за тем, что он получил все, что хотел. Хэл Роббинс оказался очень эффективным. Даггер мог перегрузить на него массу работ.
- Я получил список пассажиров, - сказал Роббинс утром в день отплытия из Калькутты. - Шесть пассажиров помимо раненых моряков. Хочешь взглянуть, Даг… сэр?
Даггер рывком головы оторвал взгляд от морской карты.
- Положи его в шкаф и займись пассажирами. Дай мне знать, когда на борт прибудет лейтенант МакБрайд, я хочу приветствовать его рюмкой шерри. Его и командор-капитана Уотерса, - добавил он для пущей верности. - Этот стюард, которого мне дали,.. как его зовут?
- Сингх, сэр!
- Хорошо! Скажи ему, как следует охладить шерри.
- Есть… сэр.
- Брось это сэранье, когда мы одни. Довольно того, что ты обращаешься так на палубе, Хэл.
- Ол райт, Даггер.
Через три часа все было готово к отходу. Лейтенант МакБрайд и командор-капитан Уотерс получили свой приветственный шерри - охлажденный по понятиям Сингха - и были размещены по соответствующим пассажирским местам.
- Убрать трап! - крикнул Даггер. - Приготовиться к выводу корабля!
- Не хватает еще одного пассажира.
Это Хэл Роббинс прибежал от трапа. Даггер с силой хватил кулаком по планширю.
- Коли он не следит за временем, пусть остается, - сказал он. - Ну ладно, даю ему пять минут.
Он еще не закончил фразу, как на причале с грохотом появилась груженая чемоданами и котомками крытая повозка, направлявшаяся к трапу.
- Смотрите, чтобы его багаж был немедленно погружен! - крикнул Даггер юнгам у релинга.
Они бросились на причал и начали помогать кучеру с багажом. В этот момент отворилась дверца и на причал сошла Бет Асквит. Глаза Даггера Мартина были черны от гнева, когда он взглянул на Хэла Роббинса.
- Это и есть наш пассажир? - прошипел он.
- Да, сэр, - сказал Роббинс. - Некая миссис Асквит согласно списку пассажиров.
- Черт бы побрал командора Портланда! - пробормотал Даггер.
- Что ты сказал… сэр?
Даггер выпрямил спину и посмотрел на стройную красавицу на причале. Она улыбнулась, взглянув вверх на палубу и увидев его. Последовал легкий взмах руки, на который он ответил сдержанным поклоном.
- Ничего, Роббинс, - ответил он, спускаясь на причал. - Прими командование! Я должен помочь госпоже Асквит на борту!
Он повел ее вверх по трапу, легко поддерживая под локоток. Смотреть на нее он не решался. Знала ли она? Они подошли уже к двери в пассажирский отсек, когда он услышал громовой голос Хэла Роббинса.
- Отдать носовые и кормовые швартовы! Смирно на флаг!
Даггер закрыл дверь за собой и Бет, не салютуя флагу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Даггер вышел из каюты, чтобы встретить лоцмана. Можно было, конечно, идти по реке Хугли из Калькутты в открытое море, как и в обратном направлении, без лоцмана. Однако капитан Мартин не был готов рисковать в первый свой рейс после официального назначения на службу в британской Ост-Индской компании. На борт поднялся лоцман-индус и встал возле рулевого после краткого, но вежливого "салам".
Через несколько часов "Брайс" вышла из порта, как раз вовремя, чтобы воспользоваться приливом, идя по реке, мелкой в некоторых местах. Пять часов спустя с лоцманской станции в устье реки пришло лоцманское судно, и лоцман покинул "Брайс". Человек с тюрбаном едва успел спуститься на свое судно, как на "Брайс" были поставлены все паруса и корабль понесся в открытое море.
Даггер не скучал по Калькутте, но со смешанным чувством принял приглашение вести "Брайс" из Индии в Англию. Он стоял у планширя и смотрел на голубую воду. Его светлые волосы шевелил ветер, и Хэл Роббинс заметил глубокую морщину между выгоревшими от солнца бровями. Даггер был недавно подстрижен, и его волосы достигали ушей и образовывали кант на затылке. Он огляделся вокруг, и взор его был явно раздраженным. Палубный матрос, укладывавший трос, бросил на него торопливый, несколько испуганный взгляд и ускорил работу.
Даггер думал о Бет, этой розе с шипами. Он думал об Англии, хотя и не совсем так, как он думал о ней последние годы. Англия была страной мести, мести человеку, укравшему годы его жизни. Ожидание этой мести сидело ноющей занозой в его груди. В мыслях он представлял свою месть много раз, видя внутренним взором графа Фитц-Саймонса лежащим в крови и умирающим. Эта картина всегда немного облегчала тяжесть в его груди. Он попробовал вызвать эту картину сейчас, но видел лишь Бет Асквит и их первую страстную ночь любви. По его телу разлилась теплота, но совершенно иного рода. И он почувствовал совершенно иное давление под ребрами. Он пробормотал ругательство и подошел к рулевому.
- Какой курс держите? - спросил он.
Человек у штурвала сказал курс, не глядя на него.
- Хорошо! - сказал Даггер.
"Брайс" идеально вела себя на ветру, и Даггер не мог быть недоволен ею. Она была хорошо отлажена и шла отлично.
Хэл Роббинс раздавал указания экипажу. На палубе кишмя кишели люди. В этом рейсе на борту "Брайс" было втрое больше людей, нежели действительно требовалось, что вызывало определенные затруднения с их расквартированием. Но в эти неспокойные времена было хорошо иметь под рукой столько людей. В море вокруг было столько кораблей, капитаны которых получили лицензии на каперство от своих щедрых правительств. Даггер не мог рассчитывать на совсем уж мирное плавание до Лондона.
В случае нападения на них нужны были люди. Даже в небольшой стычке потребуются матросы и пушкари. Пушечное мясо! Теперь у него были люди, которыми можно было их заменить.
Даггер наблюдал за палубными работами. Яростно засвистела боцманская дудка, и по вантам побежали матросы, выполняя команду, - какую, он не расслышал с того места, где стоял.
Услышав впервые о таком количестве лишних людей, которое ему давали, он пытался протестовать, но, конечно, безрезультатно. Капитан британской Ост-Индской компании не имел права настаивать в своих возражениях. Он попытался, и ему это не удалось.
Помещения, первоначально отведенные под лазарет, были урезаны более чем наполовину.
- Что мне делать, если мы попадем в заваруху? - спросил он. - Мест в лазарете не хватит.
В ответ он получил пожатие плечами и совет: "Включите свои мозги!".
Он знал, чем это закончится. Раненые офицеры получат, конечно, тот уход, который можно будет им дать. Члены экипажа - пушечное мясо - должны будут истекать кровью на палубе. Поскольку он сам был из матросов, ему было трудно принять эту мысль. Но что он может поделать? Разве самым близким человеку не является он сам? Он откашлялся, стараясь прогнать от себя эти мысли.
Принимать такое решение едва ли придется вообще. Вокруг "Брайс" лежал залитый солнцем Бенгальский залив, ветер был добрым, и они с хорошей скоростью шли на зюйд-зюйд-вест. Хэл Роббинс согласился с ним, что надо идти как можно ближе к индийскому побережью, чтобы его все время было видно. Тем самым они убивали двух зайцев. Ветер от берега должен придать судну дополнительную скорость, а в случае встречи с капером в прибрежных водах Индийского океана благодаря меньшей осадке они могут прижаться к берегу и укрыться там. Никто из них не подумал о третьем преимуществе, которое у них было. Было чистой авантюрой идти из Индии в Англию на таком маленьком судне, каким была шхуна. Погода в тропиках быстро менялась. Солнечным утром нет никакой гарантии, что после обеда погода будет прекрасной. С юга и юго-запада с равными промежутками шли ураганы и смерчи, которые сметали все на своем пути, а затем исчезали так же быстро, как возникали. Они оставляли за собой разруху и смерть - на суше и на море.
Даггер посмотрел на небо. Оно было таким же голубым, как море, а вдали у горизонта виднелись несколько кучевых облаков. Солнце отражалось в водной поверхности, но отражение его разбивалось бурунами под носом судна на солнечные зайчики.
Хэл Роббинс поднялся по трапу. Даггер смотрел не в его сторону, а в сторону моря.
- Два румба право, рулевой, - скомандовал лейтенант Роббинс.
Раздался скрип, когда команда была выполнена.
- Одерживай! Так держать!
- Есть, сэр.
Корпус судна сделал почти незаметное движение, и "Брайс" продолжила идти новым курсом вдоль индийского побережья. Они должны идти этим курсом до тех пор, пока не дойдут до Вишакхапатнама, а затем уже рутина - в Полкский пролив между островом Цейлон и материком. По-настоящему беспокоиться следовало только после того, как они пройдут залив Маннар и мыс Коморин на севере. Там побережье исчезнет из вида. Вокруг "Брайс" будут только воды Индийского океана, пока много времени спустя они не увидят перед собой берег Африки. Порыв ветра заставил хлопать паруса и флаг. Рулевой стал одерживать, как и положено такому опытному моряку, каким он был. Даггер Мартин обернулся и посмотрел на флаг - флаг британской Ост-Индской компании. Военные корабли компании не всегда носили британский флаг - Юнион Джек. У них был свой собственный.
С клотика раздался крик:
- Вижу паруса! Слева по борту!
Даггер Мартин снова обернулся. Он, прищурившись, посмотрел на горизонт, но ничего не увидел. На трапе послышались тяжелые шаги, и вскоре он увидел возле себя Хэла Роббинса.
- Много их? - крикнул Роббинс человеку на мачте.
Впередсмотрящий не торопился с ответом, описывая своей подзорной трубой полукруг вдоль линии горизонта.
- Только один корабль, сэр, - крикнул он затем. - По-моему, похож на фрегат, сэр!
Даггер хмыкнул.
- Далеко от нас? - крикнул он.
- Только паруса, выступающие над горизонтом, сэр! - был ответ.
- Ничего больше?
- Ничего, сэр.
- Хорошо! Продолжайте наблюдать, - крикнул Даггер Мартин. - Дайте знать, если что-то изменится.
- Есть, сэр.
- Роббинс повернулся к своему капитану.
- Что ты об этом думаешь? - тихо спросил он, получив в ответ пожатие плечами.
- Трудно сказать. Может оказаться одним из наших. Вскоре узнаем. Если наблюдатель прав и это фрегат, он быстро станет виден. Он быстрее нас. Если это наш… ну ладно. Если это враг, то что нам делать? Фрегат вооружен гораздо лучше нас. Нам остается только смазать пятки и удирать!
- Или не показываться, - лаконично сказал Хэл Роббинс.
- Хорошая мысль! - согласился Даггер. - Но если мы его увидели, то и он должен был нас заметить. Если бы мы находились на сто миль к югу, мы могли бы спрятаться за островами, но здесь только сплошной берег. Почти нет бухт. Шхуне негде укрыться.
- Ветер слабый, - возразил Хэл Роббинс. - При таком ветре мы идем быстрее фрегата. Предлагаю приблизиться к берегу и увеличить парусность.
- Твоя вахта, Хэл! - засмеялся капитан Мартин. - Тебе решать, я полностью полагаюсь на твое мастерство судоводителя. Спущусь-ка я вниз. Если ситуация изменится, надеюсь, ты дашь знать, прежде чем примешь какое-то решение.
- Естественно,.. сэр!
Даггер взглянул на него. Ему не понравилось, что Хэл официально обратился к нему, да еще таким тоном. Всякий раз, когда это случалось, Даггер расстраивался. Они были равными, когда бежали с острова пленных, но потом Даггер получил диплом капитана, а Хэл - старпомовское свидетельство. Они не были больше на равных. Ирония в голосе Хэла Роббинса всегда напоминала ему об этом.
Даггер повернулся к нему спиной и спустился в капитанскую каюту. Не успел он закрыть за собой дверь, как услышал команды Роббинса. Торопливые шаги на палубе говорили о том, что его команды неукоснительно исполнялись. Не было никаких сомнений в том, что Роббинс - хороший командир.
Хэл Роббинс проследил, чтобы были поставлены правильные паруса. Они заполнились ветром, надулись. Заскрипел деревянный рангоут, засвистело в бегучем такелаже. Он покачал головой, глядя на трап, ведущий вниз в капитанскую каюту. Капитан Мартин, - думал он. - Капитану Даггеру Мартину довольно нелегко играть свою новую роль командира корабля.
Он понимал, как это трудно. Разница между простым матросом и капитаном заключалась не только в уровне знаний и умений. Между рядовыми моряками и офицерами было кое-что еще - классовое различие. Как можно было принять это классовое различие, когда ты сам еще недавно принадлежал к низшему классу и заводил друзей среди матросов?
Хэл Роббинс вскочил на планширь, ухватившись за трос, чтобы не потерять равновесие и не свалиться за борт. Теперь он видел верхний парус, выступающий над линией горизонта. Фрегат, о котором предупреждал впередсмотрящий, приближался. Однако он все еще был слишком далеко, чтобы можно было понять, свой он или чужой.
Так что лучше было считать его врагом.
Он помрачнел, поглядев на солнце. Было еще далеко до темноты. До того времени суток, когда боги своей милостью спасают преследуемых.
Но "Брайс" немного увеличила скорость. Он видел это по расширившейся кильватерной струе.
Было невозможно, чтобы "Брайс" смогла удрать от фрегата, однако немного везения и умения - и будет шанс удерживать эту скорость. Он принял решение немного отклониться от проложенного курса. Еще несколько делений компаса вправо, и галс будет лучше и "Брайс" увеличит скорость. Он спрыгнул на палубу и дал команду рулевому. Тот повторил команду и выполнил ее. Маневр быстро закончился, так как отклонение было небольшим.
- Так держать! - сказал Хэл Роббинс.
- Есть, сэр!
Парус на горизонте не исчез, но и не приблизился. Роббинс проверял это время от времени, глядя в подзорную трубу. До тех пор, пока через какое-то, довольно продолжительное время не раздался крик с мачты.
- Лейтенант! Фрегат набирает скорость!
- Он быстро приближается? - крикнул Роббинс.
- Не так чтобы быстро, - ответил наблюдатель. - Но стабильно.
- Хорошо! Держи меня в курсе!
- Есть, сэр!
Хэл Роббинс выругался про себя. Остался какой-то час до конца его вахты, но потребуется больше часа, чтобы понять, что может произойти. Однако еще рано было давать артиллеристам команду готовиться. Он закусил губу. Думал. Потом спустился вниз и постучал в дверь капитанской каюты.
- Войдите.
Он вошел. Даггер лежал в койке. Не снимая сапог. Когда вошел Роббинс, он приподнялся на локте. Сквозь палубный люк в каюту сочился мягкий свет.
- Что у тебя?
- Ничего особенного, - ответил Роббинс. - Пока мы узнаем что-либо, закончится моя вахта и начнется другая. Но фрегат нас догоняет, медленно, но верно. Я хотел бы остаться на следующую вахту.
- Чья она?
- Младшего лейтенанта Фрейзера.
Даггер кивнул.
- С моей стороны ол райт . С твоей тоже, как я вижу. Ты старше Фрейзера по званию, так что отдай только приказ.
- Хорошо. Я только хотел получить подтверждение… сверху.
Даггер Мартин встал с постели и уставился на своего подчиненного. Он вытянул указательный палец в сторону Хэла Роббинса, и в его взгляде появилось нечто зловещее.
- Советую больше не злить меня, Хэл, - сказал он. - Я стал капитаном на "Брайс". Ты старпомом. К твоему назначению я не имею никакого отношения, ты - к моему. Забудем то, что было до Калькутты. Так что оставь все намеки на то, что я недостоин командовать тобой… и остальными членами экипажа!
Он подошел к буфету, открыл его и вынул бутылку. Потом со стуком поставил два стакана на стол.
- Договорились? - спросил он.
- Ол райт, - кивнул Роббинс. - Я вовсе не хотел раздражать тебя. Я не забываю разницу в наших званиях.
- Наедине это не играет никакой роли, я уже говорил тебе, - сказал Даггер. - Просто я не хочу, чтобы остальные на борту вообразили, что между нами трещина. Коньяк?
- Благодарю.
Даггер налил в стаканы. Они подняли их и выпили. Минуту спустя Хэл Роббинс был уже снова на палубе. Паруса на горизонте выросли в размерах. Под ними теперь было коричнево-зеленая тень. Люди на палубе ритмично пели за работой.
"Rolling home, rolling home, across the sea…"
- Вижу теперь флаг, сэр! - крикнул впередсмотрящий. - "Юнион Джек",.. и он идет параллельным курсом.
Хэл Роббинс почувствовал облегчение в груди. По трапу поднялся младший лейтенант Фрейзер. Роббинс кивнул ему, и тот кивнул в ответ.
- Ложитесь на прежний курс, - приказал Роббинс рулевому.
- Есть, сэр.
Незадолго до сумерек их обогнал фрегат, и оба судна приветствовали друг друга, приспустив и вновь подняв флаг.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ


Даггер Мартин ужинал в каюте вместе с Хэлом Роббинсом, лейтенантом МакБрайдом, командор-капитаном Уотерсом, парой младших лейтенантов и леди Бет Асквит. Стюард Сингх был божьим даром. Всегда наготове, всегда хорошо знает, что предпочитают британские морские офицеры и джентльмены.
Они были в открытом море, пройдя ночью пролив Полк. За кормой больше не было видно острова Цейлон, а огромный индийский материк был где-то далеко на севере, скрытый за горизонтом. Море слегка волновалось, и в каюте было жарко несмотря на то, что кормовые окна были открыты.
- Пахнет непогодой, - пробормотал командор-капитан Уотерс. - У меня на это нюх. Чую не только носом, но и костями. У меня в них осколки с незапамятных времен, так что с тех пор чувствую перемену погоды. И эта жара явный признак непогоды.
- Давайте надеяться, что вы ошибаетесь, командор-капитан, - улыбнулся Даггер, бросив ободряющий взгляд на Бет Асквит.
- Я не ошибаюсь, - сказал Уотерс. - Мои ноги всегда показывают правильно!
После ужина мужчины пили коньяк, а для Бет стюард принес охлажденный шерри. Но мужчины долго не задержались. Спустя какой-то час они откланялись по разным причинам. У Хэла Роббинса и младших лейтенантов были вахты, к которым им надо было готовиться, а обоим больным - Уотерсу и МакБрайду - было дано указание как можно больше пребывать в спокойствии. Доктор Джеймс Корт, отдавший эти указания, также должен был ужинать у капитана Мартина, но вынужден был отказаться, чтобы заняться матросом, которого ударил в голову блок талей. Матрос не очень сильно пострадал и мог лечиться у себя в кубрике, не перегружая лазарет. Младший лейтенант Фрейзер приказал отправить виновного в травме - матроса по имени Александр, которого, впрочем, все звали Эффи, - в самую нижнюю дыру под палубой.
Сингх убрал с обеденного стола, и Даггер уселся за письменный стол, чтобы тихо и спокойно выкурить свою трубку. Он почти час сидел и смотрел через кормовое окно на море, когда в дверь постучали.
- Войдите! - проворчал Даггер.
Это был Сингх.
- Что ты хочешь?
-Леди Асквит интересуется, может ли сагиб уделить ей минутку, - ответил стюард.
- Попроси ее зайти, - сказал, кивнув, Даггер и выбил пепел из давно погасшей трубки.
Сингх вышел. Даггер смотрел на закрывшуюся за ним дверь со смешанными чувствами. Он знал, что любит Бет. От также знал, что ненавидит ее отца. И оба этих чувства были сильны.
Как говорилось в великой доброй книге, любовь все побеждает.
Он не был полностью в этом уверен.
В дверь легонько постучали, и мгновение спустя она была уже в каюте. Она затворила за собой дверь, и он почувствовал комок в горле.
До чего же она была хороша!
- Я скучала по тебе, - тихо сказала она.
Он проглотил комок.
- Запри дверь! - ответил он.
Она послушалась и посмотрела на него. Ох уж этот взгляд, от которого ему всегда становилось горячо! Она была в пеньюаре и начала медленно расстегивать пуговицы.
- Затуши свет, Даггер, - попросила она. - И раздевайся! Ты был так занят все последнее время,.. а мне так тебя не хватало!
В висках у Мартина забилась кровь от желания. Он чуть ли не сорвал с себя одежду и затушил свечи. Растянувшись на широкой капитанской постели, он увидел слабый свет, проникающий через кормовые окна. В этом свете мелькнуло ее обнаженное загорелое тело, и она очутилась в его постели. В алькове было темно, и он на ощупь ощутил всю роскошь, которую она предложила ему.
Через несколько часов он заснул. Когда он проснулся на рассвете, Бет Асквит уже не было. Он подумал, что же это его разбудило, но затем услышал стук. Он издал звук, который можно было принять за что угодно, и тут в каюту вошел стюард Сингх. Он нес поднос с завтраком.
- Доброе утро, сэр!
- Поставь поднос, Сингх, - ответил Даггер. - И позаботься о том, чтобы убрать эту свою глупую ухмылку с лица. А то я прикажу выпороть тебя девятихвосткой!
Стюард торопливо выскочил за дверь. Даггер потянулся и обратился к подносу. Завтрак был превосходным. Поев, он сделал большой глоток рома, чтобы прополоскать рот и пробудиться к жизни. Он открыл одно из кормовых окон и глубоко вдохнул в себя соленый воздух.
Даггер чувствовал себя вполне удовлетворенным. Он повернулся и оглядел свое жилище. Оно было довольно скудно обставлено. Меж палубными балками стояла привинченная к переборке кровать. У стола посередине каюты стояло несколько простых стульев. На переборке напротив кровати висело зеркало, а под ним была парусиновая раковина умывальника в деревянной раме. У противоположной переборки был прикручен письменный стол, а под ним он поставил свой новый морской рундук. Только там он был в безопасности. С палубной балки свисал кусок парусины. Это был его гардероб, в котором висела его одежда.
Внезапно он потерял равновесие, и его отбросило к письменному столу. Ухватившись за него, он почувствовал, что нос "Брайс" задрался и шхуна покатилась на волне. Потом описала дугу корма. Он проглотил слюну, отметив, что проведенное на берегу время сказалось на его устойчивости моряка.
Все еще находясь у письменного стола, он сел за него и начал делать какие-то пометки. По столу заскользили тарелки и кружки, когда "Брайс" вновь покатилась на волне. Он почувствовал слабые признаки морской болезни, но ему удалось в зародыше подавить подступающую тошноту.
Раздался стук в дверь. Он наморщил лоб. Это не Сингх. Он хорошо знал, как тот стучит.
- Да, кто это? - спросил он.
- Сообщение от штурмана, сэр, - ответил голос за дверью.
- От кого?
- От мистера Роббинса, сэр!
Даггер Мартин повернулся на стуле и посмотрел на дверь.
- Войди, - сказал он.
Приоткрытая дверь вызвала сквозняк, от которого по каюте полетели бумаги. Даггер бросился к кормовому окну и закрыл его.
- Что у тебя? - повторил он.
- Сообщение от лейтенанта Роббинса, - сказал посыльный. - Ветер крепчает и меняет направление. Надо ложиться на другой курс, сэр.
Хорошо! Я сейчас буду.
- Да, сэр!
Даггер встал на ноги, держась одной рукой за письменный стол, а другой поправляя одежду. Затем он напряг мышцы и поспешил на палубу. Дул сильный ветер. В снастях гудело, а под его привыкшими к суше ногами плясала палуба. Его бросило вперед, когда поднялась на волне корма. Хоть он и был капитаном, но потерял равновесие и с большим трудом смог невредимым остановился у планширя. Он не смел смотреть на Хэла. Самолюбие его было уязвлено. Тут к нему подошел Хэл.
- Мы держим курс на зюйд-вест тень зюйд , сэр, - сказал лейтенант. - Но я дам ей увалиться на пару румбов. Ветер все еще западный.
- Вижу, - ответил Даггер. - А барометр?
Он посмотрел вниз на море и вверх на небо, крепко ухватившись за поручни.
- Давление не очень упало, сэр, - сказал Роббинс. - Но, полагаю, к вечеру должно еще больше посвежеть.
- Весьма вероятно.
- Так дать команду, чтобы увалиться, сэр?
- Да.
Робинс дал команду, и палуба наполнилась людьми, выполнявшим команды боцманов. Были взяты рифы на парусах. Рулевой слегка поворачивал штурвал, глядя на окантовку грот-марселя. Даггер заметил, вернувшись на корму, что за штурвалом стоял тот самый седобородый моряк. Надежный морской краб. Даггер подумал, что надо его запомнить, чтобы не забыть, когда придет время для продвижения по службе. Он повернулся к Роббинсу.
- Не забудьте сказать мне, когда надо будет менять курс, мистер Роббинс, - сказал он.
- Да, сэр.
Палуба вновь ушла из-под ног, и он почувствовал приступ тошноты. И все же он знал, что судно качало еще не так сильно, как рисовало его нежное воображение. И это была лишь начальная стадия, которую он всегда изо всех сил старался скрыть. Теперь надо было стараться еще больше. Что подумают люди, если станет известно, что они плывут под командованием капитана, страдающего морской болезнью?
Единственным утешением было то, что эти симптомы проходили через несколько часов качки.
Раньше ему негде было прятаться.
Теперь же у него была каюта.
Капитанство имело свои преимущества…
В ближайшие часы ветер не усиливался. Но и не ослабевал, а жара и влажность становились все заметнее. Были времена, когда вахтенные офицеры были вынуждены реже менять курс. Когда Даггер проснулся, в каюте было темно. За двумя кормовыми окнами виднелось совершенно черное море. Раздался звон корабельного колокола. Даггер перевернулся на спину и потянулся. Он не знал, сколько времени, но предположил, что это была одна склянка на утренней вахте. В полночь его разбудили перед поворотом оверштаг, и когда он снова ложился спать, прозвучала одна склянка на собачьей вахте. Дав телу поспать шесть часов - тот короткий перерыв в счет не шел, - он чувствовал себя отдохнувшим.
Когда он встал с постели, по движению судна он понял, что парусность была уменьшена и ветер дул перпендикулярно в правый борт. Все было так, как должно было быть, в не меньшей степени благодаря тому, что он лучше себя чувствовал. Признаки морской болезни исчезли, и он больше не боялся, что они вернутся. По крайней мере до очередного возвращения в море после пребывания на суше.
Он почувствовал холод под ногами и снова втянул их на постель. Даггер знал, что вскоре ему придется вставать.
- Только минутку еще, - подумал он, растянувшись на постели. - Только еще минуту.
Он не додумал эту мысль до конца и снова заснул. И был сбит с толку, когда его разбудил стук в дверь. Он проворчал "войдите", и в каюту вошел Сингх. Стюард держал в руках зажженную лампу.
- Две склянки, сэр! Штурман Осборн просил передать, что собирается лечь на другой галс.
Даггер пару раз зажмурился. Затем быстро выбрался из койки и натянул сапоги.
- Дай мне плащ! - попросил он.
На палубе был прохладный рассвет, чему не в малой мере способствовало то, что Даггер был лишь в плаще поверх ночной сорочки. Маневр прошел быстро и точно. Даггер удовлетворенно кивнул. Экипаж уже работал слаженно!
- Шестнадцать саженей , сэр! - сказал штурман Осборн, когда корабль лег на новый курс и с помощью лота была замерена глубина.
На запад от Цейлона, как известно, есть район с подводными рифами, так что штурман поступил мудро, замерив глубину, - подумал капитан Мартин.
- Хорошо, - сказал Даггер. - У нас уже было достаточно много парусных учений…
- Да, сэр.
- Но не так-то много артиллеристских.
- Только краткий курс, сэр.
- Тогда проведем-ка часовые пушечные учения, - решил капитан. - Они нам могут пригодиться, в любой день.
- Вполне вероятно, сэр, - спокойно ответил штурман Осборн, встав по стойке "смирно". - Я передам ваше распоряжение.
Через некоторое время засвистели боцманские дудки, объявляя аврал "все наверх!". Затопали множество ног, и голоса людей перекрыли свист ветра.
- Хорошо, - мистер Осборн, - сказал Даггер. - Обеспечьте тишину.
И вновь засвистели боцманские дудки, и на палубе воцарилась тишина. Слышен был только ветер в парусах и такелаже.
- Пойду проверю, - сказал Даггер. - Будьте любезны следовать за мной, мистер Осборн.
- Да, сэр.
Даггер старался выглядеть как можно строже, с наморщенным лбом инспектируя каронаду на правом борту. Она была в полном порядке, и он проследовал на пушечную палубу, чтобы проинспектировать девятифунтовки правого борта. Там он останавливался у каждой пушки, проверяя, правильно ли она оснащена, нет ли чего недостающего. При ней должны иметься картузы, шомпол, лом, банник и тормозная колодка. Он переходил от орудия к орудию, и ничто не ускользало от его всевидящего ока.
Большинство в орудийной прислуге были военными моряками, но было там много и обычных членов экипажа. Все должны быть способны протянуть руку помощи в случае необходимости, а если дело дойдет до боя - Боже упаси, - должны уметь оказать сопротивление.
У носового люка в трюм на часах стоял по стойке "смирно" морской пехотинец, поставив ступни ног под углом сорок пять градусов друг к другу. Указательный палец левой руки был направлен вниз вдоль шва на брюках, а мушкет крепко прижат к боку. Из высокого воротника высовывалась напряженная жилистая шея. Даггер спросил его, кто ему приказал здесь стоять.
Но ответа не стал слушать, потому что знал, почему тот здесь стоит. Никому не разрешается спускаться под палубу, за исключением тех, кто нес раненых, которые попадали в руки бондаря, парусных дел мастера и их помощников - всего четыре человека, или кто нес пустые парусиновые ведра для картузов с порохом. Преследовалась цель не допустить, чтобы слабые духом имели возможность укрыться под палубой во время боя.
- Хорошо, - сказал Даггер Мартин через пару секунд после того, как замолчал часовой. - Спустимся вниз, мистер Осборн?
- Да, сэр.
Штурман спустился по трапу впереди него в пороховой погреб. Через окошко в переборке слабо светила свеча. Освещение было плохим, но достаточным для того, чтобы пороховая прислуга видела, что делает, принимая пороховые заряды через двойные тканевые занавеси, окружавшие собственно пороховой погреб. Внутри него находился артиллеристский командир со своим помощником, готовые выдавать картузы и наполнять, когда надо, новые. Оба они были в войлочных тапках - мера предосторожности, так как единственная заклепка в обычной обуви может вызвать искру, от которой взлетит на воздух весь корабль.
Дальше к корме был лазарет - место работы корабельного доктора Джеймса Корта и его помощников. Они были готовы принимать раненых. Даггер Мартин украдкой вздохнул. Корабельные лекари спасали, конечно, людей в море от смерти, но для какой жизни? Зачастую для жизни калек.
Он знал, что и сам может угодить сюда, если не повезет. И дело не только в невезении. Капитан зачастую рисковал больше других на борту - больше моряков и солдат, потому что противник старался как можно скорее уничтожить командиров.
Он возвратился на то место, с которого начал обход, и кивнул Хэлу Роббинсу, стоявшему рядом с рулевым.
- Мистер Роббинс. Вы руководите артиллерийскими учениями, не так ли? - спросил он.
- Да, сэр.
Даггер улыбнулся, вынужденный соблюдать формальности. Он не привык к ним, даже страдал от них. Но он также знал, что нельзя протягивать палец, а то отхватят всю руку. Все бунты начинались из-за слабой дисциплины, чаще из-за нее, чем из-за нечеловеческого обращения с командой. Ведь нечеловеческое обращение с экипажем было на всех военных кораблях.
- У нас хороший корабль, мистер Роббинс, - сказал Даггер. - И у нас будет сплоченный и спаянный экипаж, подготовленный к бою. Принимайте на себя командование учениями, мистер Роббинс.
- Да, сэр, - ответил лейтенант, обратившись сначала к штурману Осборну. - Продолжим!
Через несколько мгновений на палубе корабля раздались учебные команды.
- Выкатить пушки!
- Наводи!
- Убрать заглушки!
Корпус корабля задрожал от движения лафетов и артиллеристов, ставящих пушки на позиции.
- Пробанить пушки!
Даггер стоял и, довольный, любовался своим первым экипажем. Моряки усердно работали.
- Заряжай!
Он знал, что люди без особой охоты играли в морской бой в таких условиях: рано утром, когда было еще холодно на воздухе, да еще и без завтрака. Но в них уже крепко засела дисциплина. Они знали, что удача бывает на стороне только тех, кто во всех мелочах выполняет свой долг.
- Наводи!
Пушки были выкачены, прицелены и готовы к стрельбе. Штурман Осборн приложил подзорную трубу к глазу и посмотрел вперед. Это была его служебная обязанность вахтенного штурмана, однако он вообразил себе, что это была его привилегия. Даггер испытывал большое желание взять свою подзорную трубу и последовать примеру Осборна, но он подавил это желание. Если что-то будет замечено, вахтенный штурман ему немедленно доложит. Вместо этого он ждал, когда будут готовы орудия другого борта.
- Можете откатывать назад и крепить орудия, мистер Роббинс, - сказал он.
- Есть, сэр.
Все, кроме вахтенных, были посланы завтракать. Даггер тоже спустился в свою каюту на завтрак. Он был доволен тем, что сделал. Все, что он читал о корабле и экипаже, закрепилось на практике. Не так уж и много было тех, кто заметил, что он был новоиспеченным капитаном. Если вообще такие были…
Ему пришлось есть в одиночку. Ни командор-капитан Уотерс, ни лейтенант МакБрайд не выразили желания разделить с ним завтрак. Но он был этим доволен. Он чувствовал себя ниже по званию этих профессиональных командиров. Было также хорошо, что с ним не было Бет Асквит. Ему надо было многое обдумать, и он должен был сконцентрироваться.
Сингх подал индийское блюдо, которого Даггер не знал. Он был уверен лишь в том, что оно отдавало карри. А вообще-то оно было таким непримечательным, что английское блюдо было бы кулинарной сенсацией в сравнении с ним.
После завтрака он сидел, покачиваясь в кресле-качалке с чашкой чая в руке.
"Брайс" начало все больше качать. Он выглянул в кормовое окно и отметил, что волны стали повыше. Ветер усилился, чего они ждали вот уже двадцать часов. Он допил свой чай и вышел на палубу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


Ветер беспрерывно усиливался и превратился в настоящий штормовой, чуть ли не ураганный. Шквалы налетали то с юга, то с юго-запада, и все время не было видно ни кусочка неба. Дни и ночи были похожи друг на друга в эту чудовищную непогоду. "Брайс" становилась носом к огромным волнам, обрушивавшимся на нее. Эти волны шли, не встречая никакого сопротивления, от самой Австралии или даже Антарктики в районе Ревущих сороковых.
"Брайс" скользила по волнам, ее поднимали миллионы тон воды, она ныряла в глубокие ущелья между пенистыми гребнями волн и вновь скользила. Она больше не в силах была пробиваться вперед. Она лишь боролась с волнами и ветром с одним до предела зарифленным марсом, идя курсом бейдевинд. Чудовищное давление на марс придавало ей такую устойчивость, что она почти не заваливалась на левый борт. Подветренный борт ее несся вниз, застывал там на какое-то время, а затем судно снова становилось на ровный киль.
Хотя бортовая качка была довольно ограниченной, стоять на палубе было неимоверно трудно. С каждой волной она взымалась вверх и падала в бездну. Стоящий на палубе чувствовал, как давление на его ступни то возрастало, то уменьшалось вместе с движением палубы вверх и падением ее вниз.
Ветер ревел в снастях. Деревянные части "Брайс" трещали под воздействием различных сил. Казалось, что судно то растягивается от носа до кормы, то сжимается, когда нос и корма оказывались на гребне двух волн одновременно.
Потрескивание корпуса судна было единственным утешением для команды. Пока корпус судна не издавал необычных резких звуков, команда знала, что "Брайс" - надежное судно и может бороться со штормом. Было бы хуже, если бы оно было жестким и хрупким.
Но если такой шторм будет продолжаться и дальше, никто не знал, чем это кончится. Ни одно судно не может бесконечно бороться в неравном сражении со стихией. Но пока что не было никаких признаков того, что станет легче. Барометр стабильно падал каждый день - деление за делением.
Для раненых, которые были на борту в качестве пассажиров, это был сущий ад. Их мучила морская болезнь. И не играло никакой роли, сколько они ходили в море до этого. Пока они были вынуждены находиться в трюме вечно качающегося корабля, не было ни одного божьего создания, которое могло бы это выдержать. Положение шести пассажиров на корме было получше, но лучше всех было у Бет Асквит. Но и они не избежали приступов морской болезни.
Хуже всех приходилось тем, кто лежал в лазарете. Это были простые солдаты и матросы, вынужденные ехать на "Брайс" домой, в Англию. В их трюмном помещении не осталось и унции свежего воздуха. Все люки и выходы на палубу были задраены. Человек, дважды в день приносящий им пищу, чуть ли не рисковал своей жизнью.
Поскольку отклонение от истинного курса было большим и было трудно определиться , Даггер отдал распоряжение экономить воду. Рацион в три четверти. Но еще до введения режима экономии вода отпускалась очень умеренно. Одна канна на человека в сутки. Теперь порция была урезана до трех четвертей канны – и это в то время, когда работать надо было тяжелее, чем раньше.
Из еды была только сухомятина. Кок загасил огонь на камбузе, когда стал усиливаться ветер. Таков был порядок на судне.
Стояли серые дни, облака низкие. Ночи темные. Шторм гудел в рангоуте и такелаже, наполняя головы неприятным шумом. За пять минут спокойствия и тишины можно было отдать любую цену. Скрежет и треск в корпусе судна с каждым часом становились все хуже, смешиваясь с непрекращающимся воем ветра.
Вибрации в рангоуте распространялись по всему судну, заставляя его дрожать. Доходило до того, что казалось невозможным вынести эту сумасшедшую обстановку хотя бы еще пару секунд.
Однако все выносили ее час за часом, сутки за сутками.
Все ходили с ранами и синяками, полученными от ударов при бешеной пляске судна. Но они едва ли чувствовали боль. Все вокруг них заглушало чувства, как это бывает, когда временно заглушают зубную боль ударами по голове.
На девятые сутки стало невозможно иметь ни один из верхних парусов. "Брайс" с трудом взбиралась на гребень волны и бессильно скатывалась к ее подножию. Одновременно она делала отвратительный поворот, как при повороте штопора, когда на подветренный борт накидывалась очередная волна. Казалось, судно успевает сделать пару неуверенных шагов, прежде чем в борт ударит волна. Когда особенно большая волна попадала под ветер, срывающийся с препятствующих ему мачт, судно внезапно выпрямлялось и ныряло в волну, вместо того чтобы скользить по ней. Тогда вода обрушивалась на палубу.
Поначалу достаточно было час попотеть на помпах в каждую вахту, чтобы выкачать воду. Теперь на это уходило полтора часа. И не только потому, что судно больше текло, но и оттого, что люди начали терять силы.
Последние двое суток ветер дул с юга. Он приносил прохладу, постепенно заполнявшую все пространство. И у них по-прежнему не было никакой возможности вернуться на правильный курс. Вода в бочках нижнего яруса стала хуже из-за того, что бочки стояли в трюмной воде. Даггер не знал, сколько осталось хорошей питьевой воды, но у него были дурные предчувствия. С тяжелым сердцем он как-то рано утром хлопнул Хэла Роббинса по плечу, чтобы привлечь его внимание.
- Да, сэр?
- Нам надо снова урезать рацион питьевой воды, мистер Роббинс! - крикнул Даггер, пытаясь перекричать шторм. - Начиная с сегодняшнего дня мы уменьшаем его до полканны на человека.
- Понятно, сэр!
Полканны! Две кварты воды - плохой воды - людям, жившим на галетах и солонине, что было вредно для здоровья и было намного меньше минимума, с врачебной точки зрения. Но это было все, что мог сделать Даггер. Без горячей пищи жить было можно, но без воды - невозможно. Так что имевшийся запас воды следовало экономить как можно больше.
Волны непрерывно били в корпус "Брайс", и чтобы поддерживать допустимый уровень воды в трюме, должны были непрерывно работать помпы, на которых стояли вымотавшиеся, голодные, не выспавшиеся и мучимые жаждой моряки, налегавшие на ручки всей тяжестью тела. Они работали, думая, что это их последний качок, на другой у них больше нет сил.
Но силы все же находились.
- Вот черти! - с восхищением думал Даггер. Он знал, что это такое. Он сам когда-то стоял на откачке воды. Хотя ему еще не приходилось бороться с таким продолжительным штормом.
Он изо всех сил держался за штаг, пытаясь что-то разглядеть в бушующем море. Он не знал, что он хотел увидеть с клотика. Может, ничего, а может, какой-нибудь знак, суливший спасение от этой напасти. Волны становились все круче, и самая крутая из них с ревом ударила в подветренный борт судна. Сердце Даггера подскочило, застряв в горле, когда он внезапно почувствовал под ногами безжизненное усталое судно. Эта громадная волна обрушила на палубу пятьдесят, нет, шестьдесят тонн воды. Какую-то долю секунды средняя палуба была на метр под водой, и "Брайс" помертвела. Потом вынырнула.
Шум стекавшей с "Брайс" воды не скрывал страшный вой бури и ураганного ветра. "Брайс" выровнялась, когда с нее ушла морская вода через слишком узкие - для такой-то погоды - шпигаты. Она медленно оживала, чтобы вновь и вновь взбираться на гору и опускаться в долину, поднимаясь на гребень волны и скатываясь к ее подошве.
Даггер заметил, что спина его похолодела.
Такая волна может погубить "Брайс".
Следующая столь же огромная волна грозила тем, что "Брайс" больше не поднимется.
Такая волна может разнести в щепки палубу, если ударит в нее прямиком.
Почти такая же огромная волна ударила в нос судна. Точно пьяный кузнец-гигант ударил молотом о наковальню. А потом пришла еще одна, и еще, и еще…
День закончился, наступила ночь, а за ней почти незаметно пришел новый день. Еще хуже прежнего, самый худший из пережитых Даггером на море. Он вновь почувствовал признаки морской болезни и заметил, что Хэл Роббинс тоже позеленел лицом. Это немного вернуло ему уверенность. Хорошо, что он не был одинок в своем несчастье.
Причиной ухудшения было небольшое изменение направления и значительное усиление ветра. Вздыбились и стали очень крутыми волны. "Брайс" хуже всего чувствовала себя в таких волнах. Бурлящие потоки воды никогда не уходили со средней палубы. Корабль с трудом боролся с ними. Только "Брайс" освобождалась от водной массы, как вновь оказывалась под грузом соленой воды.
- Увеличьте время откачки воды, мистер Роббинс! - крикнул Даггер. - Минимум на час, а то мы не справимся с ней!
Хэл бросил на него косой взгляд. Они уже достаточно хорошо знали друг друга, так что Роббинс и мысли не мог допустить, что Даггер пессимист. И такие слова Даггера означали, что положение серьезно. Он понимал также, как тяжело было капитану отдавать такой приказ. Он означал, что помпы должны работать три часа из четырех. Даже если на помпы встанут все находящиеся на борту, включая офицеров, нижние чины, подвахтенных, стюардов и морских пехотинцев, каждому из них придется горбатиться на помпах по полдня.
Становилось все холоднее. Все тепло над Индийским океаном выдул ветер с Антарктики. Не осталось ничего, что могло бы согреть ледяной воздух.
- Спасибо и на том, что температура не минусовая, - пробормотал Даггер. - Обледенение потопит нас за несколько часов.
- Температура плюс четыре градуса, сэр, - откликнулся Хэл Роббинс, понимая между тем, что Даггер говорит это самому себе. - Но кажется, что холоднее, - и все из-за этих чертовых порывов ветра. Мечтаю, чтобы шторм наконец закончился.
Даггер непонимающе посмотрел на него. Мечты здесь едва ли были конструктивны. Он позабыл, что только что сам говорил насчет благодарности.
- Да, - только и сказал он.
В смотровой корзине на мачте у них был наблюдатель. Не то, чтобы они рассчитывали, что он что-нибудь увидит, но так, для порядка. Он ведь мог заметить свет какого-нибудь судна. А такие вещи должны заноситься в судовой журнал. Это было важно.
Поскольку они далеко отклонились от курса, нарушив тем самым действующие правила судоходства, по прибытии им надо будет давать объяснения. Если они увидят другой корабль, был шанс, что и он тоже их заметит. Решение в добросовестном расследовании не может быть принято, пока не будет идентифицирован и локализован этот другой корабль, - при условии, конечно, что он не является вражеским, - и тогда его судовой журнал подтвердит сказанное командиром судна Даггером Мартином.
В море одного только слова офицера и джентльмена было недостаточно. К тому же он едва ли мог сойти за джентльмена. В равной степени доказательством не могли служить одни лишь заявления других судовых офицеров и нижних чинов. Большим судоходным компаниям слишком часто приходится расследовать дела об исчезновении или запоздании своих собственных судов.
- Надо подстраховаться, - думал Даггер.
К нему подошел Хэл Роббинс.
- Нам только что удалось произвести измерения секстаном, сэр, - сказал он. - Просвет в тучах, давший нам возможность увидеть несколько звезд. Но мы не уверены в линии горизонта. Полученные нами расчеты указывают на то, что мы дрейфуем вдоль Малабарского побережья. Занести это в судовой журнал, сэр?
Даггер обдумывал ответ.
- Насколько вы уверены в результате определения, мистер Роббинс? - спросил он.
- Совсем не уверен, сэр!
- Предположения в журнал заносить не будем, - решил Даггер. - Но я отмечу это другим способом. Мы будем продолжать дрейфовать и посмотрим, что будет.
- Да, сэр. Шторм должен ведь когда-нибудь закончиться…
- Вероятно, - ответил капитан.
Все шторма заканчиваются. И этот тоже, однако Даггера грызло сомнение, что он не спешит сдаваться. Барометр, конечно, за последние часы не падал, но и не поднимался.
Шторм продолжался.
Серый рассвет следующего дня застал "Брайс" в борьбе с такими же гигантскими волнами. Шторм был таким же диким, волны такими же безумными. Всю ночь Даггер лежал и размышлял над словами Хэла Роббинса. Если их отнесло ветром на север и они дрейфовали вдоль Малабарского побережья западной части Индии к Аравийскому морю, у них была возможность изменить ситуацию. Это было рискованно, но они могли рискнуть и попытаться найти гавань, в которой они могли бы укрыться, пополнить запасы воды и устранить ущерб, причиненный кораблю штормом.
Утром к нему зашел Сингх и рассказал, что Бет Асквит настолько страдает морской болезнью, что ему с трудом удается удерживать ее в каюте.
- Боюсь, она может что-нибудь с собой сделать, если будет продолжаться эта непогода, сэр! - сказал стюард, лицо которого тоже было зеленым.
Даггер понимающе кивнул. Длительная морская болезнь - трудно было придумать что-либо хуже. Тело обессиливается, а мозги отказывают. Под конец человек думает, что нет никакого средства от этого. Единственной разумной альтернативой кажется смерть. Хочется броситься в море и навсегда уйти в пучину.
- Запри ее, Сингх, - ответил он.
- Уже запер, сэр.
- Хорошо.
Он позабыл о ней и зеленом чудище морской болезни, когда стоял и смотрел на волны, обдумывая решение. Настал момент для принятия окончательного решения. Больше так продолжаться не может.
Он полностью сознавал это, стоя в промокшей одежде на палубе. Бóльшую часть ночи он обдумывал, как будет устранять опасности в задуманном им маневре.
Он глубоко вдохнул воздух. Холодный ветер наполнил рот, заставив заболеть разрушенный зуб. Устранять? Нет, это было неправильное слово. Снижать опасности - вот что больше походило на правду. Так что он выпрямил спину и сделал пару шагов по направлению к Хэлу Роббинсу, стоявшему возле рулевого.
- Мистер Роббинс, ставим судно в бакштаг !
Хэл быстро взглянул на него, вытаращив глаза. Затем сказал спокойно и стоически, не позволяя голосу выдать, что он думает на самом деле:
- Да, сэр!
Но Даггер понял, что подумал старпом. Что это неслыханный риск. Прежде чем "Брайс" встанет кормой к ветру, она будет вынуждена подставить волнам свой борт. Тогда вполне вероятно, что ее планширь уйдет под воду, она примет на себя громадное давление воды и разлетится на куски.
- Мистер Осборн! - крикнул Даггер.
Штурман поспешил к нему, подставив ухо, чтобы услышать, что говорит капитан.
- Да, сэр!
- Идите на нос, - скомандовал Даггер, стараясь перекричать рев шторма. - Будьте готовы поставить стаксель. Поднимите его, когда я взмахну рукой!
- Да, сэр! - кивнул штурман Осборн.
- И уберите его, когда я опущу руку вниз.
- Есть, сэр.
Даггер повернулся к Хэлу Роббинсу.
- Найдется применение и фор-марселю.
- Да, сэр.
- Обрежьте его.
- Да, сэр.
- Стоять на шкотах. Ждать, когда я опущу руку вниз.
- Руку вниз. Есть, сэр.
Корма "Брайс" была почти так же уязвима, как и борт. Если волна накатит на корму, когда судно еще не наберет ход, она может прокатиться от кормы до носа, снося все на своем пути. Корабль от этого не оправится. Но фор-марсель должен придать ему нужную скорость. Однако если он будет поставлен до того, как ветер будет точно в корму, корма уйдет под воду. Здесь должен помочь урезанный фор-марсель, нижние углы которого надо подтянуть вниз, оставив его прикрепленным к мачте. Так можно уменьшить парусность больше, чем с помощью рифов, но размер паруса все же будет достаточным для того, чтобы придать "Брайс" необходимый ход вперед.
Даггер встал вплотную к рулевому. Здесь он был виден с бака. Взгляд вверх убедил его, что люди были готовы обрезать парус. Не опуская взгляд, Даггер проследил за движением верхушек мачт по отношению к небу, затянутому штормовыми облаками. Он посмотрел вниз на палубу, где люди были готовы и ждали его сигнал, а потом на море, на огромные страшные волны, несущиеся на "Брайс". Судно бросало с борта на борт, с носа на корму, словно поплавок из сосновой коры. Он попытался определить силу шторма. От увиденного он чуть не утратил веру в себя, в то, что собирался сделать. Он терял опору, ибо море сбивало его с толку и с ног. Голова его раскалывалась от противоречивых мыслей, и он должен был приложить все силы, чтобы отогнать их, прочистив мозги.
Внезапно накатила еще одна крутая волна. Она обрушилась на судно с наветренного борта, взметнув столб белой пены. На палубу хлынула зеленая холодная вода, и бывшие на палубе люди должны были держаться изо всех сил, чтобы их не смыло за борт. Казалось, что "Брайс" никогда не вынырнет. Даггер нервно сглотнул. Но "Брайс" все же вынырнула, извернувшись, чтобы сбросить с палубы этот неподъемный груз воды. Даггер судорожно вдохнул воздух и посмотрел на волны. Вслед за этой огромной волной пришли другие волны, но ровнее и меньше.
Настал нужный момент.
Нос судна поднялся на первой волне, и он поднял руку. Узкий верхний угол стакселя пополз вверх по штагу, и "Брайс" стала медленно разворачиваться, когда парус наполнился ветром.
- Лево на борт! - крикнул Даггер.
Он увидел, как рулевому помог на штурвале еще один человек. Роббинс. У этого лейтенанта под шевелюрой явно шевелились мозги.
Ветер, упершись в стаксель, притопил нос судна, и "Брайс" повернулась, как флюгер на церковном шпиле при перемене ветра. Давления ветра на рангоут и такелаж было достаточно, чтобы придать судну ход несмотря на все зарифленные паруса. Его было достаточно для того, чтобы работал руль на повороте. Тут судно нырнуло к подошве волны, но это не помешало повороту. Даггер на секунду стиснул зубы и опустил руку.
Теперь на сцену вышел Роббинс. Под его руководством люди стали выбирать шкоты. Даггеру стал виден шкотовый угол фор-марселя. Парус наполнился ветром, и "Брайс" сделала рывок вперед, а на подступе была очередная волна.
Даггер зажмурился. Он и не заметил, как ногти его чуть не до крови впились в ладони. Когда он открыл глаза, ему показалось, что волна отступила, когда "Брайс" повернулась к ней бортом. А затем кормой.
- Прямо руль! - проревел он рулевому. - Одерживай!
В такой ситуации руль только вредил. Сумасшедшего давления штормового ветра на фор-марсель было достаточно для того, чтобы судно было на плаву без помощи руля. Если что-то пойдет не так, руль только помешает "Брайс" быстро оправиться. И только тогда можно было вновь взяться за руль.
"Брайс" преследовала гигантская волна. Даггер уперся ногами в палубу перед столкновением с ней. Волна догнала судно, но к этому моменту корма начала уже подыматься. И на судно обрушилась меньшая масса воды. Теперь волна подняла нос "Брайс".
Они неслись по волнам с очень большой скоростью. Даггер перевел дух. Маневр удался, к тому же они получили скорость, о которой можно было только мечтать. Площадь фор-марселя была точно такой, какой она должна была быть, - не больше и не меньше. Но опасность еще не миновала, положение все еще было тяжелым. Малейшее отклонение от курса - и все пропало, это при том, что они поставили парус.
- Строго держи курс! - проревел он рулевому. - Нельзя рыскать ни на дюйм!
- Есть, сэр!
Рулевой ответил, не глядя на него. Он не смел оторвать взгляд от фор-марселя, и Даггер прочувствовал, каково это было сейчас рулить судном. Трудно рулить кормой к волне и в более спокойную погоду. Ему самому приходилось стоять на руле, и ему было знакомо это чувство паники, растущее в груди, когда ревущая волна толкает судно вперед, судно не слушается руля, находясь у подошвы волны, из-за чего фор-марсель частично лишается ветра.
Для катастрофы было достаточно отвлечься на один момент.
Но пока что судно уверенно шло вперед.
Только сейчас Даггер мог расслабиться. Но когда он повернулся, чтобы сказать пару одобрительных слов рулевому, он вновь похолодел. Дверь в проходе под палубу отворилась, и в отверстии появилась какая-то блеклая фигура.
Он инстинктивно понял, что это Бет, еще до того, как отчетливо ее увидел. На ней был шелковый халат, надетый поверх светлой ночной сорочки.
- Не выходи! - крикнул он ей. - Какого…
Он оборвал ругательство. Потому что оно было бессмысленным. Не было никаких признаков того, что она его слышала, и это не было удивительным, так как рев ветра шел с кормы, заглушая его голос.
Она вышла на палубу и стала идти, качаясь, к планширю. Как только она вышла на ветер, ветер ухватился за ее легкую одежду. Она стала большим парусом в ревущем урагане. Ее бросило вперед силой ветра и собственного ее желания как можно скорее добраться до планширя.
Даггер бросился к ней и схватил ее за руку. И остановился. Она смотрела на него каким-то мертвым взглядом. Губы ее были сине-белыми, щеки провалились. Ее красота пострадала от морской болезни.
Именно в этот момент рулевой совершил ту небольшую ошибку, которую лучше бы не совершать.
Он испуганно смотрел на женщину, которую схватил и бросил за борт шторм. На какой-то миг он забылся. Мощная волна ударила в перо руля с такой силой, что он не успел или не смог ей противостоять. "Брайс" ушла в сторону, ветер ударил ей в борт, и она глубоко зарылась носом в воду. В тщетной попытке спасти положение рулевой и его помощники переложили руль на другую сторону, заставив "Брайс" выпрямиться. Но последовал ужасающий рывок.
Ноги Даггера потеряли опору на палубе. Он вскрикнул, когда ветер поднял его и женщину, а корма провалилась в этот момент в глубокую расщелину между волнами. Планширь был под ним, он пытался ухватиться за него, но пальцы лишь скребли дерево. Под ним и Бет Асквит разверзлась бездна.
Это был конец!
Он приготовился к столкновению с поверхностью воды.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ


Он не мог дышать. И не пытался, поскольку находился под водой. Он работал ногами и одной рукой. Вторая рука все еще была занята. Несмотря на падение в воду с большой высоты, он не выпустил из руки Бет Асквит.
Внезапно он вынырнул на поверхность. Он почувствовал воздух в ноздрях и сделал вдох, наполнив легкие живительным кислородом. Бет в его руках была безжизненной. Он перевернулся на спину и поплыл, затянув ее на себя, чтобы ее нос и рот были над водой. Если она захлебнется соленой водой, он не сможет ничего сделать.
Но он чувствовал, что она дышит. Она была жива!
Он увидел на гребне волны вдалеке огни своего судна. Но только на миг, так как они исчезли. Через какое-то время "Брайс" снова вынырнула и взобралась на гребень следующей волны. Она была теперь минимум в сотне метров от них, и расстояние с каждой минутой все увеличивалось.
Он понимал, что они пропали.
Люди на борту видели, как они перелетели через планширь и исчезли в пучине. Но чем это могло помочь? Ни один самый искусный судоводитель не смог бы повернуть "Брайс" и плыть против ветра, чтобы попытаться спасти их.
Что они могли сделать?
Что они сделали?
Он пытался вспомнить, что сказано в инструкциях по спасению в такой вот ситуации, но не смог. Это разозлило его, так как он приложил все усилия, чтобы выучить эти правила наизусть. А теперь все вылетело из головы!
Они должны же что-нибудь сделать…
Странно, но в воде не было так же холодно, как в первый момент, когда он попал в нее, но одежда стала тянуть его вниз, в особенности сапоги. С большим трудом ему удалось высвободить одну руку из рукава. Затем он попытался понять, что было в его карманах. Он переместил пару вещей в тесные карманы брюк, сменил руку, державшую Бет, и предоставил камзол морю.
Освободиться от сапог было труднее. Он лягался и тряс ногами, и наконец ему удалось сбросить один сапог. Из-за прилипшей к ноге портянки было трудно снять второй сапог, однако ему удалось наконец освободиться и от него.
Он хлебнул холодной воды, выплюнул ее и выругался. Во рту остался сильный привкус соли.
Бет зашевелилась в его руках. Она открыла глаза, и по ней было видно, что она не понимает, что произошло. Он закашлялся и выплюнул соленую воду.
- Спокойно, Бет, - сказал он ей на ухо. - Не беспокойся!
Трудно было произнести эти слова, ибо сам он не был спокоен. Далеко не спокоен. Глубоко в животе засела паника, которая разбухала и готова была выйти наружу. Но он хорошо знал, что если он поддастся панике, у них не будет никакой надежды. Он начнет барахтаться, бить руками и ногами, выматывая себя. В результате они неминуемо утонут.
Утонут!
Он посмаковал это слово и к своему удивлению обнаружил, что оно почти не тронуло его. Фактически он был не особо испуган, хотя и знал, что в конечном счете у них не было никакой надежды на то, что они выживут. Может, поэтому? Когда он стал Даггером Мартином, он тоже был фаталистом - верил в то, что жизнь и смерть человека зависят от судьбы. Однако он также усвоил, что и сам человек может помочь своей судьбе. Поэтому он решил сразу не сдаваться, хотя именно это сейчас и напрашивалось.
- Даггер! - прошептала она. - Что ..?
- Мы упали за борт, Бет!
Она открыла рот, чтобы сказать что-то, но поспешно его закрыла, когда вода плеснула в лицо.
"Брайс" больше была не видна. Даггер пытался успокоиться, чтобы ясно мыслить, но это было трудно сделать после падения в воду. Он смог думать только о том, как держаться самому и держать Бет над поверхностью воды. Но констатировал, что здесь было почти спокойно. Он по-прежнему слышал завывание ветра над собой, но оно не достигало впадины между волнами, в которой они находились. У него было такое чувство, что они все это время оставались на одном месте, хотя знал, что они плывут вместе с волнами.
"На судне должны были бросить что-нибудь в море, когда увидели, что они упали за борт", - думал он. - "Пару буйков, ну что-нибудь, за что можно было держаться…"
- Мы умрем! - задыхаясь сказала Бет.
- Мы все когда-нибудь умрем, - ответил он. - Но не сейчас! Мы не должны сдаваться, Бет. Если ты будешь бороться за жизнь, мы спасемся!
Она посмотрела на него. Торопливый взгляд через плечо.
- Это моя ошибка, - сказала она. - Я… я взломала дверь каюты, когда стало совсем невыносимо. Мне казалось, что я должна выйти на палубу, глотнуть воздуха… а то я бы умерла там еще!
- Понимаю, - ответил он. - Не надо об этом сейчас думать.
- Как мне думать о чем-то ином? - вскричала она. - Мы лежим здесь по моей вине,.. я виновата в том, что мы потонем. И не только я,.. но и ты тоже!
- Ты плавать умеешь? - спросил он, чтобы заставить ее думать о чем-нибудь другом.
- Да, но не особенно.
- Ты научилась лежать на воде без движения?
- Да.
- Тогда ложись на спину и не двигайся, но держи меня за руку все время, чтобы мы не оторвались друг от друга, - решительно сказал Даггер.
Она ничего не ответила, но лишь легла возле него. Поначалу ей было трудно занять правильное положение, она все время тонула, но потом она подняла ноги до поверхности воды и перестала тонуть.
Их подняла волна и вознесла на свой гребень. Там они вновь услыхали рев ветра. Вокруг них плавала пена, когда они были наверху, но потом они вновь скатились к подошве волны.
Они скользили вниз, когда Даггер несмотря на темноту заметил какой-то предмет на склоне соседней волны. Что-то темнее самой воды. Какой-то предмет, который Хэл Роббинс сбросил с судна в воду, чтобы спасти их? Возможно! Сердце гулко забилось в его груди.
Он дернул Бет за руку, и она обратила свой взор на него.
- Надо немного проплыть, - сказал он. - Мне показалось, что я что-то увидел там вдалеке. Может, это сбросили нам с "Брайс", чтобы помочь нам. Это недалеко, но держись все время рядом со мной. Если начнешь отплывать от меня, кричи сколько есть сил.
Она распахнула глаза, и вид у нее был испуганный, но затем дала знать, что поняла его.
Им не так то было легко повернуться в воде, но наконец это им удалось и они поплыли. Когда их подняла наверх очередная волна, Даггер больше не увидел предмет, который заметил на склоне волны, но он не сдавался. В пене на гребне волны он огляделся, чтобы убедиться, что Бет не отстала от него. Она это заметила и ответила ему храброй улыбкой. Улыбка исчезла, но он воспринял ее как поддержку.
Тут он вновь увидел этот предмет. Он был так же далеко, как и раньше. Только теперь он был у подошвы волны. Он крикнул Бет и быстро поплыл. Она тоже поплыла, не отставая от него. До предмета осталось с десяток метров, когда Даггер увидел, за чем они охотились.
Спасательная шлюпка с "Брайс". Одна из этих шлюпок. Его захлестнула волна чувств. Шлюпка была полна воды, но все еще наплаву. Если им удастся добраться до нее, они спасены.
Во всяком случае на время!
Еще один захватывающий перелет через гребень очередной волны, и Даггер ухватился рукой за релинг спасательной шлюпки. Бет была всего в паре метров от него, но она ужасно устала от этого бешеного заплыва. Он протянул ей свободную руку, и она ухватилась за нее, так что ему удалось подтянут ее к лодке.
- Нам удалось! - отдуваясь сказал он с истерическим смехом. - Мы добрались до нее, Бет!
Она была не в силах ответить.
Даггер надеялся, что лодка их выдержит несмотря на то, что была полна воды. Он помог Бет забраться в нее через корму. Забираться через борт он не посмел, опасаясь, что лодка перевернется. Потом и сам залез в лодку. В лодке он стал искать черпак, привязанный цепью под одной из банок.
Он не стал вычерпывать слишком много воды. Шлюпка была намного устойчивее, наполовину заполненная водой. Бет, сидевшая привалившись спиной к носовой банке, дрожала.
- Я замерзаю, - со вздохом сказала она.
- Опустись в воду, - ответил Даггер. - Она теплее воздуха. Ветер дует с ледяного материка на юге, но холодная вода еще не успела сюда прийти. Она все еще теплая.
Она послушалась.
- Ну как, лучше? - спросил он.
- Да, - кивнула Бет, все еще дрожа.
- Хорошо.
Он посмотрел в сторону, откуда дул ветер, но "Брайс" больше видна не была. Он и не ожидал иного, но надежда на то, что они вернутся, чтобы попытаться их спасти, все еще жила. Несмотря на то, что он, как моряк, знал, что на такой маневр не пойдет ни один командир корабля, будучи в здравом уме. А Хэл Роббинс был достаточно умен, чтобы не жертвовать целым судном в тщетной попытке спасения двух человек.
Было удивительно, что спасательная шлюпка была столь устойчива. Неустойчивой она казалась только на гребне волны, обдаваемая каскадом пены, сорванной штормовым ветром. Но волны были такими огромными, что ветер не в силах был разбить их верхушки. Эти гигантские океанские волны не разбивались, а только пенились. На волнах лодка совершала медленные движения на горку и под горку.
Шли часы, но сила шторма не менялась. По небу неслись тяжелые тучи. В них не было просветов, по которым можно было бы определить, день сейчас или ночь, рассвет или закат.
Они не смели вычерпывать слишком много воды, и поэтому не могли открыть водонепроницаемые пакеты с провиантом, имевшиеся в лодке. Даггер подполз к Бет и следил за тем, чтобы она не окунулась в воду с головой.
- Постарайся уснуть, - сказал он. - Тебе надо отдохнуть. Отдохнувшая, ты будешь иметь возможность выжить. Ты должна быть сильной!
- Выжить? - переспросила она. - Для чего?
- Пока нас спасут, глупышка, - ответил Даггер. - Мы находимся где-то возле Малабарского побережья. Как только закончится шторм, нас найдут. Здесь большое движение судов. Сюда приходят корабли самых разных стран, чтобы грузиться и разгружаться в таких портах, как Мангалор и Бомбей. Так что не унывай. Пока живем - надеемся.
- Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
Он рассмеялся, отметив про себя, что смех его был неуверенным.
- Конечно! - сказал он. - Малышка Бет. Мы выберемся. Только бы этот чер… этот шторм закончился. А он не может продолжаться до бесконечности.
- Ругайся, если хочешь, - сказала Бет, слегка скривив рот. - Я и сама считаю этот шторм проклятым! Вначале и я думала, что он не может продолжаться и продолжаться, но теперь я стала сомневаться. Я хочу пить, Даггер.
- В лодке есть вода, - начал он объяснять. - Но если мы достанем ее сейчас, в этот шторм, мы очень рискуем, что вода смешается с морской водой и ее нельзя будет пить. Мы должны подождать… и поскольку никто не знает, сколько нам придется ждать, экономия…
- Понимаю, - ответила она. Когда закончится шторм…
- Вот именно. Постарайся немного поспать. Или, по крайней мере, отдохнуть.
Она кивнула и улеглась поудобнее. Он сидел и смотрел на нее. Хотя расстояние между нами было совсем небольшим, он не видел ее отчетливо. Стояла густая темнота, к тому же с волос стекала, заливая глаза, вода. Он поежился от холода и тоже погрузился в воду. Но в ней не было теплее.
Он заметил, что у него часы в кармане, дорогое ему достояние, выигранное им в карты. Человек, проигравший эти карманные часы, утверждал, что им уже сто лет и их изготовил мастер по имени Генляйн из немецкого города Нюрнберг. Поднеся это чудо механики к уху, он удостоверился, что дурные предчувствия его не обманули. Они не тикали. Они остановились и замолкли. Не то чтобы он ожидал чего-то иного, но все же это было разочарованием. Сперва он решил бросить часы в море, но потом передумал и засунул часы в карман.
Он обнаружил, что Бет уснула. У него же сна не было ни в одном глазу. Тело устало до боли в членах, но голова была ясной и полной мыслей.
Движение судов, как он сказал, действительно было большим возле Малабарского побережья. Но на каком расстоянии от берега были они? Если они заплыли глубоко в Аравийское море, существовала опасность, что они были вдалеке от всех известных торговых путей. А что будет, если их подберет вражеский корабль?
В отношении себя он знал, конечно, что это означало смерть или какую-нибудь вонючую колонию для пленных. Но Бет… что они сделают с Бет? Он пришел в ужас, подумав о ней.
Через несколько часов у него появилось чувство, что светает. Было все так же темно, но воздух стал как-то серее. Бет продолжала спать. Было ясно, что в каюте она не высыпалась. Наверно, все это время она страдала от морской болезни.
- Бедняжка, - пробормотал он еле слышно. - И ни у кого до тебя не было дела…
Волны были по-прежнему высокими, однако ветер, казалось, немного поутих. Это чувство подкреплялось тем, что пена на гребне волн разлеталась не так далеко, и вой ветра вроде стал помягче?
Он сложил ладони и посмотрел на небо. Давно он уже не молился, а теперь вот начал.
Шторм полностью прекратился только через двое суток. Но уже по истечении первых суток он настолько утих, что они решились вычерпать всю воду из лодки. Даггер исследовал, что имелось на борту. Он выругался, обнаружив мачту сломанной. Наверное, это произошло, когда шлюпку сбросили в воду с "Брайс". Немного погодя он убедился в том, что она была все равно бесполезной. В лодке не оказалось паруса.
Однако нашлась вода и сухой паек. Они поели галет и выпили немного застоявшейся воды. Поскольку их было только двое, провианта должно было хватить надолго. Спасательная шлюпка была рассчитана на шестнадцать человек. Под банками лежали восемь пар весел. От них тоже было мало толка. На каждом из них должно быть по человеку. Он никогда не смог бы грести сразу двумя веслами, как на ялике. А у Бет вообще не было сил грести.
На третий день по окончании шторма качать стало меньше. Затянутое тучами небо начало проясняться, и после обеда выглянуло солнце. Поначалу они наслаждались теплом, растекавшимся по всему телу. Это было удивительное чувство после холодины в последние штормовые дни. Одежда высохла, и чувство счастья омрачало лишь одно.
Вокруг, куда ни смотри, была вода. Теченье и ветер, казалось, поставили себе целью гнать их на запад. Но индийское побережье было к востоку.
А потом солнце стало просто мученьем. Оно жгло их голые тела, на которых были большие соляные корки. Соль, казалось, спеклась под лучами солнца, образовав такую твердую корку, что было невозможно ее удалить не повредив кожу. Вечера и закаты приходили как лучшие друзья.
В эту ночь им обоим удалось поспать. Море успокоилось. Больше не было опасности, что шлюпка перевернется. Даггер проснулся рано. Он с горестью стал думать о том, что будет, когда утром поднимется солнце. Бет явно не так боялась солнца и свежего воздуха, как другие англичанки ее уровня, но и она была далеко не готова быть на солнцепеке в этих широтах, не боясь ожогов. Он проклинал отсутствие паруса. Он мог бы послужить хорошей защитой от солнца. Размышляя так, он обследовал рундуки под сиденьями на предмет того, что там было. Он нашел рыболовные лески и крючки. Это было здорово. Если им придется надолго задержаться в море, у них была возможность ловить рыбу. У них не было, конечно, наживки, но он обязательно найдет решение этого вопроса.
Бет проснулась с восходом солнца и резко села. В ее глазах был испуг, когда она огляделась вокруг.
- Чего ты испугалась? - спросил Даггер.
- Мне снился сон, - простонала она. - Мне снилось, что я дома у отца, в имении под Лондоном… и тут я проснулась. И вижу все это!
- Сочувствую.
- Ах, сны - это всего лишь сны. Но все было как наяву.
- Понимаю.
Она пристально посмотрела на него.
- Ты действительно понимаешь?
Он пожал плечами.
- И да, и нет. Я только хотел сказать, что понимаю, что сон может быть как явь. У меня тоже иногда бывают такие сны. Хотя давно уже не было. Очень давно. В тот раз я просто думал, что это мне снится. А оказалось, что это было на самом деле!
- О чем ты говоришь?
- Я говорю, что в тот раз я провожал тебя домой с приема, а слуг не было дома.
Она хихикнула.
- У тебя способность все оборачивать себе на пользу, Даггер, - сказала Бет. - Может быть, поэтому ты мне и нравишься.
- Так я тебе по-прежнему нравлюсь? Несмотря на то, что мы одни и вместе в шлюпке где-то посреди океана…
Она снова хихикнула, но быстро умолкла.
- Да, ты мне нравишься, Даггер. Больше, чем когда-либо. Мне кажется, ты спас мою жизнь, когда я свалилась с "Брайс". Я не говорила об этом, - сказала она. - Я и не поблагодарила тебя за это. Как люди благодарят за жизнь?
- Не стоит благодарности, - ответил Даггер.
- Я хотела пошутить, сказав, что ты мне нравишься еще больше теперь, когда мы одни и вокруг нет никаких молодых лейтенантов, могущих конкурировать с тобой, - продолжала она. - Но чувствую, что не надо. Шутить, я имею в виду.
Даггер осклабился, показав зубы.
- Продолжай шутить. Люди сдаются в тяжелых ситуациях от того, что серьезны, а не от юмора.
Она пришла на корму и уселась, тесно прижавшись к нему. Солнце поднималось все выше и выше, и становилось все жарче и жарче. Кожа Бет покраснела от вчерашнего солнцепека. Теперь она морщилась от боли, когда солнце прижигало уже обгоревшие места.
- Надо соорудить защиту от солнца, - пробормотал Даггер. - Кажется, пригодятся эти дурацкие весла.
Он взял пять весел, соорудил из них шалаш над одной из банок, а шестое весло опустил в воду, чтобы его можно было достать с кормовой банки. Затем он снял рубашку и натянул ее на лопасти весел. Но не хватило.
- Раздевайся! - скомандовал он Бет Асквит.
Она подняла вверх брови.
- Да, в твоем ночном одеянии много ткани. Если мы положим эти тряпки на весла, мы укроемся под ними от солнца. Лучше ты будешь сидеть голой вместе со мной, чем до угольков сожжешь свое лицо, шею и руки и будешь жить в страшных мучениях.
Она кивнула. Потом рассмеялась, немного смущенно.
- Это еще не конец света, - сказала она. - Нам ведь приходилось и ранее быть нагими вдвоем. Хотя, конечно, какое счастье, что об этом не знают тетушки из Калькутты. Для них нет никаких веских причин, чтобы раздеться перед мужчиной средь бела дня.
- Да, если посмотреть на них, станет ясно, что мысли о том, что это грех, внушили им их мужья, - сказал Даггер. - Но ты красива, Бет. Единственная настоящая красавица из всех, кого я видел.
- Не думай сейчас о любви, - шутливым тоном сказала она, погрозив пальчиком. - Сейчас надо думать о том, как остаться в живых.
Она протянула Даггеру последнюю часть своего одеяния, и он растянул ее поверх весел. Под этим импровизированным козырьком от солнца была достаточная тень, и они уселись рядом на дно лодки. Он привлек ее к себе.
- Жизнь сохраняется благодаря любви, - ответил он.
Потом он привел доказательства сказанному им.
На следующий день он рыбачил. В качестве наживки он использовал комочки смоченных водой галет. Он поймал трех странных рыбин с белым брюхом.
Он никогда раньше таких рыбин не видел, но он очистил их складным ножом, содрал с них кожу и разделил мясо на маленькие кусочки.
- Ешь, - сказал он. - Это полезнее старых галет.
- Сырую рыбу?
- К сожалению, уголь для печки закончился, мэм, шутовски извинился он. - Но это французский деликатес, любимое лакомство при королевском дворе.
- Тогда конечно, - ответила она, попытавшись сделать книксен при всей своей наготе.
Вкус рыбы был не такой уж дурной. У нее, вообще-то, не было никакого вкуса. А вот вода из их запасов стала значительно хуже на вкус.
Море успокоилось и было как ледяной каток. Они неподвижно лежали на жаре под навесом от солнца. Каждый час Даггер с помощью кормового весла разворачивал лодку, чтобы они вновь оказывались в тени.
Разговаривали они мало. Бет, как и Даггер, поняла уже, что они вышли из района регулярного судоходства и пройдет много времени, прежде чем их найдут.
Если найдут вообще.
Шанс умереть в море все возрастал. Воды не хватит до бесконечности. На небе не было ни облачка. На дождь надежды не было.
На пятые сутки ближе к вечеру Даггер увидел что-то темное у горизонта. Сначала он подумал, что это мираж, но через час или более он понял, что может доверять своим глазам. Он встал на дрожащие ноги и поставил ладонь козырьком ко лбу. Несмотря на жару у него пополз холодок по спине, но не от страха. Он встал на колени и положил руку на руку женщины.
- Думаю, я вижу землю, Бет! - сказал он.
Не дожидаясь ее ответа, он вставил кормовую уключину, вложил в нее весло и стал лихорадочными движениями весла гнать лодку к маячившему вдали берегу. Поглядев через плечо, чтобы проверить направление движения, он увидел, что она стоит, опустив руки вдоль тела. Она смотрела, не издавая ни звука.
Внезапно она рванула к себе ночную сорочку и пеньюар, которые служили защитой от солнца. Он улыбнулся. Она не хотела сходить на берег нагой. Хотя она была не менее красива, чем Афродита в тот момент, когда эта греческая богиня выходила из гигантской раковины на берег Кипра.
Они подошли поближе. Он увидел, что это остров. Нет, два небольших островка. Голубая полоска между ними говорила о том, что там был пролив. Ближайший остров был самым малым. Он попытался вспомнить, не видел ли он когда-нибудь эти острова на морской карте, но пришел к мысли, что не имел никакого понятия о них.
"Какое там понятие?" - подумал он потом. - "Я ведь не знаю, где мы находимся!"
Он продолжал с невиданной энергией юлить веслом.













ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Остров





ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Сначала рифы не были видны. Но когда они подплыли поближе, он увидел пену возле берега. Он направил лодку к меньшему из островов. Тому, что был ближе. Но прохода к небольшой лагуне со спокойной водой, видневшейся за рифами, казалось, не было.
- Вижу рифы! - крикнула Бет Асквит.
- Я тоже их увидел, - откликнулся он. - Попытаемся переплыть через них на большой волне. Если не получится… В общем, придется преодолевать их вплавь. Не думаю, что это очень опасно. Мы не пострадаем от этого. Здесь очень спокойно.
- Надеюсь, ты прав, - с улыбкой сказала Бет, но улыбка на ее лице быстро исчезла. - А что, если здесь есть акулы?!
Даггер тоже подумал об этом. Нельзя было исключать такую возможность. Но он сомневался, что акулы могут представлять здесь большую опасность для человека. На рифах всегда много рыбы, а сытых акул опасаться не стоило. Конечно, ходило множество историй, от которых волосы вставали дыбом, но Даггер по опыту знал, что акулы крайне редко нападают на людей.
Как и большинство диких зверей.
На людей нападают люди.
А звери нападают на зверей.
Он понимал зверей, которые делают это, чтобы утолить чувство голода.
Он постарался держать лодку кормой к высокой волне. Когда лодка начала подниматься на волне, он изо всех сил заработал веслом. Бет стояла на коленях, судорожно вцепившись в борт лодки.
- Мы не сможем их переплыть! - вдруг прокричала она. - Мы разобьемся о рифы и утонем…
Тут раздался ужасающий удар, перекрывший ее голос. Их обдало гигантской волной, пронесшейся над рифами. Днище лодки проехало несколько метров по скалам, и Даггеру пришлось упираться изо всех сил, чтобы не свалиться за борт.
- Держись, Бет!- крикнул он.
Лодка вдруг резко остановилась. Несколько досок ее обшивки были проломлены внутрь. Лодка наполнилась водой, и Даггер не устоял на ногах. Он упал в пенящуюся воду. Но затем быстро вскочил на ноги. Схватился за парусный чехол, в котором хранил провиант и разные нужные вещи, обнаруженные им в лодке, и посмотрел за корму.
Издалека к ним приближалась новая большая волна. До нее накатили пять или шесть волн поменьше. У них был еще шанс спастись, но если они не переплывут через барьер до того, как придет эта большая волна, существовала большая опасность того, что эта волна швырнет их и они разобьются насмерть об эти острые скалы.
- Нам надо скорее убраться отсюда! - крикнул он. - Ты как, Бет?
- Со мной ничего страшного, только пара царапин и синяков, с которыми мне придется походить какое-то время.
Даггер схватил свою рубашку, которая все еще была накинута на уже разрушенный козырек от солнца, и выпрыгнул за борт. Вода была ему по колено. Он помог Бет спуститься в воду. Посмотрев назад, он увидел, что большая волна была уже на опасном расстоянии от них.
- Торопись! - крикнул он ей в ухо. - Мы должны попасть в лагуну и добраться вплавь до берега. Но надо быстро, а то…
- Я тоже ее увидела, - ответила она, выскользнув из его рук. - За мной!
Она бросилась в лагуну головой вперед и поплыла широкими мощными саженками. Он не мог последовать ее примеру, так как держал чехол от паруса. Ему пришлось переходить через барьерный риф, порезавший его босые ноги. Но он перебрался на ту сторону, соскользнул в теплую воду, лег на спину и поплыл вслед за Бет. Мешок он держал на груди.
Это произошло в последний момент. Он успел проплыть семь-восемь метров, когда на барьерный риф обрушилась гигантская волна. Огромная масса воды с ужасающим грохотом разбилась о скалы. Когда вода отступила, лодки больше видно не было.
Бет Асквит была уже на берегу, когда он нащупал ногами дно. Он поднялся и побрел к берегу. Странно было чувствовать под собой твердую землю. Ноги не привыкли к неподвижной поверхности, и ему пришлось идти на полусогнутых, как будто под ним была уходящая из-под ног палуба.
В двадцати метрах от кромки воды были плотные заросли кустарника, а за ними деревья, названия которых он не знал. Он не мог вспомнить, видел ли он такие раньше. Между деревьями и водой лежал пляж из мелкого белого песка. Бет бросилась на прогретый солнцем песок и во весь рост растянулась на нем. Она улыбнулась ему, показав белоснежные зубы.
- Мы спасены! - сказала она. - Ты понимаешь, Даггер, мы спаслись!
Он улыбнулся ей в ответ.
- Да, мы спаслись. Теперь надо надеяться, что здесь есть питьевая вода. Пойду осмотрюсь. Если хочешь, ты можешь остаться здесь, Бет, и отдохнуть.
- Подожди немного, - попросила она, - ты ведь тоже устал. Нет никакой нужды начинать работу прямо сейчас.
- Нет есть, - серьезно ответил он. - Бочонок с водой остался в лодке, а ее вдребезги разбила эта гигантская волна. Мы остались совсем без воды.
Даггер посмотрел на лагуну. Вдали у барьера из рифов плавали обломки лодки и пара весел. Все остальное явно утащила отступающая волна. Он оставил Бет и пошел к лесу. Он не успел зайти далеко в заросли, когда услышал журчанье небольшого ручья. Он ускорил шаг, отводя рукой низко растущие ветви, и уже через пару минут стоял на берегу ручья. Он встал на колени и зачерпнул пригоршню прохладной воды.
Пресной прохладной воды.
Подавляя крик радости, он торопливо расстегнул брюки и бросился в ручей. Он смыл всю соль с тела, прополоскал волосы, а затем лег головой против течения и пил, пил, пил.
Но потом быстро выбрался из воды, натянул брюки и заспешил к берегу. Бет лежала в той же позе, в какой он оставил ее. Он с трудом сдерживал себя, рассказывая ей о воде и приглашая ее пойти с ним к ручью напиться воды и искупаться. Но она неторопливо приподнялась на локте и серьезно посмотрела на него.
- С этим островом что-то не так, - сказала она. - Что-то очень странное!
- Странное? - откликнулся Даггер. - Что с ним странного? Я ничего странного не заметил.
- Здесь совсем нет птиц! - объяснила она. - Я лежала и слушала. И намека нет на пенье птиц. Такое впечатление, что поблизости нет ни одной птицы. Я считаю это очень странным.
Он постоял минуту, прислушиваясь. Потом задумчиво кивнул.
- Ты права, - сказал он. - Но это не обязательно означает, что здесь нет птиц. Мы их, наверно, напугали. Они улетели в другую часть острова, чтобы укрыться от нас, вторгнувшихся на остров.
- Может быть, и так, - ответила она.
- Естественно, так, - сказал Даггер.
Она улыбнулась и стала подниматься. Он протянул ей руку и помог встать на ноги. Потом показал путь к ручью. Когда она начала раздеваться, чтобы зайти в воду, он вдруг засмущался. Хоть он и видел ее обнаженной в спасательной шлюпке все последние дни и ночи, здесь, на суше, все было иначе. Словно он сделал что-то неприличное, подглядывая за ней.
Он вернулся на пляж и открыл чехол для паруса. Потряс коробку с галетами, она была наполовину пуста. Он поставил ее на землю. До того, как они подошли к барьерному рифу, он поместил в чехол для паруса кое-какой инструмент, имевшийся в лодке. Теперь он вынул его из мешка и положил на песок, чтобы он просох и не заржавел.
После этого он огляделся вокруг. Стоял уже поздний вечер, так что им надо было готовиться переночевать на берегу. Для этого он должен соорудить какое-нибудь укрытие от ветра. Он взял маленький топорик и пошел в кусты. Там он отобрал деревца небольшой толщины, нарубил и очистил их от веток. Он уже почти закончил каркас шалаша, когда с купанья вернулась Бет. Она была свежей и розовощекой, но лицо ее было серьезно.
- С этим островом определенно что-то не так, - снова сказала она. - На нем нет не только птиц, но и других животных. Мы не так-то уж и шумели, чтобы испугать их.
- Мы изучим этот вопрос завтра, - сказал Даггер, продолжая свою работу. - А пока надо построить шалаш, в котором мы могли бы спокойно переночевать. Возможно, ты и права, говоря, что здесь нет зверей, однако я не хочу, чтобы ты рисковала, лежа совершенно незащищенной на берегу!
- Я могу тебе чем-нибудь помочь?
Даггер кивнул.
- Возьми нож, который лежит возле мешка, и нарежь веток, на которых много листьев. Из них мы соорудим стены и потолок шалаша. Как только мы это сделаем, я позабочусь о еде. В лагуне есть рыба, я видел ее, когда плыл к берегу.
Они стали работать вместе, и через какой-то час на берегу возле деревьев уже стоял готовый шалаш. Ножом он нарезал веток и сделал из них раму, которую Бет заплела ивовыми прутьями. Получилась отличная дверь.
Он поставил ее на место. После этого он несколько раз хлопнул в ладоши и встал, оборотив к Бет свое радостное лицо.
- Ну, жилище у нас есть, теперь надо добыть пищу!
- Достаточно будет и галет, - сказала она.
- Мы будем их экономить, - возразил Даггер. - Неплохо иметь немного хлеба. Возьми коробку с галетами и постучи по ней, чтобы все долгоносики выскочили. Затем вымой коробку в лагуне и высуши ее, прежде чем снова положить в нее галеты. А я постараюсь сделать гарпун.
Он взял складной нож и отыскал ровный тонкий ствол деревца. Собираясь водрузить нож на его конце, он обнаружил, что привязать его нечем.
- Придется, черт возьми, пожертвовать рубашкой, - пробормотал он себе под нос.
Он оторвал один рукав и стал вынимать из него нити. С их помощью он накрепко привязал нож к древку. После этого он спустился к воде. Ему не пришлось долго плыть, и он быстро увидел стайку довольно крупных рыб, стоявших в воде абсолютно неподвижно. Их было отчетливо видно на фоне песчаного дна. Он нырнул и под водой поплыл к ним. Несколько рыбин уплыли, но остальные остались спокойно стоять, не обращая никакого внимания на него. Уже первым ударом он надел на нож одну из рыбин. Она спокойно сидела на ноже, когда он плыл к берегу. Почувствовав дно, он встал на ноги и швырнул рыбину Бет.
- Займись этой, - крикнул он со смехом в голосе. - Я сейчас принесу еще.
Через какое-то время он поймал еще трех рыбин, которые были достаточно большими, так что он решил, что их будет достаточно. Они определенно наедятся двумя рыбинами каждому.
Пока Бет собирала хворост и сухую траву, он чистил рыбу. Он почти уже закончил, когда она вернулась. Он помог ей соорудить костер. Сухую траву он положил с солнечной стороны и вынул из кармана часы. Он открыл их и вытащил из них стекло. Он попытался с его помощью разжечь костер, но ничего не вышло.
- Черт! - пробормотал он.
- Не получается? - огорченно спросила Бет.
Он помотал головой.
- Да, это стекло не увеличительное, - ответил он. - Я, идиот, думал, что оно увеличительное, а оно не лучше оконного. С помощью этих дурацких старинных часов ничего не подожжешь.
Он еще раз был готов выбросить часы в море, когда ему на память пришла одна вещь, которую он узнал на занятиях в шпионской школе в Стокгольме. В те времена он был уверен, что будущее будет лучше, чем настоящее, задолго до того, как голландцы продали его на английский фрегат "Ларкин", на котором он убил Дерека Фитц-Саймонса, брата Бет! Его обдала жаркая волна, и он посмотрел на Бет с поразившим и ужаснувшим его чувством, что она может читать его мысли.
Что там говорили на занятиях? Что вода тоже преломляет солнечные лучи… Вот так вот. Во всяком случае стоит попробовать. Он подошел к воде и нанес пару капель на изогнутое стекло часов. Потом снова попробовал поджечь. Его мясистые обожженные солнцем губы растянулись в улыбке. Получилось. Вода сфокусировала солнечный луч. Он опустил стекло пониже, и вскоре коричневая сухая трава еще больше потемнела в точке возгорания. Затем появился характерный запах горящей травы. От травы пошла тонкая струйка дыма, а он старался держать стекло как можно более неподвижно. Только бы трава загорелась, пока не стекла вода. Слава Богу, она загорелась!
Струйка дыма стала больше, и он склонился над травой и стал осторожно дуть на нее. Появилось пламя, которое стало пожирать сухие стебельки. Он положил на них хворост потолще, и вскоре на берегу у них был настоящий костер.
- Мне удалось разжечь костер! - сообщил он Бет, - но видит Бог, как я боялся, что не получится.
- Мы бы и без костра обошлись, - улыбнулась Бет.
- Да, - сказал он, - но сырая рыба не вкусная.
Пока дрова догорали, превращаясь в угли, он вымыл рыбу в соленой воде лагуны. Затем он подвесил рыбу над углями с помощью свежих ивовых прутьев. Вскоре от костра пошел аппетитный запах, и они могли приступить к трапезе. Рыба по-настоящему была вкусной, чему способствовала соленая вода лагуны и, как они позднее отметили, голод, послуживший хорошей приправой.
Даггер улегся переваривать пищу, а Бет решила совершить променад по берегу. Но не прошло и получаса, как она вернулась с задумчивым выражением на лице.
- Что случилось? - спросил Даггер.
- Я увидела странные следы на песке, - сказала она, показывая вдаль. - Как будто от маленьких лапок с когтями.
Он сел.
- Что бы это могло быть?
Берт взяла обгоревшую ветку из костра и начала чертить ею на песке возле Даггера. Тот кивнул.
- Может, это ветер? - сказал он. - Мне приходилось видеть такое на пляже. Порывы ветра гонят песок и образуют нечто похожее на настоящие следы.
- Ты уверен? - спросила Бет с ноткой беспокойства в голосе. - Они были неприятны на вид. Если это ветер, то как он смог оставить одинаковые следы повсюду? Там, между лесом и водой, только полоска песка шириной не более десяти метров. Такое впечатление, что по ней к воде и обратно прошло множество мелких зверьков.
- Это могли сделать завихрения воздуха в этом месте, - успокаивал он ее. - Солнце садится, Бет. Пора идти спать в нашем новом жилище. Завтра мы обследуем остров и посмотрим, есть ли здесь такие зверьки. Хотя бьюсь о заклад, что это ветер.
- Конечно, ты прав, Даггер, - кивнула она.
Они тщательно загасили костер, поскольку он им больше был не нужен. С помощью стекла от часов и капель воды они могли разводить костер хоть каждый день, было бы только солнце. Они занесли в шалаш мешок, коробку с галетами и инструмент и растянулись на мягком мелком песке.
Оба устали, но заснули они не сразу.
У них обоих была еще одна потребность, которую надо было удовлетворить.
После этого они уснули, довольные. Бет лежала на руке Даггера, накрыв своими волосами его лицо.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ


Когда они проснулись, над неизведанным островом уже встало солнце. Даггер испытал рыбацкую удачу с куском лески, крючком и наживкой из размоченных галет. Рыбалка была удачной сверх ожиданий, и вскоре они уже имели на завтрак только что поджаренную на углях небольшую рыбу. Бет принесла питьевой воды из ручья в полом полене, которое они нашли.
- Хотелось бы знать, где мы находимся, - сказала Бет после завтрака. - Ты знаешь, Даггер?
Он покачал головой.
- Остается только гадать, - сказал он. - Нас отнесло на северо-восток, если судить по тому, как дул ветер бóльшую часть шторма. Не могу сказать, что я когда-либо видел этот остров на карте. Может быть, он слишком мал для того, чтобы его нанесли на карту, или же мы первые, кто его открыл.
- И что это означает?
Даггер стал серьезным.
- Это означает, что нам, скорее всего, придется остаться здесь надолго, - ответил он.
- Начнем с того, что обследуем этот остров, чтобы узнать, что он нам может предложить. Приближаясь к нему, я заметил какое-то возвышение посередине острова. Надо добраться до него и осмотреть остров оттуда. Кроме того, есть еще один остров позади этого. На нем тоже есть высокая гора. Если мы туда доберемся, мы можем устроить наблюдательный пункт на вершине и можем разводить костер, когда заметим какое-нибудь судно.
Час спустя они уже шли по направлению к центру острова. На другом берегу ручья начался небольшой подъем, а заросли стали пореже. Внезапно Даггер дернул Бет за руку.
- Ложись! - шепотом скомандовал он.
Она немедленно послушалась, и он тоже упал на землю возле нее. Затем он отвел в сторону пару ветвей и стал усиленно вглядываться вперед.
- Что там? - спросила она дрожащим голосом.
- Там впереди что-то есть, - ответил он. - Кажется, человек! Я точно видел, что у него оружие. Дуло ружья, высовывающееся из зарослей. Может быть, я ошибаюсь, но надо все тщательно разведать, прежде чем двигаться дальше. Не вставай, я скоро вернусь.
Он по-пластунски пополз от нее.
- … надеюсь, что вернусь, - пошептал он, когда его уже не было видно.
Он прополз еще пять метров и отчетливо увидел, что кто-то есть за деревьями, кто нацелил свой мушкет на то место, до которого они только что добрались. Он задержал дыхание и прислушался, но не услышал ни звука. Кроме ударов своего сердца.
- Надеюсь, их не слышит тот, кто прячется за деревьями.
Дуло мушкета было все время направлено в одну и ту же сторону.
- Хорошие у него нервы, - подумал Даггер. - Никаких колебаний дула все то время, что я за ним наблюдаю. Он еще сильнее прижался к земле и начал медленно-медленно ползти к точке, находящейся метрах в десяти от дерева, за которым был человек с мушкетом.
Продвигался он медленно, потому что ему приходилось все время следить за тем, чтобы не треснула какая-нибудь сухая ветка или он не зацепился за какой-нибудь камень и не наделал шуму. Прямо перед деревьями он попал в заросли папоротника и вынужден был ползти еще медленнее. В лесочке ветра не было. Поэтому его движения в папоротнике были бы очень заметны, если бы он не стал ползти очень осторожно, миллиметр за миллиметром, как уж на поле ржи, стараясь не поколебать ни одного стебелька. Он не был уверен, что ему это удалось, но он все же миновал заросли папоротника, и его не обстреляли.
Тут он укрылся за деревьями и мог встать. Он бросил взгляд на то место, где оставил Бет. Она явно продолжала лежать, тесно прижавшись к земле, потому что он ее не увидел.
Он начал описывать круги. Десять минут спустя он уже находился позади человека с ружьем и стал медленно сокращать расстояние между ними. Подлесок здесь был очень густой. Этот человек выбрал превосходную позицию для засады. Даггер раскрыл складной нож. Он, возможно, не был самым подходящим оружием в этой ситуации, но кроме ножа у него ничего не было, за исключением момента неожиданности.
Но был ли у него этот момент?
Если человек его услышал, он знал, где находится Даггер, и повернулся уже в его сторону, готовый выпустить заряд из ружья прямо ему в живот? Но зачем вообще устраивать засаду на острове? Если на острове есть люди, они должны быть рады завести новое знакомство.
А может, это пираты? Эта мысль оглушила его. Арабские пираты! Естественно. Если шторм загнал их в северную часть Аравийского моря и они очутились на острове - тайном острове, - на котором у пиратов была штаб-квартира, из которой они совершали свои набеги, то пираты, естественно, желали бы заставить замолчать свидетелей, которые могли бы рассказать, где находится этот остров.
Приблизившись вплотную к месту, где прятался человек, он пригнулся в кустах и постарался быть вдвое осторожнее. Он был уже так близко, что должен был слышать дыхание этого человека, но ничего не слышал.
Вообще ничего!
Сплошная тишина. Только ветер посвистывает в кронах деревьев. И все.
Тишина!
Он медленно поднял руку и отвел закрывающую обзор ветку. И застыл, как столб. Он медленно распрямил спину и сложил складной нож. Между деревьями виднелся стрелок. Он лежал на небольшом возвышении, заросшем грибами. Но этот стрелок не мог никого застрелить из своего мушкета. Он был мертвее мертвого. Никакого сомнения. От него остался один скелет и немного истлевшей одежды. Он лежал в странном изогнутом положении, будто отбивался от кого-то в снившемся ему кошмарном сне.
- Бет! - позвал Даггер. - Можешь подойти. Здесь не опасно. Человек с мушкетом мертв… и кажется, уже многие годы! От него остался один скелет.
В зарослях зашуршало, и появилась Бет. Она пробралась через папоротник и подошла к Даггеру. Увидев скелет, она зажала рот рукой, чтобы не закричать от испуга.
- Ужасно! - воскликнула она. - Судя по его положению, он сражался с кем-то перед смертью. Будто на него напали злые духи…
Даггер кивнул.
- Все это, без сомненья, немного странно, - ответил он. - Но что могло здесь произойти? Я подумал над тем, что ты сказала, и выходит, что ты совершенно права. На острове нет никаких следов зверей и птиц.
- Это пугает!
Даггер снова кивнул. Затем он обследовал скелет и поднял мушкет. Дуло заржавело, но не сильно. Он наморщил лоб. Мертвец, от которого остался один скелет, должен пролежать здесь долго, но, судя по мушкету, ружье не лежало здесь много недель. Может, пару месяцев. Самое большее полгода, если воздух был сухой.
- Интересно! - пробормотал он, обследовав ружье. - Ремня на нем не осталось. Только пара кусочков кожи в местах крепления.
- Тут есть тропинка! - крикнула Бет позади него. - За этими кустами. Она немного заросла, но ясно видно, что это тропинка.
Он подошел к ней с мушкетом в руке и тоже увидел тропинку. Она петляла меж деревьев и вела к горной гряде, которую Даггер видел накануне.
- Давай пойдем по ней, - предложил он. - Она должна куда-нибудь привести.
- И как это мы не заметили ее раньше, - тихо сказала Бет Асквит. - Бежит с горы и заканчивается здесь. Это тоже странно!
- Не давай воли своим фантазиям, - улыбнулся Даггер. - У меня есть вполне естественное объяснение всему этому.
- Какое это?
- Если мои догадки верны, по этой тропинке никто не ходил уже несколько месяцев. Здесь довольно сухо, так что все растет не очень быстро. Но в более низких местах земля более влажная. Там в тепле тропинка зарастает так обильно и быстро, что вновь становится частью джунглей.
- Наверно, ты прав, - несколько нервно улыбнулась она. - Но начинаешь все больше удивляться, видя все больше странного.
- Пойдем!
Они пошли по тропинке вверх к склону горы. Даггер шел первым с мушкетом наизготовку. Так было спокойнее, хотя после обследования он понял, что ружье больше не могло стрелять. Порох превратился во влажный комок, и Даггер не был уверен, что в ружье есть пуля.
Растительность становилась все реже и реже. В верхней своей части тропинка была выжжена вечно палящим солнцем. Внезапно он остановился и посмотрел, приставив ладонь козырьком к глазам, на вершину холма, возвышавшегося в километре от них.
- Похоже на дом! - крикнул он, показывая рукой. - Ты можешь поверить, что здесь есть строения?
Она посмотрела в указанном им направлении.
Да, - сказала она наконец. - Это… должно быть, это дом! Наверно, на острове есть люди, несмотря ни на что!
- Или были, - пробормотал Даггер.
Они ускорили шаг, идя теперь уже по довольно каменистой тропке. В действительности дом был дальше, чем представлялось, так как они не могли напрямую пройти к холму, а вынуждены были сначала спуститься по дорожке в небольшую низину. Но наконец они пришли. Даггер остановился в пятидесяти метрах от частокола, окружавшего строение. Бревна частокола стали серыми и растрескались от сухости; они были врыты в земляной вал, сооруженный с большой заботой о том, чтобы бревна стояли прочно. В изгороди была калитка. Она была приоткрыта на три четверти. Даггер сложил ладони рупором.
- Эй! - крикнул он. - Есть здесь кто-нибудь?
Ответа не последовало. Только отдаленное эхо от окружавших дом холмов и гор. Он почувствовал, как Бет обхватила его рукой за талию. В возбуждении она сжала его чуть ли не до боли. Он снова крикнул с тем же результатом.
- Кажется, он необитаем, - прошептала Бет.
- Похоже, ты права, - согласился он. - Пойдем посмотрим!
Они осторожно пошли к калитке. Рядом с земляным валом росла высокая трава, которая была также во дворе. Причиной этого оказался маленький ручей, бежавший, журча, через двор и исчезавший под частоколом с задней стороны дома.
Во дворе стояли два строения - небольшой сарай и дом побольше, который явно использовался под жилье. Дверь в него также была открыта. На покрытой торфом крыше торчала печная труба, но дым из нее не шел. Пройдя во двор, Даггер снова крикнул, но и в этот раз не получил ответа.
- Прямо какое-то заколдованное место! - вздохнула Бет. - Мне не нравится его атмосфера!
- Мне тоже! - поддержал ее Даггер. - Хотелось бы знать, куда девались люди, построившие все это. Наверно, их спасли с этого острова. В таком случае и у нас есть шанс! Я хочу сказать, что и в эту дыру иногда заходят суда.
Он ободряюще улыбнулся ей, но она не ответила на его улыбку. Тогда он покрепче сжал мушкет и пошел впереди нее в дом. Он слышал за собой шорох ее шагов по траве. Она шла вплотную за ним, боясь отстать от него, боясь этой странной, жуткой атмосферы в этом месте.
Запах свежей травы перебивался странным, трудно определимым запахом зла, внезапной смерти.
Единственными звуками - помимо их шагов по траве - были журчание ручья и жесткий шум ветра, продирающегося сквозь сухие листья деревьев за частоколом. Даггер остановился перед дверью, поджидая Бет. Ветер уперся в полуоткрытую дверь и стал открывать ее. Она заскрипела несмазанными петлями, заставив вздрогнуть Бет. Она была не из пугливых, но сейчас она вынуждена была признаться себе, что боится, почти до ужаса - и это среди бела дня.
Она попыталась отогнать от себя это чувство, но не смогла.
Даггер взялся за дверную ручку и широко распахнул дверь. Заскрипела половица, когда он перешагнул через порог. Бет вскрикнула, и сам он почувствовал что-то странное в горле. Пол был усыпан листами бумаги, разорванными на мелкие-мелкие кусочки. Среди них лежали черно-коричневые жемчужины, как темные рисовые зерна. Но не это заставило вскрикнуть Бет Асквит.
В комнате лежали останки четырех человек. Побелевшие скелеты. Как и скелет того человека, которого они нашли в деревьях за зарослями папоротника, эти скелеты лежали в странных скрюченных позах. У одного пальцы были соединены как для молитвы, и он лежал, будто упал, стоя на коленях.
Другой лежал, точно свалившись навзничь, в углу, с руками, воздетыми над головой. Третий лежал на остывшей печи, держа в руке шнур от печной заслонки, который он не выпустил и после смерти. Последний из четырех несчастных лежал на полу вблизи двери. Можно было легко представить себе, что он пытался выбраться из дома.
- До чего ужасно! - простонала Бет.
Даггер осмотрелся. Брови его сошлись у переносицы, лоб наморщен.
- Да, и странно, - ответил он. - Все они производят впечатление, что старались освободиться от чего-то перед своей смертью. А умерли почти одновременно…
- Почему ты так думаешь?
- Если бы они умирали один за другим, оставшиеся в живых должны были похоронить мертвых, - пояснил Даггер. - Но здесь лежат все четверо. Интересно… Здесь ничто не указывает на то, что здесь был бой. На полу, конечно, лежит пара сабель, но в стенах нет отметин от пуль или других признаков сраженья. Мебель тоже стоит на своих местах!
Он покачал головой, не в силах понять, что здесь произошло.
- Что нам делать? - прошептала Бет.
- Для начала поищу лопату в сарае, - ответил Даггер. - Надо по-христиански похоронить этих людей.
- Я тоже так думаю. Но не могу оставаться здесь дальше. Я пойду с тобой.
Он кивнул, и они вместе пошли в сарай. Там особо ничего не было, но он все же нашел лопату и несколько старых джутовых мешков. Он бросил мешки на землю возле дома и вышел за изгородь. Неподалеку он нашел место со сравнительно мягкой землей и начал рыть.
Через час он вырыл яму, достаточно большую, чтобы вместить четыре скелета. Он воткнул лопату в землю и распрямил спину. Он чувствовал, что насквозь промок от пота от этой тяжелой работы на солнцепеке. Бет сидела на земле невдалеке, жуя травинку.
- Готово, - сказал он. - Можно нести сюда мертвецов!
Она молча кивнула и поднялась. Они вернулись во двор дома. Даггер взял мешки. Он был серьезен, засовывая кости в отдельные мешки. Затем стал опускать по два мешка в яму. Бет дождалась, пока он принесет последние два мешка.
Они спели старинный псалом у могилы, и Даггер прочитал "Отче наш" - единственную молитву, которую смог вспомнить. При этом он подумал, что забыл про ритуал погребения в море, так как был почти уверен, что эти четверо, лежавшие теперь в земле, были моряками.
После этого он зарыл яму. С помощью пары веток и лиан он соорудил крест, который установил на могиле. Посмотрев вверх, он увидел слезы в глазах Бет.
- Не плачь, - стал успокаивать ее Даггер. - Мы их не знали!
- - Я не поэтому плачу, - ответила она. - Я просто испугалась, что нас постигнет такая же участь на этом ужасном острове, и кто нас тогда предаст земле? Кто споет псалом и прочтет молитву во спасение наших грешных душ?
Он не нашелся с ответом и просто отхаркался.
- Нам придется остаться здесь на ночь, - сказал он через какое-то время. - Уже довольно много времени, и мы не успеем до темноты добраться до берега. Я уберу в доме. Тогда мы сможем в нем переночевать.
На ее лице появилась гримаса отвращения.
- Нам обязательно надо здесь остаться? - спросила она. - Ты уверен, что мы не успеем вернуться в лагуну до темноты?
- Вполне уверен!
В доме он нашел веник и вымел все, чем был усеян пол. Он убрал паутину из углов. Но что удивительно, паутина была без пауков. За изгородью он нарвал травы и положил ее на лавку у стены. Он не нашел никакого постельного белья, поэтому взял саблю и распорол оставшиеся мешки. Они стали отличными одеялами - немного узковатыми, но достаточно длинными.
- Их должно хватить нам с Бет, - подумал он, улыбаясь. - В противном случае придется греться другим способом. Он почувствовал внутри себя тепло, еще не додумав эту мысль до конца.
На одном из шкафов он нашел лампу с остатками масла. Он поставил ее на стол и тут обнаружил обрывок бумаги, который не вымел при уборке. Он хотел было выбросить его в кучу мусора, которую оставил за дверью. Но взглянул на бумагу и наморщил лоб. На ней были написаны какие-то слова дрожащим старческим почерком. Но заставил его остановиться не почерк, а четыре слова, словно ножом полоснувших по его сознанию.
Боже! Это настоящий ад!
Он бросил украдкой взгляд на Бет. Она распределяла траву по лавке и была полностью поглощена этим. Даггер поспешно вышел наружу. Там было еще достаточно светло, и он прочитал бумажку еще раз.
Боже! Это настоящий ад!
Он снова и снова читал эти слова, но не мог понять, что они означают. Там должно было написано больше, но этот обрывок бумаги на этом заканчивался. Он склонился над кучей мусора и стал искать в ней кусочек бумаги, который мог бы объяснить, что имел в виду писавший, но ничего не нашел. Он скомкал бумагу с написанным и засунул ее в карман.
Затем он вернулся в дом со странным чувством в груди.
На печной полке в коробке были несколько серных спичек. Он зажег одну из них. Она плохо пахла, но дым вскоре исчез и появился другой запах, когда загорелся фитиль в масляной лампе. По комнате разлился мягкий желтый свет. Даггер затворил дверь, насколько это было возможно. Она перекосилась, и было невозможно закрыть ее на засов. Между порогом и дверью был просвет шириной в дециметр. Ну, ничего не поделаешь, - подумал он. Им надо переночевать здесь только одну ночь, а пока что придется смириться с тем, что дверь закрыта неплотно.
Бет закончила стелить постель и улыбнулась ему. Храброй улыбкой на бледном лице. Даггер знал, что она испугана, но она была мужественной и старалась не показывать свой страх. Ему и самому было не по себе, когда он вспоминал о кусочке бумаги в кармане. Какой это ад имел в виду писавший? Что-то, что ему пришлось здесь пережить? Ответ никогда не будет получен, - думал Даггер.
- Будем ложиться? - спросил он.
- Да, я устала, - ответила Бет.
- Я только сначала разведу огонь, и будем спать, - сказал он. - Ночью может быть холодно здесь, в горах. Я согрею чайник, чтобы была теплая вода для умыванья рано утром, когда мы пойдем назад на берег.
Огонь разгорелся быстро. Вскоре чайник стоял на плите. Бет разделась и улеглась под одеяло из мешковины. Даггер задул масленую лампу и улегся, тесно прижавшись к ней. Он почувствовал возбуждение и обнаружил, что и Бет разделяет его.
Они любили друг друга. Она была мягка и податлива, но в то же время проявляла необузданность, к которой он не привык.
В комнате было темно, хоть глаз выколи, когда он проснулся от того, что она села подле него на лавке. Он почувствовал ее руки на себе. Они начали трясти его. Ее голос испуганно дрожал, когда она сказала:
- Здесь кто-то есть, Даггер!
Он напряженно прислушался.
С пола доносился топот множества маленьких когтистых лапок.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ


Крысы!
Весь дом кишмя кишел крысами!
Даггер схватил одну из сабель и стал с остервенением бить вокруг себя. Писк и вскрики свидетельствовали, что он попадал. Но зверьки не беспокоились об этом. Все большее и большее их число копошилось на полу. Он пробрался, отбрасывая их ногами, к столу и взял спичку из коробки. Он чувствовал их зубы на своих ногах. Даггер яростно работал ногами, пока не расчистил небольшое пространство, на котором мог стоять. Но зверьки все время атаковали его, и он взобрался на стол.
Там он зажег спичку, а затем лампу. Увиденное им наполнило его животным страхом. Через щель под дверью в комнату все время влезали все новые и новые крысы. Длинные тощие чудовища в пушистых шкурках, со светящимися красными глазами. Под острыми носами блестели желтые зубы. Мелкие, конечно, но многочисленные и острые.
Теперь он понял, что означают слова на кусочке бумаги.
Боже! Это настоящий ад!
На людей, которых они похоронили, на человека с мушкетом у зарослей папоротника - на всех их напали голодные крысы. Убили их и обглодали до костей.
Бет вскочила на ноги на лавке. Она прижалась спиной к стене и широко открытыми глазами смотрела на вторжение крыс.
Рот ее был широко открыт, но ей не удавалось издать крик, который, казалось, застрял в горле. Она была самим воплощением ужаса. Крысы все еще метались по полу, но некоторые из них вставали на задние лапки у лавки и нюхали воздух. Они чувствовали сладкий запах человечины. Вибрировали их длинные светлые усы, и блестели зубы в свете масляной лампы.
Это были корабельные крысы. В этом Даггер был полностью уверен. Это были крысы с какого-то потерпевшего крушение корабля, которые добрались до берега и неимоверно размножились. Это и было разъяснением того, что на острове не было ни одного живого существа. Такое количество крыс представляло собой вызывающую ужас сверхсилу. Они охотились стаей, гнали жертву до тех пор, пока она не была полностью измотана, и начисто обгладывали труп. Крысы были способны влезать на деревья. Там они ели птичьи яйца. Если они находились здесь в течение нескольких месяцев - возможно, немного более полугода, - они успели очистить от яиц все гнезда. При этом они распугали всех взрослых птиц. Это было верным разъяснением. Все части головоломки сошлись.
Крысы, наверно, были с того же корабля, с которого были те пятеро несчастных, кости которых они нашли. С корабля, севшего на мель. Когда пятеро спасшихся подумали, что спаслись, они спаслись вместе со своей смертью.
Паре крыс удалось взобраться на лавку, и пробка в горле Бет Асквит исчезла. В слабо освещенной комнате раздался дикий крик. Даггер спрыгнул со стола. Он почувствовал, что его ноги давят волосатые тельца, но быстро взобрался на лавку с саблей наготове. Он зарубил крысу, которая уже добралась до голой ноги Бет. Затем стал бить по другим крысам. Они со смертными криками носились по комнате. Убитая крыса на полу была немедленно атакована ее сбесившимися от голода сородичами. Даггер сбросил зарубленную крысу с лавки и услышал радостный вой крыс, набросившихся на нее, как только она очутилась на полу.
Однако зверьки не довольствовались своими погибшими собратьями. Они прыгали на полу, пытаясь взобраться на лавку, и число их все росло. Даггер яростно махал саблей, и ему удавалось отгонять их от себя и Бет.
Но он не знал, насколько его хватит. Зверьки точно сошли с ума, настойчиво нападая на них.
Еще накануне Даггер повесил на гвоздь на стене еще одну саблю. Балансируя на краю лавки, он вынул ее из ножен. Теперь у него было еще одно холодное оружие. Он протянул саблю Бет.
- Возьми! - сказал он. - Бей их, сколько сможешь!
- Нам никогда не удастся их победить, - простонала она. - Их так много… И все время прибывают новые!
- Мы должны победить! - ответил Даггер. - Не знаю как, но должны. Надо не пускать их на лавку, пока я не придумаю что-нибудь…
Он усиленно думал, но не мог придумать, каким образом можно уничтожить их всех. А это была единственная возможность им спастись. Если останется хоть один голодный зверек, они по-прежнему будут в опасности.
Ему удалось убить еще с десяток крыс, нанося быстрые удары, а Бет смогла уничтожить сразу троих одним мощным выпадом. Пол представлял собой кипящий котел с кашей, когда крысы бросались на своих мертвых или раненых сородичей, разрывая их на куски.
Кипящий котел!
- Может, это и есть решение, - подумал Даггер. Вода на плите кипела, выпуская пар, так как под чайником все еще был огонь. Если обдать их кипятком… Он обернулся к Бет, стоявшей с поднятой саблей, готовой бить и колоть, как только крысы появятся на лавке. Она знала, что они возобновят свои атаки, как только доедят своих мертвых собратьев.
- Попытаюсь добраться до плиты! - сказал Даггер. - Если ошпарить их кипятком, остальные должны поутихнуть. Это должно их приструнить. Если нам удастся продержаться до рассвета, есть шанс, что они уйдут.
Бет непонимающе посмотрела на него.
- Почему это? - спросила она.
- Они пришли сюда, когда наступила ночь, - ответил Даггер. - Я слыхал, что корабельные крысы наиболее активны в ночное время. Вчера мы не видели их днем. Это означает, что они где-то прячутся, пока светло. Если мы продержимся до тех пор, когда станет светло, у нас будет шанс спастись.
- Корабельные крысы? - прошептала она.
- Думаю, они самые, - ответил он. - Суда, которые ходят в крупные порты, имеют на борту другого рода крыс. Сточных крыс, которые живут под настилом причалов и забираются на борт по швартовым тросам и трапам. Они отвратительные, склизкие и злобные - точно как эти монстры…
Он прервал свою речь, взмахнув своим оружием. Еще три крысы, попытавшиеся взобраться на лавку, сложили свои головы и покинули этот мир.
- Ох! - вскрикнула Бет, когда на нее попала кровь.
- Как видишь, у них светящиеся красные глаза, - продолжал Даггер. - Это признак того, что они сточные крысы или их разновидность. Нам надо быть осторожными, чтобы они нас не укусили. Были случаи, когда люди, которых укусила сточная крыса, сходили с ума и умирали в ужасных муках!
- Боже праведный!
Даггер понимал, что не стоит вдаваться в подробности. Но они были в большой опасности, и Бет должна была знать, какие у них шансы.
- Когда они голодны, они едят падаль и людей, - продолжал он. - Эти крысы съели людей, которых мы здесь нашли, и человека в засаде. Нам надо позаботиться о том, чтобы не разделить их ужасную участь.
Он сделал гримасу, вспомнив, как он впервые встретился со сточными крысами. Это было довольно давно, на судне, на котором его везли из Англии в колонию. Они остановились в порту, чтобы пополнить запасы пресной воды, и он помогал с бочками. Он тогда свалился с палубы и упал на опорную балку над поверхностью воды. Он вывихнул ногу и не мог подняться. Пока люди на борту искали лестницу, чтобы спуститься к нему и поднять его, он неподвижно лежал на балке, слушая тонкие свистящие звуки и плеск воды, когда зверьки падали в дурно пахнувшую воду. Он слышал также приглушенные чавкающие звуки, когда они дрались за пищу, плавающую на воде.
С тех пор он старался избегать этих крыс. Поначалу они снились ему в кошмарных снах, но со временем перестали.
До этого момента. Страх тяжелым комом сидел в животе. Если ему удастся выбраться отсюда… Если им удастся,.. сколько будут ему сниться кошмары?
- Я боюсь, Даггер! Страшно боюсь!
Ее голос дрожал, в глазах был страх. Он посмотрел на нее, стараясь ее успокоить, но, по-видимому, тщетно.
- Я тоже боюсь, - сказал он. - Но мы не должны поддаваться страху. В противном случае мы погибли. Мы должны бороться - с крысами и страхом. В этом наш шанс уцелеть!
- Да!
Ответ был коротким, на выдохе.
- Мне надо к плите, сказал он. - Держи оборону лавки и молись за удачу.
Она молча кивнула.
Даггер напрягся перед прыжком. На этот раз он не попал на крысу. Нога очутилась на полу. Он поскользнулся и почувствовал занозу в ноге. Она жгла огнем, но он не обращал внимания на боль. Он сделал рывок и очутился на столе, прежде чем какая-нибудь крыса успела вонзить в него зубы. Стол пошатнулся, в одной из его ножек что-то опасно щелкнуло, но она выдержала.
Бет кричала и ожесточенно рубила кругом, стоя на лавке. Он ободряюще крикнул ей, но не был уверен, что она его услышала. Мгновение спустя он убедился, что она справляется с тем, что делает. Сам он не был уверен в том, как ему добираться до плиты, чтобы взять чайник с кипятком.
Пол был заполнен противными дерущимися волосатыми крысами с красными глазами и желтыми зубами. Зубами, ждущими момента, когда они вгрызутся в человечью плоть, будут рвать ее и жевать, заполняя пустые голодные желудки, наполненные желчью.
Он задержал дыхание, стараясь подготовиться. Это было трудно. Чтобы добраться до плиты, ему надо на несколько долгих секунд быть на полу, подставив себя под зубы с трупным ядом. Достаточно было одного укуса, маленькой ранки, чтобы он сошел с ума и умер, не получив помощи. А на помощь он не мог рассчитывать на этом необитаемом острове.
Необитаемом - если не принимать в расчет этих кровожадных голодных крыс!
И он спрыгнул на пол и взял чайник. Ручка его была горячей, и он обжег пальцы. Но это его не беспокоило. Едва он снял чайник с плиты, как вокруг его ног была целая стая крыс. Он крутанулся на месте, окатывая крыс кипятком. Они взвыли, завизжали и отскочили в сторону. Затем он плеснул кипятком на крыс, которые атаковали лавку. Они дико запищали, когда кипяток ошпарил их тощие жилистые тела. Они высоко подпрыгивали в воздух, чтобы освободиться от жгучей боли, но это не помогало.
Даггер вылил на крыс остатки кипятка и швырнул чайник в дверь. Она приоткрылась, и в комнату ворвался прохладный воздух. От сквозняка задрожал свет в лампе. Ошпаренные и полуобваренные зверьки почувствовали свежий воздух и бросились в дверь, чтобы остудить свои горящие тела.
В комнате остались лишь несколько крыс, которых Даггер убил ручкой метлы. Затем вымел их из дома. На дворе танцевало несколько ошпаренных крыс.
- Нам надо удирать отсюда! - сказал Даггер. - Оденься, Бет. Не стоит оставаться на этом острове. Как только крысы оправятся от этого горячего шока, они снова нападут.
- Оставить остров? - удивленно спросила она. - Но куда нам скрыться с него?
- Есть ведь еще один остров, недалеко от этого. Надо попытаться перебраться на него. Надеюсь, его крысы не захватили, но если они и там, я не знаю, куда нам податься.
Он надел оставшуюся одежду. Бет тоже оделась. Они отправились в путь, каждый с саблей в руке и частью того, что они нашли в доме. На востоке забрезжил наконец серый рассвет.
Они ушли не так далеко, когда стало достаточно светло, чтобы они могли видеть на десять метров вперед. Даггер направился к нечто подобному тропинке. Она вела от дома на противоположный берег острова.
- Люди пришли, должно быть, оттуда, - сказал он Бет. - И у меня такое чувство, что они жертвы кораблекрушения, как мы сами. Так что вблизи острова должно быть какое-нибудь плавсредство. Судя по крысам, целый корабль. Ведь крысы должны были откуда-то взяться…
Их ласково грело утреннее солнце, когда они пришли на песчаный берег с другой стороны острова. Даггер остановился на опушке леса. Затем показал на рифы.
- Посмотри! - воскликнул он. - Моя догадка верна!
На скалах остался висеть остов судна, в ближайшем рассмотрении разбившегося о скалы. От него осталась лишь более-менее целая носовая часть. Фок-мачта была сломана и лежала на планшире левого борта. Канаты запутались в скалах. Явно поэтому судно все еще висело на рифах. На берег была вытянута судовая шлюпка. Они бросились к ней с дикой надеждой, вспыхнувшей в груди.
Но надежда быстро погасла.
В корпусе лодки была большая дыра со стороны, обращенной к морю. Казалось, кто-то прорубил ее топором.
- Думаю, теперь я понимаю! - пробормотал Даггер.
- Что ты понял?
Он смотрел сквозь нее, обдумывая ответ.
- Они были бунтовщиками, - сказал он затем. - Их высадили на берег, вместо того чтобы повесить на ноке рея. Такое случается. Мне приходилось слышать о капитанах, оставляющих лодку с прорубленным бортом, чтобы бунтовщики могли со временем отремонтировать ее и вернуться в цивилизацию.
- Как ты думаешь, они были с этого корабля?
Даггер не знал, что на это ответить.
- Они здесь уже давно. Полгода или даже больше, - ответил он ей. - Я думаю, что этот корабль потерпел крушение в более поздний шторм. Вероятно, после того, как его оставил экипаж. В противном случае на острове было бы больше людей. Но я думаю, что крысы с этого корабля. Можно также предположить, что корабль был уже здесь, когда этих моряков высадили на берег.
- Какое ужасное наказание.
Даггер пожал плечами, не отвечая. Он полагал, что на самом деле наказание было мягким. Вместо того, чтобы быть повешенными, эти люди получили свободу. Конечно, ограниченную свободу, но все же свободу и жизнь. Что жизнь у них отнимут крысы - это едва ли предполагали их командиры, да и сами бунтовщики.
- Пойдем в ту сторону, - сказал Даггер.
Они пошли по берегу, пока не пришли на место, с которого был виден второй остров. Он был на том берегу пролива шириной в пару километров. Насколько было видно, растительность на нем была гуще, нежели на малом острове. Так что и воды там должно быть больше, чем здесь. Он смотрел, и на его губах расплылась широкая улыбка. Он обнял Бет за плечи и показал рукой.
- Видишь? - спросил он. - Птичий базар! Над деревьями на той стороне пролива. Это значит, что крысы есть только здесь. Если мы переберемся туда, мы во всяком случае будем спасены от этой нечисти.
- Но как мы туда попадем? - спросила она. - Я не смогу проплыть такое расстояние.
- Мы вернемся к разбитой шлюпке, - сказал Даггер. - Я попытаюсь попасть на корабль и поискать там что-нибудь, что поможет построить плот.
- А на корабле крыс нет? - испуганно спросила Бет.
- Скорее всего нет, - ответил Даггер. - Я думаю, все крысы ушли на берег. Когда корабль сел на рифы, на нем конечно же были крысы, но нет других животных, которые бы так беспокоились о своей жизни, как корабельные крысы. На обломках потерпевшего крушение корабля не так-то много пищи, так что все они переплыли на берег.
- А крысы умеют плавать?
- Да.
- Но… тогда они могут перебраться и на тот остров!
Он кивнул.
- Я думал об этом. Надо уничтожить всех крыс здесь, чтобы можно было спокойно жить на другом острове, пока нас не обнаружат и не возьмут на корабль. Но у меня есть идея, как это сделать.
- Как?
- Этого я тебе не скажу, - ответил Даггер, криво улыбаясь. - Ну, пора поискать что-нибудь, с помощью чего мы можем построить плот.
Он разделся, оставив одежду на берегу, и бросился в теплую воду. Он поплыл, делая длинные размашистые гребки, и вскоре был уже на рифах. Море было достаточно спокойным, чтобы он мог чувствовать себя там в безопасности. Приблизившись к судну, он увидел, что оно разломилось надвое. Кормовая его часть сорвалась со скал и, очевидно, затонула по ту сторону барьера. Осталась только носовая часть. Он пролез внутрь судна, но нашел там мало чего. Очевидно, бунтовщики - он так их теперь называл - очистили судно от всего съестного.
Однако он нашел немного гвоздей, молоток, моток веревки и несколько одеял. Все это он вынес наружу и вернулся затем, чтобы продолжить поиски. На кораблях такого размера плотник обычно имел свою мастерскую на баке, и он стал искать ее. Наконец он нашел помещение, заваленное массой обломков. Он разгреб их и вошел вовнутрь. Грудь его наполнилась чувством счастья.
Здесь были пилы, топоры, стамески и прочий инструмент, необходимый плотнику в его работе. Даггер вынес все это, а затем взял топор. Час спустя он собрал достаточно материалов для сооружения плота, который должен был перевести его и Бет на другой остров. Он все связал вместе, сверху положил инструмент и отбуксировал плот к берегу.
- Теперь надо поторапливаться, - сказал он Бет. - Мы должны быть готовы к отплытию до темноты. Я не желаю оставаться еще одну ночь на этом ужасающем острове, если в моих силах избежать этого.
- Я тоже! - решительно согласилась с ним Бет Асквит.
Они усердно работали вместе целый день, почти не отдыхая. Это был тяжелый труд, в особенности потому, что на этой стороне острова не было питьевой воды. Но никто из них не хотел вернуться в дом, в котором они пережили такую страшную ночь. Они подбадривали друг друга, продолжая работать на этом солнцепеке.
К заходу солнца у них был плот, способный выдержать их двоих. Его части были соединены вместе с помощью веревок и гвоздей. Даггер погрузил на него инструмент и прочие вещи, которые он нашел на обломке судна. Затем он взял топор и пошел к шлюпке на берегу. С нее ему удалось снять довольно много нужных ему досок. Их он тоже погрузил на плот. Потом он взял весла. С помощью уключины на задней стороне плота он смог юлить, продвигая плот вдоль берега.
Поначалу было тяжело, но дело пошло легче, когда он понял, как ведет себя плот на воде. Когда они проплывали мимо последнего мыска и были готовы выйти в пролив, Бет закричала, показывая на что-то рукой. Он проследил за ней взглядом.
В бухточке он увидел множество крыс. Некоторые из них плескались у кромки воды, другие играли на берегу.
- Подумать только, если им удастся перебраться через пролив! - простонала Бет. - Тогда мы пропали! Тогда нам некуда будет больше податься.
- Твоя правда, - горько кивнул он. - Я займусь крысами, как только мы обоснуемся на том острове.
Несколькими мощными ударами весла он направил плот через пролив, а затем изо всех сил стал юлить.
Уже стемнело, когда они достигли берега другого острова. Совместными усилиями они втащили плот на берег как можно дальше от воды. На этот раз Даггер быстро построил шалаш на ночь. Хотя оба были голодны, возможности раздобыть пищу у них не было. Пришлось довольствоваться парой старых сухих галет. В животах урчало, когда они укладывались на постель из листьев, постеленную Бет на песке.
- Этой ночью крыс не будет? - с беспокойством спросила она.
Даггер накрыл ее руку своей рукой, успокаивая ее.
- Никакой опасности нет, - ответил он. - Но существует риск, что они попытаются перебраться сюда. На их острове не осталось пищи. Я слышал рассказы о других животных, напоминающих крыс. Они называются лемминги. Они совершают длинные переходы в поисках пищи. Их не может ничего остановить - ни вода, ни огонь. Они продолжают свой путь несмотря ни на что. Но, как я говорил, у меня есть одна идея, как покончить с крысами. Хотя требуется проделать кое-какую работу - возможно, опасную работу, и я должен вернуться для этого на тот остров,.
- Ты не расскажешь, что ты задумал? Может быть, я смогу тебе как-то помочь.
Он покачал головой, хотя понимал, что в темноте она этого не увидит.
- Моя идея очень жестока, - сказал он. - Я не хочу, чтобы тебе снились кошмары.
Минуту спустя она уже спала. А он лежал и прислушивался к ее ровному дыханию, изредка прерываемому вздохами. Она ворочалась во сне. Изредка постанывала. Он все понимал. Пережитое прошлой ночью оставило свои следы.
Сам он лежал, уставясь в потолок из листьев. Его план уничтожения крыс был жесток. Он как-то услышал, что в Китае удалось победить крысиную чуму именно таким способом. И он должен начать реализацию этого плана как можно скорее - как только они обоснуются здесь.
Здесь?
Он подумал, что надо как-то назвать этот остров. Сам факт того, что им удалось попасть сюда, давал ему новую надежду. Остров надежды - так стоило его назвать. Он улыбнулся. Особенно если дать ему название по-испански.
Isla Esperanza!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ


На следующий день они совершили ознакомительный обход острова Эсперанца. Бет сразу признала это название. На холме совсем рядом с бухтой, вблизи места, куда они пристали на плоту, бил родник, и они решили там остановиться. От этого места было не очень недалеко также до горы, возвышавшейся над пологим островом. Если какое-нибудь судно подойдет достаточно близко, чтобы они его увидели, у них будет время взобраться на гору. Там Даггер планировал навалить большую кучу сухого хвороста, который можно поджечь, используя в качестве сигнала в случае появления корабля на горизонте. Такой сигнал нельзя будет не увидеть с моря.
На острове было много хорошего деревянного строительного материала, и еще через два дня Даггер построил приличное жилье для них. Оно было довольно просторное, и очень пригодились одеяла, которые он нашел на обломке корабля. Бет сшила вместе два одеяла и набила их сухой травой. Получился отличный матрац для широких нар, которые Даггер соорудил в доме.
На пятый день он решил что-нибудь сделать с крысами. Он взял топор и пилу и отнес их на плот. Он взял с собой также добрый моток веревки, к которой привязал камень, могущий служить якорем. Он пригнал плот ко второму острову - он назвал его Крысиным - и вышел на берег на ближайшем мысе. Он не видел никаких грызунов в бухте, но знал, что они там есть, что они недалеко. Теперь он должен быть очень осторожным. Выгрузив инструмент на берег, он отогнал плот на десяток метров и там бросил свой якорь. Он закрепил затем трос на плоту и констатировал, что этот тяжелый камень удерживает плот.
До наступления темноты он приволок на конец мыса хороший запас стволов небольших деревьев. Он спал ночью на плоту и ел холодную жареную рыбу, которую захватил с собой в качестве пропитания. Рыба была еще вкуснее благодаря тому, что он ел ее, макая в воду.
На другой день он продолжил работать. Он следил все время за тем, чтобы не удаляться далеко от воды. Если крысы станут атаковать, ему надо будет использовать плот в качестве хоть какой-то защиты. Но он не видел крупных крысиных стай, только отдельные экземпляры там сям. Они с любопытством смотрели на него своими красными глазами, но поскольку их было мало, они на него не нападали.
На оконечности мыса Даггер построил клетку. Довольно большую клетку из стволов деревьев, которые он срубил в лесу. Он немного зарыл ее в землю, чтобы она прочно стояла. Он не был полностью уверен, что ему удастся сделать все как следует. Лучше всего было бы работать с металлом. Крысы могут прогрызть себе проход в деревянной конструкции, но он считал, что стоит попробовать.
Два дня спустя он полностью закончил работу и остался доволен сделанным. Клетка - или загон, как ее следовало бы называть, - была высотой более двух метров и диаметром в восемь длинных шагов.
Теперь оставалось самое трудное - наловить крыс!
С топором в руке он посетил ближайшие от мыса заросли. Он вернулся к плоту с большой охапкой ивовых прутьев. Целый день он просидел на плоту, изготовляя ловушки в форме небольшой клетки, в которую через входное отверстие могла залезть крыса, но выбраться оттуда уже не могла. Ловушка, таким образом, была похожа на рыбацкий вентерь. На это ушло много времени, но когда он изготовил двадцать таких ловушек, он принялся удить рыбу. В проливе было полно рыбы, и вскоре он поймал двадцать рыбин - по одной на ловушку. Он поместил рыбу в ловушки и понес их на берег, чтобы установить там.
Два раза в день на берег выходила Бет, и они махали друг дружке. Они пытались также кричать, но расстояние не позволяло расслышать слова.
На следующий день он проверил ловушки и нашел в каждой по крысе. В паре ловушек было по три крысы, соблазнившихся рыбой. Он переместил пойманных крыс в большую клетку на мысе, снова поймал рыбу и зарядил ею ловушки.
У него ушло три дня, пока он не собрал столько крыс, сколько, по его подсчетам, было достаточно. В клетке у него оказалось более двухсот крыс. Они бросались друг на друга в дикой попытке выбраться на свободу, но это им не удавалось. Даггер был доволен.
Первый этап операции по уничтожению крыс был завершен.
Теперь он мог возвращаться на остров Эсперанца. К Бет.
Он отметил, что скучает по ней.
У него ушло полтора часа на греблю через пролив. Против него были течения, да и ветер был противным. Он был совершенно измотан, когда наконец переплыл пролив и втащил плот на берег. Он убедился в том, что плот был далеко от воды и не мог быть смыт в море.
Бет увидела, что он возвращается, и встретила его на полпути к опушке леса.
- Что ты там задумал? - спросила она. - Я видела, как ты что-то строишь на мысу на Крысином острове. Но что ты на самом деле делал там?
Он улыбнулся.
- Если это сработает, я, пожалуй, расскажу тебе! Если же не сработает, никому из нас не будет в радость знать это. А ты чем занималась все эти дни, что меня не было?
Теперь настала ее очередь улыбаться.
- Ты не узнаешь наш дом, - ответила она. - Я надрала лыка, из которого сплела коврики. Я развесила их по стенам и положила на пол. Получилось красиво.
- Ты это все умеешь? - спросил он, по-настоящему удивившись. - Плести коврики - занятие для прислуги.
- Совершенно верно, - ответила она. - Когда я была маленькая, я постоянно крутилась среди прислуги. Мной занимались повариха и домоправительница, словно я была их собственным ребенком. Они научили меня всякой всячине. Пойдем в дом, и я тебе покажу.
Она действительно сотворила чудеса с хижиной, построенной Даггером. Плетеные коврики на стенах и полу создавали уют, но поразился он не этому. В одном из углов она соорудила с помощью глины и камней очаг - или, скорее, печурку, - а в потолке сделала дыру, чтобы через нее выходил дым. В доме вкусно пахло недавно поджаренной рыбой. Он широко улыбнулся. Она действительно была очень практична.
На меньших камнях в углу очага она положила плоский камень, нагревавшийся на огне, так что на нем можно было жарить рыбу.
- Ты умница, - сказал он. - Если нам придется здесь задержаться, мы вскоре будем жить в роскошных условиях.
- Я придумала кое-что еще, - улыбнулась она. - Здесь есть хорошая глина, и я пытаюсь делать глиняную посуду. Мы не можем все время есть жареную рыбу - мы должны есть также вареную пищу. Я сделала несколько вылазок, пока тебя не было. Здесь есть множество разных съедобных корешков и фруктов, которыми мы можем разнообразить наш стол. Кстати… что это такое?
Она взяла какие-то корешки и показала их Даггеру.
- Я думаю, это маниок, - ответил он. - Его можно есть, если сварить, он не плох на вкус.
- Хорошо.
Они вместе поели, пользуясь широкими листьями вместо тарелки. Когда стемнело, они легли спать. Оказалось, что не только Даггер горел желанием. Ее готовность и горячность указывали на то, что и она с нетерпением ждала его возвращения с Крысиного острова.
На следующий день она показала Даггеру, где она нашла маниок. Он рос на склоне горы недалеко от хижины. Даггер попытался вспомнить, как его выращивают на материке, чтобы они могли попробовать вырастить его и здесь. Однако он не вспомнил, что немного раздосадовало его. Он надеялся, что память рано или поздно вернется, так как было жизненно необходимо, чтобы они могли использовать природные ресурсы для своего пропитания. Никто не знал, сколько им еще придется здесь пробыть.
Они встретились на горе и вместе привели в порядок дрова для костра, который они зажгут, когда увидят парус. У них был хороший обзор моря отсюда, но в тот день со всех сторон был только синий горизонт. Теперь Даггер мог понять, насколько мал Крысиный остров по сравнению с тем, на котором они были сейчас.
Они работали еще два дня над тем, чтобы навести уют в доме. Когда усиливался ветер, оказалось, что в доме сквозняки. Даггер устранил и эту проблему. Он снял верхний слой торфа где-то посредине острова и уложил на крыше, обновив и уплотнив ее.
Утром третьего дня он встал с постели и потянулся. Он бросил на Бет ласковый взгляд и стал одеваться.
- Пора снова съездить на Крысиный остров, - сказал он. - Надо посмотреть, как работает мое сооружение. Я очень надеюсь, что эти звери не смогли прогрызть себе выход, в противном случае вся моя работа была насмарку.
- Хотела бы я знать, о чем ты вообще говоришь, - сонно пробормотала она, вставая. - Я составлю тебе компанию до берега. Ты вернешься сегодня вечером?
- Я скоро вернусь, - пообещал он. - Только проверю клетку.
- Клетку? - удивленно переспросила она. - Ты запер крыс в клетке?
- Да, - кивнул он. - Запер. А теперь я проверю, можно ли полагаться на старый китайский способ.
- Можно мне с тобой?
- Нет, - сказал он, покачав головой. - Если что-то пошло не так, тебе лучше оставаться здесь.
- Там что, опасно?
- Он засмеялся.
- Вовсе нет. Просто я ленив. И так тяжело юлить на этом чертовом плоту, даже с одним человеком. С двумя - вдвое тяжелее.
Она решила удовольствоваться этим ответом, хотя была уверена, что он сказал не всю правду. Они спустились на берег, и она остановилась у маленького шалаша, в котором они провели первую ночь на Исла Эсперанца. Он столкнул плот на воду и вставил весло в уключину на корме.
- Удачи! - крикнула Бет.
- Спасибо, - ответил он и добавил, понизив голос: "Она может понадобиться!".
Течение и ветер помогли ему, и через час он мог уже бросить якорь у своего мыска. Он взял в руку саблю и пошел вброд к берегу. Из клетки доносились звуки борьбы и драки между крысами. Он поднял брови.
- Уже? - удивленно пробормотал он, подходя поближе, чтобы посмотреть через засов клетки.
Его ожидало ужасное зрелище.
По меньшей мере пятьдесят крыс из числа тех двухсот, что он запустил в клетку, были убиты. Шел бой всех против всех, и пока он стоял там, наблюдая, минимум пять крыс были забиты своими же сородичами. Он вернулся на берег.
- Сработало! - пробормотал он самому себе. - Я не мог поверить, пока… это не сработало!
Давным-давно он услышал историю про китайского мандарина, на остров которого возле китайского материка совершили нашествие крысы. Один знаток крыс дал ему тогда совет запереть двести крыс в железной клетке. Там крысы должны были провести несколько суток без пищи и воды. Оказалось, что не прошло и нескольких часов, как они начали охотиться друг за другом, проявляя признаки дурного характера.
Сутки спустя все крысы были в открытой вражде. Они сражались не на жизнь, а на смерть. Спустя еще пару суток осталась только одна крыса - все остальные были забиты насмерть.
Эта единственная оставшаяся в живых крыса, казалось, сошла с ума от пережитого в клетке. Когда, наконец, ее выпустили на свободу, она стала нападать на всех крыс, которых она встречала, и убивала их. Поскольку она сражалась с другими крысами в клетке и осталась последней в живых, она была самой сильной и хитрой из всех зверьков.
Опасный убийца крыс.
Этой сумасшедшей крысе потребовалось чуть больше недели для того, чтобы умертвить всех остальных грызунов на острове мандарина. После чего она больше не выдержала. Она умерла - безумная и вымотанная из сил.
Крысиная чума закончилась.
Даггер надеялся, что и здесь будет то же самое. Если так, то ему и Бет не надо будет больше бояться, что изголодавшиеся твари попытаются переплыть на их остров и продолжать здесь размножаться, пока их не станет столько, что они смогут съесть всех зверей и птиц на этом острове. А в конце концов и Бет Асквит с Даггером Мартином.
Он понимал, что этот способ был чрезвычайно жестоким, но он был единственным, который он смог придумать.
Иногда надо разжечь огонь, чтобы победить пожар.
И призвать на помощь крыс, чтобы уничтожить крыс!
Он вернется сюда через пару дней, чтобы выпустить на волю последнюю крысу.
Крысу-убийцу!
Он вернулся на плот и переправился на остров Эсперанца. На все ушло не более трех часов, так что Бет не ждала его на берегу, когда он вернулся. Он пришел к хижине и нашел ее стирающей белье на дворе. Она была раздета до нитки.
- Как хорошо, что ты вернулся! - крикнула она, увидев его. - Я не ждала тебя так рано, но рада, что ты снова дома. Скидывай одежду, чтобы я ее постирала, коли уж я занялась стиркой.
Через минуту они сидели рядышком на постели. Даггер собрал вместе мушкеты, которые он нашел в доме на Крысином острове. Он выбрал один и как следует прочистил его. Потом перенес на него механизм от другого мушкета и был очень доволен, что курок работает. Он порылся в вещах, которые они захватили с собой.
- Я точно помню, что взял с собой мешочек пороха и немного пуль, - пробормотал он. - Ага, вот они! Теперь надо только проверить, можно ли стрелять из этого мушкета. Если можно, то конец рыбной диете у нас, Бет. Я видел некоторое время назад в лесу следы, похожие на оленьи, и должен признаться, что я мечтаю о мясе!
- Я тоже, - кивнула Бет. - И теперь у меня есть возможность приготовить хорошее жареное мясо. Взгляни сюда!
Она пошла и принесла пакет из нескольких больших листьев, развернула его и показала Даггеру белый порошок. Он обмакнул палец в порошок и засунул его в рот.
- Соль! - с удивлением воскликнул он.
- Ну да, - засмеялась женщина. - Возвращаясь вчера с берега, я увидела что-то белое. Из песка образовался бортик, не дающий воде идти дальше. На берегу была впадина, в которой раньше явно была вода. На солнце она высохла, и осталась только соль. Я сняла только верхний слой, чтобы не зачерпнуть песок. Там еще много осталось. На этом острове, думаю, есть много пряных растений. Но…
- Да?
- Нам нужен стол и что-нибудь вроде стульев.
Он рассмеялся.
- Я смастерю завтра, - пообещал он. - А сейчас пойду с ружьем в лес и попробую добыть жаркое.
- В такой-то одежде? - улыбнулась Бет.
Даггер только теперь вспомнил, что на нем нет ни нитки. Он немного подумал и решил, что ему решительно все равно, в брюках он или без них. Здесь нет никаких других людей, которые могли бы подумать, что неприлично ходить голым.
- Почему бы и нет? - улыбнулся он в ответ.
- Надеюсь, ты что-нибудь подстрелишь, - серьезно сказала Бет. - Мы не можем жить на одной лишь рыбе, маниоке и любви.
- Нет, организму нужно мясо, - ответил Даггер. - И я не планирую вернуться с пустыми руками.
Он засунул свинцовые пули в мешочек с порохом, который держал в руке. Выходя из хижины, он вспомнил, что забыл.
- Мне нужна какая-нибудь тряпка, - сказал он. - Ну, я могу оторвать от своей рубашки.
- Зачем тебе тряпка?
- Завернуть в нее пулю. Иначе плохо стрелять из такого мушкетного старья.
- Оторви от моей ночной рубашки, - предложила она. - Она достаточно длинная, и я обойдусь без этого куска.
Он опробовал мушкет на дворе - насыпав немного пороха, но без пули. Выстрел был не особо громким, так как не было пули, затыкавшей ствол. А вот отдача была значительно сильнее, чем обычно. Он тщательно перезарядил мушкет, на этот раз вставив пулю и утопив ее шомполом, сколько мог. Закончив, он поспешил к месту, где видел следы оленя. Он надеялся, что слабый пробный выстрел не отпугнул его возможную добычу.
Следы вели его через густые заросли кустарника, острые шипы которого царапали его незащищенное тело. Но когда он вскоре нашел свежий помет на земле, он позабыл про боль. Верх взял охотничий инстинкт.
Через некоторое время он увидел это грациозное животное на опушке леса. Он подполз поближе, убедившись сначала, что ветер дует от оленя, так что тот не мог его учуять. Это был молодой самец с короткими рогами.
Внезапно олень поднял голову и посмотрел в его сторону. Даггер неподвижно лежал за кустом. Несмотря на то, что он был полностью уверен, что он не был виден с полянки, у него было такое чувство, что олень смотрел сквозь заросли и заметил его. Ему пришлось подавить внезапно возникшее желание приставить к плечу приклад ружья и торопливо выстрелить. Вместо этого все его движения были замедленными и продуманными.
От него до оленя было метров пятьдесят - большое расстояние, если учесть, что у него было ружье, в котором он не разбирался. Даггер плотно прижал приклад к голому плечу и обхватил указательным пальцем спусковой крючок.
Олень продолжал стоять в том же положении - словно готовый в любой момент сделать бросок и исчезнуть. Под золотистой кожей ходили мускулы. Даггер прищурил один глаз, хорошенько прицелился и нажал на крючок.
Гром от выстрела, казалось, заполнил весь мир. Он ударил в барабанные перепонки, а ноздри наполнились вонючим пороховым дымом. Олень подпрыгнул вертикально вверх, затем опустился на негнущиеся ноги и сделал несколько быстрых шагов в сторону леса. Но шел он не долго. Через четыре-пять метров его передние ноги подкосились, и он упал. После несколько спорадических подрагиваний он неподвижно лежал на земле, а трава под ним окрасилась красным.
Даггер чувствовал слабость в коленях в течение нескольких минут, пока стоял и смотрел на прекрасное мертвое животное. Теперь у них на долгое время было мясо. Если он соорудит сушилку, они смогут вялить мясо на солнце. С большим трудом он взвалил тушу оленя на плечи, взял ружье и пошел назад к дому. С каждым его шагом на его грудь проливалась струйка теплой крови из раны животного.
Бет услышала выстрел и поспешила ему на встречу, довольно далеко отойдя от дома.
- Какой большой! - воскликнула она. - Как ты его донес?
- Да уж, - кивнул он. - Но ты можешь взять мушкет, если хочешь мне помочь.
Она взяла оружие. Через минуту они пришли, и он свалил тушу на землю перед домом. Потом взял нож и стал свежевать оленя. Он не привык к такой работе, поэтому у него ушло гораздо больше времени, чем он думал. Наконец, он закончил. Когда Бет выбрала кусок для жарки, он подвесил тушу под крышей снаружи дома. Там она могла провисеть до завтра.
После этого он начал столярничать. Прежде всего надо было смастерить стол и пару табуреток, а затем сушилку. Он был очень доволен собой, смывая с себя кровь. Он вошел в дом, где от очага уже шел восхитительный запах жареного мяса.
В тот вечер у них был настоящий пир. Поев, Даггер вышел из дома и надел одежду, которая уже успела высохнуть. Солнце еще не село, и он взял топор и пошел в лес. Раздались удары топора, и вскоре он, обливаясь потом и тяжело дыша, притащил на двор перед домом толстое бревно. Он вернулся в лес и почти одновременно с закатом солнца он вновь оказался на дворе, на этот раз с несколькими бревнами поменьше. Пока не стало совсем темно, он успел построить козлы на дворе.
- Для чего это? - полюбопытствовала Бет.
Он отер пот со лба.
- Мне надо напилить досок на стол, - объяснил он. - Для этого мне надо стоять как можно выше, чтобы не упираться пилой в землю. Ну, на сегодня достаточно! Остальное я доделаю завтра.
На следующий день он встал до восхода солнца. Когда Бет вышла, чтобы сказать, что завтрак готов, он уже отпилил одну доску и почти допилил вторую. Он закончил работу, прежде чем усесться рядом с ней на траву и приняться за жареное мясо со свежей водой из родника. Он рассматривал ее. После кораблекрушения она сильно загорела. Была сейчас почти чернокожей.
Он посмотрел на свое тело. Оно было значительно светлее. Она явно больше нравилась солнцу. Он подумал, что сказали бы женщины ее класса в Англии, если бы они увидели ее такую.
"Если ей вообще придется когда-нибудь встретиться с ними", - подумал он затем немного трезвее.
Поев, он продолжил усердно трудиться и к полудню подготовил все детали и мог теперь собрать стол. Он получился прочным, но его раздражало, что у него нет рубанка, чтобы сделать доски стола гладкими. Он попытался отшлифовать поверхность стола камнем, она стала лучше, но далеко не такой гладкой, как бы ему хотелось.
Прежде чем делать табуретки, он соорудил сушилку из бревен, которые использовал при распиловке досок. Он объяснил Бет, что ей надо делать с мясом, чтобы оно как следует провялилось на солнце и не было сырым. Пока она резала мясо на тонкие полосы, он сделал две табуретки. Они были не очень красивыми, но вполне годились для того, чтобы на них сидеть, и Бет похвалила его.
Это согрело ему душу.
В тот вечер они ужинали за новым столом, сидя на новых табуретках. Когда пришло время ложиться спать, Даггер был таким уставшим, что не мог уделить внимания Бет, хотя она всячески давала понять, что оно ей необходимо. Она заснула, повернувшись к нему спиной. Все его тело болело от тяжелой работы. Прошли часы, прежде чем он сомкнул веки.
Проснувшись утром, он сначала подумал, что стал калекой. Все члены его онемели, и он едва мог двинуть рукой или ногой. Встав с постели, он почувствовал, что рассыпается на части, однако ему стало получше, когда он немного подвигался. Настроение Бет стало лучше, и она подала ему немного маниока. Она попыталась сварить маниок прошлым вечером, но горшок, в котором она это делала, разбился. В одном из черепков она сумела сварить четыре маленьких куска. С ними они поели холодного мяса.
- Мне пора съездить на Крысиный остров, - сказал Даггер после завтрака. - Надеюсь, в последний раз…
Он взял с собой саблю и пошел к плоту. Ветер изменился, но течение было попутным. Подойдя к мысу, он внимательно рассмотрел клетку. Она казалась совершенно пустой. Бросив свой якорь, он прислушался. В клетке было тихо. Можно было расслышать лишь поскребывание когтей время от времени.
Он сполз в теплую воду и побрел к берегу. Царапанье когтей, доносившееся, казалось, из передней части клетки, усилилось. Он подбежал к клетке с саблей наготове и посмотрел через бортик.
Зрелище было пугающим.
Там осталась одна-единственная крыса. Она стояла над трупами своих товарищей и смотрела на него своими красными глазами. Эта тварь шипела и пищала, прыгая на него чуть ли не на два метра. Царапающие звуки издавала крыса. Она услыхала его, и единственным ее желанием было желанье напасть. Пребывание в клетке свело ее с ума.
Зверь прыгал и прыгал в тщетной попытке достать до его глаз. Даггеру стало совершенно ясно, что он не сможет открыть клетку, чтобы крыса не набросилась на него. Он воткнул саблю в песок и вернулся к плоту за куском веревки, которую он там приготовил. Он крепко привязал ее вверху к двум стойкам клетки и саблей перерубил посередине эти две стойки. И все это время он слышал шипенье и писк крысы.
Через пару минут он вернулся в относительную безопасность плота. Встал с веревкой в руке. В бухте виднелись несколько тощих крыс, игравших друг с другом на берегу.
Он потянул за веревку. Стойки клетки затрещали, но не сломались. А крыса продолжала выплескивать свою ярость в клетке. Даггер собрался с силами и рванул. Плот подплыл ближе к берегу, но его остановил якорь. Стойки с треском обломились. Даггер продолжал сидеть на конце плота и увидел, как крыса выпрыгнула на свободу из клетки. Какой-то момент она пристально смотрела на плот, и Даггер почувствовал, как на его затылке шевелятся волосы. Что бы произошло, если бы этой сумасшедшей крысе втемяшилось, что она должна плыть к плоту. Он сжал в руке саблю и был наготове.
Но крыса к плоту не поплыла.
Вместо этого она изо всех сил поплыла к берегу. Она, не останавливаясь, набросилась на ближайшую из крыс, игравших на берегу. С диким визгом она вонзила свои длинные желтые клыки в шею крысы, пару раз дернула головой, и та упала на землю смертельно раненая. Она лежала на берегу, истекая кровью.
Сумасшедшая крыса не стала ждать. Без колебаний она набросилась на следующую свою жертву и убила ее тоже. Она успела умертвить еще четырех крыс, пока остальные крысы не осознали опасность и не бросились в лес. Но за ними летел этот сошедший с ума зверь, и краткий вой в зарослях сообщил Даггеру, что еще одна крыса встретила свою судьбу.
На губах Даггера появилась горькая улыбка, и он начал поднимать служивший якорем камень. Бросив последний взгляд на берег, он стал грести к острову Эсперанца и Бет.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


Первой увидела парус через много дней Бет. Она крикнула Даггеру, работавшему во дворе дома, и поспешила на гору, чтобы зажечь дрова в костре, заготовленные на такой случай. Даггер побежал вслед за ней, но на полпути остановился и посмотрел с горы на горизонт.
- Бет! -крикнул он. - Подожди…
- Нам надо спешить! - возбужденно отозвалась она, остановившись и обернувшись к нему. - Если мы не зажжем костер, они могут проплыть мимо, и тогда мы останемся здесь на веки вечные. Во всяком случае дольше, чем мне хотелось бы в этом Богом забытом месте.
Он пошел к ней, думая обо всей проделанной работе. Это ничего не стоило?
- Это необычное судно, - тихо сказал он. - Я знаю этот тип парусников. Это дау.
- И что из того?
- Я боюсь его, - ответил он. - На дау обычно бывают арабы, а многие арабы сотрудничают с нашими врагами. Вполне возможно, что они простые рыбаки, но я сомневаюсь в этом. Рыбаки не уходят так далеко от берега, от своих обычных мест промысла. А это едва ли обычный маршрут для дау. Боюсь, что это арабские пираты! Их полно в здешних водах.
- Пираты! - со страхом сказала Бет.
- Да. Они могут пройти мимо острова, но, судя по всему, они держат курс прямо на нас.
- Зачем им сюда плыть?
- По многим причинам, - ответил Даггер, пожимая плечами. - Может, чтобы пополнить запас пресной воды. Здесь ее много.
Корабль медленно приближался к острову при таком слабом ветре. Через пару часов Даггер и Бет были совершенно уверены в том, что он держит курс прямо к острову. Даггер понял также кое-что еще. Большинство арабских пиратов грабят побережье. Это дау было маленьким, корабль этого типа мог легко и быстро маневрировать в узких проливах, внезапно нападать и столь же быстро исчезать.
- Хотелось бы знать, что такой маленький корабль делает так далеко в море, - пробормотал он. - Если мы не…
- Что если? - спросила Бет.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
- Бывает, что арабские разбойники собирают целые богатства во время своих набегов, - сказал он. - Такие дау являются частью флота, которым владеет какой-нибудь главарь разбойников на побережье. Но иногда экипаж и капитан хотят заработать дополнительно. Они захватывают какое-нибудь судно и пускают его ко дну, не оставляя свидетелей, и находят отдаленное место, в котором прячут добычу. Они получают призовые от хозяина, но и сами владеют сокровищами, которые они забирают потом при случае.
- Думаешь, на этом острове…?
- Во всяком случае нельзя этого исключать! В последнее время мы были рядом с целым состоянием, - напряженно улыбнулся он. - Но я не интересуюсь богатствами. Что меня больше всего интересует на данный момент, так это выбраться отсюда, и эта посудина может предоставить нам такую возможность.
- Что ты имеешь в виду?
- Стараюсь разработать план, - ответил он. - Они будут здесь еще до темноты. Мы должны оставить дом, взять с собой все, что нам необходимо, а остальное спрятать. Если нам не удастся уплыть с острова на их дау, лучше иметь кое-что для выживания в дальнейшем.
Они торопливо очистили дом, спрятав свои пожитки. Даггер повесил на себя саблю и взял с собой действующее ружье. Бет собрала лишь небольшой узелок с вещами, которые стали ей дороги. Даггер протянул ей вторую саблю.
- Возьми ее! - сказал он. - Красивой женщине иногда приходится защищать себя!
Они потихоньку спустились на берег, как раз вовремя, чтобы увидеть, как дау бросает якорь. Даггер посмотрел сквозь листву и констатировал, что на борту дау было около двадцати человек. По меньшей мере на пятнадцать человек больше, чем требовалось для управления дау такого размера. Вскоре была спущена на воду шлюпка, и с десяток человек погребли к берегу. У них были с собой бутыли, с которыми они через какое-то время вернулись на дау. Бутыли стали тяжелее.
- Они возят воду, - прошептала Бет. - Как ты думаешь, они сразу же отплывут?
- Кабы знать.
Спустились сумерки, и черный силуэт корабля был четко виден на фоне красного заката. На нем не было огней, а Даггер и не ожидал иного. На арабских дау никогда не бывает ходовых и стояночных огней - ни в море, ни на якорной стоянке. А этот корабль был скупее на освещение всех остальных.
Внезапно с корабля донесся смех и голоса. На воду вновь спускали шлюпку.
- Что, черт побери, они задумали на этот раз? - пробормотал Даггер, крепче сжимая мушкет.
Они выгрузили часть людей на берег и снова столкнули лодку в воду. Пока она плыла к дау, некоторые из высадившихся на берег собрали хворост и развели костер на берегу. Через несколько минут лодка вернулась с грузом новых крикливых арабов.
- Кто этот чернокожий в середине, который так неистово кричит? - тихо спросила Бет. - Он что, чокнулся или это их капитан?
Вид ее был такой серьезный, что Даггер едва удержался от смеха. Он не знал, что ей ответить. Чернокожим, с мычанием высадившимся на берег, оказался теленок. Лодку втащили на берег. Последние из прибывших на ней несли корзины.
- Они собираются пировать…
Слова Даггера потонули в душераздирающем крике, когда один из пиратов вынул кинжал и заколол теленка. После этого трое принялись свежевать и разделывать его. Вскоре с берега донесся запах жареного мяса. Пираты ели и пили, разожгли трубки, а один из них взял какой-то струнный инструмент с длинным грифом. Воздух наполнили странные, хватающие за душу минорные звуки. Один человек дурным голосом запел, остальные подхватили.
- Ты что-нибудь понимаешь? - шепотом спросила Бет.
- Ни слова, - ответил Даггер. - Но у нас, кажется, появился шанс. - Ты как, сможешь доплыть до дау?
Она взглядом смерила расстояние и кивнула.
- Думаю, смогу.
- Тогда плыви к якорному канату, крепко ухватись за него и держись, пока не услышишь меня, - сказал Даггер.
- Что ты задумал?
- Попытаюсь попасть на борт, - объяснил он. - На корабле осталось не более пары человек. Если вообще кто-то остался, так как они считают этот остров необитаемым. По крайней мере, они ведут себя, как будто они здесь одни.
- Будь осторожен!
- Обещаю, - ответил Даггер. - Входи в воду как можно бесшумнее. Плыви медленно и осторожно, чтобы не было плеска или следов за тобой.
- А ты?
- Я дождусь, когда ты доплывешь. - Старайся держаться в тени под носом и крепко держись за якорный канат. Но не напрягайся, а то устанешь, а я не знаю, сколько времени уйдет на все это.
Она снова кивнула. Потом пошла в кусты вдалеке от костра. Он следил за ней взглядом, пока она не исчезла из виду. Сам он лежал совершенно неподвижно. Он выжидал, смотря вдаль поверх черной глади воды. Сперва он ничего не видел - хотя точно знал, куда надо смотреть. Потом увидел мерцание потревоженной водной глади и понял, что Бет плывет в этом месте.
Пять минут спустя он различил тень у якорного каната. Тогда он встал. Какое-то мгновение постоял в нерешительности, но все же отложил в сторону мушкет. Он все равно промокнет, когда он будет плыть, а на борту дау есть оружие, гораздо лучше этого.
Только бы ему туда добраться.
Шумная пирушка у костра продолжалась. По кругу ходили трубки, способствуя блаженству. Пара человек плясали вокруг огня, на котором жарился теленок.
Через пару секунд он был уже у кромки воды и вошел в нее. Он плыл длинными размашистыми гребками, почти не тревожа глади воды. Время от времени он бросал взгляд на берег. А там и в мыслях не было взглянуть на море. Он смотрел также на дау и внезапно заметил какую-то тень у рулевой рубки посреди корабля. Так что на борту все же был один человек.
Минимум один…
И он стоял, смотря на берег, наверно был расстроен, что не участвует в пирушке.
Даггер нырнул как можно глубже, вздохнув перед тем полной грудью. Он вынырнул совсем рядом с корпусом судна, зная, что вахтенный находится прямо над ним. Тогда он снова набрал полные легкие воздуха, нырнул и проплыл под килем судна. Спину оцарапали ракушки, и он занырнул поглубже. Вскоре он был уже на другом борту дау. Теперь он чувствовал себя уверенней. Он медленно проплыл вдоль судна к корме. Там тоже был спущен якорь, но якорный канат был тоньше. Он засунул саблю за ремень и открыл складной нож. Зажал его между зубами и начал карабкаться вверх. Медленно, чтобы вода стекала без всплеска.
Если на борту и ждали нападения, то только не со стороны моря.
Тихо, как кошка, он перевалился через планширь. Осмотрелся кругом. На палубе не было ни души. Человек, которого он видел ранее, стоял, скрытый рулевой рубкой, и смотрел на своих шумно веселящихся товарищей на берегу. Даггер осторожно положил саблю на палубу, так как было бы трудно скрытно продвигаться вперед с саблей на поясе. Одно неосторожное движение - и она заденет за что-нибудь, выдав его.
Он взял нож в руку и подождал немного, пока не стекла основная масса воды. Потом стал крадучись пробираться к рулевой рубке. Он прижался к переборке рубки и осторожно заглянул за угол.
Человек по-прежнему был там. Это был настоящий бык, а не человек, одетый, как одевается большинство арабских моряков, которых ему приходилось видеть. Даггер почувствовал, как сосет под ложечкой. Единственным оружием его был нож с коротким лезвием. Если ему не удастся моментально убить его, все будет потеряно. Если этот здоровяк закричит, его пирующие товарищи прыгнут в лодку и поплывут ему на помощь. Даггер через пару минут будет мертв.
А Бет…
Он боялся додумать эту мысль до конца.
У него была только одна возможность.
Как пантера, он бросился вперед. Левой ладонью он как можно сильнее зажал вахтенному рот, чтобы тот не вскрикнул. А ножом полоснул от уха до уха. Через планширь в воду хлынула кровь. Ноги человека подогнулись в коленях, и он обмяк в руках Даггера.
Даггер осторожно положил его на палубу. Не было никакого сомнения: он был мертв. Даггер быстро обшарил все судно, чтобы убедиться, что на нем больше не было людей. С берега доносилась однотонная мелодия арабской песни. Он поспешил на бак.
- Бет! Ты здесь? - шепотом спросил он.
- Да, я здесь, Даггер. - Но руки мои совсем онемели. Я не смогу больше висеть на канате.
- Подымайся наверх. Я помогу тебе.
Он перешагнул через ограждение, схватился за какую-то скобу и свесился вниз, чтобы ухватить ее за протянутую к нему руку. Через секунду он втащил ее на борт. Она была совершенно без сил и свалилась на палубу.
- Побудь здесь, - сказал он, поспешив на корму.
Он нашел свою саблю и быстрым движением перерубил кормовой якорный канат. Парус дау был спущен и свернут внизу, но ему удалось довольно бесшумно его развязать. Обычно требовались три человека, чтобы поднять треугольный парус, но он сжал зубы, приложил все силы, и ему удалось под конец поднять эту тяжесть. Парус наполнился ветром, и дау стало набирать ход.
Времени на подъем якоря не было. Резким ударом он разрубил этот гордиев узел, и канат полетел в море. После этого он поспешил в трехстенную рулевую рубку посередине корабля. На дау вместо руля был штурвал. Он бешено вращался, и Даггеру с трудом удалось его остановить.
Помимо штурвала в рулевой рубке имелся только компас на карданной подвеске. Его латунный котелок был зеленого цвета от патины, стекло треснуло, и от влажности внутри деления картушки были почти неразличимы. Толку от такого компаса никакого не было. Даггер посмотрел на небо, отыскал Полярную звезду - поскольку они были в северном полушарии - и начал рулить, ориентируясь по ней.
Парус стал полоскать, и Даггер был вынужден закрепить штурвал концом, чтобы иметь возможность пойти и выбрать шкоты.
Шум и крики с берега изменились, и Даггер понял, что их бегство было замечено. Арабы, силуэты которых вырисовывались на фоне костра, бросились к лодке. Пара арабов была, очевидно, вооружена, так как он увидел вспышки, а затем услышал звуки выстрелов. Однако следов пуль он не заметил. Вскоре после этого он направил дау по курсу, по которому хотел. Ветер был слабым, но достаточным для того, чтобы эта небольшая посудина шла со скоростью в несколько узлов. Он вновь закрепил штурвал, чтобы пойти проверить шкоты. Он немного их потравил, чтобы парус лучше захватывал ветер, однако это никак не сказалось на скорости. Оказавшись снова на палубе, он столкнул тело убитого им вахтенного в море.
Через каких-то пару минут снова раздался выстрел. Пуля пронеслась рядом с рулевой рубкой, сделав дыру в парусе. Даггер обернулся и посмотрел назад. Темное пятно на воде сказало ему, что арабы спустили лодку на воду и теперь изо всех сил гребли. Он выругался про себя. Шесть пар весел придавали лодке бóльшую скорость, чем паруса судну. Так арабы вскоре догонят их. Он позвал Бет, и она поспешила к нему.
- Возьми штурвал! - приказал он. - Держи курс на ту вон звезду. Я хочу спуститься под палубу и посмотреть, нет ли там какого-нибудь оружия.
У ведущего вниз трапа он нашел масляную лампу, висевшую на крюке. Ему удалось ее зажечь, и он поспешил под палубу. Там был кубрик с парой десятков коек, а ближе к корме - кладовая. Между кубриком и кладовой переборки не было. Он пошел к корме. Там он нашел несколько ларей с ружьями, пулями и пачками пороха. Внезапно он запнулся о пушечное ядро. У него стало тепло на душе.
Если нашлось пушечное ядро, найдется и пушка. Он поднял лампу повыше, чтобы осветить все тесное помещение. Там в глубине лежала легкая каронада. Когда-то ее чистили, до самой прицельной планки. Теперь же она была зеленой от патины. Он надеялся, что затравочное отверстие не забито. Он схватил ее и поспешил наверх, чтобы положить ее на палубу. Затем вернулся в трюм за картечью, фитилями, порохом и всем, что необходимо для выстрела.
Собрав все необходимое, он зарядил каронаду и поспешил на корму. Лодка с арабами была совсем близко; на ней двое арабов палили по дау из мушкетов, перезаряжая их как можно быстрее. Но они, слава Богу, не были снайперами. Даггер пригнулся и установил каронаду на корме. Затем вынул нож и укоротил фитиль так, что тот едва выходил за затравочное отверстие. Было так темно, что преследовавшая их лодка была едва видна, однако ему удалось нацелить пушку, ориентируясь по вспышкам из стволов мушкетов.
- Так держать! - крикнул он Бет. - Не виляй на курсе, а то у меня только один выстрел. Хоть я и зарядил пушку картечью, я все же должен быть уверен в том, что попаду.
Она что-то ответила, но он не расслышал, но надеялся, что она поняла, чтó он ей сказал. Он зажег спичку и поднес ее к фитилю. Выстрел прозвучал немедленно, и каронада так подпрыгнула, что треснул планширь. Он слишком туго забил заряд в пушку. Еще немного пороха, и каронаду бы разнесло на куски.
Когда гром выстрела затих, с моря доносились лишь смертные крики раненых. Он пытался что-нибудь разглядеть в темноте, но не видел и тени шлюпки. Грудь его наполнило чувство облегчения. Картечь разбила шлюпку, убив, надо надеяться, несколько человек. Крики очень быстро прекратились.
Арабские моряки редко, если вообще умели плавать. Он перекрестился почти бессознательно и пошел к рулевой рубке.
Ветер еще больше ослаб. И несколько часов спустя они были в море, напоминавшем зеркало. В ночном небе мерцали миллиарды звезд, и светила луна. Даггер встал за штурвал. Старый корпус дау дрожал и скрипел, хоть судно и шло еле-еле.
Бет Асквит сидела на палубе у его ног, прижавшись спиной к переборке. Она смотрела на звезды.
- Я верю, что там кто-то есть, - сказала она через некоторое время.
- Возможно, - ответил Даггер.
- Обязательно кто-то должен быть! Как бы иначе мы спаслись?
- Провидение.
Она серьезно посмотрела на него.
- У Бога столько имен! - тихо сказала она.
- Вполне возможно, - безразлично ответил он.














ЧАСТЬ ПЯТАЯ

В море



ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


Дау скрылось в тумане.
Туман был таким плотным, что Даггер не видел носа судна от рулевой рубки. На компас также нельзя было полагаться. Компас вообще висел криво, чего он раньше не заметил. Игла застряла в трещине стекла. Он двенадцать часов вел судно, как ему казалось, на север, и когда он наконец понял, что компас разбит, он в раздражении пнул нактоуз ногой. Это привело в движение карданную подвеску. Игла соскользнула в сторону. На самом деле он правил на северо-восток.
Бет спустилась вниз, чтобы вздремнуть. Ему было одиноко в рулевой рубке. Ни души, с кем бы он мог поговорить, не на что было смотреть, кроме как на толстые липкие клубы этого проклятого тумана. Парус мертво обвис, пропитавшись влагой.
В рулевой рубке не было морских карт. Он побывал ранее в маленькой убогой капитанской каюте в поисках карт, но не нашел их. Был между тем один запертый на замок шкаф. Как только проснется и поднимется на палубу Бет, он попросит ее поуправлять судном, а сам вернется в каюту и взломает замок в шкафе.
Не то что он хотел извлечь какую-то пользу из морских карт в этом киселе, в котором невозможно определиться даже с помощью секстанта. Дау ползло из одной неизвестной точки в другую, тоже не известную, и было непохоже, что туман когда-нибудь развеется.
- Черт бы его подрал! - проворчал он, отхлебнув рома из бутылки, которую он нашел в капитанской каюте. - Проклятая погода! Какое счастье, что шкипер не был истинным мусульманином…
А пил он не только из злобы. Туман над водной гладью нес сырость и холод, заползая под одежду, которую он раздобыл на судне, и леденя тело. Глоток рома давал ему чувство физического тепла. Он знал, что это обманное чувство, что ему не становилось теплее, но несмотря на это то и дело прикладывался к бутылке.
Через час или около того на палубе появилась Бет. Он улыбнулся, увидя ее. Она тоже нашла какую-то одежду в трюме и выглядела теперь, как какой-то арабский разбойник. Он жестом позвал ее к себе.
- Постой минутку за штурвалом, - попросил он. - Я хочу поискать морские карты в капитанской каюте.
- Тебе бы тоже отдохнуть, Даггер, - сказала она в ответ. - Поспи пару часов? Я подменю тебя на это время.
- Позже, - коротко ответил он, оставляя ее.
Каюта капитана освещалась только через один небольшой иллюминатор на правом борту, и из-за тумана в ней был полумрак. Он взял с собой небольшой ломик. В капитанской каюте была пара шкафов и письменный секретер, запертый на деревянные жалюзи. Даггер начал с него. Открыть секретер было нетрудно - одно нажатие ломиком. В маленьких ящичках секретера лежали бумаги с арабским текстом на них. Он его не понимал. Но присвистнул, обнаружив кожаный кошель в одном из больших ящиков. Он развязал стягивающий его ремешок и высыпал на ладонь небольшую часть содержимого.
Золотые монеты!
В кошельке было целое состояние. Он оценил его в сумму более десяти тысяч фунтов.
Дау явно было призом, который стоило брать!
Теперь он снова стал богатым. Он был уже им раньше, но все его богатство пропало. Наверно, навсегда. Легко пришло - легко ушло… Он закрепил кошель на поясе и вновь взял в руки ломик. В третьем ящике шкафа он нашел, что искал. Морские карты и старый секстант. Он перенес все это в рулевую рубку.
Туман был таким же плотным, как прежде. В море не было ни дуновения ветерка. Оно застыло, как хрусталь.
- Думаешь, это нам пригодится? - спросила Бет, кивнув в сторону карт и секстанта. - Мы ведь не знаем, где находимся!
- Пока не знаем, - ответил Даггер. - Но туман не может висеть вечно. Как только можно будет взять высоту, у меня будет некоторое представление о том, где мы находимся, хотя у меня нет часов, с помощью который можно установить точное время. А пока посмотрим, что это за карты.
Он расстелил их на полу рулевой рубки. И пробормотал ругательство.
- Что на этот раз? - спросила Бет.
- Я не могу читать надписи на этом чертовом языке! - ответил он. - Все только на арабском, ни словечка на каком-нибудь человеческом языке. Остается только гадать, что это за побережье. Не могу сказать, что я помню карты, которые были на борту "Брайс".
Он более часа молча лежал на животе, разглядывая карты. Карты, которые он совсем не узнавал, он сворачивал и откладывал в сторону. На ряде карт, как ему казалось, береговая линия была ему знакома, и он старался вспоминать, пока не разболелась голова. Наконец он встал на ноги с тремя морскими картами в руках.
- Думаю, я могу опознать эти места, - сказал он. - Порт на этой вот карте - это, должно быть, порт Мускат в Оманском заливе. А эти карты, кажется, являются продолжением той, на которой порт Мускат. Это означает, что наше дау находится где-то у побережья аравийского полуострова. Это значит также, что мы находимся значительно севернее, чем я думал. Должно быть, мы забрались на "Брайс" далеко на север и еще дальше на спасательной шлюпке. Это хорошо, потому что в таком случае мы находимся где-то между Карачи и Аденом, где ходят в основном английские торговые суда. Немного везенья - и нас подберет какой-нибудь из этих парусников.
Она улыбнулась и кивнула.
- Хорошо, что ты оптимист, - сказала она. - Но ты даже больше, чем оптимист.
- Как это?
- Ты устал! - решительно заключила она. - А теперь будь добр отдохнуть несколько часов. Неважно, кто ведет судно: оно едва продвигается вперед и видимость не более чем на десять метров.
Он подумал немного и кивнул в знак согласия.
- Наверно, ты права, - ответил он. - Я лучше думаю, когда отдохну. Но если что-нибудь произойдет, ты меня немедленно разбуди. Любое хоть немного необычное - и буди.
- Не беспокойся, - обещала она.
На секунду Даггер задумался, а не лечь ли ему в капитанской каюте, но затем ему стало стыдно. Что подумает Бет? Что у него мания величия? У него, конечно, есть диплом капитана, но он не действует на арабском дау, он в этом был полностью уверен. Поэтому он спустился в трюм и улегся на первую попавшуюся кучу тряпок. Он почувствовал тепло и понял, что и Бет здесь лежала. Едва он натянул на себя одеяло, как провалился в сон.
Проснувшись, он не имел ни малейшего представления о том, сколько времени он спал, к тому же он не понял, что его разбудило. Он понял это только через минуту: дау стало как-то иначе двигаться. Или, другими словами, оно стало понемногу двигаться после полной неподвижности в течение долгого времени.
- Почему она не разбудила меня, когда появился ветер? - задал он вопрос самому себе, вставая на ноги. - Туман, наверно, начал рассеиваться.
Он поспешил на палубу и убедился, что был наполовину прав. Появился ветер, но такой слабый, что не мог наполнить парус. Он мог лишь покачивать судно с борта на борт. Туман немного рассеялся, но по-прежнему саваном отделял внешний мир от судна.
- Ты долго спал, - сказала Бет, когда он вошел в рулевую рубку. - Надеюсь, ты хорошо отдохнул.
Он подавил зевок и рассмеялся.
- Судя по тому, как я зеваю, едва ли, - ответил он. - Но я уже не усталый. Зеваю, наверно, от затхлого воздуха в трюме. Ты как здесь?
- Даже не знаю, - призналась Бет. - Я рулила на север, как ты сказал, но не думаю, что мы прошли и сотню метров с того момента, как ты ушел спать.
- Трудно определить, - ответил Даггер. - Хорошо, что мы вообще шевелимся.
В кокпите он нашел сеть и другие рыболовные снасти. Он отрезал поплавок и вышел на палубу. Сеть была старой и рваной. Хоть дау и было рыболовецким судном, но, судя по сети, не использовалось в качестве такового многие-многие годы.
Он бросил поплавок в море недалеко от судна и перегнулся через планширь, чтобы посмотреть, движется ли поплавок. Он двигался, но с незначительной скоростью: длину судна проплыл за полчаса. Это ни о чем не говорило, так как Даггер не знал, есть ли здесь течение.
- Мы почти что стоим на месте! - крикнул он Бет. - Когда же этот чертов кисель исчезнет! Он мне действует на нервы.
- Тебе ведь и раньше приходилось штилевать из-за тумана, - сказала она.
- Ну да, - горько признал он. - Но тогда я был на настоящих кораблях с массой людей на борту. На кораблях, на которых мы знали, куда идти. Не то что сейчас.
Она слабо улыбнулась.
- Но у тебя ведь есть я, - сказала она.
- Я вовсе не это имел в виду, - сказал он в свою защиту.
- Понимаю. Но у тебя нет никаких оснований злиться. Мы не утонули, свалившись в воду с "Брайс". Нам удалось спастись от крыс на острове. Мы попали на этот корабль и удрали от арабских пиратов. Что же тебе надо?
Он ничего не ответил. Пошел на корму, уселся на планширь и стал вглядываться в просветы в тумане. Изредка налетал ветерок, но не достаточно сильный, чтобы разогнать туман. Он вновь почувствовал, что замерз, и залез в рулевую рубку. Бутылка рома стояла на том же месте, где он оставил ее, и он сделал большой глоток. Поднеся руку к лицу, он наткнулся на щетину и скорчил гримасу.
- Наверно, я похож на дикаря, - подумал он. - Хорошо, что меня не видит руководство британской Ост-Азиатской компании. А то оно лишило бы меня диплома капитана.
Сделав еще один небольшой глоток рома, он отставил бутылку и с сердитым видом вернулся на свое место на планшире. Он избегал смотреть на Бет, хоть и чувствовал, что она бросает на него взгляды.
Он знал, что она хочет, чтобы он посмотрел на нее, но упрямо продолжал таращиться в туман. Он также знал, что ведет себя, как ребенок, но сейчас он хотел быть сердитым. Даггер не знал, откуда у него эта непреодолимая потребность. Возможно, это было реакцией на все случившееся.
- Даггер!
Ее голос был мягок, но решителен.
- Да, - донеслось из тумана.
- Прости!
Теперь Даггер бросил на нее взгляд - торопливый, удивленный.
- Эх, это не твоя вина, - ответил он и вновь вошел в рулевую рубку. - Я не понимаю, что со мной происходит. Это обязательно пройдет. Но меня бесит, что я здесь лежу, ничего не видя вокруг.
- Ты только что дал ответ, - кивнула она. - Неопределенность. Она и мне действует на нервы. Что если мы не встретимся ни с одним судном на этом торговом пути, о котором ты говорил?
- Я думал об этом, - ответил Даггер. - На борту довольно много провизии, и пираты успели запастись свежей питьевой водой на Исла Эсперанца до того, как мы угнали у них судно. Мы можем долгое время продержаться в море, если будет необходимо. Если мы поднимемся на север и увидим аравийский полуостров, мы можем держаться вдоль берега и дойти до Адена. Это будет нетрудно, даже без морских карт на этот участок пути.
- Аден? - переспросила она. - Это же наша территория, британцев?
- Верно. Оттуда можно добраться до Лондона. Даже без документов будет не так трудно убедить генерального консула и губернатора в том, что ты - леди Бет Асквит, а я - капитан Бомбейских военно-морских сил Дагоберт Мартин. Но если этот проклятый туман будет по-прежнему так вот висеть, мы никуда не попадем.
- Надо набраться терпенья.
- Единственное, что нам остается, - признал Даггер. - Но, к сожалению, я плохо оснащен этим Божьим даром.
Внезапно его наполнила нежность. Он безотчетно наклонился к ней и поцеловал. Она все время была верной и преданной ему, а те требования, которые предъявляла ее любовь, были не такими уж большими.
- Даггер! - прошептала она, и потянулась губами к его губам для нового поцелуя.
Бет так сильно обняла его, что он удивился. И реакция его на ее тело, прижавшееся к нему, была моментальной.
- О, Бет, - пробормотал он.
Он стал развязывать узел, которым были связаны ее арабские одежды, а она помогала ему. Тело ее освобождалось от одежды, и она немного отодвинулась от него, чтобы позволить одежде упасть на палубу. Ему было трудно дышать, хотя он множество раз видел ее обнаженной. Тело Бет было божественно прекрасно. Оно было гибким и загорелым, такого он никогда еще не видел ни у одной женщины. У него было чувство, что он видел ее в первый раз.
Она торопливо помогала ему раздеться и притянула затем к себе, ложась на палубу в рулевой рубке.
- Надо закрепить штурвал, - сказал он.
- Плевать на штурвал, - прошептала она, покусывая мочку его уха. - У нас скорость два корпуса в час. Так что зачем?
- Твоя правда, - сказал он.
Они энергично и горячо любили друг друга. Их единение давало им удовольствие и удовлетворение, которых, как Даггер подумал впоследствии, не давала ему ни одна другая женщина в его жизни.
Оказалось, что дау не ушло с курса. Он немного подрулил и закрепил затем штурвал. Бет спустилась под палубу и через некоторое время поднялась с подносом в руках. На нем стояли кружки с горячим чаем и лежал хлеб, который она наша в кладовой. Они с большим аппетитом поели.
Туман продолжал висеть целый день и всю ночь. Изредка у Даггера появлялось слабое чувство надежды - когда ветерок шевелил его волосы, он поднимал взгляд на парус, ожидая, что тот наполнится ветром. Но он лишь немного шевелился, а затем обвисал, как прежде. Пришел новый рассвет, такой же серый и тягучий, как предыдущий. Дау почти не шевелилось.
Бет вышла на палубу и поежилась от сырого воздуха. Постояв немного у борта, глядя на серый кисель вокруг, она вошла в рулевую рубку.
- Устал? - спросила она.
- Есть немного.
- Неудивительно, ведь ты простоял за штурвалом всю ночь, - сказала Бет. - Я подменю тебя, если хочешь отдохнуть.
Он покачал головой.
- Я не чувствую себя таким уж усталым, - ответил он. - У меня такое чувство, что погода вскоре изменится. Не спрашивай, откуда я взял это, я просто так чувствую. И мысли об этом бодрят меня.
- Отлично, - сказала она. - Но я чувствую себя немного подавленной… Я тут подумала, дорогой… Когда мы придем в Аден…
- Не бойся, мы туда обязательно придем, - перебил он ее.
- И останемся там надолго, - упрямо продолжала она. - Если мы не сможем доказать, кто мы такие, они никогда не поверят нам и не позволят плыть дальше, домой в Англию. Мы навсегда останемся в этих проклятых тропиках, Даггер!
Домой в Англию.
- Если бы ты знала, - подумал он со смешком.
- Аден не относится напрямую к тропикам, - сказал Даггер. - И мы не бедняки. Посмотри-ка, что я нашел в капитанской каюте.
Он показал ей золотые монеты, и она от удивления сделала большие глаза.
- Да тут целое состояние! - вырвалось у нее.
- Конечно, улыбнулся он ей. - Мы можем одеться с головы до ног и отправиться на рейсовом корабле в Англию, если захотим. В самой роскошной каюте.
- В одной каюте на двоих! - тихо сказала она.
- Естественно, - сказал он, подтрунивая над ней. - А как же иначе?
- Я люблю тебя, - вдруг сказала она.
Он был слишком занят с монетами и не обратил внимания на то, что ее тон изменился.
- Ты со мной лишь из-за денег, - сказал он.
- Хватит шутить! Я знаю, что говорю, Даггер. Я тебя люблю. Мой траур закончился. Я могу выйти замуж, за кого захочу. А хочу я за тебя, Даггер!
Он поднялся и засунул монеты обратно в кожаный кошель, завязал его и повесил на пояс. Он тупо смотрел на нее, а в голове его проносились обрывки пережитого. Может ли он жениться на женщине, брата которой он убил, а отца ненавидел до такой степени, что готов был убить? Ответ напрашивался сам собой.
- Я тоже хотел бы жениться на тебе, Бет, - пробормотал он. - Но… но я не уверен. Я хочу сказать, что ты так мало обо мне знаешь…
- Я знаю о тебе больше, нежели ты думаешь, - отвечала она. - Я знаю, что твое настоящее имя не Даггер Мартин. Я знаю то, что многие знают, но не хотят оглашать. Но это не имеет никакого значения для меня. Я есть я! И ближе меня у меня нет никого. Я женщина, которая знает, чего желает, наверно, тебе приходилось раньше слышать об этом!
- Если ты все знаешь, тогда мы никогда не будем вместе, Бет! - сказал он хриплым голосом. - Я у…
Она положила палец на его губы, заставив его замолчать.
- Я сказала, что слышала кое-что. Но это не означает, что я всему этому верю. Для меня ты Даггер Мартин, мужчина, которого я люблю. Я не желаю слышать от тебя о том, что было до Даггера Мартина. Никогда! И сейчас тоже!
- Я должен подумать, - с усилием сказал он. - Возьми, пожалуйста руль. Мне надо спуститься под палубу.
Прежде чем она успела ответить, Даггер вышел из рулевой рубки и исчез под палубой. Она смотрела вслед ему глазами, полными слез. Затем взяла штурвал и проследила за тем, чтобы стрелка компаса лежала вдоль корпуса дау.
- Не надо было мне ничего говорить! - сказала она самой себе, до крови кусая губы. - Нечего было рот открывать!
По ее щекам катились слезы, и пелена тумана перед ней стала еще мрачнее. Она крепко держала штурвал, не сознавая, что она делает. И даже не заметила, как с правого борта подул ветер. Она не видела, как туман начал рассеиваться, а вода вокруг пиратского судна становится все более лазурной.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ


Не прошло и часа, как на палубе вновь появился Даггер. До этого он, лежа на спине и разглядывая деревянные детали корпуса судна над собой, пробовал переварить сказанное ему Бет. Тут он заметил, что судно стало как-то по-иному скрипеть и потрескивать. Что было признаком ветра. Он отбросил все прочие мысли и поспешил на палубу.
Клубы тумана продолжали расходиться, и в просветах между ними была чистая залитая солнцем вода. Ее поверхность морщинилась от ветра, а паруса дау наполнились ветром.
- Туман уходит! - с восторгом воскликнул он. - Теперь мы можем попробовать определиться, где мы есть, а потом идти в Аден!
Бет не отвечала. Слезы комом стояли в горле и заливали глаза. Но Даггер ничего не замечал. Он схватил секстант. На баке, куда он пришел, лучи солнца были уже горячими и ласкали тело.
Он крутил колесико секстанта, когда увидел парусное судно, вырвавшееся из тумана на расстоянии менее шести кабельтовых по правому борту.
- "Брайс", - простонал он. - Неужели этот ты, "Брайс"? Или ты корабль-призрак?
Но это был не призрак, не летучий голландец. Это действительно был его корабль, отданный ему под командование высочайшим приказом. Он начал зайцем скакать на баке, скакать и махать руками. Хотя "Брайс" была еще далеко, он увидел, что народ на ней столпился у борта и смотрел на дау.
"Брайс" изменила курс, чтобы не пересечься с курсом дау. Тут до Даггера дошло, что они приняли пиратский корабль за обычное рыболовецкое судно. Небольшое, плохо управляемое каботажное судно, которому по этой причине положено уступать дорогу. Он проглотил слюну и бросился на корму.
- Это "Брайс"! - проревел он Бет. - И они не знают, что мы здесь. Нам надо как-то обозначить нас… Но как?..
И тут он увидел каронаду, все еще лежавшую на треснувшем планшире. Он поспешил в трюм, захватил порох и заряд, а затем поднял наверх ядро. Он зарядил каронаду и заправил небольшой фитиль в затравочное отверстие.
- Лево на борт! - крикнул он Бет.
Она не реагировала.
- Лево на борт! - снова крикнул он. - Ты что, не слышишь? Ведь это "Брайс" там вдалеке. Нам надо как-то привлечь их внимание, и я, черт меня дери, не придумал ничего лучшего, как послать ядро в их сторону. Оно должно пробудить их, так что поворачивай налево! Немедленно!
Она вздрогнула и выполнила команду. Штурвал закрутился, и дау начало медленно разворачиваться. Парус потерял ветер и заполоскал.
- Одерживай! Так держать! - крикнул Даггер.
Он подождал несколько минут. Парус снова наполнился ветром, и Бет с трудом удерживала судно на новом курсе. Даггер зажег фитиль, почувствовав запах серы и пропитанной порохом пеньки в носу. Каронада выстрелила. Ядра он не увидел, но вынужден был отскочить в сторону, потому что при выстреле треснувший ранее планширь разлетелся на куски. Кусок планширя, к которому была прикручена каронада, отвалился и упал вместе с пушкой на палубу. Она скользнула по гладкой поверхности палубы и свалилась за борт с другой стороны. Слабый всплеск возвестил о том, что пушку поглотила сверкающая водная гладь.
Выстрел вызвал бурную деятельность на "Брайс". Даггер увидел, как на шхуне уменьшали парусность, работали на реях матросы. Через пару секунд до него дошло, чем они занимались.
- Боже праведный! - прошептал он.
Открылись пушечные порты. Показали свои несущие смерть дула тяжелые 9-фунтовки и 12-фунтовки.
- Они думают, что мы напали на них! - крикнул он. - Спасаемся, Бет!
Он протянул к ней руку и резко выдернул из-за штурвала. Потом бросился вперед и поставил ее на трап, ведущий в кубрик. Сам он едва успел пригнуть голову, как с борта "Брайс" раздался залп. У них были искусные пушкари. Пара ядер разнесла рулевую рубку, и туча щепок дождем пролилась на палубу. Если бы Бет осталась там, она бы превратилась в кровавое месиво. Другое ядро попало в гик и обрушило его. Старый хрупкий парус был порван в клочья. Еще несколько ядер попали в корпус судна, но выше ватерлинии.
- Они укокошат нас! - задыхаясь, сказала Бет. - Что нам делать?.. Погибнуть от рук своих…
- Где твоя ночная сорочка?
- Там, где мы спали.
Он протиснулся мимо нее и поспешил в кубрик. Там он сразу же нашел сорочку, сграбастал ее и вернулся на палубу. Пушки исчезли в портах. Их перезаряжали. Даггер оторвал кусок от ночной сорочки Бет и поднял его в качестве белого флага. Ветер развернул его, и он затрепыхался на верхушке мачты.
Пушки больше не показывались из портов. "Брайс" же увалилась под ветер и направилась к дау. Когда до дау осталось меньше кабельтова, на воду была спущена главная спасательная шлюпка, которая пошла к дау на веслах.
Тот факт, что пушки более не выкатывались, еще не означал, что опасность была позади. Даггер видел, что на дау были постоянно нацелены четыре каронады. На палубу поднялась Бет.
- Там внизу хлещет вода! - крикнула она. - Кажется, мы тонем…
Даггер посмотрел на шлюпку, а затем обернулся к ней.
- Ничего страшного, - ответил он. - Они гребут к нам. Через пару минут они будут здесь. И все это благодаря твоей ночнушке.
Он улыбнулся, указывая на топ мачты. Увидев, что там висит, Бет покраснела, что было видно даже сквозь загар.
- Подумать только, если они поймут, что это такое! - воскликнула она.
- Важнее всего, что мы спасены, - ответил Даггер.
Шлюпка с "Брайс" была на полпути к ним, когда Даггер заметил, что дау получило заметный крен на борт. Он сказал, чтобы Бет стояла у планширя, чтобы они видели, что на борту женщина. И поспешил в кубрик. Там стояла вода уже в метр глубиной. Он выругался. Они все-таки получили пробоину ниже ватерлинии. Это разозлило его, потому что дау должно было потонуть, прежде чем он сможет его обыскать. Кто знает, какие ценности скрываются в грузовом трюме?
Вода все время прибывала, и ему пришлось подняться наверх. Он вышел на палубу в тот момент, когда в шлюпке встал в полный рост человек в форме. По лицу Даггера расплылась широкая улыбка, когда он узнал лейтенанта Хэла Роббинса.
- Миссис Асквит! - крикнул Роббинс. - Неужели это вы?
Даггер подошел к планширю.
-Да, это она, мистер Роббинс! - крикнул он, подставив ладони ко рту вместо рупора. - И это не все… Я тоже восстал из мертвых, чтобы отнять у тебя командование кораблем!
- Капитан Мартин! - взвизгнул один из матросов на веслах. - Я не верю своим глазам!
Гребля пошла вразнобой, и шлюпка сделала зигзаг, пока команда с кормовой банки не заставила гребцов грести в такт.
- Поторопись! - попросил Даггер. - Эта посудина в любой момент пойдет ко дну. Вы сделали ей пробоину ниже ватерлинии!
Минуту спустя шлюпка подошла к борту дау. Даггер помог Бет перешагнуть через планширь, и ее приняли крепкие руки. После этого он сам перебрался в шлюпку и пожал руку Хэлу Роббинсу. Затем обернулся к гребцам.
- Навались на весла и греби изо всех сил, - скомандовал он, - а то дау в любой момент может затонуть и я не хочу, чтобы нас затянуло в воронку.
Матросы немедленно выполнили команду. Они выгнули спины и налегли на весла. Шлюпка успела отойти метров на пятьдесят, когда дау легло на борт. Палубу залило водой, которая исчезала внутри судна, проникая через все отверстия. Дау пошло ко дну носом вниз, задрав корму и оголив перо руля, и вскоре все исчезло в водовороте пены. И только сейчас Даггер заметил, что люди смотрят на него и Бет, как на приведения.
- Не бойтесь, - хохотнул он. - Мы не приведения, а самые настоящие люди.
- Что с вами приключилось? - пожелал узнать Хэл Роббинс. - Мы были уверены, что вы погибли, свалившись за борт. Мы, конечно, сбросили одну из шлюпок в воду, но никогда бы не поверили, что вы смогли до нее добраться.
Даггер наполнил легкие воздухом, чувствуя невероятное облегчение.
- Я все расскажу, когда мы прибудем на борт, - пообещал он. - Прежде всего я приму горячую ванну, побреюсь и съем что-нибудь существенное. После этого можем поболтать обо всем случившемся с нами. Я не менее удивлен, что нашел здесь "Брайс". По всем расчетам вы должны быть на этот момент на пути в Англию.
- Могу объяснить, - сказал Хэл Роббинс.
- Подождем и с этим, - решил Даггер. - На данный момент я более всего хочу попасть на борт моего корабля и принять командование над ним.
Когда они подошли к борту "Брайс", был спущен веревочный трап. Даггер помог Бет подняться по нему, а потом и сам поднялся. На средней палубе стояли штурман Осборн, командор-капитан Уотерс и лейтенант МакБрайд, которые побледнели, увидев Даггера и Бет на борту.
Даггер чувствовал смущение от того, что их считали привидениями. Он отдал честь флагам - британскому и флагу Бомбейских вооруженных сил. Из лазарета вышел на палубу доктор Джеймс Корт. Он приготовился к сражению и был готов принимать раненых. Он тоже побледнел.
- Господа! - сказал Даггер Мартин. - Я рад вновь очутиться на борту "Брайс". Но сейчас у меня нет сил и желания отвечать на ваши вопросы, которые так и читаются на ваших лицах. Сингх по-прежнему на борту?
- Да, конечно! - ответил штурман Осборн.
- Хорошо. Прикажите ему немедленно прибыть в каюту, - распорядился Даггер. - Я хочу пригласить вас, господа, сегодня на обед. Конечно, если вы не возражаете.
Командор-капитан Уотерс напряженно поклонился.
- Естественно, капитан Мартин! сказал он. - Вы делаете нам честь. И как старший по званию на борту, - хотя я по положению и статусу являюсь пассажиром, - я имею честь поздравить вас с возвращением на борт "Брайс".
- Благодарю!
Даггер с прямой спиной прошествовал на мостик, а затем в каюту. Заметив признаки того, что она была занята другим лицом, он криво усмехнулся. У него не было никаких сомнений в том, что в нее переехал Хэл Роббинс, сменив тесную старпомовскую каюту на более просторную капитанскую. Роббинс, наверно, не был счастлив от того, что капитан корабля восстал из мертвых. Теперь он был вынужден переехать в свою старую каюту.
В дверь постучали.
- Войдите!
В дверях появился Сингх. Индус весь расплылся в улыбке, и лишь чувство дисциплины не позволило ему броситься к своему капитану и обнять его. Он стоял по стойке смирно, поедая глазами Даггера. На его щеке беспрестанно билась жилка.
- Капитан позвал меня! - сказал он елейным голосом. - Чего изволите, сэр?
Даггер сел в постели.
- Много чего, Сингх, - ответил он. - Прежде всего я хотел бы принять настоящую горячую ванну. Затем я хочу, чтобы ты побрил меня. Не пристало капитану Британских военно-морских сил носить такую щетину. Когда ты закончишь со всем этим, найди мою лучшую форму. Мне кажется, ты ее куда-то припрятал.
- Да, сэр.
- И, Сингх…
- Да, сэр.
- Позаботься убрать отсюда вещи мистера Роббинса. Здесь и так тесно.
Улыбка Сингха стала еще шире.
- Все будет сделано. Сейчас же, сэр.
- Когда покончим с гигиеной, накрой здесь стол. Со мной будут обедать все офицеры, кроме вахтенных. Чем вкусненьким ты можешь нас угостить, Сингх?
Индус немного подумал, прежде чем дать ответ.
- Мы загрузили в Карачи много свежих продуктов, сэр, - ответил он. - Могу приготовить изысканное индийское кушанье с рисом и карри моего приготовления.
- Звучит великолепно, - кивнул Даггер. - Позаботься также о том, чтобы к столу было лучшее вино и бутылка рома.
Он вспомнил, чего еще не хватало, - новомодной штучки, которую он попробовал в Калькутте.
- И, Сингх, я хотел бы, чтобы после обеда был кофе. С коньяком. Кофе ведь у нас есть?
- Есть немного, сэр.
- А ты сможешь приготовить кофе?
Лакей наморщил лоб, и вид его был смущенным.
- Я не вполне уверен, но, думаю, старший кок умеет его готовить. Сэр!
- Хорошо. Пусть он поможет тебе с этим.
- Да, сэр.
Даггер потянулся. Только сейчас он понял, как устал после всех напастей за последние недели. "Карачи", - сказал Сингх. Это объясняло, почему "Брайс" очутилась здесь и сейчас. За обедом он обязательно выяснит, зачем они заходили в Карачи и так долго простояли там.
- Можешь идти сейчас, Сингх, - сказал Даггер. - Но я хочу ванну как можно скорее. Думаю, что и миссис Асквит тоже хотела бы отмыться. На борту ведь есть еще ванна, не так ли?
- Да, сэр.
- Позаботься о том, чтобы ее поставили в ее каюте и чтобы у нее было много горячей воды и много чистых простыней.
- Есть, сэр!
Сингх подождал еще несколько секунд, но, отметив, что у капитана Мартина нет больше приказаний, быстро вышел из каюты, закрыв за собой дверь. Даггер сбросил с себя арабское облачение и растянулся на постели. Веки его стали тяжелыми. Он еще некоторое время боролся со сном, но все же задремал и проснулся лишь от стука в дверь. Сингх и пара матросов принесли ванну. Они поставили ее на палубу, и через некоторое время индус вернулся с ведрами, полными горячей воды.
Ванна привела Даггера в хорошее настроение, которое еще более улучшилось после того, как Сингх побрил его остро отточенным лезвием. Когда он был готов, он вернулся в постель. Пока он лежал, отдыхая, Сингх вынес из каюты все пожитки Хэла Роббинса.
Обед удался, хоть и затянулся. Бет и Даггер вновь и вновь, с каждым разом со все большими восхитительными подробностями рассказывали о своих приключениях. Особое восхищение вызвал придуманный Даггером способ уничтожения крыс на малом острове. Когда все блюда были съедены и кулинарное искусство Сингха получило свою высокую оценку, градус собрания еще более повысился благодаря кофе с коньяком. Это сочетание подверг некоторому сомнению только командор-капитан Уотерс. Питие кофе с коньяком не относилось к британским традициям, которые следовало соблюдать даже вдалеке от Англии!
После того, как Бет и Даггер рассказали о своих приключениях, пришло время Хэлу Роббинсу объяснить, почему они застряли в Карачи. Оказалось, что "Брайс" получила такие огромные повреждения такелажа во время того свирепого шторма, что латать его не представлялось возможности. К тому же с наспех починенным такелажем опасно идти далеко, до самой Англии. В случае сражения с противником маневренные способности "Брайс" были бы снижены и она с самого начала была бы в проигрышном положении.
- По этим соображениям я счел правильным идти на ремонт в Карачи, - объяснил Хэл Роббинс. - Ремонтные работы оказались более объемными, нежели мы думали, так как была обнаружена течь в нескольких местах ниже ватерлинии. Устранить ее с помощью вара и плотницкого искусства не удалось. На одно это ушло пять дней на верфи в Карачи.
Даггер Мартин понимающе кивнул.
- Вы правильно поступили, мистер Роббинс, - сказал он. - Из личных соображений я благодарен вам за это. В противном случае кто знает, что за корабль разнес бы дау в щепки!
Он улыбнулся и поднял бокал с коньяком. Все откликнулись на его тост.
- На самом деле это было ужасно, - вставила свое слово Бет Асквит. - Я и предположить не могла, как это ужасно, когда по тебе стреляют из всех орудий!
Хэл Роббинс сделал легкий поклон в ее сторону.
- Если бы мы знали, что на борту вы, миссис Асквит, мы бы не выкатили пушки, - подобострастно заявил он. - Но факт остается фактом, что нас обстреляли с дау. Что это был просто сигнал, мы и подумать не могли - в особенности после того, как ядро пробило фор-марсель!
- Я этого не хотел, - оправдывался Даггер. - Я забил заряд в каронаду слишком туго, во второй уж раз. Она отломила кусок планширя, упала на палубу и прокатилась по ней, пока не упала в воду с другого борта. Вот это была отдача!
- Мы не могли рисковать, сэр! - сказал Роббинс. - В Карачи нас предупредили, что в этих водах водятся пираты. Так что речь могла идти о нападении пиратов.
- У меня нет никаких возражений против того, как вы действовали, мистер Роббинс, - сказал Даггер Мартин. - Напротив, я благодарен вам за то, что вы откликнулись на наш белый флаг и вовремя поспели с лодкой.
Разговор прервал стук в дверь.
- Войдите! - раздраженно крикнул Даггер.
- Сообщение от штурмана Осборна капитану Мартину, сэр! - сказал человек в дверях. - Впередсмотрящий обнаружил корабль на три румба по правому борту. Он говорит, что похож на шхуну, сэр.
Даггер встал из-за стола.
- Скажи штурману, чтобы засек время. Я поднимаюсь на палубу!
- Есть, сэр! - ответил посыльный и исчез.
Даггер повернулся к гостям.
- С сожалением вынужден прервать наш обед. - Я иду наверх и принимаю командование.
- Думаете, нам придется сражаться, капитан Мартин? - спросил лейтенант МакБрайд.
- Рано пока что-либо говорить, - ответил Даггер. - Надеюсь, этого не произойдет. Но если произойдет, то я надеюсь, что наши артиллеристы не разучились воевать.
Лицо Хэла Роббинса прояснилось.
- Заверяю вас, что не разучились, сэр! В Карачи карантин и запрещено сходить на берег. Там свирепствует лихорадка, и я позаботился занять экипаж артиллерийскими учениями.
- Отлично, мистер Роббинс. Тогда все на палубу!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ


Даггер стоял на мостике и наблюдал. В том месте, где сходились друг с другом море и небо, была белая точка, едва видимая невооруженным взглядом. На мостике были также лейтенант Хэл Роббинс, лейтенант МакБрайд и штурман Осборн. Командор-капитан Уотерс тоже хотел бы быть с ними, но его нога еще не зажила, поэтому Даггер учтиво попросил его не выходить на палубу.
Роббинс отвел от глаза подзорную трубу.
- Это шхуна, - сказал он. - К тому же быстроходная! До нее примерно семь морских миль. Это расстояние между нами она покроет за пару часов.
- Могу с уверенностью сказать, что это каперское судно, - сказал Даггер. - Похоже, что этот рейс будет богат событиями. Дайте сигнал "Всем наверх!".
Сразу же запищали боцманские дудки, и экипаж "Брайс" бросился готовить корабль к сражению. Доктор Корт со своими помощниками спустился в лазарет. Все ждали, когда капер приблизится.
- Раньше был работорговым судном, - выразил свое мнение лейтенант МакБрайд. - Судя по такой большой скорости.
Еще через час вражеский корабль был на расстоянии выстрела по левому борту. Менее чем через полчаса он будет на траверсе. Народ на "Брайс" не был неподготовленным. Члены экипажа стояли наготове на галсах и шкотах, фалах и брасах. Военные моряки заняли свои места у орудий.
- Лейтенант МакБрайд! Вы не являетесь членом экипажа, всего лишь пассажиром, - сказал Даггер. - Желаете остаться на палубе?
- Естественно, - ответил лейтенант. - Если вас устроит, я могу взять на себя управление судном. Командовать артиллерийскими расчетами я пока не смогу.
- Хорошо! - сказал Даггер. - Я беру на себя командование главной палубой и орудиями. Мистер Роббинс командует баком и каронадами на нем.
- Есть, сэр!
Вскоре каперская шхуна была на траверсе. На верхушку мачты был поднят сигнал "лечь в дрейф". Даггер кивнул МакБрайду. Они договорились действовать при виде этого сигнала.
- Помалу лево руля, - скомандовал МакБрайд, и рулевой повторил команду, прежде чем ее выполнить.
Капер быстро приближался к "Брайс", и англичанин пошел на левый поворот, чтобы дать понять врагу, что собирается подчиниться приказу. По завершении поворота "Брайс" должна подойти к каперу достаточно близко, чтобы ее каронады могли нанести ему заметный ущерб. Даггер готовился дать команду выкатить орудия. Капитан капера вместо послушного судна встретится с кораблем, умеющим кусаться.
Они медленно приближались на повороте к вражеской шхуне. Даггер выждал нужный момент и дал команду выкатить орудия. Но сюрприз не удался. В ту же секунду, когда Даггер выкрикнул свою команду, загрохотали орудия капера. Торопясь, он плохо прицелился и большинство ядер легли за кормой "Брайс". Но парочка все же попала, нанеся большой ущерб на средней палубе и квартердеке. Одно из ядер сделало зияющую дыру в фальшборте. Стоявшие поблизости получили душ из щепок, а три человека погибли. Другое ядро попало в нижнюю часть корпуса ближе к корме. Даггер надеялся, что каюта не пострадала.
Капитан капера не почивал на лаврах. Сразу после первого залпа последовал второй. Этот убийственный залп смел все от носа до кормы на "Брайс". Падали люди, свистели щепки, и воздух наполнился душераздирающими криками раненых.
- Лево на борт! - загремел голос МакБрайда, перекрывая рев пушек. - Стоять на шкотах, всем, кто там находится!
Даггер посмотрел на своих артиллеристов. Они были готовы.
- Пали, как только бортовые орудия будут нацелены! - крикнул он.
Орудия "Брайс" заговорили, когда пушкари противника перезаряжали свои пушки. Расстояние между кораблями было менее ста метров. Сквозь гром 9-фунтовок прорывался грохот каронад на баке.
"Брайс" привелась слишком круто к ветру, но это заметил лейтенант МакБрайд. "Брайс" увалилась и вернулась на прежний курс. Орудийные расчеты поспешили через палубу к пушкам другого борта. Пират сделал попытку увалиться под ветер, но не успел завершить маневр, так как Хэл Роббинс скомандовал дать новый залп. И вновь завизжали щепки, а затем послышался удар о палубу, когда был сбит грот противника.
Лейтенант МакБрайд дико заржал. Он позабыл про все свои боли и раны, полученные в первом сражении.
- Лево на борт! - крикнул он рулевому.
Даггер тот час же понял, что задумал МакБрайд, и бросил на лейтенанта одобряющий взгляд. "Брайс" шла к корме противника, который без грота не мог достаточно быстро уклониться. Его рулевой делал все возможное, чтобы капер встал бортом к "Брайс", но это ему не удавалось, так как "Брайс" поймала ветер и набирала скорость.
- Убрать фок! - проревел МакБрайд.
Чем медленнее они проходили мимо кормы капера, тем лучше. На вражеском корабле дали новый залп. Шхуна скрылась в пороховом дыму, как в тумане. Даггер дал команду своим артиллеристам поторапливаться.
Предстояло жестко атаковать беззащитную корму капера.
- Хэл! - крикнул Даггер, совершенно забыв о соблюдении формальностей. - Попридержи! Роббинс не дал своим артиллеристам ответить на огонь.
- Еще немного увались, - сказал МакБрайд рулевому. - Так держать!
"Брайс" с убранным фоком медленно скользила к каперу.
- Огонь! - крикнул Роббинс. - Перезаряжай и стреляй как можно чаще!
"Брайс" немного покачнулась от залпа орудий. Ее ядра ударили в незащищенную корму противника с расстояния в пятьдесят метров. С этого расстояния были эффективны и 9-фунтовые ядра. Теперь могли стрелять и большие каронады левого борта. И они выбросили свои 24-фунтовые круглые ядра, которые причинили ужасающий ущерб.
Падали люди, лопались штаги. Даггер подождал, пока МакБрайд закончит давать команды по управлению судном, и создал наилучшую из возможных комбинацию косых и прямых парусов, чтобы удерживать корабль на позиции.
Невзирая на убийственный огонь, враг не сдавался. Даггер видел, что на ремонт грота-фала поставлена уйма людей. Но в тот момент, когда ремонт был закончен, упала грот-мачта капера. Раздался треск ломающегося дерева, и шхуна тот час же привелась к ветру, хотя не могла уже маневрировать, с помощью тяжелого паруса и рангоута, скользящего вдоль борта. МакБрайд попытался изменить курс, но не смог повернуть "Брайс". Орудия англичанина задали еще один убийственный концерт для правого борта вражеского судна. Ядра насквозь пробивали корпус развалины, неся также смерть для находившихся на ее палубе. Грохот стоял неслыханный.
- Прекратить огонь! - изо всех сил крикнул Даггер.
Артиллеристы выпрямили спины. Люди были черными от порохового дыма и полосатыми от стекавшего по телу пота. Даггер пристально смотрел на врага, но не видел никаких признаков того, чтобы их капитан собирался сдаваться. Он вздохнул. Придется еще проливать кровь. Ничего не поделаешь.
- Огонь! - крикнул он вновь.
Сейчас это напоминало бойню мух кувалдой. "Брайс" еще раз дала кормовой залп. На него ответа не было ни из одного орудия. Корма вражеской шхуны стала одной зияющей дырой. Руль был разбит, и она все ниже оседала в воде.
Экипаж "Брайс" собрался у планширя, наблюдая за гибелью вражеского корабля. Капер спустил спасательные шлюпки, в которые уселись остатки его экипажа. Корабль стал тонуть все быстрее, кормой вниз. Даггер поднялся на мостик и положил руку на плечо лейтенанта МакБрайда.
- Превосходно маневрировали, - сказал он. - Благодарю за помощь!
- Мог бы сказать, что это доставило мне удовольствие, - ответил МакБрайд, посмотрев на останки вражеского судна. - Но удовольствия я не получил.
- Я тоже, - согласился с ним Даггер и пошел на среднюю палубу. - Мистер Роббинс, зачехлите орудия и позаботьтесь о том, чтобы подобрать из воды выживших.
Вскоре он выслушал доклад плотника. "Брайс" получила все же пару пробоин на носу в районе ватерлинии, но их можно было заделать. Все постепенно приходило в норму. Повара развели огонь на камбузе, чтобы можно было приготовить горячую пищу. Палуба была прибрана. Ремонтировался пострадавший деревянный рангоут. Велись приготовления к захоронению мертвых.
Самой большой проблемой для Даггера были пленные с каперского корабля. Их надо было разместить и накормить, но он не мог везти их аж до самой Англии. Изучив карты, он решил сделать заход в Аден. Там можно было освободиться от пленных.
Остановка в Адене была короткой. На судно прибыл большой отряд из городского гарнизона, который занялся пленными. Пока "Брайс" стояла в порту, надо было выполнить самые срочные ремонтные работы, а Даггер нанес визит губернатору, чтобы вручить отчет о сражении. Если они попадут еще в одну заваруху по пути в Лондон, этот отчет будет свидетельством того, что экипаж "Брайс" вел себя мужественно и сделал все возможное в интересах отечества.
В сумерках они вышли из гавани Адена. На мостик поднялась Бет Асквит. Она молча стояла и смотрела на закат солнца. За кормой медленно исчезал берег, превращаясь в дымку. Даггер подошел к ней.
- Все же мы зашли в Аден, - сказал он. - Но никаких рейсовых судов и кают класса люкс до Англии.
- Ничего страшного, - тихо откликнулась она. - Роскошь - не самая важная вещь для меня. Гораздо важнее быть вместе с тобой, Даггер.
Он проглотил комок в горле. Говорить не мог. Неизвестность ледышкой застряла в животе. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел к компасу.
- Два румба право! - сказал он.
- Есть два румба право, сэр! - ответил рулевой.
- Так держать!
- Есть так держать, сэр!
- Англия, - думал он. - Было бы лучше, если бы мы остались в Калькутте. Бет и я…

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Швеция




ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


Король умер. Он давно, очень давно погиб в кровавом сражении в Германии. Ходили слухи, что королеве не нравится в столице, не нравится ее религия, что у нее плохие советники, пытающиеся обратить ее в папскую веру. Поговаривали, что она думает уехать из Швеции.
А Дагвинд Мартинссон вернулся на родину. Не совсем потому, что у него была ностальгия. Ностальгия, естественно, у него была, но та огромная ностальгия, которая была у него в начале его пути, который сам он иногда называл "опасным странствием", со временем прошла.
Теперь он вернулся в Гётеборг - бесславное возвращение. Он появился в городе как беженец. По крайней мере, таким он себя считал.
Он был убийцей, и потому был вынужден отказаться от своего будущего - состоятельного капитана Бомбейских военно-морских сил. Но состоятельным он все же был. Золотые монеты с дау и богатства, которые он нашел в каюте корабля, захваченного на острове пленных, ему удалось сохранить. И все это пригодилось ему, особенно когда он обратил свои драгоценности в деньги.
Сейчас он снова владел своим домом, который был у него в детстве, и посетил церковь, в которой преклонил колени перед надгробными плитами своих родителей - Улофа и Кристины. Он переполошил свою родню, когда вдруг появился в этих краях. Все считали его умершим, погибшим в той ужасной катастрофе, когда затонул корабль "Васа". Более всех был разочарован его воскрешением из мертвых, наверно, родственник, унаследовавший усадьбу Энггорден, но он был наказан за свою жадность, так как после ряда судебных разбирательств усадьба вернулась к Дагвинду.
За многие годы отсутствия Дагвинда усадьба Энггорден обветшала. Никто не проявлял к ней никакого интереса. Деревня за околицей, конечно, все еще была населена, но когда Дагвинд побывал в ней, оказалось, что там уже не жили Маттиас Янте и его дочь Лувиса. Дагвинд нашел их в одном из господских дворов на окраине Хисингена и вернул их назад. Несмотря на то, что Маттиас был уже в годах, а Лувиса была замужем за угрюмым неотесанным мужиком, оказалось, что они были не прочь вернуться в Эргрюте.
С их помощью старый дом становился домашним очагом. Велись работы по расчистке, вспашке, боронованию полей, и уже на следующий год они стали приносить хоть какой-то урожай.
Жилой дом был освобожден от многих вещей, однако это не особо трогало Дагвинда. Он приобрел новую мебель и шкафы, что было необходимо, чтобы комнаты не были такими же пустыми, какими он их нашел.
Усадьба Энггорден так и не стала его вторым родным домом. Первым была моряцкая пивная "Лебедь" в районе Майорна , владельцем которой был голландец Строкерк. В ней были также комнаты под съем. Дагвинд не раз ночевал там, потому что из этой части города до его имения в Эргрюте путь был долгим и тяжелым.
Он выбрал эту пивную по двум причинам. Сидя за облюбованным им столом, он мог видеть канал с судами. Это была важная причина, но не главная. В "Лебеде" он мог заказывать ром - напиток, который все более становился жизненно необходим ему.
Вот и сейчас он шел туда, будучи немного простуженным. Из носа капало, но благодаря насморку он не чувствовал вони от конского навоза, собачьего дерьма и нечистот, бывших естественными уличными ароматами. А именно в этом месте очень воняло еще и свинячьими испражнениями, отдававшими аммиаком.
Было еще довольно раннее послеобеденное время, когда Дагвинд вошел, пригнув голову, в тускло освещенную небольшую залу пивной. Иссе Бьюр, обслуживающий пивную, поскольку Строкерк владел и другими пивными, поприличнее этой, предпочитая работать с более утонченной городской публикой, приветствовал Дагвинда низким поклоном, показывая рукой, что столик у окна был свободен.
Не успел Дагвинд Мартинссон сесть за стол, как перед ним стояла уже кружка рома. Здесь знали, чего он и как часто желает. Уже после первого глотка рома ему показалось, что насморк проходит. Он выпил половину содержимого кружки и посмотрел в окно.
Там какое-то парусное судно медленно направлялось к причалу. Он узнал его, хотя давненько его не видел: это было одно из немногих судов, ходившее в Америку с торговыми целями. Поговаривали, что в это дело вложил часть своих денег шотландец Джон Маклиер, но никто не знал наверняка. А здесь, в этих бедных кварталах, мало кого это заботило. Это судно в любом случае должно успеть в порт до темноты, пока не опустят шлагбаум.
Несмотря на расстояние он видел народ у релингов. Значит, на борту были пассажиры. Он представил себе, как этот американский рейсовый корабль подошел к Стюрсё , чтобы взять на борт лоцмана, который за разумную плату проведет корабль в порт. Была традиция благодарить за благополучное плавание, когда показывалась церковь Стюрсё. Тогда в море летела куча монет. Благодарили, собственно, Царицу морей, но в виду церкви Стюрсё можно было воображать, что эти приношения принимает сам Господь.
Увидев, что к нему подходит Иссе с очередной кружкой рома, он поспешил опорожнить первую.
- Не желаете ли перекусить, капитан? - спросил розовощекий здоровяк.
Капитан! Ему нравилось, когда его так называли, несмотря на чувство при этом, что его время на мостике прошло. Военно-морскому флоту Швеции он был не нужен. Слишком стар. Но и в торговом флоте теперь предъявлялись более жесткие требования. Он скучал по морю, зная при этом, что, окажись он на борту корабля, он будет стремиться на берег. И прежде всего в "Лебедь", к жизни без обязательств. Такие вот дела.
- Нет еще, может быть, попозже, - ответил Дагвинд. - Я не голоден.
- Надо есть, капитан, а то вам станет плохо.
- Я позову тебя. А пока носи мне ром.
Атмосфера в пивной постепенно накалялась с того времени, как он пришел. Через пару столов от него сидели двое моряков и играли в триктрак с каким-то человеком. С ним они говорили по-шведски, а между собой - по-литовски, что скорее всего означало, что они жили здесь, в Майорна. Ведь "майорна" по-литовски означает "избы".
Дагвинд хорошо видел, что они мухлевали, обыгрывая несчастного крестьянина, явно пригнавшего в город скот на продажу, а теперь расстававшегося с частью заработанного.
Рекой лилось пиво. Одна из ночных бабочек, которых можно было часто встретить в "Лебеде", обхаживала потенциального клиента - довольно прилично одетого мужчину, угостившего ее джином, пока они договаривались о стоимости ее услуг.
Женщина! Он подумал, что давненько не приближался к этому существу. В голове теснились картины. Вырисовывалась картина с Бет, ставшая тот час же размытой, как только в его глазах показались слезы.
Он не мог забыть их последней ночи в капитанской каюте, как она пришла к нему под утро, еще до прибытия "Брайс" в Лондон. Тогда она была горяча, как никогда, горела эротическим жаром, вспыхнувшим от страха расставания с ним на какое-то время.
- Не надолго, - прошептала она ему на ухо. - Я только съезжу домой на пару дней.
- Домой к графу…
- Он ведь мой отец. Я должна рассказать ему о том, что ждет меня в будущем.
В последний раз он увидел ее, когда носильщики грузили ее багаж в черный экипаж на набережной. Когда она махнула ему рукой, он не ответил, неподвижно стоя на палубе. Он надеялся, что она поймет. Капитану с дипломом Бомбейских военно-морских сил не пристало проявлять свои чувства при посторонних.
И она исчезла. Шли дни и ночи, а от нее не было никаких известий. Он каждый день ходил в маленькую контору судового маклера, но у того не было ни письма, ни записки, ни весточки для него. На самом деле ему было понятно это молчание.
Граф Фитц-Саймонс вычислил, естественно, кем был капитан на "Брайс". И не мог позволить своей дочери общаться с человеком, убившим ее брата.
Дагвинд Мартинссон попытался отбросить в сторону эти мысли. Он опустошил свою кружку, наблюдая, как исчезает за строениями, медленно идя к причалу, корабль из Америки. Иссе заметил это и поспешил принести новую порцию рома.
Тогда, по истечении первой недели в Лондоне, он начал по-настоящему понимать, что его ожидает. Граф, конечно, принял свои меры. Дагвинд - Даггер - многое обдумал на пути из Адена. Он по-прежнему желал отомстить Фитц-Саймонсу за все то зло, которое тот причинил ему, но не мог. Разве он мог оставить любимую свою Бет без отца? Сладкое чувство мести, которое он питал по отношению к графу, исчезло. Его не было более в его планах на будущее.
Ситуация стала обратной. Теперь он стал слабаком, закованным в кандалы, но совершенно иных чувств, не менее интенсивных, чем чувство мести.
Однажды он был вызван в контору Бомбейских военно-морских сил на широкой улице за крепостными стенами. Там он узнал, что в отношении его ведется расследование. К сожалению, ему не могли сказать, кто стоит за этим расследованием, но сказали, что по документам он был Дагобертом Мартином, достойным гражданином, заслуженно получившим диплом капитана.
- "Брайс" будет снаряжена и готова к выходу в море через три недели, - сказали ему. - Ее надо поставить на ремонт на верфи, чтобы устранить повреждения, полученные ею в последнем бою. После этого вы вернетесь в Калькутту и Бомбей.
- А что мне делать до этого?
- На верфи вы не нужны, капитан Мартин. - Можете располагать собою до выхода в море.
Он снял себе небольшую комнату недалеко от порта. Дни и ночи напролет он беспрестанно думал о Бет Асквит, от которой ничего не было слышно. В один из четвергов он нанял коляску с кучером, решив съездить в резиденцию Фитц-Саймонса в нескольких милях от Лондона. Там ему сказали, что граф не принимает, а когда он спросил, принимает ли Бет, слуга застыл, словно кочергу проглотил.
- К сожалению, я не могу сообщать об этом!
Тогда он сунул ему в руку золотую монету и подождал немного.
- Она на пути в Америку, сэр, - узнал он минуту спустя. - Вот уже как неделя, сэр.
- В Америку?
- Да, в город Бостон, где у графа Фитц-Саймонса есть брат, который владеет торговым домом.
Дагвинд возвратился в Лондон с нарастающим в сердце чувством ненависти. Пожалуй, пора добиваться отмщения.
Для этого требовалось мужество. Он уже узнал, что храбрости придает ром. Он пил четверо суток не просыхая в пивной за несколько кварталов от доков. Эту пивную редко кто посещал помимо матросов и, естественно, женщин, заботившихся о том, чтобы морякам было что обсудить в душном кубрике.
В первый вечер он пришел туда в форме и сел за стол под люстрой посреди зала. Там он сидел в одиночестве. И столы вокруг никто не занимал. Это научило его кое-чему, и на следующий день он оделся в свою старую потрепанную одежду, прежде чем пойти туда. Теперь он сидел в компании.
Он немного узнал про Бостон. Некоторые его новые собутыльники могли многое рассказать об этом пятнадцатилетнем городе в Новой Англии.
- Туда стремятся никудышные люди, старающиеся скрыться от знакомых, или деловые люди, - сказал один матрос. - Это место ссылки или золотой рудник - вот что это такое. Не похоже на другие места вокруг. Народ там держит нос по ветру, хочет он этого или нет.
Но никто не слыхал о торговом доме, владельцем которого был брат Фитц-Саймонса.
Однажды поздно вечером, после обильных возлияний, когда спиртное уже не приносило ему никакой радости, он вышел, пошатываясь, из пивной в чернильную темноту. Фонарь светил, но вдалеке, на широкой улице, ведущей в порт и в его съемную комнату. Вдруг он увидел за собой какую-то тень. Он ускорил шаг, чтобы побыстрее подойти к свету. Он не испугался, хотя знал, что в этих кварталах случалось, что народ грабил друг друга, чтобы добыть пару монет.
Он уже почти что был в свете фонаря, когда тень догнала его. В руке этого человека что-то блеснуло, и Дагвинд моментально протрезвел.
Человек был ему знаком.
- Питер Даниэлс! - ахнул он.
- Да, я наконец-то догнал тебя, - ответил человек. - Потребовалось время, чтобы добраться до Англии из Калькутты. Ты унизил меня в тот последний раз. А сейчас ты умрешь… за все, что ты сотворил для меня и графа Фитц-Саймонса.
Он выбросил нож вперед, прорезав рубашку Дагвинда. Но и Даниэлс подкрепился перед нападением. От него несло джином, и двигался он не так уверенно, как на корабле.
Дагвинд увернулся и сжал обеими руками его запястье. Он вывернул его так, что острие ножа направилось в сторону нападавшего. Потом все произошло быстро, ужасно быстро.
Питер Даниэлс споткнулся, и крик, который он издал, напоровшись на собственный нож, долго еще стоял в ушах Дагвинда. Случалось, что Дагвинд просыпался посреди ночи от этого мучительного крика в голове.
Той ночью он понял, что ему не остается ничего иного, как покинуть поле боя. Все знали о его конфликте с Питером Даниэлсом, хотя он и случился в другой части света, и кто-нибудь обязательно свяжет внезапную смерть Даниэлса на улице с тем фактом, что за несколько минут до этого из пивной поблизости вышел Дагвинд.
Граф Фитц-Саймонс, как никто иной, приведет этот факт в суде. На этот раз графу больше повезет, и он добьется того, что Дагвинд будет повешен.
Рано утром следующего дня Дагвинд упаковал свои немногочисленные пожитки и был готов отчалить в Голландию. Оттуда он без особого труда добрался до Гётеборга.
Дагвинд имел, как он сам думал, все основания считать себя беженцем; и теперь он сидел в "Лебеде" за четвертой кружкой рома, глядя на канал с одинокой рыбацкой лодкой. Стол, за которым шлюха торговалась с клиентом, опустел. На нем остался только пустой графинчик из-под джина. Продавец скота также ушел, но остались его партнеры по игре, которые могли теперь позволить себе заказать еще выпивку.
- А сейчас, капитан, вы должны что-нибудь съесть! Питие на пустой желудок ни к чему хорошему не приведет!
Он вздрогнул и посмотрел в другую сторону. Рядом с ним стоял Иссе Бьюр с тарелкой в руке. На ней шипела свиная отбивная и лежала вареная репа.
Насколько он мог прочувствовать со своим все еще заложенным носом, пахло это хорошо.
- Принеси мне еще рому, и я немного поем.
Слова Иссе были знакомы и привычны ему, хотя раньше Дагвинд слышал эти слова на английском языке и с индийским акцентом. Отрезав кусок свинины и жуя его, он подумал, как там Сингх? Что с ним? Наверно, прислуживает другому капитану, который ведет сейчас "Брайс" по морям, обогащая английских судовладельцев.
Он съел почти все на тарелке, запил это ромом и решил выйти во двор, чтобы облегчить свой пузырь. Иссе быстро подскочил к нему, взял его под руку и помог ему.
За пивной воняло мочой и аммиаком. За низкой загородкой возле того места, где обычно мочились посетители пивной, в зловонном дерьме копались свиньи Иссе Бьюра.
- Комната наверху свободна? - спросил Дагвинд, с помощью хозяина войдя в пивную.
- У меня был один гость, но я сказал ему съехать, когда увидел, что пришел капитан.
Дагвинд улыбнулся. Он уже давно догадывался о том, что цена, которую он платил за убогую комнатушку со слишком короткой кроватью, была более высокой - для него, "капитана", нежели для менее титулованных съемщиков.
- Хорошо! Поможешь мне подняться, когда я закончу пить.
Ром, влитый им в себя, начал действовать. Он почувствовал себя немного пьяным, но это пройдет, лишь только он вернется за стол и поднимет свою милую кружку.
За окном стало смеркаться. В канале виднелась гребная лодка, а на берегу старая кляча тянула легкую коляску. Она остановилась возле пивной, и Дагвинд увидел, как кто-то вышел из коляски. В сумерках он не мог понять, кто это такой, но, впрочем, ему было все равно.
Он пил и думал о жизни.
Он слышал за собой, как Иссе увещевает пару шумных гостей. Строкерк должен быть доволен им, так хорошо управлявшим его таверной. Иссе Бьюр занимался таверной, как будто она была его собственной. Если народ хотел подраться, он весьма вежливо заставлял его делать это на улице. Хотя зачастую он замирял их, чтобы они продолжали кутить на пользу заведения.
Внезапно Дагвинд почувствовал чью-то руку на своем плече. Рука была теплой и дружески сжимала плечо. Дагвинд поднял взгляд наверх, докуда смог, так ка голова начала уже тяжелеть. Там был какой-то старик. Дагвинд несколько раз моргнул, приложив все усилия, чтобы узнать его. Наконец это ему удалось.
- Доктор Ладеманн! - воскликнул он. - Господи, я думал, что вас уже нет в живых!
- Нет, я пока жив, а вот ты можешь помереть, Дагвинд, если будешь продолжать в том же духе. Я слыхал о твоих пьяных похождениях!
- Ничего удивительного, - отвечал Дагвинд, отодвигая тарелку, все еще стоявшую на столе. - Я также ем, ем и пью, как все люди! Так здорово видеть тебя снова, Ладеманн. Сто лет как не виделись. Можно тебя угостить чем-нибудь, коль мы вновь наконец встретились?
- Я здесь не для того, чтобы пить!
- Что же, черт побери, ты делаешь тогда в пивной?
- Мне стало известно, что ты часто бываешь здесь, Дагвинд. Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда.
Дагвинд попытался не отводить взгляда от старого аптекаря и лекаря. Это ему не вполне удалось.
- Я не уйду отсюда. Я снял комнату. Я переночую здесь, а завтра собираюсь вновь сидеть на этом месте и смотреть в окно на корабли.
Ладеманн покачал головой.
- Ты отправишься со мной в баню, - сказал он. - Коляска ждет на улице.
- Мыться? Я не грязный.
- Может, и так. Но ты пьян. Я постараюсь протрезвить тебя, прежде чем ты встретишься с человеком, который разыскивает тебя.
- Меня? И кто бы это мог быть?
- Пойдем!
- Я никуда не пойду, пока не узнаю, кто меня добивается.
Ладеманн вздохнул.
- Одна дама, - сказал он. - Англичанка, назвавшаяся миссис Асквит.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ


В Гётеборге было несколько бань, но доктор Ладеманн, собственными глазами увидевший, в каком состоянии находится Дагвинд Мартинссон, выбрал ближайшую. Она стояла недалеко от городских ворот, и уже издалека была видна вывеска над входом в нее, на которой была изображена шайка и веник.
В предбаннике витал пар из самой бани. Хозяин поклонился, увидев доктора Ладеманна.
- Здесь чисто и хорошо, должен сказать! Претензий не имею! - заявил он.
- Сегодня я здесь не по службе, - ответил Ладеманн. - Я должен привести в достойный вид этого молодого человека!
- Ну, здесь можно и искупаться, - улыбнулся хозяин. - Для меня честь принять доктора Ладеманна в его свободное время.
Доктор вытащил свой кошелек, пересчитал его содержимое и протянул хозяину бани, пригласив Дагвинда сделать то же самое. Хозяин бани положил кошельки в ларец, в котором уже лежали какие-то ценности, и запер его большим ключом. После этого он пригласил их в общий зал.
Там стоял пар, такой плотный, что можно было с трудом различить голые потные тела находившихся в зале людей. Влажность была чуть ли не убийственной для человека, равно как и для факелов, едва горевших для освещения зала.
Посреди зала была печь, над которой на треноге стояла металлическая бадья с краном, напоминавшим кран пивной бочки. От него шел деревянный желоб к чану, из которого банщицы брали воду для своих шаек. Печь была сложена из огромных камней, нагревавшихся до такой степени, что могли греть воду в различной посуде.
Дагвинд почувствовал там себя нехорошо, о чем и сообщил об этом Ладеманну.
- Не жалуйся! - захихикал лекарь. - Будет еще хуже…
Он указал на одну из деревянных лежанок, возле которой громадных размеров нагая женщина, лишь чуточку прикрытая, со свистом стегала веником спину какого-то мужчины.
- … или лучше!
- На другом топчане лежала красивая женщина средних лет, совершенно нагая. Ее мыла и месила руками другая банщица.
- Я не могу смотреть на этих несчастных!
- Все от того, что ты еще пьян, Дагвинд, - сказал Ладеманн. - Как только протрезвеешь, будешь видеть мир новыми глазами.
- Что заставляет тебя так думать?
- Я видел твое лицо и твои глаза, когда ты узнал, кто хочет с тобой встретиться, - ответил доктор. - Ты увидишь мир и ее! Кто она?
Трудно было ответить на этот вопрос. Он и сам толком не знал. Они многое пережили вместе, они любили друг друга и испытывали вместе страх. Но обдумывая ответ на вопрос лекаря, он не знал, что ему ответить. В конечном счете он не знал, кто она. Совсем не знал.
- Мир я уже увидел! - отвечал он. - И то правда, что я хотел бы вновь встретиться с Бет. Я скучаю по ней… Но меня удивляет, что она приехала сюда. Я думал, она в Америке, в городе под названием Бостон.
Мощная дама, только что стегавшая веником мужика, подошла к ним и пощупала.
- Еще не разогрелись! - пробормотала она и пошла к другому моющемуся.
- Она прибыла из Америки, - объяснил Дагвинду Ладеманн. Я встретился с ней, когда инспектировал вставший у причала корабль, пришедший сегодня напрямую из нашей старой колонии в Делавэре. Она попросила капитана разузнать про тебя, и он обрадовался, узнав, что мы знакомы.
- Я немного боюсь вновь встретиться с ней, - признался Дагвинд, глядя на лекаря сквозь клубы пара покрасневшими глазами. - С тех пор, как мы расстались в Лондоне, уже довольно давно, случилось ужасное…
- Что это?
- Не твое это дело, Ладеманн!
Доктор помрачнел, но все же признал, что Дагвинд имеет право не говорить. Он многое знал о судьбе и приключениях Дагвинда в последние годы, потому что встречал людей, которые рассказывали о нем. Когда-нибудь он удовлетворит свое любопытство, но он понимал, что если он будет продолжать расспрашивать его, этот пьяница захлопнет створки, как ракушка.
Банщица вернулась и на этот раз осталась довольна их температурой. Они улеглись, каждый на своей лежанке. Она принесла горячей воды и мыло и начала скрести их спины жесткой щеткой. Дагвинд постанывал во время обработки. Стенания его еще более усилились, когда банщица после помывки принялась обрабатывать его веником. Под конец она окатила его холодной водой. Тут уж он громко вскрикнул.
- Я этого не выдержу! - сказал он Ладеманну, когда тот вновь уселся рядом с ним. - Глотка пересохла и горит огнем. Я должен что-нибудь выпить!
Доктор внимательно на него посмотрел и кивнул.
- Ты можешь выпить кружку пива, но ничего более.
Он что-то сказал банщице, и та исчезла, но быстро вернулась с кружкой пенящегося пива. Дагвинд опустошил ее в несколько жадных глотков. Потом рыгнул и отставил от себя пустую кружку.
- Теперь я, кажется, смогу прожить этот день, - объявил он.
Они вытерлись и отдохнули затем немного, прежде чем одеться, забрать кошельки и идти к ждавшей их коляске. Доктор Ладеманн констатировал, что Дагвинд выглядит теперь почти что трезвым.
Но чувствовалось однако, что он напряжен. Старый лекарь украдкой поглядывал на Дагвинда, размышляя, какие все же отношения были у того с этой женщиной.
Эта часть улицы была мощеной. Лошадиные подковы звенели, ударяясь о камни, когда экипаж приближался к Стура Торгет. Теперь им была видна Ратуша и Стадсчелларен.
- Так она здесь остановилась? - спросил Дагвинд.
- Лучшее место для проживания дамы, - ответил Ладеманн.
Бет Асквит увидела коляску в окно. Разглядев мужчину, вылезшего из коляски, она глубоко вздохнула, одновременно закрыв рот рукой. Она тот час же узнала доктора, которого встретила на причале и благодаря которому она получила лучший номер в гостинице. Но второй мужчина! Неужели это он? Даггер? Если так, то он был непохож на себя.
И все же это был он. Теперь она видела это несмотря на то, что он сильно изменился. Он был по-прежнему высокого роста и хорошо сложен, но его лицо не походило на лицо, запечатленное в ее памяти. Его лицо округлилось и приобрело красноватый оттенок, от чего он походил на усталого английского крестьянина. Когда он сошел с коляски и пошел ко входу, он тряс головой и жестикулировал руками. Он разговаривал сам с собой? Внезапно он посмотрел на окно. Да, это был он и все же не он. Даггер, которого она помнила, имел легкие, открытые черты лица. Лицо же этого человека местами было неподвижно, что производило впечатление упрямого терпения, возможно, покорности и флегматичности.
Она попятилась от окна, испуганная и сбитая с толку. Рядом на стене висело зеркало, и отражение в нем не сделало ее спокойнее.
На ее лице с когда-то гладкой кожей и прекрасными чертами появились морщины. Она не видела - или не желала видеть - их раньше, хотя лекарь в Новой Англии однажды фактически осудил ее за то, что она не закрывалась от тропического солнца, что действительно не пристало даме ее происхождения.
Она постарела!
Совсем как он!
Она знала, что произойдет, но все же вздрогнула при стуке в дверь. Она пошла и открыла.
- Бет! - произнес Дагвинд Мартинссон. - Ты совсем не изменилась!
Бет Асквит смотрела на него, как на пришельца с далекой звезды. По ее щекам потекли слезы, и она обняла его.
- Ох, Даггер! Ты, как и раньше, не умеешь врать… Боже, как я скучала по тебе.
Он ответил на ее объятья, и она задом вошла в комнату, словно приклеенная к нему. Доктор Ладеманн, открывший рот, чтобы сказать что-то, передумал. Он нахлобучил шляпу на то, что осталось от его шевелюры, и закрыл дверь снаружи.
Дагвинд поцеловал Бет.

Им было что рассказать друг другу. И они начали рассказывать, но только после того, как прибыли в усадьбу Энггорден, которую Бет нашла спартанской и мрачной.
- Мой отец умер, поэтому мне удалось вернуться в Европу, - сказала она, когда они уселись у камина в большой зале. - Когда по разным причинам открылось, что он доверял человеку по имени Питер Даниэлс дела, которые не всегда были безупречными с правовой точки зрения, он попытался сначала отстраниться от этого. Бомбейские военно-морские силы получили запрос о Даниэлсе, а об этом человеке явно нельзя было сказать ничего хорошего.
- Я знаю, - ответил Дагвинд. - Это тот человек, с которым я враждовал.
- Он тоже мертв. Я узнала это из письма из дома. Его нашли мертвым с ножом в груди в одном из переулков Лондона. После этого мне стало известно, что его смерть послужила причиной того, что некоторые связывали его с моим отцом. В кармане Питера Даниэлса нашли письмо от графа Фитц-Саймонса.
Дагвинд долго смотрел прямо в ее глаза.
- Твой отец покончил с собой? - спросил он.
- Я не знаю, - ответила Бет. - В заключении о причине смерти написано "сердечный удар". Мой отец был высокопоставленным вельможей, которому не пристало лишать себя жизни.
- Тебя выслали в Америку из-за меня?
Немного помедлив, она кивнула.
- Отец обвинял тебя в смерти моего брата Дерека. Несмотря на то, что в Бомбейских военно-морских силах упрямо отрицали, что ты и убийца Дерека не могли быть одним и тем же лицом.
- А ты что думаешь?
- Какая разница, что я думаю. Я плохо знала Дерека. Мы жили в разных мирах. Иногда мы встречались, конечно, но, признаться, я никогда не стремилась к встрече с ним. Дерек был бесчувственным человеком. Ему не было дела ни до кого, кроме самого себя. Это многих провоцировало. Я считаю, что ему было предопределено умереть насильственной смертью.
Она рассказала о поездке в Бостон - освобожденный от налогов город, полный торгашей, как она его охарактеризовала, - и о том, как ей не нравилось там жить, следуя строгим правилам в доме дяди. Она несколько раз просила и умоляла разрешить ей вернуться в Англию и каждый раз получала отказ. Потом пришло известие, что граф преставился, и тут уж они не могли более препятствовать ее отъезду.
- Но почему в Гётеборг? - спросил он.
Она мимолетно улыбнулась. Свет от камина придавал ее лицу интересные черты и тени.
- Я не сидела сложа руки в Бостоне, - ответила Бет Асквит. - Там я строчила сотни писем, в которых я спрашивала о тебе у самых разных людей, и когда я наконец получила ответ, я сложила вместе части головоломки и узнала, что ты скорее всего швед и тебя зовут Даггвинд Мартинсон. Об этом сообщили мне некоторые бывшие друзья отца и члены морского суда. От них я узнала также, что ты исчез, растворился после смерти Питера Даниэлса в Лондоне. Я не собираюсь спрашивать тебя, есть ли здесь какая-то связь. Во всяком случае сейчас.
- Мне кажется, я не хотел бы, чтобы мне когда-нибудь задали этот вопрос, - тихо сказал Дагвинд.
- Мы много говорили о другом вопросе перед последним расставаньем, - сказала Бет.
Он посмотрел на нее с немым вопросом в глазах.
- О вопросе, на который ты в тот раз хотел бы получить положительный ответ, - продолжала она.
- А ты по-прежнему готова ответить на него "да"? - спросил он, поняв теперь, что она имела в виду.
Она кивнула. И тогда он ее поцеловал.
- Будь осторожна, - сказал он. - Я уже не тот человек, что был тогда.
- Со временем все люди меняются! Но я чувствовала себя спокойной в твоем обществе. Я и сейчас так чувствую, так что ты не намного изменился…
- Да нет, изменился, - вздохнул Дагвинд. - К сожалением не к лучшему… Но я надеюсь измениться обратно!
Через некоторое время он проводил ее наверх по широкой лестнице. Служанка успела привести в порядок ее комнату. Дагвинд почувствовал в солнечном сплетении странное чувство, когда он внезапно осознал, что именно в этой комнате много лет назад ночевал король Густав II Адольф. Это чувство разрасталось, грозя завладеть им всем.
Он остался у нее на час. Она просила его провести с ней всю ночь, но он оставил ее.
Он торопливо спустился на первый этаж и поспешил в комнату, в которой был буфет. Достал из него бутылку рома и налил его в оловянную кружку. Когда он выпил, стеснение в груди начало понемногу отпускать. Оно почти что полностью исчезло, когда он опустошил вторую кружку.
Усталость как рукой сняло. Он поставил бутылку и кружку на столик у окна и зажег лампу. Затем достал нож, банку с клеем и кисточкой, ножницы и лоскутки льняной ткани. В ящике стола лежала начатая берестяная лодка.
Он осмотрел кусок бересты в свете лампы и взял нож.
- Женщины, конечно, это хорошо, но лучшая женщина - это корабль, - пробормотал он. - А "Брайс" - лучшая из женщин, которые у меня были,.. из всех, вместе взятых!
Свидетельство о публикации №390142 от 1 июня 2021 года





Голосование:

Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:



Нет отзывов

Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Логин
Пароль

Регистрация
Забыли пароль?


Трибуна сайта

В чём заключается любовь?

Присоединяйтесь 




Наш рупор

 
https://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/music/bardi/2539937.html?time=1711718636#comment23904820 песня и клип против нацистов. В отличии от некоторых караокерш, я с бандеровцами не сотрудничаю.


Присоединяйтесь 





© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Реклама на нашем сайте

Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal

Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft