Бумажный журавлик

История о слепой девушке, которая с некоторых пор начала ощущать присутствие призрака в своей квартире. Что он хочет? Почему требует ее внимания? Или это она, кто стремится выйти с ним на контакт?
На базе этой книге снят фильм-короткометражка с одноименным названием

Бумажный журавлик.
Иногда ей становилось трудно дышать в комнатах, покрытых слоями пыли, которую она старательно протирала один раз в неделю, но которая неизменно возвращалась на свои места день ото дня, настойчиво покрывая своим лёгким телом все поверхности в доме, забивалась в углы и под мебель, будто туман, который стелется над равнинами каждое утро, не изменив ни разу своему расписанию.
Очень редко она открывала скрипевшие от старости ставни окон, чтобы впустить в этот трехкомнатный мир старой хрущёвки немного свежего воздуха. Он приносил с собой не только свежесть дневного или ночного города, но и жизнь, которая кипела за бетонными стенами этого дома: приглушённые голоса людей, шелест деревьев на ветру, пение птиц в теплую погоду, далёкие гудки машин, проезжающих по шоссе, которое находилось в трёхстах метрах от здания, звонкий лай домашних и бездомных собак, выясняющих отношения между собой... Однако она всеми силами противилась этим новым звукам, наполняющих её квартиру, и не хотела слушать их, повествующих о внешнем мире. Звуки никогда не были похожи друг на друга и каждый раз рассказывали что-то новое из того, что происходило за стенами дома, беспощадно врываясь в тёмное жилище одинокой девушки, стоило ей открыть окно. Она не желала ничего слышать, предпочитая быть полностью погруженной в безмолвную темноту своего мира. Наталия была слепой.
Но такой она была не всегда. Вместе с родителями и старшей сестрой Ольгой они жили самой обычной жизнью городских людей. Отец работал в строительной компании, а мать - продавцом в продовольственном магазине. Наталия была самым обычным ребёнком, который сначала ходил в детский сад, потом в школу. Она не хватала звёзд с неба, но училась неплохо. Гуляла с подружками, вечером делала уроки, а в 12 лет поступила в музыкальную школу по собственному желанию. Родители приходили с работы уставшими, но старались поддерживать дома порядок. Квартира давно нуждалась в ремонте: видавшие виды светлые обои давно потрескались, кухонная мебель состояла только из серого холодильника да небольшой плитки, пол скрипел под ногами, этажерки еле выдерживали на себе вес книг, и только древнее пианино ещё дышало жизнью. Отец всегда говорил, что первым делом надо заботиться об обучении дочерей, их досуге и хорошем питании, поэтому деньги, отложенные на ремонт, волшебным образом вскоре исчезали: собрать детей в школу, купить им приличную одежду, оплатить музыкальные курсы для Наталии и художественные для Ольги, питаться не просто гречкой, а хорошими продуктами (которые было очень сложно достать в конце 70-х годов), сходить в кино, в парк, отдохнуть летом на море... - всё это требовало больших затрат.
Потом отец купил машину - новенький "Жигули". На самом деле, семья не нуждалась в этом средстве передвижения, но у всех друзей отца и его коллег по работе уже были железные кони, и он не хотел от них отставать. В тот год ему пришлось пожертвовать и правильным питанием, и поездкой на Чёрное море. Мать только повздыхала да попыталась объяснить Ольге, которая заканчивала школу, что на выпускной бал можно пойти и в старом платье, если его украсить новым образом. Наталия равнодушно отнеслась к новой покупке, только досадуя на то, что теперь её ограничат в количестве выдаваемых карманных деньгах.
Всё шло своим чередом вплоть до того рокового дня, когда семья решила провести теплый воскресный день июня на озере. Наталия только окончила школу и отпраздновала своё шестнадцатилетние, и ей предстояло поступать в университет. Она выбирала между факультетом арт-дизайна (к которому стремилась всей душой, но против которого были родители, уверенные, что она не сможет сдать экзамены на отлично и тем самым поступить на бюджетное отделение) и аграрным факультетом, который настойчиво ей рекомендовал отец. Подавать документы можно было только в один ВУЗ, и дата подачи неумолимо приближалась. Не зная, как поступить в данной ситуации, чтобы не расстраивать родителей и, с другой стороны, не наступать на горло своим желаниям, Наталия даже склонялась к мысли последовать в университет, где учился её молодой человек на архитектора. Родители очень хорошо к нему относились и уважали, да и архитектура не так далеко стоит от дизайнерского искусства, поэтому был шанс убить сразу двух зайцев: её молодой человек вполне мог бы рассказать отцу девушки о всех преимуществах этой профессии. Единственный минус был в том, что университет находился на другом конце города, и добираться до него было бы сложно.
Обо всём этом думала Наталия, сидя в машине вместе с родителями, которые, собрав целую корзину еды и прихватив купальные принадлежности, везли её на пригородное озеро, чтобы устроить там небольшой пикник. Ольга, которая уже заканчивала экономический факультет в университете, уехала чуть раньше в машине своего жениха - американца из Нью-Йорка, который обучался в России по обмену. Белокурая и кудрявая девушка с курносым носом и заливистым смехом прочно занимала место в его сердце вот уже четыре года с тех пор, как они познакомились первого сентября в университете у кафедры экономических наук. Родители были рады тому, что их старшая дочь нашла себе пару из, как им казалось, процветающей страны, где в изобилии имелось много возможностей устроить свою жизнь самым наилучшим образом. Мама даже мечтала, как однажды они всей семьёй переедут в Нью-Йорк, в просторную большую квартиру на окраине города, лучше у какого-нибудь парка, и вместе с отцом они будут там воспитывать внуков, выучат английский язык и будут покупать в магазинах настоящие треугольные шоколадки.
Наталия почувствовала удар за несколько секунд до того, как произошла авария. Какая-то мощная сила просвистела перед её глазами, одним махом вырвав из груди душу и будто растопив в жгучей кислоте все жизненные соки. Не осталось ни одной мысли, ни одного чувства, будто её никогда не существовало. Словно одним рывком порвались струны души, которые ещё мгновение назад издавали свою собственную мелодию. А через три секунды в автомобиль на полной скорости врезался грузовик, который выскочил на встречную полосу, заставив машину перевернуться несколько раз и бессильно упасть в придорожную канаву. Родителей девушки даже не смогли сразу достать из-под груды металла прибывшие спасатели, которых поспешили вызвать шокированные происшествием водители других машин. Никто не осмеливался приближаться к искореженному автомобилю до прибытия специалистов, опасаясь стать свидетелем страшного творения рока.
Наталия осталась чудом жива, и её израненное тело силилось делать вдохи и выдохи, пытаясь наполнить лёгкие кислородом, перемешанным с пылью дороги. Ещё несколько дней спустя после аварии не существовало ни её, ни окружающего мира, как будто Всевышний раздумывал, стоит ли продолжать жизненный путь этого человеческого существа, позволить ли ему и дальше играть роль в созданном им спектакле, снова наделив его надеждами, страхами, желаниями, болью и радостью.
Что может ощущать человек, которого вырвали из бездны небытия, ослепив беспощадным ярким светом мрак, частью которого он уже стал? Наталия пришла в себя будто по щелчку чьих-то пальцев, не ощущая в первые мгновения воздуха в своих лёгких и прикосновения кожи к простыням на кровати, не слыша лёгкого жужжания какого-то медицинского аппарата слева от себя и тяжёлых шагов за дверью больничной палаты. Всё это ожидало её лишь спустя минуту после пробуждения, но вначале не было ничего, кроме толчка, который отправил её в этот мир ощущений. Не чувствуя своего тела, своего Я, не признавая наличие предметов вокруг, Наталия ещё не существовала: только этот толчок и больше ничего. Понимание того, что произошло, пришло гораздо позже: воспоминания не спешили занимать своё законное место там, откуда были изгнаны волей несчастного случая. Девушка сначала даже не удивилась тому, что её окружает кромешная темнота, не пропускающая даже лёгкой светлой тени. Но вместе с её пробуждением время снова начало отсчитывать часы и минуты, и, как мозг ни старался подольше остаться в своём неведении, река мыслей уже неслась по нему, спешно пытаясь заполнить собой все его ниши.
Мир открывался ей заново, принося только неутешительные вести: родители погибли в аварии, а Наталия навсегда останется слепой, и не существует такой операции в мире, которая могла бы вернуть ей зрение. Врачи говорили о том, что её тело не сильно повреждено, нет перелома позвоночника и этому надо радоваться, потому что в подобных авариях люди редко выживают и ещё реже - не становятся калеками. Поначалу Наталия спокойно слушала все эти новости, будто её прежняя жизнь была только лишь сном, а родителей и вовсе не существовало, но с каждым часом, с каждым днём пробуждалась в ней её личность, которую, в конце концов, охватил ужас от всего произошедшего. Отчаяние поднялось из самых глубин её существа, терзая и мучая изнутри, не давая передышку даже на сон. Наталия не знала, что больше всего разрывает ей сердце: гибель родителей или потеря зрения. Она пыталась противиться этой пытке, но очень быстро сдалась: не было власти над этим мучением, не было ни одного средства, который хотя бы временно облегчил эту боль. Мысли давно иссякли, слёзы закончились, тело не болело, но чья-то невидимая рука устроила внутри настоящую бурю, от которой не было спасения. Однажды Наталия очнулась на полу в своей палате, бьющуюся в истерике и которую спешно поднимали врачи, укладывали на кровать и кололи какое-то лекарство, после которого наступала зловещая тишина, ожидающая, когда её снова сменит буря.
Только благодаря Ольге Наталию не отправили на лечение в психиатрическую больницу. Переживая трагедию, старшая сестра держалась, как могла. В это время ей на подмогу пришел её жених, который сделал всё возможное, чтобы помочь ей перенести горе потери. Своим вниманием, нежностью, тёплыми словами он смог вырвать её из власти страдания и того кошмара, который она переживала первое время, даже не в силах пойти проведать сестру. Питер, так звали жениха Ольги, взял на себя все денежные расходы и организационные вопросы по поводу опеки над шестнадцатилетней Наталией. Девушку привезли домой, и Ольга стала официальным опекуном над младшей сестрой, хотя ей это давалось очень нелегко: Наталия потеряла полный интерес к жизни, почти не вставала с кровати, отказывалась от пищи и не желала ни с кем разговаривать. Поначалу к ней ходили друзья и её друг из университета, гонимые волной сочувствия и страха оказаться когда-нибудь в похожей ситуации. Они не могли утешить девушку, и им оставалось только в бесконечный раз качать головами и шептать друг другу, насколько же неумолимо жестокая судьба человека. Всё, что они смогли сделать - это собрать небольшую сумму денег для семьи. Через какое-то время друзья перестали приходить к Наталии, смерившись с её положением или, может быть, не видя смысла без конца утешать слепую подругу. Уже нельзя было с ней обсудить последние новости, сходить в кино, посмеяться, да и просто хорошо провести с ней время. Её парень, уже бывший, оправдывал себя тем, что не может всю жизнь тащить на себе человека, который не хочет его знать, не хочет даже попытаться вернуться к обычной жизни. В глубине души он понимал, что сам не пытался спасти её, потому что это были бы лишние трудности, да и что ему делать с незрячей девушкой, к которой когда-то возникшие подростковые чувства исчезли вместе с её потерей зрения?
Первое время к Наталии приходили соцработники, исправно выполняя свою работу. Кто-то из них искренне сочувствовал девушке и пытался взять на себя роль психолога, чтобы вернуть её к жизни; другие сухо осведомлялись о её здоровье, проверяли наличие продуктов в холодильнике, задавали одни и те же вопросы старшей сестре и уходили, забыв о слепом и несчастном подростке, как только за ними закрывалась дверь.
Питер продолжал помогать. Семья из Америки присылала ему деньги, которые он до последнего цента отдавал своей возлюбленной, опасаясь возможного решения Ольги посвятить всю свою жизнь беспомощной сестре. Питер мечтал, что они поженятся и уедут вместе в Нью Йорк, но планы пришлось отложить. Он предложил найти хорошего специалиста (разумеется, за высокую плату), который вернёт к жизни девушку. Отыскать психолога оказалось нелегко: казалось, что они существуют только в Америке, а в советской Москве в них не было необходимости. Однако поиски всё-таки увенчались успехом, и каждую неделю, по пятницам, к Наталии стал приходить Арсений Львович, крупный седой мужчина лет пятидесяти с густыми волосами и презрительными серыми глазами, который поставил цель самому себе- поднять несчастную на ноги во что бы то ни стало. Эта худенькая темноволосая девушка с приятными чертами лица вызывала у него отеческие чувства, ведь собственных детей у него не было. Он видел в ней не только материал для своей работы, где была возможность проникнуть в неизведанные просторы человеческой души и применить на практике теории выдающихся западных психологов двадцатого века, но и живое человеческое существо, попавшее в беду и не имеющее возможности выкарабкаться самостоятельно. Арсений Львович принял на себя моральную ответственность за состояние этого ребёнка и был готов бороться до последнего, даже бесплатно, если вдруг денежный вопрос встанет ребром. Посоветовавшись с врачами, он назначил Наталии уколы лекарствами, которые сам же доставал через знакомых. В аптеках они свободно не продавались, а рецепт официально выписывать никто не хотел. Врачи из городской поликлиники, иногда приезжающие на вызов, только разводили руками: девушка здорова, сотрясение мозга осталось в прошлом, переломы заросли, больше ничем помочь не можем.
Арсений Львович неделю за неделей вытягивал девушку из пропасти её депрессии, пытаясь склеить разорванные струны её души. Он рассказывал ей всевозможные истории из жизни слепых людей, сказки и притчи, говорил о судьбе и человеческой воле, о здоровье и болезни, о смысле бытия и божественном предназначении, о силе и слабости духа, о чудесном духовном мире человека, скрытого от глаз большинства людей... Врач видел, как вначале Наталия настойчиво уклонялась от этих разговоров, как её мозг буквально умолял прекратить врываться в его жизнь, закрывая все двери и окна от непрошенного гостя. Девушка не хотела ничего слышать, предпочитая оставаться в глухой темноте, где под осколками попавшей в аварию машины была похоронена вся её жизнь, её прошлое и будущее, и где она также пыталась зарыть, забросать землёй своё настоящее. Однако лекарства, которые ей вводили острыми иглами, проникали в её кровь, заставляя мозг зашевелиться, наполняя кислородом клетки организма и пуская потоки энергии по её венам. Волей-неволей слова врача обретали для Наталии какой-то смысл, а тело, уставшее лежать без дела на жёсткой кровати, импульсивно принимало вертикальное положение и следовало за голосом этого настойчивого мужчины. Его мягкий низкий тембр, словно бархат, обволакивал её и призывал выполнять различные упражнения, двигаться, играть, думать... Арсений Львович узнал, что она когда-то играла на пианино, и ухватился за эту ниточку, приводя в пример гениальность Бетховена, который потерял слух, но не своё мастерство. Наталия не верила в свою гениальность, однако согласилась снова сесть за музыкальный инструмент, и, пусть и не сразу, её пальцы ловко нашли давно знакомые клавиши, и забегали по ним: белые сменялись чёрными, высокие ноты переходили в низкие, скачки превращались в паузы...
Спустя год после начала работы Арсений Львович уже не мог не нарадоваться на результат своего труда, на нового человека, которого он создал собственными руками, чью душу вышил новыми нитками и вдохнул в неё жизнь, будто Господь Бог. Наталия больше не проводила время в постели: она выходила с ним или с сестрой на прогулку, могла поддержать любую беседу, играла на пианино, слушала фильмы из старенького телевизора, а также обучилась языку невидящих людей и читала книги, которые врач приобрёл специально для неё в обществе слепых. Врач не без грусти понимал, что возложенная на него миссия подходит к концу, но его сердце наполнялось особым удовольствием от того, что такая наука, как психология не застыла на страницах книг западных учёных, не оказалась плодом их фантазии, а нашла своё применение и спасла чью-то жизнь. Он, Арсений Львович, собственными руками перевернул жизнь подростка, оживил погибающую душу, исполнил своё предназначение и теперь ему предстояло с поклоном удалиться со сцены. Впереди его ждал научный труд, в котором он собирался рассказать о своём опыте, не без гордости поведав миру о своём успехе и оставив потомкам ценный материал для их исследовательской деятельности в психологических науках.
Однако если бы врач был чуточку более внимательным, если бы его глаза не застилали видимые успехи его пациентки, если бы он только на мгновение усомнился в результативности своих практик, он бы с горечью признал, что не вылечил этого подростка на столько, на сколько он это себе представлял. Будучи опьянённым магическим преображением полуживого тела в активного и любознательного человека, Арсений Львович не чувствовал фальши в ответах Наталии на вопросы о её самочувствии; не замечал поспешность в её речи, когда она рассуждала о радости от своего пробуждения; не обращал внимания на услужливую покорность девушки, готовую немедленно выполнить любое его задание; не видел, как судорожно и отчаянно она сжимала белую трость, когда они отправлялись на прогулку или на встречу с другими слепыми людьми. В его воображении существовала новая личность, готовая жить со своим физическим недостатком не хуже, и может быть даже лучше, чем обычные люди, и за этим образом он не видел отчаяния и стойкого сопротивления девушки, которая мечтала лишь о том, чтобы её оставили в покое.
Наталия была вырвана из своего тёмного и одинокого страдания помимо своей воли. Гонимая сочувствием своей сестры и её жениха, а также настойчивостью врача, ей пришлось проснуться и вернуться в этот мир, от которого она не ждала уже ничего. Достаточно быстро Наталия поняла, что ей проще поддержать эту игру, удовлетворить амбиции психолога и успокоить Ольгу, которую явно тяготила обязанность ухаживать за беспомощной сестрой. Думая, что их приглушённый шёпот за закрытой дверью спальни родителей не досягаем до ушей Натали, Ольга и Питер с горечью обсуждали сложившуюся ситуацию. Американца ждала работа на его родине, но он мужественно откладывал день возвращения, чтобы не расставаться со своей любимой. Ольга отвечала, что ни за что не бросит здесь сестру, пока не будет уверена в том, что та поправилась. Наталия улавливала в этом благородном порыве явную досаду, обиду на жизнь за то, что та не давала планам сестры осуществиться, приковав к этой старой квартирке на окраине Санкт- Петербурга, а также её стыд перед этими чувствами, ведь Наталия не имела никаких планов вообще, и жизнь её казалась совсем незавидной. Всеми фибрами своей души Ольга мечтала выйти замуж за своего суженного, за человека, который показал, что не бросит её ни при каких обстоятельствах, готового жертвовать своими желаниями и планами в своей преданности любимой, но внутреннее чувство ответственности и совести не позволяло ей самой предать свою сестру, оставив её на произвол судьбы. Наталия похолодела, когда услышала однажды, что они обсуждают вариант её переезда с ними в Нью-Йорк, и это было той последней каплей, которая убедила её принять игру. Зачем, зачем нужно её опекать, сочувственно обнимать и гладить по волосам, рассказывать события дня, подносить еду на подносе прямо в кровать, развлекать историями и делать вид, что всё будет хорошо? Наталия прекрасно понимала, что будь на то воля сестры, та бы немедленно убежала из этого дома, от этой необходимости выполнять свой долг, от ежедневных сопереживающих взглядов на больную, от разговоров об её выздоровлении и от нескончаемой пытки своего сочувствия и моральных принципов. Наталия думала, что не хочет быть обузой и препятствием к счастью людей, которые имели привилегию жить на полную катушку в этом большом и красочном мире, но на самом деле она просто не хотела иметь ничего общего ни с одним живым существом. Необыкновенное утешение и удовольствие находила она в своём смятении и слепом одиночестве. Минимум звуков! Минимум сигналов из внешнего мира! Утопая в своей безысходности, в своём отказе жить, её пленяло наслаждение быть никем, не желать ничего, не радоваться и не страдать, не просить и не отдавать, не ждать, не надеяться, не верить. Единственным шансом на то, чтобы все оставили её в покое, было притвориться такой, какой её хотели видеть: обычным человеком с его желаниями и надеждами, который тяготеет к общению, к новым знаниям и навыкам. Целый год Наталии приходилось играть эту роль и только днём, когда Ольга и Питер были в Университете, а врач ещё не приходил, ей удавалось насладиться тем покоем, который пугает обычного человека, от которого он бежит в своем стремлении заполнить полочки своей души разноцветными книгами с неповторимыми историями.
С нетерпением ждала Наталия того дня, когда дом опустеет и останется только в её владении. Ещё один бесконечно длинный год пришлось ей пережить, ожидая своего совершеннолетия. С таким же нетерпением, иногда плохо скрываемым, его ждали Ольга и Питер. Они видели, что Наталия, поборов свою депрессию, очень быстро стала взрослой: её планы, её настроение, её уверенность в будущем успокоили старшую сестру. Ольга не могла не предложить Наталии поехать с ними, втайне желая отказа- ведь в Америке начиналась новая жизнь, поиски работы, рождение ребёнка... Во всё это не вписывалась слепая девушка, и, как бы Ольга ни гнала эту мысль прочь, к своему стыду ей пришлось признаться себе, что она не сможет опекать сестру всю жизнь. Питер успокоил её, сказав, что каждый человек проходит свой собственный путь, что невозможно вести другого за руку всю жизнь и наступать при этом себе на горло, да и не было здесь предательства: Наталия горячо заверила их, что хочет остаться в России, поступить заочно в университет, да и в центре слепых она уже нашла себе друзей, помощников, руководителей. Успокоив себя тем, что из Америки они смогут помогать Натали материально, Ольга поспешила сделать себе загранпаспорт и, расписавшись с Питером в местном ЗАГСе, с лёгкой душой покинула Родину. С этого дня Наталия наконец смогла вздохнуть свободно, сняв с себя маску устремленного к жизни человека и выкинув в мусорное ведро книги, по которым она якобы готовилась к поступлению в университет.
В этом затворничестве прошли три года. Наталия выходила на улицу по четвергам, чтобы купить еды в магазинчике у соседнего подъезда, да в третью субботу месяца, чтобы получить денежное пособие от государства как инвалиду по зрению. Ольга, неплохо устроившись заграницей, первое время звонила сестре каждый день, но потом новые хлопоты стали занимать все её мысли, и младшая сестра всё больше растворялась в тумане прошлого. Деньги они ей высылали, но Наталия редко пользовалась услугами банка, потому что ей вполне хватало тех небольших сумм, которые ей милостиво предоставили органы власти.
Дома она нередко зажигала свет, чтобы люди не подумали, что квартира пустует. Однажды её сильно напугал скрежет в дверном замке средь бела дня, и Наталия поняла, что любителей поживиться чужим добром могли привлечь тёмные окна и явное отсутствие хозяев, если за квартирой наблюдали. В тот день Наталия впервые повысила голос (говорила она всегда тихо и только когда в этом была необходимость), громко спросив, что нужно незваными гостям. Скрежет прекратился, с лестницы раздались поспешные шаги, и Наталия ещё больше удостоверилась в том, что её догадка оказалась верной. С тех пор каждый вечер она зажигала свет и перед сном проверяла, накалились ли лампочки или остались холодными, перегорев.
Девушка проводила все дни дома, за плотно затворёнными окнами, чтобы ни один живой звук не врывался в её жизнь, аккуратно сотканную из молчаливой печали и покорным приятием своего отсутствия в мире. Наталия не желала ничего слышать извне, полностью изолировав себя не только от людей, но и от любого дуновения той стихии, которую называют окружающим миром. Она не могла видеть краски окружающих её предметов, ни их формы, ни плавность движения - тогда зачем ей нужен был этот мир? Всё, что она могла сделать - это представить себе, как выглядит лицо пожилой продавщицы в магазине, нарисовать в своём воображении чёрного пса, лающего у её бока, ощупать ствол могучего дерева, вообразив цвет и форму его коры... Каждый предмет, которого она касалась, рассказывал ей о своей форме, весе и назначении; звуки улицы пытались описать себя как можно точнее, указывая на каждую свою мелочь; людские голоса буквально кричали о себе, о своей внешности и характере... Но, не будучи видимыми, они существовали только в её воображении. Наталия прекрасно понимала, что как бы точно она не представила окружающую её обстановку, вещь, человека, всё равно они были бы плодом её воображения, фантазии. Стоило ей увидеть их собственными глазами, как мир преобразился бы до неузнаваемости: все формы обрели бы новые значения, оттенки цветов посветлели бы или потускнели, а вон тот высокий, худой мужчина с горбинкой на носу превратился бы в полноватого розовощёкого подростка...
Наталия отказывалась существовать в этой иллюзии своего воображения. Всю жизнь обманывать себя, верить в картинки, которые фантазия готова рисовать без отдыха и раскрашивать их во всё новые цвета, наделять их особыми характеристиками и видоизменять в любую минуту... Нет, изгнанная из реального мира, девушка не собиралась приспосабливаться к выдуманному ей самой миру и верить этой сказке, как маленькие дети, которых захватывает волшебная история, и ничего вокруг в этот момент не существует. Только ночью она теряла контроль над своим решением, и время от времени, не часто, ей открывались цветные сны: одни были набором ярких пятен, среди которых сложно было угадать их форму и движение, другие же являлись настолько яркими и реалистичными, что Наталия просыпалась в слезах, веря, что ей чудом вернулось зрение. Однако через несколько мгновений её тело мучительно сжималось в комочек, а пальцы судорожно цеплялись за подушку от осознания того, что мозг снова обманул её, подсунув выдуманную картинку и выдав её за настоящую. На следующую ночь Наталия ложилась спать с тайной надеждой снова обмануться, увидев предметы, животных и людей своими глазами, и поверить ненадолго в чудо прозрения, но одновременно с этим она боялась засыпать, предвещая утреннюю муку пробуждения. Если сон был глубоким и тёмным, Наталия испытывала облегчение и, в глубине души, разочарование от того, что её снова лишили пусть и мнимой, но всё-таки радости лицезреть объекты вокруг себя.
Тонкие стены старой квартиры не могли скрыть за собой происходящее у соседей. Рано утром, вечером и в выходные дни эти люди и их домашние питомцы, не стесняясь, повествовали о своей жизни, своих проблемах, радостях и печалях. Когда игнорировать эти звуки становилось совсем невыносимо, Наталия затыкала уши ватными шариками и ходила по квартире в шапке, или включала на полную громкость проигрыватель с пластинками, погружаясь в песни Высоцкого или другого исполнителя, которые заглушали настойчивый стук из внешнего мира. Музыку не было необходимости рисовать в своём воображении, она ничего не рассказывала о жизни, а сама представляла собой придуманный кем-то мир. То же касалось и телевизора. Переключая каналы, Наталия избегала новостных и культурных передач, разрешая себе слушать только фильмы: в них не было ничего реального, только выдуманные истории, отрепетированные актёрами. Девушка могла представлять себе лица персонажей, их характеры и эмоции, устройство домов, обстановку на улице и так далее, зная, что их не существует на самом деле, также как её собственных представлений об окружающем мире, которым она запретила появляться, чтобы случайным образом не поверить в них. Наталия играла кинематографическими образами, как фокусник играет со своими мячиками, подкидывая их вверх, ловя и снова кидая, заставляя кружиться в воздухе в разных направлениях и в любом порядке.
Невозможно было держать ум пустым: он начинал терзаться, сыпать вопросами и ответами, копаться в образах из зрячей жизни и создавать новые, идущие из неизведанной глубины подсознания, поэтому Наталия занимала себя делом: помимо музыки и фильмов, она продолжала читать оставленные ей книги для слепых и заниматься игрой на пианино. Выученные ранее мелодии она давно играла без запинки, но если бралась за что-то новое, то пальцы переставали слушаться и соскальзывали с клавиш. Наталия пользовалась специальными нотами, но ей стоило большого труда довести мелодию до конца и повторить её на следующий день без запинки. Обычно уходило две или три недели на то, чтобы музыкальное произведение звучало плавно и легко, без ненужных пауз и скачков. Наталия не сдавалась, хотя это вызывало у неё большое раздражение.
В последнее время Наталия посвящала себя ещё одному занятию: она решила во что бы то ни стало научиться складывать из бумаги журавлика. Когда-то в детстве она умела это делать, но руки давно забыли последовательность действий, а просить у кого-то помощи девушка не собиралась. Волей-неволей на ум ей пришла одна история, которую она когда-то слышала в школе, об одной японской девочке по имени Садако, которая в двенадцатилетнем возрасте попала в больницу со смертельным диагнозом - рак крови. Умирающая девочка начала складывать из бумаги фигурки журавликов, страстно веря, что как только их число станет ровным тысячи, её желание выздороветь исполнится - так гласила древняя легенда. Она не успела сделать столько фигурок и умерла. Наталия знала, что не существует операции, которая бы вернула ей зрение, но в глубине души, будто тот двенадцатилетний ребёнок, таилась надежда, что чудо свершится, если она, слепая, без чьей-либо помощи соберёт столько фигурок. Наталия не признавалась себе в этой тайной надежде, считая, что просто нашла себе новое занятие в стенах дома. Однако бумага плохо поддавалась её пальцам, и новый скомканный листок летел на пол. Девушка расстраивалась, злилась, бросала это занятие, но позже возвращалась к нему вновь и вновь, не оставляя своей задумки.
Однажды она, по обыкновению, сидя на полу, мастерила журавля. Вокруг было на удивление тихо: не шумели соседи, ветер не бил в окна, и только слабое тиканье полу сломанных настенных часов нарушал мёртвую тишину. Наталия пыталась сосредоточиться на бумаге, держащую в руках, но мысли блуждали: этой ночью ей снился сон без сновидений, который вызвал в ней большую тревогу. Не было ни единого образа, ни единого звука во сне, или, может быть, она их не помнила, но в этой темноте спящего разума Наталия ясно ощущала чьё-то присутствие. Некто, без формы, без облика, без голоса, без каких-либо чувств наблюдал за ней. Оно было настолько близко, будто существовало в ней самой, в глубине её подсознания. Это ощущение чужого присутствия внутри себя вызывало смешанные чувства: с одной стороны, Наталия помнила, что её охватил страх того, что её сознанием и волей хочет кто-то завладеть, а с другой, в этом безликом существе не было никакой угрозы, никакого насилия над ней, поэтому чувство страха смешалось с любопытством. На утро, после пробуждения, девушка долго не могла прийти в себя, снова и снова возвращаясь в свои ощущения. Вот и сейчас, колдуя над оригами, она позволяла пальцам машинально складывать и раскладывать листок бумаги, а сама строила догадки, что за безликое существо наблюдало за ней. Наталия понимала, что это был всего лишь сон, где мозг способен творить, что угодно, но в ней проснулось совсем детское любопытство разглядеть в этой темноте облик наблюдающего, пусть он и создан её собственным подсознанием. Только во сне, в этом мире иллюзий, девушка позволяла своему загнанному в угол воображению проявить себя. Из собственных мыслей её вывел лёгкий холодок, который пробежал по спине, будто сзади распахнули окно.
"Хватит! - подумала Наталия. - Надоело. О чём я думаю?"
Она скомкала листок и кинула его на пол, к другим неудавшимся журавлям. Почувствовав усталость, девушка встала и ушла на кухню приготовить себе чай.
Она не возвращалась к своим мыслям до позднего вечера. Лишь устроившись поудобнее в постели, Наталия с лёгкой тревогой вспомнила о предыдущей ночи. Интересно, вернётся это тёмное сновидение, состоящее только из чувств, или нет? Она решила, что вряд ли, и вскоре заснула.
Действительно, по утру Наталия не помнила, снилось ли ей что-нибудь, и выкинула из головы мысли о странных ощущениях. День прошел так же, как и все остальные. Ничто не нарушало её покой вплоть до вечера следующего дня.
Наталия пыталась разучить одну мелодию, ноты которой читала по книге для слепых. Ей понравилось вступление и хотелось сыграть произведение целиком, полностью погрузившись в ритм мелодии, раствориться в нём, не отвлекаясь на то, попала ли она в ноту, не слишком ли медленно или быстро сыграла, хорошо ли выдержала паузу. Уже третью неделю она билась над этой задачей, но проклятые пальцы сбивались то в одном месте, то в другом. Наталия то начинала заново, то искала в нотах место, где ошиблась и пыталась продолжить играть. Но как она ни старалась, резкий звук неверно нажатой клавиши резал её слух, заставляя снова и снова пытаться исправить ошибку. В этот день, с двух часов дня до шести вечера, Наталия не поднималась со стула, упорно воюя с непослушными руками. С каждым часом её раздражение нарастало, она спешила начать произведение заново и начала ошибаться ещё больше. Сделав небольшую передышку и собравшись с мыслями, Наталия набрала воздуха в лёгкие, пальцы коснулись клавиш, и мелодия полилась ровно и красиво. Вот пройден первый момент, где она сбивалась, вот второй... На пятьдесят седьмой ноте девушка тоже не ошиблась. Ещё немного, и она сыграет ровно всю первую четверть мелодии... Но по спине снова пробежал лёгкий холодок и сразу исчез, пальцы соскочили и нажали неверную клавишу. Наталия с досадой закусила губу. Как не вовремя! Почему её всегда что-то отвлекает? Из головы полностью вылетело, чтó нужно играть дальше, и она потянулась к книге в поисках ответа. Но ассоциации уже унесли её на два дня назад, когда она сидела на полу и вспоминала свой сон.
"Что за глупости? - оборвала свои мысли Наталия. - Надо сосредоточиться и закончить хотя бы эту часть мелодии без ошибок".
Она начала играть заново, но забытое уже ощущение присутствия некого наблюдающего не отпускало её. Казалось, что она на мгновение заснула и снова погрузилась в темноту, ощущая нечто совсем рядом, а также свои страх и любопытство. В эту секунду резкий звук неверной ноты вернул её в реальность. Она со злостью ударила по клавишам и захлопнула книгу с нотами. Тяжело дыша, Наталия продолжала сидеть перед пианино, проклиная себя за невнимательность и погружение в грёзы. В этот вечер она больше не принималась ни за какое занятие. Решив, что надо отдохнуть от самой себя, Наталия провела остаток дня перед телевизором, не слишком увлечённо слушая голоса персонажей из какого-то старого фильма.
В ту ночь она впервые за месяц видела сон в картинках. Наталия находилась в своей квартире и почему-то искала очки, которые должны были лежать на одной из полок со старыми печатными книгами, которые никто не потрудился выбросить, когда она ослепла. Комнату во сне она видела очень чётко: такой, какой та была всегда, какую она помнила с детства: мягкий красный ковёр под ногами, слева - старенькое пианино с фотографиями родителей в молодости, напротив - телевизор, под которым хранился проигрыватель, платяной шкаф в левом углу рядом с прихожей, и у стены- полки с книгами, сервант с посудой для гостей и несколько ящиков с мелочами. Обычные очки для близоруких людей, которые во сне искала Наталия, на самом деле не существовали: она пользовалась только теми, которые имели тёмные стекла, чтобы на улице не болели глаза. В этой комнате она их не нашла и отправилась на кухню, которая также служила гостиной. Наталия начинала нервничать, потому что очки, казалось, исчезли. Снова она почувствовала, что кто-то находится рядом и настойчиво указывает ей на местоположение очков. Наталия начала искать там, куда её направляли, но пальцы нащупывали только твердую поверхность стола, потом подоконника, потом холодильника. Невидимое око будто видело всё и очень хотело помочь, но Наталия снова и снова натыкалась на предметы кухни, пластинки с песнями, на мусорное ведро, на коробок спичек, на какие-то тряпки... Присутствие кого-то рядом не покидало её, но она не обращала на это внимания, полностью отдавшись поиску так необходимого ей предмета, хотя и не знала, зачем очки ей срочно понадобились.
Утром Наталия помнила всё до мелочей. Сон её заинтриговал, хотя она не понимала, почему: мало ли, что привидится в ночные часы. Она вспомнила слова Арсения Львовича, который однажды, сидя у её кровати, вёл одну из своих многочисленных бесед, пытаясь привести её в чувство.
- Наталия, дорогая, я знаю, как тебе трудно вернуться к обычной жизни, что ты предпочитаешь отдаваться сну... - говорил он. - Да, сон - это тоже целый мир, его нельзя игнорировать. Он существует и имеет все права на то, чтобы радовать нас или пугать своими картинами. Но сны не уступают тому миру, который окружает нас в часы нашего бодрствования. Помни, они его дополняют, и вместе они составляют одно целое. Надо уважать и принимать оба мира.
Тогда Наталия только молча кивала, про себя упрямо считая, что это её выбор, в каком мире ей жить, какой принимать и от какого огородиться. Врач считал, что она убегает от реальности, не хочет признавать жизнь за пределами своего ума, и Наталия даже была с этим согласна. "Бегу и буду бежать, - насупившись, думала она. - Это тоже моё право, и никто не смеет учить меня, как жить. Никто не знает, что мне на самом деле нужно. Это решаю я сама".
Решив, что сон был интересным, но не более того, Наталия вернулась к своим обычным занятиям. Она приготовила себе завтрак, послушала пластинки с уже заученными наизусть песнями, снова складывала оригами, пыталась играть на пианино... К её досаде, по телевизору в вечернее время не показывали ни одного фильма, поэтому она решила углубиться в чтение одной из десяти книг, которые ей когда-то привёз врач. Она знала их наизусть, но ей доставляло удовольствие перечитывать их, каждый раз создавая в уме новую картинку происходящего. Люди облачались в другую одежду, меняли свою внешность и тембр голоса, а города, улицы и дома перекрашивались в другой цвет, принимали иную форму. Появлялись новые персонажи, которых не придумал автор, но Наталия давала волю своему воображению, жонглируя событиями и судьбами людей, потому что знала, что это всего лишь игра.
В этот вечер в руки ей попалась какая-то сказочная история об одиноком страннике, который забрёл в заброшенный замок и решил в нём переночевать. Ночью в нём появился призрак молодой девушки, и путник в ужасе бежал из этого места, но с того дня его стали преследовать всякого рода неприятности. Наталия водила пальцами по выпуклым точкам на страницах книги, иногда останавливаясь, чтобы изменить историю. Это уже был не замок, а заброшенный домик в деревне, и странник был не один, а со своей невестой, которая видела белую тень на болоте, а он ей не верил... Они уехали, но дух их преследовал...
Устав читать и чувствуя себя немного замёрзшей, Наталия положила книгу на пианино и отправилась к платяному шкафу, чтобы накинуть на себя какую-нибудь кофту: старые рамы окон пропускали холодный ветер зимнего марта, как бы их не затыкали поролоном. Не успела она достать свитер, как звук падающего предмета со стороны серванта заставил её вздрогнуть от неожиданности. Вещи редко издавали звуки сами по себе, если только Наталия их не трогала, поэтому девушка озадаченно нахмурилась. Она вернулась к тому месту, где сидела, у пианино, и наткнулась ногой на книгу, которую только что читала. Неужели она положила её на самый край? Наталия удивилась, но не придала этому никакого значения. Упала, так упала. Взяв книгу в руки, она снова поёжилась - уже знакомый ей лёгкий порыв холода пробежался по правой щеке и руке, заставив её на мгновение замереть, гадая, откуда здесь может дуть, если окно находится совсем в другой стороне... Снова вернулось ощущение из сна о Нечто, которое за ней наблюдает. Наталия постояла несколько секунд, пытаясь определить, действительно ли к ней вернулось это чувство или это просто воспоминание из сна. Нет, в комнате явно никого не было, некому было следить за ней.
"Удивительно, на что только способно воображение", - Наталия мысленно пожала плечами и со смехом подумала, что не хватало ещё призраков в её доме. Забыв об этом вопросе, она отправилась на кухню готовить себе простой ужин из картошки и дешёвых сосисок. Однако перед сном она снова почувствовала холод на своих плечах, поэтому все следующие два дня провела, пытаясь плотнее заткнуть оконные рамы, откуда, по её соображениям, врывался этот странный поток воздуха. Тем не менее, несмотря на её старания, он не исчезал, время от времени возникая вновь и легонько касаясь поверхности кожи.
В четверг, по своему обыкновению, Наталия собиралась выйти в магазин. Продукты заканчивались, и приходилось просить помощи у той, кого Наталия так избегала: у жизни за пределами квартиры. Хуже всех дней была, конечно, третья суббота месяца, когда приходилось ходить за деньгами. Можно было попросить соседку забежать в центр помощи инвалидам, который, на счастье, находился всего в одном квартале от дома, но Наталия предпочла справляться со всем сама, дабы милостивые и сочувствующие соседи не пытались с ней подружиться. Тётя Ира, невысокая полноватая женщина с тёмной копной волос, которая жила напротив, знала девушку с младенчества и неплохо общалась с её мамой. После трагедии она буквально обивала порог их дома, пытаясь принести своё сочувствие и слова поддержки, предложить помощь и направить свою нерастраченную материнскую любовь на бедного подростка-инвалида по зрению. Своих детей у неё не было, и она страстно желала не упустить шанс стать кому-то полезной. Однако Наталия наотрез отказалась разговаривать с ней, в конце концов придумав этому хорошее оправдание: тётя Ира, якобы, напоминала о её матери, что причиняло боль. Когда Ольга с мужем уехали, соседка ещё приходила несколько раз, но натыкалась на глухо запертую дверь, которую никто не спешил открывать. Встречая Наталию на лестнице, тётя Ира пыталась с ней заговорить, но видела, как мучительны и пусты эти разговоры. С грустью соседке пришлось признать, что ей не рады. В последнее время поднялся вопрос о её переезде в новую квартиру, и она уже и забыла о слепой девочке.
Наталия не спеша одевалась в прихожей, оттягивая момент выхода на улицу. До магазина идти всего несколько шагов, но за порогом квартиры девушка задыхалась, будто рыба, выброшенная на берег и мечтающая скорей вернуться в родные просторы водоёма. Сжав в руке трость, Наталия стала искать ключи, шаря рукой по тумбочке у стены. К её удивлению, их там не оказалось, хотя она всегда клала вещи на свои места, чтобы не тратить потом часы на их поиски. Отсутствие ключей её разволновало. Обшарив ладонью всю поверхность тумбы, она вернулась к шкафу, пытаясь найти их у комода. Руки бегали по шершавым полкам, и ей невольно вспомнился сон о том, как она искала очки. Точно также росло её волнение, руки натыкались на совсем другие предметы и... И был некто рядом, кто всё видел, кто смотрел на неё, кто пронзал взглядом её затылок. Наталия похолодела, и это было не от чувства страха, не из-за волнения и переживания о пропавших ключах, которые надолго заперли бы её дома без возможности выйти за едой. Нет, это снова был тот же холодок, который окатил её спину словно ледяной водой, уже с удвоенной силой. В ту же секунду послышался звук падающих на пол ключей. Они звонко ударились о паркет и затихли, будто затаившись от своей владелицы, играя с ней в прятки. Наталия почувствовала, как быстро забилось её сердце от испуга: она прекрасно поняла, откуда донёсся звук- рядом с той тумбочкой, у которой она стояла минуту назад, за её спиной. Нет, она сама никак не могла случайно скинуть ключи... И теперь она ясно ощущала присутствие кого-то в прихожей. Да, оно стоит прям за ней, у входа в комнату. Борясь со своим страхом, мысли пытались успокоить девушку: никто не мог проникнуть в квартиру, мгновение назад всё было тихо, ей показалось, и неважно, как упали ключи - главное, что теперь она знает, где их искать... Наталия медленно развернулась, крепко держась обеими руками за трость, которую она интуитивно прижимала к груди, будто защищаясь от невидимого врага. Пытаясь взять себя в руки, Наталия сделала глубокий вдох и задержала дыхание, сосредоточившись на окружающей тишине. Её обострённый слух без труда уловил бы любое движение даже в дальней комнате, самое слабое и осторожное дыхание, еле слышимый шорох за дверью и на лестничной клетке... Но нет, Наталия готова была поклясться, что она была единственным существом в квартире. Выдохнув, она осторожно, вытянув одну руку вперёд, сделала шаг в сторону тумбочки. Её не покидало ощущение, что рядом находится кто-то или, по крайней мере, был секунду назад... Ещё один шаг. Тишина. Ещё шаг, и под носком стопы тихонько звякнули ключи. Наталия остановилась, снова прислушалась, провела рукой слева и справа от себя, словно надеясь тактильно определить источник своего беспокойства. Ничего. Подняв с пола ключи, девушка замерла в нерешительности. Испуг ещё не отпустил её, но, подумав, она не нашла ни одной причины бояться: чужих людей в квартире быть не могло, никто не причинил ей вреда, а обдумывать причины странного падения вещей ей не хотелось. Однако в этот раз Наталия не могла уже просто так отмахнуться от своих странных ощущений, поэтому решила нарушить свой распорядок и перенести свой поход в магазин на завтрашний день. Она медленно стянула с себя шапку, всё ещё не решаясь сдвинуться с места.
Страх пришёл позже. Вернувшись в свою спальню, Наталия собиралась переодеться в домашнюю одежду, но странный случай в прихожей не выходил у неё из головы. Разбираться или нет в том, что ключи упали сами по себе? Наталия с досадой подумала, что забыть об этом она, к сожалению, не может. Ей нужно объяснение. Вокруг слишком темно, чтобы позволять себе отмахнуться от непонятного ей явления и сделать вид, что ничего не произошло. Что, если вещи будут продолжать падать за её спиной...? Наталию пронзил настоящий испуг, не идущий в сравнение с тем, который она испытала, услышав звук падающих ключей. Что за чертовщина творится в доме? Как она с этим справится, если ничего не видит? Если бы её глаза могли хоть немного различать предметы вокруг, если бы даже за самыми толстыми стёклами очков она могла разглядеть что-то вокруг себя! Тогда всё стало бы ясно. Не было бы загадок, не было бы причин придумывать объяснения тому, что она не видит, искать в своём воображении картинки происходящего... Внезапно Наталия даже почувствовала порыв вскочить немедленно на ноги и бросится к соседке, к тёте Ире... Та придёт и расскажет, что произошло. Откуда дует холодный воздух и откуда упали ключи... И неизвестность уйдёт, и не надо будет строить догадки...
"Успокойся, - попыталась остановить себя Наталия, присаживаясь на краешек дивана. - Всему есть объяснение. Даже если я его не знаю, это ничего не меняет. От того, что падают вещи, ничего страшного со мной не происходит. Если только... Если только я...."
Страшная мысль пришла ей в голову. Затворничество, в котором она жила уже несколько лет, могло вызвать расстройство нервной системы... А это начало помешательства. Наталии пришлось признать, что её пугают совсем не вещи, а ощущение чьего-то присутствия. Это не может быть человек: он не смог бы скрыть своё дыхание и шаги. Наталия живо представила себе ухудшение своего состояния, появление бреда и слуховых галлюцинаций, которые не останутся незамеченными соседями, а также людьми из магазина... Вызовут врачей, её определят в дом для душевнобольных, где ей придётся иметь дело с больными и врачами, где ей придётся жить, где её заставят глотать таблетки, где с ней будут разговаривать, а бесконечные звуки невидимого мира точно сведут её с ума. Меньше всего на свете Наталии хотелось возвращаться в мир людей, а тем более сойти с ума.
Возможно, эти панические мысли вскоре оставили бы её в покое: так легко придумать себе страшные последствия вполне объяснимых вещей! Но в этот момент вернулся холодок. Он шёл из угла комнаты, словно по коридору, обжигая ей лицо. Наталия больше не могла его выносить, поэтому поспешила забраться под одеяло и укрыться им с ног до головы, как прячутся маленькие дети от ночных монстров. Сжавшись в комочек, она дрожала от страха: этот холод не вызван плохими ставнями окон! Всё её тело напряглось в ожидании звука падающих предметов, но его не последовало. Никто не стоял больше рядом, никто не наблюдал. Постепенно, сама того не заметив, девушка забылась тревожным сном.
Что ей снилось? Наталия не знала. Она просто бежала, спотыкаясь, из комнаты в комнату, падала, поднималась и снова падала. Её окружала привычная темнота, но она будто забыла, где и что находится вокруг неё. Единственная мысль гнала её вперёд: быстрее, быстрее к тёте Ире! Она всё объяснит, всё расскажет, и холод уйдёт вместе с наблюдающим, с этим Оно, которое не даёт ей покоя ни днём, ни ночью... Вот и сейчас его око следит за ней и, кажется, хочет что-то сказать. Направо? Налево? Сюда не надо? Или Оно просто наблюдает за ней, посмеиваясь над её беспомощностью, осуждая её за слепоту, наслаждаясь этим спектаклем? Что ему нужно? Довести её до потери рассудка или помочь, указать дорогу к входной двери? Быстрее! Быстрее!
Наталия очнулась в комнате с пианино, около платяного шкафа. Правая её рука уже сжимала ручку двери, ведущую в прихожую. Наступило лёгкое оцепенение: вместе с пробуждением ушли страх и паника, оставшись в ночном кошмаре. Несколько секунд Наталия стояла неподвижно, не понимая, где она находится и что хочет сделать. Наконец, она сделала несколько шагов, ощупывая предметы вокруг себя и, определив своё местоположение, отыскала на пианино телефон. Набрала единицу и два нуля, чтобы узнать, который час. "Точное время ноль часов, шесть минут", - прозвучал металлический голос в трубке.
Всё ещё не понимая, что произошло, Наталия покорно отправилась в свою комнату, обратно в постель. Несмотря на несколько часов сна, её тело было слишком тяжёлым, чтобы бодрствовать, мозг затуманился, и она снова погрузилась в сон: на этот раз в глубокий и без сновидений.
Проснувшись по утру, Наталия сразу вспомнила события предыдущего дня и ночи. Она прислушалась к своим ощущениям: кроется ли в груди страх? Осталось ли желание бежать прочь из этой квартиры? Наталия не нашла в себе ничего, кроме неожиданно появившегося любопытства. Почему она вчера так испугалась, а фантазия унесла её в сумасшедший дом? С чего она решила, что может правильно толковать то, что даже не видит? Именно этой ошибки девушка и избегала, затворившись в своей квартире. Вчерашние переживания показались ей глупостью, которые лишний раз доказывали, что нельзя верить своим мыслям, искажающие невидимую ей реальность. Наталию смущало только одно: никогда прежде она не замечала за собой похождений во сне, и даже в детстве, когда лунатизм считается нормальным явлением, он её обошёл стороной.
"Нельзя позволить моей фантазии творить со мной такие вещи, - думала Наталия, не торопясь поднимаясь с кровати. - Что говорил врач? Надо быть очень внимательной ко всему, иначе разум может сыграть со мной злую шутку... Да-да, именно так".
Она глубоко задумалась. Если разрешить себе поиграть в эту игру - представить того, кто смотрит на неё, кто кидает вещи... Догадаться, что Оно хочет... Тогда, возможно, её воображение успокоится на этом, и странные ощущения и сны пройдут. Да, нужно дать волю своей фантазии, позволить ей проявить себя. Наталия же прекрасно знает, что это всего лишь игра разума, и пусть тогда она будет проходить по её правилам. Ей вспомнилась книга, которую она читала накануне, история о страннике и призраке... Да, это отличная идея! В её квартире поселился дух умершего человека. Осталось выяснить, зачем.
Почувствовав азарт, Наталия соскочила с постели и отправилась завтракать на кухню. Намазывая масло на хлеб, она начала гадать, какой облик принимает это Нечто: мужчина или женщина, старик или ребенок? Откуда оно пришло, злой это дух или добрый?... Но образы не возникали, ответов не было. Нужно дождаться его появления, решила Наталия. Но завтрак кончился, посуда промыта, и ничего не происходит. Ощутив лёгкое сожаление, девушка вышла в прихожую, сразу нашла ключи, оделась и сходила в магазин за продуктами. Квартира встретила её привычной тишиной, если не считать приглушённых уличных звуков, да редких шагов старушки, жившей этажом выше. "Наверное, призрак, не найдя во мне интересного собеседника, покинул квартиру", - с улыбкой подумала Наталия, разгружая продукты. Ей стало смешно от этой мысли, к ней вернулось хорошее настроение и бодрость. Она вошла в комнату с пианино, приготовила нотную книгу и сосредоточилась на игре. Легко сыграв разученные партии, она приступила к новой, к той самой, которую не могла выучить, и в этот раз даже продвинулась немного вперёд. Разучивая вторую часть произведения, Наталия столкнулась с тем, что пара нот, которые она читала по книге, явно звучали фальшиво. Или она ошибается, или опечатка в книге. Ей пришлось постараться подобрать мелодию самостоятельно, но, какие бы клавиши она ни нажимала, её внутреннее восприятие музыки категорически не соглашалось с тем, что она слышала. С большой досадой девушка захлопнула крышку пианино. Все проблемы были бы решены, если бы глаза могли видеть! Какое бы это было чудесное спасение! Оно бы разом покончило со всеми её мучениями, вернуло бы смысл жизни... Нет, нельзя об этом думать, с тоской напомнила себе Наталия. Зачем сыпать соль на рану? Чудеса бывают только в сказках, вселяющих детям веру в доброго волшебника, который решит все их проблемы, в неминуемую победу добра над злом; они внушают, что надо только поверить в чудо да пройти некоторые испытания, и в конце пути их ждёт вознаграждение. Какая глупость! Если кто-то всё это придумал, оставил бы свои истории при себе, а не кричал бы о них направо и налево, только сбивая людей с пути.
Наталия вернулась на кухню и села за стол, окружив себя стопкой бумаг. В последний раз, когда она делала оригами, ей показалось, что начало положено, и осталось совсем немного, чтобы в её руках родился долгожданный журавлик. Девушка не помнила, сколько уже неудачных попыток было предпринято, сколько раз она подметала пол, выбрасывая в мусорное ведро скомканные клочки бумаги. Триста? Четыреста? Наталия давно отказалась от идеи смастерить тысячу журавлей - никакая чудесная легенда Японии не вернёт ей зрение - но это занятие увлекло её. Когда пальцы интуитивно верно складывали листок бумаги, Наталия расслаблялась и в какой-то степени медитировала. Однако, стоило ей потерять контакт с бумагой, как её наполняло раздражение, и новый клочок летел на пол.
Сейчас её пальцы бережно и одновременно ловко перебирали послушные края бумаги, складывая и раскладывая лист всеми возможными способами. Зародыш журавля принимал различные обличья, перетекая по рукам девушки и просачиваясь сквозь пальцы, всё ближе продвигаясь к своей конечной форме, когда внезапно это движение было остановлено хлопком дверцы холодильника. Сердце девушки забилось, будто нетерпеливо спрашивая свою хозяйку, есть ли необходимость пугаться и бежать. Но Наталия помнила о своём решении вести игру по своим правилам, поэтому не шелохнулась. Самое время одеть это невидимое существо в человеческое тело (сама не зная, почему, она не сомневалась, что это был человек) и придать ему лицо. Неизвестное будет пугать до тех пор, пока не будет увиденным - так решила Наталия. Она напрягла все свои рецепторы чувств, все свои мысленные способности, чтобы вынудить из глубины души ответы на волнующие вопросы. Кто же это может быть? Кто? Наталия снова и снова задавала себе этот вопрос, будучи готовой схватиться за любое объяснение, принять любой образ, каким бы страшным он ни оказался - только бы снова не испугаться!
И ответ пришёл. Он проявился из темноты, как под кистью художника проступают первые очертания рисунка. Это был молодой человек, старше Наталии лет на пять, не очень высокий и худой, одетый в темные поношенные джинсы и чёрную рубашку с коротким рукавом. Всё внимание девушки устремилось на его лицо, но оно было расплывчатым, всё ещё скрытым от неё. Ей даже стало обидно от того, что он может её видеть, и сейчас его взгляд бегает по её распущенным тёмным волосами, отмечая напряжённость в плечах и немного неестественную позу, в которой она замерла. Наталия силились услышать возможные слова, которые он ей скажет, или снова будет сдвинут предмет, или... Где же он? Мгновение назад он ещё стоял за её спиной, у холодильника, всего в паре метров, но сейчас (Наталия была в этом уверена) его там больше нет.
Едва ощутимый холодок тронул её щеку с правой стороны, и Наталия поняла, что призрак сидит рядом с ней, за столом. Она наклонила вперёд голову, применив всю свою волю, чтобы собрать воедино разбегающиеся от испуга мысли. Холодок не обжигал, как в прошлый раз, он лишь осторожно касался её лица, мягко перебегая мурашками по правой руке к ногам. Призрак был совсем близко, но лица Наталия по-прежнему не видела, хотя ей показалось, что она уловила в нём сильную тоску и мольбу о нечто, что она не понимала. В какой-то момент она почувствовала, что он протягивает ей руку. Зачем? Что он хочет? Рассказать о себе? Что с его рукой? Призрак вряд ли мог быть человеком, умершим своей смертью... Его убили... Или он убил себя, например, вскрыв вены? Да, на руке был шрам от пореза и следы запёкшейся крови... Отсюда эта тоска! Но что же она может для него сделать? Неважно, сейчас это неважно! Наталия почувствовала прилив радости от ощущения того, что её догадка попала в цель, и она инстинктивно повернула голову в сторону молодого человека, чтобы "разглядеть" и его лицо. Но место было пустым: Наталия больше не ощущала мурашек на коже и пристального взгляда призрака. Воображение мгновенно опустело и померкло, оставив девушку одну со своими размышлениями.
А поразмышлять ей было о чём. Важным сделанным для себя выводом было осознание того, что ей больше не страшно. Наталия буквально вцепилась в образы, которые увидела, повторяя тихим шёпотом про себя "молодой человек, джинсы и рубашка, рука, шрам, мольба, тоска, молодой человек, тёмные волосы, рука, шрам, худой"... Она боялась забыть, отпустить эти воспоминания в бездну темноты, откуда они к ней пришли несколько минут назад. Почему призрак исчез, почему не дал ей рассмотреть его как следует? Что ему нужно? Наталия начала перебирать в уме все прочитанные ею когда-либо сказки и мистические истории, надеясь найти в них какую-нибудь зацепку. Духи и привидения появлялись во всех этих рассказах, чтобы предупредить о возможной опасности, или прогнать со своих владений, или указать людям на спрятанные сокровища, или напугать до смерти, или чтобы живые завершили дела, которые те не успели закончить при жизни... Наталия мысленно листала книги, журналы и газеты, где ей могли встречаться подобные истории, пересматривала фильмы и мультики, но ни на одной странице, ни в одном кинематографическом кадре она не узнала этого призрака, который появлялся и исчезал в её доме. Ни одно из предположений не вызывало в ней отклика, и Наталия совсем растерялась. В раздумьях она и не заметила, сколько времени провела за столом, а стрелки часов уже приблизились к десяти часам ночи, и только голодный позыв желудка вернул её к реальности. Видимо, на сегодня игра закончилась, и до завтрашнего дня о ней можно забыть. Наталия несколько раз мотнула головой, прогоняя прочь все мысли, и занялась ужином.
В эту ночь ей она никак не могла уснуть: возможно, сказалось то, что она провела более двенадцати часов накануне во сне, а быть может, новое открытие настолько взбудоражило её нервы, что ни о каком забытье не шло и речи. Это обстоятельно сильно досаждало девушке, потому что, несмотря на вечную темноту, она стремилась соблюдать график сна и бодрствования. Было время, когда она отказалась от часов и засыпала только когда её покидали все силы, но по пробуждении чувствовала себя настолько разбитой и потерянной, что ей пришлось подчиниться природным сменам дня и ночи. Во время эксперимента со сном, она однажды вышла в магазин далеко за полночь, и сначала никак не могла понять, почему закрыты двери, а из ближайшего переулка доносятся пьяные голоса местной молодежи. К тому же днём звуки, проникающие с улицы или из соседних квартир, вплетались в её сны, превращаясь в яркие громкие пятна, которые шумели, кричали и пели, заставляя её просыпаться, несмотря на ватные затворки в её ушах. Промучившись месяц, девушка стала строго следить за часами, чтобы совсем не потеряться во времени и обеспечить себе спокойный сон.
Только на утро ей удалось задремать. Будильник, прозвеневший в восемь утра, она отключила, и больше не могла спать, перебирая в уме воспоминания о загадочном призраке. Что ж, чем больше она будет о нём думать, тем раньше насытится этой игрой, и девушку это вполне устраивало. После завтрака Наталия первым делом устремилась к единственной книге, которая рассказывала о привидении, и снова и снова перечитывала момент появления духа мёртвой девушки в замке, представляя на её месте молодого человека со шрамом на руке. Она ожидала какой-то подсказки из своего подсознания, но не получала её. Потом настала очередь телевизора: Наталия переключала три канала друг за другом, жадно вслушиваясь не только в голоса персонажей фильмов, но и разрешив себе послушать новости и другие передачи. Ничего. Ничего, что приблизило бы её хоть на один шаг к разгадке этой сложной задачи.
До конца дня не было никаких следов присутствия призрака в доме. Наталии уже не терпелось почувствовать холодок на своих плечах, чтобы приоткрыть занавесу его тайны. Она снова мастерила журавлика, снова играла на пианино, снова сидела на кровати в покорном и нетерпеливом ожидании появления духа, и только к ночи ей пришлось признать, что правила этой игры не до конца подвластны её желаниям.
Прошло три дня, в течение которых призрак не появлялся, однако Наталия продолжала думать о нём. Что могло бы сподвигнуть молодого человека на самоубийство? Было ли принято это решение сквозь череду бессонных ночей, являлся ли обдуманным и взвешенным этот поступок, или стал следствием минутной слабости, душевного бессилия перед лицом временного горя? Что может заставить человека зачеркнуть свои воспоминания, отказаться от своего тела и разума, предпочитая уйти в бездну неизвестности? Наталии было нелегко ответить на этот вопрос, потому что у неё самой никогда не возникало мыслей о самоубийстве. Смириться с одинокой жизнью в темноте, отказаться от всех радостей жизни, вычеркнуть любое общение - несмотря на всё своё отчаяние, она выбрала этот путь. Но убить себя... Инстинкт самосохранения, или, быть может, какая-то более глубокая причина не давали ей возможности даже подумать о добровольном уходе из жизни. Является ли в высшей степени слабостью поднести к своим венам бритву или, наоборот, это великое мужество толкает человека сделать шаг в неизвестное? Стоит ли за этим поступком протест, направленный против всего живого, или это отказ от своих дневных кошмаров, от проклятия годами вариться в собственном соку?
На второй день своих рассуждений Наталия пришла к выводу, что этот молодой человек был тонкой душевной организации, которая однажды взбунтовалась против земной несправедливости, против него самого и подчинила себе его волю. Тоска и мучительная мольба, идущие от призрака, явно давали понять, что он не рад своему поступку, что был оглушён и подавлен в последние минуты, дни и недели своей жизни. Он наверняка имел творческую профессию - художник или артист, музыкант или писатель. К вечеру Наталии без труда удалось представить молодого человека в маленькой комнатке метра четыре, склонившим голову со взъерошенными волосами над квадратным деревянным столиком. Тускло горела настольная лампа, и по истрёпанной и видавшей лучшей жизни тетрадке бегал тупой конец шариковой ручки. Неровный почерк прыгал вверх и вниз, оставляя за собой следы глубокого творческого порыва, и слово за словом лилась история, застывая в синих чернилах. Потом, пару месяцев спустя, молодой человек стоял, переминаясь с ноги на ногу, у дубовой двери главного редактора местного издательства. В руках он сжимал синюю папку с кипой отпечатанных листов, и пальцы его нервно скользили по её шероховатой поверхности, будто лаская шкатулку с сокровищами. Рукопись была принята, и начались мучительные дни ожидания. Молодой человек представлял, как его произведение вызовет отклик даже в самых бесчувственных сердцах, как заставит задуматься людей над многообразием характеров его персонажей, и каждый увидит в них себя, свою жизнь, свои цели... Он нервничал, и почти перестал есть. Его жена (да, он был женат), лишь недовольно качала головой и раздражённо замечала, что в семье надо зарабатывать деньги, а не ждать, что его рассказ принесёт ему большую прибыль. Что ж, она даже его не читала, откуда ей было знать, сколько всего скрыто между этих строчек, сколько души вложено в каждое слово! Молодой человек мечтал, как однажды вернётся домой и положит перед ней договор с издательством, где над его подписью будет стоять неплохая сумма гонорара. Это для неё, это будет его подарок. Себе же он оставит это волшебное чувство, которое испытает дарящий, видя блеск в глазах друга, который получил от него неожиданный и приятный подарок. Сотни, тысячи людей будут перелистывать страницы его книги, оставлять закладки, чтобы перечитать потом особо понравившийся им момент, а иногда откладывать чтение на следующий день, обдумывая уже прочитанное и растягивая это удовольствие как можно дольше.
Он зашёл в просторный кабинет редактора уверенным шагом и небрежно расположился в мягком чёрном кресле перед большим прямоугольным столом. Белый свет зимнего погожего дня лился из окна и скрывал в тени лицо редактора - худого невысокого человека с быстро бегающими маленькими глазами и острым носом. Также в кабинете находился главный директор издательства, который занимался какими-то бумагами у платяного шкафа справа от окна. Молодой человек приготовился слушать: он был весь во внимании, готовый прокомментировать возможно неясные моменты в своей истории, благосклонно разъяснив глубокую идею своей книги.
Возможно, его бы не так сильно потрясли слова редактора, если бы он был более внимателен к тому, что тот говорил; если бы изначально не поставил свой рассказ на пьедестал, соорудив из него идол для собственного поклонения, и если бы помнил о самой банальной истине - что он, прежде всего, человек, а не писатель. Редактор не просто отметил, что не готов брать эту рукопись, но и не поленился ответить на сдавленный вопрос молодого человека, прозвучавшим сквозь побелевшие губы - почему? Давно не поступало в издательство более глубокого и поверхностного произведения, стилистические обороты оставляли желать лучшего, персонажи вели наивные и пустые разговоры... Редактор перелистывал один лист за другим, зачитывая некоторые фразы, иногда громко смеялся, добавляя "нет, но вы сами послушайте, что вы пишите... Кто это будет читать?... Для кого вы это писали?" Его уничижительные слова будто повисали в воздухе, наполняя своим раздражением кабинет, поглощая собой воздух, и тяжёлым грузом всё больше раздавливали молодого писателя. Его душа, вывернутая наизнанку в рассказе, будто предстала перед жестоким судьёй абсолютно обнажённой и беззащитной, покорно внимая его словам и склонив голову, как провинившийся школьник стыдливо опускает глаза перед рассерженным учителем. Директор издательства не обращал никакого внимания на монолог своего сотрудника, и когда молодой человек растерянно повернул голову в его сторону, ища поддержки, лишь пожал плечами и отвернулся. Редактор говорил и не мог наговориться: какое бы предложение ни вырвал он из контекста, оно сразу подвергалось разрушительной критике. Нет, он не читал всего произведения - это не возможно читать - и даже четверти не одолел. Писателю следует сменить профессию и заняться другими вещами... Не всем дано писать... Не стоит предлагать на публикацию подобные вещи и отвлекать серьёзных людей от работы...
Молодой человек брёл домой, как побитая собака. Возвращенный ему отпечатанный рассказ робко лежал в папке, словно опасаясь одним только намёком на свое существование вызвать гнев хозяина и очутиться в мусорном ведре. Жена только сказала, что этого следовало ожидать и поставила перед ним тарелку супа, к которой он не притронулся. В последующие дни он отрешённо сидел на кухне, глядя в окно, наблюдая за падающими снежинками. Они кружились в воздухе, взметались ввысь, вращались и танцевали, но неизменно падали на землю. С каждой из них падал и писатель. Он бился в окно, таял на капоте припаркованной рядом машины, застывал на оголённых ветках деревьев и исчезал под ногами прохожих. А через семь дней супруга положила перед ним договор о разводе, холодно заявив, что не выходила замуж за человека, которого надо содержать, холить и лелеять, как ребёнка. На восьмой день молодой человек остался в квартире совершенно один.
Когда Наталия поняла причину его самоубийства, первым её чувством было сострадание. Каково это быть осмеянным людьми, на которых возлагалось столько надежды, быть вышвырнутым за порог и отвергнутым даже собственной женой? Вся его жизнь была изложена в синей папке, до которой никому не было дела. Как несправедлива жизнь к тем, кому даёт творческий потенциал, вдохновение и талант, а потом в один миг растаптывает их, откидывая человека на свои задворки! Сперва она сеет в нём семена незаметного поначалу творческого порыва, взращивает красивые цветы его творения, а потом ураганом уничтожает весь урожай, оставляя за собой лишь голое поле разочарования. В чём его вина, если он следовал за внутренним позывом, позволял удивительной энергии течь через себя, открывая ей свои двери, становясь её глазами и руками, преданно выполняя все её капризы? Неужели ему следовало насильно остановить этот поток, отвернуться от него, спрятавшись за неприступной маской своего бессилия овладеть им и вознестись над рутинной суетой грешного мира? Не означало ли это то же самое самоубийство? С этими мыслями засыпала Наталия, впервые за долгое время сочувствуя другому человеческому существу.
На утро третьего дня, в сотый раз прокручивая историю писателя в голове, Наталия уже не испытывала к нему сострадания. Пытаясь понять, куда ушло это чувство, она пришла к неожиданному выводу: молодой человек совершил огромную ошибку задолго до того, как принёс книгу в издательство. Обладая таким даром, как зрение, он, тем не менее, думал, что видит гораздо глубже: ум рисовал ему на страницах тетради картины нового, вымышленного мира, который вскоре завлёк его полностью внутрь себя. Будучи подобным густой чаще леса, где кроны деревьев заслоняют голубое небо, он расширялся всё больше, обвивая молодого человека своими ветвями. Писатель начал верить в его значимость и даже превосходство перед монотонно сменяющимися буднями; в то, как отреагируют другие люди на его излияние души; в цель, которую он поставил сам себе, не оглядываясь вокруг. Он верил в серость и неуклюжесть протекающих дней и, с другой стороны, в красоту внутреннего мира; словам нетерпимого редактора, в равнодушное пожимание плечами директора, в мечты о выполненном долге перед людьми и, затем, в своё жалкое и ничтожное существование; верил в то, что его унизили и вышвырнули вон; в то, что жизнь с ним поступила жестоко, в свою слабость и беспомощность; в то, что всё, абсолютно всё должно было быть по-другому! За своими мыслями он видел ничего вокруг: ни боль в глазах редактора, узнавшего недавно об опасной болезни своей дочери, ни заинтересованный поворот головы директора, слушающего монолог сотрудника, ни слёзы в глазах жены, чей документ о разводе был последним криком её любви, взывавшей опомниться и вернуться к ней. Писателя, воздвигшего в своей душе призрачный город с собственным обитателями и законами, где царило счастье и горе, жизнь милостиво попыталась вернуть обратно, принять в свои объятия, показать, кто является истинным правителем, царицей и матерью всего живого. Но он не понял. Не увидел. Не принял этого подарка, предпочитая по собственной воле покинуть её.
"Какая глупость- поверить в истории, которые рассказываешь сам себе", - фыркнула про себя Наталия, и тотчас осеклась. Буквально несколько дней назад она сама поверила в то, что окажется в доме для душевнобольных - пусть ненадолго, но поверила, раз испугалась! Сейчас ей было стыдно за свой страх, но это событие стало лишним доказательством того, что происходит, когда веришь своим мыслям, а не глазам. Теперь Наталия, безусловно, помнила, что игра с призраком происходит вне реального мира, и о последнем она не желала ничего знать, чтобы не повторить промах молодого человека. Если он, зрячий, мог поддаться искушению интерпретировать всё на свой лад и уверовать в это, тогда что говорить о ней, о слепой? Нет, Наталия отдаёт себе отчёт о том, в каком мире живёт, и впредь не будет совершать подобной ошибки.
Несмотря на то, что Наталии всё ещё были скрыты причины появления призрака, она была достаточно удовлетворена тем, что о нём узнала. В состоянии полного спокойствия она занималась повседневными делами, и на какое-то время совсем забыла о призраке, увлёкшись новой историей из вечернего фильма о героях гражданской войны. Однако на четвертый день случилось нечто, что она никак не ожидала.
Днём, около трёх часов, устав от новых и всё также бесполезных попыток доиграть сложную мелодию на пианино, Наталия решила послушать старые пластинки. Эти песни советских исполнителей очень любил слушать её отец. У девушки никогда не было особых предпочтений в музыке, и она привыкла к тому, что каждый вечер играло в их доме. Уже давно вышли в продажу и стали популярны магнитофоны и кассеты, но они не могли заменить собой атмосферу того счастья, что царило в доме до аварии. Наталия давно смирилась с потерей родителей, но в память о них и о своём детстве снова и снова подносила иглу проигрывателя к пластинкам. Знакомые песни, выплывавшие из крутящегося диска, уносили её в прошлое, и она без капли печали слушала их одну за другой, не испытывая ни ностальгии, ни боли потери. Раздражение, иногда накопленное за день в моменты, когда у неё что-то не получилось, уходило, и к ней возвращалось чувство полного покоя и безмятежности - то, что присутствовало с ней до аварии, но чего она тогда не замечала.
Наталия опустилась на колени и достала из нижнего ящика шкафа проигрыватель, выбрала наугад пластинку и нажала кнопку включения. Но не успела она опустить на пластинку иглу, как за её спиной заиграла музыка. Ошеломлённая девушка замерла, не веря своим ушам: это звучало пианино и мелодия, которую она старательно учила последние несколько недель, плавно и легко разносилась по комнате. По спине побежали уже знакомые мурашки, и не оставалось сомнений, что за инструментом сидит призрак. Музыкальные ноты лились из его скользящих по клавишам рук и, отражаясь от стен, рассеивались в воздухе. Наталия чувствовала напряжённую и согнутую спину призрака, взлетающие вверх локти и... Его глаза. Его лицо. Бледное, покрытое нескрываемой мукой, поглотившей в себя его приятные и мягкие черты. Тёмные глубокие глаза, бегающие по нотной грамоте, оказавшейся на специальной подставке. Впалые щёки, густые ровные брови, поджатые губы... Несмотря на печать нескончаемого страдания, его лицо было невероятно приятным и притягательным; оно излучало искреннее стремление сыграть красиво, от всего сердца, специально для неё, для Наталии. Всё внимание призрака было приковано к нотам, все его силы сгрудились дрожащим облаком вокруг пианино, и казалось, что вся энергия, накопленная им за последние дни, искрилась в комнате со всей своей мощью. Ритм мелодии был верным, но, тем не менее, музыка звучала иначе, нежели когда за инструментом сидела Наталия. В ней чувствовалась страсть и сила, и теперь девушка уловила настоящий крик души, исходящий от призрака.
О чём он молил её, не произнеся ни слова? О чём бы молила на его месте она? Этот вопрос, которая Наталия задала сама себе, обжёг её с ног до головы. Ей показалось, что по телу побежала лихорадка, и, чтобы унять дрожь, она крепко вцепилась в постаревшее тельце проигрывателя. Ответ был близок, он уже бежал по её телу, разгораясь огнём в груди, пылая и обдавая жаром внутренние органы. Почему призрак кидает предметы, хлопает дверьми, обдаёт её холодом и сейчас, сейчас он играет для неё на пианино! Конечно, таким образом он даёт о себе знать и просит, умоляет только об одном: чтобы его заметили. Каково это - существовать в мире, где тебя никто не видит, не слышит, и больше всего на свете опасается с тобой столкнуться? Люди боятся привидений, и ещё несколько дней назад сама Наталия пряталась под одеялом и дрожала от страха перед невидимым Оно. Ей снова стало стыдно за свой страх, уже совсем по другой причине, и безумно жаль этого несчастного молодого человека, изгнанного из мира людей из-за своей собственной роковой ошибки. Наталия почувствовала, как из глаз впервые за долгое время потекли слёзы. Всё, что было в её владениях - только собственное воображение. А призрак... Он не был лишён великого дара - зрения, но какой же мукой стало для него видеть самому и быть при этом невидимым для других! Сколько времени он провёл, заглядывая в квартиры людей, боясь ненароком испугать их, мечтая только о том, чтобы кто-то его услышал, почувствовал, обратил внимание! Но люди его не замечали, а если у него получилось дать о себе знать через какой-нибудь предмет, то они списывали это на случайность. Может быть, кто-то из них ощутил его присутствие, но в панике прогнал, дрожа от страха всё больше с каждым днём, закрывая глаза и уши, убегая из дома, призывая на помощь священников и колдунов - только бы оставили в покое! И вот сейчас Наталия сидела на коленях на полу, не убегала в панике из квартиры, а с всё еще заполняющим чувством благодарности слушала, как он играет для неё. Уже пройдено то место, где Наталия обнаружила опечатку в книге, и теперь она знает, какие клавиши нажимать. Ах, если бы она могла видеть! Увидеть призрака воочию, своими глазами! Видеть ноты, видеть бумагу, из которой сооружает журавля, видеть свою квартиру, людей, улицу! Сколько бы она тогда могла сделать! Слёзы катились по её щекам, и сложно сказать, были ли это слёзы отчаяния и бессилия, или они были вызваны бесконечным чувством любви к этому призрачному существу, к его мольбе, к его попыткам подружиться, заявить о себе, снова жить, будучи кем-то, будучи не один. Наталия уже не чувствовала границы между своей фантазией и реальностью: так чётко она видела внутренним взором каждую деталь его лица, печаль в глазах, напряжение рук; слышала мелодию, рождающуюся под его пальцами; ощущала присутствие призрака за спиной каждым нервом своего тела... Реалистичность его существования стала бесспорной - слухом девушка не была обделена, а уши не могут обманывать! Можно верить или не верить тому, о чём думаешь, но отрицать то, что слышишь в данный момент, невозможно.
Внезапно Наталия испугалась: она сидит к нему спиной и не двигается, знает ли он, что она его услышала? Знает ли, что понимает его? Нужно скорее подойти к нему, показать, что она не боится, что заметила его, что воспринимает! Наталия поспешила встать на ноги и развернулась лицом к призраку: в ту же секунду музыка остановилась. Наступила полная тишина. Она опоздала.
Её охватила паника. Вдруг это была последняя попытка призрака привлечь к себе внимание? Прощальная благодарная мелодия в ответ на то, что она не убежала в тот раз, когда он появился на кухне...? Вдруг он решил больше не беспокоить её, снова убедившись в том, что нет ему места среди людей, и за свою ошибку ему придётся расплачиваться вечно? Конечно, конечно же он давно понял, что при жизни не смог разглядеть то, что лежало перед ним, не захотел обернуться вокруг себя и посмотреть внимательно... Сейчас он собрал все свои силы и рискнул проявиться через музыку, опасаясь обернуться и посмотреть на девушку. Он боялся, что она закрыла уши руками, забившись в угол комнаты, и молит его уйти и прекратить пугать её. Как, наверное, тяжело ему было вынести эти три минуты за пианино, вложив в игру последние крупицы своей надежды! А она, Наталия, не успела ответить ему, и теперь он, скорее всего, покинул её квартиру навсегда. Девушка заметалась по комнатам в своём стремлении отыскать его во что бы то ни стало. Она натыкалась на вещи, несколько раз падала и поднималась, разбила чашку, опрокинула мусорное ведро, но не останавливалась: точно также бежала Наталия во сне, прежде чем очнуться у двери в прихожей. Ей хотелось кричать, звать призрака, молить его появиться вновь, но предательский комок сковал её горло, и она не могла вымолвить ни слова. Наталия не знала его имени, не знала, как к нему обратиться, и внутри её всё сжималось от осознания того, что он ей был недоступен. Теперь уже она нуждалась в нём, как в воздухе, ещё до конца не понимания, почему. В конце концов, она упала в третий раз, больно ударившись об угол стола на кухне, и замерла на полу в окружении смятых листков от неудавшихся оригами журавлей.
Прошла неделя. В квартире стояла необычная тишина: казалось, что все соседи в один миг куда-то исчезли, а уличный шум стал настолько далёким, что не проникал сквозь тонкие стены обветшавшего дома. Наталия больше не слушала пластинок, не включала телевизор и не открывала пианино. Только лёгкий шорох бумаги тихонько раздавался у подножия кухонного стола. Именно в этом месте в руках девушки был рождён первый и единственный журавль. Из всего многообразия цветов бумаги, что лежала вокруг, ему достался красный. Это была аккуратная фигурка небольшой птицы, с длинной шеей и ровными крыльями. Когда Наталия прижимала его к своей груди, ей чудилось, будто она слышит стук его сердца, и что вот-вот журавлик расправит крылья и полетит, став полноценным живым существом в этом мире. Точно также хотел жить и призрак - теперь Наталия это понимала. У неё оставался единственный шанс, последняя попытка обратить его взор на себя.
Не выпуская журавля из рук, она направилась в комнату с пианино и смахнула с него толстую нотную книгу на пол, затем вошла в прихожую и сбросила с тумбочки ключи. Вернувшись, села за музыкальный инструмент, и, положив оригами на колени, сыграла начало выученной мелодии. Оставалось ждать. Бережно сжимая перед собой журавлика, как драгоценное сокровище, которое боялась случайным образом уронить и потерять, Наталия медленно прошлась по комнате, недолго походила по своей спальне, снова вышла в коридор, потом прошла в гостиную… Тишина. Но она не отчаивалась. Медленно, шаг за шагом и не останавливаясь, она делала круги по комнате, прислушиваясь к любым звукам. Наталия была очень внимательна, и каждый нерв в её теле внимал любому раздражителю извне. На сломанных часах стрелки окончательно встали ещё день назад, и только звуки собственных шагов да лёгкое движение воздуха при вдохе и выдохе нарушали окружающее безмолвие.
Шаг за шагом. Вдох за выдохом. Пятый круг, шестой. На седьмом дыхание девушки на мгновение запнулось: еле ощутимый холодок пробежался по её телу. Наталия ускорила шаг: призрак рядом! В центре круга! Но возможно ли, что ей почудилось? Снова чувствовалось только тепло обогреваемой батареями комнаты, а воздух был густыми и тяжёлым. Восьмой, девятый круг. И снова лёгкий холод обжёг на мгновение её лицо и пропал. Шаги стали быстрее, но дыхание продолжало оставаться ровным. Через несколько секунд Наталия вновь ощутила рядом призрака, и тем дольше длилось его присутствие, чем быстрее ходила она вокруг него. Казалось, что только настойчивость девушки придаёт ему сил и уверенности показаться ей. Наконец, холод стал настолько сильным, что замёрзли руки и защипало в глазах. Призрак стоял всего в паре метрах от неё, но Наталия продолжала ходить, поворачивая слегка голову, будто прислушиваясь к его несуществующему дыханию. Она знала, что он смотрит на неё, не упуская ни единого её движения... Вскоре шаг стал замедляться, пока совсем не стих. Она медленно развернулась к призраку и замерла, оказавшись прямо перед его лицом. Наталия почувствовала, как его глаза устремились на её лицо и замерли в томительном ожидании. Всё также он был одет в старые джинсы и чёрную рубашку, всё также тёмные и слегка взъерошенные волосы падали на бледный лоб. Но черты лица разгладились, и сквозь них проступали облегчение и благодарность, которые обладали такой силой, что Наталия чувствовала, как они касаются её кожи и струятся по волосам, мягко обвивая её шею. Никогда в жизни, будучи зрячей, она не видела другого человека так, как видела сейчас: не глазами, а всем своим существом, каждой клеточкой своего тела. Медленно и осторожно, с робкой надеждой, призрак вытянул вперёд руку. Чувства облегчения и благодарности постепенно растворились, уступив место невесомой лёгкости, и Наталия не заметила, как её рука, в которой покоилась воздушная птица, потянулась навстречу его ладони и остановилась над ней. Разве обязательно иметь форму и цвет, чтобы быть увиденным и разве так необходимо обладать зрением, чтобы видеть? Не было необходимости отвечать на эти вопросы, и они в безмолвии стояли друг перед другом, пока лёгким движением руки журавлик не упал в ладонь призрака.
*
В открытую форточку радостно врывался тёплый апрельский ветерок и задорно гулял по квартире, будто исследуя новую для него местность. Весело щебетали птицы, собравшись на кустарниках и деревьях, обсуждая насущные дела и радуясь первым почкам на деревьях; смеялись дети, вприпрыжку возвращающиеся из школы домой, чтобы поскорее глотнуть супа и поспешить снова на улицу; о чём-то болтали улыбающиеся старушки, удобно устроившись на приподъездных лавочках и подставляя сморщенные лица весеннему солнцу. Сквозь последний слой снега смело пробивались первые зелёные ростки неокрепшей травы, а в многочисленных лужах отражалось голубое и почти безоблачное небо.
Он этого ещё не видел. Накинув куртку на плечи, он пошарил рукой в кармане, проверяя, на месте ли деньги на проезд и записка с адресом, которые он положил туда накануне. Ему предстояло второе и заключительное собеседование на должность преподавателя инженерных наук в техническом институте. По этому случаю на молодом человеке была надета белая рубашка и синий галстук. Несколько дней назад он успешно прошёл первый этап встречи, поразив своими знаниями и красноречием директора отдела кадров. Молодой человек мог преподнести практически любую информацию таким интересным и простым языком, что у последнего не осталось сомнений в том, что именно в таком преподавателе нуждается институт.
После собеседования он направлялся в издательский дом, чтобы узнать решение главного редактора касательно написанного им рассказа. Ему уже звонили пару дней назад и просили приехать раньше назначенного срока, и по услужливому голосу секретаря молодой человек понял, что его ждут приятные вести.
Он нащупал у шкафа белую трость, надел тёмные очки и направился к прихожей, когда за его спиной вдруг раздалась знакомая мелодия. Молодой человек замер, наслаждаясь каждой нотой звучащего произведения и испытывая тихую радость за ту, которая ему играла на пианино. Её руки непринуждённо бегали по клавишам, не совершая ни единой ошибки, волнистые локоны волос мягко спадали на оголённые плечи, и как же прекрасно она выглядела в этом бордовом нарядном платье, с жемчужным колье на белокожей шее! Молодой человек повернулся к ней, чтобы выразить своё почтение, а она уже смотрела на него блестящими от радости глазами. На её лице засияла радостная улыбка, и он поклонился ей, смущённо улыбаясь. Когда он поднял голову, в комнате было абсолютно тихо, и ничто не напоминало о той, которая только что играла, кроме одной вещи, которую он не мог видеть, но знал, что она есть - красный журавлик на пианино, хранивший в себе маленький секрет: чтобы начать видеть, надо умереть. Надо умереть, чтобы начать жить.

Послесловие
Теперь, когда история закончилась, а, может быть, только началась, я вынужден кое в чём признаться, мой дорогой читатель. Мне пришлось немного слукавить, описывая на страницах книги историю Наталии, чтобы не сбить вас с толку да не увести в сторону от самого главного. Я умолчал о том, что продолжал наблюдать за психологическим состоянием девушки, и совсем не исчезал из её жизни спустя год своей работы. Далеко не сразу я понял, что Наталия только притворяется здоровым человеком, готовым полноценно жить среди людей. Но какими бы яркими ни были результаты моей работы, я не смел поставить точку в этом деле, ведь эта прекрасная и очень умная девушка стала настоящим смыслом моей жизни. Только недавно психологические науки начали набирать обороты в нашей стране, но бóльшую часть своей жизни я провёл в борьбе с почти несокрушимой стеной научных умов, не желающих воспринимать психологию как науку. Встреча с этой девушкой стала для меня судьбоносной: весь спектр удивительных загадок человеческой души открылся передо мной, и благодаря доверию, оказанного мне Наталией, я сохранил за собой право звонить ей несколько раз в неделю, сопровождать в банк за деньгами и минимум один раз в месяц иметь возможность поговорить с ней лично.
Вызвать доверие другого человека порой бывает непросто, но я искренне желал стать ей другом и поддержкой. Несмотря на то, что я стремился сделать важные для психологии открытия и описать её случай, настоящим моим побуждением было следовать за ней в таинственном странствии её души по просторам внутреннего мира. Что бы с ней ни случилось, я готов был оставаться с ней рядом, молчаливо верно следуя рядом.
В тот день, узнав, что ей приснился наблюдавший, некое бесформенное существо, я пришёл в сильнейшее волнение. Данный случай означал, что её подсознание начинает просыпаться и стремится заявить о себе, и это было большим шагом вперёд. Невероятно сложно было достучаться до сознания девушки: она меня слушала, но не слышала, и я не винил её за это. Каждый человек способен делать только то, что в его силах, и в каждый момент своей жизни он ведёт себя только так, как может, нравится это ему и окружающим или нет. Я прекрасно понимаю, насколько бесполезны такие фразы как "если бы я..., если бы он..., если бы в жизни..., если бы тогда..., если бы сейчас...", потому что они являются не более, чем плодом воображения и внутренних желаний. Именно поэтому я не судил Наталию за её упорное сопротивление моему лечению: она не могла поступать иначе, чем поступала, и в этом заключалась самая простая, но такая сложная для нашего понимания истина.
Наталия вполне сознательно отказалась жить во внешнем мире, и это неудивительно: он уже принёс ей невероятное страдание, превратившись в одночасье в её врага. Внутренняя боль девушки никуда не исчезла, но была спрятана в самые потаённые места её подсознания и, отказываясь жить полной жизнью, Наталия наступила на горло своему противоположному желанию - вернуться к радостному бытию в мире, которым особенно наслаждаются маленькие дети, познавая через другого самого себя.
Но всё скрытое обязательно начинает стучать в закрытые двери. Испугавшись незваного гостя, Наталия поддалась панике, стремясь укрепить стены своего одинокого замка и не допустить покушения на собственное спокойствие. Мне пришлось потратить несколько часов на то, чтобы успокоить девушку, сославшись на необходимость простой игры со своим подсознанием, и убедить в том, что ничего страшного не происходит. Никто не угрожает её размеренной жизни, а наоборот, молит о помощи. Я не солгал. Часть её души, волей рока изгнанная за пределы сознания, томилась и страдала в одиночестве, и не было другого выхода, как выпустить её наружу.
Я предложил Наталии представить себе это невидимое существо, и чем больше оно принимало форму, тем меньше его боялась девушка. Признаюсь, что её сбивчивые рассказы о призраке несколько смутили меня - падение вещей в её доме она описывала как реально существующие, но я знал, что надо идти до конца, иначе подсознание окончательно взбунтуется, разрушив её внутренний зáмок вместе с ней. В худшем случае она действительно могла попасть в сумасшедший дом, в лучшем - замкнулась бы от мира навсегда, страдая от ночных кошмаров, и потеряв всякое развитие как личность. Мне оставалось только ждать.
Признаюсь, меня тронула её история о молодом писателе, чей талант так грубо отвергли: безусловно, также страдала и сама девушка, потеряв родителей и зрение. Мы много говорили с ней о причинах самоубийства призрака, и Наталия сама поняла, что его решение было ошибкой. Я не мог сказать ей, что она также совершила этот проступок, пусть, не вскрывая себе вены, умерев для внешнего мира. Только призрак, это внутреннее интуитивное желание жить, мог сказать ей, насколько мучительно перестать существовать. К моей радости, она его услышала. Вместе со слезами, которые катились по её щекам, когда она "слушала" игру на пианино, выходила вся её боль.
Нужно признаться, что я ошибочно полагал, что терапия подошла к концу. Наталия поняла, как важно двигаться дальше по жизни, несмотря на все прошлые трудности, но одна её фраза меня сильно обеспокоила. Она часто повторяла, что если бы к ней вернулось зрение, то только тогда она бы снова стала счастливой - каковым считала призрака, наделённого способностью видеть. В тот момент я с горечью подумал, что её упрямство не сломлено, и отчаяние, вызванное слепотой, стало настоящей преградой для излечения. Но я упустил один простой факт: личность живёт в гармонии, когда её внутренний мир не противоречит внешнему. Разве можем мы изменить жизнь, подгоняя её под наши собственные представления о том, какой она должна или не должна быть? Почему призрак, по истории Наталии, так страстно сожалел о своём поступке? Неужели только от мучительного одиночества? Каюсь, именно так я и решил, но позже девушка открыла мне его секрет: он хотел жить, потому что понял, какой подарок судьбы упустил из своих рук. Чем больше заблуждается человек, веря собственным историям о том, как должна течь его жизнь в каждый конкретный момент, тем яростнее последняя призывает его очнуться. Любая душевная боль, которая его гложет, на деле оказывается благословением. Как призрак сопротивлялся неудаче, которой придал высшую степень важности, так и Наталия не хотела признавать трагедию, унёсшую жизнь любимых людей и её зрение. Но только "умерев", на самом деле будучи слепым, молодой человек наконец снял свои очки. Он понял, что не существует другой реальности, иной жизни, чем той, которая наградила его телом, разумом и чувствами. Именно поэтому Наталия твердила, что призрак Видит, ведь он понимал, что стоит только пойти жизни навстречу, перестать верить своим мыслям о том, что нечто происходит неправильно, как все проблемы исчезнут. Потеря обернулась неведомым даром: не призрака заметила Наталия, а саму жизнь - такой, какой та является. В ней сосуществовали смерть и рождение, темнота и свет, болезнь и здоровье, но тот, кто Видит это ясно, начинает жить по-настоящему.
Встреча девушки с призраком, её готовность отдать ему свою жизнь, когда он, в свою очередь отдавал ей способность Видеть, обернулась для неё настоящим обретением зрения: физическая слепота, потеря близких людей - всё это было прекрасным творением жизни, которая не стремилась никого ударить, а лишь умоляла о том, чтобы её заметили и приняли такой, какая она есть. Всё, что прошло, может жить только в памяти, а что ещё не наступило - в фантазиях, и оставалось только увидеть настоящее, которое никогда не кончается.
В тот волшебный день я, по обыкновению открыв дверь своим ключом, застал Наталию в гостиной, и сначала сильно испугался: девушка плакала без остановки, но её плечи не сотрясались от рыданий, и вместо гримасы боли на губах была улыбка. Я понял, что слепая и призрак наконец встретились окончательно, и это означало возвращение домой, в жизнь. Позже, почти ночью, когда я надевал в прихожей ботинки, мне показалось, что в этой квартире единственным слепым человеком был я.