6 - Сегодня в клубе танцы - Хулиганское сказание в картинках (не для ханжей)

Видео по ссылке:
https://ok.ru/video/259584887529

Озвучка, фотошоп, видео - Виктор Тарасов

1974 г.

Дом культуры, а по старому клуб, весь переливался огнями. Была пятница, конец рабочей недели и люд подтягивался сюда, словно пчёлы к улью. Танцы и пляски всегда волновали сердце любого народа, будь ты хоть дважды цивилизованный или, какой-нибудь тупорылый абориген из племени Мумбо-Юмбо.

Цветков, Сухоруков, Кондаков и Овечкин прошли через толпу собравшихся людей, со всеми здороваясь и всеми узнаваемые. Каждый в тайне сознавал, что приятно, чёрт побери, быть известным! Но никто из них и виду не подал, будто его это взволновало. Про нравы западной культуры тогда ещё мало кто знал, а то одежду на них наверняка бы порвали на сувениры.

- Здравствуйте, ребята! - радушно поприветствовала их завклубом Валентина.
- Привет, Валюнчик, - обнял её Кондак и чмокнул в щёчку.
У них после каждых танцев были не детские игры, продолжавшиеся до утра.

- Ты всё хорошеешь? - он легонько шлёпнул рукой по хорошенькой попке.
- А, что же нам делать, красивым да не замужним? -весело откликнулась она.
- А то ты не знаешь? - подмигнул Кондак.
- Что ты имеешь в виду? - нарочито грозно спросила Валя.

Он нагнулся над её ухом и прошептал:
- Что имею, то и введу, - и заржал, как необузданный жеребец.
Она, улыбаясь, стала толкать его в спину, приговаривая:
- Иди давай, музицируй, бычара ненасытная.

Так, перешучиваясь и смеясь, все зашли на сцену, а оттуда в комнатку, где хранились инструменты. Пастор взял в руки соло-гитару фирмы «Музима», перекинул ремень через плечо. Этот инструмент служил предметом зависти для всех ребят. Чёрная полировка сверкала, обжигая глаза, а пластик отливал серебристо-матовым светом. Цветков прикусил в зубах медиатор и, поправляя гитару, нежно оглаживал её плавные обводы, словно тело любимой девушки.
- Ну, хватит балдеть, - подтолкнул его Француз, - Пошли настраиваться.

Каждый взялся обрабатывать свой инструмент. Кондак, включив электроорган «Ионика», размял пальцы и быстро прошёлся по гаммам. Овечкин вращал руки в запястьях и локтях, зажав барабанные палочки в ладонях. Француз подключал свою ненаглядную бас-гитару «Урал». Семён попросил тишины, нажал на клавишах ноту «Ми».
- Настраивайтесь, пацаны!

На входе в зал, Валюха уже начала продавать билеты, по сорок копеек за штуку. Она еле успевала обилечивать желающих танцевать, умудряясь, при этом, считать деньги, давать сдачу и отрывать контрольные корешки. А также, заодно, ловить, пытавшихся просочиться на халяву.

Вскоре подошла и давешняя компания отдыхавших в сквере за столиком. Пастор, увидев в дверях Ларису, знаками показывал Вальке, чтобы она пропустила её без билета. Та посторонилась, давая девушке пройти, и опять закрыла собой амбразуру двери. Лариса протиснулась поближе к сцене и прижалась спиной к стене, как и десятки посетителей, собравшихся здесь. Пастор подошёл к стойке с микрофоном, щёлкнул по нему пальцем:

-Дорогие друзья! Вокально-инструментальный ансамбль «Ваганты», сердечно приветствует всех собравшихся в этом зале. Слушайте нас, веселитесь и танцуйте. Поехали! - обернулся он к Овечкину.

Ударник дал счет, и зазвучала песня «Шизгара», которая поставила бы на ноги и мёртвого. Француз стоял перед здоровой басовой колонкой и воздух от динамиков шевелил его расклешённые брюки, звук же, уходя в зал, своими мощными низами сотрясал внутренности всех присутствующих. Ов6чкин неистово долбил по барабанам, работая всеми четырьмя конечностями, и только блондинистый чуб подрагивал на его вспотевшем лбу.

Зал, танцуя, дёргался и извивался в судорогах, как мучительно умирающий больной. Люди работали руками и ногами, шаркали и топали по полу, образовав отдельные группки. Хмырь достал носовой платок и, подняв руки вверх, выделывался в центре круга своих друзей. Откинувшись назад, подрагивая плечами, он стал нагибаться пониже к полу. В конце концов, хмельная голова перевесила его тело, и он распластался на паркетных досках, подобно камбале, выброшенной на берег.

По прошествии часа был объявлен перерыв, минут на двадцать. Любители танцев толпой ринулись из душного помещения на улицу: покурить, посплетничать, покадриться и остограммиться. Музыканты тоже вышли. Со своими друзьями встали в сторонке, распечатали пузырь беленькой. Застучало стекло, и бутылка пошла по кругу, на закуску шли тянучие конфеты «Му-Му». Пастор с Ларисой стояли, обнявшись, и чуть ли уже не целовались. Француз балагурил с Олеськой. Серёжа Овечкин выспрашивал у Семёна, как ему удаётся так быстро уламывать девушек на перепих.

- А, что тут такого сложного? Подошёл, потрепался, обнял, поцеловал, а дальше, дело техники. Да, что ты каждый раз выспрашиваешь про это дело? Ты, что ли, не разу никого не саданул?

Овечкин замотал головой, чуть покраснев. Кондак удивился:
- Не разу? Так ты, целяк? Ну, ты, брат, даёшь! А какого же хрена молчал? - задумавшись, почесал затылок, - Нет, это дело надо обязательно исправить. Обожди-ка, я сейчас, - и метнулся к Валентине, - Валь, тут такое дело... - он замялся.

- Деликатное? - догадалась она.
- Да. У меня дружок есть, который не одного раза не имел дело с женщиной.
- Это Овечкин, что ли?
- Тебе-то, какая разница?

Валюха вопросительно сверлила его лукавыми глазами, мысленно требуя ответа на свой вопрос.
- Ну, он, он! - сдался Семён, - Только молчок, хорошо?
- А то ты меня не знаешь? Я ж, могила! - горячо заверила она.

- Так вот я думаю, - настойчиво продолжал Кондаков, - Может, у тебя есть какая-нибудь подружка, не очень строгих правил. Пусть она осчастливит Сергуньку. Парню двадцать лет, а он свой конец ещё ни разу не парил.

- Хорошо, Сенечка. Я сейчас отойду на минутку и переговорю с одной дамой.
Она отошла к группе девчат и позвала одну из них.
- Марина, подойди ко мне, дело есть.

Кондак издали наблюдал за их разговором. Валентина ей что-то рассказывала, а та смеялась, красиво откидываясь назад. Потом Марина присела от смеха, звонко закатываясь, и согласно кивнула головой. Валя вернулась к Семёну.

- Всё в порядке, она согласилась дать урок секса вашей овечке.
- А, кто она такая? - заинтересовался парень.
- Моя подруга, Марина, работает медсестрой. Да ты не волнуйся, она сделает всё, как надо, и никакого шока у вашего мальчика не будет.

- А когда и где?
- Она сама подойдёт к нему, после танцев. Ты, только, предупреди Серёгу.
- Ага, Валюх, спасибо! Ты настоящий друг, - сказал Кондак, крепко обнимая её.

Он подошёл к своим друзьям, поманил пальцем Овечкина.
- Сергуня, подь ко мне.
- Я весь внимание, - сказал, подходя, Серёжа.
- Всё, я договорился. Сегодня ты будешь париться с девушкой и заметь, очень красивой.

- Ты обалдел что ли, Кондак? Я просто так тебя расспрашивал, думал, может потом пригодится, - сразу оробел он.
- Не писай, Серёжа, когда-то ведь надо начинать. А тут тебе всё расскажут, покажут, - он ощерился в улыбке, - Никакого риска, она сама всё знает. Медсестра, а не какая-нибудь прости господи!

- Ну, Семён, ты меня ошарашил, как ломом по голове. Я теперь и играть-то не смогу.
- Сможешь, сможешь. Увидишь, какая это чертовски засасывающая вещь с девчонкой побаловаться, да покувыркаться. Потом, спасибо скажешь.

Внезапно смех и разговоры стихли, словно надвигалась гроза. К клубу шла ватага хулиганствующих ребят. Среди них выделялся своим большим ростом Гена Баранов, а попросту – Баран. Парень только вышел из тюрьмы, отсидев четыре года. Попал он туда за драку в ресторане, где какому-то гостю с Кавказа, воткнул в жопу вилку.

Он шёл не спеша, с важностью короля, метя широкими клешами улицу. Плечи были нарочно оттянуты назад, и пиджачок, поддёрнутый за лацканы, еле держался на нём. В углу рта болталась зажатая зубами папироса.

Кодла подошла к девушкам и начались непристойные шутки и приставания. Потом, взгляд вожака остановился на Ларисе.
- А это, что за краля тут такая нарисовалась? - он, расставив руки и покачивая вверх-вниз головой, неторопливо двигался на неё.

Пастор, задвинув Ларису за свою спину, вышел вперёд.
- Не будете ли вы так добры, убраться отсюда, - нарочито мягко проговорил он.
Баран оторопело уставился на неожиданное препятствие, мол, что это за сявка здесь гавкает.
- Ты, что, не расслышал? - повторил Вова, уже грубее, - Я же сказал, спрысни отсюда!

Гендос подозвал пацана из своей свиты:
- Мишаня, подержи-ка мой лапсердак, - он снял с себя пиджачок и кинул его на руки парнишке, - Сейчас я этому комсомольцу буду делать больно.
Француз, раздувая ноздри, было, ринулся вперёд, но Пастор придержал друга:
- Не надо, я сам.

Баран сделал, по-колхозному, широкий замах и ударил. Пастор быстро пригнулся. Кулак со свистом прошил воздух. И тут же, в ответ, из низкой стойки, прямым ударом Вова врезал ему по печени. Вожачок, как будто наткнулся на стену и хватал кислород широко раскрытым ртом, при этом, сильно выпучив глаза, словно жаба.

Цветков незаметным движением вышел из зоны досягаемости противника и принял стойку для следующего отражения атаки. Он твёрдо усвоил наставление своего тренера: «Применять знание приёмов борьбы для нападения, только в крайнем случае». Громила сунул руку в карман:

- Ах, ты, падла! Драться умеешь? Ну, держись, сука! - раздался щелчок, острое лезвие тускло сверкало в свете фонарей, - Сейчас мы посмотрим, какого цвета у тебя кровь. Сейчас, я буду тебя делать! - приговаривал он, собираясь нанести сокрушительный удар.

Баран выбрал, как ему показалось, удобный момент, шагнул вперёд, резко выпрямив руку. Дальше, Гена уже ничего не помнил. Пастор отступил влево, отбив кисть нападающего так, что она прошла справа от него, оказался за спиной атамана и уже там, развернувшись на одной ноге, другой ногой ударил пролетавшего мимо парня, точно пяткой в нос. У барана лязгнули зубы, закатив глаза под лоб, он, точно сноп, рухнул навзничь. От удара об асфальт ножичек вылетел из руки и покатился, дробно звеня, к сточной решётке, где благополучно и провалился. Парень, который держал пиджак, нагнулся к своему шефу и потряс за плечо:

- Гена, вставай, - но тот не подавал признаков жизни, - Ты, что, убил его? - испуганно спросил он Пастора.
- Не волнуйся, адъютант, такие не умирают. Они могут только погибнуть, потому как до старости, с таким вулканическим характером, вряд ли кто доживёт. Давайте, забирайте своего батьку Махно и тащите отсюда к едрене фене. Глядишь, к утру и оклемается.

Обстановка сразу разрядилась, послышались весёлые разговоры и смех. Лариса нежно обняла своего спасителя, поцеловала в губы. Француз восхищённо сказал:
- Слушай, Вовчик, я думал ты просто так ходишь в свою секцию, а ты гляди-ка, набрался азиатских выкрутасов. Я никогда и подумать бы не смог, чтобы ногу можно было поднять на такую высоту, да с разворота, по морде, - от избытка чувств, он тихонько замурлыкал, - Если только жив я буду, чудный остров навещу... Слушай, Пастор, я тоже буду с тобой ходить заниматься, - решил Франсик для себя, давно мучавший его вопрос.

- Лады, - ответил друг, - Ну, что, продолжим танцы?
- Подожди, - попросил Франц, - Сейчас я за угол сбегаю, а то до туалета не успею.

Только он скрылся за углом клуба, как оттуда послышалось:
- Кто сказал, что Ленин умер? Я вчера его видал!
До слуха донёсся глухой удар и на всеобщее обозрение выкатился Ганс, с разорванной рубахой на груди. За ним вышел Николай, держа в руке Витьковы очки.

- Вот, зараза! - ругался он, - Даже поссать не успел. И откуда только этот скудоумный примат вылупился? - зло сплюнул и надел на немца очки, - Пошли играть.
- А туалет?
- Я, что-то, уже расхотел.