"Часы"

Утро. Очередное. Безрадостное. Пустое. Серое. В комнате полумрак. Дождь тяжелыми каплями бьет по оконным стеклам. Небо затянуло грязным полотном облаков. Поворачиваю голову. Из дальнего угла мне мигают электронные часы. 9.00. И, правда, утро. Не ошиблась. Мне никогда не нравились электронные часы. Куда приятнее засыпать под мерное тиканье стрелок. Выбросить эту бездушную электронную коробку не было бы проблем, если бы их не подарила Ира. Дарить часы плохая примета. Я не обиделась. С того момента как она появилась, я начала новой отсчет своей жизни, отсчет по её подаренным часам.

Вставать тяжело. Онемевшее за ночь тело не хочет подчиняться приказам «Подъем». Откидываю одеяло. Десяти минут хватает, чтобы я смогла сесть. Шум в голове, перед глазами темнеет. Делаю три глубоких вдоха, медленно выдыхаю. Уже лучше. Аккуратно встаю, опираясь на шкаф. Голова не кружится. Можно идти. Для уверенности упираюсь кончиками пальцев в стену. Холодная. Мертвая, но, единственная опора сейчас. Потом придет Ира. Теплая. Родная. Моя.

Зажигаю газ. Ставлю чайник. Кофе. Она не разрешает пить кофе, но я к нему привыкла. Две чайные ложки гранулированного порошка плюс три ложки с четвертью сахара. Кипятка до половины кружки, остальное прохладная вода из графина. Не люблю горячее. Сажусь на подоконник. Мне нравится наблюдать за теми, кто еще может не следить за временем, как я. Например, тот бегущий мужчина, которого тучи нещадно поливают ледяной водой. Он опоздал на трамвай. А теперь может еще и на работу. Или туда, где его, возможно, очень ждут и он кому-то нужен. Отряхиваясь от капель дождя, смотрит на часы. Считает повседневные минуты. Биологическое время его не интересует. У меня другой подсчет. Я отмеряю свою жизнь.

Лимфолейкоз. В народе – рак крови. Максимально растянуть жизнь, а значит и страдания на большее количество минут, часов, дней, месяцев, не самое лучшее решение. Я еще хожу. Это доставляет мне какое-то облегчение. Двигаться без посторонней помощи. Делать то, что мне нравится и то, что я хочу, пока это в моих силах.

На Ириных часах я отмерила одну тысячу четыреста шестьдесят четыре часа – шестьдесят один день – два месяца. По прогнозам осталось около четырех тысяч трехсот восемнадцати часов, почти полгода. Я не считаю такой срок везением. Каждодневно угасать на глазах любимого и дорого человека. Травмировать расшатанную психику Иры. Испытывать её терпение. И ждать, когда раковые клетки смогут до конца опутать изнутри мое тело; вплестись прочными нитями в мышцы и ткани; заполнить черной пустотой душу и разум, где нет ничего, кроме пульсирующей, нарастающей, постоянной, просто вечной боли. Я стану тем, кем была для Иры в первый день нашего знакомства. Просто пешеход, держащий в руке заключение врача. Пешеход, стоящий на обочине. Пешеход, сделавший шаг под колеса её машины. Пешеход – сирота, которого она поселила у себя дома. После смерти я буду таким же незнакомым странником, только в ином мире.

Ей дали отпуск на месяц. Поставила решетки на окна. Седьмой этаж. Я думала, мне повезет. Через неделю она развязала мне руки. Боялась. Слишком велико было искушение опередить болезнь. Уйти, пока смерть, текущая по моим венам, не разрушила остатки Меня.

Молчит. С выдержкой оловянного солдатика возит по врачам и работает, чтобы оплачивать лечение. Говорит, что я как птица. Одинокий, заблудший, бьющийся в окно голубь, которого Ира впустила в свою жизнь. Не менее одинокая, она ищет во мне смысл, который потеряет по исходу моих часов. Кофе остыл. Промокший пешеход давно сел в другой трамвай. Утро. Очередное. Безрадостное. Серое. Пустое. Мне осталось четыре тысячи триста семнадцать часов.