Волк

Волк появился неожиданно. Скрипнула дощатая дверца хижины, и появилась учтивая морда зверя, с седыми длинными щетинками на верхней губе.
– Можно, сосед? – необычно вежливо для волка прохрипел он
– Да, пожалуйста, – произнёс я, и привстал от неожиданности.
В эти осенние дни октября я скрывался высоко в горах Варзоба, недалеко от Душанбе. В городе шла гражданская война. Жестокая и безумная война. И я решил покинуть город, чтобы не видеть и не быть молчаливым соучастником этого безумия. На второй день путешествия, взбираясь по горным тропам всё выше и выше, я наткнулся на заброшенную хижину советских геологов. Выбив припёртый к деревянной дверце жердь я вошёл внутрь. Единственное окно хижины выглядывало на восток. Довольно просторная комната, с двумя деревянными, не застеленными кроватями, и одной кушеткой у окна. Справа был отгороженный толстой фанерой уголок –кухня. На фанерной перегородке кухни, с внешней стороны, висела политическая карта мира. Углы комнаты были уже прихвачены пыльной паутиной – верный признак того, что в хижине давно никто не проживал. Немного отдохнув на деревянной кушетке, я прибрал комнату, и начал потихоньку обустраиваться.
Волк появился на третий день, после полудня.
Получив моё разрешение он уверенно вошёл в комнату. С интересом огляделся, а затем придвинув одну из трёх табуреток у кухни осторожно присел. Закинул ногу на ногу, и передними лапами обхватил одно колено, точно так , как это делают люди.
– Ну, здравствуй, отшельник. Зови меня просто – Волк
– Добрый день. Ну, раз ты меня назвал отшельником, то ты тоже зови меня просто – Отшельник.
– Я вожак местной волчьей стаи, – равнодушно произнёс он. И внимательно посмотрел на меня своими янтарными в крапинку глазами. Никаких эмоций, лишь небольшая настороженность. – С геологами мы дружили, они нас иногда, в лютые зимние морозы, подкармливали. Вчера в сумерках увидел свет в окне, и подумал, что геологи вернулись. Иваныч, тут у них был за старшего. Мировой мужик! Всегда выступал против отстрела волков в ущелье.
Он на мгновение притих, затем снова продолжил:
– У меня, как у вожака, обострённый инстинкт. Я чувствую агрессию за версту. У тебя нет агрессии. Потому и решился навестить тебя.
– Простите, у меня нет ничего мясного, чтобы вас угостить, – как можно вежливее произнёс я и осторожно подвинул к нему, плетённую из ивовых прутьев, тарелку со свежими ягодами боярышника, которые я собрал сегодня утром.
– Ну, лишь чтобы не обидеть тебя, – вежливо произнёс он, и ловко забросил пару ягод в пасть. Тщательно прожевал их коренными зубами. – Ты, это, можешь на «ты» со мной, – добавил он, чуть зажмурившись, и проглотив ягоды.
Затем он привстал на задние лапы, подошёл к чугунной печку у кухни, открыл дверцу лапой заглянул внутрь, при этом у него хвост приподнялся параллельно полу.
– Ты окно то заколоти чем ни будь, меньше внимания будешь привлекать. Да и комнату не скоро выстудишь. Я подскажу тебе, где дрова собирать. Тут недалеко на южном склоне горы, много сухого валежника.
Так обычно инструктирует председатель колхоза вновь прибывшего в колхоз агронома.
От умиления я молча наблюдал за действиями волка. Город, который я покинул, был полон враждебности, война – одним словом. Гражданская война. А тут этот зверь выказывал чудеса великодушия… Удивительно всё получается…
– А геологи то собираются возвращаться? – повернувшись ко мне грустно спросил он
– Не знаю, – ответил я равнодушно, что было совершенной правдой.
– Да Иванычу хотелось бы должок вернуть. Прошлой зимой он угостил меня и мою стаю тушей горного козла. До сих пор храню огромные рога того козла у своего логова. Одно слово – мировой мужик. Можно сказать спас нас от голода.
– Да ты сядь, сядь, не тушуйся, – улыбнулся он мне показывая свои жёлтые клыки. И тут я сообразил, что всё ещё стою на ногах, с того времени, как волк вошёл в хижину.
– Я случайно оказался в этом домике, – ответил я присаживаясь на кушетку у окна. – Хочу войну переждать тут. Сказав это я почувствовал, что в моём тоне прозвучали нотки оправдания, что я так бесцеремонно вторгся в домик геологов. Возможно, волки охраняли это пустое жилище в знак благодарности геологам.
– Знаю, знаю, наслышан про вашу войну. Всё рушите, рушите, а ещё Homosapiens называетесь, с укором в голосе просипел волк. Где же ваш разум?
– Потому я и покинул, и город, и людей, и …
– Я вот что думаю, – продолжил он не дослушав меня. – Не вас венцом природы надо называть. Знаешь кто, в моём волчьем понимании, самые разумные существа на Земле? – присаживаясь снова на табуретку спросил он меня.
– Волки, наверное, – догадался я ответить
– Нет. Муравьи! Вот кто настоящие созидатели. Интеллектуалы! Уж поверь мне, старому волку, я то уж это наверняка знаю… Вот они уж точно не разрушали бы, ни природу, ни города…
Я задумался над волчьими словами. Кто знает, возможно волк и был прав. Мне ничего не приходило в голову в оправдание своих сородичей устроивших гражданскую войну. Да и желания не было их оправдывать. Лучше уж быть честным волком, или тружеником муравьём, чем плутом – политиком. Думаю это сословие людей в ответе за всё, что сейчас происходит там внизу, в долине людей.
Волк просидел у меня до вечера. Мы поиграли в карты. Он играл из рук вон плохо. Не жульничал. Наверное, жульничать это тоже привычка людская, но не волчья. И мне стало как то уютно рядом с этим старым волком. Во всяком случае не так страшно, как с людьми в городе, где люди не хотели понимать друг друга. Хуже зверей… и из за чего? Непонятно.
Я заварил чай из листьев дикой вишни, в котелке, налил себе и волку.
– В лечебных целях можно, – ставя кружку на край стола произнёс он, и начал снова раздавать карты. – Тут много чабреца и зверобоя, я тебе покажу места. Есть и малина, – добродушно добавил волк.
Пока он раздавал карты, я встал с места и включил старый транзистор «Альпинист» на батарейках. Хотелось послушать новости. Всё таки меня ещё интересовал мир людей. Заиграла музыка. Играли «Болеро» Мориса Равеля.
Волк внимательно послушал музыку.
– Завораживает, – тихо произнёс он, и дальше начал раздавать карты. Он раздавал карты очень медленно, по одной штуке. Наверное, неудобно с непривычки.
После музыки сразу начали передавать новости. Я прислушался к новостям. Говорили о боях в пригороде столицы. Волк безразлично глядел на свои карты. Но при словах «… боевики уничтожили н-ное количество живой силы противника…», он свирепо взглянул в сторону приёмника, а затем на меня. Я, честно говоря, немного испугался. Он швырнул карты на стол.
– Ты, понимаешь, что это значит «уничтожили живую силу противника»? – почти прорычал волк.
Я молча и удивлённо глядел на его реакцию к этим привычным уже для меня словам.
– Да, это ведь самые циничные слова придуманные людьми. Шедевр цинизма Homosapiens! Это как же надо додуматься, чтобы замаскировать свои преступления, а? Это ведь настоящее убийство! А матерям вы сможете объяснить, что такое «живая сила противника»? А вот, Иваныч бы меня понял. Он даже волков не разрешал отстреливать, не то что «уничтожать живую силу противника». Одно слово – мировой мужик! Редкий Homosapiens! Эх, как я скучаю по нему… С этими словами он направился к выходу.
– Ну, мне пора и честь знать. Спасибо за гостеприимство. Зайду ещё, как ни будь.
Прямо у порога он остановился и повернувшись ко мне медленно произнёс:

– Отшельник, выпиши себе этот шедевр цинизма человеческой изворотливости, фломастером на ватмане, и прибей его гвоздями вместо вот этой политической карты, и читай его каждый день. Может ты поймёшь, какая бездна зла замаскирована в этом выражении. А вы говорите волки, волки…

Джурахон Маматов
Катманду, Непал
23 октября 2011