16+
Лайт-версия сайта

Когда в Париже светит солнце

Литература / Проза / Когда в Париже светит солнце
Просмотр работы:
09 ноября ’2016   15:35
Просмотров: 14853

Когда в Париже светит солнце, я вспоминаю о Тиме Розенцвейге. Этот человек был истинным ненавистником солнечного света. Он выходил на улицу исключительно в дождливые дни. Всё остальное время он проводил в милом доме на улице Бланш, созерцая Мулен Руж и тихо восторгаясь её самобытностью. Он умел выражать восторг. Он прожил в Париже двадцать лет и всегда оставался самым преданным его фанатом. Париж вдохновил его на написание главных произведений его жизни. Если бы он жил не в Париже, а в любом другом европейском городе, он бы не был настоящим Тимом Розенцвейгом.
Тим Розенцвейг – писатель до мозга костей. Его сознание обитает далеко за пределами ойкумены.
Когда я приходил к нему в гости, он указывал мне на буфет, где всегда было много вина и пара бутылок арманьяка, и продолжал писать. Порой он не здоровался, но я не чувствовал себя оскорблённым. У него была уважительная причина: он проживал жизни своих героев.
Я понимал его эмоции. И всё же он был немного странным. Он боялся людей, крайне редко выходил на улицу, никогда не заговаривал с незнакомцами. И дело даже не в том, что он следовал ценным указанием своих родителей, хотя испытывал к ним самые нежные чувства.
В тот день всё было очень привычно. Я проснулся от февральского парижского солнца. Всякий раз, просыпаясь и убеждаясь в том, что за окном светит солнце, я оказывался в состоянии непередаваемой эйфории. Солнце – прекрасный атрибут Парижа, города моей жизни и моей мечты, города, приютившего моё необузданное желание достичь невероятных успехов в области литературы, города, сыгравшего немаловажную роль в становлении моей пресловутой духовности. Парижское солнце даёт мне понять, что жизнь идёт своим чередом, что я занимаюсь своим делом, что местной атмосфере небезразлична моя судьба.
Я открыл глаза и понял, что должен увидеть Тима. Мне нужно было поговорить с ним о чём-то очень важном. Чёрт знает о чём. Я знал, что он один из главнейших управленцев моей судьбы. Он мог сделать меня счастливым, мог заставить публику восторгаться моими произведениями, кричать мне «Браво!», просить у меня автограф. Он мог сделать всё. Когда я приношу ему свои новые наброски, меня одолевает невыразимое волнение, хотя я знаю этого человека около десяти лет. Он мой друг. Думаю, он всегда желал мне всего самого лучшего.
Я прошёлся по бульвару Рошешуар. Как обычно.
Окна Тима были зашторены. Как обычно. Я поднялся на второй этаж. Как обычно. Я обожаю подниматься на второй этаж и звонить в его дверь. Я обожаю пожимать ему руку. Однако, спустя десять лет после нашей первой встречи, я понимаю, что мои действия немного автоматичны, хоть я и никогда не знаю, о чём мы будем спорить. Я лишь знаю, что мы будем пить вино, рассуждать о прозе и поэзии и восхищаться Парижем. Все эти занятия естественны для одного писателя, проводящего дни в безумном одиночестве. Но нас двое. Когда мы вместе, то образуем недифференцируемое целое.
И вот я в его квартире. Он сидит за столом и пишет очерк. Я подхожу к буфету, не дожидаясь его сигнала. Наверное, это грубо. Но я знаю его квартиру наизусть и не имею ни малейшего желания делать вид, будто я здесь впервые. Тим говорит, что в любой ситуации нужно вести себя естественно. А я всегда доверял его мнению.
Я достал бутылку арманьяка и две рюмки. Тим продолжал писать. Чтобы привлечь его внимание, я должен налить ему рюмку арманьяка. Тогда он посмотрит на меня с восхищением. Может быть. Я никогда не мог предугадать его реакцию на мои поступки, мои слова. Если я налью ему арманьяк, он вполне может послать меня к чёрту.
И, тем не менее, он говорит мне «спасибо». Смотрит мне в глаза. Улыбается блаженной полуулыбкой, вызывающей моё истинное восхищение. Кажется, у него хорошее настроение. Это значит, что у меня есть шанс узнать о его литературной газете, остающейся загадкой для основной массы человечества и овеянной множеством тайн.
Тим приехал в Париж, чтобы стать писателем: ему казалось, Франция удовлетворяет его духовные и ментальные потребности, соответствует его внешности и характеру. Париж разделял его идеи с особым энтузиазмом. Париж стал его лучшим другом. Когда Тиму было одиноко, он выходил на улицу, делал глубокий вдох и направлялся в сторону Лувра. Лувр был его духовным убежищем и помогал ему выйти на переговоры со своими желаниями – спутанными, потерянными в таинственном пространстве вечного самоопределения Индивидуума. Он знал, что жаждет писать. Всё остальное оставалось за пределами его восприятия.
Однажды он решил, что должен совершить смелый поступок и открыл русскоязычную газету. Сейчас его газета – культовое развлечение русской диаспоры в Париже. Не думаю, что он ожидал подобного эффекта.
Я хочу, чтобы он опубликовал мой рассказ, хотя и не считаю его детище незаменимым аспектом литературно-коммуникативного пространства. Я понимаю, что его газета появилась на свет более чем случайно. Тим не годится на роль главного редактора. Когда я предлагаю ему прочесть своё новое произведение, он смотрит на меня, как на сумасшедшего. А я считаю, что имею полное право интересоваться мнением уважаемого мною человека.
– Как ты себя чувствуешь, Тим?
– Всё хорошо.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– Обычно, ты говоришь: всё ужасно.
– Теперь говорю: всё хорошо. Проблема в том, что ты крайне редко интересуешься моим здоровьем. Это плохо. Ты редкий эгоист.
– Извини. Я не умею думать о близких.
– Жаль. Если бы не твой характер, ты был бы отличным мальчиком.
Последняя фраза Тима остановила время, снизила скорость моего мышления, лишила меня способности быть активным участником современного мира. Я потерял сознание. В буквальном смысле. Когда я открыл глаза, Тим сидел за столом и писал новый очерк. Думаю, ему бы удалось сохранить спокойствие, даже если бы я умер. Тим – редкий эгоист.
Я приподнялся с пола.
– Что ты сказал, Тим?
Он укоризненно посмотрел в мою сторону.
– Я сказал, что у тебя отвратный характер.
– Нет, я прошу тебя, повтори свою последнюю фразу слово в слово.
– Зачем?
– Она точь в точь совпадает с любимой фразой одной моей знакомой.
– Неужели?
Его лицо выразило подозрение. Он удивлён? С чего бы? Он ведь никогда не удивляется.
Кажется, я прихожу в себя. Мой мозг снова готов к восприятию окружающего мира.
Удивительно, но Тим произнёс любимую фразу Ады, упоительной женщины из моего прошлого. Ада ворвалась в мою жизнь внезапно, без предупреждения. Она сказала, что хочет быть моим другом. Мы встретились в саду Тюильри. Я только приехал в Париж, пребывал в исключительном душевном смятении и писал новую повесть, казавшуюся мне самым бездарным произведением на свете. Она была незакончена. Этот статус сохранялся за ней долгие месяцы. Она была моим несчастьем. И, тем не менее, я хотел довести её до ума.
Ада сидела у фонтана: нежная, обворожительная, вдумчиво изучающая счастливых людей. В её движениях, жестах, взгляде присутствовала чарующая грация.
Я притворился, будто ищу вид для этюда. В то время я делал этюды. Рисование было моим увлечением. Писательство – духовным бегством. Я радовался, когда слышал на улицах русскую речь. Не заговаривал, не знакомился, но понимал, что не один на белом свете. Спорадическое понимание того, что я не один, рисовало в моём воображении необычную, умиротворённую картину мира.
Когда я взглянул Аде в глаза, то впервые понял, что нас двое. Казалось, на какое-то мгновение Париж затаил дыхание и с восхищением наблюдал за тем, как мы обмениваемся взглядами и неслышно выражаем друг другу своё почтение. В день нашей встречи Париж стал моим другом. До этого он смотрел на меня с невыносимым равнодушием – словно ему было наплевать на мою писательскую и человеческую судьбу. В тот день я осознал, что Париж – мой город. Наконец, он посмотрел на меня с невыразимой теплотой.
Париж пролил луч света на мой путь. Я счастлив, что этим лучом света оказалась Ада.
Мы пожали друг другу руки – словно мы были знакомы сто лет, словно мы с раннего детства были друзьями. Я присел рядом с ней.
– Я Ада.
– Простите?
– Я говорю, что меня зовут Ада. А Вас?
Я промолчал. Чёрт знает почему. Наверное, забыл своё имя. А может, потерял дар речи. Кажется, я хранил молчание на протяжении всего нашего знакомства, с упоением слушая её бредовые рассказы. Она несла редкую чушь.
Она была уверена в том, что слова – формочки для песка. Они не имели для неё ни малейшего значения. Её утро началось с того, что она звонила своему отцу и приободряла его бессмысленными фразами. Её отец был писателем: странно, что ему так и не удалось привить ей любовь к слову. Впрочем, Ада никогда не реагировала на чьи-либо внушения. Если бы на моём месте оказался нормальный человек, он бы сошёл с ума. Но к счастью я оказался таким же сумасшедшим, как Ада.
Наша первая встреча казалась бесконечной: мы провели вместе несколько суток, сидели у фонтана Тюильри, слушали восхитительный орган в Нотр Дам, бродили по улице Лепик, поднимались к Сакре Кёр. Мы были счастливы. Когда я вернулся в свою писательскую мансарду, мне показалось, что наша прогулка была сном. Я не верил, что Париж подарил мне любовь. Я пытался воспроизвести в памяти счастливые моменты своей жизни. Увы, их было не так много. Момент, когда мой взгляд обезумел от образа прекрасной Ады, был самым счастливым. Если бы в тот вечер она не наслаждалась жизнью и февральским парижским солнцем в саду Тюильри, сегодня моя неутолимая духовность порождала бы новое бредовое произведение. Теперь я пишу только об Аде. Я восторгаюсь её губами, волосами, глазами. Я преклоняюсь перед её жизнерадостностью и бытовой отчуждённостью. Она восхитительна, эксцентрична и самобытна. Она не такая, как все, чёрт возьми.
Когда я снова вышел на улицу, и на моё лицо, обращённое к огромному светлому небу, упали капли дождя, мои воспоминания послали меня к чёрту, и я оказался потерянным среди пустоты, спокойствия и определённости. В Париже всё загадочно определённо. Люди, неспешно бредущие в хорошо известных им направлениях, живут точно в сказке. Они уже давно определились, кем будут, когда вырастут.
Я пересекаю улицу Риволи и движусь в сторону Тюильри.
Я приближаюсь к фонтану. Где ты, милая Ада?
Я ведь не взял у неё ни номера телефона, ни адреса электронной почты.
Проклятая эйфория. Может быть, нам было отведено всего лишь три дня, и теперь я вынужден вернуться к обычной жизни, снова спорить с Парижем, выпрашивать у него минуты хорошего настроения, объяснять ему, что я, как и прочие его жители, заслуживаю успеха и банального человеческого счастья.
Мало того, что он не испытывает ко мне ни малейшего уважения, так он ещё и дразнится! Вот тебе, мол, любовь – развлекайся, живи нормальной жизнью, пей вино, пиши стихи. И как только я вживаюсь в образ сумасшедшего влюблённого, он заявляет мне, что моя любовь растворилась в воздухе.
Ада исчезла, не оставив ни малейшего доказательства своего существования – словно она и вправду была героиней моего сна. Теперь моя жизнь утекает в неизвестном направлении, и я утерял последнюю возможность договориться с Парижем.
Свою первую заметку о французской столице я начал фразой: «Может, когда-нибудь мы всё же станем друзьями, и ты примешь меня таким, какой я есть». Помню, я посмотрел в окно и снова столкнулся с негодующе-индифферентным взглядом. Париж упрекал меня в равнодушии. Честно говоря, это смешно. Я ведь пытался быть его другом.
Я бродил по Парижу сутки. Люди делали вид, будто не знают о моём горе. Ада не послала мне ни единого знака. Я остался один на всём белом свете.
– Если хочешь, можем прогуляться до редакции моей газеты.
Зима – нестерпимая штука. Я смотрю в окно и хочу плакать. Я крайне редко хочу плакать.
– Какого чёрта ты молчишь? Ты ведь постоянно расспрашиваешь меня о моей газете.
– Прости.
Тим ухмыльнулся – словно он даёт мне редкостный шанс стать великим человеком, а я не ценю его заботы.
– Так мы идём?
– Конечно.
Тим допил арманьяк, закрыл ноутбук и направился в сторону выхода. Я последовал его примеру. Что мне оставалось делать? Я ведь мечтал посетить редакцию его газеты.
Мы спустились по улице Бланш и вышли на авеню Опера. Редакция располагалась в типичном парижском здании. Тим открыл огромную тяжёлую дверь. Мы поднялись на второй этаж. И вот мы в редакции. Раньше я думал, что редакция газеты Тима – место, где обретают счастье. Но я ошибался. Это всего лишь мрачный офис, вызывающий чувство лёгкого негодования, желания развернуться и идти своей дорогой. Какого чёрта тут делают серые обои и плакаты в стиле Энди Уорхолла?
– Что это значит, Тим?
– Ты о чём?
– Неужели это и есть редакция твоей газеты?
– А что такое?
– Может, ты издаешь натуралистичную чернуху?
– Какую к чёрту чернуху? Ты хотел увидеть мою редакцию? Знаю, что хотел. Ты думал, у меня тут мебель в стиле барокко и картины твоих любимых импрессионистов?!
Он разозлился. Обожаю, когда он злится. Недовольство, сияющее в его глазах, делает меня самым счастливым человеком на свете. Чёрт знает почему. Когда Тим злится, в него словно вселяется дьявол, и это восхитительно.
– Не смей критиковать меня.
– Я и не думал.
– Ты просто маленький глупый мальчик.
– О, несомненно.
– А я-то думал предложить тебе должность главного редактора.
– Что?
– Ничего.
Верно, Тим и вправду злится. Я покидаю унылую редакцию и хлопаю дверью.
Париж смотрит на меня с неискренним восхищением.
Я иду в сторону Лувра, сворачиваю в Тюильри. Неожиданно мой взгляд сталкивается с безумно знакомым образом. Это не может быть правдой. И тем не менее, это она – восхитительная Ада, написавшая один из прекраснейших абзацев моей жизни. Она сидит у фонтана и смотрит в огромное серое небо. Она легка и независима. Что бы она ни делала, её движениям присуща невероятная естественность. Я обожаю эту женщину. Но я не уверен, что должен радоваться тому, что судьба свела нас снова. Она моя погибель. В её внезапном исчезновении было нечто фатальное. Ей наплевать на то, что я сошёл с ума, мучаясь в догадках о её местоположении. Она просто сбежала, словно понятия не имела о нашей духовной близости, словно мы были посторонними людьми, и наша встреча носила исключительно случайный характер.
Она оборачивается. Её губы застывают в улыбке. Чему она радуется? Своему воскрешению в моей жизни? Хорошей погоде?
– Здравствуй.
Она протягивает мне руку. Я прижимаю её к своим губам. Удивительное ощущение. Как я мог жить без него все эти годы?
– Ты ничуть не изменилась.
– Неужели?
– Правда.
Она гладит меня по голове. Как же я скучал по её рукам.
– Нет ничего лучше твоего прикосновения, Ада. Знаешь, я думаю, Париж жаждет нашего воссоединения.
Я присел рядом с Адой прижал её к своей груди – мне хотелось, чтобы она услышала биение моего сердца.
Она была спокойна, беспристрастна. Её молчание поведало мне о её настроении, её желаниях, её мечтах. Впервые за много лет она открылась мне как маленькая, напуганная девочка. Мои объятия уверили её в том, что Париж рад её возвращению. Её дыхание, кроткое и спокойное, уносилось в бескрайние пространства Сены. Она была моей. Прижимать её к своей груди, гладить её волосы, улавливать музыку её настроения было высшей формой счастья. Я не знал, существуют ли слова, способные выразить моё восхищение.
– Не уходи. Останься со мной. Париж любит, когда мы вместе. Я чувствую это. Он не выдержит, если ты снова исчезнешь из моей жизни.
– Парижу всё равно.
– Нет. Нет, это неправда. Он спровоцировал нашу новую встречу. Он даёт нам шанс воссоединиться.
– Ты бредишь. Парижу на нас наплевать. Взгляни ему в глаза.
– Пожалуйста, останься, Ада.
– Я подумаю. Вообще-то я шла к своему отцу.
– К отцу-писателю?
– У меня один отец.
– Ты никогда не рассказываешь о своей семье.
– У меня нет семьи. У меня есть только мой отец. Кстати, он не только писатель, но и главный редактор русскоязычной газеты. Если ты пройдёшь в сторону Опера, то увидишь окна его редакции.
Я ушёл в небытие, отрешился от действительности, забыл своё имя и название города, ставшего пристанищем моей неугомонной души. На какое-то мгновение я исключил из своего сознания чистое небо и фонтан Тюильри. Всё это время Ада была рядом и ни на секунду не исчезала из моей жизни. Мы могли встретиться в любой день, в любую минуту. Но Париж распорядился иначе. Этот город хотел остаться со мной наедине, разгадать мои мечты и познать мой характер. Он запретил мне упиваться женщиной и наставил меня на путь служения литературе. Целый год я бродил по его улицам, набережным, восхищался бескрайним чистым небом, сидел в Тюильри, у любимого фонтана, наблюдая за людьми и создавая наброски для новых произведений. Париж стал источником моего вдохновения. Здесь я обрел себя и зажил новой жизнью. Наверное, мне помогли десять лет одиночества.
Я часто видел силуэт, проходя мимо Опера. Я думал, что схожу с ума. Я был уверен, что её исчезновение необратимо. У меня не было ни малейшей надежды увидеть её снова. Однако Париж знает меня гораздо лучше, чем я. Наверное, я должен был услышать правду именно сегодня.
– Почему ты молчишь? Ты в порядке?
– Да.
– Уверен?
– Всё хорошо. Просто я понял, что все эти годы каждый день бывал в доме твоего отца. Мы пили арманьяк, говорили о литературе, строили планы на будущее. Все эти годы твой отец был моим лучшим другом. Странно, но он ни разу не говорил о том, что у него есть дочь.
– Он вообще не любит говорить.
– Ада, ты хоть понимаешь, что мы могли встретиться гораздо раньше?
– Могли. Но не встретились. Я пойду.
Ада встает и направляется в сторону площади Согласия. Я следую за ней, беру её за руку. Я отдаю ей своё тепло. Она отвечает мне равнодушием. Её глаза, пустые, отрешённые от действительности, не выражают ни радости, ни грусти, ни сожаления.
Я люблю эту женщину. Она смысл моей жизни, моей парижской жизни, овеянной духом песочной архитектуры. Она делает мои унылые дни ещё более унылыми, и это приводит меня в состояние восторга. Если я помню, какого цвета её глаза, значит мне хорошо. Если я отчётливо представляю форму её губ, значит, я доживу этот день до конца. Так было раньше. Теперь я знаю, где её искать. Теперь она навсегда останется в моей жизни.






Голосование:

Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:



Нет отзывов

Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Логин
Пароль

Регистрация
Забыли пароль?


Трибуна сайта

235
ПОДАРОК СУДЬБЫ Приглашаем на премьеру!

Присоединяйтесь 




Наш рупор

 
Оставьте своё объявление, воспользовавшись услугой "Наш рупор"

Присоединяйтесь 







© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Реклама на нашем сайте

Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal

Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft