Валечка

Дорога до школы и обратно – 5 км через
лес да вдоль озера, а под берегом с зимы солдат лежит убитый – наш. Других-то похоронили деревенские, а этого не стали – из местных он. Жене письмо написали. Ответила, что приедет, заберет, да так
и не приехала. Может сама заболела или умерла.
А тут и волки водятся. Однажды пасла коров – вышел из лесу на опушку один – большуший. Стадо заволновалось, а он посидел,посмотрел, да и обратно ушел. Сытые они сейчас после боев.

Страшно Валечке? Конечно страшно, а у
взрослых свои дела – только кошка
бабушкина и встречает: вон уже сидит черный столбик возле тропинки, а до
дома-то еще далеко – да с нею веселей.

- Бабушка, война кончилась. Победа. Нам
в школе сказали.

Агафья Федоровна, работавшая в огороде,
разогнула затекшую спину и посмотрела на
внучку.
- Победа?

И в душе что-то отпустило, точно
пружина ослабла.

***
Все старшие сыновья погибли на фронте.
Погибла и дочь Соня в ленинградскую
блокаду – страх свой не перенесла за детей и мужа:из деревни под Псковом, куда она семилетнюю Валечку отправила
на каникулы после первого класса – ни весточки.А там немцы...Трехлетнего Мишу и восьмилетнего Витю за Ладогу увезли «дорогой жизни». И от мужа с фронта – ни письма... Вот Соня руки на себя и
наложила – думала, что погибли все.
А Валя-то ведь, как чуяла это. Бывало,
Федоровна все ругалась на внучку:

- Ой, нехорошие игры у тебя, девонька.
(А девонька палочки травинкой крест на
крест свяжет, в листик завернет, да между щепочек положит, потом ямку выкопает и хоронит).
- Мама умерла, бабушка. Я знаю. Она умерла.
- Ну откуда ты знать можешь. Жива мама
твоя.
- Нет, бабушка. Не жива.

Почему Валя знала это - объяснить не
могла. Просто очень боялась маминой смерти и, может быть, так пыталась отвести ее, обмануть.

Немцы пришли в их деревню почти сразу,
как война началась. Порядки свои установили, дома заняли (пришлось в хлева переселяться),скотину колхозную угнали (единоличную оставили), да доброго еврея Михеля с семьей
расстреляли – вот и все. Свои успели предупредить, что встречать иродов надо хлебом-солью, дабы не гневить попусту. Самый ветхий в деревне старик и вызвался – все равно потом в расход идти у своих же...
Так и жили в оккупации – крестьянским трудом.
Зря немцы не лютовали – в регулярной
армии строгие порядки, а вот партизан и местные боялись – после них деревни ровняли с землей.
Зимой 44-го наши в наступление пошли.
Бабушка с дедом Ильей да детьми младшими,
да внучкой в лесу со скотиной укрылись. Загон для животных построили, себе жилье соорудили: яму вырыли в снегу, лапником еловым выстлали, сверху шалаш из того же лапника.
Укрылись, называется. Костер развели в
полосе боевых действий. Снаряд аккурат в
него и угодил. Илью Акимовича сразу
насмерть, Валечку контузило и в ножку ранило,а восемнадцатилетнего Ваню в голову. Пришли смершевцы – здоровых увели на допрос,а потом за линию боевых действий. Раненых перевязали и велели оставить – сказали, что их потом санитары заберут.
Ночью Ваня умер, а на рассвете солдат в
маскхалате заглянул в шалаш. Спросил: есть кто живой?
Вынес мертвого, положил тут же и ушел.
Валечка трое суток пролежала в яме,
глядя на Ванины ноги. Боли не чувствовала, холода тоже. Ни страха не было, ни голода, ни жажды – может, результат контузии. Только очень Ваню жалко было. Лежала и слушала пролетающие снаряды и все ждала – вот сейчас попадет прямо в нее.На четвертые сутки пришел пожилой санитар, спросил: - идти можешь? Могла. Странно: болела нога или нет – не понимала.Взял ее под локоть и она запрыгала на одной ножке в сторону косогора. Начался артналет. Санитар велел лечь на бок, и они скатились
по высокому откосу прямо к блиндажу. Когда ложились, косогор белым был, а как внизу оказались – почернел – взрывами изрыло.
Из блиндажа ее увезли в лодочке-
плоскодонке собачки – такие добрые, смелые. Везли долго – или так ей казалось – и под головой было что-то мягкое, а над головой свистели снаряды, и Валя лежала и думала, как и в шалаше: -перелет, недолет. И все ждала прямого попадания.

В санпропускнике вымыли, переодели в
солдатскую рубаху и гимнастерку (девочка не помнила – было что на ногах или нет, ведь когда снаряд попал в костер, она, разувшись, сушила ножку над огнем. Вот в пятку и ударило,будто бревном. И звук такой тупой, противный. А дедушка Илья, как стоял напротив, так и упал навзничь- осколочек крохотный в глаз вошел и из затылка вышел.
День тогда выдался веселый... А насмешил
всех Илья Акимович, который, промочив
валенки, переобулся в деревянные немецкие
башмаки, да штаны в носки шерстяные
заправил не по-нашему. Молодежь так и каталась со смеху, да еще бабушка масла в огонь подливала, повторяя: - Паганель, Паганель (перед войной, когда у Сони гостила в Ленинграде, в кинотеатр ходила на фильм «Дети капитана Гранта» – больно похоже).
Полевой госпиталь – огромный брезентовый шатер. На полу рядами носилки с ранеными, кровь через повязки, крики, стоны, слезы взрослых мужчин. Кто в бой идти продолжает в бреду, кто маму зовет.
Вышел хирург усталый из операционной.
Пошел по проходу, останавливаясь возле каждых носилок – рядом медсестра, уже с историями болезней в руках. Поравнялись с Валей – она сидела с разбинтованной ножкой.Сестра зачитала диагноз:

- Слепое осколочное ранение стопы.
Врач глянул на рану:
- Сейчас не до ноги – после войны
осколок вынут...
Велел лишь промыть и наложить свежую
повязку. На контузию никто и внимания не
обратил, а на то, что перепонка ушная лопнула, и подавно.
Да, было не до «пустяков» – резали и шили
без наркоза и прямо на носилках, а раненых было столько, что не сосчитать. И все новых подвозили.
Почти год Валя кочевала с военно-поле-
вым госпиталем, а как до границ Восточной
Пруссии добрались – главный врач к себе вызвал, усадил напротив и сказал, что мама умерла еще в блокаду и от папы нет вестей. Справки наводил – удочерить хотел. Отказалась,запросилась назад, к бабушке.А осколок так и остался в ноге. Доктор сказал, что тревожить его не
надо – он капсулировался.
***
Победа.
Агафья Федоровна взяла лопату да мешок
рогожный и ушла в сторону озера, а вернулась уже с закатом.

- Бабушка, ты куда ходила?
- Да схоронила я того солдатика. Хватит и
ему воевать.

Обняла внучку – молча переглянулись и,
так же молча, заплакали.
Победа.
Вот и все... Теперь можно плакать – снова
из сильных женщин превратиться в слабых.
Ну, хоть ненадолго.
_________

По воспоминаниям моей мамы Валентины Андреевны.

09.05.2009