16+
Лайт-версия сайта

ЖЕНА 01

Просмотр работы:
26 июня ’2019   21:00
Просмотров: 8891

ЖЕНА 01

- По-тя-гу-шень-ки... Ух какие мы большие и здоровеньки-ие... Вот какой вы-ши-ны!.. Вот какой ши-ри-ны!..

Розовые кулачки разбежались в стороны, и еще дальше, от чего между лопатками что-то радостно хрустнуло: раз другой, и... побежало по галечным камушкам позвоночника вниз, с горочки, до самого копчика, и на самом кончике копчика приятно зазнобилось мелко-мелкими кружочками, потом кругами, - и все шире и шире, захватывая спелые, наливные ягодицы, - и загудело-то в них полным колокольным басом, добираясь до того, что спереди. У-у-у-х!.. А-а-а-х!..
- Как хорошо-то, мамочки!..

Тело ее, взбитое розовым пеньюаром, за ночь как-то основательно поспело, и теперь млело в ожидании настоящего праздника, - чем не куличик, сладкий, сдобный, с нежной, белой кожицей, глубоко прозрачной до голубеньких сосудиков, в которых, чуть запаздывая за мощным сердцебиением пульсировали жадные токи жизни. Бу-ух!.. Бу-бух!.. Бух!

Свежий, весенний ветерок пробиваясь через щель в форточке, налетал на сокрытые розовыми оборочками полные вершины и очарованно немел, усиливая в груди сладостность томления.

До Пасхи, последние денечки, - она глубоко вздохнула, отчего на стекло выпало большое, туманное, пасхальное яичко, тут же начавшее исчезать по краям, но она успела поймать его губами. Она обрамила его поцелуем: двумя очерками полных, сильных губных чаек.
- Вот так-то, - расхохоталась она, - я-то своих яичек не упущу, ты так и знай!

... Кому же адресовалась эта ее странная фраза?.. Может быть красному солнышку, крадучись, мечтавшему коснуться ее дебелости нахальными ручонками?.. Нет!..
- Нельзя! - весело, но твердо, она пресекла и его напрасные попытки, - женщина я замужняя, и единственная...

Ее девятиэтажка торчала из насыпной окраины города, попирая не только низкорослый березняк у подножия, но и всю сосновую безграничность до самого горизонта; солнце же, конечно, выплывало выше всего этого, и того, что вообще могло попасться на глаза (летящей птицы, например), но когда оно в полный рост восставало в небе, то уже шаг-нувшим за угол справа, - так что, хочешь не хочешь, но и ему приходилось ей уступать.

Слова-то скорее предназначались ее печальному спутнику "в бронзе" на скамеечке подле горки из желтого песка, в которой ковырялся совочком их общий сыночек Коленька в синем комбинезоне и в белой вязаной шапочке. Мужа звали Григорием, что в переводе с греческого означало - бодрствующий, наверное в противовес назвали кому-то или чему-то, потому что более неудачного имени для него было придумать невозможно: во всей его фигуре, в неловких движениях всех частей его соломенного тела звучала грусть. А о глазах уже и говорить не приходилось.

Познакомились они в гастрономе, где она и по сей день работает; он пробивал чек на какую-нибудь мелочь, и долго и протяжно всматривался в нее своими невыносимыми, темными под сливу, глазами. Когда-то давно они всем коллективом ездили в музей, и там она, особенно не останавливаясь, прошла мимо портрета какого-то вельможи составленного из овощей и фруктов. Там был и грушевый нос, и банановые губы, и виноградные уши и тыквенный овал лица, и эти сливовые глаза, - она и не вспомнила бы о том натюрморте, если бы не Григорий. Она не выдержала первой: "Жарища!.. Так хочется пломбира семейного, а в нашем отделе не пойми что..." Он догадался, принес две пачки, - так они и поженились.

Григория любили в пожарной команде, и за покладистый характер, и, главное, за, прямо-таки, волшебные профессиональные способности: в его дежурство пожары или не случались вовсе, или оборачивались в ложные вызовы, или, в редких случаях, в небольшие возгорания заброшенных сарайчиков. Григорий вылезал из машины первым, замирал на пламени своими сливовыми и... пламя хирея на глазах, исчезало.

Составлялся протокол, команда выкуривала по сигаретке за его здоровье из его же пачки, и возвращалась восвояси. Но к сожалению, в этой жизни, как у каждой медали есть и другая: оборотная сторона. Пожар ее тела, вздуваемого умопомрачительными откровениями товарок и томительным ожиданием окончания мужнего ночного дежурства, так же быстро угасал в грусти тех же сливовых, и вдобавок еще от невесомости его костей у нее начинали мерзнуть ноги, - и даже возникали сомнения в достоверности наличия Коленьки.

И вот однажды, - теперь-то она знает причину произошедшего, - ее попутал дьявол, и ведь как мерзко! расскажи несведущему человеку - не поверит.

Как-то после очередного такого вызова у Григория закончились сигареты, и он на обратном пути забежал домой в своей сырой, грубой амуниции, пропахнувшей дымом и болотной жижей за новой пачкой.

Она проснулась, и вдруг почувствовала такое острое к нему влечение, что не успевшего его опомниться просто натянула на себя, и впервые в жизни ощутила то, о чем так много слышала, и о чем втайне мечтала. И приноровились они оба, на первый взгляд к такому явному неудобству, и все было бы хорошо, если бы не еще один положительный (или отрицательный - не знаешь, что и подумать) недостаток в характере Григория: он совсем не умел пить.

После ста граммов у него так развязывался язык, и становился ему таким врагом...
Да-да, и позвонили среди ночи, и она, вся в ожидании, радостная подлетела к двери, и открыла и... а перед ней - взводный Григория, в отгуле, при полном пожарном параде... в серебряной каске, - он уверенно, как к себе домой, вошел, и... а она не устояла, и он еще был такой сильный и тяжелый.

Его звали Василием, в следующий раз он нацепил на себя широкий пояс с гремящими по бокам цепями, как у электрика, лазавшего по столбам в ее родной деревне, а в следующий - пришел с огромной лучиной, почти что с полено; она так дымила и кружила голову... За Василием потянулись и другие из его взвода, и у всех отгулы за ночные переработки...

А соседский народ злой, завистливый, зашушукались вслед, зашептали, искололи спину глазами, ребятишки и те в ладошки прыскали, и прочла она крупно, в лифте, свое прозвище: "Жена 01", - но написанное рукой твердой, недетской...

Спасибо тете Тане - старушке ветхой и мудрой, встретила она ее у подъезда. "Нешто Зоинька с тобою происходит нечистое, - сказала она тихонечко, - я ведь маму твою хорошо знала, добрую, сердечную, ты меня послушай. Пост Великий заступает, ты вот три дня ничего жи-вотного не ешь, да молитвы эти почитай, - она вручила Зое тоненькую книжечку, - а впослед исповедуешься и причастишься. Вот Господь и не оставит тебя одну-одинешеньку".

Усмехнулась Зоя, но наказ выполнила. Пока шли в церковь все инструкции внимательно выслушивала, а как переступила порог так все из головы и выветрилось. Подошла к седому батюшке, склонила голову. "Ну чего молчишь? - строго спросил он. А когда узнал, что она исповедуется в первый раз сам начал перечислять ее грехи. Штук двадцать - тридцать перечислил, а она ему: "Да-да-да, да-да-да!", - потому что ничего другого ей и сказать-то было нечего, но на последнем вопросе: "Аборты делала?" - горячо воспротивилась: "Ну что вы, не знаю как и с единственным ребеночком сумели управиться!" - чем вызвала у него просветление в лице.

И вдруг ей стало так легко, так хорошо, что рассказала она ему и всю "пожарную" историю во всех подробностях. "Плохо, очень плохо, - сказал он, и пояснил, - а ты знаешь почему это с тобой?.. Потому что выходила замуж без молитвы, без родительского благословения, потому что невенчана...

Обещаешь обвенчаться?" - спросил он, накрывая ее своим передничком, и шепча что-то себе под нос. "Обещаю!" - не раздумывая выпалила она, в ту минуту до конца и не представляя, во чтобы это могло вылиться. "А с костюмом ты сделай следующее, - присоветовал он, - вымочи его в чем-нибудь мерзком и вонючем, и держи в комнате, не убирай, пока не стошнит. Постись, да с молитвой к Пресвятой Богородице не забывай почаще приступать, все и устроится..." Ручку она ему с благодарностью поцеловала, как научила тетя Таня, поклонилась, да, и... "Батюшка! - спохватилась, - я еще вспомнила грех свой большой, и такой ругательный!.." И рассказала она ему еще одну историю, приключившуюся с ней еще задолго до "пожарной".

Пришел к ним в гастроном новый руководитель, приватизатор. Рожа! - репа красная, хозяин, и расповадился тот в обеденный перерыв, и так, в любое время, товарок ее на стол к себе затаскивать, - а если что не по нутру, то можете убираться к чертовой матери. Дошла очередь и до нее... Но вошла она к нему в кабинет со своей бутылкой минеральной, тот аж расплылся от удовольствия, снимай, говорит с себя все лишнее, покуда я твоей водичкой побалуюсь, и глотнул, и такое с ним началось, потому что в "огнетушитель" она загодя налила бензина.

"А я ему, - ну что гнида буржуйская!.. И дальше - одни точки и тире, одни точки и тире... Оболью все бензином и подожгу! Такой товарооборот получится! А в милиции всю правду расскажу, свидетели есть! И еще натянула халатик вокруг коленки, - а в кармане у меня была банка с горчицей, - и говорю, а если ты что с своими дружками-держимордами против меня удумаешь, то этой лимонкой на куски разорву, понял?.."

Строгий батюшка, но так весело рассмеялся, - вытирая слезы с глаз, спросил: "И поверил, про лимонку?" "Не поверил, но за час до закрытия подошел и говорит: вы, Зоя, можете уйти с работы пораньше". "Вижу, - сказал батюшка, - умеешь за себя постоять, но вот ругаться не надо, грех большой. Ты эти мерзости так и подменяй: точкой и тире..."
На крыльях домой летела она, а там уж ее чудеса ждали, и какие...

Открыла она дверь, а в квартире запах стоит чего-то застарелого, подгнившего, подумала что Григорий в очередной раз схалтурил: не вынес мусорное ведро, - но то оказалось чистым, выложенным свежей газеткой; на всякий случай проверила внутренности холодильника, хотя и была за себя уверена, - чисто! В ванной комнате, в туалете - полный порядок. Пошла по-собачьи: носом вперед по запаху, и уперлась в шкаф, в пожарную амуницию... Уж и не помнила как добежала до мусорного контейнера, там ее и стошнило, как и предсказал батюшка.

А дальше больше: комедия Гоголя "Ревизор" в двух действиях с немой сценой в конце, аплодисментами, и гомерическим хохотом.
Ночью, - Григорий был на дежурстве, - позвонил небезызвестный Вася; дверь она открыла, но не сняла цепочки.

Вася просунул свой горбатый нос в щель в страстном шепоте: "Зоя! Это я, Вася! Открывай!.." "А ты знаешь... точка-тире! - сказала она ему, - что такое 01, точка-тире!? - не для того она задавала ему вопрос, что бы что-то там выслушивать, а чтобы конкретно добавить, - это то, что я вижу тебя, точка-тире! в первый, и в последний раз!" "Да ты чего? - не на шутку разволновался он, - не узнала, это я! Вася!..

Я пришел с брандспойтом!" "С чем-чем? - переспросила она его, - ах! с брандспойтом? ну тогда другое дело, погоди, я сейчас!" Она прикрыла дверь, как бы для того, чтобы снять цепочку, а сама метнулась на кухню, набрала в ковш холодной воды. И когда он снова, ничего не понимающий, протиснул в щель свои хищные глазенки, она плеснула в них...

И еще добавила: "Зоя! Значит - жизнь, в переводе с греческого, понял?!." Зачем так сказала, и сама не знала, - и только потом поняла, что утверждала тем самым себя в новом жизненном качестве.

А что там было, за дверью?.. Как бы шкаф, набитый всяким, звонким хламом, стоящий на краю ступеньки, вдруг, наклонился, и начал падать. Все в ужасе замерли... ну а дальше... всем известное. О! Как она смеялась в ту ночь, жалко соседей только...

Утром пришел Григорий, не найдя костюма, удивился. И тогда она ему подробно рассказала о своем походе в церковь, утаив только о венчании, до срока; он, покрутив пальцем у виска, стал приставать к ней и без костюма. Она не поддалась ему из-за Поста.

Через недельку ей пришлось переселить его на раскладной диван, с радостью подмечая происходящие и в нем изменения: он зверел на глазах. Когда она проходила мимо в розовом своем пеньюаре, то грусть его моментально ис-парялась, а сливы превращались в полыхающие огни бенгальского тигра. Ей становилось ужасно страшно в этих тропиках, - но так желанно...

А сегодня утром, когда она вставала пораньше, чтобы поставить тесто для кулича, он ей впервые в жизни сказал такие слова: "Ты са-ма, как куличик, - крепко зажмурил глаза, - уж, доберусь я до тебя!"

Откуда-то на голубом небе появилось белокурое облачко. Оно плавно скользило, скользило и вскоре превратилось в пухленькую девочку, указывающую ручонкой вниз, в ту сторону, где сидел ее муж с сынишкой.

Мужа зовут Григорием; почувствовав на себе ее взгляд, он встал, распрямил плечи, и погрозил ей кулаком, который она восприняла за нечто другое, от чего сладко заныло под сердцем. Григорий - огненно рыжий (вот почему он бронзовый), а она, Зоя, белокурая, как та девочка из облачка.







Голосование:

Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:



Нет отзывов

Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Логин
Пароль

Регистрация
Забыли пароль?


Трибуна сайта





Наш рупор







© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Реклама на нашем сайте

Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal

Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft