Водка

Водка.

Я полюбил ее и почувствовал: это взаимно. Я не мог жить без нее, и она напоминала о себе и будоражила каждую клеточку моего, зависящего от нее сознания. Едва преодолев тяготы трудового дня, а иногда и вопреки им, я спешил к родимой припасть истосковавшимися губами к ней... и пить, пить ее глотками до дна, до умопомрачения. И вы скажете, что это гипноз?.. Нет. Эта зависимость рождала новые образы, тянула на подвиги, уводя в параллельные миры, где обитали необыкновенные существа. С одним из них мне довелось встретиться: " Барабаш, привет. Это я".

Спустя некоторое время, (на дворе хозяйничал февраль), находясь в разлуке с ней из-за работы, я выкроил себе дни для беспредельного общения только с ней, а имя ее, как вы догадались по названию - Водка, и отправился на свою заимку, предвкушая сладостное одиночество в кругу стеклянных идолов, наполненных водочкой, ласкающей слух бульками из узкого горлышка бутылки. И вот.

Мой домик на заимке охранял старый дедок. Он соорудил для себя низкое лежбище рядом с комнатой под деревянной балкой и колченогий столик тут же. Прибыл я на заимку. Тишина. То, что надо для уединения мужику. Женушка не жужжит, цивилизация далеко. Потрескивают на морозце ветки, и кажется, что ты попал в рай. Ты и непочатые пока бутылочки. Из их горлышек польется в стопарик такая радость, такое счастье, такое добро... Раз стопарик! Ура! Я один! Два стопарик... три, четыре... восемь... двадцать... Жизнь это или не жизнь, а? Да на хрена мне надо знать: я наполнялся любовью к себе, к заимке, к Барабашу... Да что там!.Я, блин, вас всех гадов люблю, люблю, люблю, други мои... Но сейчас вы мне не нужны. Я уж давно напиваюсь один.

Вы хотите знать, что случилось потом? Ну, так слушайте! Не помню, как я выжил, что дальше происходило после 2-ой бутылки водки, а только очнулся я в кромешной тьме. Очнулся вроде, даже пошевелился... Жажда мучила мое нутро. Губы шлепали, хватая воздух, а мозг орал, набирая силу: пить! пить! пить! И тут еще холод, дикий холод. Я продрог до костей! А-а-а!!! Умер что ли?
Лежу холодный в темноте, и мне трудно дышать. Дышать?Нет, живой, но почему тело мое так сковано? Рука дернулась вверх - доска... Крышка гроба?... И тут я чуть не умер. Я стал трезветь и анализировать. Так. Пил. Много выпил. Мои пальцы прошлись по торсу - разрезов нет. О-о-о! Не вскрывали. Значит, не к своим отвезли, а к другу-мусульманину попал. Они не вскрывают. Хорошо. А что, собственно, хорошего?! Закопали сволочи, а сами бухают на моих костях... Чувствую, закопали недавно...И надеюсь, что не глубоко. Думай, думай, моя хмельная голова-головища, доклюкались мы с тобой до гробовой доски. Умник хренов - это я о себе. Жив - это плюс, пить-пить... жажда - это минус. Где взять водочки на опохмелку!
Я отчаянно рубанул воздух, и рука отклонилась вправо... Что это!!! Моя рука наткнулась на какую-то деревянную шершавую поверхность. Только бы не сойти с ума, ёлы-палы, от радости... Я не в гробу!
Стуча зубами от холода, радостного возбуждения, я слегка приподнял гудящую голову и повернулся к спасительному выходу... Передо мной стоял колченогий столик, а на нем... на нем - бутылка до середины с водкой... "О-о-о", - застонало сердце, и я облизал сухие губы... "А-а-а", - отдернуло сознание, и первобытный страх вернул ладонь к мокрому лбу... Нет! Опохмелиться расхотелось. Вот это да! Ё-к-л-м-нэ...

Постанывая от боли во всем теле, борясь с похмельным синдромом, я выкарабкался из гробового лежбища... Мысли путались, горло саднило сушью - начиналась ломка. Алкодрузья меня поймут. А на столе так и стояла початая бутылка и издевалась над моим подсознанием своей доступностью.
ЭГО взывало: "Возьми!" Но новое чувство неприятия беды вбивало кол в мой воспаленный мозг: "Не смей!" Я подошел к потрескавшемуся зеркалу и увидел "снежного заросшего человека". Я ли? Наконец пришло решение, как доберусь до дому, там всё встанет на свои места. Не помню, сколько прошло времени, но когда я очутился дома, жена собирала детей в школу. Значит, утро. Жена подозрительно глянула на мое черное лицо с синяками под глазами. "Кажется, я заболел", - произнес мой сиплый голос. Я откашлялся и заковылял в ванную. Тут и было спасение!

Под раковиной сбоку был незаметный проходик для ладошки, если ее вывернуть и косо-криво проникнуть в лаз без одного кирпича, то нащупаешь чекушку-чекушечку. Этот тайник был неведом моей благоверной, которая всякий раз удивлялась моей метаморфозе: входил чистить зубы сердитый я, а выходил оттуда веселый и добродушный муж. Она недоуменно пожимала плечами.
Так, я нащупал пузырек и вытянул его на свет. Глотать было нечего - слюна закончилась, а утроба ждала обновления... Я трясущимися руками держал вожделенную перед своим искаженным лицом... Но! Пока пробка откручивалась, мое желание "оздоровиться" исчезло. Братцы, я не хотел! Не хотел припасть к живительной влаге! Не желал и всё! "Что происходит?!" - кричали внутренние органы. Я не знал, что им ответить. Я не понимал, кто я и почему так. А тело с нервами трясло меня и било током. Я отправил чекушку на место за кирпич, вышел с лихорадкой в каждой своей клеточке и улегся на диван. Заглянула жена. Я болел. Жена вещала по телефону, что я больной и трезвый и принимала догадки подруг: а не загулял ли я? О! Какой там "загулял". Бабы - дуры, куриные мозги. Им не понять моего состояния никогда.
Кое-как справляясь с ломкой, я решил все-таки вернуться к труду и отправился по делам. Пока возвращение к жизни меня не радовало. Мозг бунтовал, тело скрипело, булава колотила по костям. Но чье-то руководство надо мной держало меня в состоянии невесомости. Дела сделались, и оставалось последнее средство побороть странную трезвость - заехать к другу, с которым мы чокались так часто, что если бы сложить все эти "чоки", то колокольный звон стоял бы по всей округе.

Друг распахнул свои объятия, похлопал по плечу и заявил, что мучить себя нельзя и... достал из холодильника запотевшую бутылочку родимой. В стопарики рванулась с бульками водочка, чистая как слеза благодарности. Братан, этот мой дружок, протянул мне слёзную.
- А я не пью, - сказал я. Глаза приятеля поднялись ко лбу, он хватанул ртом воздух и закашлялся.
- Кончай розыгрыш, - наконец произнес он, - стынет ведь.
- Не пью и баста! И тебе не советую, - издевательски сказал я.
Дружок осерчал. И заявил, что если я такой отважный непитОк, то и он не лыком шитый, и силушка волюшки у него тоже имеется. Но слова словами, а закрепить сие договорчиком надобно под расписку. И достал бумагу.
Я писал под его диктовку свои обязательства, что три недели до 23 февраля до полуночи не возьму в рот ни капли никакого спиртного и что за нарушение сих требований отдам свой ресторан в его руки на вечное пользование.
Упрямство и вновь обретенная уверенность в своих силах поставили жирную точку в моем приговоре. Друг потянулся за моей распиской, но я вдруг отпрянул в сторону и прижал эту дорогую бумажку к груди: "Нет! И ты пиши". И я диктовал теперь ему текст, в котором значилось, что его нарушение обернется передачей мне ключей от его любимого "хаммера" в полное мое распоряжение.
Ох, как он заскрипел фарфоровыми зубами... Но мужское слово давило своим ответственным грузом. Да уж...Что написано, топором не вырубишь. Расписки шли параллельно. Наши руки вырвали друг у друга "докУменты". И мы разошлись до поры до времени.
В одиночестве каждый осознал глубину своего отчаяния: а зачем мы такое учудили?

- Ладно, - решил я. Никто не увидит, не узнает, и я опять нырнул нервными пальцами за кирпич в тайник. Достал чекушку, отвинтил пробку и... завинтил обратно. Нет! Значит, судьба существует. Она смотрела на меня из зеркала. Ее, судьбы, губы шевелились в кривой усмешке, ее глаза блестели лихорадочным огнем, а крепко сжатый кулак погрозил мне и рассек воздух со свистом. Это я свистнул зачем-то и вышел из ванной то ли побежденным, то ли победителем.
Жена ошарашенно молчала, молчал и я.

Но тут и подоспел финал. Этот финал обозначился накануне праздника - 21 февраля. Я заехал к моему сопернику по расписке, к пока еще другу. Его не предупредил. И каково было мое удивление, да не удивление, а удовлетворение тем, что я сумел пройти через адовы муки преодоления себя в борьбе с запретом на алкоголь! И мне стало немного жаль своего бестолкового друга, для которого его Величество Принцип не возымел на него никакого действия. Не принял он этот принцип. А мужское слово - оно таково: дал-сдержи.
А произошло вот что. Моего друга-начальника поздравляли щебетуньи-сотрудницы с наступающим 23-м февраля. А было еще 21 февраля. В боковое зеркало у приоткрытой двери я смотрел, как дружок опрокидывал бокал в раскрытый рот и с удовольствием сглатывал спиртное. Потом он лучезарно улыбнулся женщинам и, повернув голову, наткнулся на мой торжествующий взгляд...
Эх, мне снова стало его жаль, но триумф бился в мои виски: не я предложил писать расписки, а победителю дозволено насладиться победой.
Он выходил тяжелой походкой мне навстречу. Остановился, вытаскивая брелок от хаммера, и шмякнул его в мою протянутую ладонь, при этом зашипев: "Бери и чтоб я тебя не видел".
- А-а, покажи, как открыть мой хаммер, что-то не срабатывает сигнальчик, - издевался я.
- Вот, нажми сюда и сгинь с глаз моих, - бледнел всё больше поверженный друг, уступивший давней привычке, пагубной, разрушающей всё: и жизнь, и здоровье...

Больше я не мог подвергать друга испытаниям.
- На вот, - держал я брелок от машины, - бери, да смотри, чтобы мой хаммер содержался в чистоте и порядке, - продолжал я с сарказмом свои финальные слова, возвращая трофей.
Однажды друзья решили подшутить надо мной и подлили в кофе коньяку. Я отхлебнул... и оправдал себя, что этот глоток сделан по незнанию об этой проверке. На том всё и закончилось Все поняли, что мое решение в силе. Свой принцип я уважаю. "Спасибо" провидению. Я дал себе клятву и не пью уже 15 лет. И много интересного открылось моему трезвому уму.
А друг умер через год. Царствие небесное.


P.S. Как жаль, что водка, главенствуя у пьющих как смысл жизни, обезличивает их, превращая в манекены. Она, водка, выедает мозг, овладевает сердцем и заражает весь организм.
В конце концов алкозависимые люди теряют свой облик и умирают от водочного яда.
Только сам человек может запретить себе не тонуть в водке, выбирая жизнь или смерть.


Записано мною со слов бывшего алкоголика.