Не до того...

Иван Кузьмич сидел за столом под яблоней со своим соседом Сашкой Джапаридзе. В хорошей компании под рюмку коньяку вечерить было приятно, несмотря на то, что октябрьские посиделки требовали шерстяных носков, телогрейки и неспешного потирания ладоней. А так как в керосиновую лампу, стоявшую на столе, уже не бились ночные чудовища, которых какой-то извращённый шутник окрестил мотыльками, а по улицам не бродили бубнящие отдыхающие, то состояние природы воспринималось прохладно-печальным определением – «ни души».

В связи с чем беседа велась о той вечности, что висела над головами скоплениями звёзд и галактик. А поскольку галактики были неподвижны и бесстрастны, то беседа и сделала свой резкий поворот сразу после того, как одно из последних уцелевших яблок, оторвавшись от ветки, грохнулось на стол. Сашка ловко накрыл его рукой, чтобы оно не скакало по столешнице, и тихо проговорил, - Ещё один Ньютон родился.
Кузьмич в ответ недоуменно поднял брови, а поняв смысл сказанного, улыбнулся. Сашка же взяв яблоко, спросил,

- А скажи, Вано, как ты думаешь, что будет с нами, скажем так, через сто тысяч лет? Долетим мы туда, - при этом он взял и ткнул пальцем в Большую Медведицу. Иван Кузьмич поёрзал на табурете, посмотрел на приплясывающий огонёк керосиновой лампы и ответил,
- Вряд ли, Саня… Вряд ли…
- Почему?
- Да скорее всего не до того нам будет…
- Почему не до того? Так до чего же ещё, если не до того?
- Ну-у-у… - протянул Кузьмич, - видишь ли – это ведь только по молодости не в тягость за семь вёрст целоваться бегать. А через сто тысяч лет, – это уж какая, к чертям собачьим, молодость.
- Ну, а как же тогда? Вот они всё говорят что, мол, скоро у нас тут и жить-то будет невозможно – то потепления, то похолодания… и во всё что не плюнь – глобально… А глобальное – это ж тебе не когда сосед соседа затопил… это ж когда – хрясь… и все в полном… одиночестве. А это ж, Вано, совсем нехорошо.
- Нехорошо, - согласился Иван Кузьмич, - а потому все кто сможет, лыжи-то и навострят.
- Куда?
- Куда- куда? Да тут недалеко. Можно сказать, что и рядышком. К примеру, на полдороге к Луне. Соорудят наши детки на этой полдороге поначалу, какой городишко, обживутся. Потом ещё городишко… и ещё…
- А из чего?
- Ну, как из чего, Саня? Вот из всего этого, а больше то и не из чего, - тут Кузьмич для доходчивости потопал ногой по остывающей почве и продолжил, - возьмут отсюда всё, что будет пригодно, не загажено и не ядовито. В этом уж будь покоен – ни крошки не оставят. А по ходу и из Луны душу вытряхнут вместе со всем содержимым… Огрызки, значится, зашвырнут куда подальше… куда-нибудь за облако Оорта. А из нужного возьмут, да и слепят…
- Что слепят?
- Как что, Саня? Землю-то и слепят.
- Это что ж… Из Земли – Землю?
- А что тут удивительного? Обновка – она и есть обновка… Что портки, что планета…Сиди себе в чистеньком, да по новой и гадь потихоньку. При таких делах и никакого Марса не надобно. Да с Марсом, небось, и мороки побольше будет. Влетит Марс в копеечку. А так…

Выслушав Кузьмича, Сашка насупился, посидел с минуту, молча, а затем разломил яблоко пополам и, протянув половину Кузьмичу, сказал,
- Давай, Вано, выпьем. Уж больно всё как-то грустно ты рассказал.
А после проглоченного коньяку Сашка немного повеселел и, хрустя яблоком, вновь спросил,
- Ну, хорошо… Ну, положим, вот сделают они Землю, дети детей наших… И что же… и всё:..

Тут Иван Кузьмич лукаво хихикнул, и, утирая вдруг проявившуюся слезу, ответил,
- Неа… не всё… Как только они Землю сделают, так тут же, враз, к ней и Луну делать начнут…