Повесть первая. Политическое убийство Антуана Сент- Экзюпери.

Роман Великий Магистр.
Часть 1 Тайна убийства Антуана Сент-Экзюпери
(Первые 5 глав с 1- 7 ноября 2019, Лондон)

Глава 1 Исповедь старого лиса.

На просторной террасе шикарного дома конца XIX века расположенного, в одном из самых очаровательных уголков мыса Антиб стоял одинокий старец высокого роста с крашенными волосами под жгучего шатена. Опираясь дрожащими руками о мраморную балюстраду, он что-то восторженно говорил, обращаясь к кому-то невидимому. Казалось, что это была мольба, либо бред сумасшедшего старца. Хотя на самом деле он просто любил возвышенные речи и красивые слова и не более того.
— Когда болезнь моя становится пыткой, то я, как бы закрываясь в самом себе, беру с полки мою любимую книгу, которую когда-то давным-давно написал друг моей юности Антуан де Сент-Экзюпери. С восхищением и восторгом я перечитываю это коротенькое, но очень ёмкое произведение — совершенно непонятное для непосвящённых профанов. Выходя каждый раз сюда на террасу в три часа ночи и всматриваясь в беспроглядную тьму ночного неба, я всё время пытаюсь различить в обилие небесных тел ту самую заветную звезду, на которой и по сей день быть может живёт мой Маленький принц с любимой Розой. В это магическое время суток каждый раз, забывая страх перед неотвратимостью смерти, я думаю о том, что, будь у меня сейчас мой самолёт, то я так-же, как он улетел бы на поиски моего волшебного цветка. Пусть кто угодно, посмеявшись надо мной, может назвать меня старым маразматиком или неисправимым романтиком, но, черт возьми, я сыт по горло надуманными проблемами современного общества, которое сам к себе когда-то приручил. Я устал настолько, что мне осточертели все наши ежедневные масонские ритуалы, хоругви, идиотские правила, фальшивые улыбки и озабоченные лица в расписных мундирах к тому же украшенных выдуманными орденами и знаками различия. Я хочу на мгновение стать ребенком, чтобы посмотреть на все происходящее вокруг невинными глазами или просто поболтать с первым встречным златокудрым пацаном — ни о чем и обо всем, без аргументов и фактов, штампов и клише. Долгие годы я мечтаю вернуться в бескрайнюю североафриканскую пустошь, в то время, когда мы вместе с Антуаном, лёжа на вершине песчаной дюны, любовались очередным закатом солнца, а потом и звёздами мерцающими на чёрном небосклоне, пытаясь отыскать астероид Б-612.
С сегодняшнего дня я забросил все лекарственные препараты назначенные мне врачами и впредь не стану тестировать на себе их современные нововведения. Я хочу просто прожить мгновения, что мне ещё остались, чтобы после своей смерти встретить по другую сторону бытия моего Маленького Принца. О, мой друг Антуан, я всегда любил, отвечая на твои многочисленные, но очень правильные вопросы, вникать в необычную логику твоего мышления! Только сейчас, наконец-то я вдруг понял, что Маленького Принца вовсе не нужно было где-то искать, так как на самом деле он всегда был со мной в воспоминаниях о тебе и о нас с тобой. Более того, твой улыбающийся, любознательный пацан с астероида Б-612 был внутри меня с самого начала нашего знакомства, так как многие его мысли и умозаключения — плоды наших шумных разговоров и страстных дебатов о природе человека, о смысле жизни и рутине бытия. Повзрослев, а теперь ещё и постарев, я вынужден признать то, что прятал нашего Маленького принца в тёмных лабиринтах памяти моей и на какое-то время позабыл о его существовании. А вместе с ним я забыл то, что наш мир — это не только числа и величины, деньги, власть и слава, но еще и цвета, запахи, чувства, улыбки и душевные порывы. Я забыл, что значит быть ребенком и то, что на жизнь можно смотреть незамысловатым и бескорыстным взглядом. И конечно же то, что в этой жизни нельзя увидеть глазами, можно ощутить сердцем или душой. То, чего хотелось мне на подсознательном уровне, сегодня на заре встретил в этой единственной розе, что осталась в моём розарии.

Дорогая Марго, выйди на террасу и посмотри на последнюю Розу в моей жизни. Как прекрасны ты и она в лучах усталого солнца на общем фоне пурпура заката, Ведь, вы украшаете конец моей жизни. Мне кажется, что среди людской суеты я утратил память о моём друге Антуане и о нашей бурной молодости. Сейчас же, когда воспоминания о былом возвращаются ко мне, то я, как никогда уверен в том, что он, не вернувшись из боя, стал для меня маленьким Принцем из его же сказки. А теперь, вглядываясь в узоры звёздного неба, я хочу услышать звонкий смех моего боевого товарища — моего Принца Антуана Сент-Экзюпери, которого я знал и он знал меня...
Внезапно к старцу подошла красивая и молодая девушка и улыбнувшись, ласково сказала:
— Сир, вы сегодня так романтичны! Я слышала, что в русских сказках Василиса прекрасная была превращена в Принцессу Лягушку и только любовь к ней доброго Ивана дурака сняла с девушки проклятие, наложенное на неё злым чародеем... Может быть и эта Роза не спроста притягивает ваше внимание! Ведь когда-то давно поэт Омар Хайям любовался осколками старой глиняной чаши, видя в них прекрасные образы юных красавиц живших в далёкие от него времена...
— Как не странно, но в наших сказаниях цивилизованного Запада рассказывается о том, что зла принцесса, ударив своего жениха принца — жабу головой о каменную стену старого замка, сняла с него проклятие! — засмеялся старик, одаривая нежным взглядом свою юную собеседницу и продолжил. — Это означает, что как любовь так и ненависть могут освобождать от одной и той же напасти... А ещё сказки говорят, что прекрасная девушка может превратиться в хитрую лисичку... — улыбнулся старик, невольно облизывая губы.
— А прекрасный юноша превратиться в коварного лиса! — в ответ кокетливо рассмеялась прекрасная девушка, которой недавно исполнилось восемнадцать лет, и продолжая серьёзным тоном сказала:
— Сир, если следовать вашей же логике, то ваш Принц из сказки, приручив степного лиса, взял на себя обязательство быть с ним по жизни, ибо как говорится в сказке: «Мы в ответе за тех кого приручили» ! Но Принц взял и улетел, как какой-то там Иисус Христос, который обещал своим апостолам вернуться, тогда как этот златокудрый плут вначале повествования бросил там у себя на астероиде Б-612 свою единственную подругу Розу, а тут на земле «послал куда подальше» своего друга лиса и растворился в космосе среди звёзд. Всем своим женским сердцем я чувствую, что в отличие от сказок Андерсена или Братьев Грим в сказке Антуана Сент-Экзюпери нет бога и стало быть нет никакой любви, ибо она не заканчивает победой добра над злом!
Получается, что маленький Принц был обычным маньяком или даже психопатом, который наводил ежедневно порядок на своей планете, боролся с баобабами, но не более того... И им руководило чувство долга, но не счастья... и однажды он, отказавшись от выполнения своих обязанностей, улетел в поиске друга! Хотя в чём-то он был прав, так как невольно разоблачил лису — рыжего мерзавца способного воровать лишь кур и намекавшего наивному инопланетянину на то, что если не приручить дикое животное, то оно так и остаётся простым лисом, каких сотни тысяч на Земле. К тому же его рецепт приручения был дико прост: появляясь каждый день в назначенное время в том же самом месте и в тот же час, подходить к лису все ближе и ближе, что бы в конце концов тот стал приручённым и послушным существом. Выходит, что работа по приручению дикого животного целиком возлагалась на доброго и прекрасного Принца, поверившего в то, что совершается великое действо. Но какого чёрта, Сир, прекрасному Принцу надо было приручать дикого Лиса ради очередной дружбы? Ведь у него уже была любимая Роза, которую он растил, ухаживал и оставил умирать в одиночестве, где-то на астероиде во мраке холода и пустоты бездушного космоса?! Тогда как лис ничего не делая в замен получил все блага дружбы задарма и даже волен не приручаться.
— Ты очень хитрая девочка! — прохрипел старик, любивший нравиться молодым особам, — Принц — сущность благородного рода и голубых кровей, а ни какой-то там плебс! Он, хоть он ещё и маленький человечек, но должен быть снисходителен по отношению к тому, кого приручает.
— Конечно содержать цветок было куда проще, чем приручить дикое животное. — иронично улыбнулась Маргарита. — Ведь, роза, не выдвигала требований кроме того чтобы её покрывали стеклянным колпаком, который надо было одевать и снимать с неё, чтобы она не задохнулась или не простужалась. Тогда как ушастый лис сходу указал несчастному Принцу на то, как подобает ему вести себя по отношению к дикому животному. И тем самым он — безродная тварь, неизвестно откуда явившись и быть может заражённая бешенством, автоматически занимает более выгодную позицию по отношению к беззаботному инопланетянину. А чего ему переживать, когда он несколько дней мучил расспросами летчика страдающего от жажды и голода в безродной пустыне.
— К сожалению, я ощущал себя тем самым длинноухим Фенеком, которого Антуан приручил когда-то в африканской пустыни и которого он бросил, улетев на своём разведывательном самолёте в бескрайнюю вечность. — сказал огорчённо Великий Магистр национальной масонской ложи Франции. — Я был тогда слишком молод и потому наивен, думая, что после ритуала приручения, мой принц будет нести ответственность за меня. А что касаемо красной розы по имени Консуэлло, то мой Принц Антуан, как в своей сказке, так же не вернулся к ней. Как в прочем и к сотне прирученных им любовниц из розового сада, которых он всех вместе сравнивал со своей страстью, имя которой Франция, к той самой, что его и убила!

— Он улетел, Сир! — сочувственно сказала красавица. — Лис снова стал диким и угрюмым животным. И это ещё вопрос: Кто в вашей истории был диким или наивным? Обычно приручением занимаются люди, а в вашем случае если верить вашим словам, им являлся благородный Принц, взваливавший на себя ответственность за весь мир. Иисус так же погиб на кресте, чтобы спасая всё человечество, включая пигмеев и эскимосов от проклятия первородного греха, а в ответ получил лютую смерть от благодарных и казало бы хорошо воспитанных римлян.
— Радость моя, если задуматься, то в образе распятого Христа, как в Антуане убитого добрыми людьми есть что-то общее. — задумавшись ответил старец с крашенными волосами под жгучего шатена.
— Сир! Лисы или простолюдины нуждаются в Путеводной звезде или в Маленьком принце, но для начала людям надо обязательно убить очередного Прометея, что бы сделать из него безмолвного кумира в виде неподвижного чучела на постаменте. Откуда у вас такие мысли об убийстве Антуана, так как его гибель с того трагического момента 31 июля 1944 года уже стала загадкой века?
— Эту тайну никто не пытался разгадать, так как ответственные за гибель Антуана и по сей день находятся у руля власти моей несчастной страны. Поэтому, они представляют Антуана человеком не от мира сего или гением, коим он совершенно не являлся. Тут так же можно провести параллель с апостолом Савлом, который, вернись Иисус снова на Землю, то своими руками задушил бы его на месте или сравнить со Сталиным по отношению к Ленину, и Наполеоном к Робеспьеру и так далее... У всех революционеров есть свои последователи которые становятся их же могильщиками!
— Сир, видимо Антуан взял слишком много на себя и сломался под непомерным грузом моральной ответственности за судьбу всего человечества и потому улетел к звёздам? Хотя человечество его об этом и не просило! Люди-лисы свергали и будут свергать своих кумиров и давить ногами сердца - факелы тех, кто указывает им путь во тьме сразу же после того, как те выходят слепцов на время из очередного тупика истории. Но если вы, Сир, что-то знаете об убийстве Антуана де Сент-Экзюпери, то расскажите мне! За что же его убили и кто его был палач или хотя бы озвучьте имя заказчика столь гнусного преступления? Скажите только имя!

— Генерал Де Голль убил моего друга Антуана! — Воскликнул несчастный старец. — О, Марго, я раскрою тебе тайну политического убийства великого мыслителя двадцатого века и моего друга Антуана де Сент-Экзюпери. Он не был самоубийцей, так как любил жизнь во всех её проявлениях и красоте и хотел закончить своё литературное творение «Цитадель», но стал на пути реакционного клана с его наполеоновскими планами по обустройству послевоенной Франции.
— Сир, я надеюсь, что у нас будет время всё обсудить и разложить по полочкам, а сейчас вам необходим отдых, так как вы уже стали моим Принцем и, приручив меня словно лисицу, взяли на себя ответственность. Поэтому я не хочу, чтобы вы уходили в последний в полёт? — улыбнувшись, сказала красавица, благородному старцу с крашенными волосами под жгучего шатена. — Можете называть меня своей маленькой лисицей ...и пусть я останусь для вас на всегда — одной единственной из сотни тысяч лис!

***
На следующий день Великий Магистр, почувствовав ломоту во всем своём старческом теле с сильной слабостью и головной болью, слег в постель. Но при этом он и не думал утихать ни на минуту. Видимо, ему надо было выговориться. Поэтому, старик, всё больше распаляясь, стал рассказывать юной Марго свою долгую жизнь. И у неё создавалось впечатление, что воспоминания пробегают перед его мутными глазами словно сюжеты некоего слайд-шоу или он перелистывает страницу за страницей книгу своей жизни.
«Неужели он прощается с миром?» — растерянно подумала девушка. — «Ведь, если он умрёт, то что станет со мной? Мы ещё не оформили наши отношения у нотариуса!».
— У меня с Антуаном была особая мужская дружба, построенная не на сублимированном влечении, хотя среди молодых лётчиков случалось всякое ... — сказал скрипучим голосом старик. Внезапно на него напала сильная икота и ему потребовалось выпить полный стакан воды, чтобы сбить её ужасные приступы. Немного придя в себя и совладав со своим прерывистым дыханием, он продолжил торжественным голосом. — Оказавшись на войне мы молодые парни невольно ощущали себя мифическими рыцарями круглого стола Короля Артура. Такие отношения встречаются в закрытых братствах и тайных орденах, где все и вся повязаны круговой порукой и завесой молчания. Именно благодаря войне и моим товарищам по оружию и конечно же дружбе с Антуаном я избрал свой путь, став вольным каменщиком, взвалил на себе ответственность за всё человечество. Наша лётная братия французских пилотов существовала по древнему кодексу рыцарской чести, благодаря которому можно было выжить в знойной африканской пустыне и в синем небе рядом с американскими пилотами. К сожалению эти чопорные янки не очень то спешили на помощь нам — любителям лягушечьего мяса. так как они откровенно придерживались принципа: «Спасение утопающего — дело рук самого утопающего».
Иногда мы сами себя называли «детьми Марса» так как ещё в почёте была личная храбрость предписывающая лётчику «шутить перед лицом опасности и с оглядкой на публику». В нашей среде приветствовалось проявление лихой отваги и рискованной игры со смертью, полностью исключавших проявление трусости в бою. В те годы военная культура офицерского корпуса, восходящая своими корнями к рыцарской этике неуклонно рушилась, но среди французских летчиков слова «Доблесть и мужество» были не пустым звуком! В суровых условиях военной действительности мы стремились придерживаться неписаных законов «рыцарей воздуха»! Если мы считали себя рыцарями, то Антуан был нашим командором.
Марго сидела рядом с постелью больного и слушала его высокопарный монолог, делая пометки карандашом в школьной тетрадке. Она не перебивала его, а он, словно в горячечном бреду продолжал, говорить на празднике по случаю очередной годовщины какого-то события планетарного значения, а он продолжал говорить.
— Зачастую тишину наших дружеских попоек разрывал клич времён мушкетёров из романа Александра Дюма «Один за всех и все за одного!». Таким образом, ответственность за жизнь одного из нас ложилась на плечи каждого члена нашей маленькой лётной стаи, но мои отношения с Антуаном носили особый характер. Наша дружба была не только потому, что я был чертовски молод, а он по возрасту мне больше годился в отцы, чем в друзья. Естественно, что я куда больше нуждался в нём нежели чем он во мне. Порою приходилось приглядывать за ним, словно за малым ребёнком. Его всепоглощающее сосредоточение внутри себя как бы объясняло его феноменальная забывчивость; Антуан мог отправиться в рейс, подключившись к пустому бензобаку, не захлопнув дверцу кабины, а взлетев не убрать шасси. Но мы были на войне и управляли боевыми машинами доверенные нам американцами. Более того, мы представляли Францию и этим уже всё было сказано! Порой мы переживали о том, что бы наш мечтательный Принц не выпал из кабины в воздухе, так у него было уже много переломов костей после предыдущих многократных аварий. К тому же он едва вмещался в узкую кабину разведывательного самолёта и вообще, будучи не в ладах со временем, путал даты, числа, места для приземления и взлётные полосы. Но жизнь на краю пустыни Сахары была для него столь привлекательной, из-за того, что в ней почти не существовало ощущения времени и пространства. И ему не требовалось, словно волку рваться «за гирлянду из красных маленьких флажков», как это с ним случалось среди шумной толпы душного Парижа, где выяснения отношений с женским полом доводили его до состояния безысходности! Хотя, без любви, как без авиации и литературы, он не смог бы жить, ибо смыслом его жизни было служение этим трём Музам! Тогда как в Сахаре ограничений просто не было и к тому же во время песчаных бурь очертания горизонта стирались напрочь...
— Сир! — Марго резким тоном прервала стройный ход мысли почти полоумного старца. — Вы что уже снова собираетесь в мир мёртвых и ждёте вашего златоглавого принца на фоне мерцающих звёзд? Не выйдет! И если вы позабыли о чувстве ответственности за взятые на себя обязательства по отношению ко мне, то я вам это ещё не раз напомню. Так легко вы не сбежите от меня на вашем химерном самолёте! Молодая красавица, переведя дух после непродолжительной паузы, продолжила более спокойным и слегка убаюкивающим голосом. — Всё, что вы вещаете, Сир, это очень красиво и вам бы книжки ещё писать и произносить великолепные речи с трибуны. Тогда как сейчас вы изводите сами себя и тем самым лишь ухудшая своё психическое состояние. Ведь так можно и до инсульта головного мозга скатиться и как последствие, оставаться парализованным очень продолжительное время. Поэтому постарайтесь сбавить накал страстей и обороты вашего повествования. Впредь рассказывайте вашу историю без излишнего перевозбуждения. Я где-то прочла, что ваш Принц Антуан отказывался сочувствовать ранам выставленным напоказ, поэтому вряд ли он одобрял акты безудержной храбрости. Иначе чем вы тогда могли быть лучше римских гладиаторов — рабов убивавших друг друга ради восторженных восклицаний кровожадной толпы? Если вам плохо, Сир, то лучше расскажите о себе! Если уж так не хватает вашего Принца, то я не против послушать и про него, но что нибудь такое, что не встретить в официальной прессе! Вы вчера сказали, что он был великим, гениальным и самым светлым из людей, но всё же убили злодеи...
— Моя любовь, я решил рассказать о нем потому, что его нередко представляли неким монолитом, а его портреты мало походят на оригинал. Из него слепили очередного кумира достойного подражания. Антуан не был героем, но был человеком со всеми слабостями, которые и придали ему отвагу противостоять тирании генерала Де Голля, чего не посмели сделать даже самые отъявленные храбрецы. Одно дело куражиться в небе на самолёт, а другое оказаться на ковре перед своим начальником. Тогда как Антуан повсюду был хорош! Точно так же, как певец Даниель Белавуан сказал всё, что думал президенту Миттерану.
— И того тоже за правду убили в авиационной катастрофе над Дакаром. — заметила Марго. — Но про войну и про кто и за что убил вашего прекрасного Принца, вы можете рассказать мне потом, когда поправитесь, а пока лучше вспомнить что-то приятное. Как обстояли дела у вашего друга Антуана на любовном фронте?! Вы настолько заинтриговали меня своими воспоминаниями о вашем друге, что я решила стенографировать всё если вы не станете возражать, так как такие воспоминания не должны уйти вместе с вами.

— О да, Марго мне и самому приятно говорить о приятном, то есть о женщинах! К тому же, мой друг Антуан был невероятно слаб до слабого пола, хотя с возрастом он стал проявлять иную форму слабости, которая совсем не радовала ни его самого и ни его любовниц. Наша общая знакомая и очень красивая русская девушка Натали Палей рассказывала мне, что она с Антуаном могла часами лежать в постели, пить шампанское, так как он на столько интересно рассказывал о своих полетах, что, ей порой казалось то, что она летала вместе с ним на горными массивами в Андах. И эти «полеты» с ним были ничуть не хуже, чем секс с другим и более искушенным мужчиной. Другая любовница Антуана — художница Хедда Стерни после свидания сразу же с ним уходила ко второму любовнику, чтобы наконец утолить свою природную страсть. Но эти женщины как впрочем и другие даже и не думали отказываться от встреч с великим рассказчиком.
— Сир, вы в ваших словах присутствует некоторые нотки злорадства или мне показалось? — улыбнулась Марго.
— Если быть предельно откровенным, то скорее всего можно говорить не о злорадстве, но о чувстве ревности. Сказал Магистр в непринуждённой форме. В то время я сильно страдал от юношеского максимализма и в тайне мечтал о том, что бы Антуан был связан только со мной и ни с другим кого он умудрился приручить на своём жизненном пути. И единственная к кому я не ревновал его была юная Сильвии Рейнхардт к которой он особенно был привязан потому, что с ней ему было спокойно, уютно и тепло. Но после каждой из этих женщин он все равно возвращался к своей жене словно к своей «Розе» Впрочем и к ней я тоже его не ревновал ибо для него не существовало любви без страданий.
— В этом нет ничего удивительного, так как Маркиз де Сад и Леопольд фон Захер-Мазох придерживались разных форм страданий и если первый любил их причинять, то второй их испытывать на самом себе. Съехидничала прекрасная кокетка
И как бы подыгрывая ей старик рассмеялся, что уже само по себе было уже хорошим знаком на выздоровление, и заметил:
— В случае с Антуаном речь могла бы идти о совершенно новой форме сексуального извращения имя которому Экзюперизм!
— Сир! Чего только стоят его слова из письма адресованное Натали Палей, — рассмеялась снова Марго, — недавно выписала их в свой дневник, вот полюбуйтесь: «Я точно знаю: меня только что взяли за руку. Впервые за много лет я закрыл глаза. Ощутил покой в сердце. Мне больше не нужно искать дорогу. Я всегда закрываю глаза, когда счастлив. Так закрываются двери житниц. Переполненных житниц. Ты во мне — благодатный хлеб. Да, я сделаю тебе больно. Да, ты сделаешь больно мне. Да, мы будем мучиться. Но таков удел человеческий. Встретить весну – значит принять и зиму. Открыться другому – значит потом страдать в одиночестве… Благословенна грядущая зима. Я не прошу избавить меня от боли. Я прошу избавить меня от сна, который сковал во мне любовь. Не хочу больше ровных дней, не ведающих о временах года, не хочу бессмысленного вращения Земли, которое не ведет ни к кому, ни от кого не уводит. Сделай так, чтобы я любил. Станьте мне необходимой, как свет».
— К сожалению мой друг воздержался от сочинительства на эту деликатную тем, — прохрипел Магистр, — Хотя, ему было что рассказать потомкам. Во время наших разговоров под луной я даже не пытался считать всех его любовниц, считая это дело неблагодарным занятием. Сколько их – пятьдесят, сто а может и больше? Он не помнил или даже не знал их имен многих из них. Однажды он сказал мне, что любит их всех и всем сердцем, как родину без которой не может прожить и дня так как для него она была как наркотик. Но больше Родины и героина Антуан обожал красавицу Нелли де Вог. Женщину из аристократического рода обладавшую сексуальной магией и имевшую на него огромное влияния и владела такой техникой любви, что могли вернуть любому мужчине силу.
— Я слышала про то, что мужчины имевшие связь с прекрасной Нелли в последующем предпочитали скрывать от других свои отношения с Нелли де Вог. - с таинственной улыбкой на устах сказала Марго.
— Так же поступал и Антуан, но от меня у него точно не было секретов. — сказал магистр с таким выражение на лице, что Марго догадалась сразу о том, что он тоже не по наслышке был знаком с чарами Нелли де Вог. — До наших дней дошло одно лишь письмо к ней от Антуана с признанием, что уже давно являлся импотентом не только в жизни, но и в литературе. И якобы только её усилия делали его мужчиной, пусть даже и ненадолго. А писать он мог только тогда, когда ощущал себя мужчиной и поэтому он моли её, оставайся в его жизни.
— Это ей Сент-Экзюпери завещал свой знаменитый синий чемодан с рукописями… рассмеялась Марго. Уж лучше бы он подарил ей кольцо с брильянтом.

***
Следующим утром Марго подала завтрак Великому Магистру прямо в кровать, но выглядел куда лучше и поэтому не был так возбуждён. Старик не торопясь выпил чашечку кофе, и Марго сделав ему руками эротический массаж, уселась удобно в кожаное кресло спросила:
— Сир, как вы французский канадец оказались в США и когда вы познакомились с Антуаном? — спросила девушка Магистра на следующий день.
— Если память не изменяет, то я родился во Франции и во время «Странной войны» моя семья эмигрировала в Канаду. - ответил не спеша удовлетворённый старик. - Когда мне едва исполнилось 17 лет, то я, выучившись на лётчика в канадской провинции Квебек, приехал в США. По матери я был американцем и хотел стать военным лётчиком ВВС США. Оказалось, что в Вашигтоне куда она отправила меня жил её брат, которого все завали «Дикий Бил» и его только что назначили на должность директора Управления стратегических служб,.
— Если говорить простым языком, то ваш дядя работал главным шпионом США! — улыбнулась Марго.
— Так оно и было. - охотно согласился Магистр. — В его бюро мои знания французского языка оказались востребованными и какое-то время я занимался разбором донесений французских агентов из Франции и из Северной Африки. Так же я помогал дяде Уильяму лучше разобраться во всех хитросплетениях во французской верхущке, большая часть которой разделилась на три враждующих лагеря. Одна из них поддерживала Маршала Петена и его правительство в Виши, а другая стояла на стороне Де Голя и находилась под контролем Черчиля. Ну а третья - самая значительная группировка на ходилась в Марроко и официально подчинялась Виши, но на самом деле заняла выжидательную позицию.
Войска генерала Де Голля представляли собой 13-й бригады Иностранного Легиона расположенной в Египте, где в основном были русские белогвардейцы под командование грузинского князя Амилахвари и примкнувшие к ним алжирские арабы. Так же где-то на Экваторе под его контролем была небольшая группа французских военных, а сам он находился в Лондоне.
Тогда как в западной Африке находился корпус официально признавший правительство Виши, где большая часть офицерского состава недолюбливая генерала Де Голля предпочитала встать на сторону США.
В самой Франции маршал Петен опирался на жандармерию и националистичекие и профашисткие вооружённые формирования.
Знаковой фигурой в этой игре мог стать французский генерал авиации Одик, который отказался от должности главнокомандующего военно-воздушными силах в Виши, предпочтя службу в Северную Африку и уже в середине октября он вместе с женой оказались в Нью-Йорк. Вскоре, он был принят в Белом доме, где провел много времени у одно из советников Рузвельта по французским делам. Американцы решили отправить генерала Одика в Лондон на помощь генералу Де Голля, уже набирающему политический вес. Де Голль сразу же предложил ему место командующего всеми его сухопутными, морскими и воздушными силами, находящимися во Французской Экваториальной Африке, что явно не устроила Одика.
— Я хочу помешать правительству Виши заключить полновесный франко-германский союз. - сказал он Де Голлю.
— Напротив, — ответил ему Де Голль — Если такой союз окончательно сформируется, то вина клики Виши будет окончательно доказана.
— Я потрясён! — воскликнул Одик, — Теперь мне стало ясно, что для вас, генерал Де Голль, благо Франции мало что значит и ради доказательства вины правительства в Виши, вы хотите пролить много французской крови. И для реализации собственных амбиций уже готовы развязать гражданскую войну! Именно правительство в Виши, а не Германия – ваш истинный враг. Я знаю многих офицеров-летчиков, готовых возобновить борьбу, но не желавших присягать на личную преданность вам, генерал Де Голль.
При этих словах Де Голль напрягся, а Одик продолжал настаивать на том, что он сам отказался присягать Петену и так же поступили многие французы, занимавшие высокие посты в Северной Африке, а генерал Вейганд, тайно воссоздал Африканскую армию для возможного возобновления военных действий и не является коллаборационистов. — Вейганд — предатель! — резко оборвал его Де Голль и добавил. — Все, кто отказался присоединиться к мне, могут и дальше оставаться там, где они были, и вы возвращайтесь в Африку, и я буду бороться с вами. В марте 1942 года Де Голль обратился к британцам с просьбой арестовать Одика, но британцы вежливо отказались и тот укрылся в американском посольстве, а через несколько дней уплыл в Америку. Вскоре Антуана Сет-Экзюпери и прочих не согласных с политикой генерала Де Голля стали называть «фашистами», а после своего насмешливого отказа переехать в Лондон Антуан подружился со всеми вытекающими для него последствиями, которые стали ему устраивать голлисты. Со слов Антуана, ещё до нашего знакомства, его охватывало непреодолимое желание ввязаться в драку за правое дело. Поэтому он, разрываться между этим страстным порывом идти и убивать и своими принципами о человеколюбии, он подружился с моим дядей Уильямом Донованом, получившим звание генерала и назначенным главой Бюро стратегических служб. Если быть точнее, то это я, кто тайно устроил Антуану встречу с моим дядюшкой, предложив его кандидатур на должность секретного агента разведывательной службы США.
— Сир, вы ведь ещё не были с ним знакомы. — заметила Марго, и по её блеску глазах глаз старый Магистр увидел, что девушка явна заинтригована его рассказом и Великий Магистр уже в непринуждённой форме продолжил своё повествование.
— Я познакомился с Антуаном заочно, когда в наше бюро пришёл на него донос от одного из наших шпионов, в котором говорилось, что некто французский подданный Антуан де Сент-Экзюпери повышенную научную любознательность. Более того, он вместе с Теодором фон Карманом — главой Калифорнийского института аэродинамических технологий, образовали кружок французских ученых. В их сообщество вошли члены американского научного сообщества. Чуть позже Антуан сообщил своему другу журналисту Пьеру Лазареву то, что американцы уже готовы создать супер-бомбу, которая, может одним взрывом положить конец войне.
Тогда как другой наш агент доносил на Антуана, что тот ещё во время своей службы во Франции посещал лабораторию физика Фернанда Холвека и долго обсуждал с ним какое-то научное открытие в области квантовой радиобиологией и воздействия рентгеновских лучей и радия на живые клетки и наш агент не мог постичь смысла их разговора. Известно, Холвека планировалось вместе с 32 известными французскими учеными в США, он остался в Париже где участвовал в акциях сопротивления, и был арестован и умер под пытками в Гестапо 24 декабря 1941 года. Я уже хотел было дать ход делу, когда в начале июня наш агент Галантьер передал нам схемы французских аэродромов, оборонительных сооружений и описание полетных условий в Северной Африке, которые он получил от того же самого Сент-Экзюпери. Более того, к бесценной документации прилагался стратегический план открытых дверей для высадки армии США в Марокко. Я вызвал его, чтобы услышать от него лично соображения плана и в то же время лично познакомиться с известным писателем.
— Военное ведомство посылает меня в Северную Африку, откуда, поскольку я отказался присоединиться к сторонникам Де Голля, меня без особых проволочек пустят во Францию. — сказал мне Антуан за чаем, — Там я свяжусь с генералом Жиро, как частный эмиссар военного ведомства и организую его переброску на самолете на американский корабль где-нибудь посреди океана. Далее, прибыв на военном корабле в Соединенные Штаты, он сможет оказать вам помощь в разработке плана вторжения в Северную Африку, поддержанного французскими войсками на месте, в готовности которых с воодушевлением встать под команду Жиро я ни на йоту не сомневаюсь.
— Господин Сент-Экзюпери, — сказал я ему после того, как мы вышли пообедать в близлежащее кафе, — Постарайтесь не распространяться на людях о своих познаниях в военном деле. Это касается не только вашего плана, но и «манхеттенского проекта».
— Я вас очень хорошо понял. — улыбнувшись по доброму, сказал Экзюпери.
Вот так мы и познакомились в июне 1942 года, а в последующем как -то легко подружились. А в июль 1942 года президент США одобрил операцию «Факел», о высадке в Северной Африке 8 ноября 1942 года, причем с французской стороны и на генерала Жиро предполагалось опираться, как на краеугольный камень всего замысла операции.
.Это помогает объяснить его радость, когда 8 ноября 1942 года американцы высадились на на североафриканском берегу.
— Я помолодел сразу же на десять лет! — воскликнул радостно Антуан за обедом в обществе супругов Лазаревых. — Представляю, как рассердится генерал Де Голль.

Действительно, лидер Свободной Франции, получив сообщение о высадке союзников в Марокко, на мгновение застыл, как был в пижаме, затем задрожал от гнева и разрядился нецензурными словами:
— Что же! Надеюсь, эти парни Виши сбросят их в море. Никто ещё не входил во Францию, как взломщик.
Естественно, что генералу было обидно за то, что ни Рузвельт ни Черчиль его даже не предупредили о высадке союзных войск в Северной Африке и о последующем переходе на их сторону семитысячного корпуса под командование генерала Жиро. Я думаю, что так или иначе до генерала Де Голля донесли имя автора этого плана и он затаил личную обиду на Антуана де Сент-Экзюпери.
В январе 1943 года на Конференции в Касабланке Де Голль, узнав о планах союзников: подменить руководство "Сражающейся франции" комитетом во главе с Жиро, к которому должны были примкнуть офицеры, поддержавшие в своё время правительство Петена, его отвергает и настаивает на безоговорочном соблюдении национальных интересов Франции, Под термином «национальные интересы» подразумевалость то, как их понимали в «Сражающейся Франции» которая раскололась на два клана националистическое, во главе с де Голлем и поддерживаемое правительством У. Черчилля и проамериканскую ветвь, гсбравшуюся вокруг генерала Жиро, к которой примкнул мой друг Антуан.
Тогда как за полгода до этих политических баталий, прекрасным июньским днём 1942 года я обедал с Антуаном в одном из Нью-Йорских кафе и он со скуки рисовал на салфетке фигурку мальчика. Его друзья уже рассказали мне, что на протяжении многих лет, что он рисует этого одинокого ребёнка с короной на голове сидящим на облаке или на вершине горы и в этом кафе «Арнольд», Антуан часто развлекал своих друзей, рисуя своего Маленького Принца на бумажных салфетках. Чаще всего с ними обедали русские эмигранты Элен и Пьер Лазаревы, но на этот раз явились Курт Хичкок и его жена Пеги. Последние дни Пегги Хичкок пробежала весь город в поисках квартиры, которая могла бы понравиться Антуану. В итоге она нашла замечательные апартаменты с видом на Центральный парк. Квартира располагалась на двадцать третьем этаже и чем-то напоминала кабину самолета. Жена издателя оборудовала кухню, наполнила вином и едой бар и холодильник, принесла вешалки для одежды. И только когда на коктейль собрались все друзья, она разрешила Антуану увидеть его новое жилище. Он был растроган такой заботой, он чуть не плакал и тотчас арендовал эту квартимру, чтобы обеспечить себе минимум относительного покоя и предоставить Консуэле место, чтобы она могла бы свободно развлекать своих друзей-сюрреалистов.
— Антуан, а что за мальчикаты каждый раз рисуешь на ресторанных салфетках? — поинтересовался Курт Хичкок.
— О, ничего особенного, — ответил Антуан. — Маленького друга, которого ношу в своем сердце.
— Вот и напиши сказку для детей! — воскликнул Курт. И пусть твой друг которого ты только что нарисовал станет маленьким другом всех детей.
— Я написал несколько книг для взрослых. — сказал Антуан, — Но сочинителем сказок я ещё не был и вообще с трудом всё это себе представляю.

В Нью-Йорке имелись люди, стремившиеся доставить Антуану неприятности потому, что он не был явным сторонником ни Петена ни Де Голля. К последнему он испытвал плохо скрываемое чувство отвращения. Антуан пытался объяснить голлистам, что маршал Петен, соглашаясь на сотрудничество с оккупантами, спас «тело» Франции, поскольку, если бы он открыто восстал против Германии, то последствия были бы для неё негативными. Тогда как сторонники Де Голля не ведут войну против нацистов, но воюют против простых французов и в каждом отказавшимся присоединиться к их движению они, следовательно, видят предателя.
— Сир, для беседы о вашем друге Антуане, — сказала Марго, уставшая уже только молчать, — Я выбрала некоторые его умные мысли написанные им когда-то и вот что я нашла : «Понятие свободы, — написал он, — нельзя выделить в отдельное понятие. Чтобы стать свободным, человеку надо сначала стать человеком. Каждый из нас принадлежит определенной стране, торговле, цивилизации, религии. Каждый из нас — не просто человек сам по себе. Собор сделан из отдельных камней. Камни образуют собор. Таким же образом вам удастся найти братство лишь в чем-то более объемном, нежели вы сами. Ибо каждый из нас брат, но в некоем братстве. Нельзя быть братом просто потому, что ты брат…»
Закончив выразительное чтение, Марго как бы невзначай спросила:
- Сир, а как вы думаете был ли Антуан масоном или простым шпионом авантюристом, так как в одних случаях он оперирует такими терминами, как собор, братство и в его сказке о Маленьком Принце всюду встречается символика вашего ордена: Роза с четырьмя шипами упомянутая четыре раза да к тому же с золотым сердцем, удары молотка по болту, который вряд ли можно было открутить таким способом. Ведь ещё можно понять автора не имеющего никакого отношения к авиации. Куда не ткнись в его знаменитую книжицу, то всюду одни цифры и намёки на некую тайну. Даже турецкий астроном сделал своё открытия в год основания масонской ложи в Турции - детище которых Ататюрк именно в 1920 стал прорубать окно в Европу по примеру русского царя Пётра Первого. И вообще, Сир, зачем вы много раз перечитываете эту сказку, которую уже давно должны знать на изусь?
- Радость моя, - сладко показывая сказал Магистр, я любил и люблю Антуана и может быть за его загадочность. Тот самый Леон Верт, которому Антуан посвятил своего Маленького принца, утверждал, что Антуан в своих карточных фокусах пытался заставить профанов поверить в свою ловкость рук, тогда как на самом деле действовал исключительно в силу интуиции и какойто сверхчувствительности, то есть как заправский мошенник. Его интуиция проявляется во всем, к чему бы он ни прикасался Сент-Экзюпери… Таким образом, проникая в психику людей он приручал людей и очаровывал их. Вообще, то что известно об Антуане, он рассказал миру сам или поведала его жена, которая долго носила почётный титул дважды вдова уже к 22 годам своей насыщенной жизни. Вторым её мужем был Энрико Гомес Каррильо - гватемальский дипломат и журналист , оставивший молодой вдове целое состояние. А ещё он был шпионом и занимался историей шпионажа, жил в Петербурге и написал книга про Мата Хари с кучей неизвестных сведений о её деятельности. Кстати сам Сальвадор Дали утверждал то, милая Консуэлла переплюнула своей тягой к роскоши его Галлу.
- Сир, получается, что ваш Антуан был таким же литератором-шпионом и причём очень высокого уровня так как дружил с главой американской службы разведки Донованом, курировал ядерную программу в Европе, а потом ещё и в США. Да так ловко что уже в июне 1942 года был уверен, что США близки к созданию атомной бомбы. Я уж молчу о его страсть к аэрофотосъёмке германских частей. Кстати, Сир, где-то я читала, что Антуан в разведывательных полётах кодировал в виде детских рисунков объекты не доступные для глаза фотообъектива.
- Радость моя, вот я и пытаюсь понять то, кем Антуан был на самом деле? Меня он вряд ли использовал в своих шпионских делах и я сознательно не донёс на него когда узнал о его интересе к ядерной программе США, так как его план по захвату союзными войсками Северной Африки не был бы принят в серьёз. К тому же известно то, что на Сталина работали и другие гуманисты ХХ века. Такие как Нильс Бор и супруги Розенберги, но эти гораздо позже подключились Проект Манхэттен» — кодовое название программы США по разработке ядерного оружия, осуществление которой началось 17 сентября 1943 года и историю провожания Маленьким принцем заката по сорок три раза на день можно интерпретировать по разному.
Но Антуан был первым аналитиком, который понял то, что США скоро создадут ядерную бомбу и передал эту тайну своим друзьям журналистам - супругам Лазаревым. Как в прочем и маркировка астероидов в те годы не имела ничего общего с теми что обозначил Антуан в своей сказке. Так скажем цифра 3251 означает герметический термин цифра 2, а в нумерологии: женственность, чувствительность, интуиция, близость, поддержка, доверие, сотрудничество, мир, дипломатичность и обозначается латинскими буквами MMMCCLI.
- Сир, поэтому уже стоит предположить, что Антуан не только литератором но ещё и расчетливым авантюристом, занимавшегося тем или иным делом, что избавиться от скуки и хандры сопровождавших его гениальный ум до его смерти.
- Я вот тоже про это думал, что не погибни Антуан в своём последнем полёте, после которого намеревался перейти на службу в американскую разведку, то он бы стал членом политического Олимпа будущей Франции и своим негативным отношением к генералу Де Голлю мог бы ему здорово насолить. Мой Маленький Принц мог иметь кучу недостатков, но он разделял наш масонский лозунг «Свобода, равенство и братство» и был против установления во Франции очередной формы тирании, на которую был так падок генерал Де Голль с его наполеоновскими замашками и непомерными амбициями.
И кстати о Красной розе упомянутой Антуаном и не раз в его в сказке. То если хорошо подумать, то ею не могла быть его жена Консуэло, но так момент их отношения совсем разладились и Антуан её сильно расстроил когда сорвал ей встречу с её очередным любовником. Поэтому Роза с четырьмя шипами да ещё и под стеклянным колпаком либо сигналом «Я свой» и братство Розенкрейцеров бросилось разгадывать с нём очередные головоломки или «Роза» - стала как бы символом ядерной бомбы и Антуан кому-то сообщил о том, в 1943 году начало работы по Манхэттенскому проекту и её 4 шипа хоть слабенькие, но благодаря им цветок не боится злых тигров.
— Сир, прошу прощения, но первым делом услышав ваш недавний бредовый плачь по Антуану, я чуть было не подумала, что лишились рассудка и чисто любопытства ради хотелось бы больше узнать о Розе как символе одной из мощных мировых сообществ которым вы, как раз и управляете.

Изображение "Распятая роза с золотым сердцем," — нехотя ответил Магистр. — Это всего лишь символ Братства, который был нарисован на Круглом Столе короля Артура. Порой про нас говорят, что мы способны предсказывать будущие события, проникать в глубочайшие тайны Природы, превращать железо, медь, олово в золото, приготавливать Эликсир Жизни, или Универсальную Панацею, с помощью которого они могли сохранять вечную молодость и даже повелевает Стихийными Духами Природы Тогда как всё эти росказни профанов очень далеки от реальности, символ Роза является религиозной эмблемой, начиная с самых древнейших времен. Начиная с греков где она была символом восхода солнца. А что касается символических принципов Розенкрейцерства, то они настолько фундаментальны, что до сих пор не оценены по их достоинству. Мои братья Розы и Креста живут неприметно, работают упорно в обычных профессиях и не раскрывают о своей принадлежности к Ордену даже своим близким и родным. Поэтому и тебе, моя Роза, лучше не забивать твою прелестную голову подобного сорта тайнами. Тогда, как мой друг Антуан мог быть в жизни кем угодно, но он был моим другом и это для меня важнее всего. Порой старческая сентиментальность меня провоцирует на выхлопы моей души которыми ты стала свидетельницей три дня тому назад, но все мы люди и у нас имеются не только свои интересы и странности, но ещё и слабости.
— Сир, порой надо выговориться и если вы пожелаете в спокойной форме своё повествование о вашем и может быть единственном друге Антуане, то в моём лице вы найдёте лишь благодарного слушателя и не более того. - сказала Маргарита и чувственно вздохнув поправила подправила подушечку под головой своего повелителя и нежно поцеловала его в сморщенную щеку.



Глава 2. На войне как на войне!

«Человек — это свобода выбора и воли. Человек, оказавшийся оторванным от своей стаи, где бы не находился — на необитаемом острове, в джунглях Амазонки или в чилийских Андах, пока жив, всегда имеет шанс изменить ситуацию к лучшему, шанс выжить во что бы то ни стало.» Антуан де Сент-Экзюпери
На третий день столь странных откровений, Магист, взяв курс на выздоровление, продолжил свои воспоминания к радости Марго, которая записывала всё, что он ей говорил::
- В феврале 1943 года, на одном из официальных празднеств, устроенном манхэнскими дамочками по случаю удачного завершения русскими битвы под Сталинградом, мы веселились с Антуаном. Было удивительно, что с того времени, как мы познакомились прошло полгода, а мы всегда находили новые темы для лющения. Сегодня про это скажут, что «мы оказались на одной волне». Наше удачное знакомство позволило нам хоть как-то скрасить монотонность эмигрантской жизни. В это же время в Вашингтоне разместилась военная миссия генерала Бетуара, который по поручению Командующего французскими войсками, когда-то подчинявшимся правительству Виши в Северной Африке, генерал Жиро отправил в США, что бы добыть оружие для его армии бедственно недоукомплектованной вооружением. Генерал Бетуар был принят в Белом доме, а так же его пригласил президент США на новогодний ленч, устроенный в офисе здания Объединенного штаба. Как только Антуан узнал о его прибытии, мы оба поспешили в Вашингтон, где для нас он заказал номер в гостинице "Шоргэм". Там мы и встретились встретились с генералом Бетуаром и наше общение пришлось всем нам по душе настолько, что мы стали встречаться почти ежедневно и генерал представил нас своей будущей жене, Мине де Монтгомери. Мы сошлись на мысли, что в первую очередь нам французам оказавшимся в изгнании не должно разделяться по принадлежности к тому или иному противоборствующему клану. Тогда как одни патриоты Франции избрали своим лидером генерала Жиро, а другие выступали за Де Голля? Поэтому Антуан так и отвечал дотошным газетчикам, что он сторонник обоих генералов, так он француз и они тоже французы. Генера Бетуар дал нам обоим самые лучшие рекомендации, чтобы мы могли отправиться в Северную Африку в качестве мобилизованных французских военнослужащих. Прошел февраль, пришла весна, но нас никто и никуда не вызывал. Мы были вынуждены бесцельно слоняться по местным барам и ресторанам. Как раз в это скучное я нас время в американские воды вошли французского крейсера "Монткальм" и линейный корабля "Ришелье", сумевшие избежать уничтожения во время британской бомбардировки французских кораблей в районе Мерс-эль-Кебира. Они пересекли Атлантику для перевооружения, чтобы воевать против фашисткой Германии. По такому случаю и чтобы развлечь уставших моряков с "Монткальма" на французских кораблях были организованы вечера современных танцев с американскими студентками. Однажды я с Антуаном присоединился к этим празднествам и в офицерской столовой, нас принял капитан корабля у которого сторонники генерала Де Голя переманили на свою сторону половину его команды и в последующем он с трудом управлялся с военным кораблём из-за отсутствия хороших специалистов морского дела. Но на тот момент жизнь в порту била ключом и офицеров с "Ришелье" торжественно встречали местные домохозяйки, чтобы уставшие французы чувствовали себя как дома. Повсюду в их честь устраивались бесчисленные коктейли и официальные приемы. На эти посиделки Антуан являлся чаще со мной, но иногда брал свою жену Консуэлу, что бы она не чахла в одиночестве на её астероиде. Наконец то бедная женщина могла в волю поболтать с жёнами Андре Моруа, и Луи Руже, которые так же убивали свою тоску по Родине в обществе французских моряков и прелестных американских студенток. В апреле пришёл приказ о зачислении меня и Антуана в действующую американскую армию и мы смогли покинуть Нью-Йорка и его французских эмигрантов погрязших в различных интригах, которыми так славился когда-то Париж.
Оставив позади себя эту возню крабов, мы стремились попасть на поле боя. Несмотря на то, что генерал Бетуар обещал нам поддержку на самом высоком уровне, для нас не нашлось места на транспортном самолёте и мы отправились в Африку как пехотинцы, на судне, перевозящем войска. Мой друг Антуан пришел в ярость, но ничего изменить не смог. В то время он с Консуэлой проживал на астероиде под номером 240 с видом на Центральный парк, но затем они переехали в четырехэтажный дом из коричневого кирпича на площади Бикмэн, когда-то специально обставленный для мадам Греты Гарбо.
— Я не видел ничего более очаровательного во всем Нью-Йорке чем эти рыжевато-коричневые ковры от стенки до стенки, большие причудливые зеркала, старая темно-зеленая библиотека. — восхищался Антуан. — Вид из окон на Ист-Ривер рождает у меня предвкушение того моря, которое нам вскоре предстоит пересечь.
— Американцы умеют жить и за ними будущее нашего мира! — ответил я и кажется не впопад.
— Жуткие американские деловые люди! — вспылил он. — Невыносимые продавцы и покупатели безобразных вещей. Америку следует удобрить общей идеей, способной создать универсальное религиозное движение.
— Ты намекаешь на масонство? — спроси я его с неприкрытым выражением удивления на моём лице. Но ведь именно масоны создали США и наши братья написали для них Декларацию прав человека и подарили им Статую Свободы?
Антуан подошёл к окну и резким жестом отдёрнув штору, показал рукой и сказал:
— Иди полюбуйся! На против моего окна красуется вывеска: "Рабочий храм 33 религии вместе под одной крышей".
— При этом цифра "32" перечеркнута и исправлена на "33". — рассмеялся я когда увидел надпись на Храме олицетворявшим собой Вселенский дух и его 33 несчастья.
— Именно эти американцы с их сектантской мелочностью, превратили французскую колонию в корзину пятящихся назад крабов! Если бы в Европе, – продолжил он свои размышления — роскошный автомобиль случайно появился в подобном месте, вы увидели бы зависть, если не ненависть на лице каждого встречного, то здесь люди говорят: "У меня такого нет, но у моего сына будет.
— О дорогой друг Антуан, это не так страшно! И если в Европе на вас посмотрят с завистью соседи, то в далёкой царской России вам обязательно сожгли ваш роскошный автомобиль. Тогда как в нынешней советской России, где вы уже бывали в 35 году, вас просто расстреляют большевики! — я успокоил его как мог и мой аргумент подействовал на него положительным образом.
— Я совершенно согласен с тем, что лучше радоваться тому, что я родился и жил не в самой в худшей стране на планете Земля. — сказал торжественным голосом Антуан.
Последние дни в Нью-Йорке мы потратил на суетливые поиски форменной одежды, но ни один из армейских магазинов, которые мы посетили, не располагал французской униформой. Бедный Антуан начал уже волноваться, но к счастью нам посоветовали портного из "Метрополитен-опера". Мы поспешили по указанному адресу, и действительно, на его складах нашлись два доисторических мундира французской армии времён первой мировой войны темно-синего цвета. Один из них был достаточно большого размера для массивной фигуры Антуана, а второй оказался впору для моего костлявого каркаса и мы, тут же заплатив наличными, удалились с этими пышными мундирами. Наконец-то 10 апреля, мы получили проездные документы на военное судно, пересекающее Атлантику. Антуан пребывал в состоянии лихорадочного волнения, что накануне нашего отъезда не отпускал меня вплоть до утра. После почти бессонной ночи нервы у него были на пределе, так как его явно беспокоила предстоящая театрализованная сцена прощания с женой. Мы оказались первым французским гражданским лицом, получившие разрешение подняться на борт военного транспорта, направлявшегося в Северную Африку.
— Я так и не стал нью-йоркцем и не приобрел здесь слишком много друзей за пределами французской колонии, но теперь, когда пришло время покинуть Манхэттен, с грустью попрощаюсь с городом, предложившем мне убежище в изгнании. Я говорю слова прощания городу, где я написал Моего маленького Принца и где остаётся моя Консуэла, моя любимая Роза!
— И розовые кущи твоих поклонниц... — не удержался я.

На судне мы получили зимнюю одежду, что вынуждало думать, будто бы наш конвой идёт к берегам Англии, но Антуану при помощи отвеса смог определить, что мы направляемся в сторону Северной Африки. Путешествие заняло целых три недели и в начале мая земля Алжира наконец предстала перед нашими глазами. Мы арендовали почтовый самолет и уже вечером 5 мая приземлились на летном поле в местечке Лагуа. Французские пилоты, проходившие там лётную подготовку, разместились в отеле "Трансатлантик", где по вечерам искали утешение в объятиях местных арабесок и вине. Мы заняли одну комнаты на двоих и по ночам Антуан, изнывая от жары, обливался водой, плохо спал и под его грузным телом скрипела кровать, а проснувшись много курил. Вся наша комната была завалена дорогими чемоданами с открытыми крышками и кучей изысканного белья, и проснувшись рано утром я увидел, как он, сидя на кровати, с сигаретой во рту, своими широко открытыми глазами филина задумчиво смотрел на меня. По привычки мы говорили о политике, о местных проститутках и в конце нашего спора он, как бы подводя итог, сказал:
— Мы поговорим ещё об этом после войны"!
— Неужели ты, и правда думаешь, что мы с тобой будем жить после войны? - спросил я с удивлением.
— Ты у точно доживёшь, а на мой счёт есть большие сомнения... ответил он задумчиво.
Вскоре нашу французскую эскадрилью присоединили к группе аэрофотосъемки под командованием полковника Эллиота Рузвельта, родственника Президента США. Мы получили приказ перебазироваться на аэродром в Восточном Марокко, где янки организовали учебно-тренировочную базу. Вначале Антуана не допустили к полётам, но его поддержал генерал Рене Шамбре, занимавший должность министра пропаганды. Он был очень удивлён желанию Антуана пилотировать самый скоростной самолёт имевшихся на тот момент уамериканцев. Генерал Шамбре встретил Антуана в шикарном дворце мавританского стиля в котором генерал Жиро разместил свой штаб.
— Антуан ты уже явно не подходишь по возрасту для такой машины, и тут могут возникнуть трудности. - сказал ему министра пропаганды, перебирая на своём столе какие-то бумаги.
— Я должен летать! Пойми для меня это последнее что осталось и именно для этого я прибыл на войну! сказал Антуан с такой решимостью в голосе, что генерал Шамбре неожиданно принял его сторону.
— Дело не только в твоём возрасте, Антуан, но ещё и в том, что ты у нас мировая известность и для тебя надо добиваться специального разрешения, причем добиваться с трудом. - ответил ему генерал Шамбре. - Но я попытаюсь утрясти твой вопрос с генералом Жиро. Тем более, что нам нужен свой герой и он, узнав о твоём приезде в Алжир, уже просил меня организовать нашу встречу. Постарайся завтра без опоздания прийти сюда к нам на завтрак.
В Летнем дворце завтрак, начинаелся в восемь часов и был своего рода местом, где генерала Жиро принимал посетителей. На следующее утро за завтраком, помимо главнокомандующего и генерала Шамбре, в обеденном зале присутствовало еще несколько других офицеров. Главнокомандующего Жиро очень заинтересовал рассказ Антуана о Соединенных Штатах и в частности история деятельности агитаторов генерала Де Голя, умудрившихся переманить на свою сторону половину экипажа двух французских военных кораблей.

— Я нисколько не пытаюсь скрывать мои анти-деголлевские настроения и предубеждение против его сторонников! — в завершении завтрака сказал Антуан.
— Две недели назад я сделал примирительный жест и послал парламентёра на переговоры в Лондоне и теперь переезд штаба лидера "Свободной Франции" генерала Де Голля в Алжир это вопрос времени. - ответил ему генерал Жиро, сохраняя внешне безмятежное спокойствие.
— Лучше было бы вы позволили ему оставаться в Лондоне, где ущерб от его действий будет менее значительным, между тем как в Алжире генерал Де Голль проявит себя во всей своей красе. — ехидно заметил Антуан.
Я ожидал Антуана в парке и он, с озабоченным видом выйдя из Летнего дворца, рассказал мне о грядущем приезде генерала Де Голя в Алжир и о том, что никто из присутствующих не пожелал услышать его доводы.
— Мой друг, офицеры штаба говорят про то, что генерал Шамбре был против, но Жиро проигнорировал его советы. Судя по всему генерал Жиро подобно многим военным первой мировой войны, не умеет заниматься политическими интригами международного уровня! — сказал я, что бы дать Антуану возможность высказаться по этому вопросу.
— Я уже понял, что постоянная критика со стороны голлистов так называемых "диктаторских" наклонностей генерала Жиро сковывает его волю и он, вместо того чтобы доказывать своим критикам их неправоту, намеревается поступить благородно, позволив генералу Де Голлю прибыть в Алжир. - сказал Антуан торжественным тоном и добавил с улыбкой на губах. — Так вот он какой, пройдоха наш генерал Жиро!
Генерал Жиро лично заступился за Сент-Экзюпери перед американцами на одном из завтраков в гостинице "Сен-Жорж", где Эйзенхауэр разместился со своим штабом, но получил отказ. К тому же, новость о падении Туниса достигла Алжира 8 мая, и союзники решили отметить победу с большой помпой. Сто тысяч гражданских собрались посмотреть большой военный парад, которым командовал генерал Жиро. Затем генерал Эйзенхауэр пригласил французского главнокомандующего на полигон к западу от Алжира, где они провели осмотр новых танков, грузовиков, зенитных орудий и гаубиц, которыми американские войска намеревались снабдить французскую армию в Северной Африке. Тогда как Де Голль все еще находился в Лондоне, и бегая туда-сюда по своему кабинету, возмущался теми почестями оказанными союзниками его сопернику генералу Жиро. В общем, в такой суете мало кого волновал вопрос о трудоустройстве автора романа «Маленький принц». От своих знакомых я узнал о том, что генералы говорили между собой в Летнем дворце.
— Мы должны использовать красноречие Сент-Экзюпери на пользу "примирения и взаимодействия", ставшего лозунгом данного момента! - сказал генерал Жиро за очередным завтраком. - На меня произвели впечатление книга нашего дорогого писателя Сент-Экзюпери «Военный лётчик» и его мысль «Франция превыше всего». Надо будет попросить его предпринять поездку с миссией доброй воли по французские армейским столовым и клубам в Марокко с цель пропаганды этого лозунга. Так же, стоит определить настроение в войсках и то, как офицерский состав относятся ко мне и к Де Голлю, который скоро прибудет в Алжир.
— Вы совершенно правы, мой генерал в том, что нам надо знать лучше своих людей и в этом деле нам может помочь писатель Экзюпери. - воскликнул с энтузиазмом генерал Рене Шамбре. - К тому же, на прошедшем параде генерал Леклерк, ярый сторонник Де Голля, запретил горстке своих ветеранов пустыни промаршировать вместе с нашими семью тысячами солдат Африканской армии. Тот факт, что Сент-Экзюпери по сути являлся гражданским лицом и не отождествляется в глазах войск с тем или иным лагерем. Поэтому он может облегчить нам эту задачу. В его присутствии офицеры могут проявить большую откровенность в данном вопросе.

— Сент-Экзюпери нуждается в моей поддержке в отношениях с американцами, поэтому согласится помочь мне как главнокомандующему в таком деликатном деле. В ответ я ему сказал, что пока он будет находиться в Марокко я лично займусь его вопросом, хотя на выдачу разрешения у американцев уйдет по крайней мере неделя, а то и две. Поэтому его поездка в Марокко в этот период времени не вызовет для него никаких неудобств. В качестве помощника пусть летит его молодой друг вместе с ним в Касабланку. — равнодушно сказал генерал Жиро.

Получив приказ от Генерала Жиро, мы с Антуаном направились в Марракеш, где целую неделю приятно провели время на вилле у полковника Жоржа де Шассе, отвечавшего тогда за расположенную там авиабазу и обучение новых французских подразделений. Полковник де Шассе очень удивился, увидев нас облачённых в темно-синие летные мундиры с золотыми когда в середине мая в пустыне, уже стояла невыносимая жара и все офицеры уже облачились в рубашки с коротким рукавом и шорты. Антуан позабавил хозяина, поведав ему историю с мундирами, раздобытыми в "Метрополитен-опера" и когда рано утром на следующий день полковник де Шассе вошел в гостиную виллы, его ждал сюрприз:. Абсолютно голый Сент-Экс расхаживая вдоль и поперек по комнате, в левой руке, держал книгу и внимательно ее читал.
— О мой друг, Антуан, сразу видно что вы прилетели к нам сюда чтобы хорошенько отдохнуть и принять солнечные ванны! — воскликнул полковник Де Шассе.
— Вы совершенно правы, полковник! — ответил ему Антуан в том же духе. — Я прилетел в Марракеш, чтобы отдохнуть неделю, а может быть и две! Особенно я обожаю арабскую кухню и местных женщин!
— С этим у вас точно не возникнет проблем, так как местная кухня здесь просто замечательная. Как в прочем и девушки в местных борделях все как на подбор! Вы не останетесь разочарованными! Более того, в моих погребах ещё осталось много бутылок старого портвейна! — заверил его улыбчивый полковник.
Естественно, что Антуан не был против того, чтобы всё выглядело как приезд на отдых. Тогда как его задачей было услышать мнение офицеров, и не смотря на много випитого вина он ни разу не проговорился о секретной миссии которую поручил ему генералом Жиро.
К сожалению в Касабланке он встретил своего старого друга Анри Конта, с которым разоткровенничался и это была его первая серьёзная ошибка.
— Шпионы и агитаторы генерала Де Голля уже подбивают клинья к моей семье и проводят работу с моими племянниками. — посетовал Анри.
— Мой старый друг, я собрал достаточно информации по поводу этих бесстыдных попыток создать "подлинную" армию под предлогом избавления от первородного греха петенизма и коварного разложения духа, заставлявшего войска проявлять лояльность к Жиро. — ответил ему Антуан. — И вы не первый, кого агенты Де Голя уже взяли на крючок и мне известно что полковник Жорж де Шассе уже переметнулся в их лагерь.
— Русские легионеры говорят, что бояре спорят, но рвут волосы на головах своих рабов. Как бы так не получилось, что высшее военное руководство договорится между собой, а тебя мой Антуан, они сделают козлом отпущения. Будьте осторожен, мой старый друг! - обеспокоенно сказал ему Анри.
После того ужина я предложил Антуану посетить злачные места и, расположившись в местной бане, мы с удовольствием проводили время отдавая наши тела в ласковые руки юных массажисток.
— Здесь в Марракеше, большая часть офицеров целиком доверяет генералу Жиро, хотя сторонники Де Голля проводя агрессивную пропаганду, изо всех сил стараются переманить солдат генерала Жиро. Анри Конт мне сказал, что голисты агитировали двух его племянников и я понимаю его опасения! — сказал Сент-Экзюпери.
На обратном пути из Марокко 26 мая мы посетили Аджуду, близ алжирской границы, куда перебазировалась из Лагуа его бывшая эскадрилья "Аш", где Антуан поразил своих друзей-пилотов карточными фокусами. На следующее утро мы прилетели на аэродром около Орана, и во время посадки наш самолёт задрожал так, что в какой-то момент Сент-Экс испугался, но совладав с собой, сказал:

— Я действительно испугался так как с подобным никогда сталкивался, но мы благополучно приземлились и скоро упадём в объятия моей любимой Анны Дежардан. В мою честь она всегда организует шикарный на обед на своей роскошной вилле.

Из аэропорта Антуан позвонил в Летний дворец и сообщил Жиро о своём возвращении и тот пригласил его на очередной завтрак. Позже он мне рассказал, сжав кулаки.:
— Завтрак прошел в более узком кругу и генерал Шамбре там не присутствовал. Я выразил свое негодование по поводу того, что в Касабланке повторяется история с подстрекательством к дезертирству, как в Нью-Йорке в случае с кораблем "Ришелье".
— Что тебе ответил генерал Жиро? - не ужержался я.
— Он ответил мне сухо: « Ешьте!» и кивнул на хлеб и джем, к которым я едва прикоснулся! — с горечью в голосе сказал Антуан. — Я пытаясь предостеречь его от плохого исхода, так как он из-за своего благородства он устоит против нахальных методов голлистов.
— Антуан, как закончился тот завтрак? - спросил его я, явно теряя терпение.
— Так же я сказал, что если генерал Де Голль прибудет в его ставку, то, с генералом Жиро как в прочем со всеми его офицерами будет покончено и они никогда не вступят, как победители в город Мец. Я слышал, что когда-то он мечтал освободить Метц во главе своего африканского войска.
— И что он ответил ? - спросил его я, восхищаясь смелостью моего друга.
— Почему бы вам просто не назвать меня идиотом, Сент-Экзюпери?! - грубо ответил мне генерал Жиро и нетерпеливо бросил салфетку в мою сторону.

Антуан еще не покинул Алжир, когда Де Голль прилетел туда 30 мая, и тотчас же подтвердились его самые худшие предположения. Уже на летном поле лидера "Свободной Франции" сказал генералу Жиро:
— Мне нужна голова генерала Одика, которого я хотел арестовать еще в Лондоне, но тут будет проще это сделать!
— Но я планировал сделать генерала Одика одним из шести членов "Освободительного комитета"! — возразил ему генерал Жиро и, вернувшись в Летний дворец, срочно вызвал в кабинет генерала Шамбре.
— Мой друг, как я и обещал вам устроить Сент-Экзюпери в качестве лётчика, то по этому вопросу я обратился к Эйзенхауэру, ибо нам необходимо исключить возможность встречи Сент-Экзюпери с Де Голлем! А то они нам таких дров наломают. Уж лучше пусть он возится со своими любимыми самолётами, где нибудь подальше от Алжира.
— Я с вами полностью согласен, мой генерал! — ответил Щамбре. — Сент-Экзюпери мало занимается пропагандой войсках и мне поступила информация из Марокко, что наш писатель вёл слишком откровенные беседы и его уже считают шпионом кардинала.
— Вы хотите сказать мой друг, что Сент-Экзюпери является моим шпионом? - нервно сказал генерал Жиро.
— Да, мой генерал, к тому же американцы проявляют к повышенный интерес к нашему писателю, так как его слава стремительно набирает высоту и они могут использовать его не как пешку, но в качестве офицера на шахматной доске будущих политических баталий. — с ноткой тревоги сказал генерал Шамбре.
— К тому же партия складывается не в нашу пользу... — задумчиво сказал Жиро. — Мы ведь были связаны с маршалом Петеном и сейчас вынуждены идти на поводу у Де Голля.

***
В Алжире я с Антуаном продолжили вести беспечный образ жизни, посещая бары и офицерские вечеринки в ресторанах.
— Сегодня генерал Жиро находится в зените славы, но вскоре мы станем свидетелями его фиаско. – сказал мне Антуан в доверительной беседе. — Алжир буквально наводнён летчиками и армейскими офицерами, среди них много моих знакомых, которые рассказывают о вражде царящей во французских противоборствующих лагерях.
— Это происходит при попустительстве американцев... — заметил я, чтобы поддержать разговор. Признаюсь, что его размышления о политике порой меня раздражали, так как я был молод и предпочитал говорить о женщинах, о вине и славных вечеринках на шикарных виллах куда попадал благодаря моему другу Антуану. Ведь его слава стремительно росла и его имидж Анти-голлиста её только усиливал.
— А может быть и с согласия американцев. К тому же Черчиль подбрасывает дрова в огонь ненависти... — сказал Антуан, как бы подтверждая, моё предположение. — Я сильно обеспокоен поведением этих людей, их стремлением устроить резню среди французов.
— Ты говоришь о американцах или о сторонниках генерала Де Голя? — спросил я его и тут же усомнился. — А может быть ты преувеличиваешь, говоря о будущей резне?
— В первую очередь я обеспокоен голлистами, так как их амбиции в отношении послевоенной политики ослабят Францию до положения Испании и сделают ее сателлитом будущей Германии и США. Вовсе не в этом направлении для меня заложена истина. - сказал Антуан. — Мой друг, ты ещё молод и в уже недалёком будущем ты печально улыбнешься, услышав от доброжелателей, что я был фашистом, из-за моего отказа стать на сторону генерала Де Голля, которого поддерживают французские коммунисты и Сталин. Пока что трудно понять кто из них кем является? Мне лично не верю, что Де Голль поборник демократии, а генерал Жиро – тиран!
Я никогда не стану на сторону Де Голля и осуждаю генерала Жиро за его овечью слабость и за уступки по всем позициям этому кандидату в диктаторы. - закончил свои размышления Антуан.
— Сир, из ваших рассказов выходит, что Сент — Экзюпери был не таким уж простым мечтательным романтиком каким его представляет нынешняя пресса, но был погружён с головой в омут политической игры того времени и как бы завис между двумя противоборствующими лагерями? – сказала Марго, поправляя подушку, чтобы приподнять голову старого Магистра.
В свою очередь, тот почувствовав некоторое облегчение в груди продолжил свои воспоминания.
— В первых числах июня сорок третьего года после учебного полёта, я зашёл к Антуану в его комнату и увидел его в крайне угнетённом состоянии духа... Он встретил меня печальным взглядом своих выразительных глаз и произнёс:
— Главная моя беда, дорогой друг, в скверном самочувствии, и это грустно, поскольку мое физическое состояние превращает каждый набор высоты в мучения и требует напряжения всех сил, словно восхождение на Гималаи, и эта дополнительная мука несправедлива. Ничтожные действия становятся бессмысленной пыткой. Как вся эта шагистика под палящим солнцем. Для меня хождение взад и вперед так утомительно, что порой я испытываю желание прижаться головой к дереву и заплакать от ярости.
— Антуан, ты известный писатель и тебе женщины из высшего света сами на шею вешаются. – сказал я, будучи в состоянии полного недоумения. – А ты просто зациклился на конфликтах и противостоянии сильных мира сего. Ведь это не нашего ума дело. Пусть они друг друг головы оторвут...
— Дело не только в них. — ответил он. – Все, чего я хочу, — это покоя, пусть даже вечного! Я не считаю, будто мне следует позволять себе бесконечно оправдываться. Я больше не могу выносить все эти объяснения, у меня нет ни перед кем неоплаченных счетов, а те, кто не желает признавать меня, – просто незнакомцы. Я слишком устал и измучен, чтобы измениться. У меня достаточно много врагов, чтобы учить меня жить, но я нуждаюсь в друзьях, которые для меня как парк, где можно отдохнуть.
— Зачем тебе много друзей! Ведь я же твой друг! – воскликнул я, и лёгкое чувство обиды заполнила мою сердце.
— Старина, сегодня вечером мне и правда плохо. Это грустно, мне бы так хотелось наслаждаться жизнью хоть немного, но у меня ничего не получается. На днях, когда во время полета я подумал, что мне пришел конец, я не пожалел ни о чем. Из-за этой дуэли Жиро – Де Голль, Я боюсь за свою страну.
Какое-то время Магистр молчал силясь что-то вспомнить и наконец-то ухватив путеводную нить ума неспешно продолжил своё повествование, тогда как Марго непринуждённо продолжила делать какие-то пометки в своей рабочей тетради.
— Ровно через неделю после этого тяжкого разговора, где-то в середине июня наша французская эскадрилья получила приказ перебазироваться, на аэродром Мезон-Бланш в Алжира. Союзники передали в наше распоряжении всего пять разведывательных самолётов, которые были в плохом состоянии. Как в прочем и оборудование на них было в состоянии полного износа и это касалось не только отопления кабин пилотов, но и фотоаппаратов и Антуан написал дерзкое письмо в департамент США.

Впервые за это утро Магистр повернул голову и грустно посмотрел на красавицу Марго и на какое-то время вкушал тишину, созерцая облик молодой девушки, которая с самым серьёзным видом всё ещё записала сказанное им и промолвил:
- Моя радость, там на столе небольшая книжка с закладкой на странице, принеси пожалуйста и прочитай письмо Антуана.


Марго медленно поднялась со стула и зная о том, что на неё смотрит Магистр, плавно пересекла комнату в направление книжного стола, Вернувшись с книгой она открыла её на нужной странице и прочла с выражением нежным голосом:
«Я считал, что от француза за границей требовалось выступать в роли свидетеля в пользу своей страны, а никак не против нее. Пусть меня осуждают как "фашиста" члены партии голлистов, так как я выступаю за объединения и примирения всех французов во время событий в Северной Африке. Прав я или нет, но я продолжаю видеть спасение моей страны не в кровавой чистке, развязанной фанатиками партии Де Голя. Будущее величие моей страны не может основываться на роковой идеологии Европейского блока, где Франция, связанная с 80 миллионами немцев и 160 миллионами славян, играла бы всего лишь роль их немощного сателлита. Так же как во имя спасения Северной Африки я отказался критиковать политику государственного департамента в отношении его представительства во Франции, так ради моей страны я отказываюсь связывать себя с любой кампанией недоверия к будущему франко-англо-американскому союзу. Прав я или нет, но я считаю, что это – единственный шанс на спасение. А сейчас нам, французским летчикам, следует принять участие в ваших боевых вылетах, и как можно скорее. Есть вещи, которые я смогу произнести только возвратившись со своими товарищами после выполненного задания в Италии или Франции. И меня станут слушать лишь в том случае, если мы с товарищами будем сами рисковать жизнью ради наших идей. Если я не приму участия в войне, мне остается только хранить молчание».

- Американцы положительно отнеслись к его просьбе, - продолжил рассказ Магистр - И уже через несколько дней нам выдали первые индивидуальные надувные спасательные куртки и шлюпки и сообщили о скорой переброске их в Тунис для участия в активных действиях. Более того, 22 июня Антуана представили к званию майора, и все эти хорошие новости мы отпраздновали на следующий же день необыкновенно жизнерадостным банкетом в пригороде Алжира. Напившись в доволь местного вина мы пели солдатские песни, причем намного более непристойные, чем когда-либо. Все это принесло лишь некоторое утешение Сент-Экзюпери. Поскольку в алжирском котле заговоров и интриг напряженность отношений обострялась донельзя и братоубийственные удары в спину сыпались один за другим. Генерал Леклерк решительно требовал массовой чистки "предателей" — тех, кто не присоединился к Де Голлю еще в 1940 году, к ужасу Жиро, справедливо заметившему:
— Для этого придется установить гильотину на площади в каждой деревне во Франции. — Это, несомненно, было бы прекрасно, мой генерал! — ответил ему генерал Леклерк и продолжил. — Мы уже занялись агитацией офицеров и солдат вашей армии, обещания им немедленного продвижения по службе, лучшую оплаты...

Леклерк при всей своей кажущейся болтливости промолчал о том, что уже тайком он вывозил перевербованных офицеров и солдат из Алжира на грузовиках к месту с многообещающим названием "Ущелье дикой женщины", где их переодевали в новую форму и выдавали новые удостоверения вооруженных сил "Свободной Франции".

— Нынешнее разделение в войсках я уже видел в Нью-Йорке и Касабланке, а теперь наблюдаю в Алжире, где Де Голль чувствует себя в своей тарелке и уже явно владеет ситуацией. — сказал грустно Антуан на ужине, устроенном им за свой счёт сразу же после собрания офицеров своей эскадрильи, уже не переживая о том, что на него могут донести генералу Де Голю. — Трудно представить то, что одна половина из вас является тайными голлистами, а вторая - жиродистами. Я же предлагаю выпить за Францию!
— За Францию! — охотно поддержали его боевые товарищи.
Только в конце июля, после семи недель обучения, Антуан вылетел на свое первое боевое задание по Франции фотографировать один из узловых пунктов, где немцы проявляли особую активность. Вылетев из Туниса на высоте до 10 тысяч метров на одиноком, безоружном одноместном самолете и перелетев Средиземное море, он провёл два часа над Францией, а затем возвратился на базу. На тот момент Сицилия, Сардиния и Корсика находились под контролем итальянцев и с их летных полей взлетали истребители, готовые сбить самолеты, обнаруженные их прибрежными радарами. Всего союзники потеряли на Средиземным морем более 500 своих боевых самолётов. Поэтому мы прокладывали маршруты полетов намного западнее этих островов, уходя прямо на середину Средиземного моря. Вернувшись со своего первого боевого задания Антуан возбуждённо говорил весь вечер:
— По заданию мне требовалось добраться до побережья восточнее Марселя и сфотографировать береговую линию вплоть до восточных окраин Тулона. Но с той высоты земля выглядела голой и мертвой… Наши камеры дальнего действия действуют подобно микроскопам. Я смотрел вниз, но не видел там никакого движения. Никаких признаков жизни. Я был глубоко разочарован, и меня охватило невыносимое уныние. Франция мертва, думал я, и мне становилось все хуже. Внезапно серовато-дымчатые кольца окружили мой самолет. Меня обстреливали! Франция все-таки жила и мне стало лучше.
— Это вы уж слишком, мой друг, — прокомментировал я столь парадоксальное умозаключение. — Я бы предпочел оставаться в грусти!
К сожалению, Антуан оказался менее удачлив во время второго полета, состоявшегося где-то через неделю после первого. Из-за какой-то неисправности в двигателе, обнаруженной уже после взлета, ему пришлось повернуть самолёт назад на аэродром. Взлетно-посадочная полоса была очень короткая и ему требовалось быть более внимательным и прилагать усилие, чтобы останавить самолёты еще до конца полосы. Для этого надо было ещё в воздухе жать на тормоз , чтобы гидравлические тормоза начали работать в момент касания полосы. Антуан забыл это сделать, и его самолёт выкатился за пределы полосы, остановился шасси посреди виноградника. На его беду американский полковник, случайно оказавшийся свидетелем происшествия накинулся на Антуана с солдатской бранью и, не выбирая выражений.
Антуан не остался в долгу и обиженный американец составил рапорт требуя немедленного отстранения наглого француза от полетов.
Антуан на эмоциях решил вернуться в Америку, но хорошо подумав, сказал мне:
— Я решил не возвращаться в Соединенные Штаты, так как не могу заставить себя отказаться от всех надежд, которые лелеял в течение трех долгих лет. Я ненавижу Алжир с его атмосферой интриг времен Ренессанса, но всё же предпочитаю остаться на войне, а не отделять себя от войны океаном.
Увидев, что Магистр стал задыхаться, Марго принесла ему лекарство. Тем самым давая старику возможность перевести дух и собраться с мыслями и когда ему стало лучше, сказала:
— Сир, я читала воспоминания Андре Моруа про то, что он видел Экзюпери удрученным политическими интригами и своим собственным увольнением из эскадрильи. К тому же американцы ополчились против Экзюпери, так как его покровитель генерал Жиро день ото дня терял власть под натиском безжалостно прокладывавшего путь к власти Де Голля. Чтобы не сойти с ума от расстройства и отчаяния Антуан написал Консуэле письмо, и уже 7 сентября получил от неё в подарок красивый чемодан в котором лежали несколько писем и рукопись его новой книги "Цитадель".
— Да так оно и было! — старик снова взял слово. — Я хорошо помню это время, когда в Касабланке я передал ему приглашение от доктор Анри Конт погостить у него и мы на целый месяц поселились на очаровательной вилле в холмистом пригороде Анфы, где нам было намного удобнее, чем в тесной квартире в самом центре Алжира. Как обычно, Антуан поздно ложился спать, продолжая полный день трудиться над "Цитаделью». По вечерам неспеша выпивая много рома, мы часто вместе обсуждали его книгу, Страшная летняя жара наконец-то начала спадатьи я с Антуаном возвратились в Алжир, но это не принесло ему облегчение и он потихоньку снова стал погружаться во мрак отчаяния. Его угнетала атмосфера ссор и интриг из-за которых он не мог сконцентрироваться на работе над "Цитаделью" и он перестал встречаться с женщинами и даже Нелли де Вогг не могла его уже больше окрылять.
— Сир, я снова возвращаюсь к воспоминаниям Андре Моруа рассказавшего о нравственном заточении, в котором пребывал Экзюпери, - сказала Марго, чтобы поддержать беседу. — Далее он пишет, что генерал Де Голль был слишком хорошо информирован об их совместном нежелании присоединиться к его нью-йоркской фракции. И когда генерал выступил с речью на Форуме в честь празднования шестидесятой годовщины основания Французского содружества, то при подготовке текста, назвав Антуана де Сент-Экзюпери «еретиком», вычеркнул его имя из списка посвящённого ведущим французским авторам спасших дух Франции, предпочтя изгнание позору сотрудничества с Виши.
Великий Магистр, внимательно выслушав Марго, сказал хриплым голосом:
— В тот вечер мы сильно выпили и Антуан снова много и очень возбуждённо говорил про то, что вскоре достанется работы палачам, и это будет довольно грустно.
— Де Голлю придется однажды усмирять страсти, которые сам он и пробудил. — закричал Антуан.
— Мне кажется, что ты излишне драматизируешь ситуацию! — честно сказал я ему в тот вечер.
— По сути своей движение Де Голль является "фашизмом без доктрины" и ему не на что опетреться. — прокричал Антуан и уже более спокойным голосом объяснил мне. — Если Ислам обезглавливает верующих людей, опираясь на Коран, а французская революция, опираясь на вольнодумные идеи Дидро, привела на гильотину более сорока тысячь человек, Россия расстреливала, облакотившись на Маркса, а христианство сжигало еретиков по наказам святого Павла, то пробужденные чувства, которые развязывают эту резню, – не больше чем средство достижения цели в распоряжении Духа.
— Мой друг! — сказал ему я, выслушав столь умные слова в которых смог разобраться только после второй бутылки американского виски. — Лучше бы тебе вернуться обратно в США или, оставаясь здесь, заниматься исключительно редактированием «Цитадели». И дураку понятно, что ты гений, но ты явно идёшь на конфронтацию с Де Голлем и он тебя сотрёт в порошок, раздавит словно муху и даже не поморщится...

Антуан легко переходил от самой глубокой меланхолии до крайне веселого состояния во время застолий, которые мы вместе посещали он продолжал оставаться душой общества. Так как мастерски владел искусством рассказчика. Так демонстрируя драму жажды, которую он пережил после аварии в пустыне, он изображал в лицах все эмоции, от взлета самолета и неисправности его двигателя вплоть до опасного падения на землю. При этом самолет распадался от удара, а он вываливался из него, проходили часы, тело высыхало, и слизистые оболочки превращались в камень и в конце он произнося с чувством: "Когда жажда становится нестерпимой и человек умирает, язык вываливается изо рта", он вытягивал огромный язык, его глаза дико выкатывались из орбит, а собравшаяся компания аплодировала ему. Публику особенно поражал его необычный рассказ о молельном коврике, который он однажды приобрел в Касабланке. Этот коврик сопровождал его повсюду, вплоть до Южной Америки, почти как домашнее животное, но однажды во время полета в Рио-де-Оро Антуан испытал желание избавиться от эсвоего верного друга и широким жестом выкинул коврик для молитв за борт кабины самолёта.
На вилле Анны Эргон-Дежардан, где мы бывали частыми гостями, Антуан встречал сливки местной интеллигенции как всегда демонстрировал свой весёлый нрав, но на самом деле ему больше хотелось плакать, и не только из-за своих физических мук. Падение генерала Жиро было предопределено и Де Голль, спеша закрепить свои преимущества, как в политическом, так и в военном аппарате, убедил Комитет национального освобождения устранить генерала Жиро. И тот, внезапно оказавшись отстранённым от власти, заперся в квартире на целые сутки.
— Он разочаровал меня и предал каждого отдельно взятого человека, кто когда-либо что-нибудь сделал для него! — крикнул Антуан. — Я не могу проститьЖиро его политики мелких уступок и нерешительности. Пусть он остаётся один на один со своей судьбой! — и в завершении сказал с горечью. — Как Америка могла принимать всерьез это чучело?
— Сир, если Антуан выкинул из самолёта свой любимый молитвенный коврик, то меня нисколько не удивляет то, с какой лёгкостью его Маленький Принц легко расстаётся с теми кого однажды привязал к себе. Я считаю что это были безотвественные поступки. — сказала Марго, как бы подводя итог очередному рассказу Великого Магистра.

Глава 3 Убийство философа

На третьи сутки с того момента, когда Великий Магистр впервые заговорил о своём друге Антуане ему как будто бы полегчала и он, самостоятельно встав с постели, вышел на террасу, чтобы вздохнуть полной грудью свежий осенний воздух. Красавица Марго принесла на подносе обычный французский завтрак, то есть кофе, свежая выпечка с шоколадом, клубничный джем и апельсиновый сок в хрустально кувшине. Старик и девушка не спеша вкушали свежую выпечку, запевая его ароматным кофе и никто из них не пытался нарушить непривычную для них тишину. Магистр испытывал чувство неловкости за свою трёхдневную болтливость, но видимо ему надо было выговориться. Тогда как Марго заинтригованная удивительными рассказами своего хозяина решила помалкивать, чтобы тот не интерпретировал странным образом её здоровое любопытство. Затянувшаяся пауза стала обоих тяготить и чтобы хоть что-то сказать Марго непринуждённо заметила:
— Сир, кажется вам намного лучше? А то я так за вас переживала последние дни, что напрочь позабыла сказать вам, что скоро обещают отменить франки и я сохраню для вас пятидесяти франковую банкноту с изображением вашего друга юности Антуана Экзюпери.
Она достала одну новую купюру синего цвета с портретом известного писателя и протянула её Магистру. Тот, нехотя взял в руки ещё хрустящую купюру и одев очки с сильным увеличением внимательно, рассмотрел её. После очередной длительной паузы старик сказал ворчливым голосом:
— Подумать только — в оккупированной Франции Гастон Галимар напечатал более 3000 экземпляров "Военного летчика" и ещё столько же было издано подпольщиками в Лионе, а на так называемом «освобожденном Алжире» ни одна его книга не вышла в свет. И это в то время когда в Северной Америке его сказка про Маленького принца уже била все рекорды тиражей. А теперь ему вот такие почести...
— Сир, если честно, — сказала Марго взволнованным голосом — То в последние дни я с большим удивлением для самой себя сделала открытие, что совершенно ничего не знала про вашего друга Антуана Сент-Экзюпери. Согласитесь, это довольно странно. Обычно о столь значительных писателях известно довольно много. Для примера могу упомянуть писателя Александра Дюма у которого был сын - тоже талантливый писатель и на них работала целое войско «литературных негров». В отличии от них Бальзак много работал сам и за это его обожали толпы экзальтированных читательниц его возраста и грешно будет не вспомнить Мопассана с его богемным образом жизни... Но в я не встречала никаких подробностей о жизни Сент-Экзюпери разве что он был слабым лётчиком, который разбил кучу самолётов и ещё при жизни умудрился побывать много раз на том свете и если бы не было его раскрученного непонятно кем и почему «маленького принца с его розой и прирученного им хитрого лиса, то остальные его книги в наше время вряд ли кто отважился бы читать. Но зато теперь, благодаря вашим откровениям я думаю, Сир, что вы по праву претендуете на звание того самого степного Фенека, который пытался повязать маленького принца чувством ответственности за прирученное им земное существо. Тогда как Антуана можно назвать Королём шпионов!
— Моя сладкая девочка, - Магистр расплылся в улыбке. — Ты просто удивительно разумное создание! В другое время я бы незамедлительно тебя уволил с работы, так как ты мне нужна была не за твой ум, но за твои сладости. Но коли так дело пошло и мне быть может скоро умирать, то я буду с тобой предельно откровенным. Вспоминая моего друга Антуана, я вынужден признать, что в первую очередь я любил его как человека, а уж потом как писателя. И если я посвятил всю свою жизнь пропаганде его литературного творчества во всём мире, то для того чтобы его имя не было стёрто с лица земли его лютым врагом генералом Де Голлем, который должен был стать диктатором, которому Франко с Муссолини и в подмётки не годились. Мы масоны всегда выступали против разных форм тирании боролись за свободу человека в разных странах мира — начиная с северной Америки и заканчивая Российской и Османской империей. Именно благодаря нам в начале двадцатого века практически все европейские империи так же благополучно развалились на части. Вот поэтому я не мог позволить генералу Де Голлю, растоптать светлое имя моего лучшего друга Антуана Сент-Экзюпери и стать диктатором Франции.
Я ведь и сам отлично понимаю, что сказка «Маленький принц» - это книга ни о чём. И она даже не повесть, а рассказ написанный простым языком и без всяких литературных излишеств. Поэтому в первую очередь её используют во всём мире для обучения иностранцев ибо в такой форме написаны большинство французских текстов.
— Стало быть я правильно понимала, что никакого сюжета в «Маленьком принце» просто нет и действия тоже никакого, и это просто закодированное послание. Как в прочем характеры её главных героев тоже условны. Поэтому эта сказка для детей и никак не может быть неинтересной для взрослых людей. Где-то я прочла, что Экзюпери написал несколько неинтересных и даже вымученных книг для взрослых, а детское сочинительство для него не характерно. И теперь оказывается, что это вы тот самый Лис, который однажды привязавшись к «Маленькому принцу» использовал его работы против тирана Де Голля. Но всё это нисколько не умоляет личности Антуану Сент-Экзюпери и я требую продолжение вашего рассказа! Тем более, что воспоминания о вашем друге идут вам явно на пользу для поднятия настроения и я вижу что вы самостоятельно поднялись с постели. Так что... прошу вас продолжить ваше повествование.
— Моя сладкая девочка, если ты меня просишь продолжить мои откровения, то это мне вдвойне приятно делать, так как я уже было стал переживать, что своей старческой болтовнёй загрузил тебя на столько что ты скоро покинешь меня. Ну да ладно... самое время вернуться к истокам моего повествования, так я вынужден признаться в том, что мои братья масоны приставили меня к Антуану и уже потом я проникся к нему и полюбил его как человека. Тогда как в самом начале он заинтересовал нас тем, что видел в голлизме силу не объединяющую, а разъединяющую французов, исходя из убеждения, что ни одна политическая идея, ни одна группировка не может представлять Францию. Де Голль, само собой разумеется, такой позиции не принял и относился к Антуану с открытым недружелюбием и называл его ничтожеством, годным только для фокусов и даже запретил издание его произведений на подконтрольной территории и это при том, что тому удавалось печататься даже в вишистской Франции. В то время во Франции существовало две силы. Одна из которых под предводительством генерала Жиро, порвав отношения с правительством в Виши, ориентировалась на США. Тогда как вторая группа скорее походила на крикливое сборище состоящее из голлистов – агитаторов и мелких офицеров прикормленных Черчилем и стало быть английскими масонами. Антуан поставил на проамериканскую партию и был одним из её идеологов и естественно братья масоны из Нью Йорка его всячески поддерживали и помогли ему издать свои книги в США и в том числе первое издание «Маленького принца» было на английском языке, в котором Антуан был не очень силён. Но для нас было важно, что он лично ненавидел Де Голля и говорил, что это человек с замашками диктатора, враг республиканской Франции наподобие Франко. Взаимоотношения Сент-Экзюпери и де Голля в немалой степени драматизировали последние годы его жизни и это был нам на руку, так как после смещения генерала Жиро у нас не было серьёзного противовеса будущему диктатору Франции.
Мы американцы, договорились с его противником генералом Жиро и даже не предупредили Де Голля о высадке в Северной Африке. Я слышал много забавных рассказов про то как президент Рузвельт советовал Черчилю сослать генерал Де Голля на Модагаскар.
В свою очередь голлисты пытались дискредитировать Антуану и ему приходилось отбиваться от всякого сорта нападок и, даже заявлять о своем неприятии коллаборационистского правительства Виши - поскольку его обвиняли в скрытых к нему симпатиях. Так называемые биографы подавали его как безобидного человека не от мира сего, который носил летную форму небрежно с нагрудными карманами, наполненными всякой всячиной: пачками сигарет, зажигалками, записными книжками. в рваной рубашке и в помятых брюках стянутых широким солдатским ремнём… Пилоты эскадрильи тряслись над ним, как нянька над ребенком, к самолету его постоянно сопровождал встревоженный эскорт. Когда на него натягивали комбинезон, то он не отрывался от детектива, ему что-то говорили, а он, никого не слушая и по-прежнему не выпуская из рук книжку, поднимался в самолет и захлопывал дверь кабины... А летчики молились о том, чтобы он отложил книжку хотя бы в воздухе. Порой Антуан мог быть задумчив, но не настолько чтобы из него делать деревенского дурачка. Я думаю, что это делалось только по одной причине – это есть единственный способ скрыть правду. Элементарную и лежащую на виду.
— Я что-то подобное уже читала про него. - задумчиво сказала Марго. — Так в одной из газетных статей какой-то журналист пишет что во второй половине дня, когда зной начинал спадать, Сент-Экзюпери шел купаться и вместе с товарищами в небольшой лодке глушили рыбу динамитом. Вооружившись сачком, он забавлялся, как дитя, вытягивая из воды всплывавшую брюхом вверх рыбу...
— Это правда, что Антуан любил жизнь и его образ жизни давал возможность бесконечно расширять круг людей, с которыми он встречался, и заводить интересные знакомства. С человеком любой профессии он находил о чем поговорить. И это были не пустые разговоры, как можно было подумать, видя его с жаром беседующим в какомнибудь ресторане или кафе. Он не был ресторанным говоруном, хотя и не отказывался рассказать о своих приключениях, когда его о том просили. Но то, что он рассказывал, не было простым времяпрепровождением, будило мысль и заставляло окружающих из пассивных слушателей превращаться в активных собеседников. Вопреки тому, что особенно распространено во Франции, предметом его бесед с малознакомыми людьми лишь в очень редких случаях становилась политика. На эту тему он всегда больше выспрашивал, чем говорил сам. И стоило комунибудь попытаться втянуть его в политический спор, как он сердился и прекращал разговор… Он интуитивно прекрасно чувствовал каждого из своих собеседников и умел их вызывать на откровенный разговор и покорял людей силой своего обаяния… Однажды Антуан рассказал мне, что в юности он забавлялся тем, что гипнотизировал гувернанток своих сестер внушая им, что лимонад в их стакане превратился в керосин… А разве не интуицией, не тончайшим проникновением в чужую психику является то, что он сам называл своим даром «приручать»? Люди знали о нём только то, что он сам о себе им рассказывал. Ну и конечно то, что написала в своих воспоминаниях о нём его жена - патологическая врунья. Прежде всего в отношениях с Антуаном я отметил его незаурядную проницательность, проявленную им в отношении к де Голлю. Крайне чувствительный ко всякого рода бонапартистским замашкам, он уловил политическую амбициозность генерала и был обеспокоен возможными для Франции последствиями генеральской тоталитарности. Она обнаруживалась, как это хорошо известно, на всех этапах политической карьеры де Голля, даже в годы войны, а особенно в послевоенные годы и как известно, закончилась революцией 1968 года.
Для Антуана — Движение Шарля Де Голля была группой якобы борющаяся за Францию, за спасение ее души но ставившая себя на место Франции. Если он любил свою страну, то голлисты любили исключительно самих себя. Терпимость, которую он проповедовал, не могла растопить лед новых инквизиторов, которые, объявив себя априори "Защитниками Истины", критиковали и бичевали всех менее справедливых, чем они, с неистовой жесткостью пророков Ветхого Завета. Постепенно подавленное настроение Антуана стало влиять на состояние его здоровья и мы действительно забеспокоились. Почти каждый день Антуан звони в секретариат Де Голля, и поучал ответ, что никакого нового решения по его кандидатуре не принималось. более встревоженный кровавой чисткой "коллаборационистов" и "предателей", которую он предвидел как следствие освобождения. Он стал допускать возможность, десантироваться с парашютом во Франции с целью оградить лидеров Сопротивления от развязывающегося кровопролития. Идея такого гигантского прыжка в темноту, кажется, появилась у него после того, как голлисты начали чистку в Алжире и некоторые из его друзей получили обвинение в сотрудничестве с нацистами. Антуан отказался от штабную работы предложенной ему генералом Бетуаром. В конце концов восстановиться в армии Сент-Эксу помогли мои знакомые братья американские масоны, которые устроили дело через внука тогдашнего Президента США. Мы частенько все вместе завтракали или обедали с Сент-Экзюпери в различных офицерских столовых и в маленьких ресторанчиках в самом городе и пригородах Алжира. Вот, тогда и появилась идея устроить хороший ужин в Неаполе на который пригласить командующего военно-воздушными силами Соединенных Штатов в Средиземноморье генерала Икера. И один мой хороший знакомый обещал поддержать его, и действительно незамедлительно отослал через Теодора Рузвельта мотивированное письмо с рекомендациями в союзническом штабе в Неаполе. Во время этого обеда главнокомандующий, под влиянием хорошего стола и вин Алжира, дал Антуану специальное разрешение выполнить пять боевых вылетов". В тот вечер ветчина и бутылки белого вина, специально принесенные им двумя женщинами в подарок от их заботливой мадам Маст, помогли смягчить "монотонность стандартного меню", И где-то в середине мая, Антуан наконец-то воссоединился со своей эскадрильей, которая тем временем перебазировалась из предместий Неаполя в Сардинию.
16 мая Антуан и журналист Джон Филлипс прилетели в Альгеро, где разместились в маленьком рыбацком домике на мысе с видом на море. Жилище оказалось совершенно примитивно: комнаты без дверей, водопровод отсутствовал, и механикам пришлось самим сделать проводку и развесить лампочки. В честь нашего прибытия достали лучшее вино из столовой. Консервированный мясной фарш, однако, судя по всему, стал основой диеты для эскадрильи, которая уже испытала и недостаток местного вина, после изобилия его в Италии и Антуан предложил друзьям десять овец зажаренных на открытом огне на вертелах в собственном соку, Джон Филлипс предусмотрительно пожертвовал бочку сардинского вина, которое поддерживало компанию на высоком градусе на всем протяжении банкета и он, как горный козел, вскарабкался на крышу, чтобы сфотографировать празднество, стремительно переходившее в бурное веселье. Американский священник в развевающейся на ветру рясе в свою очередь залез на стол в саду и запел откровенные песни. Антуан, казалось, наслаждался своим сардинским приключением". Крошечная комната, которую он занял на верхнем этаже превратилась в образчик беспорядка, где деньги, рубашки, сигареты, вперемешку с книгами, валялись на кровати, стульях и даже на полу. Его платяной шкафчик, был заполнен несколькими американскими, выгоревшими на солнце рубашками и брюками в довольно плачевном состоянии, но это его ничуть не волновало, так как он считал себя на каникулах. Однажды, перед отъездом в Алжир, он заметил, что локти на рукавах рубашки проносились, и из-за отсутствия чего-нибудь более подходящего ему пришлось их штопать. Вид получился не очень элегантный, скорее этакий небрежно-беспечный, но Антуан только улыбался мне.
В первых числах июня он совершил свой первый боевой вылет на самом скоростном на то время разведывательном самолёте в Алжир, чтобы отвезти несколько корзинок с омарами, которые следовало перевозить на строго определённой высоте, то есть не слишком высоко, чтобы морские гады не разорвались, и не слишком низко, чтобы не протухли от жары. Их заказала жена французского дипломата для праздничного ужина по случаю высадки союзников в Нормандии. На этом шикарном банкете оказался один бравый генерал, совершавших инспекционный облет и Антуан превзошел себя в кулинарии подав к столу помимо омаров ещё и запечённого молочного поросёнка с молодым картофелем и толстыми пластинами консервированного колбасного фарша. Когда банкет закончился, то, подогретая английским виски и французским вином, шумная компания решила развлечься стрельбой из пистолетов. Антуан, состязаясь с этим генералом, проявил себя как меткий стрелок. Тем более, что на этот раз всё обошлось без несчастных случаев и замечательный вечер закончился «удивительными карточными фокусами майора Сент-Экзюпери». Хотя давать пистолет Антуану в руки - было высшей формой безумия! Ведь он имел привычку стрелять совершенно случайно куда угодно и стало быть в кого попало!
— В повседневной жизни наше питание недостаточно разнообразное, а жилью недостаёт роскоши, но в остальном наша жизнь не полна лишений. Стремительный прыжок в воду быстро освежает от перегрева. — сказал мне Антуан, глядя задумчиво на мерцающие звёзды ночного купола. — К тому же завтра, пока ты будешь дежурить на аэродроме, мы идём с ребятами на рыбалку!
— Я уже слышал, что ты очень быстро освоил новый вид спорта. — засмеялся я. — И ведёшь себя как заправский рыбак!
— Ты прав мой друг! — ответил он с серьёзным тоном. — Самый легкий способ ловли рыбы заключается в использовании динамитных шашек! Быстро и эффективно!
Второй вылет Антуана состоялся 14 июня, когда в условиях сплошной облачности он сумел сделать пробные фотоснимки и уже на следующий день он улетел сфотографировать регион Тулузы. В конце задания у него прекратилась подача кислорода. Но всё обошлось и уже утром следующего дня Антуан с боевыми товарищами весело глушили рыбу при помощи динамита. При виде взрывов у него нахлынули воспоминания, и, как отмечала запись в журнале эскадрильи от 20 июня, весь вечер он рассказывал своим однополчанам свои истории об Испании 1937 года и действиях подрывников. Он также рассказал им, как бедуины, спасшие его, умирающего от жажды в Ливийской пустыне, сначала вымочив чечевицу, сделали из нее пюре и заставили его проглотить эту кашицу прежде чем дали глоток воды. Выяснилось, что вода могла уничтожить пересохшую слизистую оболочки и убить его. Эти воспоминанием Антуан объяснил историю из Ветхого Завета, когда Исайя продал свое право первородства за "миску чечевичной похлебки". Брат Яков, натолкнувшись на него, умиравшего от жажды в пустыне, вынудил его отказаться от наследства в обмен на пюре из чечевицы, которое только и могло спасти его. Исайя потерял наследство, но сохранил себе жизнь... - в завершении сказал Антуан и с укоризной посмотрел на пьяных лётчиков, которые сразу не поняли смысл притчи из святого писания. А 22 июня Антуан пригласил на банкет весёлую компанию американских офицеров и они, хорошо поужинав, состязались в пении до трех часов утра и устроили ночную стрельбу из пистолета по только что опустошённым ими бутылкам корсиканского вина. В эти дни Антуан был счастлив и радовался жизни словно малое дитя.
Тем более что не смотря на боль в голове после выпитого вина, утром следующего дня он совершил успешную миссию, чтобы удостовериться в правильности полосного захвата фотографируемой цели, После возвращения с боевого задания он предпринял еще одну прогулку в Алжир в конце месяца где пригласил нескольких друзей на обед в Новый замок и напичкал весёлую компанию взволнованным рассказом с описанием своего последнего полёта над Авиньоном. Руководитель полетов сообщил ему по радио, что на перехват поднята пара немецких истребителей, и Антуан, включив форсаж и набрав на своем "лайтнинге" должную высоту, сумел стряхнуть их с хвоста.
— Я – профессор всех пилотов в мире! – сказал он мне как всерьёз. – На этот раз я взобрался на гребень волны, и больше не буду плакать о сломанном позвонке или о возможности заболеть раком! Лишь бы только Де Голль не угробил Францию.
На следующий день после своей успешной миссии над Авиньоном Сент-Экзюпери поднял в воздух новый "лайтнинг" в тренировочный полет и, приземлившись, думал, что полет прошел успешно, и тут до него дошло, что один из пропеллеров остановился еще в полете, а он этого не заметил. Оказалось, что левый пропеллер остановился, но зато правый продолжал вращаться в воздушном вихревом потоке достаточно быстро. К счастью, никакой беды не случилось, но тот случай стал еще одним примером его рассеянности, удивлявших многих людей.
В день празднования своего сорок четвертого дня рождения 29 июня 1944 года, Антуан улетел на разведку в район Альп и уже в полёте левый двигатель его самолёта стал трещать, и он остановил его, чтобы из-за вибрации самолёт не рассыпался на части. Далее он продолжил полет только на одном двигателе, отдавая себе отчёт в том, что станет легкой добычей для любого немецкого истребителя.
Вернувшись на аэродром свой аэродром лишь 2 июля, он поведал удивительную историю лётчикам эскадрильи, которые собрались вечером на банкете по такому важному случаю и, открыв рты, слушали его :
— На обратном пути, я, пролетев через красивую долину распластавшуюся между грандиозными снежными пиками, я рассчитывал выйти к морю, когда увидел ещё одну огромную равнину, на которой был большой город, окруженный множеством аэродромов. Город оказался Турином, так как, вместо полёта на юг, я слегка уклонился на юго-восток. Слегка забеспокоившись, я поглядел в зеркало заднего обзора, и увидев висевший у меня на хвосте вражеский истребитель похожий на большую черную муху. Нисколько не сомневаясь в неминуемой гибели, я вжал голову в плечи и замер в ожидании момента когда трассирующие пули разорвут обшивку моей кабины и приборная панель разлетится вдребезги, Когда штурвал в моих руках истерично задрожал, то последние мои мысли были о вас, друзья! Я подумал о каждом кто ждал меня за горизонтом. здесь на земле, чтобы отметить мой день рождения … и я крикнул, что есть мочи: «О! Мой бог, как долго не приходит смерть!..» Потом я протёр глаза и увидел, что немецкий лётчик должно быть, приняв меня за своего, улетел по своим делам! Как глупо! Должно быть ему было трудно представить, что это я так неуклюже и с грохотом тащусь на низкой высоте по их территории? И я полетел дальше...
— Никто бы мог подумать, что это был американский самолёт, летящий над долиной реки По с одним пропеллером на высоте в две тысячи метров, являясь великолепной мишенью для любого немецкого истребителя, - сказал я, желая нарушить образовавшуюся тишину. - Выходит, что ты даже и не понимал, как фантастически далеко находишься от правильного курса, пока не увидел море и расстилавшийся под тобой крупный город.
– Я сразу же признал Геную, – ответил Антуан – Так как видел в оперативной палатке карты с множеством крошечных флажков, воткнутых булавками вокруг Генуи. Да! У Генуи мощная оборона, но уже было слишком поздно разворачиваться обратно, и я продолжил полет, « Будь что будет!» - закричал я, пролетая над большим портовым городом на высоте две тысяч метров. Зенитки молчали, наперерез мне не поднимались самолеты, а те что подлетели вплотную со стороны солнца лишь помахали мне крыльями и один из фашистов даже постучал кулаком по своему лётному шлему!
— Видимо немецкие пилоты были удивлены твоему визиту к ним? - радостно предположил я. — Или им показалось слишком странным твоё вызывающее поведение или они приняли тебя самоубийцу. Ведь до тебя ещё никто не летал на американском самолёте с выключенным мотором прямо над Генуя, да ещё на столь низкой высоте!
— Важно, что я смог всё же улететь от них в открытое море на значительное расстоянии. - сказал Антуан и продолжил своё интересное повествование. - Наконец-то я смог свободно дышать! Внезапно я заметил, что руководитель полетов стал настойчивее запрашивает меня по радио, повторяя "Дай сигнал". По инструкции мне следовало в момент возврата домой включить датчик, передававший сигнал опознания, указывающий принадлежность самолета к своим, а не к вражеской авиации. Пролетев Геную, я от волнения забыл включить сигнал, и эскадрилья американских истребителей уже готовилась подниматься на перехват моего самолета. Хотя у меня возникли трудности с восприятием инструкций с земли, я смог услышать слово "Борго" и понял, что мне приказано повернуть на запад и следовать в сторону восточного побережья Корсики до Бастии, вместо Альгеро в Северной Сардинии. На аэродроме меня вызвали к командиру прежде, чем я смог выбраться из своей едва долетевшей машины и поэтому я даже не успел смыть пот в душе.Меня допросили с пристрастием прямо на летном поле и американских следователей были очень удивлены, так как я так же забыл выключить камеру. Сделанные мной фотографии подтвердили мою фантастическую историю о том, как я пролетел над Генуей на малой высоте ! К тому же фотоснимки аэродромов в Генуе имеют большую ценность.
— Мы очень беспокоились о твоей судьбе Антуан! - воскликнул один из лётных товарищей. - Ведь в тот вечер 29 июня нас ждал банкет по случаю твоего дня рождения, а не поминки! И мы всей эскадрильей обрадовались, когда получили сообщение по радио с Корсики, что разведывательный самолёт майора Сент-Экзюпери благополучно приземлился на аэродроме в Борго.
— Это я срочно вылетел туда для выяснения обстоятельств случившегося! - воскликнул я - Тогда как эти все обжоры съели до последней крошки твой огромный шоколадный торт и целую гору мороженого!
— Друзья, я смог смог вернуться к вам только через три дня да и то уже на другом самолете, поскольку мой "лайтнинг" все еще стоит с неисправным двигателем. - радостно сказал нам Антуан и мы все захлопали в ладоши в предвкушении нового банкета!.
После возвращения на Корсику ему, как герою позволили вылететь снова в Алжир на одном из резервных "лайтнингов" на какую-то свадьбу и тем же вечером Антуан неожиданно появился в доме мадам Моно в Аин-Тайе. Граммофонные записи в то время были большой редкостью и её небольшая коллекция, вывезенная контрабандой из Франции, высоко ценилась знатоками. В тот вечер они толпились у нее на террасе, слушая Ванду Ландовски, исполняющую вариации Гольдберга на музыку Баха. Внезапно, появление ликующего Антуана в военной форме нарушило этот праздник музыки. Он с криком ворвался на террасу:
— Взгляните на меня, пощупайте меня, это – чудо! Я жив!
Истинный почитатель Баха, Антуан в тот памятный вечер не мог успокоиться, без конца повторяя:
— Дотроньтесь до меня! Я говорю вам, это – чудо!
Наконец, дабы угомонить его, мадам Моно вызвала трех девушек, чтобы те развлекали его в соседней спальне. Вечерний воздух, теплый и наполненный мошкарой и серебристым голосом Ванду Ландовски, визгом доносившемся из спальни где девушки весело заставили Антуана растянуться на кровати, но он не хотел замолкать, объясняя девушкам обслуживающих его тело:
— Мошки и москиты гораздо умнее, чем мы думаем о них, и их гудение это часть преднамеренной стратегии. Когда мы пытаемся прихлопнуть комара, то он почти неизменно увертывается. А шлепок вызывает прилив крови к поверхности кожи, предлагая этому вампиру богатую пищу, которую он и смакует.
Далее Антуан продолжил свой экскурс прямо из-под простыни, под которой девушки обихаживали его тело.
— Многие антилопы могут опередить льва и, зная о своих малых возможностях, старый лев рычит для устрашения парализованной от страха добычи.
На следующий день я посетил Антуана в Алжире и мы пообедали вместе у одного известного живописца на вилле, расположенной на высоком холме, парящем над городом. После обеда, пока художник исчез на время полуденной сиесты, Антуан развлекал его жену карточными фокусами на наблюдательность и говоря о Де Голле он был столь же едок, как и всегда:
— Хоть я не говорю ни слова по-английски, все же этот спаситель нации не считает меня свободным французом.
— А я слышала про то, как один ваш заступник умолял его разрешить вам, мой дорогой Антуан, снова летать на самолётах, рассказав генералу, про то как вы страдаете, оказались не у дел... - сказала жена художника.
— И что же этот мерзавец Де Голль ответил моему заступнику? Спросил Антуан.
— Де Голль ему ответил, что чем больше Сент-Экзюпери будет не у дел тем лучше для Франции! - снова рассмеялась весёлая женщина.
— Сегодня-завтра я обрету свою могилу в волнах Средиземного моря как мне предсказала одна цыганка. - ответил смеясь ей Антуан. - Тогда и Де Голль сможет по ночам спокойно спать. Утром 8-го Антуан вылетел в Тунис на крещение сына командира нашей эскадрильи, но когда он приземлился в Ла-Марсе, ему сказали, что крещение немного отложили и он навестил салон мадам Маст, где пропустил много рюмок виски чем сильно удивил нашу крёстную мать. Через пару дней он вернулся обратно и его самолет был набит до отказа долгожданными винами и спиртом, что вызвало большой энтузиазм среди личного состава эскадрильи. За время его отсутствия я смотался в Бастию и перегнал его "лайтнинг" назад в Альгеро, где мы все занялись упаковкой чемоданов и подготовкой самолетов в связи с вероятным перебазированием на Корсику. На следующий день, 11 июля, Антуан вылетел на разведку но небо заволокло тучами и он вернулся на базу без фотоснимков. Этой же мы всей честной компанией пошли на прощальный ужин к владельцу нашего рыбачьего домика, где мы все проживали. Пропустив пару стаканов анисовой водки я почувствовал щемящую боль в груди дурного предчувствия. Антуан смеялся и много говорил, а по возвращению устроил ужасный гвалт по возвращении домой, Всю ночь напролет он горланил Марсельезу.
Неделю спустя он совершил свой восьмой боевой вылет и выполнив поставленную ему задачу. Дождливая погода приковала на два дня нашу эскадрилью к земле и Антуан, чтобы не заскучать улетел на своём "лайтнинге" в Алжир и в ночь перед вылетом он был сильно чем-то взволнован.
— Я должен обсудить кое какие вопросы с генералом Донованом. - сказал он мне, собирая какие-то бумаги. - Я опасаюсь, что меня хотят списать с лётной работы сразу же после последнего вылета, если конечно я вернусь живым с задания. Наш главный патрон генерал Одик напросился ко мне на ужин который мы наметили на 31 июля.
— Антуан, ты хочешь здесь в Алжире встретиться с всемогущим главой внешней разведки США? - воскликнул я.
— Я прекрасно осведомлён кем стал твой дядя, и что сегодня под его командование пару дивизий секретных агентов занимающихся сбором разведывательной информации, и он занимался организацией диверсий в северной Африке, а теперь и по всей Европе. — ответил Антуан — Я хочу служить в его бригаде и стать агентом стратегических служб США. Может быть это защитит меня от Де Голля и его компании, но для этого я должен заручиться поддержкой генерала Одика.
— Тебя нельзя отпускать одного в Алжир, так как за агенты Де Голля следят за его штаб квартирой Управление стратегических услуг и после того как ты выйдешь от туда тебя могут просто арестовать.
— Но ведь американцы наши союзники. - засмеялся Антуан.- Я понимаю, что меня могли расстрелять если я вышел из канцелярии Вальтера Шеленберга в Берлине. Тем более, что в США меня признали как писателя. Это здесь в Северной Африке, генерал Де Голль запретил издавать мои книги и его люди распространяют слухи о том, что я сотрудничал с правительством Виши.
— Тебя не обязательно арестовывать, но достаточно подослать к тебе араба из Иностранного легиона, что бы тот тебя зарезал как барана или устроить тебе аварию на дороге. Поэтому я полечу вместе с тобой на твоём самолёте.
— Я обещал ребятам из эскадрильи привезти хорошего виски. Куда я сложу бутылки если займёшь место за моим сидением? - удивился наивный Антуан.
— Антуан, очнись! — закричал я. — Ты что не понимаешь? Как только генерал Де Голль узнает о твоей встречи с генералом Донованом, то ты вообще можешь не вернуться из Алжира. Тебя убьют сразу же там, на месте. Виски мы зальём в бурдюки, что бы не тащить зря бутылки и к тому же на крестины своего сына летит наш командир эскадрильи. Вот он привезёт алкоголь на своём "лайтнинге".
— Если ты так настаиваешь, то полетим вместе в Алжир. Вдвоём будет веселей. Надо будет навестить мадам Маст и её девочек из борделя.
В Алжире я сопроводил Антуана, до дверей офиса разведывательных служб США на встречу с генералом Донованом и сказал ему что буду его ждать у доме Мадам Маст. На самом же деле я, усевшись в кафе напротив офиса американской службы разведки, стал наблюдать за обстановкой и сразу же заметил несколько людей из Центрального бюро разведки и действия генерала Де Голя. Этих ребят я встретил в аэропорту в Бастии когда забирал уже отремонтированный «лайтинг» Антуана. Они как раз крутились около самолёта и только потом я понял их интерес к его самолёту. Конечно я тайно информировал своих братьев масонов и то, как живёт Антуан и чем занимается, но я защищал Антуана от не возможных неприятностей, так как он должен был стать противовесом генералу Де Голлю которого планировалось сместить, а на его место поставить генерала Одика. И когда Антуан вышел из дверей конторы генерала Донована, то я решил не светиться и тайно сопроводил его до дома мадам Маст и увидел, что Антуана поочерёдно вели шпики, которые то и дело сменяли один другого. У меня даже сложилось впечатление, что все улицы города кишили агентами французской разведки.
За рюмкой виски у мадам Маст я спросил о результатах его переговоров с генералом Донованом.
— Решение о моём новом назначении в американскую разведку будет принято сразу же после моего последнего пятого боевого вылета, который намечен на утро 31 июля полета. - сказал Антуан. - А вечером после полёта я буду ужинать с генералом Одиком и с его свитой. С ними я вернусь в Алжир. У меня создалось впечатление, что американцы затеяли государственный переворот, так Де Голль не устраивает их своей политикой. Как впрочем и Черчиль себя очень странно ведёт. Ненависть, дерьмо и фабрику клеветы голлисты называют освобождением… Для которого во мне не видят пользы. Их фразы вызывают у меня отвращение. Их помпезность пробуждает во мне ненависть. Их позор рождает у меня брезгливость. Их полемика будит во мне гадливость, и я не вижу в них достоинства… Реальная честь состоит в спасении духовного наследия Франции. Она – моя страна… Я – частичка страны. Бедная страна…
Мадам Маст была поражена еще раз количеством виски, которое он смог выпить тем вечером и той простотой, с которой Антуан сказал ей, пожимая плечами:
— Я кончу жизнь подобно моим друзьям. Очевидно, я никогда не увижу вас снова.
На следующий день мы вылетели в Тунис и было прекрасное раннее утро, когда мы приземлились в аэропорту Мезон-Бланш, друг Анны Эргон-Дежардан, собирался в Нью-Йорк, и Сент-Экс хотел передать с ним своё прощальное письмо для Консуэлы. Видимо , он не был так наивен каким хотел казаться среди людей.
— В конце концов, ты сделал восемь полетов, и этого действительно уже достаточно. У тебя уже есть право "высказываться после войны". - сказал я ему. - Тебе не стоит возвращаться на Корсику.
В ответ Антуан улыбнулся мне и отрицательно покачал головой:
— Я буду продолжать, пока мне позволят. Я не могу отказаться от своих товарищей. Ведь у нас такая прекрасная команда. Хотя, несмотря на доброту эскадрильи, я страдаю от одиночества. Мне не с кем поговорить о чем-нибудь серьезном и мои книги под запретом на севере Африки… Уже четырежды я был на грани смерти и выполню свой последний пятый полёт.
Официально ужин с генералом Одиком был назначен на вечер 31 июля, но на самом деле тот прилетел со своим адъютантом на сутки раньше запланированного ужина и Антуан в тайне ужинал вечером 30 июля и их беседа затянулась почти до утра. Известно, что он не спал той роковой ночью 30 – 31 июля 1944 года. Когда он возвратился на виллу и никто не знает, когда он возвратился на виллу. Но следующим утром, немного после семи я спустился вниз на завтрак, он с изумлением я увидел Антуана Он мрачно взглянул на меня и сказал:
— Хотели меня обмануть...
Ему не дали договорить другие пилоты которые так же спешили позавтракать. Я пожал ему руку и мы молча попрощались и его "Лайтнинг-223" вылетел в 8 часов 45 минут с заданием по картографии к востоку от Лиона. Я видел, как Антуан слегка кивнул своему механику, когда тот выдернул колодки из-под колес самолёта и тот рванулся в конец взлетно-посадочной полосы для последующего взлета. Я и механик стали последними двумя людьми, видевшими его живым. Расстояние от Корсики до Франции – меньше половины расстояния до Туниса, и Антуан должен был вернуться назад к полудню. В 12 часов 30 минут все еще не наблюдалось никаких следов его "лайтнинга". Я начал нервно расхаживать на поле взад и вперед, поддавшись все возрастающему беспокойству. В 12 часов 45 минут по-прежнему никаких признаков, а в час наш командир эскадрильи направил тревожный запрос на пост радарного контроля, но их экраны не определяли ничего! Штаб был приведен в готовность, но никто ничего не мог сделать. Радары не видели ничего в северной части моря, и нельзя было запросить никакой военно-морской спасательной миссии. На сей раз Антуан не возвратился из своего последнего пятого полёта.
« После сорока лет будьте осторожны на самолетах, на которых вы летаете».– таково было предвидение мадам Пикомесмас, с которым он, преданный своей звезде, отказался считаться.. В тот вечер, когда полковник Роквел и три его товарища прибыли на виллу повидать своего друга Сент-Экса, то их приветствовали мы - двенадцать застывших в молчании мужчин. - сказал старый Магист и заплакал.
Тогда как Марго не торопливо стала читать какую-то книгу в слух и последние записки Антуана Сент - Экзюпери:
«Я воюю, что называется, изо всех сил. Я, вне всяких сомнений, – старейшина военных летчиков всего мира. Для одноместных истребителей, на которых я летаю, установлен возрастной предел в тридцать лет. Однажды на высоте десять тысяч метров над озером Анси у меня вышел из строя один мотор, и было это как раз тогда, когда мне исполнилось... сорок четыре года! Я с черепашьей скоростью полз над Альпами, отданный на милость первого встречного немецкого истребителя, и тихонько посмеивался, вспоминая сверх-патриотов, которые запрещают мои книги в Северной Африке. Смешно. После возвращения в эскадрилью (а вернулся я туда чудом) я испытал все, что только возможно. Аварию, обморок из-за неисправности в системе подачи кислорода, погоню истребителей, а однажды в воздухе у меня загорелся мотор. Я не считаю себя скупцом и здоров, как плотник. Это единственное мое утешение! И еще те долгие часы, когда я совсем один лечу над Францией и фотографирую. Все это странно. Здесь я вдали от извержений ненависти, но все-таки, несмотря на благородство товарищей по эскадрилье, что-то в этом есть от нищеты человеческой. Мне совершенно не с кем поговорить. Конечно, это важно – с кем живешь. Но какое духовное одиночество! Если меня собьют, я ни о чем не буду жалеть. Меня ужасает грядущий муравейник. Ненавижу добродетель роботов. Я был создан, чтобы стать садовником».
Магистр совладал со своими чувствами и продолжил говорить:
- Когда новость о его исчезновении впервые просочилась в Алжир, уже спустя несколько дней по городу распространилась странная молва. "Он, вероятно, отправился в Виши". Ему не простили даже его исчезновения и намекали на то, что за ним кроется хитроумное предательство. Местную прессу на какой-то момент взбудоражило сообщение о том, что он не вернулся из своего последнего задания, в газетах появилось несколько статей, посвященных ему, а затем внезапно наступила тишина, словно по мановению дирижерской палочки. Кое-кто решил для себя, что сигнал в который раз поступил "сверху". генерал Одик собиравшийся официально поужинать с ним как раз вечером 31 июля заявил, что Сент-Экзюпери погиб в результате диверсии. Доказательств этого обвинительного предположения обнаружено не было, если бы не внезапное молчание алжирской прессы в августе 1944 года... Вахтенный журнал военного времени подразделения люфтваффе, базировавшегося в Истре, сохранился и 31 июля 1944 года зафиксировал "активную вражескую разведывательную деятельность по всей южной части Франции" без лишних комментариев. И ни слова о судьбе "лайтнинга" Сент-Экзюпери на следующий день. Среди бумаг Антуана нашли письмо написанное им из Ла-Марса генералу Шамбре. Я называю его "духовным завещанием" Сент-Экзюпери. Прочти его Марго! Я хочу ещё раз его послушать.
После чего Магистр откинулся на подушку и, и закрыв глаза, приготовился слушать. Марго бережно взяв в руки потрёпанную книгу стала с выражением читать, последнее письмо Антуана Сент- Эузюпери:
"Ах, генерал, миру предстоит решить всего лишь одну проблему: как вернуть человечеству духовный смысл бытия? Но нельзя же просто жить, находя удовлетворение в содержимом холодильников, политике, выписках банковских счетов, разгадывании кроссворда в черно-белом мире, лишенном поэзии и любви. Просто услышав народную песню, дошедшую до нас из XV столетия, я понимаю, как сильно мы деградировали. Все, что нам остается сегодня, – бездушный язык пропагандистского громкоговорителя. Все потрясения прошедших тридцати лет прорвались из двух источников: тупика экономической системы XIX столетия и духовной безысходности. Если людей восхищает друг в друге просто их "человеческое" качество, то независимо от того, каковыми является это качество на практике, их восхищение превращается в самовлюбленность, и они восторгаются отражением себя самих. Они выставляют напоказ для раболепного восхищения качества, которыми они обладают неотъемлемо по единственному фактору рождения и которые по этой причине являются статичными. Если предназначение человека в этой жизни лишь нести в себе это "человеческое", то зачем ему делать усилия, чтобы стать другим? Зачем ему выбирать свою дорогу по жизни? И зачем ему вдруг потребуется уважать "человечное" в другом, не имеющем априори никакого права заслужить особое к себе отношение? Когда все – равны, самое понятие роста над собой, восхождения к иным высотам имеет тенденцию терять и основу, и смысл, и значение. Но это все постольку-поскольку, если культ универсального равенства не подчинен чему-то более высокому, чем человек, он может привести к одному только универсальному эгоизму. Удовлетворение эго каждого индивидуума – само по себе становится концом. И как результат, вместо всеобщего возрастания человеческой солидарности все происходит с точностью до наоборот. Культ универсального равенства ведет к медленному разрушению братства. Ибо люди могут становиться братьями лишь в чем-либо, и, если это "что-либо" выше их самих пропадает (поскольку все понятие иерархии оказалось пересмотрено, наряду с "Богом", или "божественным", или любой силой выше человека), тут вся общая лояльность начинает распадаться и общество делится на раздробленное множество, которое только одна лишь грубая сила способна мобилизовать или скреплять. Справедливость и равенство губительны, но братство найдется на дереве. И вот наступили времена свободы, поскольку ей нечего стало освобождать, ничего, кроме деления провианта при ненавистном равенстве».
- Воистину он был великим человеком! - как бы подводя итог прочитанного письма, сказала задумчиво Марго и в это время в её глазах вспыхнул блеск сомнения и он спросила старца. - Сир, а где доказательство того что именно генерал Де Голль отдал приказ убить своего оппонента Сент-Экзюпери?
- Точнее будет сказать - политического конкурента! - ответил ей Великий Магистр. - Естественно, никто вам не покажет бумагу с приказом за подписями, но был конфликт после которого Антуану не оставили ни какого шанса на жизнь. И дело не в том, его книга Полет в Аррас вышла в вишистской Франции, которое генерал де Голль считал коллаборационистским и потому прочтя роман был разгневан, поскольку идеи Антуана противоречили проповедуемым им взглядам. Генерал утверждал, что вина за поражение целиком лежит на Петене, и те, кто не желает примкнуть к де Голлю, — предатели, то есть он провозгласил известный лозунг « Кто не с нами, те против нас» и стало быть принял себя за мессию. Тогда как Антан обвинял генерала в стремлении присвоить себе высшие посты в государстве и стать диктатором освобождённой Франции и насмотревшись на методы которыми реализует свои планы, Антуан стал ярым анти-голлистом.
В Северной Африке повсюду орудовали агенты Центрального бюро информации и действия, созданным Де Голлем в Лондоне, что стало серьёзно беспокоить моего дядю - генерала Уильяма Донована, но его попытка оказать давление на французский Комитет национального освобождения, чтобы тот последовал его рекомендациям, очевидно, имел эффект бумеранга, и генерал Де Голль получил возможность обвинить своих противников, в том что они являются инструментом иностранного вмешательства во французские дела.

В это время в Алжир прибыл лидер французского Сопротивления в Эльзасе Поль Данглер, которому маршал Петен поручил необычную миссию - проинформировать от его имени генерало Жиро и Де Голля о том, что он готов после освобождения Франции передать им под Триумфальной аркой в Париже свои полномочия, а сам удалится в свое имение в Вильнеф-Лубе. Полиция Виши арестовала Данглер, когда в его тайнике в Лионе был найден радиопередатчик, но освободила его по специальному приказу маршала Петена, который тайно сочувствовал его усилиям в борьбе против присоединения Эльзаса к Третьему рейху и, узнав, что Данглер хотел установить контакт с Жиро и американцами в Алжире, он предложил ему парламентёрскую миссиию в Северную Африку. Жиро, согласившийся принять Данглера сразу по прибытии того в Алжир, взорвался, когда услышал предложение Петена. но страшнее было другое, и этого не знал Данглер: Жиро, только под натиском его голлистов, доминирующих в Комитете национального освобождения, подписал декрет, обвиняющий Петена в государственной измене и призывающий привлечь его к суду перед законом, дабы он ответил за свои преступления.
Данглер отправился передать обращение Петена Де Голлю. Здесь отказ принял иную, но даже более неистовую форму. Лидер "Свободной Франции", не простивший Данглеру то, что тот настоял на автономности движения Сопротивления в Эльзасе , выдерживал его в течение полутора месяцев в приемной и только после этого согласился принять.
Данглер представился как "глава эльзасского Сопротивления", после чего Де Голль бросил коротко, но высокомерно:
– О, глава эльзасского Сопротивления! Один из них, я так понимаю!
– В эльзасском Сопротивлении один руководитель, – резко парировал Данглер, – и это – я.
После чего мертвенно-бледный Де Голль вскочил из-за стола и заорал:
– Вон, вон! К чертовой матери отсюда! Вон!
Поль Данглер так же встретился Антуаном намереваясь через его посредничество встретиться с генералом Донованом. Тем более, что американцы были очень заинтересованы в сотрудничестве с Лидером Французского сопротивления в Альзасе через ворота которого им открывался прямой путь на Берлин.

Между Сент-Экзюпери и Данглером возникла симпатия, основанная на совпадении взглядов на будущее послевоенной Франции и когда Антуан услышал собственные оценки сложившейся ситуации, но уже из уст Данглера, то огорчился еще больше, но не удивился.
Тем временем генерал Де Голлем отдал приказ во все порты и аэродромы Алжира, не выпускать Данглера во Францию. Этого было достаточно, чтобы Данглер понял что его скоро арестуют или просто убьют на улице, Антуан организовал ему встречу с полковником Генри Гайдом из Управления стратегических служб, который взяв Данглера под свою защиту, решил десантировать его на парашюте во Францию. 7 января, Данглеру 7-го и должным образом достигло пункта назначения (в Агее) после того, как Данглер тайно вылетел с аэродрома в Блиде на "летающей крепости" и был сброшены с несколькими специальными комплектами радиоаппаратуры и ценной оптикой в районе Клермон-Феррана. Сент-Экзюпери был личным другом Дикого Билла Донована, главы Управления стратегических служб и вскоре после бегства Данглера уехал в Тунис опасаясь преследований генерала де Голля который был убежден, что Сент-Экзюпери, лично знакомый с Эйзенхауэром, настраивает американцев против него, вождя Сопротивления. Таким образом Антуан оказался под негласным надзор и его перлюстрировали, а книги были запрещены в освобожденной части Франции. Антуану уже мерещилось, что после войны его отдадут под суд и расстреляют как предателя примеры поспешных расправ и дикой несправедливости победителей уже были известны. Так маршал Пенен в возрасте 88 лет приговорен к смертной казни, которая была заменена пожизненным заключением. Генерал Де Голль отказался принять его представителя в лице Лидера французского сопротивления в Альзаса. Маршал Петен был законным главой государства, а генерал Де Голь был узурпатором, получивший вершить людские судьбы благодаря своим интригам и по праву силы… Поэтому работа Антуана в секретной службе моего ляди Донована и его связи во Французском сопротивлении ставили под угрозу политическое будущее генерала Де Голля и он уже ощущал или имел причтны опасаться за свою жизнь. Незадолго до своего последнего пятого вылета на только что отремонтированном самолёте он передал командиру эскадрильи свои бумаги — с инструкцией, как ими распорядиться после его смерти. Друзьям он писал, что победа (теперь она была уже очевидна) принесет миру не радость, а тошнотворную скуку: к душе человеческой вплотную подступает мир машин, потребительский мир, в котором нет места поэзии и подарил сослуживцам пишущую машинку и любимые шахматы. Сразу же после исчезновения Антуана в алжирской прессе была оркестрована его травля, но так же всё внезапно смолкло как по взмаху дирижёрской палочки, что является ещё одним доказательством не случайности исчезновения моего друга Антуана в водах Средиземного моря.

В 1959 году престарелой матери Экзюпери президент Франции Шарль де Голль написал официальное письмо:
«Сударыня! От всего сердца благодарю Вас. Ваш сын жив, он среди людей! И Франция счастлива и гордится этим! Примите, сударыня, уверения в глубочайшем уважении и признательности».
К этому времени во Франции Сент-Экзюпери окончательно превратился в великого писателя и национального героя хотя интерес к его личности Экзюпери давно уже упал и уже государству пришлось объяснять людям всё величие великого писателя прославившего Францию на века.
Сразу же после окончания войны, правящий класс Франции отодвинул Де Голля утратившего своё влияние сразу же после смещения его кукловода Уинстона Черчиля и второй раз он пришёл к власти только после того, когда Франции стал выгоден антиамериканизм и новый союз с Великобританией. В рамках этого компромисса генерал Де Голль и склонил свою седую голову перед именем Экзюпери, доказывая свою лояльность нам - могущественными покровителями великого писателя и моего единственного друга Антуана. Мы прекрасно знали, что произошло в июле 1944 года когда Де Голль, сталинскими методами устранив всех своих конкурентов, стал главой Франции и дальше бы царствовал объявив себя императором. Но он убил своего политического оппонента, но в то же время моего друга, как англичане годом раньше поступили с генералом Сикорским – тоже упавшем на самолёте в море после серии анти-британских высказываний.
Когда же Экзюпери погиб, то было сделано всё, что бы признать его без вести пропавшим, а сразу же появились сплетни о том, что он покончил с собой, или дезертировал или вообще, что он улетел в Южную Америку на острова в Тихом океане, где его даже видели уважаемые люди. И только в прошлом году марсельский рыбак поднял со дня моря почерневший серебряный браслет с его инициалами и даже адрес издательства, где выходили книги Антуана.
- Сир, боюсь, что общество запрограммированное средствами массовой информации не сможет принять вашу версию смерти Антуана Сент-Экзюпери, но замалчивать очевидные факты так же было бы просто преступно. - сказала Марго, заканчивая свои стенографические заметки. - Я думаю, что стоит опубликовать ваш рассказ и я займусь этим с вашего позволения.
- Моя радость, - улыбнулся старик, - Делай что должно и пусть будет как тому быть.



Глава четвёртая. Золото.

В рождественскую пятницу и ровно пятый день после болезни Великий Магистр окончательно выздоровел и соизволил выйти прогуляться на набережную Канн известную как Круазетт. Марго была вне себя от счастья, так как очень устала за четыре дня проведённых у около кровати больного. Но как говорится худа без добра не бывает и за эти тревожные он узнала столько нового и к тому же Магистр впервые её стал воспринимать как интеллектуальную личность, а не только как красивую сиделку делающую ему всякого сорта растирания и компрессы. Девушке куда больше льстило быть дамой для сопровождения или может даже жена Великого Магистра, нежели чем быть содержанкой или ещё хуже девушкой для сексуальных утех дряблого старика. И вот они в изысканных одеждах неспешно прогуливались по набережной Круазетт, которую можно было называть бульваром или променадом, которая растянулась вдоль побережья, соединяя старый порт Канн с новым, именуемым еще Мысом креста.

- С древних времен здесь проходил «Путь малого креста», по которому шли паломники в Леринский монастырь. На прованском диалекте «малый крест» звучит как «Круазетто» — так появилось название набережной. - сказал Магистр, чинным голосом. - Во время франко-испанской войны эта дорога была полностью уничтожена, и вплоть до начала 19 века тут были дюны, а сами Канны представляли собой всего лишь ту небольшую деревню, что красуется прямо перед нами на холме, пока ее в прошлом веке не облюбовали для отдыха состоятельные англичане. Именно для них было решено оборудовать Прогулочную зону, но для этого потребовалось получить согласие всех местных землевладельцев, что оказалась не так то просто сделать и лишь благодаря масонскому ордену удалось уладить все вопросы к всеобщей радости горожан. Позже набережную ещё раз перестроили и назвали бульваром Императрицы Евгении — последней императрицы Франции, супруги Наполеона III. Она славилась красотой и была законодательницей мод для всей Европы. Подумать только, она прожила 94 года и умерла за пять лет до моего рождения.
Ну, а Вторая глобальная перестройка бульвара случилась сразу же после Второй мировой войны и я был свидетелем и даже участником глобальных преобразований моего любимого города. Именно тогда здесь появился первый Дворец фестивалей, где сейчас проходит известный во всем мире Каннский кинофестиваль.

- О, да Сир, отсюда открывается потрясающий вид на Леринские острова и Эстерельские горы и можно часами любоваться прекрасными морскими пейзажами! - восхищённо сказала Марго и добавила кокетливо: - Вдоль бульвара стоят синие кресла, такие же, как в Ницце на Английской набережной. Сир, почему бы нам не присесть, так как вы ещё слабы после перенесённой болезни.
- Я думаю, что это был грипп московский ! - ответил ей Магистр и охотно согласился с милой и заботливой девушкой. - Давайте, мы лучше проведём время на террасе отеля Карлтон за чашечкой чая или чего нибудь покрепче!

- А почему московский? - удивилась Марго.
- Я встречался на позапрошлой недели с одним подающим большие надежды русским бизнесменом Михайло Живило из Сибири. Так вот он покашливал, чихал и пускал сопли, но мне показалось, что это у него нервное, а оно вот как вышло. Пока оставим наши догадки так я хочу рассказать вам о русском золоте.
- Сир, несомненно ваш Орден любит этот драгоценный метал. - с понимающим взглядом улыбнулась девушка.
- Благодаря золоту Тамплиеров своевременно вывезенные на Британский остров, со временем появились наши ложи в Шотландии и Англия. Хотя, если быть честным, то официальная история тамплиеров является не более чем миф так как орден Тамплиеров был всего лишь частью Сионского ордена, название которого происходит от названия аббатства Святой Марии и Святого Духа на горе Сион, с жесткой иерархией, подразделявшейся на семь степеней, пятой ступенью которого были Крестоносцы Святого Иоанна. Тогда как рыцари мальтийского ордена, тамплиеры, и даже тевтонские рыцари были лишь лицом тайного объединения, которое с падением Палестины еще больше ушло в тень, но все также руководило своими легальными филиалами. За несколько лет до падения ордена тамплиеров золото было вывезено в Англию, которую в последующем была выбрана орудием мести Франции за уничтожения Ордена тамплиеров. Этим и объясняются все экономические и военные успехи англичан в начале столетней войне 14 века. Ведь Англия в то время по сравнению с Францией была бедной страной, но золото сделало своё дело.
- Сир, стало быть масонские ложи наших дней это опять таки всего лишь филиалы того самого Орден Сионских мудрецов, которое нынче принято называть Мировым правительством? - спросила Марго и вдруг чего-то испугавшись испытывающим взглядом посмотрела на Великого Магистра.
- Как знать? Как знать? Всё может быть, но не стоит перескакивать с одной темы на другую. Сегодня мы говорим о золоте так как ничто не вечно под луной кроме этого металла к которому добавилась платина и брильянты. А вы знаете Марго, что в начале этого века здесь неподалёку был убит известный русский купец и меценат Савва Морозов. Официально он приехал в Канны в апреле 1905 года, где якобы тут и покончил жизнь самоубийством в номере «Рояль-отеля».

- О, Сир! На протяжении нескольких дней мы только и говорили о таинственной смерти вашего друга юности Антуана Сент-Экзюпери, а сегодня в такой прекрасный день вы хотите меня испугать рассказами о смерти какого-то русского купца. - рассмеялась Марго.
- Нисколько моя милочка, я вас не хочу утомлять долгим разговором об очередной трагедии. Тем более, что с этим Саввой Морозовым я не был даже лично знаком, но его таинственная смерть была легко отнесена к самоубийству, что избавляла французскую полицию от тяготы ведение уголовного дела так и их российских коллег так как было неизвестно, к чему бы потянулись ниточки, если бы они тщательно расследовали данное дело. Это ещё раз доказывает истину, что там где речь заходит о золоте там обязательно прольётся чья-то кровь. Милочка моя, я вам очень благодарен за ту заботу и внимание проявленное ко мне пока я болел, но сегодня я чувствую себя намного должен приступить к исполнению моих служебных обязанностей. Как никак я Великий магистр масонской ложи, а может быть и глава Ордена тех самых Сионских мудрецов, а в мире столько дел и сейчас именно в России на смену либеральным демократам приходит новая Власть и имя ей диктатура в лице мало кому знакомого полковника русской разведки. Этому человеку срочно понадобится золото для мгновенного усиления своего могущества. Так большевики Ленина, используя смазливых женщин, брали золото у того самого русского купца Саввы Морозова, а после убили его, а когда пришли власти, то забрали всё, уничтожив высшие классы общества. Адольф Гитлер поживился за счёт евреев сделав из козлами отпущения былых поражений Германии, но тогда было проще провернуть подобное дельце, то как в наше время такие методы не приветствуются мировой общественностью. После экономического дефолта прошлого года Россия буквально истощена и ставка на Силу - это её последний шанс на выживание. В какой-то мере золото коммунистической партии Советского союза, может оказаться тем самым спасательным кругом для новой власти, которая весной следующего года сменит наших либеральных демократов. Мы масоны против установления в России власти очередного диктатора, а Миша знает где спрятано то самое золото партии!
- Какой Миша. - спросила Марго, не пряча своего удивления.
- Да тот самый от которого я грипп подцепил! - улыбнулся Магистр. - Сейчас он к нам подойдёт. Красавчик и любимец дам, везде и во всём талантливый молодой человек. Ему в последнее время не везёт в делах да и грозовые тучи уже скопились над его головой. Того и глядишь, что вот-вот молнией ударит его. Тогда как его самоубийство легко устроит, как в случае с Саввой Морозовым, как французскую полицию, так и российскую милицию.
К стати о Савве, чтобы поскорей закончить эту тему, то в день его самоубийства ничто не предвещало трагической развязки и в тот страшный день он собирался посетить казино и вообще прибывал в прекрасном расположении духа. Но уже после обеда его нашли в луже крови. При этом руки на груди у покойного были сложены, глаза закрыты. Рядом с телом самоубийцы лежал никелированный браунинг и листок бумаги, на котором было написано: «В смерти моей прошу никого не винить». При этом не было ни подписи, ни даты. а окно в сад распахнуто.
- Я читала о случаях когда самоубийца стрелял из пистолета в правый висок, а потом сам же делал себе контрольный выстрел в затылок. - сказала Марго, пытаясь при этом выглядеть как можно серьёзней и спросила ненавязчиво. - Сир, а что вам вообще известно о том самом русском золоте? Тем более вы хотели мне что-то о нём рассказать и ваш Миша как будто бы задерживается.
- Миша придёт вовремя! Он педант! - ответил Магистр совершенно беспечным тоном. - Прежде чем встречаться с ним, я хотел насладиться в вашем обществе Марго той красотой, что сейчас предстала перед нашими глазами. А говоря о пропавшем золоте коммунистической партии Советского Союза, как о мифическом Эльдорадо, то я не стану говорить обо всём и ни о чём, выдвигая те или иными противоречивые аргументы и факты. Я приведу лишь один конкретный пример из жизни. Сегодня в российской прессе можно прочитать историю про то, как пару лет тому назад одна миловидная женщина Мария Реут - сотрудница фонда социальных гарантий и духовного развития «Содействие» в своей квартире познакомила молодого бизнесмена Михаила Живило с могущественной политической шишкой того и нашего времени Геннадием Зюгановым. После чего молодой бизнесмен очарованный приятным ужином и задушевной беседой с такими замечательными собеседниками коими несомненно являлись Мария Реутова и Генадий Зюганов бросился финансировать коммунистическую партию. Ну прямо как по примеру известного промышленника Саввы Морозова. Но на самом деле в тот приятны вечер глава коммунистической партии России Генадий Зюганов лишь напомнил алюминиевому королю, что пора возвращать некий должок и что в их случае сын за отца ответчик!

На какое-то мгновение Магистр умолк и, видимо собираясь с мыслями, заказал себе рюмочку коньяка и этим незамедлительно воспользовалась любознательная Марго.
- Сир, получается, что Миша которого мы ожидаем здесь прибывает в статусе Алюминиевого короля?
- Моя радость, - рассмеялся Магистр. - речь идёт о событиях двухлетней давности имевших место в стране, где всегда что-то случается и к тому же внезапно как снег падает на голову. Тогда Миша был ещё алюминиевым королём, а сегодня он тут суетится, чтобы спасти свою шкуру и ищет себе достойное убежище и готовит парашют, что бы в следующем роковом для него году вовремя десантироваться из России сюда на пляжи лазурного берега или мягко приземлиться где ни будь в Париже и желательно недалеко от триумфальной арки.
Тогда как в 1997 году Миша был на пике своей славы и могущества и вся кемеровская область была под ним. Ну а в тот вечер в уютно обставленной квартире Марии Реут за чашечкой душистого чая речь зашла о так называемом «золоте коммунистической партии», вывоз за границу одной из партии которого организовал папа Миши - Живило старший, занимавший в СССР крупную должность в Министерстве цветных металлов. Все это он проделал ювелирно через своего старшего сына Юрия Юрьевича Живило, который к тому времени благополучно закончил учёбу в МГИМО по специальности "Международные экономические отношения», но в последующем уже к 1991 году зарекомендовал себя замечательным сотрудником таких серьёзных организаций как «Техническое снабжение экспорта» и «Редкие металлы». Естественно, что за свои труды Юрий Живило - отец получил комиссионные и уже с его подачи его сыновья Михаил и Юрий обратили своё внимание сибирский алюминий.

- Сир, а как же они познакомились? - спросила Марго - Я имею в виду коммуниста Зюганова и чиновника министерства Живило. Ведь речь идёт о крупной партии золота!

- Встречу Михаила Живило-старшего и Генадием Зюгановым организовала по моей просьбе Мария Реут. Но она стала возможной лишь потому, что отец Живило-старший, так же, как коммунист Зюганов тщательно следили за своим здоровьем и потому эти два аппаратчика неизменно посещали курорты Кисловодска. Там они - ещё не старые мужики и встретили настоящую женщину их мечты во всех её проявлениях по имени Мария Реут.

- Неужели в то время в СССР уже существовал масонский орден? - удивилась Марго.
- Диктатор Сталин пытался истребить орден Тамплиеров и в 1937 году многие наши братья были расстреляны в застенках Лубянки, но граф Алексей Толстой и Вольф Мессинг и некоторые другие видные деятели культуры, писатели и художники выжили в то тяжкое время и во времена хрущёвской оттепели они вышли на поверхность, как подснежники и Маша Реут выполняя задание нашего ордена отговорила лидера коммунистов Зюганова от победы на президентских выборов в обмен на финансовую поддержку со стороны наших братьев Михаилов Ходарковсго, Прохорова и конечно же нашего любимого Миши Живило - младшего который как и его отец любит спорт и трепетно относится к своему здоровью. Разве что позволяет себе выкурить сигару под рюмочку шикарного коньяка, но вернёмся к рассказу о его отце. Ещё в советское время до распада СССР, Юрий Живило-отец будучи серьёзным хозяйственником, а Генадий Зюганов уже достаточно видной номенклатурной единицей в КПСС, которым ни в коем случае нельзя было придавать огласке их отношения на стороне. Поэтому в Кисловодске они проживали отдельно от их любимой женщины Марии в разных номерах. Зато все их свободное время они проводили вместе, хотя и фотографировались порознь. После возвращения в Москву, Михаил Живило и Генадий Зюганов часто наведывались к Марии на её квартиру. Вот тогда с её подачи и появились у них золотые мысли о золоте партии. В 1989 году после падения Берлинской стены, Страна Советов покатилась под откос и всё в ней затрещало по швам. Но не смотря на житейские экономических трудности в её закромах всё ещё находило от одной до трёх тысяч тонн драгоценного металла... Год спустя в 1991 году Госбанк впервые опубликовал данные о количестве золота, хранящегося в его закромах. Оказалось, что золотой запас доставшийся молодой России от почившего СССР сократился в несколько раз и удалось наскрести не более 240 тонн золота. Было бы неправильно назвать золото «партийным» так как оно было государственным и хранилось в Госбанке. Но в то время коммунистическая партия Советского союза была "Руководящей и направляющей силой советского общества» и стало быть это золото государство можно была считать по праву «золотом коммунистической партии» При этом даже неприлично считать того, что хранилось только в Международном Фонде мира - чрезвычайно закрытой структуры которая ни перед кем не отчитывался, хотя её бюджет составлял порядка 4,5 миллиарда рублей. Сразу же, после распада СССР, Борис Ельцин издал указ о переходе всего имущества КПСС в собственность государства! Оказалось, что сделать это невозможно по той причине, что чиновники не смогли определить, где чья собственность. В последние годы существования советской экономики СССР активно брал кредиты под залог золота, поскольку остро нуждался в валюте, потоки которой синхронно оборвались с резким падением цен на нефть и развалом Совета экономической взаимопомощи. Поэтому и золото на какой то момент транзита оказалось как бы ничейным и из стали черпать те кто оказался близок к нему. Поэтому вы не встретите нигде информации о Юрии Живило-отце, кроме той что он был шахтёром или слесарем в одном их министерств Советского союза. Такая скромность отца двух будущих алюминиевых королей Сибири так же легко объяснима, так как 26 августа 1991 года из окна своего дома выпал главного казначея коммунистической партии Николай Кручина. Через месяц с небольшим аналогичным образом погиб его предшественник и давний соратник Брежнева Георгий Павлов, а ещё через несколько дней из окна своей квартиры выпал заведующий американским сектором международного отдела Центрального комитета КПСС некто Дмитрий Лисоволик, осуществлявший коммуникации с заграничными компартиями. Скоропостижная смерть сразу трёх высокопоставленных чиновников, осведомлённых о скрытой финансовой деятельности коммунистической партии, породила легенду о золоте партии, которое таинственно исчезло в последний год существования СССР. Были свидетели видевших двух молодых людей, которые судя по всему и помогали партийным боссам выпрыгивать из окон сталинских высоток. Естественно речь шла о двух братьях Живило, хотя были и другие братья и братки... Все российские капиталы сложились в период с 1988 по 1991 год, когда в СССР ещё не было полноценного рынка, а залоговые аукционы стали вторым этапом, когда тайные миллионеры превратились в легальных миллиардеров. Этим и объясняется то, что большая часть ныне известных олигархов такие как Коломойский, Ходарковский, Махмудов, Прохоров, Порошенко, Абрамович, Живило, Бокарев и даже Кокарев Илья, Дерипаска и многие другие на момент распада СССР не вышли из так называемого «комсомольского возраста». Так как КОМСОМОЛ как верный верный помощник партии пользуясь огромными льготами и её покровительством уже в 1988 году создал массу частных кооперативов, которые были полностью независимы от государства. А в 1989 году появилось одновременно полторы тысячи частных банков. Очевидно, здесь не обошлось без помощи старших товарищей. Но главным золотым дном была внешнеэкономическая деятельность. Она долго оставалась монополией партии, но в конце 80-х ей всё же разрешили заниматься и частным фирмам. Однако посторонних людей туда не подпускали на пушечный выстрел. Внешнеторговые связи очень тщательно курировались партией и силовиками. Все работавшие на внешнем рынке были либо видными партийными чинами, либо имели с ними самые тесные связи. Так благодаря лишь одной замечательной женщине образовавшей небольшой московский треугольник за бугор ушло неизвестно сколько благородного металла. Дети должны быть умней и наглей своих родителей и это утверждение легко доказал Миша Живило. Едва окончив кредитно-экономический факультет Московского финансового института в 1988 году, уже в ноябре 1991 года он стал президентом и соучредителем торговой фирмы «МИКОМ», а в 1996 году получил контроль над Новокузнецким алюминиевым заводом, выпускавшего четверть алюминия в России, а так же Кузнецким металлургическим комбинатом и рядом других предприятий Кузбасса. По некоторым оценкам, годовой оборот его хозяйства превышал 2 млрд. долларов. Ровно за год до очередного кровопускания России известного как экономический дефолт, глава коммунистической партии России Генадий Зюганов повстречался на квартире у своей любовницы Марии Реут с одним из главных алюминиевых королей на бескрайних просторах матушки Сибири, по имени Михаил Юрьевич Живило. Другой Михаил по фамилии Ломоносов пророчествовал, что богатство Российское прирастать Сибирью будет, но такого не случилось ибо всё что Сибирь производит то и по сей день прямым потоком устремляется к нам на Запад. Это всё происходит благодаря таким золотым мальчикам, как наш Миша Живило, которому на тот памятный момент едва исполнился 31 год. (продолжение следует)