Саша

Наконец, наступила весна. Снег полностью сошёл, небо потеряло вид белого листа, стало голубым и далеким. Каждое утро я выходила на порог, садилась на верхнюю ступеньку и выкуривала две-три сигареты. Родители не знали о возобновившейся привычке, и мне казалось приятным хранить это в тайне.
Прежде, чем провести этот обычай и после него классически лечь спать тогда, когда все просыпаются, я гуляла по окрестностям, вела разговоры с проходящими кошками, прислушивалась к монологам деревьев. Ночью всё другое, это все знают, но не каждый может прислушаться и поверить.
Если проследить за движением туч, ты обязательно заметишь, что они наблюдают за тобой. Днём они проплывают как ни в чем не бывало, как будто и не знают о существовании движения где-то там на земле, будто бы и людей не существует. Но только наступает ночь, и каждая из них, массивная, серая, чёрная или совсем маленькая, белая обязательно проследит за тобой, поговорит с теми же деревьями, по хозяйски примет тот факт, что ты в такое время суток присоединишься к общему порядку.
Тишина прекращает пугать, если ты смиряешься с тем фактом, что тебя спокойно могут долбануть по башке, убить или изнасиловать. Она входит с тобой в товарищество и ты постепенно растворяешься в ней. Постепенно, раз за разом, ты сам медленно, но верно становишься как тот насильник, ничем от него не отличающийся - ни страха, ни фонарика, с ножом в кармане.
Идиотизм сознания, эта самая серебристая побрякушка обязана быть раскрыта в кулаке, но она преспокойно всегда хранится за лоскутом пришитой ткани.
За шесть лет меня ни разу не словили ни родители, ни друзья, которые ночевали, ни парни, которые время от времени жили. Все как сговорились не замечать чужого ухода из дома, как будто это в порядке вещей.
Мне нравится этот факт, гуляние ночью на бестолковую голову куда интереснее похода в магазин и выбора одежды, кинотеатр ещё хуже.
Плюс жизни за городом, ты всегда видишь звезды, зимой, весной, летом, без разницы, никакого дыма, никаких фонарей, только звезды и луна, которая приветствует своей полнотой на пару дней каждый месяц.
Лунный свет невозможно с чем-то сравнить. Он не выделяет предметы, преобразуя их в пустышки, не пугает, как могло бы показаться, не вызывает яркого чувства сказочности. Он просто естественен и делает жизнь в минуту своего пребывания самой живой и приятной, только бы телефона не было рядом, который все к черту испортит.
Единственное - столько лет спустя я все также боюсь напевать, делаю это на верхней ступеньке или на террасе дома, но ни в коем случае ни посреди поля, как и опустевшего, так и колосящегося злаками.
«Хочешь, я подарю тебе яблоко?», «Хочу», «А ты хочешь танцевать?», «Хочу».
В голове проносятся самые дурацкие диалоги, периодически перебиваясь загадками и короткими стишками.
«Кто стоит за деревом? Друг или несчастный? Он убьёт мгновенно, а после хватит мази»
Смазки, презервативы такие не используют.
-Смазки?
От неожиданности меня немного встряхнуло. Резко дёрнувшись, так, что захрустели позвонки, я повернулась на сто восемьдесят градусов. За мной стоял ребёнок. Малышка лет пяти.
-Смазки? - Повторила девочка.
Вместо глаз на личике темнели две зияющих дыры.
Дальше не было ничего. Влажная земля неожиданно появилась в поле зрения. А после темнота.

Проснулась с тем же ощущением, как и упала, словно попадаешь на коротких пару секунд в легкий туман.
Мальчик бил меня по ноге, нормальный, без изъянов, он улыбался. По коже пробежали мурашки. Что-то все равно было не так. Точно. На улице все также стояла ночь, тихая, пустая, без машин, домов и бодрствующих людей. Мы были вдвоём на пустом поле.
-Ты испугала Сашу и она сбежала, - мальчик поморщил нос, - хотя это хорошо, она здорово визжала, - он хлопнул по моему плечу и указал пальцем на просвет между деревьями, - нам туда.
Немного потянув, все же пришлось встать. Было одновременно и стыдно, и страшно. На подламывающихся ногах один и пружинистых второй, оба, не особо торопясь, мы направились к просвету.
Промелькнула мысль, не сбежать ли. Но все было настолько нереальным, что желание пропало легко. Это ведь просто не наша реальность, я в ней не имею никаких прав.
Он почувствовал неладное и взял меня за руку. В глазах появилась угроза.
-Ты слышишь звон?
На шее, вместе с мурашками, вздыбились волосы. Звон был.
Сначала тихий, но постепенно все более приближающийся и ритмичный. Скоро он превратился в мелодию и ещё через мгновение предстал перед нами как игрушечная коробка.
Играла карусель. Белая, с синим отливом, подвижными звёздами и детскими лошадками. На той или иной сидел ребёнок или подросток не старше шестнадцати лет. Круг за кругом, в спокойной, мрачной молодили, они передвигались как марионетки, по рукам, ногам, телам бежал мерцающий свет, бликами он закрывал от взгляда эмоции, не давал заметить выражение лиц. Где-то совсем далеко слышался смех.
Прямо перед входом укрепилась палатка, украшенная сияющим шаром на самой верхушке, она казалась не менее странной, чем сам аттракцион, но более живой и настоящей.
-Два билета? - Такой же ребёнок протянул нам две бумажки, приветливо улыбаясь и кивая головой.
Мальчик сразу, без благодарности, вырвал из рук один и побежал к свободному месту.
-Вас нашла Саша, я рад, что у неё появился новый друг, - десятилетний кассир указал на девочку, - ей надоело здесь играть, она хочет дружить со взрослыми.
Неуверенно я взглянула на сидящих детей. Практически все они были нормальными, кроме, разве что, Саши и ещё пары подростков с явно искалеченной шеей.
-Они все мертвы? - Не получалось оторвать взгляд.
-Конечно.
-Как же так случилось?
-Кто умер при болезни, кто покончил жизнь самоубийством, а кто и был убит, - ребёнок взглянул на Сашу, - не все души переходят в иной мир, особенно дети, мы все когда-то потерялись.
-Но встретились у карусели?
-Карусель - это зал ожидания. Мы не знаем, кто ее сделал, но можем на ней ждать родителей или сестёр и братьев, которые когда-нибудь умрут и, может, заберут нас с собой, проведут.
Саша спрыгнула с карусели и потянула меня за собой, заставив сесть на одну из лошадей. Остальные дети не проявили никакого интереса к живой личности.
-Их родители умерли, но не забрали. Им всем очень много лет, они забыли про людей, - прошептала совсем рядом девочка.
-Забери ее к озеру, - крикнул кассир, - проведи ее к озеру, - обратился он к Саше.
Девочка потянула за рукав, заставив спрыгнуть обратно на землю.
-Пошли, - кивнула она не смотря напрямую, боясь испугать.
Мы перешли узкую тропу, пролезли под старым забором, тихими шагами пересекли заброшенные дома, а после и фабрику с разбитыми окнами и почему-то пробитыми стенами. Впереди блестело озеро, стало сразу понятно, зачем мы к нему шли.
Вода не казалась тихой или спокойной, не было слышно ни плеска, ни шелеста. Озеро ждало нас, приветствуя давнюю знакомую.
Девочку нашли на утро, с запекшейся кровью, искаженными чертами.
Она давно уже не плакала, но тогда же перед самым концом находилась в истерике и до сих пор это помнит.
-Я всегда хотела зайти в воду, как раньше. Но с тех пор никак не могла, только подхожу к самому краю, и сразу охватывает ужас.
-Но ты ведь не просто так привела?
-Зайдём вместе, - она сжала мою ладонь и взглянула чернеющими глазницами. Она все отлично видела.
Кивнув, я подняла ее на руки и направилась к воде. Шаг за шагом, мы все больше погружались в ледяной покой. Когда холод уже охватывал по пояс, она попросила нырнуть.
Сделав вдох, мы окунулись.
Пальцы быстро онемели и разжались, Саша отпрянула. Попытавшись ее ухватить, но ничего в ответ не получив, я вынырнула и с хрипом, прерывисто задышала.
-Саша!
Молчание.
Я снова нырнула, пытаясь что-то разглядеть в темноте.
Бледные, тонкие руки неожиданно сжались на моей шее, перед глазами оказалось мертвое лицо с темнеющими кругами. Она подтянулась ко мне, поцеловала, отпрянула, пропала.
Пришлось снова вынырнуть.
-Саша, прекрати! Вылазь!
Пытаясь как можно быстрее работать руками, я судорожно добралась до берега. Все тело жутко болело.Голова кружилась.
-Спасибо, - подняв голову, внезапно увидела Сашу, она стояла рядом, абсолютно высохшая и глядящая на меня обоими своими светло-карими глазами.
-Господи, - трясущимися руками я закрыла себе лицо, - Господи, - руки сползли на колени, взгляд зацепился за знакомую террасу. Я стояла у родного дома. На границе леса и неба постепенно начинался рассвет.