Чужие награды

- Ты опять не надел ордена? Почему? Сегодня же День Победы! - сколько раз девочка задавала деду этот вопрос? Раз десять, наверное, с тех пор, как начала понимать, что именно означают эти блестящие разноцветные штучки на груди людей, прошедших через войну, которые они надевают каждый год на 9 мая. Нет, в их маленьком городке не было военных парадов, не было салюта, но было бесплатное кино про войну в Доме Культуре, а перед фильмом обычно кто-то из ветеранов рассказывал о том, как воевал, были посиделки за столом во дворах, где участники войны, выпивая и закусывая, вспоминали своих погибших друзей.


Девочкин дед никогда ни в чём этом не участвовал. Обидно ведь для ребёнка, знающего то, что её дед воевал и имеет боевые награды, не правда ли? Что обычно отвечал ей дед? «Понимаешь, Спитфайр, жарковато сегодня что-то – не хочу пиджак надевать, не на рубашку же мне их лепить?»



Он частенько называл внучку Спитфайром. Почему? Потому что до войны и во время неё был лётчиком-истребителем, успел полетать на многих самолётах – в их числе был и в небольших количествах поставлявшийся по ленд-лизу этот легендарный английский истребитель, название которого можно перевести как «Злюка» или «Вспыльчивый». «Один из лучших истребителей мира своего времени» - просто говорил дед о «Спитфайре». Была ли внучка вспыльчивой злюкой? Частенько. Поэтому никогда не обижалась на такое дедово прозвище.



Когда девочка начала чувствовать, что дед что-то не договаривает? Сложно сказать точно. Наверное, за год или два до того, как спросила об этом в последний раз, что произошло в тот год, в котором она приближалась к своему четырнадцатилетию, - 9 мая 1988 года.



- Понимаешь, Спитфайр… - дед чуть замялся, в нём, видимо, шла внутренняя борьба: ему не слишком хотелось говорить об этом, но он всё же счёл внучку уже достаточно взрослой, чтобы рассказать ей правду. – Это не мои награды…



- Как это? - девочка не поверила своим ушам и почувствовала, что на её лице от изумления образуются, как она говорила в таких случаях о других, «три теннисных шарика»: округлившиеся глаза и раскрывшийся рот.

Что, собственно, она знала о своём деде (отце отца) до того дня? Да, она знала о том, что он грузин (гуриец, если точнее, потому что грузин - понятие очень широкое) по национальности, значительно старше своей жены - бабушки Мурки, имевшей совсем другие - кыпчакские (те самые - половецкие!) корни.

Знала девочка и о том, что у деда была когда-то давно (до войны ещё!) другая семья, но его первая жена и двое детей погибли под фашистскими бомбами.

Знала и то, что дед начинал летать ещё на И-5 - самом массовом советском истребителе начала тридцатых годов (на котором по легенде Чкалов совершил "нырок" под мост!), затем осваивал почти все самолёты Короля Истребителей (такой неофициальный титул носил в тридцатых годах выдающийся советский авиаконструктор Николай Поликарпов), включая не прощавшего ошибок И-16, прозванного "Ишаком" за "упрямство" - очень высокие требования к мастерству пилота. Знала о том, что Великую Отечественную дед начал на "Чайке" И-153, на ней же - сравнительно тихоходной и слабо вооружённой, но чрезвычайно маневренной, одержал и первые воздушные победы. Затем летал на ленд-лизовском "Спитфайре", в честь которого дал прозвище любимой внучке. Затем на тоже ленд-лизовской американской "Аэрокобре", которую советские лётчики прозвали "Бэллочкой" не только из-за того, что она выпускались компанией "Белл", а и из-за "капризного характера" - к "Бэллочкам" допускали только опытных пилотов, но девочка с малолетства с удовольствием слушала рассказы деда и знала о том, что "научившийся летать на И-16 сможет без труда летать на всём, что летать может, и с некоторым трудом на том, что летать не может". Затем на Як-9. На нём, будучи истребителем сопровождения бомбардировщиков в 1943-м и был "ранен в мотор" (да, дед говорил о самолётах, как о живых существах: "ранен") над оккупированной территорией, пытался дотянуть до своих, но в конце концов мотор всё-таки отказал, и он сел "на брюхо" на нейтральной полосе, от удара потеряв сознание. Очнулся в плену.

С пленными лётчиками по каким-то причинам немцы обращались гуманнее, чем с другими пленными, и его отправили в лагерь во Францию. По пути удалось бежать, но куда?! Что было бы, если бы его не укрыла пожилая француженка, в честь которой Мурка и получила своё необычное для СССР имя Аделина? Затем француженка свела его с партизанами-антифашистами Маки, в числе которых дед тоже успел повоевать. Потом дед узнал, что та Аделина помогла таким образом не ему одному: она имела постоянную связь с Маки и переправляла туда евреев, поляков (которых, приехавших на заработки в богатую довоенную Францию, было немало) и всех, кто хотел сражаться против нацизма. В конце концов Гестапо вычислило её и она была расстреляна.

Над тем, откуда дед свободно владел французским языком, и над тем, что было между окончанием войны в 1945-м и женитьбой деда на бабушке в 1954-м, девочка тогда не задумывалась.

- Да вот так вот, Спитфайр: свои я, как и положено, сдал перед вылетом - не думаешь же ты, что мы прямо с наградами в кабину садились? Тогда... перед... последним вылетом тоже сдал... - девочка прекрасно знала, что дед (как и практически все лётчики, как она узнала позже) всегда избегал слова "последний" и говорил вместо него "крайний", а тут вдруг - на-те вам!

- И… что с ними случилось? – не поняла девочка.

- Когда я не вернулся с задания, комэск, как и положено, сдал их… куда следует…

- А потом? После войны? – о том, что дед вернулся из Франции только после окончания войны, девочка знала.

- Потом? Потом… - дед вздохнул, но шёл уже 1988-й год, Перестройка – можно стало открыто говорить правду, внучка была уже немаленькой, и он счёл возможным рассказать:

- Потом меня назвали… изменником Родины… происхождение припомнили, несмотря на то, что от титула мой отец отрёкся ещё при Грузинской Демократической Республике (было такое государство в 1918-1921 годах – между распадом Российской Империи и образованием СССР), но… князь ведь я – по крови… И простых-то людей с самым, что ни на есть, рабоче-крестьянским происхождением, побывавших в плену, тогда терзали немало, а что говорить обо мне?

- Но ты же бежал из плена и воевал против фашистов во Франции! – простим девочке её тогдашнюю наивность.

- А куда бежал-то? Француженка – баронесса меня укрыла… вечная память ей… немало людей от фашистов спасла... - дед был атеистом, поэтому не стал вспоминать «царствие небесное», - а потом к Маки переправила. Мне и это припомнили и добавили ещё и шпионаж в пользу Англии – среди Маки были и бежавшие из немецкого плена английские солдаты и офицеры тоже. Вот, они меня, вроде бы, и завербовали… Ещё повезло, что до расстрела дело не довели, но из лагеря я вышел уже только после смерти Сталина… А потом… В Грузии меня никто не ждал - родители мои ещё до войны умерли, вот я и осел здесь – в Краснодарском крае – полюбил одну девушку-половчанку… Ну, ты её знаешь…

Пауза была долгой – девочка пыталась всё это осмыслить, но, в конце концов, неуверенно спросила:

- Но награды же тебе вернули?

- Вернули. И награды, и офицерское звание. Полная реабилитация это называется. Только, Спитфайр, не мои они – не те, которые мы на аэродромах с боевыми друзьями обмывали, – номера другие.

- Ну и что? Ты же их заслужил!

- То, Спитфайр, что не могу я их носить. Как ни гляну на них, так и думаю о том, где же те безымянные герои, которым их когда-то вручали. Погибли в бою? Расстреляны ни за что своими? Сгинули в лагерях?