Один за всех и все за одного

Один за всех и все за одного


Жалким котам не понять одного,
Наша дружба превыше всего.
Я ради друга могу
В горло вцепиться врагу.
Михаил Либин

Добрый день, уважаемый читатель! Бонжур!
Прошло уже много времени с тех времён, но в памяти навсегда остались впечатления нашей беззаботной молодости, нашей школьной дружбы. Мы открывали мир, познавали его, пытались найти своё место в жизни. Сейчас нам за шестьдесят. Дети, внуки… Каждый нашёл себя в жизни так, как это получилось. Осталось ещё время, чтобы что-то исправить или поделиться воспоминаниями. Надо успеть. Ещё немного, и будет уже некому. Никому, кроме нас, это не будет интересно.
События, которые происходили с нами, были ещё до начала 80-ых. Сейчас, мы все люди почтенные, уважаемые. А тогда, в десятом классе, мы отрывались по полной. Не выходя за рамки приличий, в меру, не превышая стакана портвейна. Не хотелось бы компрометировать кого-то, выставлять не в лучшем свете. Ведь это будут читать наши дети и внуки. Что они о нас подумают! Какой это пример! Чтобы мой внук мне сказал, при случае, «Дед, а ты себя-то, вспомни. Читал я про тебя»? Поэтому, я обратился за помощью к Александру Дюма и его роману «Три мушкетёра». Чтобы как-то зашифроваться.
Сейчас мало кто из молодёжи читает романы, даже в электронном виде. Поэтому, если кто-то не читал «Трёх мушкетёров», советую прочитать. Если это не доступно, то перед прочтением этого рассказа – не путать с пересказом, советую посмотреть фильм или, на худой конец, мультфильм 1981 года «Пёс в сапогах» или «Собаки и коты кардинала».
И так, рассказ будет о четырёх мушкетёрах и трёх друзей, гвардейцев из роты Дэзэссара (родственника господина Де Тревиля). Я буду писать «правду, не хотел бы отправиться за враньё, на более или менее длительный срок, в Бастилию».

Д'Артаньян. Мушкетёр. «Продолговатое смуглое лицо; выдающиеся скулы — признак хитрости; челюстные мышцы чрезмерно развитые. Взгляд открытый и умный; нос крючковатый, но тонко очерченный; рост не слишком высокий для юноши и недостаточный для зрелого мужчины. Вид этого подвижного лица, выражавшего ум, лукавство и притворную скромность, не слишком нас успокаивал». Он не знал толк в лошадях, зато он разбирался в музыке. Он был обладателем отличной коллекции записей, что прибавляло ему авторитет в соответствующих кругах. Благодаря обширным знакомствам в среде пластоманов, он был в курсе последних веяний в музыке и имел возможность постоянно пополнять свою коллекцию записей.
Атос. Мушкетёр. Граф де Ла Фер. Неплохо фехтовал в спортивной секции, иногда показывал нам различные приёмы, взяв швабру. Принимал фехтовальную стойку, левую руку заводил за голову, тупым черенком, настигал гвардейцев кардинала. «Если бы кто-нибудь из его друзей собрался драться на дуэли, он посоветовал бы ему пригласить в секунданты первым его самого, а вторым — г-на де Тревиля». Атос жил в центре города, рядом с «Рубином». Он внимательно рассматривал не только звёзды на этикетках винных бутылок. Он мечтательно наблюдал за звёздами, делая какие то вычисления, с помощью волшебного, понятного только ему прибора – астролябии. Устав от вечерних наблюдений, он переводил глаза на проходную винного завода, на разливочные цеха. Атос утверждал, что там можно было, за недорого, прикупить пару ящиков неплохого «Бургундского». В 12 ночи заканчивалась вечерняя смена и колоритные, уработанные грузчики не спешили домой. Возле проходной начинался ночной драйв. Подтягивались любители бара под открытым небом. Не было уже «палящего» уральского солнца и в кругу друзей, в ночной прохладе, можно было неплохо тусануться. Грузчики горячо переживали за производство, за бардак и посылали всех куда подальше. Делились последней политической обстановкой в мире, обсуждали планы на будущее, отдыхали, продавали вынесенную, неучтённую продукцию, списанную как бой тары. У Атоса были там знакомые.
Портос. Мушкетёр. Он был «зевласт, буен плотью. Хоть сейчас, с кистенём на большую дорогу». «Слова его были кратки и выразительны, он говорил всегда то, что хотел сказать, и больше ничего: никаких прикрас, узоров и красот. Он говорил лишь о существенном, не касаясь подробностей».
«Надо, впрочем, отдать ему справедливость: ему было не безразлично, слушают его или нет». Он много читал. Он мог говорить решительно обо всем. 'Вид у него был не столь величавый, как у Атоса, и сознание превосходства Атоса в начале их знакомства нередко вызывало у Портоса раздражение. Он прилагал поэтому все усилия, чтобы превзойти его хотя бы богатством своего одеяния». Он был хорошим товарищем, надёжным другом.
Арамис. Мушкетёр. Это был молодой высокий парень, с умным выражением лица. «С черными глазами и румянцем на щеках, покрытых, словно персик осенью, бархатистым пушком. Тонкие усы безупречно правильной линией оттеняли верхнюю губу. Казалось, он избегал опустить руки из страха, что жилы на них могут вздуться. Время от времени он пощипывал мочки ушей, чтобы сохранить их нежную окраску и прозрачность. Говорил он мало и медленно, часто раскланивался, смеялся бесшумно, обнажая красивые зубы, за которыми, как и за всей своей внешностью, по-видимому, тщательно ухаживал. Арамис — сама кротость, олицетворенное изящество. Могло показаться, что у него нет никаких тайн, но был весь окутан таинственностью. Скупо отвечая на вопросы, касавшиеся других, он тщательно обходил все относившиеся к нему самому'». В школе он учился лучше всех. Уже с первого класса он шёл на золотую медаль. А после восьмого класса, нам всем казалось, что он её уже заочно получил. «Случалось, в самый разгар пира, когда все в пылу беседы, возбужденные вином, предполагали еще два, если не три часа просидеть за столом. Арамис, взглянув на часы, поднимался и с любезной улыбкой на устах прощался с присутствующими», торопясь спешил домой, как он говорил, чтобы потрудиться над диссертацией, и просил друзей не отвлекать его. У него было хобби. Он занимался спортом – охотой на лис. Это спортивная радиопеленгация. С помощью карты местности, компаса и специального радиоприемника, оснащенного антенной направленного действия (радиопеленгатора), надо было найти радиопередатчик («лису»). Эта занятость, добавляла ему уверенность в себе и добавляла самореализации.
Джозеф. Друг. Гвардеец роты Дезэссара. «Он носил форму гвардейца, которая, после формы мушкетера, выше всего ценилась дамами. Он был, не повторяем, красив, молод и предприимчив. Он говорил о любви, как человек влюбленный и жаждущий завоевать любовь, сохраняя величественность осанки и весь запас запальчивости». Джозеф «не шатался по подозрительным местам, не затевал ссоры на улицах и не пускал в ход шпаги в темных закоулках! Быть вежливым и предупредительным не значит еще быть трусом». Преподаватель русского и литературы Борис Фёдорович легендарный учитель, филолог от Бога, как-то после очередного диктанта высказался: «В вашем классе один грамотный, второй полуграмотный, остальные безграмотные». Дак вот грамотный это Джозеф, полуграмотный это Атос. Конечно же, Борис Фёдорович не называл имён, но было понятно о ком речь.
Ален. Друг. Гвардеец роты Дезэссара. Строгое лицо и благородная осанка которого, производили на всех хорошее впечатление. Он отличался от нас манерой держаться. Он был всегда спокоен, непринужден, исполнен одновременно достоинством и каким-то своим, кодексом чести. Эти качества восхищали нас, он пользовался особым уважением. Он был, по своей природе, технарь, разбирался во всём, что касалось каких-то механизмов или машин. В этом ему среди нас не было равного. С юного возраста работал на различных халтурах. Ален «никогда не занимал у своих друзей ни одного су, хотя его кошелек всегда был раскрыт для них. И если он играл на честное слово, то на следующее же утро, уже в шесть часов, посылал будить своего кредитора, чтобы вручить ему следуемую сумму». У него было уникальное хобби. Он имел дома свою зарегистрированную радиостанцию. У него была лицензия на радиосвязь и свой позывной сигнал. Он мог принимать и передавать радиограммы азбукой Морзе.
Он принимал и передавал радио сигналы на любое расстояние в пределах земного шара. В конце 70-ых, это был для нас мир фантастики. Ален говорил об этом, как бы невзначай, как будто он только что оттуда вернулся.
Бастиан. Друг. Гвардеец роты Дезэссара. «Это был юноша с бьющимся сердцем, с жалкой улыбкой провинциала, старающегося скрыть свое смущение». До зачисления в мат класс был «довольно хорошего мнение о своей особе». После знакомства с мушкетёрами, «почувствовал себя неловким и смешным». «Он был беспороден – это минус, но благороден – это плюс». Про себя он думал: «Меня не слышат – это минус, но и не гонят – это плюс». Он успешно занимался самбо, занимал призовые места на городских соревнованиях. Это очень поднимало его в глазах местной шпаны и давало своеобразную индульгенцию от возможных «наездов» с их стороны. Бастиан приехал в областной центр, миллионник из небольшого городка, и поначалу его провинциальный налёт бросался в глаза. Но он был умён, быстро учился. В нём было что-то настоящее, «соль земли». Всё это, радушие и открытость сделали своё дело, очень быстро он стал «своим» и органично вписался в компанию. Своей лёгкой брутальностью он выгодно отличался от «оранжерейных» мальчиков нашей элитной школы, что предсказуемо вызывало определённый интерес со стороны прекрасного пола.

«Один за всех и все за одного! Протяни руку и клянись!».
Времена были непростые. Нужно было держаться вместе. В каждой школе, в каждом районе была своя подростковая шпана, со своими лидерами. Лидеры опирались на криминальных авторитетов, которые либо уже сидели, либо ждали своей очереди валить лес. Портос и Арамис жили на Визе. У них главная задача была, беспрепятственно, дойти до автобусной остановки и сесть в автобус. На гоп-стоп могли взять прямо на выходе из подъезда дома. Джозеф, Бастиан и Ален жили на Юго- западе. Там тоже не было порядка. Многочисленные авторитеты малолетних бандитов враждовали между собой. Могло прилететь от представителей цыганского посёлка, от авторитетов с Бурелома (кинотеатр Буревестник), или от шпаны с Пельмешки (пельменная на Бардина), или от авторитетов на Серафима Дерябиной. Проще всего было Атосу и Д'Артаньяну. Они жили рядом со школой. Были под прикрытием местных, своих хозяев улиц, обитавших у колонки воды, на углу Попова – Хохрякова. Их знали, своих не трогали. Нежелательно было покидать свой район, гарантия безопасности стремилась к нулю. Но были и не предвиденные наезды – залётные беспредельщики, их было предостаточно. Нужно было только свистнуть. И тут же появлялись свои местные пограничники, которым не терпелось поквитаться, защитить свою территорию. Вот такая была у нас не простая ситуация. А что вы хотели, пол страны было на нарах. И политические и уголовные. Вокруг Свердловска было много леса и много зон. Страну надо было подымать из руин.

Почти каждую неделю мы собирались у Атоса, он жил неподалёку от школы. Слушали музыку. Прикалывались по школьным событиям. Мы учились в разных математических классах. У нас были разные способности к обучению, не было никакого желания идти в армию. Поэтому, были вынуждены получать хорошую базу знаний, для поступления в ВУЗы. Проблемы с математикой были у Атоса и Бастиана. Иногда перепадало и Джозефу. Для того чтобы побольше нагнать жути, учительница математики заходила в класс и демонстративно закрывала ключом дверь. Тем самым, показывая, что всё, обратной дороги нет. Никто отсюда живым не выйдет. Каждый урок начинался с проверки домашнего задания. «Кто не выполнил домашнее задание?» Мёртвая тишина. Она зачем-то открывала журнал. Медленно обводила класс глазами, останавливалась на Атосе, пренебрежительно отводила от него взгляд и громко, зловеще выдавливала из себя: «Атос, к доске!». Начиналась приколюха. Атос выходил с явным благородством и пофигизмом на лице. Молчал. «Дневник на стол. Родителей в школу!» И тишина. «Бастиан, к доске! Вы делали хоть что-нибудь? После урока, к директору!» Мария Ивановна считала, что мы занимали чужое место в мат. классе. На наших местах должны были учиться способные, одарённые дети. Преподавала она математику очень хорошо. К слову, Атос, при поступлении в универ, сдал математику на пятёрку. Мария Ивановна не поверила в это, когда ей сказали про Атоса, она покраснела от негодования, с силой бросила ручку на стол в учительской и крикнула: «Жульничество!». Это эхом прокатилось по третьему этажу. Бастиан, после трёх летнего отсутствия в армии, сдал математику при поступлении в институт тоже на пять, и устную и письменную.
После очередных посиделок у Атоса, мы решили выбраться на природу, на турбазу или ещё куда-нибудь с ночёвкой. Затариться, расслабиться и поделиться впечатлениями о прошедшем лете. Рассказать о событиях и похождениях, о которых нельзя было написать в сочинении на тему «Как я провёл лето». Накипело! Появились новые истории, громадный опыт в любовных отношениях, которым захотелось поделиться.
Атос любезно предложил съездить в своё родное поместье, неподалёку от города Ревда, в посёлок Краснояр. «У меня, — произнес он, — вы будете в безопасности, как в храме, даю вам слово дворянина». Никого упрашивать не пришлось. Обсудили, проговорили, решили, что поедем на ноябрьские праздники, чтобы отметить день рождения нового государства рабочих и крестьян, под лозунгом «Товарищи! Революция, которую мы так все долго ждали, свершилась. Ура! Товарищи! Наливай!».
Перед поездкой, как всегда, собирались на привокзальной площади. У памятника танкисту с вытянутой рукой, «под варежкой». Все приехали во время. Ален красовался в своей новой, тёплой кроличьей шапке. В последнюю очередь подошли Атос и Портос. Они шли не быстро. У них в руках были портфели с Бургундским. Семь бутылок по ноль семь и одна маленькая ноль пять на три звезды, «французского» коньяка. Как пояснил Атос, для полировки. На криво наклеенной этикетке было написано Шато де Луи и нарисовано четыре звезды. Одна звезда была закрашена на половину. Коньяк был разлит по обкомовскому спецзаказу, и пара ящиков было спрятана грузчиками для дополнительной выдержки. Поэтому он был не три, а три с половиной звёздочки. Такой эксклюзив можно было купить только по хорошему знакомству. Полезные знакомства у Атоса были везде.
До Ревды ехали на электричке. Народу было немного. Народ начал праздновать ещё на демонстрации, в подъездах, на пути следования колонны. Затем продолжили на квартирах. Гости столицы Урала возвращались домой и, в электричке, уже просто догонялись. Стоял запах жареной курицы, соленьев, пива и курева, из тамбура. Коробейников не было. По вагонам ходили только местные празднично одетые, пьяненькие «песняры» с гармонью, бабули с пирожками и газировкой, да полупьяные гопники.
Для нас всё начиналось спокойно. Мы не праздновали, внутренняя интеллигентность не позволяла нам развернуться на скамейке, в электричке. Мы ждали своего часа. Болтали так, ни о чём. А на подъезде к Ревде, расстроились. Электричка, по непонятным нам причинам, встала по середине поля и стояла полчаса. Наш автобус на Краснояр уже уехал. Что делать? Возвращаться в Свердловск? Это только на ночном, проходящем поезде. Идти пешком с полными сетками до поместья 26 километров, ночью, зимой, по морозу, тоже не реально. Вышли на перрон расстроенные. Пролетали с Великим праздником, как фанера над Парижем. Оставался один выход. Только такси. Стемнело. Семь человек. Это две машины. Посчитали. Прослезились. «Тысяча чертей!», «Бог и все его ангелы!», «Смерть и преисподняя!» Откуда в жо... алмазы? Хватало, с трудом, только на одну машину.
На переговоры к таксисту отправили гасконца. Д'Артаньян не обладал дипломатическим даром, но мог легко втюхать пластинку с записью какой-нибудь Зыкиной и с переклеенным «пятаком», выдав её за фирменный диск Пинк Флоид. Таксист, услышав предложенную оплату и горсть мелочи, не мог скрыть улыбку. Эта улыбка показала Д'Артаньяну, что перед ним отнюдь не глупец, и он сразу перешел к делу. «Д'Артаньян гордо выпрямился, всем своим видом давая понять, что он ни у кого не просит милостыни». Он ответил таксисту словами господина де Тревиля «Я приехал в Париж с четырьмя экю в кармане и вызвал бы на дуэль любого, кто осмелился бы сказать мне, что я не в состоянии купить Лувр». И? И, неожиданно для всех, достал заначку, и часть её отдал водиле. От этой сцены мы оцепенели. Вот это, Да! Какое мужество! Какое благородство! Он сделал это! Нашёл всё-таки в себе силы. Герой!
Такси было подано, Волга ГАЗ 24. Она, конечно, по просторней, но всё равно было тесно. Д'Артаньян и Атос сидели на переднем сидении, рядом с шофёром. Портос, Арамис, Ален и Джозеф на заднем сидении. У них в ногах, в обнимку с важными портфелями, прилёг на сорок минут Бастиан. В салоне такси и так места не было, но безоговорочно, было принято единственно правильное решение Бургунское надо держать в руках.
В тот год зима наступила рано. Выпало много снега. Реки покрылись льдом. Когда мы подъехали к усадьбе, похолодало, -20, без ветра. Дым от печей шёл прямо к звёздам. По всей деревне был слышен лай собак. Они о чём-то переговаривались. От холода, с лая переходили на вой. Было как-то, жутковато.
Усадьба. Деревянная покосившаяся избушка, на курьих ножках, на два окна, заваленная снегом до окон. Мы зашли в дом по тропинке. В доме было жарко, протоплено. Батя Атоса натопил печь и уехал, не дождавшись нас. Уехал на последнем автобусе. На плите русской печи он оставил нам большую кастрюлю солянки.
Мы распаковались и накинулись на горячее. Решили не торопиться со спиртным. Ален, был парень поопытней и настаивал на другом, надо начинать со спиртного, потом будет не интересно и понадобится ведро на каждого. Но его никто слушать не стал и он согласился.
После того как тарелки опустели, решили открыть, для пробы, первую бутылку. Разлили, выпили, и процесс пошёл.
Все должны были, по кругу, рассказать свою историю. Перед каждой историей наливалось и выпивалось. Первый начал Атос. Он рассказал в подробностях интересные моменты съёмок фильма «Белое солнце пустыни». Это был пересказ дядюшки, который работал в драмтеатре и снялся в фильме, в роли подпоручика Семёна. Когда Атос дошёл до сцены, когда товарищ Сухов выбросил дядюшку с треском из окна, встал, промакнул губы платочком, перешёл на фальцет и прокричал «Встать, когда с тобой разговаривает, подпоручик!» Это было так убедительно, что все соскочили с мест. Было прикольно. Все, с нетерпением, дожидались своей очереди и рассказывали свои истории.
Уже давно перевалило за полночь, рассказы продолжались, уже пошли по второму кругу. Джозеф вышел с инициативой: «Кисленькое винцо требует добавки доброго вина». Пора переходить на крепкие напитки. «Атос, надо пригубить четырёх летнего французского коньяка Шато де Луи». Решение было принято единогласно, никто его ещё не пробовал. Каждый помыл в умывальнике свою стопку. Разлили по чуть-чуть, долго грели в руках, наслаждались ароматом и смаковали.
Вдруг произошло непредвиденное, вырубился свет. Крестьяне весело отмечали праздник. Местная подстанция не выдержала, не справилась с музыкальной нагрузкой. У нас, в хате, от неожиданности, тоже кто-то не выдержал. Это был крик души и гортани. И по комнате распространился тонкий аромат коктейля: отменного бургундского и душистого, наваристого борща, букет запахов оттенялся специфической кислинкой желудочного сока. Было темно и не понятно, что это было. Атос достал свечки и зажёг. Когда язычки пламени заиграли на стенах, все увидели «раненого» гвардейца из роты Дезэссара. Он спал на полу, положив под голову мягкую, кроличью шапку. А рядом, на вязаном деревенском коврике, в хаотичном порядке, были разбросаны аккуратно нарезанные квадратиками кусочки колбасы, из борща: желудок старого вояки не выдержал избытка возлияний и яств.
«Лекаря!» — закричал Арамис — «Моего или королевского, самого лучшего! Лекаря, или, тысяча чертей, мой храбрый гвардеец умрет!» Все суетились вокруг раненого. Но все старания были бы напрасны, если бы в доме не оказался Атос. Расталкивая толпу, он приблизился к гвардейцу, который все еще лежал без сознания. Он, прежде всего, потребовал, чтобы больного вынесли на улицу. Поспешно распахнул дверь и сам прошел вперед, указывая путь Портосу и Арамису, которые на руках вынесли своего друга. За ними следовал Д'Артаньян.
Через пять минут, на морозе, раненый, пришел в сознание, проснулся. Атос считал, что его положение не должно внушать друзьям никаких опасений, так как слабость вызвана только большой потерей жидкости. Все обратно зашли в дом. «Все болтали, разглагольствовали, не понижая голоса, сыпали проклятиями и, не боясь сильных выражений, посылали кардинала и его гвардейцев ко всем чертям». Особенно досталось производителям палёнки. Через какое-то время, все успокоились. Освежились, успокоили нервы добрым глотком портвейна.
Нарисовалась новая проблемка, что делать с пострадавшим ковриком и в какой шапке гвардейцу ехать домой. Не май месяц, не Гагры. Воды, для стирки коврика, было недостаточно. Из колодца таскать воду? А где стирать? Купели-то нету!
Было принято единогласно, единственное правильное решение. Надо идти на реку и там стирать.
Собирались недолго, каждый делал своё дело. Портос отрезал ножовкой черенок от вил, для ручки факела. Атос принёс какие то старые портки, намотал их на черенок и закрепил проволокой. Бастиан разыскал в сенях канистру с керосином и керосиновую лампу. Ален разыскал топорик и деревянную лопату. Джозеф разливал «стременную». И мы выдвинулись в сторону речки. Алена оставили дома, на хозяйстве. У него не было запасной, зимней шляпы. На часах с кукушкой было пол пятого. Снег был глубокий. Мы шли след в след, местами по пояс проваливаясь в снег, пробирались к речке. Со стороны это было забавное зрелище. Первый, с факелом, с вытянутыми руками, шёл Атос. За ним, с деревянной лопатой на на плече, Портос. Следом, с топором на плече, Арамис, дальше, с канистрой керосина, Джозеф. Налегке шёл Д'Артаньян, с бутылкой Бургундского, освежиться. Замыкал колонну, с половиком, Бастиан.
Быстро расчистили снег. Топором вырубили полынью, толщина льда была небольшая. Не успело наморозиться. К счастью, лёд держал наш вес хорошо. Атос это место знал. Он рыбачил здесь летом. «Здесь мелко!». Очистили прорубь от льдинок. Бастиан проверял свою работу. Он плевал на воду, любуясь разбегавшимися кругами. Портос заметил, что «такое занятие свидетельствует о склонности к созерцанию и рассудительности». Стирали не долго. Пару раз макнули и обратно, в путь. Ковёр оставили на улице и зашли в дом. Ален, тоже, время даром не терял. В колодце набрал воды, в тазике постирал с мылом кроличью шапку. Вывалил в пустую кастрюлю оставшиеся соленья из трёх литровой банки. Закрыл банку пластмассовой крышкой. Натянул на банку шапку и поставил сушиться, поближе к печке.
После ночной прогулки все наслаждались теплом и уютом. Лакирнули коньяком. Разморило. Кто-то ещё сидел за столом, кто-то о чём-то рассказывал. Так, уже, неорганизованно, засыпали, кто, где.
Проснулись после полудня, последних будил Атос. Нужно было успевать на последний автобус, до Ревды и на электричку до дома. Похлебали горячего. Атос сварил уху из свежих окушков. Сосед, Михалыч, принёс по утру. Ален расчесал гребнем мех шапки, жалкое было зрелище. Прибрались немного в доме. И, поехали. Погнали в старую-новую жизнь.

Много прошло времени с тех пор. Мы все разошлись по жизни. На память осталось только две общие, совместные фотографии. Первая, мы провожали Бастиана в армию. Вторая, когда встретили Бастиана из армии. Очень жаль, что за все эти прошедшие годы, мы не нашли времени встретиться. Сейчас, через сорок лет, давайте сделаем третью общую фотографию! Правда, уже, без Портоса. Надо успевать...