И запах, и вкус мёда

И запах, и вкус мёда

Подул ветерок. Он присел на скамейку в сквере у памятника зодчим в Казанском кремле. В тени лиственных и хвойных деревьев сквера было не так жарко. Ему, Степану Ивановичу, 1926 года рождения, ветерану ВОВ, такая летняя жара была некстати. Пошаливало сердце. Бывало скакало давление. И ещё был вдобавок букет заболеваний, о которых ему совсем не хотелось вспоминать. Он долго трудился в сфере добычи нефти и переработки. Потом пенсия. Жена Алевтина скончалась два года назад. Ему её очень не хватало. Родня говорила, что надо отвлекаться от тяжких дум, развеяться немного. Вот он и приплыл сюда в Казань на теплоходе «Александр Герцен» по туристической путёвке. С ним в одной каюте ехал правнук Даниил. Внук тоже хотел ехать, но не смог. Нужно было срочно выйти на работу, поэтому и приставил к нему сынку Даниила – старшеклассника. Даниил всю дорогу только и пялился в свой любимый мобильный аппарат – смартфон или болтал с друзьями по видеосвязи. Сын-пенсионер Анатолий со своей супругой-пенсионеркой Тамарой занимались дома ремонтом. Все были заняты.
Из Самары в Казань теплоход шёл по графику. Отплытие в Самару- сегодня же во второй половине дня. Завтра утром теплоход должен будет швартоваться вновь у шестого причала возле речного вокзала в Самаре. Вчера днём прошли шлюзы в Тольятти, а в темноте миновали пролёты двух мостов через Волгу в Ульяновске. Ночью было волнение на Саратовском водохранилище. Поднимались приличные волны. Турбины двигателей работали и работали без устали. Судно качало, но оно шло и шло. Днём он выходил на прогулку на палубы. Пассажиры дышали свежим воздухом, фотографировались, общались. Кое-где в каютах звучала музыка, звенела посуда, раздавался смех. На корме звучал баян и группа пассажиров, главным образом, пожилых людей пели песни прошлых лет. Он с удовольствием подпевал песни под аккомпанемент музыкального инструмента. Правнук Даниил о чём-то непринуждённо болтал по смартфону. Мимо с левого борта мирно проплывали поросшие лесом холмы и овраги, тянущиеся вдоль правого берега Волги. Противоположный берег был еле виден в дымке.
Всего в распоряжении у него пять часов на пребывание в Казани. Ему нравился этот город. Он здесь бывал и ранее, но сейчас он выглядел как-то моложе. Обновление, сделанное к международной спортивной универсиаде 2013 г. коснулось в целом столицу Татарстана. Их провезли сегодня на автобусах через город, мимо озера Кабан, мимо памятника татарскому поэту Габдулле Тукаю и других достопримечательностей. Он постоял у памятника героически погибшему татарскому поэту Мусе Джалилю, прошёл в Казанский кремль вместе с экскурсантами, оказался возле мечети Кул-Шариф и осмотрел её изнутри, удивляясь убранству мечети и большой люстре из богемского стекала и огромному ковру на полу, подаренному Ираном. Посещение экспозиции в Казанском кремле в здании Музея естественной истории, посвящённой ВОВ, его очень растрогало. Даже немного закололо сердце. Он выпил полтаблетки, запив водой из полимерной бутылочки. Выйдя на площадь вокруг мечети, выложенную разноцветными плитками, он с экскурсантами проследовал дальше мимо Музея пушечного двора на проезд Шейнкмана, осматривали «падающую» башню Сююмбике, любовались видами на водные просторы Волги и Казанки, и резиденции президента Республики Татарстан, посетили православную церковь – Благовещенский собор. Он там тихо помолился. Снова вспомнил жену. Правнук Даниил где-то делал фото, и его не было видно поблизости. Небольшой отдых в тени деревьев сквера не помешал бы вовсе! В центре сквера возвышался памятник зодчим Казанского кремля, отбрасывая тень. Вокруг сновали люди, фотографировались. То тут, то там слышались обрывки разговоров.
Он взглянул на пакет. Там лежали татарские угощения: чак-чак, эчпочмак с начинкой из картофеля, колбаса–халяль, конфеты, а также лежали сувениры для родственников. Это всё он купил там у речного вокзала в киосках и торговых павильонах. Он открыл коробку с чак-чаком – угощение, сделанное из обжаренных во фритюре кусочков теста с мёдом. Отломив кусочки стал есть их, смакуя вкус. Запах и вкус мёда придали ему силы и вдруг стали ему напоминать о прошлом, о прожитом. Только что, когда они ходили по залам музея и рассматривали экспонаты, связанные с войной, правнук Даниил тихонько украдкой потрогал щит орудия – «сорокопятки» и сказал:
- Настоящая!
Он улыбнулся при этом: конечно, настоящая. Сколько он такого настоящего повидал там на войне. Он, откинувшись на спинку скамейки, закрыл глаза. И запах, и вкус мёда не покидали его…

Июль 1944 г. Белоруссия. Брестская область. В районе Малориты.

В районе посёлка Малорита они внезапно попали под огонь вражеской засады. Их разведгруппа в составе семи бойцов и проводника-партизана Мишчука тогда попала в засаду в лесу, миновав заболоченный луг, выйдя до этого из воды болотистой старицы. Заросли ивы не вызывали доверия. Интуитивно казалось, что там кто-то есть среди зарослей и пристально наблюдает за ними из-за ветвей ивняка. Спокойствие неожиданно нарушила отрывистая команда на немецком языке и воздух тут же разорвала, судя по звуку, пулемётная очередь из МГ-34. Пули прошли чуть выше, прямо над головой. Бойцы разведгруппы упали на чавкающую почву, залегли. Ответили коротким сериями пуль из автоматов ППШ и ППС. Воздух стали рвать отдельные выстрелы и очереди, свои и чужие. Рядовой Одинцов открыл огонь из своего «дегтяря» по цепи врага, но вскрикнул от боли, и осел со стоном. Пуля пробила вскользь бок. Его подхватили под руки. Он, несмотря на боль, двигался. Оружие не выпускал. Бойцы разведгруппы по команде сержанта вскочили и бросились бегом назад в тростник и поросль молодых деревьев. Пули так и пели над ними. Где-то позади вражеской цепи лаяли псы.
Заранее было оговорено: в бой не ввязываться. Пленный немецкий гауптманн, захваченный почти час назад на дороге в короткой схватке и вытащенный из пробитого пулями «опель-капитана» вместе с портфелем и чемоданчиком, пытался вырваться из пут и ринулся бежать, но был сбит подсечкой рядовым Акоповым и покатился с криком по мокрой траве.
- Пленного в заросли! Акопов головой отвечаешь! Мишчук, веди! - сержант Цыплаков, старший разведгруппы, прокричал сквозь звуки выстрелов. Мишчук, получив ранение в руку, кривясь от боли, повёл их в заросли тростника обратно, но несколько другим маршрутом. Акопов, подняв пленного, толкал его изо всех сил в сторону зелёной стены осоки и рогоза. Рядовой Романенко нёс чемоданчик и портфель пленного немца. Бойцы отстреливались. Пули свистели вокруг.
Солдаты, партизан и пленный бежали, ноги путались в диких растениях. Вломившись в зелёную колышущуюся стену тростника, он оглянулся. В отдалении, примерно в сотне метров, шагала на них цепь немцев и полицаев. На вскидку их было до роты. Там изредка вспыхивали огоньки на стволах их винтовок и автоматов, раздавались выстрелы. Вероятно, разведгруппу хотели взять живьём.
Выстрел винтовки ефрейтора Чагринцева он услышал, уже вбежав, чавкая в грязи, в заросли осоки. СВТ- 40 Чагринцева в ответ отозвалась не так гулко среди выстрелов немцев и полицаев. СВТ- 40, оснащённая снайперским прицелом, ударила ещё раз, а затем ещё подряд трижды.
- Бегите скоро! Догоню! В случае чего, не ждите! - крикнул им Чагринцев. Затем прицелился, выстрелил ещё раз. МГ-34 тут же смолк. Почти полчаса они тяжело передвигались по старице, погрузившись по пояс в болотистую воду, а позади них гремела, отдаляясь, стрельба. Бухнул раскатом взрыв ручной гранаты. Раздавались трели автомата ППС, которым владел Чагринцев.
- Слышали, РГД-33 рванула! И ППС работает! Значит, ещё жив Чагринцев! Я ещё вчера Чагринцеву дал «рубашку» для гранаты! - радостно произнёс вслух сержант Цыплаков. Потом дважды дуплетом вновь прозвучала СВТ- 40. Вслед воздух вновь разорвали серии выстрелов немецких МП- 40 и отдельные выстрелы «маузеров» - 98. Вновь ударил длинными очередями с немецкой стороны МГ-34. Разведгруппа тем временем всё дальше уходила от места боя.
С вражеской стороны заработали миномёты. Шесть мин упали в заболоченную старицу, подняв столбы воды, грязи и разорванных растений в воздух. Осколки секли тростник и ветви редких деревьев. Шестая, последняя мина, взорвалась в нескольких метрах от него, обдав его грязью и водой с запахом болота. Заодно взорвавшаяся мина оглушила так, что в ушах звенело. Получил контузию. Впоследствии он даже в медсанбат не обращался. Потом это как-то прошло и забылось.
Оторвавшись от погони, они тяжело перешли илистую речку и скрылись лесу. То, что ефрейтор Чагринцев уцелеет, надежды было мало, но решили его ждать. Бойцы разведгруппы буквально свалились на землю все мокрые. Все устали. Выстрелы стихали. Партизана Мишчука стали быстро перевязывать. У того повязка на руке быстро краснела от крови в месте ранения. Рядовой Одинцов тоже нуждался в перевязке. Немецкий гауптманн со связанными руками лежал на траве и с ненавистью смотрел на них, кусая губы. Так и хотелось полоснуть очередью по его злобной физиономии. Боец Романенко, нёсший на себе его портфель и чемоданчик, сбросив их на грунт, отдыхал. Сержант Цыплаков, достав трофейный бинокль, наблюдал за противоположным берегом, за зарослями тростника и деревьев. Выстрелы прекратились. Все лежали на земле и ждали, что вот-вот покажется Чагринцев. Но его всё не было. Рядовой Султанов порывался вернуться и поискать Чагринцева, но сержант Цыплаков не разрешил. Надо было возвращаться и поскорее привести пленного и документы. Спустя пятнадцать минут группа двинулась дальше, так и не дождавшись появления ефрейтора Чагринцева.
Партизан Мишчук окольными путями привёл их в свой небольшой по числу бойцов партизанский отряд. С востока доносилась артиллерийская канонада. Линия фронта приблизилась к партизанскому отряду. Партизаны этого отряда готовились к общему партизанскому участию во взятии Малориты. То же самое готовили и части РККА с фронта. Ночью солдаты разведгруппы перешли линию фронта, точнее переползли. Пленного тащили волоком. В темноте едва не попали на минное поле, но всё обошлось. Во мраке ночи они усталые свалились на дно окопа передовой линии.
По возвращении в рапорте было написано о том, что ефрейтор Чагринцев пал смертью храбрых, прикрывая отход разведгруппы. Однако, утром следующих суток Чагринцев вернулся. Бойцы не поверили своим глазам: Чагринцев шёл тяжело, опираясь на палку, которую он смастерил из ветки. Винтовку СВТ- 40 он нёс за спиной на ремне. Он остановился, посмотрел на них: - Ну, чего смотрите? Дайте попить, что ли!
Все зашумели. Ему дали котелок со свежей колодезной водой, от которой сводило зубы и дёсны, а он пил её словно это был сладкий и тёплый кисель. Правая рука Чагринцева была неумело перевязана бинтом из индивидуального пакета и слегка подрагивала. Подсумок на поясе, судя по его сдувшемуся размеру, был почти пуст. На шее висел на ремне ППС. Вещмешок за спиной «похудел» тоже. Гранат на поясе не было. Винтовка СВТ- 40 с оптическим прицелом, с которой он ранее почти не расставался, после того как нашёл её в разбитом ЗИСе за ещё под Гомелем, несмотря на некоторые трудности в эксплуатации, сослужила добрую службу.
Необычное есть свойство у памяти. До сих пор он видит эту сцену спустя столько лет! Ефрейтор Чагринцев пьёт воду, улыбается. Его обступают солдаты. Над его раной уже колдует младший сержант санинструктор Варя. Кто-то из бойцов вскоре принёс мёд в маленьком деревянном бочонке. Угощались мёдом и запивали его водой, заедали кусочками хлеба. Слышался весёлый смех и шутки. Задул прохладный ветерок с болот. И запах, и вкус мёда он чувствовал отчётливо, несмотря на запахи болотной тины, и это чувство согревало его всего.

Май 1945 г. Германия. Берлин и его окрестности.

Эсэсовцы появились, словно из неоткуда. Возможно, прятались где-то в подвалах и подземных дренажных коллекторах. Их фигуры появились из зелёных насаждений и выскочили из развалин. Раздались выстрелы. Бил пулемёт. Выстрелили фаустники. Фаустпатроны разнесли вдребезги газетный киоск и попали в рядом стоящий трофейный грузовик DKW. Тот загорелся. Ещё один фаустпатрон впился в стену с надписью белой краской на немецком языке: BERLIN BLEIBT DEUTSCH! (Берлин остаётся немецким!), взорвался с грохотом, сделав пролом в стене и нарушив целостность той надписи. И она уже совсем нелепо смотрелась без слова BERLIN.
Он видел, как стреляли и падали бойцы из его подразделения и какие-то другие солдаты тоже стреляли и падали. Некоторые отходили, отстреливаясь Он стрелял тоже в надвигающиеся фигуры. Их было много. Рядом с насыпью вновь рванул фаустпатрон. Двое бойцов упали замертво. Замолчал наш пулемёт.
Артиллерийский разведчик старшина Хорьяков, бывший вместе с ними, полулежал раненый в ногу в своём окопчике. Рядом с ним с поникшей окровавленной головой лежал рядовой Васин. Раздавалась стрельба. Отбросив пустой автомат, старшина Хорьяков яростно крутил ручку полевого телефона и кричал открытым текстом в трубку своим осипшим голосом:
- Алло! «Платан»! Я – «Тополь»! Прорыв у нас! Эсэсовцы! Слышишь? Огонь на меня! «Платан», понял? Огонь на м-е-н-я!!!
Он видел, как Хорьяков, швырнув трубку полевого телефона, выхватил свой револьвер из кобуры и стрелял в наседавших эсэсовцев.
Фигуры с форме полевых СС подбегали всё ближе и ближе. Он успел в них метнуть гранату. Увидел и услышал блеснувший яркой вспышкой взрыв. Часть фигур упала. Он знал, что примерно в полутора километрах отсюда артиллеристы из батареи Хорьякова готовятся выстрелить по этому месту из всех своих пяти стволов орудий. Он успел как-то внутренне собраться, готовясь вытащить последнюю «лимонку» из своего глубокого кармана в линялых галифе. И «Платан» понял «Тополя»: через несколько секунд всё потонуло в облаке разрывов артиллерийских снарядов…
Он очнулся в госпитале. Ощупал себя. Вроде всё цело. Ноги и руки на месте. Глова болела и в бинтах. Он вспомнил про бой с эсэсовцами у развалин среди зелёных кустов и деревьев на окраине Берлина. Чем закончился тот бой? Никто ничего не мог ему ответить на этот вопрос. Потом снова забытьё.
Вновь он очнулся в кузове крытого брезентом грузовика. Стал спрашивать и приподниматься. Девушка-санитарка посмотрела на него с укором и сказала:
- Боец, лежите смирно! У Вас контузия. Нельзя резко подниматься! Не разговаривайте!
Оказалось, что их везли к санитарному поезду. Раздался паровозный гудок. Значит станция близко. Вскоре вдруг послышалась стрельба. Автомобиль резко затормозил. Их в кузове шатнуло. Раненый, что был на ногах и сидел на лавке возле выхода, приподнял брезент, высунул голову, а затем спрыгнул на землю, вскрикнув вот боли. Раздались его торопливые шаги. Молодая санитарка, что была с ними, успокаивая их, также вылезла из грузовика, чтобы узнать, что там случилось. Послышался её испуганный и вопрошающий голос. Другие в кузове раненые тоже встревожились.
Капитан-танкист, что лежал слева возле него, весь забинтованный, пробормотал:
- Здесь, слыхал, бродят остатки немчуры. Бегут к союзничкам сдаваться. Рейхстаг штурмовал – не убили! А тут погибать ни за грош!.., - и отвернулся в бессилии к стенке кузова.
А он, нащупывал в карманах хоть какое-то оружие, и вдруг нащупал глубоко в правом кармане брюк ту самую последнюю «лимонку». Вытянул её наружу. Рука привычно легла на ребристую поверхность металла гранаты. Другая рука прихватила кольцо. Стоит рвануть за кольцо и через считанные секунды последует взрыв. Он произнёс:
- Дудки! Живыми не возьмут!
Стрельба тем временем продолжалась. Тут из-за брезента показалось лицо санитарки: - Ребята, победа! Слышите? Победа! Конец войне, ребята!!!
Санитарка плакала. Капитан зарыдал, не пряча слёз. А ему тоже хотелось плакать, но он сдержался. В кузове началось ликование. Это была та самая стрельба, которую он и остальные ждали с нетерпением. Руки разжались, и ненужная теперь «лимонка» лежала рядом с его туловищем твёрдая и согретая теплом его ладони.
Потом уже в санитарном поезде его угостили небольшим куском мёда из соты. Откуда-то же раздобыли, черти?! Он жевал мёд, хотелось пить. Запах и вкус мёда напоминали ему о степном Заволжье, о доме, полях возле него, и деревьях, что около дома раскачивались на ветру, о гудении пчёл у ульев. Теперь он ехал домой.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Мягкий туристический автобус выехал с места стоянки на ул. Батурина ниже расположения Казанского кремля. Виднелись мосты. Ясно просматривалось слияние Волги и Казанки. На рейде недалеко от берега стояла баржа. По акватории проплывал мимо катер. Белая яхта с голубым парусом вот-вот должна была отойти от эллинга. В речной порт с Волги готовился войти четырёхпалубный теплоход. По небу шли неспешно нечастые облака. Слева виднелся крутой склон холма, на котором стоял в своём великолепии величественный Казанский кремль. Из-за крепостной стены и башен виднелись минареты мечети Кул-Шариф. Автобус, петляя по улицам возле Казанского кремля, двинулся в потоке транспорта и вскоре остановился у ул. Баумана рядом с пересечением с ул. Профсоюзной. Правнук Даниил выскочил одним из первых из автобуса и стал делать фото, а потом достав металлическую раздвижную палку, начал делать селфи и хвастался фотографиями, показывая их то ему, то своим соседям по автобусу.
Пока Даниил делал фото, он даже прошёлся немного по ул. Баумана – аналогу Арбата в Москве, любуясь памятником Шаляпину, наблюдая за уличными артистами, посетителями целого ряда кафе и фотографирующихся туристов возле старинной металлической кареты и у большой фигуры полулежащего кота в беседке – символа города. Постоял возле фонтанов с фигурами животных и птиц, ощущая капельки воды на лице, гонимых ветром. Затем все экскурсанты вновь сели в автобус и тот двинулся, наконец, к речному вокзалу. Там у причала их дожидался теплоход. По обе стороны окон автобуса мелькала Казань. Правнук Даниил сидел впереди, и вставив в уши наушники, наслаждался музыкой, кажется забыв обо всём на свете. Молодой человек Сергей, нефтяник из Новокуйбышевска, с которым он успел познакомиться в поездке, сидел на соседнем сидении рядом с окном, что-то ему говорил, но он его едва слышал из-за шума работы мотора. Сергей тем временем фотографировал виды Казани цифровым фотоаппаратом прямо сквозь стекло и попутно старался сделать короткие видеосюжеты по пути, снимая происходящее за окном с помощью камеры мобильного телефона через стекло автобуса. Правнук уже дремал на своём сиденье, сидя на пять рядов впереди в автобусе. Наушники он не снимал. Справа в окне промелькнули берега и вода протоки Булак, одетой в бетон.
Пока Сергей и другие пассажиры что-то там обсуждали, он достал из пакета и открыл коробку с чак-чаком. В нос ударил аромат медового запаха татарского угощения. Кусочек теста в меду так и таял во рту. Это ему напомнило то далёкое ускользающее время…
Неожиданно что-то стало сдавливать грудь. Стало тяжело дышать. Какая-то слабость стала охватывать тело.
- Эй, дедуль, тебе плохо? - спросил, наклонившись сосед Сергей.
Он ему ответил тихо: - Ничего! Сейчас пройдёт! Сейчас достану таблетку…
Рядом через проход справа подала голос Елена, молодая пассажирка из Сызрани:
- Какой там пройдёт! Эй, люди, тут старику стало плохо! Надо бы «скорую» вызвать!
Экскурсовод, миловидная женщина лет пятидесяти, быстро подошла и взглянула на него. На него тоже с тревогой смотрели и пассажиры автобуса. Женщины перешёптывались. Сосед Сергей продолжал: - К врачам бы его надо срочно! Вон какой бледный! Может, инфаркт, а?
Женщина - экскурсовод крикнула водителю, чтобы тот остановился. Она достала мобильный телефон и начала звонить. Вызывала «скорую помощь». Он стал погружаться в какой-то сон. Воздуха по-прежнему не хватало. Во рту был и запах, и вкус мёда после съеденного чак-чака. Он нащупал коробочку с таблетками в кармане, открыл едва её слушающимися пальцами, достал лекарство и сунул его под язык. Немного стало легче. Люди вокруг что-то говорили, шумели. Вдалеке послышалась сирена автомобиля «скорой помощи». Автобус остановился, проехав немного остановку общественного транспорта. Правнук Даниил проснулся, оглянулся назад, привстал, затем стал выбираться с сиденья в проход. Слева виднелась поблёскивающая от лучей солнца поверхность озера Кабан и возвышалось здание театра имени Галиасгара Камала, что они уже проезжали ранее. Дверь автобуса отворилась. Вошли люди в белых халатах. Правнук Даниил уже спешил к нему, с тревогой на лице окликая его. Наушники соскочили и болтались сбоку. А он всё сидел и ощущал, и запах, и вкус мёда.

Январь, 2021 г.