Слеза дождя

Слеза дождя

"Слеза дождя, слеза твоя, слеза моя...
Ну давай оставим нежные слова
Для других!
Слеза дождя, слеза твоя, слеза моя...
Перед небом ты права,
Перед небом ты свободна
И напрасны эти слезы для двоих!"

Начало 90-ых. Мы торопились, надо было всё сделать – как сказали, прилетели ещё до темноты. Мы знали этот дом, здесь уже были не раз. Это был дом на улице Малышева, второй корпус, на бывшем Покровском проспекте. Первый корпус несколько десятков лет назад напоминал корабль: открытые террасы на верхнем и нижнем этажах были похожи на палубы, по которым гуляли жильцы-пассажиры. Архитекторы и строители кинули «якорь» главного корпуса на улице Малышева, а за ним пришвартовали ещё четыре корпуса. Со вторым корпусом архитекторы решили проблему так — на шестом этаже ("шестухе") — квартир нет, лишь длинный коридор и переход по верху со второго корпуса в первый. Поднявшись на лифте во втором корпусе люди могли выйти на крышу, перейти в первый корпус по открытой террасе.
Как ориентир для поиска этого дома, можно было бы считать мемориальную доску поэта Аркадия Яковлевича Коца установленную на фасаде, в торце второго корпуса. Аркадий прожил здесь последний год своей жизни и прославился тем, что сделал самый известный канонический перевод на русский язык текста "Интернационала".
Было жаркое, душное лето. Нагретый асфальт медленно и с большим нежеланием расставался с накопленным за день теплом, едкими ароматами дорожного битума, грязью и пылью. Дышать было нечем. Небольшие островки вкопанных в тротуар деревьев, уродливо подрезанных прошлой осенью, не восстановились от чудовищной обрезки и не справлялись выбросом своего озона с автомобильной загазованностью центральной улицы полуторамиллионного города.
Темнело. Окна в нужной квартире были открыты и через каждые три - пять минут внутри был слышен скрежет открывающихся и закрывающихся дверей троллейбуса и голос водителя: "Остановка Центральный рынок. Двери закрываются. Следующая остановка Юридический институт". Внутри двора, рядом с входом в подъезд и выходом на тротуар центральной улицы, стояла чёрного цвета "Бэха" – сутенёрская машина. Двери автомобиля были открыты, тяжело и громко качали сабвуферы, орала музыка. Кто-то из недовольных и очень смелых жильцов позвонил в милицию. Приехал милицейский наряд. Старший по званию о чём-то переговорил в машине с нарушителями ночного спокойствия и довольный уехал. Музыка стала звучать потише, но зато стали слышны женский хохот и крепкие словечки многогранного русского языка.
Стемнело. Среди ночи, по убедительной просьбе отдыхающего и так и не уснувшего квартала, приезжал ещё раз тот же самый милицейский наряд, но также, не изменив мир к лучшему, уехал. Ночная жизнь неспящего города продолжалась. Была обычная ночная движуха. Другой автомобиль раз за разом подвозил девушек древнейшей профессии – расходились как горячие пирожки. Затем наступило какое-то мимолётное затишье, но продолжалось оно недолго. Между первым и вторым корпусом, у ночного ларька собралась душевная компания. После непродолжительной беседы с продавцом и после распития горячительного, пронзительно заиграл на саксофоне местный музыкант. Он творил шедевры до рассвета. Как это здорово – ты в центре Вселенной! Покой, тишина, звёзды и ты изливаешь свои мысли чувства. Мир у твоих ног, слушает и переживает с тобой! Творческий человек – бутылка портвейна и можно изливать душу под звёздами перед поклонниками всю ночь, в кругу приятных, понимающих и творческих людей.
Прохлада появилась только под утро, поднялся небольшой освежающий ветерок. Напротив второго корпуса, по другую сторону улицы привозили и выгружали на скамейку автобусной остановки уставших после работы девиц. Некоторые были мягко сказать навеселе, нетвёрдо стояли на ногах, но это не мешало им догоняться алкоголем дальше. Отдыхали. Громко шли обсуждения. Обменивались впечатлениями, пели песни. Душа требовала покоя и очищения. Песни были не весёлые, была в них боль, безысходность и страдание.
Это был самый центр города. Не трудно было представить, что происходило на неконтролируемых ночью силовиками окраинах, в рабочих кварталах или в частном секторе.
Мы простояли на уличном подоконнике всю ночь. Стоять под наклоном было не удобно, затекли ноги. Фасады дома всех пяти корпусов уже давно требовали ремонта и напоминали разрушение как после ядерной атаки в голливудских фильмах. В подвале дома десятилетиями из ржавых труб била живым ключом вода, и комары роем стояли у сетки, закрывавшей открытую форточку спальни. Мы прилетали в этот дом и зимой. Комары выживали у обжигающих батарей и в январскую стужу. На "шестухе" у батарей мирно спали бичи. Жители дома уже давно не пользовались лифтом и не ходили по переходу между подъездами и домами. Было опасно. Пахло фекалиями, периодически приезжали милицейские наряды и специализированные машины для перевозки преставившихся людей. У всех своё время, судьба и свой путь ухода в другой мир.
Последний раз в этом доме мы предупреждали своим появлением, знаком грядущее завершение жизненного пути пожилую женщину, жившую на первом этаже со своим алкашом-сожителем. Что-то исправить, изменить для неё уже было не возможно. Она шла по своей судьбе и позже, в течение месяца, её жизнь оборвалась так же как у старушки Алёны Ивановны в романе "Преступление и наказание" Фёдора Михайловича Достоевского. "Родиона Раскольникова" повязали, увезли, и больше его уже никто не видел.
Рассветало. Мы стояли на подоконнике, разминая затёкшие ноги, смотрели на Неё через небольшой просвет между неплотно задёрнутыми шторами и ждали, когда она проснётся. Она спала на правом боку к нам лицом, положив руку под подушку, абсолютно раздетой без ночной пижамы. Заранее приготовленная тонкая махровая простынь упала на пол, и не было необходимости её поднимать и укрываться. Это была немолодая женщина старше бальзаковского возраста. Первые лучи солнца одели её в очень красивый бронзовый черноморский загар. Белый, прозрачный, откровенный, открытый купальник был одет на красивую и уже состоявшуюся фигуру. Ей было бы нужно ещё открыть свои огромные голубые глаза и ослепить мир своей природной красотой. Она спала глубоко и немного тревожно. Что-то в ней происходило. Она смотрела какой-то сон и была активным участником происходящих событий. По лицу было видно, что это была мелодрама: контраст добра и зла, любви и ненависти. Обычно в мелодрамах трагические сцены заканчиваются счастливым концом. Проснётся – расскажет, если успеет запомнить финал сна.
Сон к ней пришёл не сразу. Она долго ворочалась в темноте. Какое-то нехорошее предчувствие. Какие-то внезапные боли мучили уже больше полугода. Это же не значит, что надо бегом бежать в поликлинику. Засыпая, она успокаивала себя: хорошо, что сейчас ничего не беспокоит и можно заснуть, но сон не шёл. Какое-то непонятное состояние: хочется спать, а отключиться, провалиться в сон не можешь. Спишь и всё слышишь – это не сон. Завтра на работу. После такой ночной дремоты целый день будешь как разбитая. С головной болью и повышенным давлением. На улице полный цирк: внизу из машины гремит музыка, хохот проституток. У ларька громкие беседы, пьяные разборки и рвущий бензопилой тишину саксофон. Когда же это всё закончится?! Муж тоже не спит, ворочается с бока на бок. Когда он спит, то его слышно сразу по спокойному и ровному дыханию. Надо что-то делать...
- Шшшшааарик? Ты спишь? ... Я хочу пить, забыла поставить себе на ночь стакан с водой!
Она ещё в молодости стала называть его Шариком. Он был активным и энергичным человеком. Умел организовывать и увлекать за собой друзей на какие-либо совместные дела, путешествия и обычные мероприятия превращал в праздник. И ей оказалось, что он в такие моменты был похож на главного, беспородного, дворового пса Шарика, который, задрав хвост, впереди всех собак бегал по двору в поисках еды и приключений.
- Дуська! Ты тоже не спишь?... На улице полный беспредел и окна не закрыть, душно. Тебе с газом и сиропом за три копейки? Не усни без меня, дождись, я мухой!
В ответ на своё прозвище Шарика, он стал называть её сокращённо Дуськой (Дульсинея Тобосская) и как Дон Кихот посвящал своей даме сердца все свои подвиги.
Он вскоре вернулся, принеся два больших фужера и открытую бутылку красного полусухого вина из холодильника. Охлаждённое вино – это неправильное обращение с напитком, теряется букет ароматов, но как нельзя лучше охлаждает и восстанавливает уставший от духоты организм. Очень хотелось пить, и бутылка опустела быстро. Затем качественный, добротный секс с человеком, которого она любила всю жизнь. С которым она вырастила сыновей и безумно была счастлива от внука и внучек.
Через десять-пятнадцать минут она уже крепко спала, не подразумевая, что этот секс в её жизни был прощальным.
Многие люди живут настоящими и боятся узнать своё будущее. Неизвестное манит к себе познанием нового и интригующими открытиями. Человечеству интересно узнать, что будет с миром через 10-50-100 лет. Какая будет жизнь у последующих поколений, у внуков, правнуков. Ведь в них заложен наш генетический код и продолжение нас самих. Нам не безразлично кем они будут, как у них сложится жизнь. Хочется чтобы они были здоровы и счастливы. Очень интересно то, что будет с другими, только не личная судьба. Шаг в познание своего будущего сдерживает страх и возможное разочарование: грядущая болезнь, ранний уход, нищета, преждевременная потеря близких. Что-то нежелательное будет обязательно у каждого из нас. Только что? Очень хочется вечного здоровья и человеческого счастья. Но человеческая жизнь так устроена, что боль и страданий не избежать. Можно только что-то предчувствовать, опираясь на чутьё и знаки, которые нас преследуют, а может быть ведут по жизни, по судьбе.
Мы прилетели вдвоём. Вдвоём, потому что первой уйдёт Она и через два дня будет следующая из семьи. Первая даже не узнает об этом. Второй узнать о первой будет тяжелее и она уйдёт следом. Мы должны только предупредить. Люди сами всё чувствуют и всё понимают. Наша задача чтобы они увидели, прочитали этот знак и успели подготовиться, проститься с родными и близкими. Уже ничего изменить не возможно, не надо даже пытаться. Это глупо. Оттяжка времени? Зачем? Задержка по времени может только усложнить, да и уходить будет больнее. Надо просто успокоиться, никого заранее не огорчая, попрощаться. Лишний раз не беспокоить, наплачутся ещё ...
Всю ночь мы просидели на подоконнике, ждали когда Она проснётся. Нам не спалось. Как люди могут так глубоко спать в таких кошмарных условиях?! Было тяжело ей сообщить. Мы переживали. Почему это доверили нам, нашли бездушных! Может быть потому что мы не можем лаять, выть и жалобно мяукать. Может быть так лучше для Неё?
Она проснулась с первыми лучами солнца, вышла из спальни, быстро вернулась, раздвинула штору и увидела нас. Мы молчали. Мы ничего не могли сказать. Она стояла, смотрела на нас и тоже молчала. В глазах у неё был ужас. Обычные птицы боятся человека и сразу улетают. Мы не торопились, смотрели на Неё. Она поняла сразу и всё. Может быть она уже давно предчувствовала неизбежность ближайшего своего будущего и ждала знака. Ей было страшно. Она вспомнила то что ей говорила про себя её бабушка Муся: "Закончился жизненный билет".
Она смотрела на нас. Мы смотрели на Неё. Красивая, умная, чувственная женщина. Она разбудила мужа и сказала, что на подоконнике сидят две большие птицы и не улетают. Сказала, что ей страшно, и она боится. Он подошёл к окну, пугнул – махнул рукой. Птицы бесстрашно сидели на подоконнике. Он открыл окно.
Мы ещё последний раз посмотрели на Неё и полетели. Она видела нас и всё поняла. Мы свою миссию выполнили, предупредили. Мы не можем чем-то помочь, что-то изменить. Ей пора. Время пришло! Нам очень жаль...