История Барса, кота сиамского

История Барса, кота сиамского.


Барс был сиамский кот размером с небольшую собаку и весом около десяти килограммов. Он выглядел как обычный сиамский кот: кофейного цвета с почти черными лапами и мордой, но был огромен, и глаза у него были не голубые, как полагается сиамцам, а серо-стального цвета, как у героев голливудских боевиков.
На самом деле Барс был Личностью и Джентльменом в образе кота. Этот образ его явно тяготил, и это чувствовал каждый, кто с ним встречался. В нашем доме он был главой семьи, определявшим весь ее уклад. Кто-то из друзей назвал его «некошачий кот», и никому никогда не пришло в голову называть его Барсиком. Только уважительно – Барс.
Впервые мы встретились с ним душным июльским вечером на улице Хайфы. Он сидел на тротуаре у входа в сияющее здание банка и презрительно смотрел на мир. Он был худ, грязен и очевидно болен, трудно дышал, а на груди вокруг длинной узкой, как бы ножевой, раны запеклась кровь. Несколько человек образовали вокруг него маленькую толпу, обсуждая, что с ним делать. Какая-то женщина опустилась перед ним на корточки. Сотрудница, с которой мы вместе возвращались с работы, за руку оттянула меня со словами «Он же больной, наверняка заразный, и та женщина его берет». Позже, когда мы простились, я все-таки вернулась к банку, но кота там уже не было.
Следующий день был выходным. Пробегая мимо банка, я опять увидела на другой стороне улицы вчерашнего кота. Я перешла улицу и остановилась в ужасе. На месте одного глаза у кота был сплошной кровоподтек, а морда опухла до неузнаваемости. Он уже не мог сидеть, бессильно лежал на тротуаре, его шерсть шевелилась от насекомых, прохожие обходили его по проезжей части улицы из-за исходящего от него запаха. Вдруг он подполз к моим ногам и стал тыкаться в них головой. Не взять его было невозможно. Побрезговав поднять кота голыми руками, я завернула его в полиэтиленовый пакет и потащила домой. Кот оказался неожиданно тяжелым, и мне несколько раз пришлось останавливаться и класть его на скамейку. Каждый раз он вопросительно мяукал, а я его утешала, что вот еще немного и мы придем.
Дома мы с сыном его вымыли, промыли рану, глаза и нос, и кот немного ожил, но ни пить, ни есть не стал. Зато пространно пытался нам что-то объяснить, рассказать, и его мяуканье казалось осмысленной речью на незнакомом языке.
На следующее утро вместо работы я повезла кота к ветеринару. Кот ни за что не хотел сидеть в сумке, но всю дорогу в автобусе спокойно лежал у меня на коленях. Мы были на месте за час до открытия клиники, но к счастью, ветеринар уже был на месте. Ему не удалось скрыть своих чувств при виде кота. Рана, по его словам, была ерундой по сравнению с тем, что кот, видимо, провел много дней на жаре без воды и пищи и просто высох. У него был жестокий бронхит, а из-за насморка кот почти не мог дышать. Ветеринар обещал проверить его почки, сделать рентген и поставить капельницу, но если почки отказали, то кота придется усыпить. С этим я и пошла на работу, чтобы вернуться вечером.
Начальнику пришлось объяснить, почему я опоздала. У него самого была собака, и он знал всех городских ветеринаров. Когда я перечислила, что ветеринар собирался сделать коту, шеф замахал на меня руками: «Как ты выбрала самого дорогого ветеринара в городе? Да ты знаешь, что тебе всей зарплаты не хватит с ним расплатиться?» Потом немного остыл и посоветовал:
- Не ходи к нему вечером, не станет же он тебя разыскивать. Если кот не выживет, так и говорить нечего, а если выживет, - ты говоришь, он породистый, - ветеринар найдет ему хозяев, на улицу не выбросит.
- Нет, я пойду, кот меня ждать будет. А оплату попрошу разбить на платежи, не убьет же он меня.
- Нет, ты точно ненормальная. За те деньги, что он с тебя возьмет, всех хайфских кошек скупить можно, а по помойкам сотни бесплатных бегают.
Я твердо решила идти, но на душе было неспокойно, и для смелости я позвала с собой подругу. Довольный ветеринар сказал, что все не так плохо, как он ожидал. Кот молодой, крепкий, выживет. Показал нам рентгеновский снимок – все кости целы, а стоять не может от слабости. Почки работают, рана уже сама заживает. Кормить надо детским питанием для котят-сирот, корм он нам даст, лекарства тоже. Если возникнут осложнения, сразу звонить и приходить.
Кот еще был под наркозом и лежал под капельницей. Я взяла кота, подруга - еду и лекарства, и мы остановились в недоумении. «Что-нибудь непонятно?» - спросил ветеринар.
- Да нет, все понятно, но я же должна тебе заплатить.
Mолчание. С сомнением смотрит на нас. Наш акцент и внешность не оставляют сомнения в new-эмигрантском статусе.
- Ну, 150 шекелей можешь? (А это меньше стоимости только рентгена.)
- Могу, могу!
Какое счастье!
Назавтра начальник не мог мне поверить: ветеринар славился в городе своей жесткостью в денежных вопросах.
Дома мы долго спорили, как назвать кота. По своему виду и благородному происхождению, он безусловно имел право носить самое красивое имя, но из суеверия – вдруг не выживет – назвали его Барсиком. Но он был кто угодно, только не Барсик. Так кот стал Барсом.
Около месяца кот отлеживался, поднимаясь только поесть и в туалет. Чистоплотен он был необыкновенно. Пока не мог ходить, ползал к туалету, но на руках себя носить не позволял. Безропотно позволял делать уколы, запихивать в рот лекарства, чистить нос и уши, и ел все, что предлагалось. Но сначала инспектировал наши тарелки и пробовал с каждой.
Место Барс выбрал себе на диване напротив телевизора. Очень любил смотреть фильмы, новости, и особенно передачи о животных. Терпеть не мог современную музыку, особенно рок. На нас смотрел с напряженным вниманием, явно стараясь понять, о чем говорим и что делаем. Каждый раз, когда я выходила из дома, кот панически мяукал и рвался за мной. Если я шла не на работу, то брала его с собой. Купили ему красивый голубой ошейник и поводок. Он ходил на поводке, как собака, к удовольствию местной публики, которая по вечерам обычно всей семьей сидела во двориках с кофе и кальяном.
Однажды почтенная марокканская семья хором пыталась меня вразумить, что это кошка, а с кошками так не гуляют. «Да нет», - говорю я, - «это собака».
- Что ты, гверет (госпожа), какая же это собака, это сиамская кошка!.
- Правильно - отвечаю, - сиамская, но собака.
От моей уверенности они начали сомневаться, то ли в моих умственных способностях, то ли в том, что это действительно сиамская собака.
Барс явно считал меня своей личной и неделимой собственностью. Единственный человек, которому дозволялось ко мне приближаться и прикасаться, был мой сын. Все остальные подлежали немедленному укусу двухсантиметровыми клыками, обычно за щиколотки. Сначала он брал зубами гостя за сухожилие и медленно сжимал челюсти. Если же гость не понимал вежливого намека, его кусали уже до крови. Если кто-то предусмотрительно надевал толстые непрокусываемые носки, кот прыгал и кусал за коленки. Он обладал необыкновенной прыгучестью. Вскочить на верх буфета одним прыжком для него не составляло никакого труда, но на верхней части шкафов оставались глубокие царапины от его задних лап.
Если же мы с Барсом сидели на диване, никому не дозволялось садиться на тот же диван. Метод изгнания чужака был не столь кровав. Кот просто ложился на бок и упирался в захватчика всеми четырьмя когтистыми лапами, сталкивая его с дивана. Перевоспитать кота было невозможно, оставалось смириться. На гостей, ведущих себя «по правилам», Барс презрительно не обращал внимания. Но на всякий случай поглядывал, куда это гость направился и зачем. Среди родных и друзей были два-три человека, которых он ненавидел (думаю, не без причины) и всячески изводил. Одну довольно хрупкую даму кот подкарауливал, спрятавшись за шторой в коридоре, и неожиданно ударяя всем телом ей под коленки, сбивал ее с ног. Он рвал и разбрасывал ее вещи, а когда она уехала от нас и оставила какую-то свою одежду, упакованную в пакет, Барс разорвал пакет и все испачкал. Вещи пришлось выбросить.
Однажды у сына в квартире завелась мышь, и он попросил одолжить ему Барса на недельку. Надо сказать, что Барс очень любил ездить на машине. Если брали его с собой, он бежал впереди нас, первым влетал в дверь и усаживался на переднее сиденье рядом с водителем. В крайнем случае, был согласен сидеть у меня на коленях и гордо смотреть в окно, положив лапы на панель. Ни о каких корзинках, сумках или кошачьих домиках и речи быть не могло. Даже в общественном транспорте, что приводило иногда к недоразумениям с другими пассажирами, особенно бывшими соотечественниками. Поэтому и в этот раз он охотно забрался в машину сына и поехал. Вернули его через 2 дня. Кот орал, скандалил, потом ушел по балкону к соседям и устроил у них форменный погром. Мы наконец догадались, что кот хочет жить только у себя дома.
Как только Барс более или менее поправился, он отвоевал себе право свободного входа и выхода (из чего мы заключили, что его бывшие хозяева владели, как минимум, виллой). Первый раз он «вышел» из окна второго этажа, который по высоте был как московской четвертый. Когда я вернулась с работы, он ждал меня на коврике под дверью целый и невредимый и встречал мерзким сиамским «мявом», в котором явно звучало: «Где ты пропадаешь, когда Нашему Величеству давно кушать пора». После этого он спал целые сутки. Пришлось закрывать окна, и выпускать кота погулять утром на полчаса - час и через дверь.
Он быстро приспособился к режиму, но иногда опаздывал ко времени, когда мне надо было идти на работу, и тогда оставался на улице. Точнее, не совсем на улице. Поорав под своей дверью и поняв, что дома никого нет, кот шел знакомиться с соседями, то есть мяукать под другими дверями. И подружился с двумя семьями, которые пускали его в гости. Первым делом в гостях он шел на кухню и требовал открыть водопроводный кран. Пил он только проточную воду. Если угощали, мог вежливо что-нибудь попробовать, но помногу не ел. Потом разваливался напротив телевизора и требовал его включить. Тогда мог и подремать. Но ближе к 6 часам (и как только он определял время?) Барс подходил к двери и просил выпустить его. Он занимал свой пост на коврике под своей дверью и ждал меня. Если я задерживалась, еще из холла на первом этаже я слышала его возмущенный монолог.
Соседи же и просветили меня, как кот выбирается из квартиры, когда меня нет дома, а у него появляется охота погулять. Окна на первом этаже нашего дома были защищены фигурными решетками, а над балконом первого этажа был пластиковый козырек-крыша. Кот спрыгивал из окна на этот козырек (со временем в нем образовалась серьезная вмятина) и как обезьяна спускался по решетке, цепляясь за нее лапами. Сначала я не поверила, но однажды соседи позвали меня, чтобы я увидела это скалолазание своими глазами.
После первой же самостоятельной прогулки кот вернулся без ошейника, на котором мы наивно написали адрес и номер телефона на случай, если он потеряется. Мы еще несколько раз покупали ошейники, но кот постоянно возвращался без них и на вопрос «Опять ошейник пропил?» только урчал. На последний ошейник я поставила заклепки, но на третий или четвертый день Барс опять вернулся без него.
Несколько раз Барса крали. Иногда он позволял чужим людям себя гладить, однако никогда не давался в руки – кусался. Но однажды он пропал на двое суток и вернулся с метровым обрывком размочаленного пластикового шнура на шее, который он, видимо, перегрыз. После этого несколько дней отсиживался дома, а потом опять загулял. В другой раз он пропадал три дня и приковылял на израненных обожженных ногах, на подушечках были пузыри, он лежал на спине и жалобно стонал, протягивая мне лапы. В следующий раз появился чистый, благоухающий дорогим шампунем и украшенный ленточкой на шее, как загулявший муж. Только следов губной помады не хватало...
В округе, благодаря теплому климату и «богатым» помойкам, водилось великое множество бездомных котов. Поэтому Барс редко возвращался без боевых ран и отметин. Иногда попадались ему под горячую лапу и собаки, и даже дети, если хотели его схватить. Я не раз наблюдала из окна, как собака, в несколько раз больше него самого, улепетывает, поджавши хвост. Барс в драке казался еще больше, чем он был на самом деле – шерсть на спине стояла как гребень у панка, а хвост был похож на ершик для мытья бутылок. Кот изгибался, наклонял голову и, угрожающе рыча, боком наступал на врага. Зрелище было впечатляющее.
Однажды Барс спас меня от ночных воров. Летом я спала на застекленном балконе, окна из-за жары были открыты. Барс всегда ночевал дома и спал на подушке около моего диванчика. Около двух часов ночи два вора залезли по решеткам первого этажа на мой балкон. Этим летом было много таких краж: воры забирались через окно, проходили по квартире, собирая все, что под руку попадется, затем выходили через дверь, прихватив ключи. Я сама ничего не слышала, а узнала наутро от соседки из дома напротив. Ей не спалось, и она все видела со своего балкона. Она мне поведала, что «ваша белая собачка набросилась на воров, странно так лаяла, они испугались и вылезли обратно через балкон».
Почему она сама не крикнула или не позвонила в полицию, так и осталось для меня загадкой. С этого дня, кроме Барса, я всегда держала рядом с собой молоток.
Однажды вечером Барс пришел домой вместе с чистенькой красивой рыжей кошкой, по виду совершенно домашней. Они поели и явно решили пожить тут вдвоем. До сих пор не могу себе простить, что на следующее утро выставила его избранницу за дверь. Основная мысль была, что хозяева о ней волнуются, да и мне забот с одним котом хватало. Кошечка посидела еще на площадке и исчезла. Больше я ее в нашем районе не видела.
А Барс продолжал свои уличные бои. Драки приводили к тому, что он постоянно страдал от ран, абсцессов и миллионов блох, которыми противники обменивались в бою. Я лечила его сама, но не всегда успешно, поэтому кот стал постоянным пациентом ветеринара. Половина морды выбривалась, абсцесс вскрывался, края раны скреплялись металлическими скобками, и кот становился похож на дикого металлиста. Ветеринар шутил, что нам давно положен у него абонемент.
Иногда мне приходилось уезжать на 2 –3 недели, и Барс оставался или с моим сыном, или с подругой. Им он милостиво разрешал за собой ухаживать и не кусал их за ошибки. Но меня отпускать не любил и всячески противодействовал отъезду: мешал складывать вещи, не давал открывать чемодан, садясь на него. А накануне последней поездки принес в зубах живую мышку и положил к моим ногам – дескать, не уезжай, я сам тебя прокормлю. Мышка убежала под диван, и полночи мы пытались ее оттуда выгнать. В конце концов, Барс сам ее поймал, но есть не стал. Он не ел мышей, что не мешало ему их исправно ловить.
А на следующее утро я уехала и отсутствовала две недели. Каждые два-три дня я звонила домой сыну, и он мне подробно рассказывал, как они с Барсом живут. Когда я вернулась, то сразу поняла, что с Барсом неладно. Он почти не ел, не играл, не хотел гулять, от меня не отходил. Сын рассказал, что он очень тосковал, каждый вечер ходил встречать меня с работы, как обычно, по несколько раз за вечер возвращался домой и снова бежал на улицу. Но когда я приехала, особой радости не проявил. Он был уже тяжело болен, обострились старые болезни почек, и спасти его не удалось.

Прощай, Барс. Ты был мне верным другом в одинокий и трудный период моей жизни. Надеюсь, что когда придет мое время, ты встретишь меня в конце того туннеля, которым заканчивается наша жизнь, и возьмешь в свой кошачий рай.